Текст книги "Фаберже для русской красавицы"

Глава 10

По пути Андрей рассказывал про деятельность Общества и описывал анекдотические ситуации, в которые попадали его члены.

– А зачем вы все-таки туда вступили? – спросила я.

– Я вам говорил, что люблю цирк? Вот поэтому и вступил. Развлекаюсь. Хотя я на самом деле потомок, пусть и дальний. Иначе бы не приняли. У них с этим делом очень строго. Проверяют доскональнейшим образом – как в советские времена перед отправкой на работу за границу.

– И на предмет моральной устойчивости?

– Нет, – хмыкнул мужчина. – Принимают лиц с любым прошлым – как имеющих десять бывших жен, так и любой политической ориентации. Браки между членами Общества приветствуются, просчитывается, кому на ком лучше жениться, чтобы приблизиться к трону – или приблизить свое потомство. Знаете, есть поговорка: когда собаке делать нечего, она под хвостом лижет. Как раз про этих.

Я спросила про Джеймса. Зачем ему сдалась Соня? Ведь он ее даже ни разу не видел! Или их ребенок окажется первым претендентом на российский трон?

– Да его родители достали с женитьбой! Вот он от них и сбегает в Россию. А если привезет девушку с хорошей родословной, они успокоятся. Более того, с русскими у Джеймса почему-то гораздо легче устанавливаются отношения, чем с соотечественницами. Вот он и знакомится со всеми, кто более или менее подойдет. Познакомьте его с Соней. Получится у них – отлично, на свадьбе погуляем. Не получится – значит, не судьба. Ни вас, ни Соню это ни чему не обязывает. А вдруг она мечтает об иностранном женихе? Многие хотели бы.

– Я, например, нет. Я могу жить только с русским мужчиной.

– Но живете одна.

– Откуда вы знаете?

– Да по вас видно. Сразу же. Пригласите на кофеек?

– В следующий раз, – ответила я.

Андрей вышел из машины, открыл дверцу с моей стороны, помог выйти, целомудренно поцеловал в щечку. Телефон не спросил.

Не успела я принять душ и смыть косметику, как позвонил Некрасов и объявил, что сейчас приедет. Я даже ответить не успела, как он прервал связь.

«Успею ли снова накраситься?» – пронеслась мысль, и я ринулась обратно в ванную, где наложила легкий макияж.

Некрасов опять приехал с бутылкой, но без снеди. Значит, останется ночевать? А как же Лида? А тестюшка, с которым объединили бизнес? Или достигнута договоренность насчет походов налево? И у Лиды тоже кто-то есть?

– Ты понимаешь, почему я приехал? – спросил Коля.

Я покачала головой. Признаться, я за этот день очень устала, чтобы играть в словесные игры еще и с бывшим мужем. Мне на сегодня хватило общения.

– Коль, я валюсь с ног. Ты ужинать будешь?

– Буду. Не уходи от темы. Ты хотела меня о чем-то спросить?

Я удивленно посмотрела на него, потом вспомнила Василия и то, что Андрей в машине не задал мне ни одного вопроса о нашем возможном знакомстве. Значит, оно его не особо интересовало? Или забыл?

– Ты никому не сказала, что вы знакомы?

– Нет. Василий, как я понимаю, тут же позвонил тебе? С каких это пор у него обнаружилось родство с царской семьей? Прадед-народоволец согрешил с императрицей и таким образом пронес бомбу во дворец?

– Василий состоит в Обществе по моей просьбе, – заявил Некрасов.

Я плюхнулась в кресло и уставилась на бывшего.

– Ты что, коллекцию хотел спереть? – спросила я, когда немного пришла в себя. – Или дал задание Василию взорвать к чертям собачьим всех этих потомков, потому что тебе совсем не нужна монархия? Зачем тебе было засылать своего человека в Общество?

Николай вздохнул и попросил налить ему водки (он привез вино). Я достала бутылку «Флагмана» из бара и рюмку. Некрасов выпил, закусил огурчиком, опять вздохнул.

– Ты понимаешь, что я женился на Красавиной, потому что мне было нужно это сделать?

– Понимаю. Поняла сразу же.

«Только, видимо, не знаю истинных причин. Возможно, они и не связаны с объединением бизнеса», – подумала я, но вслух ничего не сказала.

– У Красавина-папаши есть троюродный братец.

«Сколько я в последнее время слушала про всякую десятую воду на киселе, как говорила моя бабушка!»

– Братец три раза отправлялся в места не столь отдаленные и все разы – за антикварные дела.

– Кражи?

– Да. Крупные. Со знанием дела. Он в состоянии отличить настоящую старинную вещь от подделки. Я, например, не могу.

– Если он такой умный, чего ж попадался?

– Он очень жадный. Не делился, с кем следовало, его и отправляли поумнеть. Но не срабатывало. Так вот у этого родственничка имеется сынок, прижитый от очень приличной женщины, которая ждала его все годы из всех зон, отправляла посылки, ездила на свидания. То есть очередная жена декабриста, которых немало на Руси. Но речь не о ней. Сыночек пошел в папочку. Папочка, отдать ему должное, приложил руку к воспитанию, и тот тоже умеет отличать подлинную вещь от подделки.

– И они теперь вместе ходят на дело?

– Не пойман – не вор. Вместе их еще не брали. Но папочка с сыночком вдруг заделались потомками Николая Второго. Надо отдать им должное, в графья и князья себя не записывали, утверждают, что царь согрешил с горничной, всегда считавшей себя угнетенной буржуазией и после революции – или до нее – принявшей сторону пролетариата. В деталях я тебе все это рассказать не могу, если захочешь, спроси у Василия. Он специально интересовался.

– Мне сегодня сказали, что в Обществе очень тщательно проверяют происхождение.

– Так мои родственнички ведь тоже не лыком шиты! У них масса знакомых, умеющих подделывать любые документы. И явно хорошо умеют подделывать, раз этих в Общество приняли. А то, что папаша в застенках томился, еще и аргумент в его пользу. Пострадал от большевиков.

– Он что, под политического косит?

– А шут его знает. Это к делу не относится. Он у них, кстати, числится консультантом по работе с органами. Или что-то в этом роде. Там у каждого свое направление работы – кто какое лучше знает. А этот уголовник блестяще информирован, что ждать от милиции, прокурорских и прочих. Так вот, когда я узнал про интерес папаши с сыночком к Обществу, то решил отправить туда своего человека.

– Зачем?

– Я не исключаю, что они хотят сделать меня козлом отпущения.

– Каким образом?!

– Свалить кражу английской коллекции на меня. Только это я теперь понял. Вначале я и не подозревал, что они замыслили. Я случайно подслушал разговор папаши и сыночка Красавиных. Он не предназначался ни для чьих ушей. А я оказался рядом. Они как раз обсуждали внедрение в это Общество… И я решил отправить туда Василия, справил ему документы…

– Неужели там все с липой?

– Думаю, что многие. Остальные – психи.

– А Василий как отнесся к идее?

– Положительно. Ему это на пользу, а то сидит в лаборатории, как сыч. Более того, ему понравилось. Он нашел единомышленников – в плане идей о будущем России и отношения правительства к народу. Они там дружно ругают власть, и никто их не трогает – что взять с потомков царя? Но Василий держит руку на пульсе: следит за папашей и сыночком.

– И что?

– Они оба ездили в Англию, когда коллекция выставлялась в Лондоне. За свой счет. И Василий ездил, за мой. Но, к сожалению, ничего выяснить не смог…

– Ты считаешь, что эти двое сперли два ящика с драгоценностями?

Некрасов кивнул.

– И где они сейчас?

– Вот чего не знаю – того не знаю, – развел руками бывший. – Многие в Обществе обеспокоены – не исчезновением коллекции, а тем, что не они ее сперли.

Мне стало смешно. А Коля тем временем поведал о том, кто еще вдруг оказался среди потомков. Есть представитель одного известного мафиози, коллекционирующего предметы старины. Есть агент одного очень богатого грека, который скупает для него русские старинные вещи по всей территории России. Есть посыльный американского собирателя. Все – с выправленными нужным образом документами.

– А английский аристократ Джеймс Блэк? Кстати, он прекрасно говорит по-русски.

– Этот, похоже, настоящий. Но его Василий отнес к разряду психов. Он фанатично ищет русскую жену аристократического происхождения – с документами, которые можно представить его английской маме. Аристократ спелся с нашим «солдатом удачи», повоевавшим за деньги в различных горячих точках. В настоящее время солдат проходит реабилитацию после ранения, а пока восстанавливает силы, болтается в Обществе. Он у них занимается охранными мероприятиями.

– И что же проворонил ящики?

– А его не послушали – ни наши, ни англичане. Англичане про частное лицо вообще слушать не хотели. Им нужна была фирма с «хорошей репутацией». Наняли Юрика Самохвалова с его бойцами. Я бы Юрика не стал нанимать хотя бы потому, что он член в штанах удержать не может – бросается на каждую смазливую бабу. Возможно, из него и вытянули всю нужную информацию так, что он этого даже не заметил, и будет искренне возмущаться, если его в этом обвинят. А Андрюша кое-кому в Обществе даже в бороду дал – когда его не послушали. Теперь-то все признают, что он был прав. А Юрик, думаю, кое-кого подмазал, чтобы англичанам рекомендовали именно его фирму.

– А кого, есть идеи?

– Отчима твоей соседки. И его папу-ученого. Я тут сложил дважды два – после нашей последней встречи. Так вот, покушение на эту Соню явно связано со всеми делами.

– Кто бы сомневался! Только она, по-моему, пострадала безвинно.

– А ты уверена? Кто свел Юрика Самохвалова с Николаем IV? Больше-то у них общих знакомых нет.

Я назвала Людмилу Борисову, распятую на щите компании «Сфинкс», и рассказала про ее отношения с Юриком и поездку в Англию.

– С Юрика станется. Он мог всех использовать, кто под руку подвернется. Или кто-то использовал Людмилу, а потом избавился от нее.

Когда Некрасов произнес эти слова, нам обоим в голову ударила одна мысль, и мы уставились друг на друга.

– Папаша с сыночком… – медленно произнес Коля. – Очень на них похоже.

Я спросила, не может ли Коля раздобыть фотографии «родственников», чтобы я их продемонстрировала Соне. По ее словам, стрелял в нее молодой парень. Сыночек?

У Коли фотографии были с собой. Он принес их для меня, чтобы я знала, о ком идет речь и кого следует опасаться.

Сегодня я их в Обществе точно не видела. Но Соне обязательно покажу.

– Я ее ненавижу! – кричала молодая женщина. – Что в ней есть такого, чего нет во мне?!

Влюбленный молодой человек пытался убедить ее, что она – лучше всех.

– Но почему он все время таскается к ней? Почему? Ненавижу!!!

* * *

Война была его профессией, но он от нее устал. Поэтому он и согласился на эту работу. И тут нет арабов. Большой плюс. Как его достало прикрытие и обеспечение сделок по обмену наркотиков на оружие и оружия на наркотики! И в Латинской Америке обмен был точно таким же. У него сложилось впечатление, что весь мир только и меняет эти два вида товара. Достало. Хотя рекомендации заработал… Тем более все эти арабы – почти родня. В Лондон-то его ведь тоже изначально с ними занесло… Слава богу, русского там встретил, более того – друга детства. И пошло-поехало. Эти задания ему нравились больше. Может, потому, что просто надоела война? Да тут еще и такая развлекуха! С арабами ничего подобного не было.

Глава 11

Я спала хорошо, но Некрасов опять блуждал по квартире. Я слышала сквозь сон, как что-то где-то падало, но утром все вещи вроде бы стояли на своих местах. Мы опять позавтракали, как брат с сестрой, и Коля поехал на завод – он там обычно появлялся и в субботу.

А я решила все-таки съездить в особнячок Общества и посмотреть всю английскую коллекцию, оттуда заглянуть к Соне в больницу, а вечером надо бы и поработать, тем более мне завтра привезут новый заказ. Если Сонины родственники, конечно, вообще приедут.

У особнячка я увидела несколько машин телевидения, парочку милицейских. Граждане, правда, тоже толкались, и в кассу стояла довольно внушительная очередь. Именно в очереди я и узнала новость: сегодня один из экспонатов возвращается в собрание. Вернее, судя по времени, его уже вернули, сейчас телевизионщики и милиция уедут, и все граждане смогут рассмотреть солонку, сделанную Карлом Фаберже, в форме крошечной кареты, правда, без лошадей.

Наши граждане, как всегда, знали массу деталей. Старший следователь прокуратуры, расследующий дело о краже двух ящиков бесценных предметов (как я поняла, речь шла об известном мне Максиме Леонидовиче Иванове), отправился домой к распятой на щите фирмы «Сфинкс» Людмиле Борисовой, чтобы поговорить с ее матерью. Как я уже знала, Людмила недавно ездила в Англию – примерно в то время, когда паковали коллекцию для отправки в Россию.

В квартире погибшей, в серванте, старший следователь Иванов вдруг увидел крошечную солонку удивительной красоты, выпадавшую из ряда стоявших там безделушек. Более того, Иванов видел эту штучку на фотографиях, а с собой в портфеле принес каталог выставки, который выпустили англичане перед показом сокровищ последнего русского царя в Лондоне. Он каталог из портфеля извлек, в него заглянул, убедился, что солонка – просто копия украденной, и поинтересовался у матери Борисовой, откуда в их доме появилась вещица.

– Наверное, Людочка из Англии привезла, – ответила мать Людмилы. – Ой, что-то раньше-то я ее не замечала… Симпатичная-то какая!

Она стала объяснять, что все выставленные в серванте безделушки привозились членами их семьи из разных странствий. Что-то она сама привозила из мест, куда в советские времена ездила по профсоюзным путевкам, а в последнее время и Людочка стала путешествовать. Мать показала миниатюрную Эйфелеву башню, тарелочки с видами Рима и Флоренции, греческую миниатюрную амфору. Она не сомневалась, что солонка в виде кареты – английская. Она точно появилась последней, и Люда даже не обратила внимание матери на нее – просто поставила к многочисленным другим безделушкам.

В следующий раз старший следователь Иванов вернулся уже с ордером на обыск и оперативниками, а также бригадой телевизионщиков. Мать Людмилы рыдала, что было заснято на пленку и продемонстрировано вчера в выпусках новостей, которые я не смотрела, принимая Некрасова. Экспертизу провели очень быстро. В квартире Людмилы Борисовой, в серванте, стояла солонка работы Карла Фаберже, сделанная из золота, нефрита, опаловой эмали, имитирующей парчу, и жемчуга. Солонку изъяли.

Больше в квартире Борисовой опергруппу ничто не заинтересовало. Старший следователь Иванов выступил по телевизору и сказал, что, по мнению следствия, потерпевшая получила солонку в качестве оплаты за оказанные услуги. Вот только вопрос – какие?

Больше граждане мне ничего сообщить не могли, мы купили билеты и стали ждать освобождающихся экскурсоводов – теперь уже в другой очереди. Я не видела никого из вчерашних членов Общества. Возможно, они не появляются здесь по утрам.

Экспозиция занимала большую часть залов особняка. Я внимательно слушала экскурсию, и самой интересной для меня стала информация о возвращенной сегодня солонке. Она действительно считалась самой дешевой из украденных вещей.

Уже на выходе из здания я вдруг увидела старшего следователя Иванова, беседующего с охранником, и подошла к ним. Иванов склонился над моей ручкой и уточнил, на машине ли я. Я ответила утвердительно и добавила, что прямо отсюда собираюсь в больницу к Соне Романовой. Иванов попросил подвезти его до метро.

Конечно, я не могла не спросить про солонку.

– Странная история… – задумчиво произнес он. – В «Новостях», конечно, не все показали… Но у меня сложилось впечатление, что солонка в серванте у Борисовой появилась совсем недавно. Пыли на ней нет. А стояла она на пыльном месте… Мать на эти безделушки внимания не обращала. Они – часть обстановки в квартире. Да и солоночка-то совсем маленькая и стояла в заднем ряду… Может, Борисова ее получила в день смерти? Или за день до смерти? Теперь мать сомневается, что она привезла ее из Англии, считает, что Людмила обязательно бы похвасталась.

– Но Борисова не могла украсть всю коллекцию! Девочка из стриптиз-клуба – все-таки не та фигура, чтобы провернуть такую операцию.

– Полностью с вами согласен. Сейчас проверяем все ее связи.

– Юрий Самохвалов, владелец «Транспорт-Сервиса» и любовник Сони Романовой и Людмилы?

– С ним уже неоднократно беседовали. Чист, как ангел. И, по-моему, придурок, который думает только о бабах и о том, как согрешить в тайне от жены, вытаскивающей его из чужих постелей. Он деньги-то зарабатывает, чтобы их на баб тратить. Я просто заслушался, когда он объяснял, что у мужчины должна быть жена для ведения хозяйства и воспитания детей, любовница для души и многочисленные женщины для – по его выражению – удовлетворения низменного первобытного инстинкта.

– Таких обычно любят, – заметила я. – Кстати, Соня для чего?

– Для души. А Борисова была для удовлетворения инстинкта. Я слышал, Наталья Петровна, что вы вчера появлялись в Обществе. Ваше мнение?

– Навряд ли они стали бы спорить до хрипоты, если бы кто-то из них спер коллекцию. По крайней мере те, кто ходит на заседания. Вы можете проверить тех, кто появляется редко? Или кто ходил раньше и перестал? А также лиц с уголовным прошлым?

– Мы уже проверили всех… А бывших уголовников там немало, причем привлекались по самым различным статьям. Один придурок, например, хранил дома незарегистрированный ствол и стрелял в воздух в дни религиозных праздников, чтобы отогнать бесов. Его вначале хотели посадить, потом лечиться отправили. Ствол отобрали. Он теперь хлопушки оптовыми партиями закупает. В психушке был вместе с одним из «потомков» и тоже к ним примкнул.

– А нет ли связанных с антиквариатом? – спросила я, вспоминая вчерашнюю беседу с Некрасовым.

– И немало. Все у нас на заметке. Но они вроде как сами в панике. Хотели спереть, да кто-то шустрее оказался. Ох, Наталья Петровна, не знаю я, что и думать. Правда не знаю. Если у вас появятся хоть какие-то идеи – звоните в любое время. Буду рад.

Я притормозила у станции метро, высадила Иванова и поехала к Соне.

Я рассказала соседке о последнем развитии событий, правда, про солонку, найденную у Людмилы, она уже знала из выпусков «Новостей», которые жадно смотрела.

– Людмила – не воровка, – уверенно заявила Соня. – Украсть она не могла. Вот получить в подарок… Наташа, меня на следующей неделе выпишут. Ты съездишь со мной к Людиной маме? Одной мне будет… трудно.

– Съезжу, – кивнула я и достала фотографии, которые мне вчера передал Некрасов.

Я объяснила Соне, откуда они у меня и кто это, и попросила внимательно рассмотреть «героев». Папаша с сынком не знали, что их фотографируют, а снимали их на улице, у машин и в ресторане.

Папашу Соня сразу же отложила в сторону, заявив, что никогда раньше его не видела, а вот сынка рассматривала очень внимательно.

– Похож, – кивнула она. – Мне бы на него в жизни посмотреть – тогда сказала бы точно.

– Звоним Ильичу? – предложила я.

Соня кивнула, я достала трубку и набрала номер. Ильич на другом конце хмыкнул, сказал, что находится недалеко от больницы «Скорой помощи» и вскоре появится в палате у Сони.

Уже при личной встрече я изложила Ильичу версию Некрасова, правда, отредактированную для органов – им совершенно необязательно знать все. Соня изъявила желание взглянуть на сынка лично. Ильич задумался.

– Задержать его можно? – спросила я. – Неужели нет оснований?

– Будут основания, – улыбнулся следователь. – В особенности раз папаша имеет такую насыщенную биографию. Свяжусь с Ивановым, у них наверняка самое полное досье.

Внезапно у Ильича зазвонила трубка. Он ответил, и мы все услышали голос рыдающей женщины.

– Кто это? – спросил Ильич Юрьевич.

– Борисова. Мама Людочки, – представилась женщина, не прекращая рыдать. Мы все переглянулись. – Ильич Юрьевич, я вспомнила!

– Если насчет солонки, то к Иванову. У вас есть его номер телефона?

– Ильич Юрьевич, выслушайте меня!

– Да я слушаю, слушаю! Что случилось? Вы вспомнили кого-то из знакомых Людмилы, кто мог бы…

– Ко мне в четверг приходила женщина, то есть к Людочке, она не знала, что Людочки больше нет… Она ворвалась в квартиру, как вихрь, орала, что Людочка увела у нее мужа и она этого не допустит. Она требовала мою дочь, а потом увидела ее портрет в траурной рамке… Она… мне кажется, солонку могла оставить она.

– Так, Светлана Николаевна, я сейчас подъеду, и вы мне все подробно расскажете.

А мне внезапно ударила в голову мысль. Ко мне тоже приходила тетка – пыталась обвинить меня в краже чужого мужа, о чем я рассказала Ильичу.

– Ее фотографий у вас, конечно, нет?

– Откуда же? Но мы с матерью Людмилы Борисовой можем сверить описание.

– Вы поедете со мной?

– А как же! – меня распирало любопытство.

Мы с Ильичом Юрьевичем сели в мою машину. Дело об убийстве Людмилы, как и о покушении на Соню, висело на нем. По пути я впервые увидела «памятник» – деда на постаменте, о котором мне рассказывала соседка Варвара Поликарповна.

– Вы раньше видели это восьмое чудо света? – поинтересовалась я у следователя.

– Еще бы! – улыбнулся он. – Это вы, Наталья Петровна, недавно в наш район переехали.

– А ведь он мог видеть возвращающихся убийц Людмилы Борисовой… Или следующих к стройке…

– Думаете, они пешком шли? Или она бежала в нижнем белье? Нет, Наталья Петровна. Я уверен, что девчонку к щиту привезли уже заколотой, вероятнее всего, в багажнике. И возвращались явно на машине.

– Но давайте все-таки предъявим фотографии деду, – настаивала я.

– Давайте, – согласился Ильич. – Хуже не будет.

Я припарковала машину, и мы направились к памятнику с конвертом в руках.

– Купите дедушке пива! – прокричал восточный человек из ларька. – А то у него горло пересохло.

– Дедушка, может, лучше водки? – спросила я.

– Лучше, – кивнул дедушка, глядя на нас с постамента.

Он на самом деле здорово походил на Владимира Ильича. Продавец тем временем выбежал из ларька с открытой бутылкой и пластиковым стаканчиком. Я дала ему денег.

– Вы будете? – спросил он.

Мы с Ильичом покачали головами.

– Дедушка, на фотографии не взглянете? – спросила я, держа в руке конверт.

Дедушка скосил взгляд с постамента. Ильич продемонстрировал краешек удостоверения.

– Я тебя и так знаю, – сказал «Владимир Ильич» Ильичу Юрьевичу. – Расследуешь распятие блудницы?

– О мертвых или хорошо, или никак, – заметила я.

Дед опять скосил на меня прищуренный глаз и протянул руку за фотографиями. Я отдала конверт, он достал из кармана очки, нацепил на нос и долго разглядывал.

– Молодого видел. Несколько раз. Когда точно – не скажу. Но, может, он тут живет?

– А старшего?

– Нет, никогда. Или не обращал внимания. Покажите Алику, – дед кивнул на ларек. – Может, он опознает.

– Дедуль, а ты не мог бы позвонить, если вдруг увидишь одного или второго?

Ильич достал визитку.

– У меня мобильного телефона нет. С Аликом договаривайтесь.

– Договоримся, но если вы увидите, пожалуйста, скажите Алику, чтобы позвонил.

– Ладно, – обещал дедок и хлебнул водки.

Мы отправились к Алику, опасливо выглядывающему из окошечка. Он уже понял, что мы оба или по крайней мере Ильич из органов. Фотографии он смотрел внимательно и долго, потом покачал головой.

– У меня они ничего не покупают. Точно. Я всех постоянных покупателей знаю. Дед говорит, что видел молодого? Я не видел. Если увижу, позвоню.

Ильич и ему визитку оставил.

– Не желаете ли пивка или еще чего с собой? Товар качественный, – стал предлагать Алик.

Мы оба покачали головами и направились к моей машине, припаркованной чуть поодаль. Постамент возвышался на углу, где ставить машину было нельзя, поэтому я заехала в ближайший карман. Я несла конверт в руке, мы беседовали с Ильичом Юрьевичем, и вдруг какое-то шестое чувство заставило меня поднять голову.

На нас по тротуару несся огромный черный джип.

– Ильич!!! – завопила я, отпрыгивая на мокрый газон и увлекая за собой следователя.

Но спас нас не наш прыжок века, а Варвара Поликарповна, которая проходила мимо, направляясь в гости к какой-то подруге. Соседка не растерялась, схватила булыжник, которые в нашем районе валяются в большом количестве, и запустила оружием пролетариата в заднее стекло джипа с воплем:

– Ах ты, мерзавец, людей давить?! На, получай, ирод!

Я услышала звон разбиваемого стекла, потом человеческий крик, джип вильнул, к счастью, в противоположную сторону от нас с Ильичом, валяющихся на мокром газоне, потом водитель все-таки справился с управлением, рванул на шоссе и понесся прочь.

Ильич очень быстро пришел в себя. Из ларька к нам уже бежал Алик, дедуля спрыгнул с постамента, Варвара Поликарповна с гражданами тоже спешила на помощь.

– Тихо всем! – рявкнул Ильич, который быстро взял ситуацию в свои руки. – Номер кто-нибудь видел?

– Был заляпан грязью, – ответил дед.

– Последняя цифра 3. Ну и 78, конечно. Наша, питерская машина, – объявила Варвара.

Ильич достал из кармана трубку и звонил коллегам, чтобы передали информацию всем постам. Варвара Поликарповна с другими женщинами осматривали меня. Хорошо, что я была в кожаной куртке, которую легко отмыть от грязи. Джинсы, наверное, тоже отстираю.

– Наталья, ты давай быстро домой, а то простудишься, – забеспокоилась Варвара Поликарповна. – Мужчина, и вам бы тоже неплохо обсохнуть.

– Мне нужно дождаться бригаду, – заметил Ильич Юрьевич.

– Дождитесь и давайте к нам в дом. Вы же всех знаете? И свидетели все без вас дадут показания. Наши сами запишете. Так, граждане, кто еще что видел?

Я сама видела, что водитель был в черной вязаной шапочке, надвинутой на глаза. По-моему, молодой.

– За рулем была баба, – вдруг объявил «памятник».

– Не может быть! – воскликнула Варвара Поликарповна.

– Наталья Петровна? – посмотрел на меня Ильич.

– Нет… – покачала головой я.

Все сошлись во мнении только насчет черной вязаной шапочки.

Коллеги Ильича подъехали очень быстро, стали что-то мерить на асфальте, а мы с ним, временно позабыв о матери Людмилы Борисовой, направились ко мне обсыхать и отмываться. Варвара Поликарповна тоже забралась ко мне в машину и потом, естественно, зашла ко мне домой. Ей было очень любопытно.

Пока я стирала джинсы, а Ильич сидел в выданном Варварой Поликарповной халате ее внука (его одежда сушилась на батарее), следователю позвонили и сообщили, что джип найден брошенным примерно в километре от места происшествия. Его опознали по пробитому заднему стеклу и валявшемуся в салоне булыжнику. Последней цифрой номера на самом деле оказалась 3, меньше всего заляпанная грязью. Молодец, Варвара Поликарповна! Мне бы ее орлиный взор в ее годы.

Автомобиль принадлежал некоему не дружащему с законом типу, несколько дней назад отправленному в «Кресты». Машина стояла перед его домом. Никто никогда на нее не покушался, опасаясь гнева владельца. Но сегодня кто-то воспользовался… И заявить об угоне было некому. Любимая женщина с утра отправилась на Арсенальную набережную перекрикиваться с милым, томящимся в камере.

Конечно, никто не видел, как машину угоняли. Правда, две мамаши с детьми, прогуливающиеся во дворе, где бросили автомобиль, заметили убегавшего типа. Обе сказали, что это молодой парень, довольно худой, одетый во все черное, включая надвинутую на глаза вязаную шапочку. Также обе сказали, что у него что-то со спиной – то ли ранен, то ли радикулит…

Услышав это, Варвара Поликарповна расплылась в широкой улыбке.

– У меня за метание учебных гранат по начальной военной подготовке всегда пятерки были, – сказала она гордо.

– Но как его искать по этим приметам? – спросила я у Ильича.

– Сейчас первым делом отправим телефонограммы во все медицинские учреждения. Не исключено, что гражданин обратится за медицинской помощью. Булыжник большой был, Варвара Поликарповна?

– Грамм семьсот-восемьсот.

Ильич почесал голову.

– Есть надежда, что обратится, – сказал он наконец и посмотрел на меня. – Вы понимаете, что на вашу жизнь покушались, Наталья Петровна? Он ведь ехал прямо на вас. С намерением убить.

– О господи! – всплеснула руками Варвара Поликарповна. – Еще не хватало, чтобы и Наталью убили!

А до меня впервые начала доходить суть случившегося.

– У вас есть какие-нибудь идеи? – устало спросил Ильич, врываясь в поток моих мыслей.

– Я влезла туда, куда не следует. Куда кто-то не хочет меня допускать… И покусились на меня после посещения Общества потомков царской семьи. Я ведь вчера там была… До этого никаких покушений не происходило.

– Значит, вы видели или слышали что-то, что может навести вас на мысль о местонахождении коллекции или о том, кто ее украл. С кем вы там говорили? Или, может, лучше нам Иванова сюда пригласить?

У Ильича опять зазвонила трубка. Это оказалась мать Людмилы Борисовой. А мы про нее совсем забыли. Мы же к ней направлялись.

И кто-то не дал нам до нее доехать.

Но кто знал, что мы едем к ней? Сама женщина, мы с Ильичом и Соня.

Или все-таки наезд связан с моим вчерашним посещением Общества? Я склонялась к этой версии.

– Зовите ее сюда, – прошептала я Ильичу. – А потом Иванову звоните.

Ильич заявил в трубку, что на нас с ним только что покушались, и пригласил в гости – почти к Соне Романовой, которую мать Людмилы очень хорошо знала.

* * *

Мать Людмилы приехала очень быстро, вернее, пришла – она жила не так далеко. Женщина с ужасом оглядела кровавое пятно у меня на потолке и прослушала рассказ Варвары Поликарповны, обрадовавшейся возможности все повторить. Я поставила нам всем чай, потом решила, что лучше налить водки, и мы первым делом помянули Людмилу, которую я при жизни никогда не видела, а после смерти – только по телевизору. Ильич видел ее и живой – он успел ее допросить после покушения на Соню – и мертвой.

Мы поговорили о Людмиле, о Соне, потом перешли к женщине, обвинявшей Людмилу в совращении ее мужа. По описанию она здорово походила на ту, которая заявлялась ко мне, когда у меня был Некрасов.

– А могла она приходить к Соне? И, например, ошибиться этажом? – спросил Ильич, ни к кому конкретно не обращаясь. – Лифт у вас останавливается между этажами. Нажала на седьмой, а спустилась на шестой.

– Я, по крайней мере, никого не уводила, – заметила я. – А Соня…

– Значит, или Самохвалова, жена Юрика, или эта… попадья.

– Моя Людочка не имела дел ни с какими попами! – воскликнула ее мать. – С Самохваловым – да, был у нее роман…

– И вы считаете, что та женщина могла подложить солонку вам в сервант?

Борисова кивнула:

– Теперь я практически в этом уверена.

– Но ведь в вашем доме в последнее время побывало много людей, – заметила я. – Подруги Людмилы, родственники…

Женщина замерла с открытым ртом. Ильич предложил ей вспомнить всех, кто заходил выразить соболезнования. Слава богу, еще не было похорон и поминок, тогда народу оказалось бы вообще немерено.

– Да, вообще-то, я эту тетку одну в комнате не оставляла… А из клуба этот… Веня Левкович был. Он один приезжал. И две девочки были. Сестра моя приезжала с племянниками. Но они, конечно, ни при чем. Откуда у них солонка Фаберже? И милиция. Все. Больше никого не было.