Текст книги "Только для нас"

Глава 15. Ветка. Сейчас

Я избегаю смотреть в сторону сарая, где все случилось, пугливо отворачиваюсь. И вздрагиваю, когда Ванька кладет горячую ладонь на плечо.

Ощущения потрясают.

Он до этого же держал меня, возле машины, и раньше, когда выловил в клубе и утащил на улицу, не дав толком попрощаться с будущими коллегами.

Но там я такого не ощущала, наверно потому, что толком не пришло осознание ситуации. Выпитое, странно и быстро ударившее в голову, шок от неожиданной встречи (уж его с Тимом я меньше всего планировала встретить в одном из закрытых элитных заведений города), и общее состояние растерянности сделали свое дело. Все касания, все слова и взгляды были смазанными, что ли…

Зато сейчас, тут, на берегу реки, на месте нашей общей памяти, все чувства обострены до предела.

И тяжеленная ладонь Ваньки на плече ощущается так, словно небо мне, будто атланту, на спину легло…

С другой стороны стоит Тим, опять близко. Им плевать на личные границы, всегда плевать было. А сейчас – тем более.

И это неожиданно выводит из ступора, в который погрузили меня непрошенные, тщательно гасимые все эти годы воспоминания.

Я дергаю раздраженно плечом, показывая, что мне не хочется такой близости, вскидываю подбородок, с вызовом глядя в лица моих бывших друзей детства.

– Зачем искали? – вопрос получается резким, но плевать. Танцевать и жалеть их я не собираюсь. Они меня не пожалели тогда.

– А непонятно? – удивленно поднимает брови Ванька, – ты считаешь, что это правильно было? Вот так исчезнуть… После всего?

– Для меня – да, – чеканю я, снова дергая плечом, потому что ладонь никуда не делась, а Тим еще ближе подошел за время нашего короткого диалога. И теперь они просто меня запирают своими телами в ловушку. Позади только шаткая железная лестница – пропасть в другой мир.

– Чего вы добивались, привезя меня сюда? – продолжаю я защищаться. Первый ступор прошел, странное ощущение беспомощности перед ними – тоже.

Я уже далеко не та глупая, доверчивая девочка, которую так легко можно было зацеловать, затискать, воспользоваться тем, что сильнее, опытнее, отключить силой мозги и возможность сопротивляться.

Я теперь – вполне взрослая особь. Кое-кто в офисе вполне заслуженно за глаза называет меня сучкой. И простыми касаниями и шепотом умоляющим совершенно не пронять.

Они уже один раз сумели поиграть со мной, задурить голову… Больше не выйдет.

– Чего хотели? – спрашиваю я жестко, применяя навыки стресс-переговоров, когда главное – огорошить собеседника, заставить его выдать свои истинные реакции, – поговорить? О чем? Или… повторить?

Последнее слово вылетает само собой, помимо разума. И я поспешно замолкаю, отчетливо осознавая, что это сейчас – провокация с моей стороны.

И они запросто могут… спровоцироваться. А я не смогу с ними справиться. Не смогу сопротивление достойное оказать.

Какое, нахрен, сопротивление, если уже от одной только мысли о возможном повторении ситуации пятилетней давности все внутри замирает, кровь несется по венам, обжигаясь о стенки сосудов и шипя.

Это непроизвольная реакция, я не хочу ее! Я так сложно от нее отвыкала, запирала бессонными ночами, растапливала злыми слезами в подушку, что теперь не собираюсь опять давать слабину.

Они знали, на какие точки давить, когда везли меня сюда.

Но они просчитались.

– Вета, не делай из нас зверей, – сказал Ванька, а Тим согласно угукнул, – ты сама была тогда…

– Что? Не против? – язвительности у меня всегда было через край, и тут я ее щедрой рукой отсыпаю своим бывшим друзьям, – я понятия не имела ни о чем! – голос все же срывается. В конце концов, это не переговоры, и голова у меня отнюдь не холодная. Да и стоят они слишком близко. И ладонь Ваньки давит так сильно, от нее жар по всему телу распространяется… Сглатываю и продолжаю упрямо, – я не знала, что вы на меня смотрели… так… Я вас братьями считала, о чем ты сейчас говоришь вообще? Я не думала, что вы намереваетесь…

Голос опять изменяет, мограю, поспешно, чтоб не увидели слезы.

Мне и себя жалко, ту, наивную, глупую, и наше детство потерянное. И их, дураков, тоже почему-то жалко. Я бы хотела их ненавидеть, это было бы реально проще… Но не могу. Никогда не могла. И сейчас не выходит. Слишком мы близкие. Слишком, несмотря ни на что.

– Вет… – шепот в ухо, тихий-тихий, совмещенный с болезненным выдохом в шею, – Вет… Мы сами не знали… Мы… Не скажу, что не хотели, но не планировали… Тогда… Понимаешь?

– Не понимаю… – я старательно отворачиваюсь, но некуда! Рядом стоит Тим, его грудь поднимается и опускается от шумного дыхания, а лапы уже на талии моей! Когда успел? Когда?

В панике, осознав, что опять стою с ними в обнимку, а ведь не заметила даже, как это произошло, ведь я же… Я же с ними строго… Жестко… Я же… А они, словно не заметили этого всего… Трогают… Опять… Гладят… Нет… Я же взрослая… Самодостаточная… Боже…

– Вет… – голос Тима мягко вплетается в общую канву безумия, дополняя его, укрепляя, – Вет… Прости нас… Мы… Должны были поговорить сначала… Мы не хотели так… Пойми… Но ты тогда, блять… Такая красивая была… И майка эта, до сих пор во сне… Не могу, Вет, не могу, прости…

– Прости нас, Ветка, – подкидывает огня Ванька, и я с ужасом и затаенным кайфом ощущаю, как его губы касаются шеи, мягко, легко, едва заметно…

А у меня ведь ожоги там останутся, определенно, настолько коже горячо, настолько все внутри замирает, и нервные окончания сосредотачиваются именно там, где касается губами Ванька, где тихим шепотом шевелит волосы у виска Тим…

И мне невыносимо хорошо. Я погружаюсь в этот морок, не могу ничего сделать! Тону опять в их руках! И они это понимают и совсем не жалеют меня, не останавливаются! Опять! Опять!

– Если бы мы знали, что ты потом пропадешь… Ты нас хорошо наказала, Ветка… – шепот Ваньки разрушает меня, а Тим, видно высказав норму слов на данный момент, мягко накрывает губами шею чуть ниже уха, а затем прикусывает. И рычит. Тихо так, сдержанно. И этот звук резонирует с моим телом, заставляя дрожать.

Сглатываю, панически понимая, что попала опять. Что не надо было быть такой самоуверенной!

Не будет такого, как же!

Вот сейчас им это скажи, Ветка ты глупая! Скажи, если слова сможешь найти!

– Мы подыхали тут, Ветка-а-а… – шепот Ваньки переходит в стон, и я сама не замечаю, как вторю ему, бессильно запрокидывая голову и позволяя Тиму вжиматься в шею зубами все агрессивней и напористей. Он стискивает меня, уже несдержанно и грубо, за талию, прижимая руки за спиной, делая полностью беспомощной и раскрытой перед ними.

Это все жутко, неправильно, неправильно!

Но, как и пять лет назад, я не могу остановить их. И сама не могу остановиться.

И надо признать, что никогда, ни разу за эти пять лет, я не испытывала того, что испытываю сейчас. И того, что испытала тогда, с ними. Двумя.

– Ветка… – ладонь Ваньки скользит на затылок, заставляя подчиниться, посмотреть на него. Я смотрю и ужасаюсь темноте его глаз. – Ветка… Если мы сделали тогда что-то не так…

Его слова заставляют замереть. И, наверно, что-то такое мелькает в моих глазах, потому что Ванька торопливо начинает говорить:

– Нет, мы понимаем, что все не так, но…

Ощутив мой ступор, замирает за спиной Тим, дышит тяжело. Явно чувствуется, что ему невероятно сложно сдерживаться.

Понимание ситуации оглушает.

Они опять это делают со мной!

Боже… Они… Невероятно техничные! Заласкали, зашептали, заморочили!

И я хороша! Поплыла!

А они же… Они же даже не считают себя виноватыми! Не понимают, что не так сделали!

Каким образом удается вывернуться из сковывающих рук Тима, не знаю, но достигнутая свобода придает сил.

Отшатываюсь от них в сторону лестницы к пляжу, перевожу взгляд с одного на другого. И в очередной раз поражает их общее сходство. Не в лицах, не в фигурах… В общем выражении голода в глазах. Они хотят меня. Оба. Голодные. Как тогда.

Это страшит.

В первую очередь, потому что себя боюсь. Я не для того столько лет выстраивала себя, чтоб сейчас все вот так… Под ноги им кинуть.

Надо бежать, пока соображать способна.

Но прорываться через них, молча смотрящих на меня и дышащих тяжело, бесполезно. Поймают, опять заласкают, зашепчут… И никуда я не денусь же! Это ясней ясного! Не надо оптимизма.

Делаю шаг назад еще, к лестнице, не сводя с парней взгляда и выставив перед собой ладонь, словно пытясь защититься от них.

– Вет… Осторожно, Вет! – Ванька шагает вперед, и я воспринимаю это угрозой.

Резко разворачиваюсь и бегу вниз по лестнице, едва попадая ногами по ступеням.

– Ветка! – подстегивает меня испуганный голос Ваньки и вторящее ему тихое рычание Тима.

Я бегу, даже не бегу, лечу вниз, едва цепляясь руками за перила и кое-как успевая касаться кончиками пальцев ног ступеней.

О том, что, стоит споткнуться, и лететь придется далеко, не думаю.

Хочется быстрее прочь, подальше от них.

Хочется опять обрести утраченное спокойствие, вернуть ту себя, равнодушную, дерзкую сучку, высокомерно идущую по головам…

Слишком много во мне сейчас от дурной восемнадцатилетки, свихнувшейся из-за крушения своего маленького мирка и жадно ищущей хоть какой-то константы в этой глупой жизни.

Лестница дрожит и гудит под напором, и я понимаю, что они бегут за мной.

Они меня догоняют…

Глава 16. Ветка. Сейчас

На песок приземляюсь, как кошка, на четыре лапы.

Выдыхаю пару мгновений, а затем подхватываюсь и бегу к воде. Босоножки дико мешают, и я на ходу расстегиваю тонкие ремешки и отшвыриваю их прочь.

Не знаю, куда бегу, не думаю совершенно, одни инстинкты, оберегающие с таким трудом созданную личность, работают.

В темноте меня не видно, я надеюсь, платье темное, добегу до следующего спуска на пляж, поднимусь и на шоссе поймаю машину…

Идиотский план, согласна, но другого нет.

Оставаться рядом с ним я не могу. Погибну.

Меня мотает по песку в сторону воды, теплые волны родной реки омывают до колен сразу, потому что прилив, поддерживают, утешают… И вероломно дают надежду на спасение. Но я не успеваю даже воодушевиться, ноги тут же вязнут в мокром песке, с криком падаю на колени прямо в теплую, согретую летним солнцем воду.

И тут же оказываюсь в кольце крепких рук!

Когда? Как успели? Я же даже всплеска за спиной не слышала!

Хотя, это ничего не доказывает, кровь в ушах гремит с такой силой, что все на свете заглушает.

– Ветка, Ветка… Напугала так… – бормочет взволнованно Ванька, тяжело дыша мне в затылок, а перед нами, прямо в воду, на колени падает Тим.

Он молча заключает мое лицо в ладони, смотрит дико и горячо, его глаза пугают, я не могу ничего сделать, чтоб уйти от этого взгляда. Застываю ланью, пойманной в луч фар грузовика. И с тем же эффектом.

Меня сносит лобовым.

Когда губы Тима касаются моих, это воспринимается именно так. Оглушающим ударом.

Смертельным.

У меня сразу отказывают все конечности, и мозг тоже отказывает, держаться больше не за что. Никаких принципов, никаких установок, никаких воспоминаний о себе, холодной сучке в холодном, дивно стабильном мире.

Нет ее больше, этой сучки. Сейчас, рядом с ними, ее нет. И мира нет того. Никакого нет.

Есть опять растерянная, наивная девчонка, сошедшая с ума из-за неправильного, оглушающего, впервые испытываемого ощущения крови, бешено, обжигающе бегущей по венам…

– Ветка, Ветка, Ветка… – хрипит за спиной Ванька, а ладони его уже не талии, ниже, гораздо ниже!

Зачем я нацепила это платье? Оно, мгновенно потяжелевшее от речной воды, вообще не мешает наглым пальцам трогать за ягодицы, гладить, бесстыже и по-животному правильно, пробуждая в теле такой же бесстыжий и животный отклик.

– Блять… Я словно во сне… Ты же столько мучила, столько… – стонет за спиной Ванька, не целуя даже, а по-звериному облизывая мою беззащитную шею и не прекращая жадно трогать внизу, сводя с ума ритмичностью и правильностью движений.

А Тим ничего не говорит.

Он просто держит меня за лицо, бережно и аккуратно, но так, что не вырвешься. Просто смотрит, облизывая со своих губ вкус нашего недавнего безумного поцелуя. Внимательно отслеживает выражение страха и растерянности в моих глазах, и, наверняка, видит все изменения, которые неминуемо происходят, по мере того, как опытные пальцы Ваньки добираются туда, где все горит уже! Несмотря на легкую прохладу воды, горит! Пылает! И, когда он касается, сначала чуть-чуть, словно пробуя, словно спрашивая… Меня прошивает дрожью такой силы, что стоять даже на коленях невозможно, раскрываю рот бессильно пытаясь хоть что-то сказать… Но получается только хрип. Тихий и беспомощный.

Тим смотрит, не моргает даже. Только большими пальцами поглаживает по лицу, касается губ, раскрывает их, чуть погружая в рот подушечки. У его кожи солоноватый привкус речной воды.

Это все происходит одновременно: жаркий шепот и правильные ласки Ваньки, такие искренне мучительные, и темный, гипнотический взгляд Тима и его тихие, едва обозначаемые касания, от которых бьет дрожью по всему телу.

Я уже давно себя потеряла, ничего не соображаю. И не сопротивляюсь.

Все силы кончились там, наверху.

И мой полет вниз неминуемо должен закончиться плохо.

Моим падением. И гибелью.

– Вета… – неожиданно тихо, одними губами, шепчет Тим, – Вета… Наша… Это и в самом деле ты…

Мне хочется ответить ему, что да, это я, кто же еще… Но в этот момент он опять меня целует. Теперь уже не грубо, как раньше, без напора, а нежно, пробуя, словно убеждаясь в очередной раз, что да. Это я. Я живая. И я тут.

Ванька что-то внизу нажимает, да так, что я выгибаюсь прямо в моменте поцелуя и кончаю.

Ярко! Боже мой, как это ярко! Как я могла думать раньше, что то, что испытываю в постели с другими мужчинами, и есть оргазм?

Боже! Какая глупость! Не было в моей жизни ничего ярче, чем с ними… Чем сейчас.

Меня мгновенно выносит из тела, трясет, стоны прорываются прямо через поцелуй.

И Ванька, сходя с ума, судя по всему, куснув меня за плечо, легко рвет тонкое белье, кладет широкую ладонь мне на живот, подтягивая к себе плотнее бедрами, заставляя чуть прогнуться…

Тим отстраняется, но не отпускает меня, жадно отслеживая панику и понимание того, что произойдет через мгновение, в моих глазах. Ему, похоже, это очень надо, он взгляда оторвать не может.

И я, заблокированная темными глазами его, не сопротивляюсь. Покорно позволяю Ванькиным рукам руководить своим телом, и только раскрываю губы в стоне, когда ощущаю его в себе. Бессильно подаюсь вперед, пытаясь удержаться на коленях, и цепляюсь за плечи Тима, чуть отстранившегося еще, беспомощно и странно повисая между ними двумя.

– Ветка, бля… Ох… уеть… – выдыхает бессильно Ванька, но его руки не бессильны. И держат меня очень крепко за бедра. Когда он делает первое движение, еще неглубокое, разведывательное, я только прерывисто дышу, не отрывая взгляда от темного лица Тима.

Это гораздо порочней, чем в наш первый раз… Или, может, я просто забыла, как это было тогда?

Просто в тот раз мне казалось, что все произошло спонтанно, что парни не договаривались, не делили меня между собой. А сейчас… Сейчас они явно все понимают правильно. И вполне сознательно ведут себя именно так.

Не соперничая, а перехватывая меня друг у друга, легко и согласованно.

И сейчас Ванька двигается, все ускоряясь, сводя меня с ума своим ритмом и безумным, сладким, порочным шепотом, а Тим смотрит. И словно тоже действует в этом всем, как полноценный участник… Они вдвоем меня берут сейчас. Просто по-разному. И неизвестно еще, кто активней…

Река, такая теплая, такая живая, поддерживает наш ритм, она сама притягивает нас друг к другу, сплетая в один организм, она сама плавно ведет мою руку по груди Тима, все ниже и ниже. Я не смотрю, куда. Я и без того это знаю.

Тим не мешает, глядит в мои безумные глаза, тяжело дышит, гладит по лицу, по щекам, шее… И его тяжелые пальцы на коже – благо, хочется подставляться, чтоб еще больше касался…

Он уже напряженный внизу, горячий такой.

Я знаю, что делать. Я понимаю, чего он ждет. И я хочу ему дать это.

Ванька, сдавленно матерно рыча, перехватывает меня под грудью, прижимает к себе сильнее бедрами, проникая все глубже и резче. Тяжелые удары его тела чуть-чуть компенсируются волнами реки. И моими ответными движениями. Это так хорошо, бог мой! Это так сладко!

И то, что мы делаем что-то запретное, неправильное, вообще не тормозит! Только сильнее заводит.

Тим дышит все тяжелее, сам подается ко мне навстречу, заставляя ускорять ритм движений кисти, и неожиданно наклоняется и резко коротко кусает за губу. Я ощущаю его дрожь, вижу подернутые пеленой кайфа глаза и бессильно запрокидываю голову на плечо Ваньки. Он воспринимает это правильно, ускоряется, впиваясь зубами опять в плечо. Уже сильнее, чем в первый раз. И эта боль – финальный штрих моего безумия.

Я кончаю опять, пытаюсь закрыть глаза, чтоб пережить этот катарсис в темноте, немного ослабить, но Тим не пускает.

Держит за подбородок и смотрит в лицо.

Я так и переживаю судороги оргазма, глядя в его темные глаза.

Ванька матерится глухо, кончая, затихает. И через мгновение моего измученного плеча касаются утешающе его мягкие губы.

Он словно просит прощения за грубость. За боль.

И у меня нет сил хоть как-то отвечать и даже осознавать дикость этого поведения.

Они только что поимели меня вдвоем прямо в реке.

Нашей реке, в которой мы бессчетное количество раз плескались детьми.

Что еще у меня в глубине души есть светлого?

Может, сразу им сказать?

Чтоб это осквернили, сожгли своей похотью и отпустили уже меня.

Позволили вернуться к своей пустой, похожей на мыльный пузырь, жизни, к своему выстраданному образу холодной стервы. Теперь уже окончательно. Бесповоротно.

Пусть уже выдерут из сердца ту глупую девочку, что еще не до конца умерла внутри, хотя я искренне думала обратное, и отпустят меня.

– Дурочка ты, Ветка, – тихо говорит Тим, Ванька за моей спиной невесело смеется между поцелуями, и я понимаю, что что-то из своих мыслей глупых сказала через рот, – дурочка… Если бы все было так просто…

– Как же мы тебя отпустим, Вет? – глухо урчит на ухо Ванька, – реально, дурочка ты…

 
Солнечный луч на твоих ресницах
кончики искрами золотит
ты мне не снишься… нет-нет, не снишься
я умираю сейчас, прости
я не могу на тебя наглядеться
я не могу перестать смотреть
ты – мой последний кусочек детства
ты – то, что будет всегда гореть
ты – то, что надо, необходимо
просто до дрожи, до искр из глаз
вяжущий вкус этих губ любимых
вяжущий свет… пусть он свяжет нас
я не хочу больше в снах забыться
я лишь мечтаю смотреть и ждать
солнечный луч на твоих ресницах
будет нас нитью одной вязать.
 

М. Зайцева

Глава 17. Ветка. Сейчас

Тим несет меня на руках, легко, совершенно не напрягаясь. Ванька идет впереди и я, прислонив обессиленно голову к широкому плечу Тима, смотрю на спину второго моего любовника.

Это определение отдается болью и жаром в груди. Не брат. Не друг. Любовник. Один из двоих.

Даже в голове моей, в принципе, привычно и легко принимающей много не особенно приятных понятий, эти слова колют остро и даже жутковато.

Мои. Любовники.

Любовники.

У-у-ужас…

Не могу сдержать протяжного, с судорожным всхлипом, вдоха, от которого все внутри словно надувается в большой, плотный пузырь. И мешает дальше дышать, не пускает, давит на сердце и диафрагму.

– Ты чего, Вет? – Тут же спрашивает Тим, тормозя в воде, в лягушатнике, и вглядываясь в мое склоненное лицо. Я отвожу взгляд, не хочу с ним встречаться глазами. Стыдно. Так стыдно это все!

Ванька, услышав вопрос Тима, резко разворачивается и делает шаг к нам.

Наклоняется, приподнимая меня за подбородок, и я торопливо жмурюсь, не в силах это все выдержать. Они опять близко оба, двойной удар для меня, двойная доза. Двойная гибель. Их запахи, перемешанные на мне, сводят с ума, кружат голову.

И мягкие волны реки, обнимающие ноги парней, внезапно начинают грохотать в ушах.

– Пожалуйста… – я говорю тихо, еле слышно, молю их, чувствуя себя невероятно слабой, безумно разбитой и уязвимой, – пожалуйста… Можно, я сама? Пойду?

– Вет, ты на ногах не стоишь, – резонно замечает Ванька, и мне хочется орать от этой заботы: “Из-за вас! Из-за вас не стою! Из-за того, что вы со мной сделали! Опять!”

Но, конечно же, ничего не говорю, только отворачиваюсь, желая вырвать подбородок из крепких пальцев Ваньки.

Он отпускает и, наверно, переглядывается с Тимом, я физически ощущаю их безмолвный разговор глаз, а затем Тим перехватывает меня поудобней и продолжает нести дальше, к выходу из реки, по длинному, мелкому лягушатнику.

– Вет, – Ванька идет рядом теперь, его голос слышен справа, – мы просто тебя до дома довезем… И все. Хочешь, Вет? Хочешь? Ничего не будет больше…

В груди Тима слышится отчетливое недовольное ворчание, кажется, он в корне не согласен со словами Ваньки, но тот, судя по всему, опять что-то ему безмолвно сигналит, и Тим прекращает рычать.

Я по-прежнему не открываю глаз, трусливо и обессиленно прячу лицо на груди Тима, помимо воли вдыхая его терпкий запах. От этого во рту собирается слюна, а дыхание становится чаще… Такая непроизвольная, глупая реакция, которая указывает лишь на мою слабость перед ним. Перед ними обоими. И ничего больше.

– Вет, – Ванька все никак не может замочать, не может оставить меня в покое. – Может, хочешь чего? Поесть? Попить?

“Умереть! – Опять хочется крикнуть мне, – или память потерять! Просто это все забыть!”

Не отвечаю, сжимаю губы, чтоб побороть в себе приступ слезливости и найти хоть какие-то силы. Какую-то гордость внутри отыскать.

Потому что пока я веду себя, словно плюшевая комнатная собачка. Жалобно пищу и позволяю тем, кто сильнее, делать с собой все, чего им хочется. А ведь я уже давно забыла, что это такое: подчиняться сильным, оказываться слабой перед их желанием, их умением управлять моим телом. Мною.

Такое только один и было, вообще-то.

Пять лет назад.

И я, тогда утром, после дикого ночного морока, осознав ситуацию во всей ее неприглядной красе, просто разорвала начинающийся было завиваться круг позора, просто сбежала прочь, теряя тапки и надеясь никогда больше к этому не вернуться.

И все следующие пять лет занималась тем, что забывала. Забывала, забывала, забывала…

И добилась успеха в этом деле!

Забыла!

Ну, по крайней мере, я так считала.

И надо же, просчиталась!

Стоило повториться условиям пятилетней давности, сложиться прежнему, старому паззлу, как я опять вернулась к заводским настройкам! Словно и не было этих пяти лет!

Словно моя, с таким трудом взращенная, новая личность, лопнула мыльным пузырем под легким уколом обстоятельств.

Это же… Это же пиздец. Не назовешь другим словом. Ни одно другое слово всю полноту ситуации не передаст.

Ванька все что-то бубнит, а Тим молчит. Несет меня, и руки его все сильнее сжимаются… Интересно, отпустит вообще? Пока что все указывает на обратное…

Внутри все замирает от этой мысли.

А если не отпустят? Если в самом деле не отпустят? Хотя… Так не может быть… Это же Тим и Ванька, это же мои…

Любовники.

Теперь любовники.

И сейчас они меня несут в машину… Наверно… Наверх.

И явно у лестницы должны будут отпустить, потому что по-другому тут хода нет, а на руках меня по шаткой металлической конструкции переть…

Я, конечно, высокого мнения об их физических возможностях, но не до такой степени…

Значит, надо просто дотерпеть, пока на ноги поставят, и потом уже не позволять… Не позволять…

Мерзкий голосок внутри тут же пищит, что я и до этого не собиралась позволять. Однако же, позволила.

Многое. Все позволила, если уж начистоту. И не факт, что в следующий раз сдержусь. Они что-то знают обо мне, эти развратные упыри, они уже второй раз умудряются принудить меня делать такое, что даже в голове никогда не появлялось в обычном состоянии.

Но они умеют вводить в необычное.

И, похоже, теперь рядом с ними я всегда буду вот в таком, необычном состоянии.

– Вет… Ну не закрывайтся, – продолжает приставать Ванька, – ну ты чего? Хочешь есть?

– Отъебись от нее, – подает, наконец, голос Тим, и звук отражается в груди, к которой я прислоняюсь, гулко, как в колодце, – она устала, не видишь?

– Ну так я и предлагаю…

– Хуйню предлагаешь, – продолжает безапелляционно Тим, – куда ее везти предлагаешь? Домой? Она у матери не живет. И правильно делает. Значит, в отель. И как ты думаешь, через сколько слухи пойдут гулять? Нас-то все сто процентов срисуют. Или маску напялишь?

– Бля… – выдает Ванька, а я застываю, понимая, что Тим прав. Совершенно прав. Город у нас, пусть и миллионник, но все равно небольшой, компактный такой. И много кто друг друга знает, кто-то с кем-то учился, служил, гулял свадьбу, работал и так далее. Если они меня принесут, или приведут в таком состоянии в отель, то больше я вряд ли тут смогу нормально поработать. Хана репутации. Олегу не понравится… А надеяться, что они меня просто отпустят… Смешно. Не отпустят.

Пока я это все обдумываю, Ванька уже выдает решение:

– Ко мне едем. – И добавляет быстро, потому что Тим начинает тяжело дышать, судя по всему, готовясь возражать, – до тебя дальше. И у тебя халупа.

– А у тебя, блять, дворец!

– Лучше, чем у тебя!

– Нихера!

– А может, я в отель? – вклиниваюсь в обсуждение, ни на что особо не надеясь, но желая выйти из амплуа комнатной собачки, – одна?

Оба парня замолкают и смотрят на меня такими взглядами, что становится понятно: мои опасения – нифига не опасения. А данность. Константа, можно сказать.

Никто меня не отпустит сегодня.

По крайней мере, пока отношения не выясним до конца.

Боже, дай мне сил на это!

 
Будем разговоры разговаривать?
Будем. Глаз друг с друга не сводя,
двигаться кругами, врать, заманивать
Долгих пауз воду бередя.
Будем разговоры… А получится?
Говорить словами через рот?
Может, вообще не стоит мучиться?
Может, это все само пройдет?
Но в глазах осенняя бессонница
Но в глазах желания вуаль
И строкой бегущей: “Просто хочется”
Не пройдет.
Не все так просто.
Жаль.
 

6.12. 22.