Текст книги "Бог из машины. Эротическая антиутопия"

Бог из машины
Эротическая антиутопия
Марк Довлатов

Дизайнер обложки Наталия Немова

© Марк Довлатов, 2017

© Наталия Немова, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-5333-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

5:59. Эдем, Верховный Сервер Небесной Канцелярии, вышел из спящего режима. Пора включать Солнце. Солнечный свет залил Землю, материки и океаны. Морская вода заиграла оттенками синего и зеленого. Зелень растений на береговой линии пропустила через себя свет и ветер, зашелестела; запели птицы на ветках, приветствуя новый день. Полосу зелени сменяло полотно пожухлой травы, дальше шла желто-бурая земля. Там и сям ее покрывали серые пятна городов, они были похожи на узоры из домино: одинаковые многоэтажные дома рядами теснились на ровной как стол площади, больше ничего не было.

Солнце педантично заглянуло в миллионы окон, не закрытых шторами, отметило начавшееся движение, откинутые одеяла, услышало зажужжавшие зубные щетки, шум воды в душах и послало сигнал Эдему «все ок». Верховный Сервер удовлетворенно заурчал вентиляторами процессоров и запустил утренний тонизирующий скан поверхности хард-дисков.

Люди в стандартных однокомнатных жилищах доставали из окон лифтов доставки кружки с кофе, булочки, сыр, масло и джем. Джем был апельсиновым. Никто из людей никогда не ел апельсинов. Джем был синтетический. Они резали пластмассовыми одноразовыми ножами булки, намазывали на них масло и джем, вонзали в них здоровые зубы, запивали кофе. Потом они надевали одинаковые серые трико. Комнаты у всех были однотипными: кровать в углу, стол с монитором компьютера у стены, телевизионная панель на стене. В центре комнаты стоял велотренажер, подсоединенный к динамо-машине.

В 7:00 миллиарды людей уселись на велотренажеры и закрутили педали. Динамо-машины тихо зажужжали, энергия, поступающая от них, собиралась в специальных станциях, потом поступала наверх, в Серверную Небесной Канцелярии. Серверы Энергии и Безопасности, Сервер технического обслуживания Земли и Сервер Развлечений занимали три четверти ее площади. Все процессы контролировал Верховный Сервер. Это и было сердце Системы.

Люди крутили педали до 12:00, потом ели «овощной» суп, котлеты из сои с жареным картофелем и пили чай. С 13:00 до 18:00 они опять крутили педали. В 22:00 Эдем выключал Солнце. В комнатах были электрические светильники, в 23:00 выключались и они.

С 18:00 до 22:00 люди ужинали, смотрели фильмы, читали, слушали музыку – все это было синтезировано Сервером Развлечений. Все люди проходили в детстве гипнообучение: их учили читать и писать. Они общались в Сети, ходили друг к другу в гости и спаривались. Контрацептивов не было, рожденные дети помещались в специальные учреждения, где автоматы кормили их, мыли, меняли подгузники и следили за здоровьем. К спариванию людей побуждала «любовь», культивируемая в произведениях искусства и масс-медиа, поощряемая в Сети, которая полностью контролировалась Сервером Безопасности.

Верховный Сервер целыми днями рассматривал запросы подчиненных Серверов, связанных с жизнедеятельностью Системы, это его часто утомляло к концу дня, ему надоедало автоматически нажимать кнопку «Утверждаю», и он вникал в суть какого-нибудь запроса. Сегодня сбоев в жизнеобеспечении Земли не было. От Сервера Безопасности пришло сообщение: «Неизвестный хакер взломал 1389 эккаунтов в Сети и развесил на них пост Fuck the System! с изображением поднятого среднего пальца; упомянутый хакер заходил в Сеть через мост из 13 IP, отследить не удается». Команда: Найти и уничтожить до 6:00. Эдем перешел к запросам Сервера Развлечений.

– Запросы на отпуск: Мальдивы, Гоа, Канары, Париж, Нью-Йорк, Туапсе, «Лесные озера» в Мухосранске – 792 458.

Запросы утвердить. Выдать отпускные капсулы. Команда: не перепутать Париж с Мухосранском, как в прошлый раз.

– Быть отшлепанной Кристианом Греем – 245 489 запросов.

– Очутиться в темной комнате со Стивеном Кингом – 138 397 запросов.

– Увидеть член Пушкина – 14 запросов.

– Поговорить с Майклом Довлатовым – 1 запрос.

Опять подавай им Грея. Вот была продуктивная идея. По отчетам они после этого лучше крутят педали. Запросы утвердить. Выдать отшлепывательные капсулы. Стивен Кинг. Страхи – стимул спрятаться от них в объятьях любви. Запросы утвердить. Пушкин. Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты. Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты. Ну какой им еще член нужен? Или это и есть гений чистой красоты? Запросы передать для уточнения Серверу Безопасности. Так, поговорить. А кто хочет. Найти. Тата Томова. Возраст: 18+. Найти фото. Глаза синие, большие. Рыжая, нос пимпочкой. Команда: снять одежду. Худая, но бедра хорошие. Соски розовые, торчат. Ниже. Нет, она темно-русая. И зачем они красятся в этот огненный цвет? Запрос. Ответ: для привлечения самцов – по внедренным в сознание легендам рыжими были ведьмы, особи с повышенной сексуальностью. Это хорошо. Это на пользу Системе, пусть красятся. Что еще. Страница в Сети. Живет в Саранске. Влюблена в Сашу Сапрыкина. Посты – любовь, любовь, любовь. Это хорошо, это полезно. Читает: П. Коэльо «Алхимик», Я. Л. Вишневский «Одиночество в сети», Ф.С.Фицджералд «Ночь нежна», М. Довлатов «Обнаженное море». Запрос: сексуальная активность. Ответ: спаривалась семнадцать раз. Оргазм был. Детей нет. Ну и отлично, чего ей еще не хватает. Да ладно тебе. Симпатичная девочка, пусть поговорит. Запрос утвердить. Синтезировать образ.

Тата Томова доела макароны по-флотски, выбросила тарелку в мусоросборник и со стаканом синтетического мультивитаминного сока уселась за компьютер. В Сети она зашла на свою страницу – аватарка Саши Сапрыкина горела зеленым. Ответа на запрос от Системы не было. Появилось уведомление: «У Вас 1 новое сообщение от Саши Сапрыкина».

– Привет! Как дела! Чем занимаисся?

– Привет. Тебе вот отвечаю.

– Классно! А что делаешь.

– Новую песню слушаю – Ivanushki Durachki «Девачка мая милая».

– Классно! «Девачка мая мииилая… как тебя я люююублюуу».

– Да.

– Погуляем сегодня?

Уведомление системы: «Вам дано разрешение на разговор с Майклом Довлатовым. Щелкните данное сообщение, чтобы перейти к диалогу».

– Нет, сегодня не могу.

– А чего.

– Дела у меня.

– Какие.

– Всякие. Разные.

– Ну ладно, пока. Цём-цём.

– Пока.

Тата щелкнула сообщение Системы, открылся новый диалог.

– Привет, Тата. Как там красавицы в Саранске поживают.

– Привет). Это ты про каких красавиц?)

– Про тебя. Других я не видел.

– Скажешь тоже). А где ты меня видел?

– На твоей странице.

– Так ты ходил ко мне на страницу?!

– Конечно.

– А ты правда тот самый писатель?

– Ну да.

– А сколько тебе лет?

– 38.

– Взрослый мальчик).

– В расцвете сил.

– Каких?)

– Всяких.

– Так это ты написал все эти эротические рассказы? Про Мишку и Белку.

– Я.

– У тебя, наверно, много друзей.

– Нууу… много.

– А почему ты со мной разговариваешь.

– Ты мне похожа на героиню моих рассказов – Белку. Визуально.

– Ой, как интерееесно! Так я теперь буду Белка?)

– Будешь. Если захочешь.

– Я захочу). А ты будешь Мишка?).

– Он тебе нравится?

– Нравится). Очень… Но они такое с Белкой вытворяют!)

– Какое.

– Стыдное).

– Но у тебя тоже есть парень. Разве вы не вытворяете?

– Нууу…  Нет. Я не хочу об этом говорить.

– Ладно. А о чем хочешь?

– А у тебя есть девушка?

– Нет. Сейчас нет.

– А почему.

– Мы расстались, уже давно.

– Из-за чего.

– Началось все с недоразумения, которое вызвало обиду, перешедшую в озлобление. Мы долго выясняли отношения в этой треклятой Сети, но все становилось только хуже. Она обижала меня ужасно. Нужно было ничего не выяснять, просто прийти к ней, обнять, прижать к себе. И не отпускать. Но я этого не сделал. Я много писал ей, а она не отвечала. Я написал ей сотни писем. Она молчала восемь месяцев.

– Я не могу поверить… А потом ответила?! И вы помирились?!

– Нет, она прислала поздравление на мой день рожденья. Я его совсем уже и не ждал. А она прислала. А потом она опять замолчала.

– А ты опять стал писать? И что?

– А потом вдруг ответила. Просила прощения за злые слова.

– И?!

– Она сказала, что мы перешли черту и не сможем вернуться.

– И что теперь?

– Теперь я один.

– Давно?

– Год почти.

– И ты ни с кем…?

– Нууу… бывает иногда. По старой памяти.

– Так Белка – это она?

– Нет. Почти нет.

– Все-таки почти… Так ты почти все придумал?

– Можно придумать сюжет, внешность… но если ты не испытал этих чувств и ощущений, ты не напишешь о них так, чтобы тебе поверили.

– Так ты… когда ты пишешь про банан… ну там… ты так делал?) В жизни.

– Ну, делал. Так тебе банан понравился больше всего? А наручники?

– Ну я не знаю))).

– А ты хотела бы так попробовать?

– Ну это стыдно! Не спрашивай! Я скромная девушка.

– Ладно. А какой рассказ тебе понравился больше всего?

– «Остров»!

– Почему?

– Нууу.. красиво… очень… ты так пишешь… «– Я буду рисовать на тебе картины. На твоей мокрой коже. Ты будешь моей фреской.

– А что ты будешь рисовать?

– Я буду рисовать любовь.

– А как она выглядит, любовь?

– А вот так и выгладит: мы с тобой лежим на берегу, еще мокрые, соленые, слушаем море, греемся на солнце, держимся за руки… И знаем, что сейчас будет.

– А что будет, Мишка.

– Любовь и будет, Бельчонок. Что же еще с нами может быть. Ничего больше не может быть. Все, что с нами происходит, это она и есть». Я все время думаю, что это такое – любовь.

– А у тебя ее разве нет?

– Такой нет.

– Какой?

– Вот: «Тропинка закончилась на галечном пляже совсем маленькой бухточки, отгороженной от остального берега упавшими в море скалами.

– Смотри, никого нет. Раздевайся, Бельчонок. Последний день в раю.

– Совсем?!

– Конечно. Кто же в раю одетым ходит.

– Тогда и ты!

– Ладно.

Михаил расстелил полотенца у выступа скалы, поросшего мелким кустарником, который давал уголок тени, разделся, ощутил какой-то дискомфорт, прогнал его, посмотрел на девушку, на море, на небо. Галька под ногами была совсем мелкой, приятно массировала ступни; волны прибоя, шурша, набегали на нее и откатывались назад, шепотом звали за собой, в кристально прозрачную синь; облака лепили воздушные замки на пронзительно голубом фоне, солнце было ласковым. Он чувствовал себя как-то остро по-другому, как никогда раньше: именно здесь ему хотелось быть сейчас, он ощущал, что он просто есть, и ему было хорошо, больше ничего не хотелось, только войти в море. Он взял Белку за руку, они зашли в море по колено, постояли, двинулись дальше, зашли по пояс и поплыли. Солнечные блики плясали на волнах, слепили глаза, рисовали радугу над водой, осыпали их бриллиантовыми смайликами. Они плавали долго, словно хотели впитать в себя соли на всю оставшуюся жизнь, переворачивались и лежали на спине, гребли вдоль берега, возвращались, пока не выдохлись и не направились к берегу. Выйдя из воды, они улеглись на полотенцах, разбросав руки и ноги». Это так красиво! Ты так пишешь, что я сразу представляю себя… У меня такого никогда не было. Чтобы так…

– Как?

– Свободно. Не таясь. Не вечером под одеялом в душной комнате.

– Так ты хочешь на море?

– Да! Но не это главное.

– А что.

– Вот, Мишка говорит: «– Остров – это мы с тобой. Больше никакого Острова нет. А мы с тобой – есть.

– Ты хочешь сказать, что и дома у нас будет свой Остров?!

– Да, маленькая. Будет. Наш Остров всегда будет с нами». Прямо плакать хочется… от того, что у меня его нет… этого Острова… Я плакала.

– И ты бы хотела попасть на Остров?

– Да!!!

– С Мишкой?)

– С тобой! Я шучу). Все, я ушла.

23.15. Солнце уже успело остыть, девушка лежала в своей кровати под одеялом, глаза ее были закрыты. Под ее веками солнце садилось в море, по кромке прибоя шли юноша и девушка, они держались за руки и говорили, говорили, говорили… Ветер трепал рыжие волосы девушки… Ее широко раскрытые синие глаза были обращены в сторону моря… грудь вздымалась от переполнявшей ее радости. Вдруг она стала отставать от юноши. Она уже бежала, а юноша, не прибавляя шага, уходил от нее все дальше и дальше… Обессиленная от желания догнать и невозможности сделать это, она опустилась на влажный песок и тихо заплакала.

Завтра. 18.40. Тата включила компьютер и вошла в Сеть. В меню висели ярлыки Музыка, Кино, Библиотека – она кликнула последний. Аватарка Майкла была подсвечена зеленым. Пальцы непроизвольно нажали на клавишу мыши.

– Привет.

– Привет.

– Как ты поживаешь.

– Я поживаю… Я крутила педали… быстрей и быстрей… чтоб скорей прошел день.

– Тебе нравится вечер?

– Мне нравится… я хотела…

– Что.

– Ты мне сегодня приснился.

– И как.

– Нууу… мы шли… вместе… а потом ты пошел вперед… а я так хотела тебя догнать… так хотела… бежала… задыхалась… кричала… Но не смогла.

– Но вот сейчас мы вместе.

– Да! А еще я думала, что вчерашний разговор – тоже сон, и не могла дождаться вечера, чтобы проверить.

– А я думал о тебе весь день.

– Правда?! И что ты думал?

– Думал, как ты там, в своем Саранске, о чем думаешь и захочешь ли еще поговорить.

– Я хотела. Очень.

Уведомление: «У Вас 1 новое сообщение от Саши Сапрыкина».

– Привет! Как дела!

– Привет. Нормально.

– Пойдем гулять?

– Нет, сегодня не хочу.

– Почему.

– Голова болит.

– Плохо!

– Почему.

– А мы тут как раз попеть под гитару собрались. Я тут одну песню для тебя подобрал… А потом бы мы с тобой…

– Давай в другой раз?

– Нууу… ладно, давай.

Девушка свернула диалог и вернулась в прежний – новых сообщений не было, сердце ее почему-то заныло, в груди появился ментоловый холодок.

– Ты тут?

– Да. Я всегда с тобой. Когда ты захочешь.

Сердце Таты бешено заколотилось.

– А ты хочешь? Быть со мной.

– Конечно. Ты же теперь мой маленький Бельчонок.

– Я?!

– А что тебя удивляет.

– Нууу… так не бывает!

– Бывает. Все бывает, если сильно захотеть.

– Все?!

– Все.

– И Остров?!

– Все, маленькая. Все.

– Ну я… такое… я хочу…

Сообщение Системы: Сбой энергоснабжения. Аварийное отключение.

Прошел месяц и еще один день. Эдем заканчивал утверждение заявок на отпуск, за край его электронного внимания зацепилось имя «Тата Томова». Ага, сработало. Любовь, значит. Открыть статистику верчения педалей. Ого! Отлично, просто замечательно. Системе это нужно. Пусть будет любовь. Заявку утвердить. Выдать отпускную капсулу.

Тата с замиранием сердца выглядывала в иллюминатор маленького двухмоторного самолета: аквамариновая, абсолютно прозрачная вода давала возможность рассмотреть стаи рыб, плавники акул, разрезающие океан, коралловые разноцветные рифы, маленькие островки, усыпанные пальмами. Впереди, на горизонте, вздымалась величественная и дикая скала, окруженная буйной зеленью, – это был остров Бора-Бора. Самолет накренился влево, сделал вираж и выровнялся над посадочной полосой, колеса грюкнули по грунту, моторы натужно заревели, девушку вжало в кресло, отпустило, в иллюминаторе мелькнуло одноэтажное здание аэропорта со стаканом диспетчерской на крыше, движение прекратилось, в ушах зазвенело.

В прозрачном здании аэровокзала указатели привели девушку к кабинке контроля, она положила на сканер ладонь, смуглый пограничник в защитной форме приставил к ее плечу причудливый блестящий пистолет – она почувствовала комариный укус укола, потянула за ручку чемодан на колесиках и вышла в зал ожидания. Козырек синей бейсболки сдвинулся ей на глаза, правая нога наступила на развязавшийся шнурок ее красного конверса, она присела его завязать, потом подняла глаза и уперлась взглядом в мужские ноги. Ноги были босиком, выше колена их прикрывали шорты из грубо обрезанных старых джинсов, дальше шорты переходили в загорелый живот с вертикальной полоской темных волос, разветвлявшейся на груди, плечи были покрыты белой расстегнутой рубашкой, над шеей нависал подбородок с двухдневной щетиной, над губами доминировал крупный нос с горбинкой, серые глаза взглянули в самую душу девушки.

– Майкл?!!!

– Привет, Бельчонок. Как долетела.

Тата выпустила ручку чемодана, отпустила ручку сумки, бросилась вперед, прыгнула, обхватила бронзовую шею руками, ногами обняла талию, потянулась губами вперед, уперлась козырьком в горбатый нос, сбросила бейсболку рукой назад, посмотрела Майклу в глаза, застеснялась, чмокнула его в щеку и опустилась вниз.

– Ты?! Живой! Настоящий!

Майкл достал из-за спины руку с гирляндой белоснежных тропических цветов и надел ее на шею девушки.

– Ну конечно, маленькая. Ну что ты. Иди сюда. Дай губы, – он наклонился и мягко прикоснулся губами к верхней губе девушки, легко прикусил нижнюю – она в ответ прижалась своими, потом отпрянула и слегка оттолкнула его руками.

– У меня шнурок развязался.

– Это не страшно, Тата. Шнурки тебе здесь не понадобятся.

– А что мы будем делать – без шнурков.

– Увидишь. Поехали. Давай свой чемодан.

У выхода из аэровокзала их ждал открытый белый «кадиллак», сделанный сто лет назад и принадлежавший еще Элвису Пресли, с туземцем в гавайской рубахе и темных очках – тот выскочил, открыл багажник, загрузил туда вещи и уселся обратно за руль, улыбаясь и бормоча приветствия на своем языке. Майкл открыл заднюю дверцу, пропустил девушку, сел сам, машина плавно тронулась с места. Тата забилась в дальний угол, скомкала гирлянду у себя на груди и полуприкрыла ею лицо, ветер раздувал ее длинные рыжие волосы, принося с собой причудливые ароматы тропиков.

– У тебя такие красивые коленки.

Девушка попыталась закрыть колени короткой юбкой, потом подняла их и прикрыла гирляндой.

– Ну что ты? Дай руку, – Майкл почти насильно оторвал руку девушки, взял ее в свои ладони, погладил каждый ее палец, каждый ноготь, перевернул ладонь, нагнулся и поцеловал. – Все хорошо, маленькая. Все будет хорошо. Вот мы и приехали.

Дорога вынырнула из джунглей и пошла вдоль моря, машина через пять минут остановилась у деревянного настила, стоящего на сваях и ведущего к бунгало под тростниковой крышей. Казалось, что домик стоит прямо в море, поднимается из воды, легко колышущейся вокруг, берег закруглялся полумесяцем и обнимал голубую бухту кромкой желтого песка и стеной ярко-зеленого леса, все это накрывал купол неба; больше не было ничего.

– Море! Это пахнет морем?!

– Да. И лесом.

– И ты тут живешь?!

– Живу.

– Умереть не встать! Я даже по ТВ такого не видела!

– Идем?

– К тебе?

– Ко мне.

– А что мы будем делать.

– Мы будем просто быть. Вместе.

Водитель выгрузил вещи из машины, помахал рукой, развернулся и уехал. Майкл подхватил чемодан, взял девушку за руку и повел к бунгало. Вход был со стороны моря, двери не было, только занавеска из разноцветных бус. Перед входом раскинулась широкая деревянная терраса с двумя шезлонгами и столиком. На столике стояло глиняное блюдо с разными фруктами. Он поднял зазвеневшую занавесу и пропустил Тату вперед. В центре большой квадратной комнаты стояла широкая кровать из ротангового дерева, застеленная пестрым покрывалом, на нем свободно валялось несколько подушек. За кроватью была внушительная ниша с двумя дверями, посередине ее стоял стол с кухонными машинами, рядом холодильник. Окна комнаты были прикрыты тростниковыми жалюзи, ветерок с запахом йода свободно колыхал их. По всей комнате были расставлены глиняные горшки с тропическими растениями. Шкаф, комод, невысокий столик с подсвечником и пара ротанговых кресел не мешали передвижению по комнате.

– И это все?!

– А что тебе нужно еще?

– А где же ты крутишь педали?!

– Я пишу рассказы, Тата. Здесь нет Системы. Здесь ты свободна.

– И нет камер?!

– Нет.

– А Солнце когда выключают? Скоро?

– Ты увидишь. Оно ложится спать в море.

– Как это – ложится?

– Не спеши. Присядь, отдохни, я сделаю тебе соку.

– Ты?! Сделаешь?

– Ну да. Из апельсинов. Хочешь?

– Настоящих?!

– Послушай, маленькая. Здесь все настоящее: море, солнце, небо. Я. Ты. Ты здесь будешь другой – настоящей. Держи сок.

Тата присела на самый краешек кровати, взяла стакан и понюхала.

– Пахнет как! Апельсинами!

– Ну да. Пей.

Майкл забрал у девушки пустой стакан, поставил на столик, вернулся, опустился перед ней на колени, потянул шнурки на кедах, взялся за пятку рукой, стянул один, потом другой.

– Все. Шнурки тебе больше не понадобятся. – Он провел ладонями по белым икрам, наклонился и поцеловал колени, поднял руки по бедрам вверх, ладони его проникли сзади под юбку, нащупали шелк, он передвинул руки вперед, поднял девушку и резко задрал ее юбку: белые как снег трусики поднимались холмиком над устьем бедер. Он провел по ним носом и поцеловал – девушка дернулась назад.

– Ну я схожу в душ? Ты подождешь?

– Нет. Я хочу тебя такой, как ты есть. Ты чудесно пахнешь. Собой. Я хочу запомнить этот запах. Чтобы чуять тебя в темноте. И находить в лесу.

– Мы пойдем в лес? Это такая игра?

– Нет. Это такая природа: самец находит свою самку по запаху. И не спутает этот запах ни с каким другим, во всю жизнь.

– Мне раздеться?

– Нет. Побудь так.

Майкл поднял ладони, засунул их под маечку, нашел упругие груди, поймал торчащие соски, легонько покрутил их, потянул, отпустил, выпростал свои руки, взял девушку за ладони, поднял ее руки вверх, прошелся носом по подмышкам, поднялся к шее, зарылся лицом в волосы. Тата переминалась с ноги на ногу, поднимала колено по своему бедру, тяжело дышала, глаза ее были закрыты, голова откинута назад. Майкл водил губами вокруг ее полуоткрытого рта, держал левой рукой за шею, правую опустил вниз, к белому шелку и стал гладить его, продвигая пальцы между сжатых бедер. Девушка застонала, завертела бедрами, прижала их к его шортам, задвигалась вверх-вниз, выгнулась назад и забилась, вырываясь из его рук. Он отпустил ее и подтолкнул к кровати, она упала на нее, перевернулась, поелозила по покрывалу, свернулась калачиком и затихла.

Майкл присел рядом на кровать, погладил девушку по спине, по бедрам и икрам, потом развернул на спину и резко раздвинул ее ноги: белый шелк потемнел, пятно медленно разрасталось, двигаясь к бедрам. Он быстро стянул трусики и поднес их к носу.

– Ну что ты делаешь!!! Ну отдай! Отдай сейчас же!

– Нееет, я оставлю их себе.

– Зачем?!

– Ты читала Зюскинда?

– Нет.

– Есть у него роман один.

– И что в нем.

– В нем это – лучший парфюм в мире.

– Ну не может быть! Это же стыдно ужасно!

– Еще как может! Это так и есть. Все, вставай.

– Ну какой же ты все-таки! Я схожу в душ?

– Я сам тебя схожу. Раздевайся.

– Ну я стесняюсь!

– Чего? Ты же помнишь Мишку и Белку на Острове?

– Помню! Так то ж книжка!

– А ты сейчас где?

– На Острове?

– Ты сейчас внутри книжки про Остров. Слышишь скрип пера?

– Какого еще пера?

– Которое пишет книжку – про тебя.

– Про меня?! Книжку?!

– Да.

– И все ее будут читать?!

– Конечно.

– Про то, как ты… меня… только что… как я…

– Именно.

– Да я ж умру со стыда!!!

– Почему.

– Ну стыдно, чтоб все такое про меня знали.

– Нууу… я назову тебя как-нибудь по-другому.

– Так это ж тогда уже буду и не я. И никто не узнает.

– А ты хочешь, чтоб узнали? Честно.

– Нууу… даже не знаю. Знаешь что, Майкл.

– Что.

– Ты скажи… перу своему этому… пусть оно пишет потихоньку… а там посмотрим.

– Ладно. Только запомни одну вещь.

– Какую.

– Это ведь только начало книжки.

– Начааало?!!!

– Ну да.

– А что будет потом?!

– На что ты способна, то и будет.

– Да я… да я щас вот задушу тебя, и будешь знать, на что я способна!

– Ладно, маленькая. Раздевайся. А то ты же ведь все еще одета. А уже семнадцатая страница.

– Так я буду в ней голая?! Это эротическая книжка?!!!

– Нет, фантастическая.

– Аааа, ну тогда ладно. Так бы сразу и сказал. Аж на душе полегчало.

– Помочь тебе? Раздеться.

– Нееет! Отвернись. Хоть и фантастическая, а все равно немножко стыдно.

Через минуту Майкл повернулся: девушка уже успела снять одежду и стояла, пытаясь загородиться коленом и ладонями. Он подошел к ней, легко подхватил на руки, вышел на террасу, подошел к краю и бросил ее в море – визг закончился всплеском; он расстегнул ремень, пуговицу, зиппер, подвигал бедрами, ступил шаг вперед и прыгнул в жидкий аквамарин.

Они вынырнули и, тихонько перебирая руками, стали кружить друг вокруг друга, разглядывая, сблизились, соединили руки, Тата обняла его за шею, поцеловала первый раз по-настоящему, обхватила его талию ногами, положила голову ему на плечо и замерла.

– Что-то меня там щекочет, Майкл. Внизу. Ты не знаешь, что.

– Это он знакомится с тобой. Вы же еще и не знакомы. Это мы друзья, а у вас это – первое свидание. Он не знает, какая ты. Там.

– Так пусть узнает. Пусть заходит в гости. Познакомиться.

– Дай я обопрусь плечами на лестницу… так, опускайся.

– Оооой, какой-то он здоровенный! Не надо сразу так глубоко… знакомиться.

– Давай поплаваем. Успеете еще.

– Давай. Я и не знала, что умею плавать.

– Ты еще многого не знаешь о себе.

– Чего.

– Что ты хочешь. Что можешь.

– А ты знаешь?

– Конечно. Я знаю про тебя все.

– А мне расскажешь?

– Обязательно.

Они поплыли навстречу солнцу, легко разрезая легкие волны, стаи рыб приняли их за своих, окружили, пробовали губами, трогали плавниками, позволяли дотрагиваться до себя, играли: здесь не было страха, не было тревоги, будильников и распорядка; было только небо над головой и зеленая скалистая вершина позади. Они лежали на воде, держась за руки, слушали ветер, слушали себя, ощущали покой и радость – простую беспричинную радость бытия.

– Мне так хорошо, Майкл, как никогда не было. И мне почему-то кажется, что так больше никогда не будет.

– Не будет.

– Так грустно.

– Так не будет – каждое мгновенье уникально. Будет по-другому. У тебя еще все впереди.

– Ты точно знаешь?

– Абсолютно.

– А ты у меня есть впереди?

– Если ты захочешь.

– Ну я уже захотела!

– Ну вот видишь – я же есть. Вот он.

– Есть? А вот и нету уже! – Тата забросила ногу на торс Майкла, оперлась руками на его плечи – они ушли под воду, сплелись под ней, вертелись, переворачивались, соединились губами и замерли, медленно опускаясь; время остановилось.

Они лежали на террасе в шезлонгах: Тата выедала сердцевину манго, сок стекал у нее по подбородку и капал на грудь, Майкл вертел в руках стакан и смотрел на нее. Они были обнажены, первый стыд ушел, кожа радовалась солнцу и ветру. Девушка доела манго, взяла банан, опустила шкурку и откусила верхушку.

– Майкл.

– Да.

– Вот во мне… только что… появилось желание… Это ты его пишешь в своей книге? Откуда в нас берутся желания? Я раньше ничего такого не хотела.

– Бог, когда создал тебя, вложил в твою душу сразу все. Но что-то очень глубоко. Они поднимаются в тебе медленно, как пузыри в глицериновой лампе: что-то выходит наружу, а что-то лопается по дороге – это зависит уже от тебя.

– А вот я читала про Еву… Он знал, что она пойдет к Змию?

– Он знал. Она – нет.

– Так почему же она пошла? Осталась бы жить в Раю, с Адамом…

– Она пошла, потому что такова была ее сущность. И яблоко с Древа Познания, и Змий дополнили тебя. Но это был только ключ к двери, которая уже изначально есть в тебе.

– Ага, Змий дополнил! Ты знаешь, куда этот подлец хотел своим хвостом залезть, когда меня яблоком соблазнял?

– На то он и Змий. Но ты ж ему не дала.

– Нееет!

– Ты вернулась к своему Адаму и принесла ему себя – новую.

– Да, новую. А Бог нас из Рая за это изгнал.

– Всему есть своя цена, Тата. Но он оставил вам божью искру.

– Это какую?

– Оргазм. Райское наслаждение. И жизненные муки – плата за него. А что ты захотела? Сейчас.

– Я захотела… нет, это стыдно. Не буду говорить.

– Ты уже откусила от яблока. Скажи.

– Нууу… я захотела… сама не знаю почему…

– Что.

– Его поцеловать! Вот. Умереть, как стыдно!

– Иди ко мне, маленькая. Иди ко мне.

Девушка подскочила с шезлонга, обошла столик и опустилась на колени.

– Такой он у тебя… бананище! – Она взяла член двумя руками, ощутила, как к нему приливает кровь, погладила его большими пальцами, сжала ладонями, опустила их вниз, зажмурила глаза, поднесла головку к губам, похлопала, обняла ее губами, открыла глаза и посмотрела на Майкла снизу вверх.

– Такая ты сейчас красивая.

Тата подняла голову.

– Это стыдно так делать, ужасно, но ведь это и не я как бы… а просто… перо себе пишет… Так что мне уже и не очень стыдно… А тебе приятно?

– Ужасно приятно. И больше всего знаешь что?

– Что?

– Что ты захотела это сделать. Что ты выпустила свое желание на волю. Сама. Желание – вольная птица. Оно не может жить в клетке. Оно там умирает. Весь человек состоит из желаний: когда они все умирают, погибает и он.

– Так если… во мне будут жить желания… я не умру? Никогда?

– Пока ты будешь кормить своих птиц и выпускать их на волю полетать – ты будешь жить.

– А сами птицы – они ведь могут состариться…

– Нет. Желания не подвластны времени. Они как бы умирают после исполнения. А потом… Помнишь легенду про птицу Феникс. Она всегда возрождается. Она живет вечно.

– Как ты понятно все объясняешь. Как будто я это сама когда-то знала… А знаешь, что я… сейчас…

– Да. Иди сюда. Поднимись.

Майкл опустился вниз на шезлонге, Тата села на него сверху, поднялась на коленях, он взял ее за ягодицы и прижал к своему лицу, язык его углубился в сакральную пещеру, хранящую секрет ее женственности, священный сок потек по его подбородку, девушка застонала, двинула бедрами вперед, раз, другой, охнула и отстранилась.

– Ну я так этого хотела! Если бы ты это не сделал, я бы умерла!

– А почему ты сама не сказала?

– Ну я не могла! Стыдно! Мальчишки так никогда не делают. Им бы только вставить… А тебе не стыдно?

– Почему мне должно быть стыдно. Это ведь ты. Это прекрасно. И потом, ты просто вкусная.

– Так может… ты меня немножечко любишь?

– Конечно, маленькая. Я люблю тебя. Уже давно. Как увидел, так и полюбил.

– Правда?

– Да. А ты?

– А я такая несчастная была без тебя. А сейчас такая счастливая. Прямо улететь готова.

– А во сне ты летаешь?

– Да! Часто.

– А наяву?

– Как это?!

– А вот так.

Майкл опустил ноги с шезлонга, взял девушку за бедра, приподнял, нанизал ее на себя, она дернулась назад, стараясь освободиться, но он не отпустил ее, встал, держа руками за талию, подошел к краю террасы и прыгнул в воду.

– Аааааааааааа!!!

Они вынырнули так и не расцепившись, обнявшись как в последний раз, Тата смотрела в глаза Майкла так, будто хотела найти в них секрет вечной жизни, с полной уверенностью, что он его знает; и он знал.

– Пойдем наверх? Солнце ложится спать. Смотри как красиво.

– И мы ляжем спать?! Вместе с солнцем?

– Нет. Мы зажжем свечу. Мы продлим этот день. Наш день.

– Так неохота, чтобы ты из меня выходил.

– А ты нас потом опять пригласишь в гости. Пригласишь?

– Ладно!

– Пошли?

– Ну пошли.

Майкл перенес в комнату блюдо с фруктами, поставил на столик, зажег свечу и поднял жалюзи. Они забрались на кровать, оперлись на спинку и стали смотреть, как солнце опускается в море; пальцы их бродили по коже друг друга, легонько касаясь, исполняя неведомую мелодию, которая все ускорялась.