Текст книги "Огни Химеры"

Зарабатывали мы хорошо, и скоро смогли снять квартиру. Маша, как я обнаружил, заговорила на турецком, и даже я начал понимать отдельные слова. Я купил турецкую симку, русскую отключил и почту больше не проверял.

Недалеко от нашего поселка были высокие цветные скалы, на которых постоянно тренировались скалолазы. И мы с Машей решили освоить новое занятие и начали лазить по скалам.

Маша лазила великолепно – буквально распластывалась по скале и цепляясь за малюсенькие трещинки мгновенно взбиралась вверх. Я еле успевал отпускать страховочную веревку.

Я лазил намного хуже.

– Я думаю, ты не русалка, а ящерица, – сказал я ей.

– Я – дракон, – сказала Маша, – это такой вид ящериц

– И ты меня уже съела, – продолжил я.

– Да, – сказала Маша, – И скоро выплюну.

Через пару дней мы опять тренировались на скале. Выбрали сложный маршрут, Маша взлетела вверх, спустилась, прицепила меня к веревке, и я медленно полез. Я чувствовал силу в пальцах и мне казалось, что я лезу не так плохо, как обычно, и гордился собой. Когда я был довольно высоко, к Маше подошла высокая очень красивая южная женщина. Вначале я подумал, что она турчанка, но она заговорила по-русски.

– Хорошо лезет, – сказала женщина, показывая на меня.

Сверху мне было все прекрасно слышно.

– Да, – сказала Маша – он вообще хороший. Хочешь его взять?

– Хочу, – сказала женщина, – он мне нравится.

Я хотел закричать, убежать – а почему не спрашивают меня??? Но я висел наверху, держался на маленькой зацепке и даже, если бы я попробовал спрыгнуть, я бы просто повис, раскачиваясь на веревке. Я молчал.

Маша отцепила от себя карабин, с помощью которого была закреплена моя страховочная веревка, и закрепила его за ремень женщины.

Затем Маша, даже не взглянув наверх и ничего не сказав, ушла, только мелькнул рыжий лисий хвост.

Я весь дрожа медленно спускался. В последний момент я сорвался, и повис на веревке, которую крепко держала женщина.

Она спустила меня, стряхнула с меня пыль, отцепила веревку и взяла меня за руку. Смотрела она на меня своими черными веселыми глазами.

– Как тебя зовут? – спросила женщина.

– А как звали твоего первого мужчину? – спросил я

– Педро, он был португалец

– И меня зовут Педро, – сказал я и, предвосхищая вопросы, добавил, – это случайное совпадение.

– Где ты живешь? – спросила женщина

– Теперь у тебя

Женщина улыбнулась, очень крепко сжала мою руку и повела меня к себе домой.

…моим сыновьям,

которые разыгрывают другие сюжеты.

УЙТИ НЕЛЬЗЯ ОСТАТЬСЯ

Эту историю я вспомнил, когда мы с семьей были в горах, катались на горных лыжах, а по вечерам вели философские беседы. Мы снимали шале у горы. Утром выползали в огромных ботинках из дома и ковыляли к подъемнику. Старшие сыновья шли лихачить на черные трассы, младшего сына и внучку мы отводили в лыжную школу на занятия, а все остальные – жена, дочка, сестра, друзья и подруги – расползались по склону, чтобы кататься в соответствии со своим уровнем и пристрастиями. Вечером, усталые, собирались на кухне: женщины готовили ужин, дети играли рядом на полу, а старший сын вовлекал нас в приятные интеллектуальные разговоры.

Вы, наверное, уже поняли, что наша большая семья представляет собой довольно сложный конгломерат любовных, родственных и дружеских связей. Чтобы не утомлять читателя подробностями, упомяну лишь, что в ней уже три поколения: есть дедушка (это я), моя сестра с мужем, мои дети, а еще – самая маленькая и миленькая внучка. И что еще важно для дальнейшего рассказа – наша семья выросла через множество моих браков. Я женился, разводился, опять женился и опять разводился и так, пока не сбился со счета. Со мною сейчас была моя нынешняя бойкая и непоседливая жена, а все мои предыдущие жены оставались в своих домах, от Москвы до Сан-Франциско, зато наши дети вплелись в закрученный семейный клубок и с удовольствием катились по горному склону.

В один из вечеров старший сын – который перенял у меня амплуа главного провокатора – задал нам такой вопрос: «Представьте, что пара: мужчина и женщина в первый раз поехали кататься на горных лыжах. Оба долго ждали эту поездку. Но один из них в первый же день заболел и не сможет идти на склон. Спрашивается: должен ли второй остаться дома вместе с первым или он может идти кататься?»

Дальше сын последовательно отрезал нам все пути, которые могли бы помочь выскользнуть из дилеммы:

– Насколько короткая поездка? Можно ли начать учиться на день позже?

– Поездка короткая, а заболел человек, по всей видимости, надолго, так что, если ждать, пока он выздоровеет, все будут упущено. Нет, такой компромисс не пройдет.

– А нужно ли ухаживать за больным? Если ответ «да», вопрос автоматически отпадает.

– Нет, не нужно, болезнь не столь серьезная: кататься на лыжах нельзя, но человек легко может налить себе чай.

И тогда начался спор, который от минуты к минуте становился все жарче.

– Конечно же, он должен остаться, – горячились одни, – иначе они не пара, больному будет обидно.

– А как же свобода, – отвечали вторые, – больной безусловно должен отпустить здорового, а не держать его взаперти

– Что значит взаперти? – негодовали первые, – пусть катится на все четыре стороны, но тогда он вообще не нужен; если он уйдет, значит на него нельзя положиться.

– Стойте, стойте, почему нельзя положиться?! В серьезных вопросах положиться можно, он не подведет, но здесь – это совсем другое дело, ведь реальная забота заболевшему не нужна, – возражали вторые…

Так мы разделились на два лагеря. Лагерь первых, которые отстаивали «право больного на солидарность» (остаться!) и лагерь вторых, сторонников «права здорового на свободу» (кататься!).

Догадаться, где прошла линия размежевания довольно просто – в первый лагерь («право на солидарность») вошли женщины, а во второй («право на свободу») – мужчины. Так что все пары оказались разделены пополам и яростно спорили друг с другом.

Была только одна пара, которая не разделилась: я и моя боевая подруга – жена. Мы – тертые калачи, столько раз женились и разводились, столько времени провели по отдельности, что привыкли к свободе. А, может быть, мы старше и слишком остро чувствуем ход времени, и все чаще понимаем, что второго шанса что-то сделать может и не случиться.

Так что моя жена оказалась единственной женщиной, которая поддержала идею свободы. Чему я был, безусловно, рад. А подростки, еще не обзаведшиеся парами, разделились по полу, как и взрослые.

Я произнес несколько речей. Одна была такая: «Если мы действительно пара, то я могу смотреть на мир глазами своей жены. И если я заболел, то мне особенно важно, чтобы она пошла на склон, и я увидел горы хотя бы через нее. Мне будет ужасно обидно, если она останется, потому что и я тогда не поеду на подъемнике, не вдохну горный воздух, не скачусь по склону, а так я буду наслаждаться ее руками, ее ногами и ее глазами. И если я когда-нибудь стану инвалидом, прикованным к креслу, то мне не хотелось бы, чтобы моя жена приковала себя рядом со мной, наоборот, пусть путешествует, смотрит мир и рассказывает мне о нем». А про себя я подумал, что если умру, то не хочу, чтобы моя жена вечно горевала и оставалась одна, наоборот, пусть побыстрее найдет себе мужчину и веселится с ним, а я присоединюсь к ним с того света. Но от озвучивания этой мысли я благоразумно воздержался, чтобы не напоминать детям слишком часто о том, что меня тяготит приближение старости. Жена уже ко всему привыкла, а дети пусть думают обо мне немного лучше, чем я есть.

Мои аргументы казались мне железными. И действительно, женщины временно заколебались. «Да, – сказала одна из них, – если уж ушел, то пусть тогда присылает фотографии и пишет смски о том, что видит». Но их ряды дрогнули ненадолго. Видимо, представить, что мужчина катается, а она сидит дома в одиночестве, было невыносимо, и женщины опять возмутились.

Я тоже стал горячиться, сказал, что я бы обиделся на свою подругу, если бы она осталась дома и лишила бы меня возможности радоваться ее радостью (а про себя подумал, что, может быть, мне даже и приятно было бы поплющиться в одиночестве при наличии такого законного повода).

Но моя битва за женские души была проиграна. И тогда мне пришел в голову аргумент от противного. Я сказал, что знаю, в каком случае второй должен безусловно остаться. «Представим, – продолжил проповедовать я, – что на лыжах поехали кататься тайные любовники. И тогда, конечно же, главное для них – это редкая возможность побыть вместе, а лыжи явно вторичны. И второй, конечно, останется с заболевшим». Дети притихли. Повеяло запахом запретной любви. Я невзначай напомнил, что мы с моей нынешней женой долгое время были именно такими тайными любовниками. И они, наверное, вспомнили, как вместе с мамой оставались дома, а я уезжал от них якобы один покататься на горных лыжах. Может быть, я зря так сказал? Нет, нет – все это было давно и неправда. Я уже дедушка, а жена уже сто лет как жена и давным-давно подружилась с моими детьми от прошлых браков. Старший сын легко разорвал тишину, заулыбался и сказал: «О, да – это случай особенный». Он лукаво посмотрел на свою собственную жену и спор завертелся дальше.

И тут-то я вспомнил историю.

Впрочем, прежде чем рассказать ее, скажу, что тема, поднятая сыном, оказалась исключительно актуальной для всех нас, а также, я уверен, для многих современных пар. Эта тема баланса между близостью и наличием своего пространства. Мой старший сын бесконечно качался на качелях – то стремился слиться с женой, страдая, что она к нему недостаточно ласкова, то мучился от этой близости и сбегал пожить отдельно. Сын поменьше еще школьником влип в роман и немедленно сгорел от неумеренного слияния.

Мы с женой долго были любовниками, но между нами всегда стояла прочная преграда – необходимость хранить тайну. А когда тайное стало явным, и мы оказались вместе, на помощь пришли мои дети, а также многочисленные занятия и увлечения моей жены, которые не дали нам раствориться друг в друге.

Так что простенький вопрос о том, должен ли второй человек в паре проявить солидарность и остаться вместе с болеющим, или он может (а как я утверждал, даже должен) получить удовольствие за двоих, попал в яблочко.

А вот вспомнившаяся мне история. Речь тогда шла о болезни чуть серьезнее насморка, и все о том же выборе: уйти или остаться

Это было давно, во время моего предыдущего брака. Я купил только что появившийся первый айфон и был очень доволен этим замечательным девайсом. Холодным вечером, ранним, но темным, как это бывает в середине московской зимы, я шел в офис. И разговаривал по своему новенькому девайсу с одним приятелем. Я уже давно и увлеченно говорил и уже почти дошел до офиса, как вдруг кто-то ударил меня по голове, повалил на асфальт, вырвал телефон и чем-то твердым стукнул по уху. Человек напал на меня сзади и, сделав свое черное дело, немедленно исчез, так что я даже не успел его разглядеть. У меня в памяти остались только его дыхание и тень. Добивал в ухо он, думаю, специально, чтобы я не поднялся и не пустился в погоню.

Своей цели он достиг: вот я лежу в центре Москвы, оглушенный и растекаюсь мыслями по асфальту. Прохожие, игнорируя меня, идут мимо. И так я полежал-полежал, затем встал на колени и стал искать телефон, чтобы кому-нибудь позвонить. Например, приятелю, с которым я только что разговаривал. А может быть, и не ему. Но телефона не было. И тогда мои мысли собрались в кучу, я понял, что стал жертвой ограбления, что в общем-то ничего страшного не произошло, что я, похоже, жив, и вряд ли особо пострадал, а телефон, даже дорогой айфон, можно купить заново. И я потихонечку поднялся и продолжил свой путь в офис. В офисе я почувствовал, что ухо болит и из него идет кровь. Кто-то помог мне добраться до моего кабинета, положил на диван и стал слизывать с меня кровь. Это, конечно, мне показалось – кровь с моей щеки аккуратно стирали салфеткой. Сознание мое продолжало проясняться, и я опять подумал, что все хорошо, но лучше показаться врачу – потому что кровь неплохо бы остановить и проверить, нет ли сотрясения мозга. И я пришел в свое обычное начальническое состояние и стал командовать. Я велел дать мне воды и вызвать скорую помощь.

Когда все было исполнено, и я возлежал на диване на высокой подушке, кровь остановилась, я пил воду и ждал скорую помощь, в кабинет вошла моя жена. Предыдущая жена.

Она оказалась в офисе случайно вместе со своей лучшей подругой, которая по профессии ветеринар. Они собирались то ли в кафе, то ли в театр – я совершенно не помню. Я им все рассказал и повторил свою любимую шутку: попросил подругу-ветеринара меня осмотреть. Она это тут же сделала, и сказала, что беспокоиться не о чем – все заживет. Поранено внешнее ухо – из него и текла кровь, внутри все в порядке, ну а проверить, нет ли сотрясения на всякий случай нужно.

Они еще посидели, поболтали, спросили, нужны ли мне, и, когда я их отпустил, отправились восвояси.

В машине скорой помощи я ехал один. И в приемном отделении больницы ждал тоже один. Потом мне зашили ухо. Сотрясения мозга не обнаружили, и я, с починенным ухом, вернулся домой.

Вот такая история. Моя жена покинула меня не во время банального гриппа, а в куда более неприятной ситуации. И ушла она не ради уникальной возможности научиться кататься на горных лыжах, а ради запланированного рандеву с подружкой.

А на самом деле: была ли нужна мне помощь? Объективно, нет. Я нормально себя чувствовал и мог действовать самостоятельно. Может быть, мне требовалась моральная поддержка? Я был в стрессе? Конечно, я был в стрессе, но мог справиться с ним сам.

О чем же эта история? О том, как меня бросила в трудной ситуации моя жена, что и стало одним из очередных шагов к нашему разводу? Или о том, что даже в такой ситуации я предпочту, чтобы близкий мне человек лучше развлекалась, чем болтался со мной в раздолбанной машине скорой помощи?

И я решил, что правильный вывод последний. И что я сейчас расскажу эту историю, как пример того, что свобода в паре должна быть всегда – и что ограбление одного не должно стать помехой для развлечения второго.

И я уже было открыл рот, чтобы своей историей положить всех женщин на лопатки – а такой исход казался мне в тот момент предрешенным – как вдруг взглянул на наших с предыдущей женой детей-подростков. И мне показалось, что им будет неприятно слушать такое про свою маму. Они ведь не знают про этот эпизод. И особенно неприятно им будет, что я позорю их маму в нашей тесной семейной компании. Потому что окружающие – в отличие от меня – точно осудят ее поступок.

И я замолчал.

И в этот момент я вдруг вспомнил еще одну часть этой истории, которая почему-то затерялась в закоулках моей памяти. И мои воспоминания как видеокассета открутились назад, и фильм на ускоренной перемотке запустился заново. Вот я достаю свой новенький айфон – иду, разговариваю – меня ударяют, валят, выхватывают айфон – еще раз ударяют, теперь уже больно в ухо – я лежу, поднимаюсь на колени, шарю в поисках телефона, кому-то хочу позвонить… кому? Не ей ли? Иду в офис, меня кто-то встречает и ведет в кабинет. И в этот раз я явственно вспомнил, кто эта «кто-то» – эта была она, та, что сейчас сверкала глазами, сидя рядом со мной. Моя нынешняя жена – но только на 15 лет моложе и еще не жена, а тайная любовница. И работала она со мной вместе в одной компании. И войдя, одуревший, в офис я прямиком отправился к ней, она взяла меня за руку, отвела в мой кабинет и стала слизывать кровь (салфеткой – салфеткой, конечно), и вызвала скорую помощь, и вообще развила такую активность по моему спасению, какая ей свойственна во всех ее делах. Конечно, это была она, и к ней я приполз оглушенный. В своем первом воспоминании я просто забыл об этом, поскольку она была моя тайная любовь и говорить об этом мне тогда было нельзя, и потому даже в воспоминаниях я заменил ее имя словами «кто-то».

Когда моя тогдашняя жена вошла в кабинет со своей подругой, она застала там любовницу – о чем конечно же не знала – и я был уже весь обихоженный, и вокруг меня суетилась прекрасная женщина. И как только я это вспомнил, я подумал, что моя мудрая предыдущая жена в тот момент почувствовала, что она не нужна, что ее место занято, что все уже сделано. Я ведь ей даже не позвонил, и потому она совершенно свободна и лучшее, что она может сделать – это продолжить прогулку со своей подругой. Я думаю, что она интуитивно все поняла, но, не сформулировала в словах и потому позже и сама не могла объяснить, почему так быстро ушла и не поехала со мной в больницу. А я – подлый человек – еще много лет удерживал тайное тайным.

В машине скорой помощи я действительно ехал один. И было мне одиноко и хотелось, чтобы кто-то держал меня за руку и прикасался губами к щеке, по которой уже не текла кровь. И конечно же, она – моя тайная любовь – рвалась поехать со мной, когда приехала скорая, но я ее не пустил, потому что это было бы уж совсем подозрительно и могло вскрыть нашу тайну.

И теперь, сидя в шале вместе со своей семьей, я подумал, что моя предыдущая жена интуитивно приняла правильное решение, потому что не ее я в тот момент ждал, и наша с ней любовь уже была на излете – а росла и крепла любовь вот с этой маленькой женщиной, которая сейчас сидит рядом со мной. И мне нельзя рассказывать детям историю в первой версии, потому что их мама – моя бывшая жена – будет ложно обвинена; а рассказывать можно только правдиво – о том, как ее интуиция оказалась на высоте, и как она все просекла, ничего не поняв. И я уже было раскрыл рот, чтобы изложить историю во второй версии, как вдруг осознал, что моим детям будет неприятно слушать такое про своего отца.

И я промолчал. Дважды пронеслись воспоминания перед моим внутренним взором, и каждый раз я лопался от эмоций и инсайтов, но сидел как рыба, набрав в рот воды, пока моя семья продолжала с жаром спорить. И я промолчал. И подумал, что, может быть, все же мужчины не совсем правы. Но моя семья об этом моем выводе не узнала.

ВИРУС ДЕВСТВЕННИЦ

Петя гладит одежду, собираясь встречать ее в аэропорту. Чуть короткие джинсы, идеально белая облегающая рубашка, белые носки – а еще красные кроссовки и красная пуховая жилетка. Все это стоит целое состояние, но ему все равно. Он разработчик. Она оценит.

Петя смотрит на себя в зеркало. Красавец. Зачем она ему? Просто у него нет выбора – когда она звонит, он отменяет все свои дела и делает то, что она скажет.

Он не любит никого приводить домой. Ирена – единственное исключение, которой всё позволено. Ну, Катю он иногда пускает, но нехотя. Один раз пришел Катин ребенок, мальчик, вел себя смирно – тихо катал теннисные шарики. И все равно Петя нервничал. Он не любит детей. Будут ли у него дети? Он сомневается. Скорее всего он проживет всю жизнь один – и с каждым годом будет становиться все красивее, все благороднее – как коньяк. Высушится, растрескается, женщин будет в достатке – чем старше, тем он будет привлекательнее… В фитнес он ходит каждый день, играет в теннис, жрет минералы и витамины. Впрочем, пока ему только 38 – даже морщин толком нет – кожа гладкая, как свежая рубашка.

Вчера он был дома у Кати. Он не хочет, чтобы Катя приходила в его металлическую нору – она недостаточно аккуратна. А кроме того, если он пришел к ней, можно в любой момент уйти, а если она в его доме, то чаще всего приходится ее прогонять. Катя обижается, становится еще бледнее, молча собирается и уходит. Когда он у Кати, он никогда не говорит ей, останется ли ночевать. Приехал, она положила ребенка, секс, посмотрели фильм, а затем, может быть, он заснет. Или ему станет невыносимо, и он поедет домой. На своей красной гоночной машине, которая всегда ждет его у подъезда. Единственно, с кем он готов провести годы – это Ирена, но она вечный жид: то в Перу, то в Австралии, то на Филиппинах, а вот сейчас была в Катаре.

Петя сказал Кате, что на неделю уезжает в Новосибирск в командировку. Он должен быть абсолютно свободен. Никто не должен ему мешать.

Что в Ирен такого, Петя не знал – и, собственно, не интересовался. Он не скучал по ней, но ждал ее всегда и в любой момент по ее указанию был готов ехать на край света. Сегодня ехать на край света не требовалось. Просто встретить ее в Шереметьево: самолет из Дохи, Катар.

Петя смотрит на себя в зеркало: идеально голубые джинсы, идеально белая рубашка, полоска голой кожи между джинсами и носками. Красные кроссовки и жилетка в тон. Зачесанные вверх волосы. Тонкие губы. Одна серьга в ухе – очень скромно, ничего выпендрежного. Он подпрыгивает, хватается за турник и подтягивается пятнадцать раз. Дыхание в норме, пота нет. Затем выходит на улицу, покупает огромный букет роз, садится в гоночную машину и медленно и аккуратно выезжает на дорогу. Спешить некуда – он едет заранее.

Ровно час, прямой как солдат, с букетом наперевес он стоял перед выходом из международной зоны прилета. В Катаре она провела последние два года – и вот теперь сообщила, что приезжает. И вот появляется она: в кожаных брюках, с голым пузом, кричаще нелепой куртке, ярко накрашенная.

Она чмокает его в лоб и начинает болтать. «Смотри какой браслет. Это Серж подарил, настоящие бриллианты. Говорят, у дочери Сафара такие. Я тебе рассказывала о Серже? Он покупает алмазы в Южной Африке. Прибыльный бизнес. Он хорошо замаскировался, поэтому его нет в Форбсе. Позвал меня к себе заниматься пиаром, но что я забыла в Африке? Арабы мне нравятся больше, чем негры. У Сержа жена и семь детей, а вообще он хочет на мне жениться. Но я сказала: фиг тебе, сначала разведись. Я, кстати, вчера стреляла из пистолета. Хамад меня позвал в мужской клуб. Про Хамада в Википедии написано – посмотри. Я там была единственная женщина. Арабы не любят женщин в своих клубах. Это недалеко от Дохи – час на машине – прямо в пустыне. У Хамада мазератти, он за мной заехал. Мне офигенно понравилось, я выбила 75 из 100 – не первое место, конечно, хвастать не буду, но мужчины обзавидовались – предложили мне постоянный билет. Слушай, ты такой милый, что меня встретил. Цветы как пахнут, как пахнут, люблю тебя. Мне новый паспорт нужно быстро сделать, дней за пять. А то мне в Швейцарию лететь на инвестиционный форум. Меня Джордж пригласил, говорит, если я не смогу, придется форум переносить. Шутит, конечно. Можно паспорт как-нибудь по срочному купить? У меня только денег нет – ты не можешь мне одолжить пару тысяч? Я сейчас сужусь со своим работодателем, я считаю, что они должны мне полмиллиона, а их представитель не явился в суд – наглец. Слушай, я собираюсь заняться вазами – продавать в Катаре. Арабы очень любят вазы, я уже договорилась с одним салоном. Ты не знаешь, кто тут в Москве хорошие вазы лепит? Я сама на гончарном станке работаю – моя ваза за один день ушла за тысячу долларов – я даже пожалела, что так дешево выставила. Но я не собираюсь становиться скульптором – ты же знаешь, я – бизнесмен. Я за год собираюсь сделать бизнес, который будет приносить 10 миллионов в год. Слушай, какой у вас холод, можно дуба дать – хорошо, что я скоро отсюда улечу…»

Петя несет огромный сиреневый чемодан Ирены. Катить его невозможно, потому что одно колесо сломано. Интересно, в этом чемодане уместились все ее вещи? Пташка небесная, перелетает с места на место с огромным сломанным чемоданом. Он еще и скотчем подклеен. Петя несет его очень легко, играючи – он хорошо накачан – Ирена любит мускулы.

Лицо Пети непроницаемо. Невозможно понять: он рад встретить Ирену, он вообще влюблен в нее или просто делает свое дело.

С таким же спокойствием он срывает машину с места, и, резко меняя ряды, всех обгоняя, мчит в Москву.

У Пети однокомнатная любовно отделанная квартира. Он и готовить умеет, если что. Обычно утром он ест овсяную кашу на воде, днем – стейк в мясном ресторане, а вечером – коньяк и орешки под сериал. Но сегодня он, конечно, приготовил ужин. Купил на рынке помидоры, буратту, сварил спагетти, сделал салат. Салат ждет на столе, накрытый пленкой, вместе с бутылкой вина. Спагетти на плите.

Ирена сбрасывает куртку, сапоги, один носок рванный, выглядывает большой палец с покоцанным педикюром. Она обвивает Петю за шею, прижимается к нему всем своим крупным телом и долго-долго целует в губы.

Многообещающий поцелуй.

Петя сохраняет бесстрастие.

А Ирена продолжает болтать. «Салат – это хорошо, я ем белки и сырые овощи. Похудела за последний месяц на пять килограмм, собираюсь за лето еще восемь сбросить. Смотри…» – Ирена демонстрирует Пете свой круглый как у Хоттея живот.

Петя накладывает Ирене полную тарелку спагетти, салата, буратты, и она начинает с аппетитом есть, запивая красным вином. Петя как живительную влагу впитывает ее речь. Он не показывает это, но смакует каждое ее слово.

«Я тут познакомилась с Ли Ван – ну, это китаец, он миллиардер. Захотел посмотреть подпольную Доху. Ты же знаешь, все запрещено, за все расстрел – я отвела его в опиумный клуб, а потом в казино. Он говорит: поставь за меня, у тебя рука легкая. Я ему говорю: иероглиф твоего имени можно прочитать как цифру 17. Он обалдел – не любой филолог смог бы так расшифровать. Я немного иероглифами занималась. Ну, я взяла все его фишки и поставила на 17. Он побледнел, затрясся – он на 20 тысяч фишек купил – но виду не показывает, держит лицо. И я держу лицо. Колесо покрутилось-покрутилось, он весь аж позеленел – 16… ну нет, я стрелку чуток подтолкнула – 17. Двести тысяч выиграли, представляешь?! Половину мне отдал.»

«Ты теперь богатая!»

«Я на следующей день опять пошла, дура, решила потренироваться. Толкала-толкала стрелку и все потеряла. Еще и чужие деньги проиграла. В общем, зареклась я в казино ходить. А Ли поручил мне свою виллу продать. Она у него на Сейшельских островах. Мне бы туда слетать, но сейчас денег нет. Он дал мне на поездку, но я ими долги закрыла. Ничего, скоро мой бизнес заработает. Да, я не сплю с ним, не смотри на меня так – ему 80. Мне мумии не нужны».

Так проходит час, еще час. Они съедают кастрюлю макарон, выпивают бутылку вина, Петя открывает вторую. И Ирена засыпает прямо на стуле. Лицо некрасивое, с какими-то бугорками, замазанными косметикой. Рот приоткрыт. В пупке серьга.

Петя дожидается, чтобы ее дыхание стало глубоким, разбирает постель, берет ее на руки и переносит на кровать. Весит она прилично, но Пете легко. Ирена бормочет что-то во сне на непонятном языке.

Петя стаскивает с нее одежду. Джинсы ей малы и трещат. Петя раздевает ее и некоторое время смотрит на ее плотное красивое тело. Затем выключает свет и ложится рядом. Ирена шумно дышит. Петя не спит.

Секс случился под утро. Оба были в полусне, и потому он явился Пете каким-то сказочным видением, как будто два дракона трепыхали крыльями и наскакивали друг на друга, обжигая жарким дыханием. Она заполнила всю комнату, навалилась на него, подмяла под себя, но он предельным напряжением горячих мышц, сбросил ее и воспарил. Дракон-мужчина махал крыльями под потолком, дракон-женщина раненная, распласталась на постели. А затем они заплелись и заснули.

Петя проснулся резко, взглянул на часы, аккуратно высвободился из ее объятий и засобирался на работу. Очень горячий душ, феном уложить волосы, подгладить новую рубашку и джинсы. Она что-то тихо нашептывала во сне. Петя аккуратно собрал для нее турку, кофе, положил 10 тысяч и ключи от квартиры – и поехал на работу.

Вечером он застал ее дома, как будто она только что проснулась – она не взяла деньги и ничего не съела – только выпила пол пачки кофе.

Петя начал ее обнимать. «Не сейчас, не сейчас, милый…» Петя готовил ужин, а она весело щебетала. Он узнал еще о нескольких ее мужчинах, узнал о ее экстрасенсорных способностях, не исчерпывающихся умением передвигать стрелки в казино, выслушал про несколько стартапов, которые она основала. А больше всего ей нравилось рассказывать, как она скачет на лошади и стреляет из пистолета.

Длинный ужин, умятая кастрюля макарон, бутылка мартини – оказалось, что она любит мартини. Петя не вспоминал про свой любимый сериал, потому что она была лучше сериала. Петя пытается заняться сексом, но она кривится, и в конце концов ее речь замедляется, пластинка скрипит, повторяется и она засыпает на полуслове.

Так и пошло. Петя работал, а Ирена спала. Затем она смотрела видики, с кем-то переписывалась, пила кофе, не вылезая из кровати, ела килограммами яблоки, засовывала огрызки под диван – с дивана она вставала только, когда Петя возвращался с работы. Ключ и 10 тысяч призывно лежали на столе, но ей они не требовались.

Петя возвращался с работы, тогда она переползала на кухню и начинала болтать, а он мыл посуду, оставшуюся со вчерашнего вечера, готовил новый ужин, выковыривал огрызки из-под дивана, убирался, стирал одежду, гладил… Вопросов Ирена не задавала, зато все время болтала, иногда что-то смотрела в телефоне и хохотала. А он при ней не смел открыть телефон, не смел пойти в фитнес клуб, он только слушал ее и дожидался секса. Секса обычно не было. К ночи она становилась совсем веселая, совсем пьяная, вешалась ему на шею, танцевала и, наконец, спала.

И он наслаждался наступившей тишиной и смотрел на нее, а она дрыгала ногой, наблюдая свои сны.

Через две недели она сказала: «Завтра мы идем на флюоресцентнуювечеринку, мне нужна косметика и платье». Этот вечер они провели в торговом центре.

На следующий день, вернувшись с работы, Петя застал Ирену в новом платье со зловещим фиолетовым ртом. «Почему ты так долго?!» – говорит она недовольно.

И вот в девять вечера из подъезда выходит потрясная пара: она вся фиолетовая, с голым пупком, он – в майке, бабочке, с железными мускулам и зачесанным хохолком. Пританцовывая, они садятся в его красную машину и мчатся в закрытый клуб.

«Слушай, я забыла тебе сказать, там будут в основном геи – ты же не против?» Петя невероятно зол, он не любит геев, но он молчит. На вечеринке они танцуют, пьют, опять танцуют, она общительна и весела, знакомится со всеми и все время к нему прижимается и очень эротично целует – но только уединиться в клубе негде – а когда они под утро едут назад, она уже совершенно пьяна и спит.

Пете остается час сна до будильника, а затем он начинает приводить себя в порядок. Она во сне мечется под одеялом как больная птица.

На следующий день он застал ее, когда она опять собиралась на вечеринку. Теперь это уже была вечеринка сухого льда. Она выкрасила одну прядь ярко белым цветом и достала белые перчатки. Денег на столе уже не было.

«Милый, тебе не понравится. Да и тебе спать надо, ты же работаешь. Я бы не смогла так как ты каждый день в офис ходить. Я по натуре предприниматель. Я одна схожу, ладно? В Швейцарии меня зовут работать на форум, но отказались платить за перелет и гостиницу. Жлобы, правда? Я что, дура за свой счет лететь?! Ну я, конечно, отказалась. Слушай, я завтра иду подавать на новый паспорт, ты мне дашь 7 тысяч, хорошо? Я могу, конечно, Сержа попросить, он пришлет, но я не хочу, чтобы ты ревновал. Я тут поговорила с Аллой – она в Италии живет, замужем за Джованни, мы с ней будем делать вечеринки для богатых в Риме. Я кое-что придумала потрясающее – завтра тебе расскажу. У Аллы есть инвестор – он французский миллионер, он к ней неравнодушен, и мы обещали показать ему бизнес-план. Ты научишь меня, как считать в экселе? – а то я сегодня мучалась-мучалась и у меня ничего не получилось. Я вообще делала уже несколько раз бизнес-план: Серж собирался открывать ювелирный бизнес, попросил меня посчитать бизнес-план, я посчитала, он его даже в своем банке показал. В банке сказали, что это лучший бизнес-план за последний год. Слушай, какой мне браслет надеть? Это, конечно, все бижутерия, но выглядит, как бриллианты, правда?»