Книга: Рукопись, найденная в чемодане - Марк Хелприн

История жизни, в которой почти все моменты перечислены в аннотации. Я бы даже не назвала ее спойлерной, поскольку столько еще всего было пережито им. Не говоря о его женах и возлюбленных, которых всех их он любил сильно, страстно, до полного разгрома, как он сам и характеризует все свои любови. Его воспоминания мечутся от женщин к родителям, от родителей к сыну, от любви к ним к ненависти к кофе. О которой не могу не сказать еще пару слов.

Когда мы что-то не любим, мы просто это не любим, но вот ненависть... когда же она возникает, это должно быть что-то запредельное, ведь мы говорим даже не о невисти к людям, а к напитку. Но всему свое время, эта тайна тоже раскроется, посчитаем ли мы, что это была обоснованная причина для дальнейшего такого отношения его к кофе или же не совсем... Хотя не в последнюю очередь он всегда напомнит нам и о его вреде с выкладками, терминологией и прочими танцами с бубном. А вы читайте, наслаждайтесь, в том числе и запахом кофе, потому что Оскар - как он себя решит назвать во первых строках - вступает в противоречие сам с собой, расказывая нам о своей великой нелюбви к кофе и неся со своим рассказом его аромат. Который будет и терпким, как его истории любви, и горьким, как его поражения, сладким, как его победы, но вкус его сожалений будет все равно неуловим.

...я проснулся, зная, что никогда больше не увижу Нью-Йорка. В каком-то отношении это было благословением, а в каком-то – нет. Я слышал, что город этот утратил все свое очарование. Он всегда был не очень-то легким местом, но его жители умели возместить это грубоватой искренностью и теплотой, с которыми я расстался, когда они были в полном расцвете. В последнюю свою поездку на поезде я взирал на лица соседей по вагону и изучал их выражения почти с такой же благожелательностью, как если бы рассматривал фотографии давно прошедших времен. Они не знали, что являют собой фотографию. Они не понимали хрупкого фона своих жизней – бриза, шелестящего листвой на Юнион-сквер и в Центральном парке; солнечного света, жарко отражающегося от окаема золотистых окон, от водных баков на крышах, от паутины пожарных выходов. Они, казалось, совершенно не осознавали присутствия в своей жизни города, со всеми его милыми моему сердцу памятными местами, пусть и без мемориальных досок на фасадах. Я любил этот город. В некотором роде он заменил мне семью. Я оставлял его и возвращался обратно так много раз, что мое к нему чувство не могло не быть любовью. Я видел его во время войны, видел его богатым, изобильным и восторженным, видел его в серых металлических тонах, каким он представал после вьюги, – и видел его во время Депрессии, когда на его улицах горели костры, как на дорогах, ведущих из средневековых городов. Я любил его, а теперь уезжал прочь. Вбирая в себя тысячи улиц и перекрестков, которые покидал навсегда, я погрустнел, но не забыл о ценности мгновения, которое позволяет плести пряжу времени. Хоть и пугающе скоротечное, оно дает жизнь всему тому, что кажется навсегда утраченным. И теперь оно хранит в памяти образ любимого города, вернуться в который мне уже не суждено.

В Бразилии была новая жизнь, с женой намного младше, с сыном и не сыном. И самое странное, что часть его умерла 5 июня 1914 года, в 9 лет, а заканчивается книга написанием мемуаров в 80 лет. Вот такая она жизнь. Никогда не знаешь почему люди так или иначе поступают, и с кем сведет судьба на дорогах жизни.