Текст книги "Мэвр"

ГЛАВА 9

Одежда аккуратной стопкой сложена на стуле. Белая свободная рубашка, сероватые штаны, ботинки. Два ибтахина и Хэш пристально наблюдают, как пациентка прячет тонкие руки и ноги в ткань и кожу.

– Куда мы? – спрашивает Юдей. От тусклой покорности в голосе женщины гиганту становится не по себе.

«Как будто она знает. Или чувствует».

– Не могу сказать, – отвечает Хэш. Юдей кивает. Она готова ко всему. Последние дни выскоблили из неё то немногое, что ещё оставалось. Энергию, чувства. Мысли ворочаются по инерции и похожи на раздувшиеся трупы, готовые лопнуть. Привычная одежда помогает, но эффект временный, и она быстро скатывается в прежнее состояние.

Процессия выходит из палаты. Юдей словно преступник, которого конвоируют на казнь: через равные промежутки в коридоре несут вахту ибтахины, и по их напряжённым позам, по тому, как руки лежат на взведённом оружии, легко догадаться, как они себя чувствуют.

Холл перед главной лестницей пуст. Следы бойни, конечно, убраны, в нос лезет резкий запах дезинфицирующих средств и йода. Душу Юдей трогает слабая эмоция.

«Что с того, ничего уже не изменить? – думает она, пока Хэш открывает дверь, а один из ибтахинов осторожно подталкивает её в спину. – Я монстр, те двое мертвы. Пусть делают, что хотят».

Сознание женщины разделилось. Одна часть по-прежнему остаётся ею, другая отходит кому-то другому. «Сосед» неразговорчив, сам не показывается и никак себя не проявляет. Только Юдей не питает иллюзий – рано или поздно новый обитатель её головы освоится. Что будет тогда? Сожительство или жестокая борьба за выживание?

Процессия спускается. Главную лестницу освободили, а на этаже, который делят тцоланимы и мандсэмы, часть учёных сгрудилась у открытых дверей. Юдей обводит их безразличным взглядом. Часть лиц меняется, кто-то бледнеет.

«Они не знают меня, но боятся», – думает она. Мысль вызывает из небытия улыбку. Лёгкая тень касается губ, кто-то сдавленно всхлипывает, и на Юдей тут же опускается серо-стальной занавес пустоты. В конце концов, учёные остаются за спиной. Главной лестнице нет конца, но вот они добираются до очередных тяжёлых дверей, за которыми скрывается большой контрольный пункт. Сразу восемь ибтахинов встречают её. Семь из них целятся в потенциального противника.

«Десять», – отмечает Юдей.

Женщина со строгими чертами лица, большим шрамом на щеке и цепкими серыми глазами приказывает ей повернуться к стене и опереться на руки. Юдей подчиняется. Лязг перекатывающихся звеньев выдаёт цепь раньше, чем тяжёлый ошейник сдавливает шею.

– Повернитесь.

Комната дышит напряжением. От него лица ибтахинов идут рябью, а глаза Хэша светятся так ярко, что Юдей щурится. Тяжёлые звенья тянутся по полу к руке гиганта. Юдей распирает от истеричного смеха, когда она замечает, кто держит её на привязи.

«Как это всё нелепо. Элоим…» – думает она, а тем временем офицер ибтахинов мусолит в руках синюю книжицу удостоверения Хэша. Для Юдей мир начинает потихоньку обретать краски. Дурацкая бюрократическая процедура выбивает её из колеи, заставляет человеческое вернуться. Её ведут на казнь, но не могут избавиться от привычек посвящать драгоценное время сличению печатей и подписей. Кажется, вырывается даже гулкий смешок. Дёргаются головы, суровеют взгляды. Юдей хочется скорчить гримасу, чтобы посмотреть, как разодетые в форму охранники превратятся в кучку напуганных людишек. Но она сдерживается.

«При малейшем подозрении…» – вспоминает она и успокаивается. Серость возвращается, но уже не такая плотная: тонкий тюль, сглаживающий углы реальности.

Двери напротив входа открывают, и комнату затапливает холодный воздух. Запаха металла и мха, камня и застоялой воды. Дорога, вырубленная прямо в скале, изгибаясь, пропадает в темноте. По правую сторону высится в редких лучах переносных фонарей огромный генератор.

– Не споткнитесь, – предупреждает Хэш, смотря ей в глаза. Юдей была бы рада увидеть в янтарных кругах подобие сочувствия, страха, гнева, но они бесстрастны. Она только кивает в ответ и внимательно смотрит под ноги.

По два ибтахина спереди и сзади.

Стена здания СЛИМа остаётся за спиной, Юдей кажется, что они проваливаются в черноту. Вот-вот пространство поменяет координаты, и они начнут падать. Ей не страшно. Где-то внутри она даже хочет этого.

Белый фантом купола сначала кажется мороком, но вскоре обретает телесность и целостность. Он огромен и чем-то смахивает на шатёр, разбитый посреди пустыни мрака. Полусфера крыши покоится на многоугольной фигуре, образованной одинаковыми вертикальными панелями. Юдей думает о костяшках домино. Под аккомпанемент стука каблуков о камень процессия подходит к невыразительным дверям, отливающим в свете фонарей синевой. Открывают их с другой стороны.

Много охраны, но помимо них и другие. Юдей натыкается на тяжёлый взгляд Хак и отводит глаза. Старик в кресле первые несколько секунд кажется незнакомцем.

«Филин», – узнаёт пленница, но никак не реагирует. Конечно, ректор должен знать о том, что происходит в лаборатории.

Доктор нелепо обхватил обеими руками тяжёлый грязно-белый короб с ярко-алым крестом. Рядом медсестра, в её лице Юдей впервые за сегодня читает что-то вроде… жалости?

«Кого она жалеет?» – думает она. В поле зрения появляется Мадан Наки, он что-то говорит в обычной манере велеречивого трёпа, но Юдей не вслушивается в его слова. Она поражена тем взглядом. Жалость? Кто-то её жалеет? Может жалеть после того, что она совершила? Мысль о том, что ей предстоит что-то ужасное, даже не приходит ей в голову. Что может быть ужаснее того, что она уже совершила?

Их долго и муторно проверяют, всех, кроме Юдей. Даже ректора. В этот раз сцена не поднимает с илистого дна души женщины ничего, кроме усталости. Серость надёжно хранит её от переживаний, и чувства похожи на слабую приправу, которая силится, но не может перебороть пресность.

Появление Резы Ипора Юдей упускает, потому что на пару секунд впадает в дрёму. Даже его удостоверение офицер сверяет с неким идеальным подлинником в голове, пока не остаётся удовлетворён. Юдей замечает, что хочет в туалет.

«Вряд ли он здесь есть, – думает она. – Да и кому я скажу? Хэшу на ушко?»

На долю секунды возвращается смех.

Разросшийся отряд пропускают дальше, в узкий коридор, во внутренней стене которого через равные промежутки вырублены круглые иллюминаторы. Сейчас они закрыты шторками.

«Арена в лаборатории?» – думает Юдей. Она представляет, как Хэш захватывает кизерима живьём. Тварь выпускают в эту клетку и наблюдают за ней, пока она не подыхает от голода, жажды или стресса.

«Что ж… Не лучшая участь…»

Последней двери позавидовали бы хранилища самых надёжных банков: огромный колёсный механизм, несколько десятков стальных запоров – и это только те, что можно разглядеть. Пара ибтахинов с трудом поворачивает колесо. Лязгает замок, цилиндры, будто когти, втягиваются внутрь.

Помещение по ту сторону оказывается бесстыдно голым. Яркие лампы в сочетании с белыми стенами, полом и потолком наводят на мысли о приёмной Элоима. Ещё свежи воспоминания, и первым делом Юдей оглядывает своих конвоиров, но и они щурятся. Значит, свет ей не мерещится.

Единственная примечательная деталь: длинное узкое окно на внутренней стене да ещё одна тяжёлая дверь на запорах около него.

Доктор и медсестра первыми начинают действовать: забившись в угол, они раскрывают короб. На свет появляются инструменты, флаконы и коробки с неясным содержимым.

«Что они…» – впервые задумывается Юдей, но тут кто-то нетерпеливо дёргает за цепь, ошейник больно впивается в кожу. Реза. Он подталкивает её к Хак, которая замирает тонким силуэтом у смотрового окна. За толстым стеклом что-то движется, но разглядеть не удаётся. Начальник ибтахинов разворачивает Юдей спиной к окну так, будто выставляет на обозрение всем присутствующим.

«Как именинницу перед гостями».

– Хак, – говорит Реза и отходит в сторону.

– Заходишь внутрь, встаёшь в красный круг и ждёшь, – коротко инструктирует охотница, не смотря на Юдей. – Как всё закончится, мы вытащим тебя оттуда. Будет больно.

На счёт последнего Юдей и не сомневалась, другое дело, что ничего конкретного пожилая охотница не сказала. Неизвестность стряхивает серость, заставляет внутренности сжаться.

«Тебе же всё равно».

Она ловит на себе взгляд ректора. Спокойный, даже несколько отстранённый. Видит ли он её вообще, или память играет с ним, заменяя реальность на картины прошлого?

– Что… там? – спрашивает Юдей своим новым сухим и ломким голосом. Комната на миг замирает. Пленница собирает внимание, но не знает, как им распорядиться. Выглядит она жалко, внутри – пустота, готовность покориться судьбе и безбрежный океан ужаса.

– Кхалон, – отвечает Хэш, и Юдей смотрит на него, ожидая продолжения.

«Кхалон?»

Слово кажется знакомым, но она никак не может вспомнить, что же оно значит, а меж тем приготовления заканчиваются. Ректора подкатывают ближе к окну, но подальше от Юдей. Между ними стоят Хак и Реза. Доктор и медсестра замирают в своём углу. Пожилая охотница перехватывает взгляд Юдей и кивает в сторону двери. Пора.

Хэш в одиночку поворачивает механизм без всяких видимых усилий. Стоит нарушить целостность стены, как в комнату проникает странный звук, режущий уши. Одновременно низкий и визжащий. Юдей морщится, чувствуя вибрацию в челюсти. Немеет язык.

Сожитель в её голове внезапно подаёт голос. Надсадное гневное шипение в сочетании с сильной головной болью заставляют её вскинуть руки к ушам, но так заглушить звук не получается. Юдей останавливается на пороге комнаты, с ужасом понимая, что впереди ждёт нечто болезненное и страшное. То, чего боится даже тварь внутри неё.

«Может, это конец?» – думает женщина и оборачивается. Гнев, пренебрежение, вина, жалость, страх. Последняя пара глаз – Хэш. В них мелькает призрак сострадания?

«Было бы здорово», – думает Юдей и переступает порог.

Кхалон висит прямо в воздухе. Серебристая лужа где-то четыре метра в высоту и около двух в ширину. Центральная часть кажется монолитной, но по краям вещество истончается и колышется на манер бахромы. Поначалу Юдей кажется, что источник звука спрятан за кхалоном, она осторожно обходит его, но за ним ничего нет.

Красный круг начерчен в метре от портала. Юдей не слышит, как Хэш пристёгивает цепь тяжёлым замком к скобе в стене, выходит, закрывает дверь. Всё её внимание поглощено невозможным физическим явлением. Её тянет к порталу. Тварь, что засела в голове, напротив, хочет сбежать. Юдей закрывает глаза.

Она оказывается с «соседом» один на один. Кизерим покачивается из стороны в сторону, разноцветные всполохи бегут по панцирю, алый язык волочится по земле.

«Напуган?»

Юдей делает шаг в сторону кхалона, второй, третий. Она бы с готовностью нырнула внутрь, но ошейник сдавливает горло, и только теперь становится ясно, зачем на самом деле нужна цепь.

Юдей занимает положенное место.

>>>

Кхалон замечает её.

Края, плавающие в воздухе подобно морским анемонам, плавно изгибаются в сторону Юдей. Они реагируют на присутствие другого словно хищники, учуявшие добычу, медленно приближаются, чтобы не спугнуть жертву.

Страх накатывает волнами, при том не только на неё, но и на кизерима внутри. Он пытается найти хоть какое-то укрытие, спрятаться в изгибе сознания, как будто это может помочь. Юдей ничего не знает о кхалоне, но догадывается, что её привели сюда не просто так.

Первый отросток неожиданно бросается вперёд. Инстинктивно женщина отмахивается правой рукой, и серебристая петля затягивается на предплечье. Второй анемон не тратит время на прелюдии: подобравшись к Юдей, он опутывает её голову на манер ленты, которыми подвязывают волосы. Тело предаёт хозяйку, она теряет возможность шевелить руками и ногами…

– Началось, – сообщает Хак, не отрывая от происходящего взгляда. Как и все присутствующие.

Кхалон начинает действовать, лицо Юдей ломается под наплывом чудовищной боли.

Оба отростка, незаметные поначалу, если не считать лёгкого давления, нагреваются. Неведомая материя впивается в плоть и жжёт её, стремясь добраться до существа, которому не место в этом мире.

Загораются волосы, но Юдей этого не чувствует. Она смотрит на руку и видит, как плоть под серебристым дрожащим отростком краснеет, вспыхивает, распухает волдырями. Она кричит, пока в лёгких хватает воздуха. Что-то лопается в её голове, и для того, чтобы получить очередную порцию кислорода, приходится приложить титаническое усилие. Последняя частица сознания Юдей, которая ещё может действовать, целиком концентрируется на том, чтобы добывать воздух. Остаток личности распадается на куски. То же самое происходит с кизеримом. Он дико воет, будто испытывает ту же боль, и мечется из стороны в сторону.

Кхалон перелопачивает то, что Юдей считала основами своей личности. Знания, принципы, мнения. Разрушает по кирпичику, отбрасывает, идёт дальше. Знай Юдей, что он ищет, она бы помогла, чего бы это ей ни стоило.

«Забирай», – появляется мысль, но не ясно, кому она принадлежит. Кожа на предплечье чернеет, крупные хлопья пепла летят на пол.

Первым сдаётся доктор.

– Хватит.

– Ещё нет, – резко бросает Реза. Филин вцепился в подлокотники кресла, не в силах отвести глаз от страшной пытки.

Воспоминания. Поразительно яркие, они рассыпаются ещё быстрее, и вскоре Юдей забывает, как её зовут, кто она такая, где находится и что происходит. Остаётся только боль, и эта боль становится ею, а она становится пустотой.

Кизерим является перед внутренним взором Юдей. Фантом это или реальность, но у него не хватает двух лап, он оставляет за собой чёрный липкий след, ковыляя в попытке спасти собственную жизнь.

«Куда ты бежишь?» – думает она. Им обоим не спастись. Легче поддаться, раскрыться полностью и отдать всё, что попросит кхалон. Кизерим поворачивается к ней, и только теперь она замечает глаза. Шесть крупных чёрных точек, полных боли и страдания, взывают к тому, что от неё осталось.

«Я?»

В этой букве не остаётся смысла. Простое сочетание чёрточек. «Я», «а», «с». Что это значит? Почему это существо так смотрит? На кого оно смотрит?

– Хватит, – не выдерживает ректор. – Прекратите эту мерзость.

– Мар Гон…

– Она живой человек, мар Ипор, а мы не…

– Мар Гон, – неожиданно вступает Хак, – процедура не закончена. Вытащим её сейчас, и будет только хуже.

– Но…

– Крепитесь. Ещё немного.

Реза недоверчиво смотрит на охотницу, прежде чем вернуться к наблюдению за Испытанием. Его тошнит. Он чувствует, как комок, засевший в груди с секунду назад, подкатывает всё ближе к горлу. Реза думал, что боль твари, которая убила его людей, как-то сгладит чувство вины и страха. Он бы и рад оставить женщину перед кхалоном навсегда, но крошечная частица его души исходит криком и требует немедленно всё прекратить.

«Что со мной?»

Тело Юдей бьёт крупная дрожь. Даже паралич, вызванный контактом с кхалоном, больше не в силах этого скрыть. Кровь беспрерывно течёт из носа, из прокушенного языка, из глаз и ушей. Рука, точнее то, что от неё осталось, безвольно болтается вдоль тела, отросток кхалона прожигает одежду и впивается в бедро.

Она раскрывает руки и зовёт кизерима к себе. Истерзанное существо остервенело ползёт, помогая себе языком. Что-то мешает ему, то и дело толкает, отрывает ещё одну лапу, но не останавливает. В конце концов, паук тревожно замирает, спрятавшись в её объятиях. Она чувствует резкий запах лимфы и едкой слюны, склизкое щупальце языка на своём животе, острый холодный панцирь.

Хэшу достаточно того, что он видит. Гигант не задаёт вопросов: поворачивает механизм и заходит внутрь. Что-то громко кричит Реза, но не решается помешать охотнику. Остальные молчат. Хэш не отстёгивает цепь, а идёт сразу к Юдей и ломает ошейник. Подхватив женщину, Хэш мягко тянет на себя. Отросток с правой руки бросается было к гиганту, но, лизнув кисти охотника, нервно втягивается обратно в портал. Через секунду спадает «повязка» со лба. Доктор и медсестра бросаются к Юдей, как только гигант кладёт её на пол в углу. Хэш, ни на кого не смотря, возвращается в комнату с кхалоном, забирает ошейник и цепь. Он останавливается перед выходом и бросает долгий взгляд на портал. Так близко. Он мог бы уйти прямо сейчас. Но что тогда будет с Юдей?

В углу продолжают колдовать над её телом. Пока доктор накладывает лиловую мазь на сожжёную руку, медсестра быстрыми умелыми движениями стирает кровь с лица.

– Что ж, похоже, всё прошло как нельзя лучше? – восклицает директор, обращаясь к Хак. Охотница по-прежнему стоит возле окна и смотрит на кхалон. Она не обращает внимания на реплику директора, пауза затягивается и неприятно выпирает неловкими острыми углами.

– Реза, вы довольны? – Мадан обращается к верному стороннику. Ибтахин кивает и бросается к выходу.

– Ох… мар Гон, похоже, честь проводить вас до кабинета выпала мне!

– Хорошо, Мадан. Дайте мне минутку.

Ректор подъезжает к Хэшу и вместе с ним смотрит на Юдей. Она уже мало походит на того человека, который стал жертвой кизерима месяц назад, да и на ту, которая совсем недавно в считанные секунды расправилась с двумя вооружёнными людьми. Кожа на лице туго обтягивает голый череп, глаза и щёки ввалились, руки и ноги похожи на тонкие веточки, готовые сломаться в любой момент.

«Настоящие чудовища – мы, – думает Йоним и берёт гиганта за руку. – И всегда ими были».

Охотник поворачивается к отцу и внимательно изучает его лицо. Ректор впервые не знает, что сын хочет увидеть, и что он сам хочет ему показать. Наконец, Хэш отвечает на рукопожатие, и этого Йониму достаточно.

Мадан толкает кресло ректора перед собой, следом за ним выходит Хак, не смотря на Юдей и вообще не обращая внимания на встречающихся на пути людей. Пожилая охотница поймёт, где она, только добравшись до кафетерия, и закажет целую бутылку бренди. Где-то на половине зайдёт Реза, молчаливо сядет рядом, и вдвоём, не говоря ни слова, они прикончат её, а затем разойдутся по своим комнатам и попытаются уснуть. Но ещё долго будут лежать с закрытыми глазами, пытаясь поймать блаженное забытье за ускользающий хвост.

– С ней всё будет хорошо? – спрашивает Хэш.

– Надеюсь, – отвечает доктор. Он медленно встаёт и растирает затёкшие колени.

– Чем можно помочь?

– Буду признателен, если вы проследите, чтобы никто не беспокоил её ближайшие сутки.

– Хорошо.

>>>

Хэш доносит Юдей до комнаты и укладывает в кровать. Одеяло укрывает её до самого подбородка, но она всё равно мелко дрожит и пытается двигаться, но истерзанному телу даже пух – непосильная преграда. Гигант больше двенадцати часов дежурит у её постели, не смыкая глаз, пока не забывается тревожным сном в кресле, сжимая влажное полотенце в руке.

Охотник не подпускает к ней никого, кроме доктора. Несколько раз приходит Мадан, его Хэш гонит взашей, будто бы тот не директор и его непосредственный начальник, а приставучий любопытный мальчишка. Гигант терпеливо слушает Хак, от которой несёт алкоголем. Она ходит вокруг да около и как будто ждёт, что гигант сам скажет правильные слова. Но он молчит, а она всё никак не решается. В конце концов, Хэш просит её уйти, прекрасно понимая, как сильно её обижает. Навестить Юдей хочет даже Реза, но, только завидев охотника, тут же уходит прочь. По его походке видно, что он так же не трезв, как и Хак.

«Отпечатки, – думает Хэш, сидя в кресле и наблюдая за тем, как мечется в пожаре лихорадки Юдей, – на нас всех остаются отпечатки».

С недавнего времени он видит больше, чем люди. Щупальце из сна, родившееся где-то в глубине сознания, проявило себя в реальности призрачным силуэтом сразу после разговора с Йонимом, и с тех пор охотник учится им пользоваться. Например, он научился видеть сознание других людей. Они выглядят как сферы. У Мадана эта сфера непроницаемо чёрная, у Резы будто вырезанная из клёна, у Филина – хрустальная. Изменения на поверхности сфер пока ничего не говорят Хэшу, но он пытается их читать. А вот кого прочесть невозможно, так это Хак. Её сознание похоже на додекаэдр, испещрённый мелкими сколами и царапинами. Происхождение этих сколов, как и особая форма, остаются для Хэша загадкой, хотя он и подозревает, что это последствие сращивания человеческой личности и сознания кизерима. Он получает тому подтверждение, рассматривая сознание Юдей. Сломанное кхалоном, раздробленное в мелкую пыль, оно заново обретает форму. Сначала, ещё там, внизу, появилась сердцевина: бордовая, с металлическим отливом. Вокруг неё, пока Юдей спит, собирается новое сознание. Гигант догадывается, каким оно будет. Наблюдая за процессом, он проваливается в дрёму.

– Хэш?

Открыв глаза, он тут же наталкивается на её взгляд. Спокойный и твёрдый. Будто и не было Испытания. Она привстаёт на локте, улыбается.

– Юдей…

– Всё получилось. Всё получилось.

Хэш не знает, что сказать в ответ. Да и нужно ли вообще что-то говорить?

– Прости…

– Не нужно извиняться.

– Но…

– Иди отдохни. Мне нужно привести себя в порядок. Потом, может быть, перекусим?

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Юдей наклоняет голову, прислушивается к ощущениям. Странное покалывание в правой руке, но воспоминания объясняют его происхождение. Женщина проводит ладонью по лысому черепу.

– Да. Вполне. А ты, похоже, не очень.

– Как ты…

– Глаза. Тускнеют, когда ты уставший.

Хэш кивает и встаёт. Его слегка ведёт в сторону, но он успевает поймать равновесие.

– Ты знаешь, где я живу.

– Конечно.

– Тогда до встречи.

Дверь за спиной гиганта закрывается, и спустя несколько минут щелчок возвещает о том, что теперь Юдей сама может позаботиться о себе. Хэш истуканом качается посреди коридора, пока мысли не сходятся в одном решительном кивке. Засыпает он, кажется, даже раньше, чем падает на кровать.