Текст книги "Куриный бульон для души. 101 история о женщинах"

Красные фургончики

В первый месяц я просто наслаждалась жизнью. После развода, переехав вместе с Джинн, Джулией и Майклом (тогда им было шесть, четыре и три года) из Миссури в мой родной город на севере Иллинойса, я испытала огромное счастье от того, что здесь нет вечной борьбы и унижений.

Но первый месяц прошел, и я начала скучать по своим друзьям и соседям, по нашему милому кирпичному дому, построенному в стиле ранчо в пригороде Сент-Луиса. Особенно мне его не хватало, когда я окидывала взглядом белый бревенчатый домик, построенный 98 лет назад, в котором мы поселились теперь. Это было все, что я могла себе позволить на деньги, оставшиеся после развода.

В Сент-Луисе у нас были все удобства: стиральная машинка, сушка, посудомойка, телевизор и машина. Теперь на смену ощущению комфорта среднего класса пришла паника нищеты. В спальнях на втором этаже было холодно, хотя дети почему-то этого не замечали. Не обращали они внимания и на полы, покрытые линолеумом, от которых у них мерзли ножки – просто теплее одевались и раньше ложились спать по вечерам. Я жаловалась на стылый декабрьский ветер, проникавший во все щели. Но дети только хихикали – им нравился «сквознячок» – и забирались под уютный клетчатый плед, который подарила нам тетя Бернадин, когда мы только переехали.

Мысль об отсутствии телевизора вселяла в меня панику:

– Что мы будем делать по вечерам без любимых передач? – спрашивала я. Я жалела, что дети пропустят рождественскую программу. Но сами они были настроены куда более оптимистично и творчески. Они достали все свои игры и уговорили меня сыграть вместе в «Карамельную страну» и «Пиковую даму».

Устроившись на протертом сером диване, мы одну за другой читали детские книжки с картинками из городской библиотеки. Мы слушали пластинки, пели песни, жарили попкорн, строили потрясающие башни из конструктора «Тинкертой» и играли в прятки, бегая по всему дому. Дети научили меня веселиться без телевизора.

Однажды в промозглый декабрьский день, всего за неделю до Рождества, пройдя две мили до дома от магазина, где я работала неполный день, я вдруг вспомнила, что сегодня нужно стирать белье. Я ужасно устала, целый день раскладывая рождественские подарки для других людей и переживая, что мне не на что купить подарки собственным детям.

Забрав детей от няни, я погрузила огромные корзины с грязной одеждой в их красный фургончик, и мы все вчетвером отправились в прачечную в трех домах от нас. Там мы дождались, пока освободятся машины, а затем – пока люди освободят столы. В этот раз сортировка, стирка, сушка и укладка заняли больше времени, чем обычно.

– Мам, а ты взяла изюм или крекеры? – спросила Джин.

– Нет. Придем домой – поужинаем, – отрезала я.

– Смотри, мам! Снег! Какие большие снежинки! – воскликнул Майкл, прижавшись носом к запотевшему оконному стеклу.

– Дорожки мокрые, – добавила Джулия. – Снег идет, но не долетает до земли!

Их воодушевление только сильнее расстроило меня. Мало нам холода – теперь еще снег и слякоть под ногами. А я даже не распаковала их зимние ботинки и варежки.

Наконец постиранная и аккуратно сложенная одежда была разложена по корзинам и погружена в фургончик. Мы вышли на улицу. Было темно – хоть глаз выколи. Неужто уже половина седьмого? Немудрено, что дети проголодались. Обычно мы ели в пять.

Осторожно ступая, мы шли по слякотному тротуару. Целая процессия: хмурая мать, трое маленьких детей и четыре корзины свежевыстиранного белья в стареньком красном фургончике. Ледяной ветер жег лицо.

Мы пересекли по зебре оживленное четырехполосное шоссе. Уже у края дороги передние колеса фургона поскользнулись на льду, он накренился, и все белье вывалилось прямо в черную лужу грязи.

– О нет! – взвыла я. – Джин, хватай корзины! Джулия, держи фургон! Майкл, вернись на тротуар!

Я побросала мокрую грязную одежду обратно в корзины.

– Ненавижу! – кричала я. Злые слезы заливали мое лицо. Я ненавидела эту нищету, когда нет ни машины, ни даже стиральной машинки и сушки. Я ненавидела эту погоду. Я ненавидела жизнь матери-одиночки, вынужденной тащить на себе трех маленьких детей. И больше всего я ненавидела этот безумный предрождественский период.

Придя домой, я открыла дверь, швырнула сумку через всю комнату и бросилась в свою комнату, чтобы от души поплакать. Я рыдала громко, чтобы дети меня слышали. Мной овладело эгоистичное желание дать им понять, как мне плохо.

Хуже просто быть не может. Белье осталось грязным, все мы были голодные и усталые, ужин еще нужно готовить, и нет никакого намека на лучшее будущее.

Когда слезы наконец высохли, я села и уставилась на деревянную икону с изображением Иисуса с распростертыми над землей руками, как бы олицетворявшего решение всех проблем. Я вглядывалась в его лицо в ожидании чуда. Я ждала и ждала, а потом сказала:

– Господи, неужели ты не можешь сделать хоть что-нибудь, чтобы мне стало легче?

Мне отчаянно хотелось, чтобы ко мне спустился ангел на облаке и спас меня. Но никто не пришел… кроме Джулии, которая заглянула в щелку и сказала тоненьким голоском четырехлетнего ребенка, что накрыла стол к ужину. Я услышала, как в гостиной шестилетняя Джин раскладывает белье в две кучки: «очень грязное» и «вроде бы чистое». Трехлетний Майкл вбежал в мою комнату – он только что нарисовал первый снег.

И знаете что? В этот момент я увидела не одного, а целых трех ангелов. Трех маленьких херувимчиков, вечных оптимистов, снова и снова вытаскивающих меня из мрака депрессии в мир, где «завтра все будет хорошо, мам».

То Рождество было поистине волшебным. Нас окружала любовь и радость от простых вещей, которые мы делали вместе.

Одно несомненно: хуже того дня, когда вся моя стирка вывалилась в грязную лужу, уже не было. С того момента жизнь матери-одиночки перестала казаться мне такой ужасающей и гнетущей, как прежде. Три рождественских ангела не дали мне впасть в уныние, и по сей день, 20 лет спустя, когда я смотрю на них, я знаю, что Бог рядом.

Патрисия Лоренц

Уроки моего отца

Мой отец был одним из тех старомодных деревенских пасторов, которые так вдохновенно читают Писание с кафедры маленькой баптистской церкви, что прихожан охватывает благоговейный трепет. Он зачитывал наизусть целые главы из Евангелия от Иоанна, даже не подглядывая в зажатую в руках Библию.

Однажды вечером после школы мы с отцом ехали в машине к одной старенькой прихожанке. Я только что получила хрестоматию для третьего класса. Это была первая в моей жизни книга в твердой обложке, и я этим очень гордилась. Одну из историй я уже прочла отцу и начала другую, как вдруг мне встретилось незнакомое слово. Я подняла книгу так, чтобы отец увидел, и спросила его, что это за слово. Он пробурчал, что не может вести машину и читать одновременно, и я медленно прочла слово по буквам: «о-с-е-н-ь». Отец молча продолжал рулить.

– Ты что, читать не умеешь? – яростно закричала я на него.

Отец свернул на обочину и выключил мотор.

– Нет, Кэти, не умею, – прошептал он. – Я не умею читать.

Он взял у меня книгу.

– Я не могу прочесть ни слова, – сказал он с такой горечью, что даже я, восьмилетний ребенок, ее почувствовала.

Затем, очень тихо, отец принялся рассказывать о своем детстве. О большой семье, где все кормились физическим трудом. Когда приходила пора собирать урожай, книги и школа могли подождать. Надо было пропалывать хлопок летом и собирать его осенью. Надо было заниматься живностью: забивать и готовить к зиме. Надо было кормить множество ртов, и каждый должен был вносить посильную лепту. И, будто этого мало, двое из отцовских братьев росли инвалидами, поэтому остальным приходилось делать работу за них.

Отец часто пропускал школу и в итоге отстал на несколько классов. Желание учиться пропало, и в 16 лет он и вовсе ее бросил. Никогда не забуду, с какой печалью он об этом говорил. Казалось, ему было невероятно стыдно и грустно оттого, что он не может помогать своим пятерым детям делать уроки.

– Но папа, как же ты читаешь наизусть целые главы из Библии, не пропуская ни слова? – спросила я.

Он объяснил, что просто запомнил отрывки, которые ему не раз читала мама. Услышав это, я полюбила отца сильнее прежнего. Он был выдающимся человеком, и именно в тот момент я поклялась себе, что научу его читать.

С тех пор все уроки, которые мне задавали, я делала вместе с отцом. Я учила звуки и словосочетания и объясняла ему. Прочтя какой-нибудь рассказ в школе, я приходила домой и учила отца читать его. Вместе мы пытались разобраться в каком-нибудь новом определении. В свою очередь, он помогал мне запоминать материал, чтобы подготовиться к контрольным.

Вскоре он научился писать простые рассказы и стихи. Затем стал выписывать цитаты и делать пометки, необходимые для проповедей. Величайшую гордость в своей жизни я испытала, когда на одной из своих воскресных проповедей отец прочел Писание – по-настоящему прочел!

В 1977 году врачи нашли у отца рак легких в последней стадии, и через девять месяцев он умер. В эти последние девять месяцев он прочел всю Библию, от Сотворения мира до Откровений. Он испытал истинную гордость, когда закрыл Библию, зная, что может прочесть все, что в ней написано.

Перед смертью отец поблагодарил меня за этот дар, не понимая, что по-настоящему это он одарил меня. Я знала: его призвание – проповедовать, а мое – быть учителем чтения. Отец помог мне понять важную вещь: если я избавлю хотя бы одного ребенка от стыда и страданий, связанных с неумением читать, значит, я не зря ступила на этот путь. Спасибо тебе, отец.

Кэти Даунз

Кому верить?

Врачи говорили, что я никогда больше не смогу ходить. А мама сказала, что смогу. Я поверила маме.

Вилма Рудольф, американская легкоатлетка, трехкратная олимпийская чемпионка

Я расскажу вам о маленькой девочке, которая родилась в очень бедной семье, в лачуге в глубинке Теннесси. Она была двадцатой из двадцати двух детей, родилась раньше срока и часто болела. Сама жизнь ее была под вопросом. В четыре года она подхватила двустороннее воспаление легких и скарлатину – смертельное сочетание, из-за которого ее левая нога осталась парализованной. Девочке приходилось носить железный фиксатор. И все же ей повезло: у нее была мать, которая во всем ее поддерживала.

Однажды мама сказала, что, несмотря на больную ногу и фиксатор, девочка сможет заниматься всем, чем только захочет. Нужно лишь верить, быть храброй, упорной и никогда не унывать. И вот, когда девочке исполнилось девять лет, она сняла фиксатор и сделала тот самый шаг, который, как считали врачи, никогда не смогла бы сделать.

Через четыре года она научилась ровно ходить, что само по себе было медицинским чудом. А потом у нее появилась совершенно невероятная идея: стать величайшей бегуньей мира.

Но разве можно стать бегуньей с парализованной ногой? В 13 лет она приняла участие в соревнованиях по бегу – и пришла последней. В старшей школе девочка участвовала во всех забегах на скорость – и всегда проигрывала. Все уговаривали ее бросить это занятие. Но однажды она пришла предпоследней. А в один прекрасный день выиграла гонку. С тех пор Вилма Рудольф побеждала во всех забегах, в которых участвовала.

Вилма поступила в Государственный Университет Теннесси, где познакомилась с тренером по имени Эд Темпл. Тренер Темпл заметил упорство девушки, ее веру и природный дар. Благодаря его тренировкам она в 1960 году отправилась на Олимпийские игры в Риме. Там ее соперницей стала величайшая бегунья тех времен, немка Ютта Хайне. Никому еще не удавалось обогнать Ютту. Но в 100-метровом забеге победила Вилма Рудольф. И на 200-метровом она снова оставила Ютту позади, завоевав две золотые медали.

Наконец пришел черед 400-метрового забега, и снова Вилма должна была состязаться с Юттой. Первые две спортсменки из команды Вилмы великолепно стартовали в эстафете, но когда третья передала эстафетную палочку Вилме, та от волнения выронила ее – и увидела, как Ютта унеслась вперед. Никто не смог бы догнать эту быструю, как молния, девушку. Но Вилме это удалось!

Так Вилма Рудольф завоевала третью золотую олимпийскую медаль. В тот день она вошла в историю как первая женщина, награжденная тремя золотыми медалями на одной и той же Олимпиаде. А ведь врачи говорили, что она никогда не сможет ходить…

More Sower’s Seeds

Отметины жизни

Мои партнеры по Disabled Ski Team[13]13
  Команда лыжников-инвалидов.


[Закрыть] частенько подтрунивали надо мной: мол, настоящая моя проблема – не отсутствие ноги, а маленькая грудь. Они и не подозревали, насколько окажутся правы. В тот год я узнала, что во второй раз заболела раком – на этот раз он поразил обе молочные железы. Мне поставили диагноз двусторонней мастэктомии.

Услышав, что необходима операция, я поначалу не придала этому большого значения. В конце концов, мне ведь уже удалили ногу в ходе моей первой борьбы с раком в 12 лет – а потом я стала чемпионом мира по лыжным гонкам. У всех членов Disabled Ski Team не хватало какой-нибудь части тела. Более того, я убедилась, что даже в инвалидной коляске встречаются очень сексуальные мужчины, а женщина без рук может вести себя так, будто бы у нее все в порядке. Цельность никак не связана с наличием всех частей тела – это состояние души.

Но даже это понимание не помогало мне смириться с новыми шрамами. Придя в себя после операции, я начала судорожно всхлипывать и задыхаться. Я чувствовала, что больше не хочу терять части тела и проходить химиотерапию, не хочу быть храброй и сильной и ходить с намертво приклеенной к лицу улыбкой. Я вообще не хочу просыпаться. Дыхание мое так участилось, что анестезиологу пришлось дать мне дозу кислорода, а потом, к счастью, ему удалось меня усыпить.

Иногда во время спринта на подъеме – когда сердце, легкие и мускулы разгорячены, – меня вдруг охватывало ощущение, что в теле не осталось сил, чтобы идти дальше. Тогда я думала о предстоящей гонке, – о том, как пройду ее на пределе своих возможностей и какое удовлетворение испытаю, преодолев собственные ограничения. Это помогало мне дойти до финала.

То же упорство пригодилось мне в повторной борьбе с раком. После мастэктомии я знала, что единственный способ прийти в себя – вновь начать заниматься. Я отправилась в бассейн и в общем душе впервые обратила внимание на груди других женщин – большие и маленькие, обвислые и дерзко торчащие. Внезапно, спустя много лет после удаления ноги, мне стало неловко за мое тело. Я не могла заставить себя раздеться.

С этим нужно разобраться, решила я. Дома я разделась и долго разглядывала женщину в зеркале. Это было существо без пола. Взять хотя бы мое лицо – без макияжа я похожа на хорошенького мальчика. Плечи и руки сильные и накачанные, ведь мне постоянно приходится пользоваться костылями. Груди нет – вместо нее два выпуклых шрама на грудной клетке. Пресс сексуальный и плоский, ягодицы упругие, бедра четко очерчены – спасибо многолетним лыжным тренировкам. Правая нога заканчивалась еще одним длинным шрамом чуть выше колена.

Я вдруг поняла, что мне нравится мое бесполое тело. Оно полностью соответствовало моей личности. В нем была агрессивная мужская часть, которой нравилось надевать шлем и щитки для рук и ног, чтобы проходить через слаломные ворота. А была нежная женская, мечтающая когда-нибудь иметь детей, носить красивые шелковые платья, и чтобы любимый мужчина пригласил на ужин, а после уложил в постель и медленно раздел.

Шрамы на груди и ноге – это нечто очень важное. Это отметины жизни. У всех у нас есть шрамы; просто у кого-то они заметнее. Они говорят о том, что мы жили и не прятались от жизни. И если вглядеться пристальнее, как сделала я, то и в них можно увидеть свою особенную красоту.

Придя в следующий раз в бассейн, я полностью разделась и отправилась в душ.

Диана Голден

Парить высоко

Найти счастье в себе нелегко, но найти его где-то еще – и вовсе невозможно.

Агнес Репплайер, эссеист

Через девять лет брака у меня было все – во всяком случае, так я думала: новый дом, бассейн на заднем дворе, две дорогие машины у ворот и первый ребенок, который вот-вот должен был появиться на свет.

Но за несколько дней до родов разговор с мужем разрушил мой мир.

– Я хочу быть с ребенком, но кажется, больше тебя не люблю, – сказал он.

Я ушам своим не поверила! Конечно, во время беременности он отдалился от меня, но я думала, причиной тому страх и беспокойство от предстоящего отцовства.

Он признался, что пять лет назад у него был роман на стороне, и с тех пор его чувства ко мне охладели. В тот момент я думала только о ребенке и отчаянно хотела сохранить брак, поэтому сказала мужу, что готова его простить и хочу все наладить.

Последняя неделя перед рождением сына стала для меня настоящим адом. Меня терзало волнение от ожидания ребенка, страх потерять мужа и чувство вины, потому что я думала, что во всем виновата моя беременность.

Тиджей родился в пятницу, в июле. Он был так прекрасен и так невинен! Он понятия не имел, что происходит в мире его матери. Когда ему исполнился месяц, я узнала истинную причину, по которой его отец отдалился от меня. Он не только изменял мне пять лет назад, но и завел другую любовницу во время моей беременности, и до сих пор встречался с ней.

Когда сыну было пять недель, мы с ним уехали из нового дома, оставив позади бассейн и все мои разрушенные мечты, и поселились в квартире на другом конце города.

Я погрузилась в глубочайшую депрессию – не думала, что такое возможно. Никогда прежде мне не доводилось испытывать подобного одиночества, когда часы напролет проводишь наедине с новорожденным младенцем. Иногда на меня наваливалась такая тяжесть ответственности, что все тело содрогалось от страха. Родственники и друзья готовы были помочь, и все же эти часы отчаяния и несбывшихся надежд казались бесконечными.

Я часто плакала, хоть и старалась, чтобы Тиджей не видел этого. Мое горе не должно на нем отразиться, решила я. Первые три месяца его жизни я видела все сквозь пелену слез. Я вернулась на работу и старалась скрыть ото всех все, что произошло. Мне было ужасно стыдно, я сама не знала, почему.

Однажды в субботу – Тиджею исполнилось четыре месяца – моя депрессия достигла предела. Только что закончилось очередное выяснение отношений с мужем, и он пулей вылетел из моей квартиры. Тиджей спал у себя в люльке, а я сидела на полу в ванной, подтянув колени к подбородку и раскачиваясь из стороны в сторону.

– Я не хочу больше жить, – услышала я собственный голос.

Повисла оглушающая тишина. Думаю, в тот день Бог был рядом со мной. Не знаю, сколько времени я так сидела, но внутри меня вдруг поднялась волна силы, которой раньше не было. В этот момент я решила взять себя в руки. Я больше не позволю мужу давить на меня. Я слишком сосредоточилась на слабости, и она разрушает мою жизнь.

В тот же день я сложила в чемодан наши с Тиджеем вещи, и мы отправились на выходные к моему брату. Это была наша первая совместная поездка, и я чувствовала себя такой сильной и независимой! Помню, как все два часа за рулем я смеялась, болтала с Тиджеем, пела ему песенки. По дороге к брату я поняла, что именно сын спасал меня все эти месяцы. Осознание того, что он со мной каждый день и нуждается во мне, заставляло меня вставать по утрам с постели и идти дальше. Он был послан мне Богом!

С того дня я заставляла себя сосредоточиться на вере и силе, которые помогли мне подняться с пола в ванной. Переключившись на позитивные мысли, я увидела, как переменилась моя жизнь. Я снова начала смеяться и наслаждаться общением с людьми – впервые за несколько месяцев. Именно тогда я начала заново открывать свое «я», скрытое в глубине души, – и до сих пор этот процесс приносит мне огромное удовольствие.

Сразу после переезда я начала курс сеансов с психологом, которые продолжались несколько месяцев. Потом я почувствовала, что поддержка и руководство мне больше не нужны, но до сих пор помню последний вопрос, который мне задала психолог:

– Чему ты научилась?

– Тому, что счастье приходит изнутри, – не задумываясь, ответила я.

Об этом уроке я каждый раз напоминаю себе и хочу поделиться им с другими. Я ошибалась, когда привязала свою личность к браку и прочим материальным вещам, наполнявшим наши отношения. Я поняла, что сама в ответе за свою жизнь и счастье. Когда вся жизнь вертится вокруг другого человека и счастье зависит только от него, это не жизнь. Чтобы жить по-настоящему, нужно освободить свою душу и наслаждаться ее уникальностью. В таком состоянии любовь другого человека становится радостью, а не ценной вещью, которую боишься потерять. Пусть ваша душа парит свободно и высоко!

Лори Уолдрон