Текст книги "ЦРУ. Шпионский роман"

– Я знаю о вас все, господин ученый, и не советую кому-либо рассказывать о нашей встрече. Это, прежде всего, в ваших интересах

– И в ваших тоже, господин хороший.

Старик церемонно раскланялся и степенной походкой направился к выходу.

Крымское ОПГ в Москве

Геннадий Иванович Морозов после осмотра места происшествия и выдачи указаний оперативникам отправился в служебное помещение охраны, куда поступала информация с восьми камер, размещенных вокруг киностудии.

– Меня интересует противоположная сторона улицы, – показав удостоверение, произнес Морозов.

– Это не к нам. Наша зона ответственности – забор и прилегающий к нему тротуар. За дорогу отвечает другая организация. Я даже не знаю ее названия, – сообщил сидевший за пультом тощий очкарик. На вид ему было около пятидесяти.

– Как вас зовут?

– Трофим Трофимович.

– А фамилия Трофимов?

– И как вы догадались, – улыбнулся охранник. – Это отец начудил. Мать против Трофима была, но он настоял.

– Сам-то до этого, где работал?

– В розыске, я по состоянию здоровья ушел после огнестрела.

– Это хорошо, что ты из бывших сотрудников. Дважды повторять не придется. Меня интересует толпа на противоположной стороне, – продолжил разговор следователь. – Свидетели утверждают, что там собралось около ста человек.

– Так это ж экскурсия. Ровно в двенадцать к памятнику Леонову подъезжают туристы. Они трут нос и делают селфи.

– Кому нос трут?

– Леонову. Экскурсоводы байку придумали, что если потрешь палец или нос артисту, то станешь веселым и богатым.

– И что, многие разбогатели?

– А вы что, тоже в приметы верите? – удивленно посмотрел на следователя охранник.

– Конечно, черных котов боюсь. Вот сегодня черный кот перешел дорогу – и сразу три трупа.

– Ага, прямая связь, а я-то думал, чего это на мое дежурство столько счастья привалило. Так это котяра виноват. Теперь по допросам затаскают из-за черного кота.

– Давай вернемся к нашим баранам. Итак, в двенадцать часов к памятнику подъехали два автобуса с туристами. Что потом было?

– Откуда мне знать. Я в дежурке сидел, за заборами следил.

– Погоди, а проходная?

– Мы камеры на проходную переключаем в случае конфликта и только по сигналу нашего сотрудника.

– А ночью?

– В темное время суток весь периметр под контролем, в том числе и проходная.

– С этим понятно, а вот про экскурсионные автобусы кто знал, что они в двенадцать часов туристов привозят к киностудии?

– Все знали. Это же время обеда.

– Ты хочешь сказать, что все сотрудники киностудии знали о том, что ровно в полдень сюда привезут туристов? – повысил голос следователь.

– Ну, не все, это я сказал, не подумав. Точнее будет, только те, кто проводит экскурсии и уходит в полдень на обед. А еще жители микрорайона, которые собираются на остановках в полдень. Но их не много, человек десять-пятнадцать.

– Свидетели утверждают, что возле зебры стояли сразу два двухэтажных автобуса и около сотни экскурсантов.

– Вообще-то, всегда приезжает один туристический автобус на сорок мест, а откуда взялся второй, я не знаю.

– С этим понятно, а теперь расскажи, что происходит после фотосессии с Леоновым.

– Ничего не происходит. Их по зебре ведут в киностудию на экскурсию.

– А откуда туристы?

– Отовсюду, экскурсантов по вокзалам собирают. В основном это транзитные пассажиры, те, кому до отъезда из Москвы осталось два-три часа. На киностудии сама экскурсия длится сорок минут, и минут двадцать занимает фотографирование с Леоновым.

– С ними фотограф ездит?

– Нет, они селфи делают на свои камеры и телефоны.

– Понятно, а про киностудию «Страх» что можешь сказать?

– Мутная студия, особенно продюсер. Он из крымских бандитов. В девяностых в Симферополе рэкетом промышлял. А сейчас продюсер, твою мать. На бандитские деньги фильмы снимает. Так вот, у нас с этим продюсером конфликт был из-за его гостей. Последнее время крымские бандиты стали приезжать к нему. А один из них вообще без документов пройти на территорию пытался. Пропуском размахивал, а паспорта у гостя не было. Понятно, что без паспорта его на режимный объект не пустили. Тот продюсеру позвонил. Пенкин требовал, чтобы пропустили. Ну а наши уперлись. И тогда изо рта гостя столицы такая феня поперла, заслушаешься. В конце концов, предъявил дружок продюсера справку об освобождении.

– И за что сидел этот гость столицы?

– За убийство и разбой. Только справка не наша. На украинском языке, он во Львове отбывал, а осужден в Крыму был за «заказные» убийства в девяностых.

– Давно на свободе?

– Дней десять. Деньги с Пенкина требовал за тюремные страдания. Скандалил в его кабинете. В конце концов, они договорились. Часа через два гость ушел и больше в киностудии не появлялся.

– Фамилию знаешь?

– В журнале посетителей есть запись со всеми данными. У меня такое ощущение, что Пенкин мутил что-то в Москве. Этот бандюган не первый был, до него человек пять из Крыма приезжало с сумками и рюкзаками за спиной.

– Может, они крымское землячество создать пытались в Москве?

– Филиал крымского ОПГ. Я своему начальнику докладывал, а он сказал: «Забей! Вот если пропадет что на киностудии, тогда займемся продюсером и его гостями».

– Еще что знаешь?

– Конфликт у продюсера недавно случился с актрисой. Пенкин кастинг с актрисами на своем диване проводил, как Вайнштейн из Голливуда. А за одной из них муж проследил. Короче, убить обещал продюсера и всю съемочную группу.

– Как фамилия актрисы?

– Не знаю, это не при мне было, но если надо, уточню у сменщика. Он в восемь вечера на дежурство заступает.

Следователь протянул охраннику свою визитку.

– Как появится сменщик, звони. И еще, о погибшем режиссере что скажешь?

– Люди говорили, что у него справка из института Сербского была, но сам не видел, поэтому промолчу.

– Странности в поведении режиссера замечал?

– Вы его фильмы посмотрите, это полный, если без мата, амбец.

– А третий погибший? Он бывшим сотрудником СБУ представился.

– Консультант, тоже из крымских. Он в СБУ служил на полуострове в девяностых.

– А в Москве как оказался?

– Мы по сотрудникам спецслужб информацию не собираем. Меньше знаешь – лучше спишь.

Следователь пожал руку Трофимову и направился в кабинет Пенкина. Охранник, дождавшись, когда за Морозовым закроется дверь в кабинете продюсера, быстро набрал знакомый номер телефона.

– Только что следак приходил. Чекистом интересовался.

– Я скоро приеду, в пробке стою, будь она проклята. Потом расскажешь. По телефону не болтай ничего лишнего. ФСБ в Москве «антитеррор» объявило.

Засада

Первое, что увидел Барский в квартире Алисы, были мужские тапочки 42-го размера. Они стояли у входа и ждали хозяина.

– Могла бы спрятать вещдоки, а то у любовника при виде этого раритета желание может пропасть навсегда.

– Наоборот, охмурить замужнюю женщину каждый из вас за подвиг считает, а вот с разведенками и вдовами связываться не хотят, – сказала Алиса.

Гарик, не снимая обувь, прошел в комнату, осмотрел встроенный шкаф.

– И где ж твой двухметровый муж, костюмчик-то у него сорок восьмого размера? Соврамши!

– Муж у меня в тайге дичь стреляет, а я тут квартиру сняла на неделю. Короче, я иду готовить званый ужин на кухню, а ты можешь осмотреть туалет, ванную, балкон, вдруг где-нибудь соглядатай спрятался.

Барский вышел на балкон, заваленный всяким хламом. Спуститься вниз с шестого этажа было проблематично. Соседняя лоджия была застеклена, а пожарной лестницы поблизости не оказалось. Гарик хотел вернуться в комнату, но тут увидел заваленный тряпками рюкзак.

«Интересно, что этот рюкзак на балконе делает?»

Барский занес рюкзак в комнату и позвал Алису.

– И что это за рюкзак у вас на балконе валяется?

– Я не знаю, чей это рюкзак. Хозяин квартиры его вчера притащил, а что в нем, не сказал, – махнула рукой Алиса.

– А вдруг там взрывчатка?

– Тогда действуй по инструкции, позвони в ФСБ и руками ничего не трогай. Говорю же тебе, я его не открывала. Можешь посмотреть, если умираешь от страха.

– В армии старшина роты охраны повторял каждый день одну и ту же фразу: «Лучше перебдеть, чем недобдеть!» Только что на моих глазах двух мужиков замочили у входа в киностудию. А могли бы в живых остаться, если б не стали ворошить прошлое.

– Не двух, а трех, – уточнила женщина.

– Ты-то откуда знаешь?

– Я же с тобой в одной маршрутке ехала, или забыл уже?

– У меня после отравления с памятью что-то. Как в маршрутку сел, помню, а что было до того – чистый лист. А теперь колись, что ты у «Мосфильма» делала? За мной следила?

– Он не страдал манией преследования, он ею наслаждался! – расхохоталась женщина. – Да кому ты нужен, чтобы за тобой следить. Меня в кино снимали, в главной роли. Я со съемок шла, а тут стрельба началась, я за остановку спряталась. Узнать хочешь, в кого стреляли?

Алиса включила телевизор.

– Сейчас новости пойдут. Давай поспорим, если это убийство станет «новостью номер один», я подарю тебе французский коньяк. Если нет – с тебя французские духи.

– Ты чего несешь, еще трупы не остыли, а ты уже споры заводишь вокруг покойников. Бога побойся.

– Так нет его, бога! Ты же атеист, церковь стороной обходишь, – Алиса выставила на стол бутылку 45-градусной «Сибирской водки».

– Зато ты у нас верующая?!

– Конечно. Я в свой карабин верую, – перешла на таинственный шепот Алиса. – Так, за что пьем, за Барсика или Алису из страны чудес?

– За снайперскую винтовку, которая уравнивает шансы простого человека с олигархом-ворюгой, – торжественно произнес Барский, поднимая рюмку.

– Барсик, а глюки у тебя, когда появились? Это я как врач спрашиваю.

– Я в больнице лежал три дня в коме, а когда в себя пришел, увидел старика седого на соседней кровати. Ну, того, что у входа в рай стоит на библейских картинах. Но он молчал. Ничего не спрашивал. А потом седой махнул рукой, и со мной заговорили люди из прошлого: рэкетиры, бандиты, убийцы, журналисты.

– Те, кого ты убил? – подсказала Алиса.

– Нет, я никого не убивал в прошлой жизни, – повысил голос Барский. – И старик ничего не спрашивал. А потом он исчез, и я оказался в черном тоннеле. Куда-то летел в абсолютной темноте, а у ворот в рай меня ждал знакомый сержант с автоматом в руках. Я служил с ним в одном полку.

– И что потом было?

– Ничего. Я вернулся в палату.

– И старик тебя там ждал?

– Нет. Его увезли в морг. Замотали в белую простынь, посадили в кресло и увезли.

– А сейчас с кем говоришь?

– Это внутренний голос подсказывает, что и как делать. А ты про него как узнала?

– Я же психиатр. Или ты забыл, где мы познакомились? Ты последнее время много пил?

– Нет, раз в месяц, по праздникам. Это не алкогольный психоз.

– А наркотики?

– Говорю же тебе, я не по этой части. Меня траванули в Москве, а чем, не знаю.

– Галлюцинации у тебя только слуховые?

– Нет у меня галлюцинаций. Это по Фрейду: «Я», «сверх Я» и «Цензор». Одна часть мозга – эмоции, вторая – личный опыт. А третья – «весы», выбирают правильное решение.

– И эти «весы» ты воспринимаешь как «внутренний голос»? Может, скорую вызвать?

– С какой стати?

– У тебя глюки. Если голоса прикажут, ты выполнишь все, что они скажут, и тогда тебя закроют в психушке на всю жизнь.

– Ты хочешь, чтобы на меня твоих покойников повесили?

– Почему моих?

– Ну, ты ж у «Мосфильма» не случайно оказалась?

– Я на репетиции была. В кино снимаюсь.

– Прямиком из тайги в актрисы, кого дуришь?

Пятьдесят убитых

– И как тебе старик? – проводив ученого до двери офиса, спросил Комаров.

– Говорит складно, как все старики, – уклонился от прямого ответа Усов. – Хотелось бы знать, что из того, что он сказал, правда, а что старческие фантазии.

– В молодости Наливайко работал с особо опасным инфекциями в противочумных станциях СССР, а когда все рухнуло, профессор остался без работы. Пришел к американцам. А вот что он там делал на самом деле – не знаю.

– С кем еще будем говорить сегодня?

– У Наливайко в лаборатории было два ассистента, Петр Ефимович Кабаков – вирусолог и биолог Василий Юрьевич Повар. Специалист по летучим мышам. Их тоже поперли оттуда после утечки информации о покойниках.

– И чем они занимаются сейчас?

– Кабаков работает лаборантом в больнице, а Повар – санитаром в доме престарелых. Думаю, что втроем они могли бы что-то слепить из того, что было. Пошли обедать. Завтра я с ними все решу.

– Погоди, а кроме этой троицы, есть кто-нибудь на примете?

– Есть, только они тебя тут же заложат американцам.

– Стоп! Не понял. Эти трое не заложат, а другие?

– Другие участвовали в секретных программах по СПИДу и гепатиту. За ними целое кладбище добровольцев. Если это вылезет наружу, то родственники погибших экспериментаторов порвут на куски.

– Я этот момент не учел, выходит цээрушники держат их на крючке!?

– Могу организовать встречу с человеком, который в лаборатории видел около полусотни покойников. Зовут ее Агнесса. После газетного скандала она пришла в офис моего тестя, показала трудовую книжку, сказала, что согласна на любую работу. Кадровик полистал «трудовую», а там «противочумная станция». Короче, эту даму отправили ко мне. Я запустил стандартную проверку, и тут оказалось, что кто-то внес ее имя в список «неблагонадежных». Поговорил с ней по душам, помог деньгами, после чего она и рассказала о секретных опытах и убийствах в лаборатории. Вначале я не поверил…

– А потом сам решил разыграть эту карту? – пристально посмотрел на коллегу Усов.

– Если такая история сама лезет в руки, грех отказаться. Но мы отвлеклись. С Агнессой журналистская легенда не пройдет.

– Почему?

– В Грузии не любят продажных адвокатов и журналистов. Намекни ей, что ты из органов. Проверяешь жалобу на руководство лаборатории. Экология, химзащита. Этому Агнесса поверит.

– И что она видела своими глазами?

– Пятьдесят трупов в лаборатории. Американцы изучали на добровольцах действие нового препарата от гепатита С., говорят, что они ошиблись с дозой.

– Ошиблись или определяли смертельные дозы?

– Не знаю. Журналисты считают, что в лаборатории испытывали на людях различные яды и лекарства. Но реальных доказательств и свидетелей ни у кого нет.

– А Агнесса?

– О ней никто не знает, и фото, которое она принесет, никто не видел. Стопроцентный эксклюзив. За него придется заплатить реальные деньги.

– Сколько она хочет за фото и рассказ под камеру?

– Пятьдесят тысяч баксов.

– Ни одно фото столько не стоит.

– Ты чего, фишку не рубишь? Если свидетель заговорит в Москве или в ООН, то американцы тебя озолотят, а тех, кто убивал невинных людей, сотрут в порошок. Там же очередные выборы, – загорячился Комаров. – Одно дело – человек умер от болезни в американской клинике, и совсем другое, если он стал жертвой экспериментов Минобороны США на территории независимой Грузии. Разницу чувствуешь? Это смертельный удар по противникам Трампа. Эксперименты в Грузии проводили еще при Обаме.

– Сделаем так, я встречусь с лаборанткой в интернет-кафе без свидетелей. Там должен быть интернет и современные компьютеры. И еще вопрос, как она отреагирует, если ей предложить хорошо оплачиваемую работу в Киеве или Лондоне?

– Лаборантке? Она никто и зовут ее никак? Мытье пробирок ее больше не интересует. Она готова записать свой рассказ на видео и получить за это большие деньги.

– И последний вопрос, что ее держит в Грузии: родители, муж, дети?

– Мужа в прошлом году похоронила, а детей у нее никогда не было. Так что сменить гражданство для Агнессы не проблема.

– Вот и ладненько. Только ты не забывай, разговор с лаборанткой – это наш с тобой побочный бизнес. Для моего спонсора сегодня главное яйцеголовые из Грузии, которые за пару месяцев смогут слепить для него пандемию испанки, птичьего гриппа, оспы, холеры. Чего угодно, главное, чтобы эта зараза охватила миллионы людей, как испанка.

Кто украл ноутбук режиссера?

При появлении Морозова в кабинете продюсера два оперативника вытянулись по стойке смирно, а эксперт продолжил поиски отпечатков пальцев.

– Докладывайте, что обнаружили.

– Из кабинета идут два черных кабеля к двум управляемым камерам, расположенным на крыше киностудии. Они были подключены к специальному пульту и фиксировали все, что происходило на противоположной стороне улицы и в районе проходной, – сообщил оперативник.

– И что на видео? – поторопил его следователь.

– Записей нет. Их украли вместе с пультом и ноутбуком.

– Как украли?

– Путем свободного доступа. Дверь в кабинет была открыта. Скорее всего, продюсер, увидев на экране раненого режиссера, выскочил из кабинета, чтобы оказать ему первую помощь. Дверь не закрыл, и этим воспользовался неизвестный преступник.

– Из этого здания есть запасные выходы?

– Второй выход через ворота для грузового транспорта. Свидетели утверждают, что после второго выстрела сработала пожарная сигнализация, завыла сирена и началась паника. Автоматика открыла ворота.

– Сколько человек покинуло киностудию?

– Не меньше ста. Здесь учебные тревоги каждый месяц проводят. У них все четко. Каждый бежал с сумками, ноутбуками. По инструкции, охранник должен оказывать помощь тем, кто покидает объект. И самое главное, при пожаре запрещены досмотры.

– Немедленно допросить всех, кто в момент стрельбы находился в киностудии. Где был, что делал, кого видел? Подробнейшим образом.

– Но мы вдвоем с этим не справимся. Тут пятьсот сотрудников и два десятка независимых киностудий.

– Людей я пришлю. Действуйте! А теперь задание экспертам. Диван проверить на наличие биологических выделений. Есть информация, что продюсер на нем принуждал актрис к прохождению кастинга, и за это его могли убить. Изъять все, что может навести на след жертв изнасилований.

Первая любовь Барского

Барский не верил в случайности и пустые слова. С Алисой он познакомился в психбольнице. Гарик, будучи студентом, подрабатывал там санитаром, а Алиса работала участковым психиатром. А потом Гарик спас ей жизнь, и замужняя женщина воспылала любовью к семнадцатилетнему студенту. Только любовь эта длилась недолго. Гарика призвали в армию, а Алиса, бросив мужа, сбежала на прииск с двухметровым сибиряком.

– Признавайся, какое задание получила от Волобуева? – продолжил допрос Барский.

– Мне сценарий показали с твоим убийством. Вот и приехала спасать Барсика от бандитов. Я же твоя первая любовь, – игриво произнесла женщина.

– Свежо предание.

– Смотри, убийство на «Мосфильме» в программе «Время» – новость номер один, я проиграла.

Алиса тут же выставила на стол бутылку французского коньяка.

– Заберешь с собой. Я коньяк не пью.

Тем временем диктор в черном костюме траурным голосом сообщил о гибели известного кинорежиссера Уточкина, который последнее время работал над фильмом о бандитских девяностых в Крыму. А саму стрельбу у киностудии связал с «Матильдой», к которой режиссер не имел никакого отношения.

– Вот, и пришла к Уточкину посмертная слава, – произнес Барский. – Теперь похоронят как жертву политических репрессий, и все его дебильные сериалы покажут по первому каналу.

– Ты не заметил, что диктор назвал только одну фамилию Уточкина. А остальные попали в разряд «прочие». Не живые, не мертвые, просто пострадавшие.

– И что это значит? – подняв рюмку, спросил Гарик.

– А это значит, что следователь крутит свое кино. Они не говорят о трех погибших, а только об одном. Да и этот бред с «Матильдой».

– Просто ляпнули с дури, – осушив рюмку, произнес Барский.

– Гарик, на первом канале дураков не держат! Там каждое слово утверждают на самом верху.

– Алиса, в терпилах два бандита из ОПГ, а третий – режиссер-шизофреник со справкой из института Сербского. Как их народу представлять?

– Волобуев чекист, а не бандит, – возразила Алиса.

– Был чекистом, пока в Крыму «Эскадрон смерти» не создал и кучу народа на тот свет не отправил без суда и следствия?

– А ты СБУшника не любишь.

– Волобуев на меня своих покойников из «Эскадрона смерти» повесить пытался. И если бы не судья-снайпер, с вечно живыми сидел бы сейчас в камере смертников, а не с бывшей любовницей толковал о любви.

Алиса попыталась обнять Барского, но он остановил женщину.

– Ты мне про хозяина квартиры сначала растолкуй. Кто он и как познакомилась? Я сюрпризы не люблю от чужих мужей и любовников.

– Он уже не придет. Хозяина квартиры сегодня убили. Давай, помянем. Из этой компании я Волобуева только знала. Представляешь, чекист меня к мужу ревновал, к восемнадцатилетнему пацану.

– Так ты у Волобуева койку снимаешь?

– Что тебя смущает? У меня в Москве никого нет, а в гостинице дорого. Он предложил, я согласилась.

– А платила чем? Любовью и лаской?

– Нет. Он, конечно, домогался, но пролетел как фанера над Парижем. А с тобой я всю жизнь мечтала проснуться в одной постели, – Алиса попыталась поцеловать Гарика, но он вдруг резко оттолкнул ее от себя.

– Алиса, мне плевать на твоих мужей и любовников, и я бы остался с тобой этой ночью, но сейчас здесь будут менты с обыском.

– Квартиру быстро не найдут, она за его украинской тещей числится, можно до утра кувыркаться! – Алиса вновь попыталась обнять Барского.

– Пролетаешь! Я сваливаю. О борще надо было раньше думать, двадцать лет назад, когда ты из Казантипа с сибиряком уезжала и меня не дождалась. А сейчас здесь менты будут, и я не хочу отвечать за чужие грехи. Хата паленая!

– Гарик, не злись. Когда еще увидимся. Оставайся, тебе понравится.

– Я бы остался, но у меня слишком много врагов. Разобраться надо со всеми, а из «обезьянника» я это не сделаю.

– Ты меня испугался, а не ментов. Иди, держать не буду. Только рюкзак оставь. Там твоего ничего нет. А полиция искать его будет и, пока не найдет, не успокоится. Им вещдоки нужны.

– Да и хрен с ней, с полицией. Рюкзак конфискован.

– Я его сама понесу. Там ни взрывчатки, ни патронов. Волобуев унес из киностудии только видеозаписи и сценарий.

– Так ты идешь со мной?

– А что мне делать в Москве?! К мужу поеду в тайгу. Он меня на двадцать лет моложе, каждый день любит, как в первую брачную ночь, не то, что некоторые.

– Езжай к своему двухметровому, – недовольно произнес Барский. Он вытащил из пакета плащ, шляпу и подошел к окну.

– Выглядишь в этом плаще шикарно, – обняла Барского Алиса. Она попыталась поцеловать своего бывшего любовника, но в этот момент во двор въехали две полицейские машины с мигалками на крышах.

– Вовремя ж они, – недовольно произнес Барский. – Уходить надо. У нас три минуты.

Алиса закрыла дверь на ключ и стала подниматься вверх по лестнице. Гарик последовал за ней.

На девятом этаже они остановились у закрытой на замок железной двери.

– Делать что? – спросил Гарик, осматривая замок.

– У меня ключ от чердака есть, Волобуев дал. Он боялся, что за ним придут, – Алиса открыла замок и первой поднялась на чердак.

– Иди за мной. Волобуев репетировал уход от погони. Только из телефона аккумулятор вытащи, чтобы нас менты не засекли.

– У меня нет мобильника, – сообщил Гарик.