Текст книги "Тайна доктора Николя (сборник)"

Глава XX

Следующим утром я сидел в комнате отеля в Борнмуте, лениво просматривая номер «Штандарта» и раздумывая, как мне провести время, которое оставалось до отъезда, когда вдруг услышал звук подъезжающего экипажа. Выглянув в окно, я увидел большое ландо[5]5
  Ландо – четырехместная коляска с откидным верхом.


[Закрыть], запряженное парой породистых лошадей. Лакей открыл дверцу, и оттуда вышел высокий, с военной выправкой господин и быстрым шагом направился к гостинице. К моему удивлению, двумя минутами позже слуга постучал в мою дверь и доложил:

– Их сиятельство князь Гленбарт!

Это был отец спасенного мною юноши.

– Мистер Гаттерас, если не ошибаюсь? – сказал тот, двинувшись по направлению ко мне.

– Да, это мое имя. Польщен вашим визитом. Садитесь, пожалуйста.

– Благодарю вас. – Он выдержал небольшую паузу и продолжал: – Я должен извиниться перед вами, мистер Гаттерас. Мне следовало заехать к вам еще вчера, чтобы выразить свою благодарность за то, что вы спасли жизнь моему сыну, но меня задержали непредвиденные обстоятельства.

– О, не будем об этом! – ответил я. – Ваш сын уже поблагодарил меня в достаточной степени. Да и все это такие пустяки!.. С вашей стороны было довольно неосторожно позволять ему заплывать так далеко без сопровождения лодки. Ведь подобное происшествие могло произойти с ним и в другой раз, когда никого поблизости не оказалось бы.

– О да! Он получил вчера хороший урок. Надеюсь, вы извините меня за мой вопрос, мистер Гаттерас. Сын сказал мне, что вы только что вернулись из Австралии. Не могу ли я быть вам полезен в каком-либо отношении?

– Благодарю вас, – ответил я, немного тронутый. – Это очень любезно с вашей стороны, но я позволю себе отклонить ваше предложение. Хотя, постойте, в одном отношении вы можете оказать мне небольшую услугу. Мистер Бакстер – воспитатель вашего сына. Его лицо кажется мне знакомым. Я где-то встречал его прежде, но где – мне никак не удается вспомнить. Не могли бы вы мне что-нибудь о нем рассказать?

– Боюсь, что знаю не много. Он производит впечатление достойного и образованного человека. Ко мне он явился с прекрасными рекомендациями, но о его прошлом мне известно очень мало. Мне помнится, однако, что он был миссионером на южно-океанских островах, а затем долгое время жил в Индии. К сожалению, больше ничего я о нем не знаю.

– Где-то я встречал его, я в этом уверен! Но вернемся к вашему сыну: я надеюсь, что вчерашнее происшествие не отразилось на его здоровье?

– Совершенно нет. Благодаря избранной мною системе воспитания у моего сына очень крепкое здоровье.

– Простите мое вмешательство, сэр, но мне кажется, что вы совершенно напрасно держите его в такой удаленности от всего мира. Мне думается, что общество двух-трех товарищей пошло бы ему только на пользу.

– Вы затронули мое самое больное место, мистер Гаттерас. Но, поскольку вы были откровенны со мной, я отплачу вам той же монетой. Я поступаю таким образом, так как мой отец воспитывал меня совершенно иначе: я всегда был окружен большим обществом, в котором часто встречались далеко не безупречные люди. В результате я несколько раз оказывался на ложном пути. Вот от этих-то жизненных ошибок я и хотел бы оградить моего мальчика, пока он молод и неопытен. Однако вы не должны думать, мистер Гаттерас, что он совершенно не знает жизни: все ее темные стороны были ему своевременно указаны, и надеюсь, что благодаря этим указаниям и имеющемуся у него здравому смыслу мой сын впоследствии легче сумеет избежать тех ошибок, которые возможны в жизни каждого молодого человека. Каким вы находите мой план теперь?

– Великолепным, ваша светлость, но, с вашего разрешения, я бы внес в него одну небольшую поправку.

– А именно?

– На вашем месте я дал бы ему возможность совершить длительное путешествие за границу в сопровождении заслуживающего доверия лица.

– Вы, пожалуй, правы. Эта мысль мне самому часто приходила в голову, да и воспитатель его, мистер Бакстер, не раз говорил мне то же самое. Надо будет об этом серьезно подумать. А теперь, сэр, позвольте мне пожелать вам всего хорошего. Кстати сказать, ваша фамилия не из заурядных. Есть ли у вас родственники в Англии?

– Только один – брат моего отца, сэр Уильям Гаттерас де Мерд-Лестон, живущий в Нью-Форесте.

– Я никогда его не встречал, но знал его брата, Джеймса. Я был очень хорошо с ним знаком в дни своей юности. Бедный малый, он попал в неприятную историю и вынужден был покинуть Англию.

– Вы говорите о моем отце. Вы знали его?

– Еще бы! Лучшего человека я никогда не встречал. Но он был слишком увлекающимся, как и все мы в то время. Так, значит, вы сын Джеймса? Так-так! Странное совпадение. А скажите мне, пожалуйста, где он сейчас находится?

– Он умер, ваша светлость. Утонул в море.

Почтенный джентльмен, казалось, был поражен этим известием. Он печально покачал головой, и я слышал, как он прошептал: «Бедный Джеймс. Бедный Джеймс». Затем, повернувшись ко мне, сказал:

– Я надеюсь еще раз увидеть вас. Долго ли вы еще думаете пробыть в Англии?

– Боюсь, что нет. Я уже начинаю скучать по югу.

– Перед отъездом вы непременно должны зайти к нам. Мы будем очень и очень рады видеть вас. Всего хорошего, сэр, всего хорошего.

Старый джентльмен с чувством пожал мне руку и вышел. Спустя несколько часов я спокойно пересекал на яхте бухту, когда заметил молодого лорда, медленно плывущего на маленьком ботике. Увидев меня, он поспешно направился в мою сторону.

– Добрый день, мистер Гаттерас, я выехал на прогулку в надежде встретить вас. Мой отец дал разрешение поддерживать с вами знакомство, если вы ничего не имеете против.

– Буду очень рад, – ответил я. – Не хотите ли подняться ко мне на борт?

Он охотно принял мое приглашение, и через несколько минут мы уже сидели на палубе за чашечкой кофе. По его просьбе я в нескольких словах описал ему свою жизнь за пределами Англии и в ярких красках представил все прелести бродячей жизни австралийских золотоискателей и плантаторов южных островов Океании.

– Какой интересной жизнью вы жили! – воскликнул юноша. – И как бы я хотел последовать вашему примеру!

– Ваше желание вовсе не так несбыточно, как вам кажется. Я вчера говорил на эту тему с вашим отцом, и он был склонен исполнить вашу просьбу.

– Правда? Вот было бы хорошо, если бы он отпустил меня.

– Я думаю, что он не преминет сделать это.

Взяв другой галс, мы прошли мимо купален, и я причалил к пристани. Простившись с молодым лордом, я направился в город. Утром я забыл написать одно очень важное письмо и, чтобы не терять времени, решил немедленно отправить телеграмму.

Глава XXI

Должен заметить, что с момента моей встречи с воспитателем молодого лорда, мистером Бакстером, я много думал об этом человеке и все больше убеждался, что где-то встречал его раньше. Этот человек возбуждал во мне инстинктивное недоверие. Это была одна из тех странных и необъяснимых антипатий, которые иногда начинаешь испытывать без всякой причины. Его лицо мне не нравилось, и я чувствовал, что он также, в свою очередь, враждебно настроен по отношению ко мне. Можете представить себе мое изумление, когда, входя в здание почты, я столкнулся с ним лицом к лицу. При виде меня гувернер смутился, точно я поймал его за каким-нибудь предосудительным делом, и невнятно пробормотал приветствие. Я ответил ему. Войдя в контору, я увидел, что всего один столик был свободен. Возможно, за ним-то только что и писал мистер Бакстер. Сев за столик, я заметил, что мой предшественник так сильно нажимал на карандаш, что весь текст телеграммы ясно отпечатался на столе. Он гласил: «Письмо получено. Вы пропустили свидание. Возможно новое препятствие».

Адрес был следующий: «Доктору Николя. Отель «Грин Сейлор». Ост-Индийский док. Лондон». И подписано: «Ниневе». Послание было так интересно, что я несколько раз прочитал его. Понемногу я пришел к убеждению, что автором его был не кто иной, как мистер Бакстер. Написав свою телеграмму и отправив ее, я вышел из конторы.

Едва достигнув улицы Инвалидов, я почувствовал, что кто-то дотронулся до моей руки. К моему величайшему изумлению, это оказался все тот же мистер Бакстер. Теперь он был совершенно спокоен и поздоровался со мной с подчеркнутой вежливостью.

– Мистер Гаттерас, если не ошибаюсь? Мне помнится, несколько дней тому назад мы встретились с вами на пляже. Не правда ли, великолепная погода? Вы идете в эту сторону, да? В таком случае разрешите мне пройтись с вами.

– С большим удовольствием, – ответил я. – Я направляюсь к себе в гостиницу. Кажется, мы с вами только что встретились в телеграфной конторе.

– Да, я заходил туда отправить письмо.

«Да, – подумал я, – теперь я почти убежден, мистер Бакстер, что вы совсем не то лицо, за которое себя выдаете. Скорее всего, вы и есть тот самый таинственный мистер Ниневе, который только что отправил телеграмму доктору Николя».

Некоторое время мы шли молча.

– Мне кажется, вы много путешествовали, мистер Гаттерас? – снова начал мой спутник.

– Да и вы, мистер Бакстер, кажется, немало повидали на своем веку?

– О, напротив, очень мало.

– Мне думается, что вы бывали на южно-океанских островах. Вы знаете остров Папеэте?

– Да, я был там.

– А Новую Гвинею?

– Нет, никогда там не бывал. Лучше всего я знаком с Дальним Востоком – с Китаем, Японией.

Не знаю, что вдруг заставило меня спросить: «А в Андоманасе были?» Эффект был просто поразителен. На секунду мистер Бакстер зашатался, как пьяный, и лицо его сделалось пепельно-серым.

– Нет… нет… вы ошибаетесь. Уверяю вас, я никогда не был в Андоманасе, – проговорил он хриплым, сдавленным голосом.

Как известно, в Андоманасе содержатся каторжники, направленные на исправительные работы в Индию. Теперь я был уже почти убежден, что там-то и скрывается тайна мистера Бакстера.

– Боюсь, мистер Бакстер, вы чувствуете себя не совсем здоровым, – сказал я. – Быть может, мы идем слишком быстро и вам жарко? Вот, кстати, и моя гостиница. Зайдемте и выпьем что-нибудь, это восстановит ваши силы.

Он утвердительно кивнул. Крупные капли пота выступили у него на лбу. Мистер Бакстер, кажется, готов был упасть в обморок.

– Да-да… Мне что-то нездоровится, – признал он.

Войдя в залу, я заказал виски и содовую. Мистер Бакстер залпом выпил свой стакан и через несколько секунд совершенно пришел в себя.

– Благодарю за вашу любезность, мистер Гаттерас, – сказал он. – Я думаю, что мы слишком быстро для моих слабых сил взошли на этот холм. Но мне нужно возвращаться обратно. У меня есть кое-какие дела в городе.

Инстинктивно я угадал его мысли. Он тотчас отправится в контору, чтобы послать другую телеграмму. Я решил попытать счастья и еще раз смутить его:

– Может быть, вы окажетесь недалеко от телеграфа? Если так, то не будете ли вы столь любезны отправить и для меня одну телеграмму?

Он поклонился и вежливо ответил:

– С большим удовольствием.

Вырвав листок из записной книжки, я написал следующее: «Джону Николсону, отель «Ленд-Хольм», Лондон. Возможно новое опасное препятствие. Гаттерас».

Тщательно сложив бумагу, я передал ее мистеру Бакстеру, но попросил его прочитать написанное на тот случай, если вдруг он не сможет разобрать мой почерк. Пока мнимый гувернер читал ее, я внимательно за ним наблюдал. Никогда не забуду выражения его лица. Я одержал полную победу. На секунду он вновь совершенно потерял присутствие духа, но колоссальным усилием воли сдержался. Слабо пожав мне руку, Бакстер пожелал мне всего хорошего и пообещал в точности исполнить мое поручение.

После его ухода я опустился в кресло, дабы хорошенько обдумать создавшееся положение. Оно было довольно запутанным. Если он замышлял что-нибудь плохое, то я, несомненно, ему помешал. Это было очевидно. Он выдал себя.

Полчаса спустя пришел ответ на мою первую телеграмму, который требовал моего немедленного присутствия в Лондоне. Я рассчитывал отправиться туда через несколько дней, но теперь положение дел совершенно изменилось. Так как я не знал, вернусь ли еще когда-нибудь в Борнмут, то решил зайти к молодому лорду. Надев шляпу, я вышел.

Я застал своего молодого друга и его отца дома. Оба очень обрадовались, увидев меня, и одинаково опечалились, узнав, что я пришел к ним с прощальным визитом. С некоторым удивлением я обнаружил, что мистер Бакстер также отправляется в Лондон.

– Надеюсь, что если вы когда-нибудь снова окажетесь в Борнмуте, – сказал старый лорд, когда я встал, чтобы проститься, – то непременно заглянете к нам.

– Благодарю вас, – ответил я, – а я надеюсь, что, если ваш сын попадет когда-нибудь в Австралию, я буду иметь удовольствие видеть его у себя.

Пожав обоим руки, я вышел. Не успел я сделать и нескольких шагов, как увидел человека, выходившего из маленькой калитки. Это снова был мистер Бакстер.

– Не правда ли, какой великолепный вечер, мистер Гаттерас? Не могли бы вы уделить мне пять минут?

– С удовольствием. В чем дело?

– У меня есть небольшой, но очень важный вопрос к вам, сэр. Мне кажется, что вы питаете ко мне какую-то неприязнь.

– По-моему, я не давал вам повода так думать. – По правде сказать, я надеялся, что он упомянет о сегодняшней телеграмме, но он был слишком хитер для этого.

Мистер Бакстер внимательно посмотрел на меня своими маленькими глазками и ответил:

– Не могу вам сказать почему, мистер Гаттерас, это чувство было у меня совершенно инстинктивным. Простите, что я говорю с вами на эту тему, но вы сами понимаете, как важно для меня быть в хороших отношениях с друзьями семьи, у которой я состою на службе.

– Уж не думаете ли вы, что я хочу настроить против вас старого лорда?

– О нет! Ни в коем случае, мистер Гаттерас. Я слишком верю в вашу порядочность, чтобы допускать подобную мысль…

– И вы совершенно правы в этом отношении, сэр. Да и кроме того, я только что простился с ними и вряд ли снова их увижу.

– Вы отправляетесь в Австралию?

– И очень скоро, я думаю. Это все, что вы хотели мне сказать? В таком случае всего хорошего.

– До свидания, мистер Гаттерас.

Я продолжил свой путь, размышляя об этом странном разговоре. Что все это могло значить? Почему он сразу задал мне вопрос об Австралии? Случайно? Или же этот вопрос был как-то связан с таинственной телеграммой?

Глава XXII

Дня через два, когда вечером я стоял посреди Трафальгарской площади и задумчиво смотрел на памятник Нельсону, я внезапно почувствовал на своем плече тяжелую руку, и над самым моим ухом раздался грубый голос:

– Не будь я англичанином, если это не Дик Гаттерас!

Я обернулся.

– Джим Персиваль! – воскликнул я, приятно удивленный. – Как ты сюда попал?

– Приехал три дня тому назад. Мы стояли в Вест-Индийском доке. Наш старик так долго морил нас… Я уж думал, что никогда не разделаюсь с грузом. А сейчас иду из конторы и вдруг вижу – стоишь ты, и притом с таким задумчивым видом… Я чуть из шкуры вон не вылез от удивления. Однако пойдем в какое-нибудь другое место, более подходящее для разговора.

Мы зашли в ресторанчик, и я рассказал товарищу о последних событиях моей жизни: о встрече со странным субъектом во французском ресторане и о своих подозрениях относительно мистера Бакстера.

– Ну и пройдоха же ты! Почему ты думаешь, что Бакстер собирается подстроить пакость молодому Бекингему, или как его там?

– Посмотрим. Будущее покажет, прав я был или нет. Однако думаю, что когда-нибудь услышу об этой истории. В следующую пятницу я отправляюсь в Австралию.

– А чем ты думаешь заниматься оставшееся до отъезда время?

– Не имею ни малейшего понятия. Я закончил все свои дела, и до пятницы мне абсолютно нечего делать.

– В таком случае я займусь тобой. Сейчас мы отправимся в док. К пяти склянкам мне нужно быть дома. Ты, конечно, пообедаешь с нами? Твой старый приятель Рилли все еще служит старшим офицером на «Яррамане», я вторым, а юный Клири – третьим. Я думаю, мы застанем на борту старого Дональда Маклина, который возится со своими машинами. Что ты на это скажешь?

– Весь в твоем распоряжении, – ответил я с радостью.

Я действительно был в восхищении оттого, что встретил в Лондоне старых товарищей, с которыми так приятно было поболтать о минувших днях. Мы немедленно направились к доку.

Старый, потрепанный бурями «Ярраман» спокойно стоял на небольшом расстоянии от берега. Мы окликнули лодочника и через несколько минут уже были на борту судна. Я имел удовольствие возобновить знакомство с Рилли, с Клири, который теперь был уже третьим офицером и бросился мне на шею с диким ревом, судя по всему, означавшим высшую степень радости. Старый Маклин, с тряпкой в одной руке и масленкой в другой, поприветствовал меня из глубины машинного отделения. Я сразу почувствовал себя как дома.

Через час мы уселись за стол. По мере того как содержимое бутылок уменьшалось, беседа становилась все оживленнее и кончилась тем, что Маклин голосом, больше похожим на рев старого моржа, затянул песню, а мы подхватили, и начался форменный концерт. Атмосфера в маленькой каюте накалялась. Не знаю, сколько бы еще это продолжалось, если бы после одного номера, во время которого наш рев, должно быть, разносился на добрую милю, я, взглянув на часы, не заметил, что было уже около одиннадцати. Поднявшись и не без труда отклонив предложение остаться на ночь, я напомнил своему приятелю Персивалю о его обещании доставить меня на берег. Он был верен слову, и через пять минут мы уже спускались в лодку, напутствуемые добрыми пожеланиями моих приятелей. Последним, кого я видел перед отплытием, был старший механик, перевесившийся через борт и пытавшийся нечеловеческим голосом спеть мне на прощание нечто в высшей степени печальное.

Распрощавшись с Персивалем, я направился по улице Ост-Индийского дока. Ночь была темная. Шел мелкий дождик. И темнота, и дождь придавали этой в высшей степени непрезентабельной улице еще более мрачный вид. Несмотря на сравнительно поздний час и скверную погоду, тротуары были полны народу. Кругом сновали подозрительного вида мужчины, грубо накрашенные женщины, полупьяные матросы. Я находился в одном из самых глухих кварталов Лондона. Когда я свернул на небольшую улицу, которая, по моему мнению, должна была привести меня к вокзалу, неожиданно случилось следующее происшествие: двери одной из харчевен резко отворились, и оттуда вылетел какой-то человек, которого, видимо, вытолкнули из зала. Он полетел прямо мне под ноги, и я едва успел отпихнуть его от себя. Подняв глаза на вывеску заведения, откуда появился этот субъект, я прочел надпись, сделанную крупными буквами: «Грин Сейлор». Мне сразу вспомнилась телеграфная контора в Борнмуте, мистер Бакстер и странная телеграмма, адресованная «Доктору Николя. Отель «Грин Сейлор». Ост-Индийский док».

Я был так поражен, что несколько минут бессмысленно глядел на эту вывеску. Затем, приняв решение, вошел. Миновав коридор, я попал в небольшую комнату, где никого не было. Посередине стояли стол, а вокруг него пара стульев. На стенах висело несколько картин отвратительнейшего содержания. Слева была дверь, которая вела в смежную комнату. Маленький коренастый человек, суетившийся около прилавка, подошел ко мне и спросил, чего я желаю. Я заказал стакан виски и приготовился начать свои расспросы относительно мистера Бакстера, но в тот момент, когда я уже был готов задать свой первый вопрос, в соседней комнате, дверь которой была слегка приотворена, раздался голос, заставивший меня подскочить от удивления, – голос самого Бакстера.

– Уверяю вас, – говорил он, – это было безнадежное предприятие с начала и до конца. Никогда в жизни я не испытывал такого облегчения, как в тот момент, когда узнал, что он пришел к ним прощаться.

В этот момент один из собеседников, по-видимому, заметил, что дверь не закрыта, поскольку я услышал, что он встал и направился к ней. Прежде чем захлопнуть ее, он из любопытства выглянул в ту комнату, где я сидел. Это был Бакстер собственной персоной, и, проживи я еще хоть целое столетие, я никогда не забуду того выражения, которое появилось на его лице, когда его взгляд упал на меня.

– Мистер Гаттерас… – прошептал он, прислонившись к стене от неожиданности.

Решив воспользоваться его замешательством, я бросился к мнимому гувернеру и начал сердечно жать ему руку. Я заметил, что он был облачен не в свой обычный длиннополый сюртук, придававший ему клерикальный вид. Бакстеру было уже слишком поздно притворяться, что он не узнал меня, а чтобы он не смог захлопнуть дверь, я просунул ногу между ней и косяком.

– Вот уж где я никак не ожидал встретить вас, мистер Бакстер. Надеюсь, вы разрешите мне присоединиться к вам? – почти дружеским тоном поинтересовался я.

Не дав ему времени ответить, я вошел в комнату. Я был почти уверен, что увижу там именно того человека, которому была адресована телеграмма, другими словами – доктора Николя. Но кто такой этот Николя? Встречал ли я его когда-нибудь прежде? Мое любопытство было удовлетворено, и притом самым неожиданным образом. За столом сидел, обратившись ко мне лицом, человек, которого я встретил во французском ресторане – он отгадал мое имя по визитной карточке, лежавшей у меня в кармане, и предсказал мне отъезд Филлис. Его, казалось, ничуть не удивило мое появление. Он встал и спокойно протянул мне руку:

– Добрый вечер, мистер Гаттерас, я восхищен, что вижу вас. Значит, вы уже знакомы с моим старым другом Бакстером! Присаживайтесь.

Я уселся напротив него. Мистер Бакстер смотрел на нас с таким видом, точно не знал, уйти ему или остаться. Наконец, видимо, приняв какое-то решение, он направился к доктору и сказал:

– Итак, я не могу рассчитывать на вашу поддержку в этом предприятии?

– Если бы у меня было лишних пять тысяч фунтов, я бы еще подумал об этом, – ответил Николя, – но поскольку у меня их нет, то вы сами понимаете, что это невозможно.

Затем, видя, что его собеседник хочет уйти, он продолжал:

– Но вы, кажется, торопитесь? Всего хорошего.

Мистер Бакстер с неестественной сердечностью пожал нам руки и вышел. Когда дверь за ним закрылась, Николя обратился ко мне:

– По-видимому, есть что-то притягивающее в жизни миссионера. Несмотря на то что мистер Бакстер занимает великолепное место воспитателя при молодом Бекингеме, он опять хочет поехать в Новую Гвинею и подвергнуться тем же лишениям, которые испытал раньше.

– Разве он был в Новой Гвинее?

– Он провел там пять лет, как сам мне сообщил.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно.

– В таком случае я должен вам сказать, что мистер Бакстер, несмотря на занимаемый им пост, не всегда говорит правду.

– Крайне неприятно это слышать. Какие у вас основания так думать?

– Очень простые: когда я разговаривал с ним в Борнмуте, он совершенно ясно сказал мне, что никогда в жизни там не был.

– Вы, должно быть, не поняли его. Впрочем, это нас не касается.

Доктор Николя позвонил и приказал слуге подать еще вина. Затем, закурив папиросу, откинулся на спинку стула и поглядел на меня прищуренными глазами. Едва он принял вышеуказанную позу, как под столом послышалось легкое царапанье, и в следующий момент громадный черный кот прыгнул на стол. Много я видал различных кошек – китайских, персидских, ангорских, но ничего подобного не встречал. Потершись о рукав доктора, кот вспрыгнул к нему на плечо. Заметив мое удивление, Николя улыбнулся и начал гладить животное.

– Итак, мистер Гаттерас, вы собираетесь нас покинуть?

– Да, – ответил я со вполне понятным изумлением, – но откуда вы это знаете?

– Вспомните те фокусы – назовем их фокусами, – которые я показал вам неделю или две тому назад, и вы поймете, что этот вопрос лишний. Билет лежит у вас в кармане.

В продолжение всей этой тирады он ни на минуту не спускал с меня своих удивительных глаз, чем-то неуловимо похожих на сверкающие глаза кота, сидевшего у него на плече. Казалось, он читал каждую мою мысль.

– Кстати, я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу этих самых фокусов. Знаете, в прошлый раз вы сделали мне удивительное предсказание.

– Очень рад слышать это. Надеюсь, что оно пошло вам на пользу? – ответил Николя.

– Скорее, наоборот. Оно причинило мне массу неприятностей. Но я хотел бы знать, как вы это делаете.

– Я быстро лишился бы своей славы провидца, если бы открыл свой метод предсказаний. Тем не менее сейчас я дам вам новое доказательство того, что я в известной степени могу читать будущее. Достаточно ли вы доверяете мне, чтобы принять его?

– Посмотрим сначала, что вы скажете, – ответил я, стараясь не смотреть в его пронизывающие насквозь глаза.

– Хорошо. Вы собираетесь в следующую пятницу отправиться в Австралию на пароходе, носящем название «Саратога». Не делайте этого, не делайте, если вам дорога жизнь.

– Господи боже мой, почему же мне не следует ехать?

Доктор пристально смотрел на меня в продолжение по крайней мере полуминуты, прежде чем ответить. Под влиянием его проницательного взгляда и этих белых пальцев, непрерывно скользящих по черной шерсти кота, я начал чувствовать странную расслабленность.

– Вы не поедете. Вы не можете ехать. Я запрещаю вам!

Я с усилием вскочил на ноги и воскликнул:

– Какое вы имеете право мне запрещать? Я поеду во что бы то ни стало! И никто – слышите? – никто не сможет мне помешать!

Он, по-видимому, понял, что его попытка подвергнуть меня действию гипноза (так как попытка, несомненно, была) не удалась.

– Послушайте, мой дорогой, – сказал провидец, спокойно стряхивая пепел со своей папиросы, – никто и не думает вам препятствовать. Я, со своей стороны, только исполнил ваше желание. Остальное – ваше дело. Вы собираетесь уходить? Прощайте.

Я пожал ему руку и вышел. По правде сказать, я был рад, что расстался с ним, по-видимому, навсегда. Это был единственный человек, перед которым я испытывал суеверный страх. Сидя в поезде, я обдумывал свою встречу с доктором Николя. В моей голове роилась масса вопросов: откуда Николя известно мое имя? Как он узнал о Ветерелле? Был ли он тем самым загадочным человеком, встреча с которым заставила Ветерелля покинуть Англию? Почему Бакстер телеграфировал ему? Почему он был так смущен моим появлением? Почему Николя предостерегал меня от поездки на «Саратоге»? И наконец, с какой целью он пытался меня загипнотизировать? Напрасно я искал удовлетворительное объяснение всем этим загадкам. Здесь скрывалась какая-то страшная тайна. Но, что бы там ни было, я уезжал в пятницу, и, таким образом, мое участие во всей этой истории само собой прекращалось.

Вернувшись в гостиницу, я нашел два письма на мое имя. Одно из них было из Порт-Саида от моей невесты. Можете себе представить, с каким жгучим нетерпением я разорвал конверт. Из письма я узнал, что они благополучно достигли Суэцкого канала и что ее отец с каждым днем чувствует себя все лучше. Затем следовали слова, сильно меня взволновавшие: «Все пассажиры с виду чрезвычайно симпатичные люди, за исключением одного невыносимого субъекта. Его зовут Прендергаст. Его наружность так же эксцентрична, как и поведение. У него белоснежные волосы и все лицо покрыто глубокими рытвинами. Он внушает мне непередаваемое отвращение. К несчастью, мы познакомились с ним в Неаполе, и теперь он ни на минуту не отходит от меня. Отец не совсем разделяет мое мнение, но сама я искренно благодарю Бога, что он выходит в Порт-Саиде и я наконец буду избавлена от его общества».

Остальная часть письма ни для кого, кроме меня, не представляет интереса. Я сложил его и убрал в карман. Чувствую, что, будь я на борту парохода, я сумел бы указать мистеру Прендергасту его место. Я и не подозревал, что через две недели буду иметь сомнительное удовольствие находиться в обществе этого самого джентльмена, и притом в таких обстоятельствах, где речь зайдет о жизни или смерти.

Почерк, которым был подписан другой конверт, показался мне совершенно незнакомым. Вскрыв его, я обнаружил, что на письме стоит подпись Бекингема-младшего. Оно гласило следующее:

«Борнмут. Вечер вторника.

Дорогой мистер Гаттерас!

Я должен сообщить вам поразительную новость: неожиданно мой отец решил, что я должен отправиться путешествовать. Все сборы были быстро закончены, и я отправляюсь вместе с мистером Бакстером в Сидней на пароходе «Саратога». Мой отец телеграфировал мистеру Бакстеру, который в данный момент находится в Лондоне, чтобы тот купил билеты. Мы отправляемся в Неаполь, где и сядем на пароход. Наш маршрут чрезвычайно интересен. Мы посетим Австралию, Новую Зеландию, оттуда проедем в Гонолулу, потом через Сан-Франциско, Соединенные Штаты и Канаду вернемся в Ливерпуль. Можете себе представить, как я доволен, что моя заветная мечта наконец исполнится! Еще раз считаю своим долгом поблагодарить вас, так как и в этом отношении я многим вам обязан. Преданный вам Бекингем».

Теперь я понял, как Николя узнал, что я уезжаю в пятницу: Бакстер прочел мое имя в списке пассажиров и сообщил ему это. Я не знал, как мне поступить. Я чувствовал, что против молодого лорда затевается какой-то заговор, и не знал, следует ли мне предупредить его отца или нет. У меня не было никаких доказательств того, что мои подозрения справедливы, так что, если бы все обошлось благополучно, я причинил бы Бекингемам совершенно напрасное беспокойство.

Ночью я почти не спал. Спустившись утром в общую залу к завтраку, я нашел еще одно письмо на мое имя, на этот раз от Бекингема-отца:

«Дорогой мистер Гаттерас!

Мой сын уже писал вам, что он собирается в Австралию. Мое решение отправить его в путешествие было вызвано тем, что я получил письмо от графа Эмберли, который, как вам известно, в продолжение последних лет был губернатором Нового Южного Уэльса. Из него я узнал, что срок его службы истекает через четыре месяца, а мне бы очень хотелось, чтобы мой сын застал его там. Я с большим удовольствием поехал бы сам, но важные дела вынуждают меня остаться в Англии. Поэтому я отправляю сына с мистером Бакстером, которого наделил широкими полномочиями. Надеюсь, что в случае необходимости вы окажете им свое содействие, чем очень меня обяжете. Весь к вашим услугам,

Бекингем».

Окончив завтрак, я ответил на оба письма и известил моих друзей, что отправляюсь на том же самом пароходе и сделаю все, чтобы быть полезным молодому лорду. Остаток дня я посвятил тому, чтобы написать письмо моей невесте и нанести прощальные визиты ограниченному числу моих лондонских знакомых. На следующее утро без пяти одиннадцать я был уже на вокзале и садился в поезд. Когда он тронулся, какой-то пассажир ловко вскочил в него на ходу и занял место неподалеку от меня. Прошло минут пять, прежде чем он обернулся, и я рассмотрел его лицо. Это был доктор Николя. Он сделал вид, что чрезвычайно удивлен.

– Мистер Гаттерас! – воскликнул он. – Какое странное стечение обстоятельств! Я искренно удивлен, что вижу вас.