Текст книги "Muse. Electrify my life. Биография хедлайнеров британского рока"

Пол Рив

Какие у вас были впечатления от альбома Showbiz?

Мне показалось, что это очень хороший первый альбом. Я был в восторге от работы с Джоном, потому что он был и остается одним из моих героев, так что для меня это была работа не только с группой, но и с Джоном. После окончания работы над любым альбомом какое-то время ты его просто слушать не можешь, но потом, когда я к нему вернулся, то решил, что он хорош. Я до сих пор считаю, что это хорошая, мощная запись и что это до сих пор их самый искренний альбом. Я гордился им, своим вкладом в него.

Ваш вклад в основном ограничивался прямолинейными поп-песнями, а вот с Джоном они уходили на более экспериментальную территорию, что потом продолжилось и на Origin…

Это просто «мое». Я сочиняю песни, и я люблю поп-песни как музыкальную форму. Вы на самом деле правы, я как-то раньше об этом не задумывался, если честно, и прог – полагаю, сейчас их жанр можно определить именно так, – это не «мое». Вещи вроде Uno или Unintended я считаю прекрасными поп-песнями. Я точно помню разговор, в котором убеждал Мэтта, что они должны записать Unintended, а он в своем типично мэттовском стиле ответил: «Ой, да у меня таких песенок вагон и маленькая тележка!» Он считал себя слишком взрослым для такого. Она на самом деле слегка не вписывается в контекст их тогдашнего творчества, но мне очень нравится эта грань композиторского таланта Мэтта, и я надеюсь, что когда-нибудь в будущем он к ней вернется, потому что как сочинителю поп-песен ему мало кто равен.

Мэтт Беллами

Примерно в то время нас катали в лимузинах и личных самолетах, хотя для этого было еще очень рано – мы продали всего одну пластинку. Я думал, что это все как-то странно, но определенно может куда-то привести. Когда все это провалилось и я опять вернулся к рисованию и декораторству, я был вдохновлен, решил, что если мы однажды смогли оказать такой эффект, пусть он и оказался мыльным пузырем, то сможем так сделать и снова. Лишь через несколько лет мы смогли позволить себе путешествовать на самолетах. Когда я в 18–19 лет побывал в лимузинах и самолетах, у меня, можно сказать, немного открылись глаза, но лишь через шесть лет я впервые сел в самолет по билету, который купил сам! Многие тогда говорили: «Они станут знаменитыми», а я думал: да, может быть, но не после первого альбома. Мне кажется, если бы мы стали всемирно известными в 20 лет, выпустив один альбом, потом бы все покатилось под откос.

Глава третья

Каждое поколение, как говорят, получает ту революцию, которую заслуживает.

В репрессивном обществе шестидесятых бунтарство означало вседозволенность, воплощением которого стало движение «детей цветов», а оформилось все в одни мокрые, распутные августовские выходные 1969 года в Бетеле, на севере штата Нью-Йорк, когда на ферме Макса Ясгура прошел Вудстокский фестиваль. За три дня там собралось полмиллиона человек, уставших от застегнутого на все пуговицы, негибкого общества и бессмысленной жестокости Вьетнама; они решили раздеться и слиться воедино.

В более либеральном обществе девяностых, однако, бунтарство означало насилие. Так что первая серьезная попытка воссоздать Вудсток в 1994 году оказалась тупоголовой, забрызганной грязью катастрофой, а в 1999 году пост-панковская американская молодежь, разозленная бессмысленной жестокостью первой войны в Персидском заливе, политически лоботомированная однобокой, выступавшей за войну прессой и опьяненная ню-металлическим нигилизмом Limp Bizkit, собралась на авиабазе Гриффисс и устроила там «Вудсток» своего поколения. Они тоже хотели создать собственный «бренд» бунтарства, как и их родители, но свобода, за которую они боролись, состояла в том, чтобы хорошенько набраться и что-нибудь разрушить.

Организация мероприятия тоже была не на высоте. Фестиваль устроили на свалке опасных для жизни отходов, промоутеры собирались заработать на нем как можно больше денег (эта философия прямо противоречила контркультурным идеям исходного «Вудстока»), цены на билеты были высокими, а приносить с собой еду и воду не разрешалось. После тщательного обыска на входе у посетителей отбирали бутылки с водой, после чего впускали на заасфальтированную территорию, где в 38-градусную жару негде было укрыться в тени, и там они обнаруживали, что официальные поставщики фестиваля берут по 4 доллара за бутылку воды, 12 долларов за пиццу и 15 долларов за пакет со льдом. Когда продавцы попросили у организаторов разрешения снизить цены, те отказались, заявив, что это лишит их прибыли. Две сцены находились на огромном расстоянии друг от друга, а туалетов для такого количества посетителей оказалось недостаточно; когда они начали переполняться, разгневанные рокеры перевернули несколько туалетов и даже вырвали из земли водопроводные трубы. Состав, опять же, тоже не вызывал особенно спокойных и любовных чувств – рядом с ветеранами Вилли Нельсоном, Dave Matthews Band, Джорджем Клинтоном и Брюсом Хорнби выступали Limp Bizkit, Metallica, Rage Against The Machine, Megadeth и Korn.

Когда Muse вышли на главную сцену в воскресенье днем – для зрителей это был финал трех мучительных и очень затратных дней, – они увидели, что фестиваль приближается к критической точке. Территория была завалена мусором и экскрементами, зрители что-то скандировали и стучали в барабаны, словно протестуя, а вдалеке даже начались драки. Костры уже разожгли, но настоящий хаос начался лишь через несколько часов, когда Limp Bizkit исполнили гимн балбесов Break Stuff, а певец Фред Дёрст катался по фанзоне на куске картонной стены, оторванной от звукорежиссерской вышки, словно на доске для серфинга. Во время сета Red Hot Chili Peppers, закрывавших фестиваль, на песне Under The Bridge загорелась одна из аудиовышек, и после этого загорелось множество костров; группа лишь подлила масла в огонь, сыграв Fire Джими Хендрикса с благословения сестры Джими. Измученная жарой, раздраженная толпа устроила настоящий погром, разрушая или поджигая туалеты и временные постройки, переворачивая и грабя торговые машины и кассовые аппараты. Техническую команду MTV эвакуировали, боясь за их безопасность; позже сообщалось о 38 арестах, четырех изнасилованиях и одном умершем.

Молодежь девяностых получила ту революцию, которую заслуживала. Muse, уехавшие с фестиваля задолго до того, как начались проблемы, позже говорили, что хорошо там повеселились, и шутили, что беспорядки, скорее всего, начались из-за басовых партий Джона Энтвистла. Но Мэтт Беллами, оглядываясь на события «Вудстока‐99», увидел в его ярости и реве слепую, быковатую Америку, которой лгали и которую полностью подчинили себе власти и пресса, разгневанную и раздраженную тем, что оказалась на самой нижней ступени общества, которое никак не может контролировать, и вымещающую свой гнев на некое расплывчатое понятие «власти» единственным известным ей способом.

И он задумался. Когда Стивен Далтон из NME в том году брал интервью у Беллами в Нью-Йорке, Мэтт пожевывал большую сигару в шикарном манхэттенском отеле, примеряя на себя мечту американской мегазвезды, и его вдруг охватили опасные мысли. Постепенно появлялась на свет новая грань Мэтта Беллами – он превратился в молодого человека, который не боялся называть себя измученным и истерзанным многочисленными горестями мира. Его сильно ошеломили события Вудстока, и он увидел нисходящую спираль в американской культуре, окружавшей его, заметил признаки надвигающегося апокалипсиса. «Вокруг очень много страха, люди пытаются его отрицать, но он есть. А когда это закончится, надеюсь, дальше будет что-то хорошее. Или это, или невероятно плохое, ха-ха-ха! И тогда закончится ВСЕ…»

* * *

Хотя во время стремительного девятидневного тура по Америке в том июле Muse не увидели больше никакого страха и ненависти, они, безусловно, заметили некоторые другие крамольные недостатки американской культуры. Самым заметным из них было безразличие. Если вы новая группа, которая не играла в каждом курятнике и амбаре Америки два последних года или не записала песни, которая звучала по радио, в саундтреке к фильму или видеоигре, вы никто. Muse осознали это, сыграв серию небольших концертов в Бостоне, Чикаго и Сан-Франциско и завершив все выступлением в «WEA-Конвеншн» в Лос-Анджелесе; они играли в залах, где собирались примерно три десятка диджеев и людей из музыкальной индустрии – собственно, единственных людей в любом городе, у которых была хоть какая-то причина знать о них. Единственным исключением стало инди-заведение «Брауни» в нью-йоркском Ист-Виллидже, где манхэттенские музыкальные воротилы наперебой записывались в список гостей, а потом просто не пришли в маленький бар их послушать. MTV зарезервировал столик, Энтони Кидис из Red Hot Chili Peppers торчал у бара. Остальную часть аудитории составила горстка представителей индустрии и два фаната, реально заплативших деньги; они принесли с собой плакатик с надписью «Тинмут».

Вторым недостатком стала самая мучительная американская гастрольная традиция – встреча с диджеями. В Америке нет единой национальной радиостанции вроде BBC Radio One, так что власть в продвижении групп принадлежит диджеям с местных и университетских радиостанций, и от гастролирующих коллективов всегда ждут, что они нанесут визит на главную альтернативную радиостанцию каждого города, где выступают, и лично поблагодарят диджеев за то, что они ставят – или хотя бы собираются ставить – их песни. Проблема была только одна: Muse об этом никто не сообщил. Строго следуя расписанию, они приехали на радиостанцию в первом гастрольном городе с гитарами, ожидая, что сыграют там акустический сейшн, но обнаружили в здании не музыкальную студию, а зал для собраний, где на длинном столе лежала куча еды. За ним сидела примерно дюжина сотрудников радиостанции, которые, не обращая на них никакого внимания, сосредоточенно жевали. Когда они спросили кого-то, где можно расставиться и куда подключиться, им со смехом ответили: «Вы не будете играть!», после чего неразборчиво поблагодарили за «проставу» пиццей. Оказалось, что Maverick представили все так, словно Muse купили еды для всех сотрудников радиостанции. Впрочем, после пары подобных казусов Maverick все-таки организовали для Muse настоящие акустические сейшны: к тому времени, как они добрались до Лос-Анджелеса, для них договорились об эфире в передаче KCRW Morning Eclectic; позже бутлег этого шоу вышел под названием Muse Live On 89.9 KCRW Radio – The Showbiz Acoustics. Они исполнили Sunburn, Falling Down, Overdue, Uno, Cave, Unintended и Muscle Museum.

После «WEA-Конвеншн» Muse полетели прямо в Германию, потому что Европа уже ждала. С тех самых пор как группа подписала европейские контракты, лейблы буквально упрашивали их провести полноценные гастроли, и Muse составили обширные планы. Это решение помогло им заработать огромное уважение и преданность европейских фанатов, которые часто обижались, что любимые британские группы игнорируют их или если и доезжают, то по минимуму, и польза оказалась видна сразу. После остановки на Rees Haldern Pop Festival в Германии они добрались до Route Du Rock в Сен-Мало, и этот фестиваль стал одним из пиков их ранней карьеры. Всего полтора месяца назад они выступали в Париже на радиошоу перед 500 восторженными зрителями; в тот день послушать их в Сен-Мало собрались девять тысяч человек. Обрадовавшись практически мгновенному успеху во Франции (особенно после разочаровывающего опыта в США), в следующие полтора года Muse устроили несколько туров по континенту, и их аудитория взрывалась благодарностями и восхищением в адрес группы, которая явно хотела вернуться и снова и снова играть для зрителей.

Поняв, что Европа – это их «вотчина», группа поехала в немецкий Кёльн и три дня устраивала там самые причудливые концерты – от вечеринки в честь пятилетия лейбла Motor до афтерпати Visions, от уличного праздника, который показывали на телевидении, до фестиваля, который так и назывался Bizarre («Причудливый»). Они с нетерпением ждали возможности исследовать эти интереснейшие новые территории, но сначала им нужно было вернуться домой. В конце концов, их там ждали неотложные дела.

* * *

В сентябре у Криса родился первый сын, Альфи Уолстенхолм. Когда его подруга Келли впервые предложила это имя, он заартачился, сказав, что оно звучит как имя какого-нибудь наркодилера, но, впервые увидев сына, Крис сразу понял по его нахальному личику, что он действительно Альфи. Сами роды довольно легко вписались в убийственный гастрольный график Muse; единственной проблемой, связанной с ними, стало то, что Крис опоздал на первое выступление группы на Редингском фестивале. Это, конечно, стало вехой для Muse (хотя пока что их карьера еще не «удалась» – они не были хедлайнерами на главной сцене), но товарищи по группе не обиделись на Криса за то, что его поезд задержался, когда он спешил к ним прямо из роддома, и пришлось сократить их дневной сет на сцене «Карлинг-Премьер» – маленькой сцене для новых групп, которую в тот день окружили восторженные фанаты, слышавшие их на «Гластонбери» и в других местах.

Если Крис, которому было всего 20, воспользовался первой же возможностью ухватиться за взрослую жизнь и остепениться еще до того, как карьера Muse стала слишком лихорадочной (еще он примерно в это же время перестал слишком много пить перед концертами, чтобы меньше лажать во время выступлений), то его товарищи по группе воспользовались успехом Muse, чтобы насладиться совсем другой стороной жизни. Фанатки, сопровождавшие группу на гастролях, обычно уходили с Домом (у него одного не было пары) и с техниками (эти ребята только открывали для себя гастрольную жизнь), Дом и Мэтт все больше склонялись к богемной жизни, полной алкоголя, травки и всевозможных забав и дурачеств.

И пока Крис закупался детскими игрушками, Мэтт засматривался на самую крутую игрушку для мальчиков. Получив первый в жизни большой чек, он купил себе ракетный ранец[52]52
  Прим. ред.: персональный летательный аппарат, носимый на спине.


[Закрыть]. По крайней мере, именно так, истекая слюной, это устройство назвала пресса. На самом деле это был парамотор – по сути, параплан, к которому приделан пропеллер, приводимый в движение 50-кубовым мотором. Надев его на спину, можно подняться вверх на три с лишним километра, если, конечно, есть достаточные запасы кислорода. Мэтт читал об этом устройстве и всегда хотел иметь такое, воображая себя Человеком-ракетой, так что, заработав первые серьезные деньги, тут же потратил на него 6000 фунтов. Он собирался летать на нем над фестивалями с огромным баннером «Приходите на концерты Muse» или взять его на американские гастроли и полететь на нем в Гранд-Каньон, подняться на восемь тысяч футов, выключить двигатель и спланировать в бездну.

В свободное между гастролями время в следующие несколько лет он ездил с парамотором на аэродром Кембл в Котсуолдс и взлетал вверх примерно на 900 метров. Сначала, поднимаясь, он кружился на месте, а потом летал, куда ему хотелось, замечательно проводя время, чувствуя, словно он на следующей ступени эволюционной лестницы, далеко впереди разносящих туалеты недочеловеков из Вудстока. Но на высоте более 900 метров перед глазами все начинало немного расплываться, и Мэтт так и не нашел времени до конца завершить инструктаж. Постепенно любимым экстремальным времяпрепровождением Мэтта вместо парамотора стал дайвинг.

Другие дела Muse осенью 1999 года были куда более приземленными. На концерте Borderline к ним подошла американская группа, тоже называвшаяся Muse; они владели правами на использование этого названия на концертах, так что Taste Media пришлось срочно заняться трансатлантическими коммуникациями, чтобы гарантировать, что американские Muse, которые собирались распадаться, отдадут британским коллегам права на название (им это удалось). Кроме того, Сафта Джеффери вел переговоры по контрактам на дистрибуцию в Японии и Скандинавии, чтобы пополнить список из уже имевшихся четырех контрактов и сделать сеть своих глобальных завоеваний еще шире. Кроме того, Muse ждало первое выступление на телестудии – в Париже, для Canal+ (они исполнили Uno), – а за этим последовал небольшой (из пяти концертов) гастрольный тур по Великобритании, который был важен с точки зрения раскрутки их песен.

Альбомная версия Cave вышла на сингле 6 сентября[53]53
  Это был второй сингл, выпущенный в Великобритании и Франции, но первый для США, где диск вышел в трех версиях.


[Закрыть] на двух дисках: на первом содержался ремикс Cave и Twin, переименованная перезапись Balloonatic с компиляции Helping You Back To Work Volume!; на втором – Coma с The Muse EP и Host, новая песня с уже знакомыми нотками: она звучала словно мольба отпустить из разрушающих душу отношений (или места). Когда Muse полетели обратно в Америку, чтобы провести три недели рекламных интервью в поддержку грядущего дебютного альбома (в том числе они дали один концерт в Нью-Йорке, в клубе «SOBs»), сингл тихонько собрал похвалы рок-прессы как «сингл недели» и, попав в чарты на 53-е место, подобрался достаточно близко, чтобы замахнуться и на топ‐40.

После почти целого года солидной подготовительной работы настало время большого скачка вперед. Как говорят в более драматических кругах индустрии развлечений, настало время шоу.

* * *

4 октября 1999 года дебютный альбом Muse стал громом среди ясного неба в Британии, где в это время звучит безликая и откровенно скучная рок-музыка[54]54
  Что интересно, в Европе и Америке он вышел раньше: 6 сентября – во Франции, 20 сентября – в Германии и 28 сентября – в США.


[Закрыть]. Альбому удалось расцветить пейзаж сразу нескольких жанров. На нем и сложные рокерские рифы и цепляющие поп-мелодии, выходит, общее настроение пластинки тяготеет к ню-металу? Если да, то группы вроде Korn, Limp Bizkit и Slipknot (вызывающая беспорядки группа рок-фриков, одетых в пронумерованные комбинезоны и адские хэллоуиновские маски и знаменитых тем, что отливали друг на друга на сцене и носили в банках мертвых ворон, чтобы нюхать, когда им хотелось попасть «в особую зону»), сделали жанр, по крайней мере в глазах мейнстримовой прессы, в лучшем случае мерзким развлечением, а в худшем – плохой шуткой в бейсболке. Muse на задней стороне обложки были одеты в черное и играли эпичную оперную гитарную музыку а-ля The Bends: они новые Radiohead? Если да, то они опоздали на четыре года – сами Radiohead уже отвернулись от такой грубой патетики, два года назад записав OK Computer, а сейчас, по слухам, они работали над экспериментальным, минималистическим, «ноутбучным» альбомом. Альтернативная музыка утратила вкус к помпезным рок-гитарам и нашла утешение в симпатичных мужчинах в кардиганах и меховых шапках. Копии альбома, разосланные журналистам, определенно привлекали внимание: компакт-диск прятался между двумя прозрачными квадратными листами плексигласа, скрепленными в центре пластиковыми гайкой и болтом, а к передней части был приклеен маленький гаечный ключик[55]55
  Это издание – включая гаечные ключи – у коллекционеров продается примерно фунтов за пятьдесят.


[Закрыть], но было совсем неудивительно, что Showbiz, пусть и не попал под полноценный удар критической рапиры, получил от нее немало уколов.

Мрачная фотография группы в черной одежде на задней обложке, а также загадочное оформление – изображение безликой космической леди в белом мини-платье, ступающей в вулканическое озерцо на далекой планете льда и огня, – вызвали обвинения в притворстве и подозрения, что группа на самом деле тайные киберготы. Одни рецензенты нашли туманные, тоскливые стихи Мэтта раздражающими, другие же отмечали их общую привлекательность: достаточно рóковые для металлистов, достаточно мелодичные для попсовиков и достаточно жалобные для фанатов инди. Регулярно упоминали Suede, Nirvana, Mansun и (о да) Radiohead; слова «вагнеровские сверхгимны» впервые появились в рецензиях на Muse именно тогда и поселились в них на ближайшие лет десять; оценки редко поднимались выше шести баллов из десяти. Showbiz получил сдержанное полуодобрение, настороженные, но заинтригованные рецензенты подходили к нему так, как подошли бы к какому-нибудь пульсирующему инопланетному созданию, сбитому на дороге.

Критики не изувечили альбом настолько, чтобы мгновенно убить карьеру группы, но в то же время и не писали восторженных, почти оргазмических рецензий, после которых Muse купались бы в обожании прессы примерно полгода, после чего исчезли бы навсегда, так что Showbiz в первую неделю выполз на 69-е место в чартах. Его купили все бешеные фанаты Muse… и, по сути, больше никто. Группа была в турне по средних размеров университетским залам на разогреве у Skunk Anansie, когда до нее дошли новости, и Мэтт, Дом и Крис постепенно начали осознавать истинное положение дел и предстоящий объем работы. Если взрывные живые концерты помогают найти новых фанатов, а их записи покупают только фанаты, то придется гастролировать и гастролировать, словно от этого зависит их жизнь. А на той развилке на неровном пути к успеху им на самом деле так и казалось.

Но, пока они переворачивали страницы гастрольных расписаний, которые присылали им все чаще, – гастроли для них уже распланировали вплоть до нового тысячелетия практически без отдыха, – до них дошла еще одна волшебная новость. Продажи во Франции – где Showbiz продавался уже целый месяц, а рецензии в журналах не такие циничные и не стремятся угодить определенной сцене, – оказались в пять раз выше британских: удалось продать уже 35 000 экземпляров, и это число только росло. Похожий спурт наблюдался и в Германии. В континентальной Европе Showbiz стал небольшой сенсацией.

Хватит уже «наращивать местную фан-базу»; пришло время отправиться в путь и дать европейским лейблам то, что они просят.

* * *

Сказать, что разнообразные европейские гастроли Muse в конце 1999-го и начале 2000 года были бурными – значит ничего не сказать. Они были волнующими, напряженными, подавляющими, пьяными, жестокими, вдохновляющими и чертовски смешными. И едва не свели Muse с ума.

Первое, что их поразило, – зрители. Огромные, орущие, кишащие толпы. Сначала они провели вместе с Pavement небольшие гастроли по Германии, потом поехали во Францию при поддержке журнала Les Inrockuptibles, и прием группу просто изумил. На концертах Pavement в клубах «Лого» (Гамбург), «Кнааке» (Берлин) и «Инкогнито» (Мюнхен) немалая часть зрителей собиралась именно на них, а не на эксцентричный альт-роковый коллектив Стивена Малкмуса, а турне Les Inrockuptibles из пяти концертов началось с аншлагов, где все скандировали их название, а закончилось откровенным хаосом. Приехав с акустического сейшна для парижского радио Oui FM 11 октября в «MCM-Кафе», где их ждал телевизионный концерт для канала MC, они обнаружили, что в зал набились 500 человек, а еще 500 собрались у входа и требовали впустить и их; на концерте едва не начались беспорядки, фанаты, зажатые толпой, были вынуждены лезть на сцену. Похожая картина была и на концерте в Virgin Megastore, куда не смогли попасть буквально сотни желающих.

Посреди всей этой шумихи Франция, возможно, упустила важный эволюционный шаг в композиторском мастерстве Беллами: на тех гастролях исполняли несколько песен, предназначавшихся для обратных сторон сингла (Recess и Do We Need This, которыми восхищаются разве что самые оголтелые мегафанаты), но прошлым вечером в Тулузе они устроили премьеру новой песни под названием Nature_1, в которой Мэтт впервые рассуждал на апокалиптические темы. Обращаясь не то к возлюбленной, не то к Богу, не то к политической говорящей голове, не то к самому себе (в зависимости от вашей интерпретации), Беллами сравнивает в песне разрушенные отношения с землетрясением, прорванной плотиной, стихийным бедствием. Повидав мир, он начал рассуждать о глобальных вещах.

Второе, что шокировало Muse, – то, насколько сильно они могут сломаться. Беллами по-прежнему сильно нервничал и отказывался общаться с людьми до концертов, но после того, как зрителей на них стало больше, он начал превращаться в настоящего «маньяка контроля». Все это сопровождалось потоками алкоголя и легких наркотиков и гастрольной дезориентацией, когда каждый день похож на предыдущий, словно в «День сурка», и попытками осознать, каково же его место в этом головокружительном новом мире рок-успехов, и в конечном итоге Мэтт стал чувствовать себя отрешенным от внешнего мира.

У него регулярно начало все плыть перед глазами, он часто уходил после концертов один – или гулять по городу с фанатами, или в свой номер напиваться, – а когда его злили ошибки, совершаемые по большому счету неопытной, а иногда и откровенно хаотичной командой техников (в основном она состояла из старых приятелей из Девона и бездомных ребят, которых группа просто пожалела), у него начинались приступы гнева: на одном концерте в Вене Мэтт со всей силы толкнул в Криса усилитель на колесиках, в товарища по группе не попал, но зато усилитель врезался в микшерный пульт, нанеся ущерб на тысячи фунтов. (После этого Muse навсегда запретили арендовать аппаратуру в Австрии и Германии.) На большинстве концертов Мэтт разбивал свою гитару и усилители и барабаны Дома, кружась по сцене, словно дервиш-разрушитель[56]56
  Прим. ред.: под «дервишем» следует понимать не столько мусульманского монаха-аскета, сколько танец, который традиционно исполняется им – мужчина в длинной юбке совершает «обряд ритмического кружения», тем самым желая стать ближе к богу.


[Закрыть]. Он никогда не планировал ломать инструменты или аппаратуру заранее, но если на концерте была злобная, разрушительная атмосфера, он часто пытался извлечь звуки чистой ярости из гитар, которые просто не выдерживали такого насилия. Аппаратура очень редко переживала европейские гастроли Muse.

Ну и, конечно, все казалось просто огромным. 16 ноября по приглашению Энтони Кидиса Muse выступила на разогреве у Red Hot Chili Peppers в парижском «Берси». Закрытые помещения больше, чем «Берси», найти очень трудно: шестнадцать тысяч мест, дальняя стена в нескольких световых годах от сцены – по сути, это настоящий стадион под крышей, где трудно играть даже самым опытным командам. Для Muse день выдался просто сумасшедшим: по пути в Париж из Кёльна (где они сыграли еще несколько концертов с Pavement) их гастрольный автобус сломался и задымился посреди леса, что вызвало у них приступ паники в духе «Ведьмы из Блэр». Все-таки добравшись до места, они зашли в гримерку к Фли (басисту RHCP), чтобы поздороваться, но обнаружили его в процессе медитации. А потом они вышли на самую большую сцену, на которой доводилось играть, собираясь снести с «Берси» крышу своими дичайшими сценическими выходками во время первой песни Uno, но начались какие-то проблемы с проводами, и им пришлось играть, не сходя с места. Тем не менее это выступление, а также другие концерты с RHCP, в «Альстердорфер Шпортсхалле» (Гамбург) и «Патинуар» (Бордо), открыло «большую группу» внутри Muse: играя перед небольшими, незаинтересованными аудиториями на разогреве у других групп на протяжении большей части года, они обратились внутрь себя, но вот перед такими огромными, в основном благодарными толпами зрителей Muse переставали сдерживаться – они могли даже посмеяться на сцене, как когда-то в спортзале Тинмутского общественного колледжа. Эхо на арене ощущалось приятным и знакомым, они чувствовали себя как дома. Если бы вы тогда сказали Muse, что спустя пару альбомов они сами выступят в «Берси» хедлайнерами, они бы рассмеялись, но, скорее всего, поверили вам.

Тогда, впрочем, они не верили своему счастью, познакомившись с Дейвом Гролом. Foo Fighters, бывшая группа барабанщика Nirvana, тоже выступала в «Берси», и восторженные Muse после концерта тут же его нашли. Ворвавшись в гримерку Foo Fighters, они выпили вместе с дружелюбным богом рока («Мне нужно, блин, набухаться хорошенько, чтобы звучать так же хорошо, как вы сегодня!» – воскликнул тогда Грол), а потом исчезли вместе с ним в неизвестном направлении на четыре часа. Когда они вернулись – перед самым отправлением автобуса в Бордо, – Мэтт был настолько пьян, что не мог говорить, Крис засыпал на ходу, а Дом ухмылялся от уха до уха, прикладываясь к бутылке Jack Daniel’s. То было начало великолепной, неуравновешенной дружбы.

Эта дикая, ставшая откровением поездка по Европе ненадолго оторвала Muse от реального мира, но вскоре им предстояло не самое приятное возвращение в Тинмут.

* * *

Они ждали, что в ноябре вернутся в Девон героями. Местными ребятами, добившимися многого, первой группой, которая начинала в Тинмуте и вышла на европейский уровень.

Неделя, в конце концов, была праздничной. Они только что отыграли для шестнадцати тысяч новых изумленных фанатов в «Берси», а за два дня до того концерта выпустили на сингле свою лучшую песню: Muscle Museum получила заслуженный релиз на двух дисках 22 ноября. Первый диск сопровождался концертной акустической версией основной песни и Do We Need This, зловещей трехаккордовой фортепианно-перкуссионной[57]57
  Кое-какие партии перкуссии исполнил Том Кирк.


[Закрыть] композиции, которая перерастает в характерную «мьюзовскую» риффоманию в припеве и, судя по всему, посвящена пустопорожней природе славы («She only exists when she’s on a screen»[58]58
  «Она существует только тогда, когда она на экране»


[Закрыть]); на втором диске вышли Pink Ego Box (ранее называвшаяся Instant Messenger) и кульминационным крещендо из искаженных гитар и шума под названием Con-Science. Muse устроила марафонскую церемонию подписания синглов Muscle Museum, дав автографы почти на всех виниловых экземплярах; дошло до того, что большей коллекционной редкостью считаются неподписанные копии. Хулиган Мэтт решил подшутить и написал на нескольких копиях сингла номер мобильного телефона Дома на случай, если фанатам захочется ему позвонить; Ховарду позже пришлось сменить номер, когда ему прислали целую кучу хихикающих голосовых сообщений.

Продажи Showbiz оставались стабильными, и, понимая, что время Muse практически пришло, Taste Media и Mushroom устроили Muscle Museum большую рекламную кампанию, сняв на песню сразу два клипа[59]59
  Это был не первый раз, когда Muse сделали сразу несколько клипов. Для Uno сняли целых три видео: одно – из концертных выступлений, другое – о девушке, которая заблудилась в лабиринте дверей, пытаясь найти комнату, где играет группа, а третье – с группой, стоящей на Тауэрском мосту в час пик среди толпы пешеходов; третий клип группа позже назвала «позорным».


[Закрыть]: один – монтаж концертных выступлений в Европе, для попсовых каналов, которые смотрят дети, другой – для американского MTV, намного более пугающий и мрачный. Его сняли в обшарпанном школьном спортзале в Лос-Анджелесе в сентябре, во время рекламной поездки; режиссером выступил Джозеф Кан, известный в первую очередь клипами в жанрах рэп и R&B, но в ту пору уже занимавшийся и мейнстримом, он снял клипы, в частности, для Брайана Адамса и Backstreet Boys. В клипе изображались обычные люди, которые занимались своими обычными делами, а потом вдруг начинали безудержно заливаться слезами. По словам Мэтта, клип вышел «невероятно дорогим», что стало очередным признаком того, что Maverick устраивает слишком много шума и тратит слишком много денег, а это и так уже начинало беспокоить группу. И, хотя образы были довольно-таки сюрреалистичными и двусмысленными (в финальную версию видео не попали, например, кадры с обнаженными девушками на кроватях и унитазах), но даже они оказались сдержанными по сравнению с тем, что предлагали другие режиссеры – от одних идей группа отказалась, посчитав их слишком извращенными, например, от восьмилетнего мальчика, который ходит повсюду со шприцем, наполненным молоком, и брызгает им в лица прохожих, другие же просто сочла неуместными – например, начальные кадры, в которых музыканты пьют из заправочных шлангов.