Текст книги "Тенепад"

ЛИМБ

Когда это случилось, Олден, Адель, Ева и Джек как раз устраивались в кофейне. А потом вдруг всё изменилось. Так невыносимо странно, так не передаваемо! Интересно, сходят ли люди с ума из-за подобного? Или это лишь остановка на пути, по которому просачивается безумие в сознание? Шурша, словно насекомое в мозгу, или шелестя опадающими жухлыми листьями вечности? Сравнение зависит от степени помрачения, но оно обязательно должно начинаться на «ш». Ева ненавидела все слова, начинающиеся с этой буквы. В большинстве них крылось то, чего она боялась больше всего на свете. Зло.

Только что они усаживались в мягкие кресла, а в следующий миг уже находятся среди огромного количества таких же растерянных, как и они сами, людей. Под высокими сводами уместными в готическом соборе распространялось странное свечение из ниоткуда – ни окон, ни искусственного света здесь не было. И вообще крыша ли это? Или новое небо? Оглядевшись, Ева заметила колонны, укрепляющие своды, но в целом, помещение, в котором они все оказались, выглядело бескрайним. Так что всей этой многотысячной толпе места хватало вдоволь. Из-за отсутствия толчеи как таковой, складывалось впечатление, что это здание и есть новая реальность, их жизненное пространство. Вдоль белесой стены были проложены странные рельсы, так что вполне могло быть, что пол совершенно не там, где Ева привыкла считать. Кто знает? За гранью безумия всё выглядит совершенно иначе. Люди испуганно переглядывались, пытаясь сбиться в небольшие группки – с ранами, травмами, посиневшие или наоборот пылающие в агонии, перекособоченные, окровавленные, и все, как один, мертвые. Ну практически…. Люди разных национальностей, они говорили друг с другом на одном языке, возможно, даже не понимая этого. А потом они решили построить Вавилонскую башню… – подумала Ева. А еще здесь было много дверей с круглыми лампами, тянущихся вереницей вдоль противоположенной рельсам стены, и Бог его знает, до каких пределов. И каждая имела свой номер, но с того места, где стояла Ева, различить их не представлялось возможным.

– Где мы? – взволнованно спросила Адель.

– Я не знаю. – ответил Олден.

– Но ты же Старик, ты должен всё знать! – на грани тихого срыва проныла та и взглянула на часы – те безнадежно остановились на девяти вечера, хотя это без учета пятичасовой разницы во времени.

Олден обнял ее за плечи, прекрасно понимая состояние, поскольку чувствовал то же самое. Но Адель пока еще отказывалась сдаваться, чувствуя себя попросту загнанной в ловушку. Она залезла в сумку, громко звякнув ключами и косметикой, и, наконец, выудила мобильный, тут же столкнувшись с новым разочарованием – сети не было.

Внезапно послышался нарастающий скрежетчатый гул. Дребезжало так, словно старая проржавевшая дрезина громыхала по рельсам. Именно такую картинку нарисовала себе Ева, чье воображение было развито до болезненного, но в таких вещах редко ошибалось. Того же мнения оказалась и Марта, стоявшая в компании с Эриком и Джеймсом Харрисом в противоположенном конце зала. Благодаря отцу она обладала отменным, если не сказать уникальным слухом, но всё же источник звука первой приметила Джулс, которая всегда замечала всё и вся, нужное и ненужное, существующее и придуманное. Она стояла одна одинёшенька, если не считать такку, прижатую к груди, и перебирала пальцами пулю в кармане. Это заметно успокаивало, хотя и не так, как если бы она находилась сейчас рядом с Лиландом или вообще с кем-нибудь, положа руку на сердце. Но признаться в подобном девушке, привыкшей противопоставлять себя окружающим и держаться особняком – ой, как непросто. Джулиана не теряла из виду Марту, и еще казалось, что она разглядела тех двоих, попавших в аварию.

По рельсам, проложенным вдоль стены где-то в четырех метрах над полом, к ним громыхая ехал вагончик, с огромным лобовым стеклом и единственной дверью с боку.

Растерянные люди испуганно задирали головы кверху. Они едва ли понимали, как здесь оказались, почему и что произойдет в дальнейшем. Наконец, монорельс остановился и под напряженные возгласы разъехались в стороны двери, а спустя драматическую паузу выехала и платформа, устланная красным ковром, чем-то похожая на трамплин, и напомаженный мужчина в карнавальном костюме горделиво выступил к публике. На нем был золотой парчовый камзол, пузатые, словно арбузы, шорты того же цвета и качества в насыщенную зеленую полоску и натянутые поверх черных латексных леггинсов. Обутый в лакированные лоферы черного цвета с каблуками несколько выше, чем принято носить в мужском обществе, он лучисто разулыбался всем присутствующим. Его лицо выражало само радушие и крайнее восхищение происходящим. Финальным аккордом его небывалого туалета была огромная черная бархатная шляпа с широкой и плоской тульей.

– Я безмерно рад приветствовать вас в Зале Пребывания! – торжественно провозгласил он. – Я Распорядитель, и обращаться ко мне следует именно так!

Люди, находящиеся в зале, напряженно переглянулись. Никто ничего не понимал, продолжая бесконечно удивляться тому, что происходит вокруг. К примеру, как Распорядителю удается говорить столь громогласно, что слышат абсолютно все?

– Вы вступаете в совершенно новую стадию существования. – жизнерадостно объявил он. – Ни с чем несравнимый виток бытия! Вы стоите на пороге самопознания и новых свершений. Вы увидите своими глазами, как устроена Вселенная, и когда-нибудь окажетесь на вершине блаженства, понеся наказание за нечестивые поступки, но всё это после…. Сначала вас ждет приключение! Сначала вас ждет Лимб!

После этих слов Распорядитель восторженно захлопал в ладоши, но в зале его последнее слово произвело двоякое впечатление. Даже те, кто услышал это слово впервые, не спешил разделить радость Распорядителя, хотя и нашлось всё-таки пара десятков расслабившихся и подумавших, что всё в порядке, всё хорошо. Они в нужном месте. Всё под контролем. Те же, кто хоть немного был знаком с религиозным учением, знал, что Лимб – это своеобразный отстойник между Раем и Адом, замкнутое и весьма сомнительное местечко, выхода из которого нет. Легендарный Ад для философов, воспетый Данте. Может быть, Распорядитель использовал это слово в переносном значении? Ну не мог же в прямом?!

Олден болезненно сжал плечо Адель, и та наконец вспомнила, что вообще-то, правая рука у него сломана… так откуда столько силы?

– Это что, какое-то телешоу?! – выкрикнул Джеймс Харрис из другого конца зала.

Марта и Эрик испуганно от него шарахнулись. Распорядитель выглядел неподдельно удивленным.

– Телешоу? Хм… телешоу, это, мистер Харрис, для живых…. А здесь совершенно другие развлечения.

– Для живых? Что это значит? – напряженно спросил тот.

– Это значит… – не без иронии ответил Распорядитель. – Что если вы находитесь в этом зале, то, значит, мертвы.

Джеймс разул глаза и уставился на Марту, у которой в свою очередь тоже отвисла челюсть. Да и вообще нельзя сказать, что вся эта огромная масса людей отреагировала спокойно на эту новость. Волна изумленных испуганных возгласов прокатилась по залу. Хотя… не такой уж силы была эта волна, словно люди какой-то частью своего сознания понимали, что все они отнюдь не везунчики, выжившие в страшных авариях, после сердечных приступов, восставшие с каталок в реанимациях к неудовольствию уже заждавшихся патологоанатомов или врезавшиеся в асфальт по собственному желанию. Удивление окружающих носило скорей скорбный характер, а вот Джеймс перепугался не на шутку. Он хоть и не понимал, что здесь происходит, но каким-то тридесятым чувством понимал, что пришел по адресу, последовав совету доктора Филипса. Он держался Марты, и произошло то, что произошло. Дьявольский переход в Лимб.

Марта с Эриком в свою очередь, словно рыбы, выброшенные на берег, выкатили глаза и без конца повторяли – что? что? Не такого приключения она ждала всю свою жизнь…. Определенно. Выше ожиданий, можно даже сказать. А самое главное – как они с Эриком сюда попали? Вот вопрос на миллион. Ладно, Джулиана с дырой во лбу. Ладно, пара влюбленных, или кем они там приходились друг другу, просто встали и пошли, как гребанные зомби. Когда они-то с Эриком успели?.. А Джеймс Харрис? Последние полчаса, пока обрабатывали раны Джулианы, они провели вместе. Он просто держался неподалеку, но совершенно точно в поле зрения. Может, он умер от горя, пока пил капучино из больничного автомата? Или кто-то запустил смертоносный газ в приемном покое. Ну если только…. Нет, здесь, определенно, имеет место быть какая-то ошибка. Но Марта пока не спешила заявлять об этом, понимая, что приключение на этом окончится.

Адель, находящаяся в другом конце зала, отшатнулась от Олдена и глянула на него умоляюще, но тот лишь сосредоточенно смотрел в ответ. В ее глазах застыл немой вопрос, но в очередной раз тот, кого прозвали Стариком, не знал на него ответ. В его голове роились те же самые вопросы, что и у Марты. Где? Каким образом? В какой момент? Может, во сне? Может, всё это вообще снится, что принять и представить гораздо легче?

– А теперь, – торжественно продекламировал Распорядитель. – Я буду называть номера дверей и имена присутствующих, а вы должны будете незамедлительно проходить в указанную дверь без лишней суеты, и, не задерживая остальных.

– И что же нас ждет дальше?! – выкрикнул всё тот же Харрис, и был поддержан десятками несмелых возгласов.

Среди всех этих людей, которые своевременно подошли ближе к дверям, чтобы разглядеть номера, Джеймс был единственным способным бросить вызов кому угодно, потому что томился от лютой ненависти к себе и вообще ко всему окружающему. Его бы не сломила ни одна пытка в мире. Мертв? Теперь для него это означало – там, где Марни. Шанс всё исправить.

– Вас ждет дверь, мистер Харрис.

– И что за ней? Там есть и другие мертвые? Предшественники?

– Слишком много вопросов, любезный. – лучезарно улыбнулся Распорядитель. – Я думаю, стоит начать именно с вас, коли вы проявляете такой неподдельный интерес.

С этими словами он достал из-за пазухи айпад, страшно удивив всех, кто смог это разглядеть.

– Дверь № 5, мистер Харрис. Прошу.

Джеймс обернулся, увидев, что ближайшая к нему дверь носила трехзначный номер, что гарантировало ему путешествие в другой конец зала. Он упер руки в бедра и криво усмехнулся.

– Издеваетесь?

– О, ну что вы!? Вовсе нет. – искренне сказал Распорядитель, и извиняясь ткнул пальцем на айпад, мол, так написано. Что поделаешь? – И прошу вас поторопиться.

– А что если я войду в эту? – бросил Джеймс, кивнув на ближайшую к нему дверь с номером двести четырнадцать.

– То никогда не получите ни единого ответа на свои вопросы.

Смерив того оценивающим взглядом и подумав с минуту, Джеймс пришел к некоему заключению и уверенно зашагал вдоль стены.

– Правильное решение! – похвалил Распорядитель.

Марта, было, хотела дернуться следом, но Эрик мягко положил ей руку на плечо. Вечный сдерживающий фактор.

Через несколько минут под пристальными взглядами всех присутствующих Джеймс добрался до двери и вопросительно посмотрел на Распорядителя. Он был крутым парнем, детективом, серьезные преступления расследовал порой, имел кучу связей и мог достать, что угодно, но за последнее время Харрис сильно сдал свои позиции. Его сердце словно искало причину порваться в клочья, цепляясь за малейшие предлоги, пока не отыскало подходящий. Но сейчас он снова оказался в строю, в игре, в которую так любил играть, словно пес на привязи, которого вот-вот спустят, чтобы тот взял след. Былая уверенность возвращалась, и от слез уже не осталось и следа.

– Ну смелей же! – подбодрил Распорядитель, и Джеймс буднично вошел в дверь № 5, мигнув довольно сочным пейзажем.

Оптимистичное зрелище, надо сказать, но почему-то у Адель от него мурашки побежали по спине. Она чувствовала себя, как в ловушке, пряча лицо в объятиях Олдена. Она ведь не мертвая!!! Однако через полчаса ее имя было всё же названо…. И снова дверь № 5. Сначала Олден, потом она следом. Слава Богу, вместе! Слава Богу, одна дверь! Если бы ее отправили куда-то еще, Адель бы уж точно никуда не пошла, а так… со своим другом, да хоть на край света.

Когда назвали Олдена Макнелли, стоящая в другом конце этого зала Джулиана испытала какие-то смешанные чувства. Понятно, что и речи быть не могло, чтобы разглядеть человека, носившего это имя, но отчего-то ей очень этого хотелось. Имя показалось Джулс знакомым, но при ее мизантропии она не могла с уверенностью утверждать, что знакомство носило приятный характер. В любом случае совсем скоро ее внимание переключилось на Агнес и Брендона, которых пригласили в дверь № 312, и путь им предстоял неблизкий.

Хорошо бы с ними… – подумала Джулс, но подобного не случилось.

Где-то еще через двадцать минут назвали Марту Дрейк и дверь № 69, и сразу за ней – Джулиану Коваль к величайшему неудовольствию последней. Эта рыжая пигалица дико ее бесила. Кажется, она даже издала приглушенный вымученный вопль, прежде чем войти в дверь.

Еще через некоторое время очередь дошла и до Евы, держащей на руках Джека с беззубой свернутой челюстью и откушенным наполовину языком. Она отправилась к двери № 312 за Брендоном и Агнес, которых не знала. В зале оставались еще пара тысяч человек, распределение которых заняло чуть более часа, а когда за последним закрылась дверь, в кабине зазвонил телефон. Распорядитель беспечно улыбнулся, зажав подмышкой айпад, и зашел внутрь, вслед за ним въехала и его красная ковровая дорожка. Самый обычный радиотелефон Сименс возлежал на пухлом бордовом диване с кистями на подлокотниках и бахромой. Пожалуй, его единственной отличительной чертой были клавиши с буквами вместо цифр. Двадцать одна клавиша. Также у этой трубки не имелось базы.

– Да-а-а? – мелодично растянул он, словно кот.

– Спасибо, друг. – ответили на другом конце.

– Всегда, пожалуйста, Каин. Но учти… Лимб – не место для живых. Он для мертвых-то сущее мученье, а для живых вообще кошмаром может обернуться. Там и умереть недолго….

– Я знаю. – приглушенно ответил Каин. – Но я должен отправить этих двоих, чтобы они взяли след. А иначе никак.

– Что ж… – вздохнул Распорядитель. – Вам вершителям видней. Но за ними надо будет присматривать.

– Знаю, друг. Сделаю всё, что смогу, но мои возможности, как ты знаешь, ограничены. Это здесь у себя я могу беспрепятственно вмешиваться, а в Лимб мне хода нет, как сказал один небезызвестный нам обоим персонаж.

– Понимаю-понимаю… – затараторил Распорядитель, испытывая острую необходимость уйти от этой темы, однако ж всё-таки заметил. – Но даже для всесильных дверь может не открыться, отдав предпочтение кому-то совершенно неожиданному, как ты помнишь. Чистые помыслы и сердце храбреца всегда в цене.

Каин инстинктивно дернулся рукой к груди, где под футболкой прятались его шрамы… его печать. Когда-то он пытался вырезать собственное сердце, чтобы проверить, умрет ли…. Храбрецы так себя не ведут. Хотя это было так давно.

Распорядитель прав, если он хочет спасти свою любимую и избавиться от проклятия, то, прежде всего, должен думать не о ней или о себе, а о всеобщем благополучии. Бог любит храбрых и чистых помыслами. А жизнь без Чарли вновь станет невыносимой. Ведь никто не хочет быть одиноким, даже если обречен на это. Если Каин потеряет ее, то превратиться в того, кем стал Джейк. Иронично, не правда ли? Легко давать советы, а внутри все одинаковы.

Он не верил в чудеса, зная, что рано или поздно, она умрет. Дни отбирали Шарлин, а ведь иллюзия вечности держалась какое-то время, пока Каин не понял, что его проклятие не распространяет на нее свою силу с той мощью, как ему хотелось бы. Дни отбирали у него всё. Дни даже не позволяли ему ничего иметь. Всё как планировалось. Первый человекоубийца, вечный символ, назидание всем. И плевать на причины. Кому вообще они интересны? Один как перст. А меж тем Каин испытывал неутолимую жажду счастья. Немудрено, что некоторые заскучавшие нарекли его вампиром. Весьма точная ассоциация.

Если она умрет, он просто закроется ото всех, засядет в какой-нибудь дыре и будет так жить до конца времен. И к черту добро и зло в своем нескончаемом противоборстве. Этому всё равно нет предела. Одной пешкой станет меньше на шахматной доске Бога. Ничего не изменится, всегда отыщется новый герой храбрый сердцем и с чистыми помыслами. Пусть поборется за Баланс, пока кровь кипит, а идеалы чего-то да стоят. А с Каина, пожалуй, хватит. В конце концов, он никогда не пытался выслужиться перед Богом, чтобы получить свое прощенье. Просто делал то, что должен был, что считал правильным. Вот и всё. А потом они встретились с Чарли спустя очень долгое время, и вот ради нее он бы потребовал награду, потому что теперь всё изменилось. И поэтому он доведет до конца задуманное. Хоть и сердце его стало потяжелее от бесконечных разочарований и обид, а чистота помыслов вызывает сомнения. Добрые дела ведь не делаются ради похвалы и награды?..

Каин понимал, что проценты на успех его невелики, хоть он и просчитал всё до мельчайших деталей, и всегда всё может пойти не так – особенно в Лимбе, где тяжело что-либо контролировать. Да и награды скорей всего не последует. А когда это произойдет, он просто повторит Джейка, и пропади оно всё пропадом.

– Я знаю, друг… – ответил Каин и попрощался.

* * *

Олден и Адель вышли на залитую солнцем поляну, на которой расположилось около сорока человек. Как только это произошло, дверь за их спинами исчезла, что вызвало небольшое смятение среди людей. Назад дороги нет. Они старались объединяться в небольшие группы, чтобы не остаться в одиночестве, и только Джеймс Харрис держался поодаль, стоя на холме и изучая горизонт, словно часовой, мрачный дозорный.

– Не так страшно, правда? – заметила Адель и несмело шагнула вперед. Ее до сих пор трясло мелкой дрожью – спадало напряжение.

– Я хочу подняться на холм. – сообщил Олден. – Ты как?

– Н…нормально. – выдохнула та. – Того, как оказалось….

– Пожмем друг другу руки? – улыбнулся Олден, хотя глаза остались серьезными, и протянул сломанную руку, осознав наконец, по каким причинам та не болела, а с переходом в Лимб и вовсе вернула себе былую подвижность. Он бы и трость выбросил, но хромота никуда не делась.

Адель слабо пожала его руку, а потом скривилась.

– Пойдем-ка лучше на холм. Здесь нечего праздновать.

Следуя задумчивой тенью за Олденом, она без конца щупала пульс, вспоминая, а делала ли вообще подобное хоть раз? Вряд ли. Никогда не мерила давление, не страдала головными болями, не становилась жертвой простуд. Так когда же она умерла? А главное, каким образом? Нет, наверняка произошла ошибка. Но возможно ли такое? Адель даже не знала толком, где этот пульс слушают, вдавливая пальцы в запястье. Но он был, потому что она не могла умереть. К тому же Адель дышала. Интересно, а дышит ли Олден? Может, это рефлекс какой-то? Или на территории смерти балом правят сплошные иллюзии?

Они брели вверх по живописному холму, по прижатой ветром траве. Небо представляло собой зависшее над ними марево с теплыми лучами, которые, словно иглы, его пронизывали. Кое-где росли карликовые деревья, а в воздухе пахло лесом и озерной водой. Умиротворение проникало под кожу, заражая собой, как вирусом. Всё время хотелось лечь и ничего не делать, никуда не торопиться и даже не думать. Может быть, болтать ни о чем, разлегшись звездой на мягкой траве. Но лучше просто смотреть в небо или прикрыть глаза, опустившись в медитацию, пока вся эта растительность не прорастет сквозь твое нутро, руки, ноги, голову, поглотив тебя, будто кашалот. И ты станешь частью этой земли, частью Лимба, так и не поняв великой идеи своего попадания сюда, так и не сделав даже единого шага. Так хорошо, спокойно, необходимо до слез. Просто лечь здесь и никуда больше не идти. Точно вирус, опасный вирус умиротворения.

Спокойные приглушенные задумчивые тона, шелест волнуемых теплым ветром кустарников и карликовых деревьев. Тишина и благодать. Мягкая трава, на которую так и манило прилечь, ведь больше не надо требовать от себя новых свершений, не надо корить за неудачи. Пора просто отдохнуть от всей этой чуши, от всей этой никому ненужной борьбы с ветряными мельницами. Всё. Привал. Долгожданный и вымученный, так чего еще надо? И кажется, это совсем неплохо.

Чувствуя дикую слабость в ногах, Адель обернулась к остальным, заметив, как сильно те изменились. Люди сидели или полулежали, лениво озираясь, словно их головы весили по десять килограмм. А кто-то и вовсе улегся на траву, созерцая небосвод, как и мечталось Адель. С первого взгляда – нередкая сцена, которую можно застать в парках по выходным, когда люди отдыхают, ни о чем особо не заботясь, так… плещутся в обрывках фантазий или незначительных словах собеседников. Но для тех, кто был на поляне, понедельник больше никогда не наступит, и это бросалось в глаза. Люди дошли до своего предела, медленно позволяя блаженству от ничего неделанья забирать их с собой по частицам, даже не пытаясь сопротивляться. А зачем? Всё и так ясно….

А вот с Адель было еще не всё ясно, и поэтому, как не противилось ее естество подъему на триклятый холм, как ни довлело желание прилечь, обрастая забвением, она шагала вперед. Зевала, что рот едва не лопался, и текли слезы ручьем, но упрямо передвигала ноги.

Единственным, кто не разделял всех этих настроений, обладая к ним словно бы иммунитетом, был Джеймс Харрис, который и в зале-то вел себя странно. Бунтарь нашелся…. Он походил на пса, готового сорваться с цепи, как только завидит цель. Глаза горели огнем, охватывая горизонт, выискивая малейшие зацепки.

– Вы Джеймс, так ведь? – Олден протянул тому руку, испытующе заглядывая в глаза. Револьвер в кобуре он уже рассмотрел.

Харрис кивнул, и рукопожатие состоялось.

– Меня зовут Олден, а моя очаровательная спутница – Адель.

Тот окинул ее бесстрастным взглядом, словно женское платье на витрине, но Адель это нисколько не задело, потому что самым занимательным сейчас являлся открывшийся с этого холма вид.

Поляна, на которую они все вышли, располагалась на возвышенности, поскольку с холма начинался довольно крутой и долгий спуск в пролегающую у подножья изумрудную долину, которую делила широкая насыпная дорога без конца и края. Вырисовывался обворожительно красивый пейзаж с холмами и деревцами, и озером, в своем непоколебимом спокойствии выглядящим, словно драгоценный камень, и дремучим лесом где-то там впереди, что казался пугающим и мрачным даже за многие мили. Но отнюдь не это приковало внимание Адель, а вполне себе современное высотное здание. Башня сплошь из стекла неприкаянно торчала на фоне одичалой природы.

– Задумали спуститься туда? – спросил Олден, внимательно рассматривая долину.

– А что по моему лицу это так заметно? – бросил Харрис и формально улыбнулся.

– Иначе бы не спрашивал. – оскалился Олден, включив засранца, которого встретила Адель в Трубе и Лошади.

– Здесь глупо оставаться. – пожал плечами Харрис. – И вам не советую.

– Тогда надо людям сказать. – оживилась Адель и, было, развернулась, чтобы рвануть с холма на поляну. сон буквально валил ее с ног.

– Дамочка, вы только посмотрите на них…. Даже если в той стекляшке пятизвездочные апартаменты, они всё равно не сдвинутся с места. – отмахнулся Джеймс. – Это место как-то влияет, вы разве не чувствуете? Отупляет сознание, обесточивает. А потом, они же не малые дети – захотят, поднимутся сюда сами и увидят то, что видите вы. К тому же я не ищу компанию.

– Это мы уже поняли… – заметил Олден.

– Тогда, пожалуй, я не буду терять время. – фыркнул Харрис и начал спускаться в долину.

Адель с Олденом переглянулись, быстро придя к единому решению следовать за ним, потому что остаться с группой означает бездействие и смиренное принятие своей доли.

– Справишься? – Адель обеспокоенно кивнула на трость Олдена.

– Конечно. – улыбнулся тот. – А даже если и нет, смерть мне всё равно не грозит.

Спуск оказался действительно крутым, хотя Харрис преодолевал его весьма уверенно и рьяно, будто не воспринимая всерьез. Или же цель гнала фанатика плетьми, не позволяя даже обращать внимание на преграды. В отличие от него Олден спускался не столь уверенно, сосредоточенно глядя себе под ноги и сильно вдавливая трость в землю для устойчивости. А вот Адель, обутая в лакированные Мартинсы, купленные в Элгине, чувствовала себя прекрасно, хотя риск перекувырнуться носом в землю всё же сохранялся. Она постоянно трогала то своё запястье, то шею, опускаясь до ключицы, в попытке нащупать пульс и вроде бы успешно. Это казалось сейчас самым важным – осознание себя живой. хотя в любом случае любые признаки могли быть не более чем иллюзией. Адель спросила об этом Олдена, но тот ответил расплывчато, что если прислушаться, можно услышать всё, что захочешь. А на вопрос, дышит ли он – казалось, куда уж проще – Олден ответил «да», но только если вспоминает об этом. То есть он не мог с уверенностью утверждать, что не дышит, пока не обращает внимания на это действие…. Всё страньше и страньше[5]5
  «Всё страньше и страньше» – аллюзия из сказки «Приключения Алисы в стране чудес» (1865) английского писателя, математика и логика Льюиса Кэрролла.


[Закрыть], как говорится.

Наконец, устав себя истязать, Адель обратилась к изучению пейзажа. К тому времени они уже спускались по пологому участку склона. Всё здесь выглядело мрачным и унылым, словно поддернутым дымкой, сквозь которую проступали низкорослые деревья и кустарники. Но вместе с тем и загадочно красиво – так красиво, что грудь переполняла радость. Это особый вид красоты, который ценят люди, порою находящиеся на грани света и тьмы, ведь только побывавшие на темной стороне могут оценить свет по достоинству. Его даже самое малое присутствие. Теперь и высотка смотрелась гармонично, хоть и вызывала у Адель какие-то смешанные чувства. В основном обреченности и смирения с происходящим. И всё-таки красота побеждала. Красота умиротворения, спокойствия, тишины, созерцания, задумчивости. Больше ничто на свете не станет гнать ее вперед: ни общество, ни навязанные догмы, ни амбиции, которым не суждено сбыться. Во всяком случае, пока она здесь. Похоже, маленький побег от реальности превратился в нечто большее. Жива, мертва – какая разница? Делай, что хочешь. Разве не здорово?!

Они вышли на широкую насыпную дорогу. Джеймс уверенным шагом, словно птица-секретарь, пустился вперед, даже не заботясь об отставших. У него была цель, и компаньонов он не искал. Пока во всяком случае. Олден поравнялся с Адель, отметив с облегчением, что настроение той заметно улучшилось. Чего он не мог сказать о себе….

Мечта о забвении, похоже, не оправдалась, а чувство вины за свои преступления обретало всё новые формы. Оставалось лишь надеяться, что здесь не водятся призраки, чтобы доконать его окончательно. Возможно, если бы он остановился на той поляне и присел на траву с остальными, забвение и настигло его, спрятав на неопределенный срок, но Олден не мог вот так запросто увлечь за собой и Адель, которая совершенно точно не могла быть мертвой. А, следовательно, ее нахождение здесь ошибка, которую необходимо исправить. В конце концов, он убил достаточно друзей, и теперь пора спасти хоть одного.

Внезапно Джеймс остановился. Оно и понятно – сложно пройти мимо доски объявлений, особенно в таком месте. Олден с Адель сильно отставали, но тот терпеливо стоял и ждал их или попросту пребывал в ступоре от увиденного, чтобы двигаться дальше с прежней прытью. И чем ближе они приближались, тем явственней подтверждалось его неземное по своей мощи сосредоточение на деревянной табличке. Детектив Харрис наконец-то напал на след.

Перекошенная доска, приколоченная к рассохшемуся столбу, содержала надпись, вырезанную отрывистыми буквами, и приковала к себе уже всех троих путников.

ТОЛЬКО СОБРАВШЕМУ СЕМЬ КЛЮЧЕЙ СМЕРТИ ОТКРОЕТСЯ ДВЕРЬ.

Адель, простоявшая перед этой надписью минуты две, не моргая, пришла в себя.

– Дверь куда?

– Отсюда. – предположил Олден.

– Непросто отсюда! – Харрис, озаренный снизошедшим на него откровением, смерил обоих совершенно безумными глазами. – Я думаю, за этой дверью кто-то.

– Кто-то? – не поняла Адель.

– Кто-то ответственный за всё, что произошло.

– Смерть? – спросил Олден, и Джеймс отступил, замотав головой. Словно наложенное заклинание потеряло свою силу.

– Я не знаю, как что устроено…. Я человек другого склада. Для меня смерть – это не кто-то, а что-то. Так мне кажется. Хотя со всей этой белибердой… черт его знает. – он поднял руки, словно сдаваясь.

– Ну а кто тогда? Бог? – предположила Адель, а Олден неприязненно фыркнул. Пожалуй, после подобного предположения и он был готов идти за этим хмырём, и не только ради друга.

– Я не знаю! – повысил голос Джеймс. – Я просто хочу понять, кто всё это устроил и с какой целью! Почему именно с четырех утра люди перестали умирать?! Почему не без пятнадцати?! Почему не с трех?!

Испарина выступила на его лбу, а глаза покраснели, будто он работал двое суток к ряду. Он лучше всех понимал эту надпись. Понимал, потому что действительно нуждался в ней. Для кого-то, возможно, это не более чем бессмыслица, но Джеймс действительно в ней нуждался, уверовав, что слова не нацарапаны безумцем, а являются следом, за который можно уцепиться, чтобы разгадать загадку. Но когда все предположения были озвучены… предположения, оба из которых в голове Джеймса всегда относились к метафорам, он был готов сесть здесь и остаться. Не там, на холме среди прочих, а здесь в полном высокомерия одиночестве.

– Успокойся. – попросила Адель, положив ему ладонь на грудь. Она, не отрываясь, смотрела ему в глаза и проникновенно говорила. – Пожалуйста, успокойся, теперь у тебя есть цель.

Адель умела ненавязчиво, не раздражая, успокоить другого человека, найти слова, тембр голоса и манеру взгляда, что оппонент начинал воспринимать ее как соратницу, а не назойливую училку, которую так и хочется послать со своими советами. Она почувствовала, что Джеймс готов спасовать перед лицом того, что привык считать нереальным и иррациональным, поэтому решила вмешаться. Он был нужен им с этими своими бунтарскими замашками, чтобы вывести, чтобы по крайней мере не позволить обратиться в поросшие мхом изваяния. Но внезапно Адель отдернула руку….

– Сердце?.. – удивленно констатировала она.

Джеймс хмыкнул.

– А я живой.

Олден презрительно смерил его взглядом, а потом обратился к Адель.

– Значит, теперь вас двое.

– Неужели? – Харрис внимательно посмотрел на Адель, уже не как на платье в витрине, почти с уважением. – Я видел еще одну живую женщину.

– Откуда тебе знать, что она жива? – поинтересовалась Адель, но вместо ответа тот лишь пожал плечами и двинулся дальше. – Ты не можешь знать, что она жива! – крикнула она вдогонку. – И что сам жив! Всё это может быть обманом.