Текст книги "Огненные письмена"

Маркус Сэйки
Огненные письмена

Посвящается Джоссу, так ярко горящему

 
Кто говорит, мир от огня
Погибнет, кто – от льда.
А что касается меня,
Я за огонь стою всегда.
 

Роберт Фрост. Огонь и лед. Перевод М. Зенкевича

© Г. Крылов, перевод, 2016

© В. Аникин, иллюстрация на обложке, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

® Издательство АЗБУКА

Наверное, то же самое чувствует бог.

Мне достаточно одного взгляда на вытянутую руку, чтобы узнать число волосяных фолликул на ее тыльной стороне. Я могу различать и количественно оценивать темные андрогенные волоски и едва заметные пушковые волосы.

«Пушок» по-латыни vellus. Я вызываю в памяти страницу из «Анатомии Грея»[1]1
  «Анатомия Грея» – популярный учебник по анатомии человека. Впервые был издан в Великобритании под названием «Анатомия Грея: описательная и хирургическая теория» в 1858 г. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть], откуда узнал это латинское слово, – и вижу изображение фолликула. Кроме того, я помню текстуру и переплетение волокон бумаги. Направленный на нее слабый свет настольной лампы. Запах сандалового дерева от девушки, сидящей через три стула от меня. Я помню все подробности с идеальной четкостью, хотя эпизод абсолютно пустячный, ничем не примечательный. Тем не менее он запечатлелся в каких-то мозговых клетках моего гиппокампа, как и все другие мгновения жизни. Я по своему желанию могу активизировать нейроны и перемещаться во времени, оживляя тот день во всей полноте чувств.

Один из многих незначительных дней в Гарварде тридцать восемь лет назад.

Если говорить точнее, то тридцать восемь лет, четыре месяца, пятнадцать часов, пять минут и сорок две секунды назад. Сорок три. Сорок четыре.

Я опускаю руку и чувствую, как удлиняется и сжимается каждая отдельная мышца.

Мир несется на меня.

Манхэттен, угол 42-й и Лексингтон. Шум машин и строительных работ, бредущая толпа, холодный декабрьский воздух, на несколько секунд – когда отворяется дверь кафе – рулады Бинга Кросби, поющего «Silver Bells»[2]2
  Гарри Лиллис «Бинг» Кросби (1903–1977) – популярный американский актер и певец. «Silver Bells» («Серебряные колокольчики») – рождественский хит Кросби.


[Закрыть], вонь автомобильных выхлопов, фалафеля[3]3
  Фалафель – арабское блюдо, жареные шарики из измельченного нута или бобов, приправленные пряностями.


[Закрыть] и мочи. Ощущения, бьющие через край, чистые, ошеломляющие.

Словно ты спускался по лестнице, на которой нет последней ступени, и оказался не на твердом полу, а провалился в пустоту.

Словно ты сидел на стуле, а потом понял, что это кабина истребителя, несущегося с тройной скоростью звука.

Словно ты поднял лежащую шляпу и обнаружил под ней отрубленную голову.

Паника иссушает мою кожу, паника охватывает мое тело. Моя эндокринная система впрыскивает адреналин в кровь, зрачки расширяются, сфинктер сжимается, пальцы складываются в кулаки…

Контроль.

Баланс.

Дыхание.

Мантра: «Ты доктор Эйбрахам Каузен. Ты первый в истории человечества стер границу между обычными людьми и анормальными. Твоя сыворотка некодирующих РНК радикально изменила твою экспрессию генов. Ты был гением по любым меркам, а теперь стал чем-то бо́льшим.

Ты сверходаренный».

Люди проходят мимо меня, а я стою на углу и вижу вектор каждого. Могу предсказать мгновения, когда они пересекутся, споткнутся, когда замедлят шаг, когда у них зачешется локоть. Если захочу, то смогу свести все к линиям перемещения и силы, создать интерактивную карту, на которой словно переплету нити ткани.

Какой-то человек толкает меня, и я не отказываю себе в удовольствии – тут же во всех подробностях представляю, как ломаю ему шею: одной ладонью упираюсь в его подбородок, другой хватаю за волосы, выставляю вперед ногу для устойчивости и делаю резкое вращательное движение от бедра, чтобы амплитуда была максимальной.

Я оставляю его живым.

Мимо проходит женщина, и я узнаю ее тайны по сутулым плечам, по локонам, которые ниспадают ей на лицо и мешают периферийному зрению, по тому, как мечутся ее глаза при звуке клаксона такси, по мешковатому жакету, безымянному пальцу без кольца и разношенным туфлям. На брючине у нее волоски шерсти трех разных котов, и я представляю себе квартиру, в которой она живет одна, в нескольких остановках электрички от Бруклина, хотя, вероятно, и не в шикарном районе. Я вижу, что в детстве она подверглась насилию (со стороны дядюшки или друга семьи, но не отца), сделавшему ее затворницей. Некоторая бледность и дрожащие руки свидетельствуют о том, что она выпивает по вечерам – скорее всего, вино, судя по зубам. Стрижка говорит о ее доходах – не менее шестидесяти тысяч долларов в год, а сумочка определяет максимальный предел в восемьдесят тысяч. Работает где-то в офисе, где ее контакты с людьми сведены к минимуму. Работа связана с цифрами. Возможно, бухгалтерия крупной корпорации.

Наверное, так воспринимает мир бог.

И тут я замечаю две вещи. Во-первых, из носа у меня идет кровь. И во-вторых, за мной наблюдают.

Это проявляется покалыванием того рода, который дураки определяют понятием «коллективное бессознательное». На самом же деле органы восприятия просто собирают индикаторы, однако их обработки в лобной доле мозга не происходит: дрожание тени, частичное отражение в стекле, почти, но не совсем неощутимое тепло и звук другого тела в помещении.

Я же могу легко исследовать первоначальный возбудитель, сфокусироваться на нем – так наводят резкость в микроскопе. Я вызываю мою чувственную память последних мгновений, структуру толпы, запах людей, движение машин. Линии силы рассказывают мне всю историю, как рябь на воде сообщает о подводном камне. Я не ошибаюсь.

Их много, они вооружены. Они идут за мной.

Я кручу головой, щелкаю пальцами.

Вот будет занятно.

Глава 1

Время их поджимало, но Купер все равно не мог оторвать глаз.

Веревка как веревка – обычный синтетический ярко-желтый шнур, какой используют для закрепления брезента. Необычным было другое: веревочная петля, привязанная к фонарному столбу на Манхэттене.

Необычным было и то, что на веревке висело тело.

Ему было лет семнадцать. Стройный симпатичный паренек, со строгими чертами лица, в униформе «Макдоналдса». Поперек его желтой рубашки убийцы краской написали: «ВЫВЕРТ». Значит, схватили не просто первого попавшегося. Линчевали соседи, коллеги, может, даже друзья. В какой-то момент с его ноги свалилась кроссовка. Купер не мог отвести взгляд от тонкого белого носка, такого незащищенного на декабрьском ветру.

– Господи Иисусе, – выдохнул Итан Парк.

Они вместе совершали пробежку, пока не натолкнулись на толпу, собравшуюся вокруг тела.

Прошло две недели с того дня, когда в пустыне Вайоминга собственным оружием самоуничтожились семьдесят пять тысяч солдат – следствие действия вируса, созданного и внедренного анормальными. Человечество никогда не относилось хорошо к вещам исключительным. А еще меньше ему нравилось, когда исключительность давала отпор.

«Совсем мальчишка», – подумал Купер.

Над ними нависало свинцовое небо, чреватое снегом, и тело медленно крутилось на ветру. Потертая кроссовка, ужас белого носка, потертая кроссовка.

– Господи Иисусе, – повторил Итан, – никогда не думал, что придется увидеть такое.

«Вот то, что я всю жизнь боялся увидеть… поэтому и делал все то, что делал: преследовал таких же, как я, действовал под прикрытием в качестве террориста, убил столько людей, что и подсчитать не могу. Получил удар ножом в сердце. Видел, как мою дочь пометили для академии, видел сына в коме.

И тем не менее я не смог предотвратить это».

– Идем.

– Но…

– Быстро.

Не дожидаясь ответа, Купер возобновил бег. За пять минут после видеовызова они преодолели половину манхэттенской мили. Неплохо, но и не слишком хорошо. Неплохо, потому что от доктора Эйбрахама Каузена их отделяло всего несколько кварталов.

Десять утра, холодно, ветер гуляет по проспекту между краснокирпичными зданиями и баррикадами из строительных материалов. Пешеходы, которых обгонял Купер, несли стаканчики с кофе и сумочки, посматривали на часы или говорили по телефону. Но, на его взгляд, ими всеми владела нервозная неуверенность заложников, которым приказали вести себя нормально. К витрине магазина была приклеена газета, на всю страницу которой – фотография руин того, что когда-то было Белым домом. Мраморные колонны разбросаны, как игрушки, вокруг эпицентра взрыва, а сверху надпись: «НЕ ЗАБУДЕМ НИКОГДА!»

«Не проблема», – подумал Купер и побежал на другую сторону Третьей авеню, игнорируя автомобильные гудки.

Наводка пришла от Валери Вест, его бывшей коллеги по ДАР – Департаменту анализа и реагирования. Шепотом, будто боясь, что ее подслушают, она сообщила, что несколько камер наблюдения зафиксировали Каузена.

– Стоит там, словно решил подышать воздухом. Идиот!

Купер согласился с такой оценкой. Доктор Каузен меньше всего походил на человека, способного предотвратить полномасштабную войну. Все ужасы прошедшего года – академии, в которых промывают мозги сверходаренным детям, взлет Джона Смита и террористического движения, закон о микрочипировании анормальных, разорение трех городов, гибель солдат, атаковавших Новую Землю Обетованную, – были всего лишь симптомами. Корень зла следовало искать в неравенстве между нормальными и сверходаренными.

Эйб Каузен и Итан Парк нашли способ ликвидировать это неравенство. Им удалось воссоздать сверходаренность. В ходе лабораторных экспериментов они обнаружили, как наделять обычных людей даром. Когда их открытие станет достоянием гласности, исчезнет и повод для войны. У большинства отпадет необходимость страшиться способностей крохотного меньшинства, а следовательно, и меньшинство сможет перестать бояться гнева масс. И не будет причин сжигать мир.

Вот только Эйбрахам Каузен не стал делиться их открытием, а собрал вещички и исчез. И в мире занялся пожар.

«Может быть, еще не поздно. Если успеть добраться до него первым».

Прибавив скорость, Купер преодолел расстояние до угла и повернул на юг. Итан, тяжело дыша, бежал сзади. Валери оказала им огромную услугу, но те же самые записи с камер наблюдения, которые насторожили ее, могли попасться на глаза и другим сотрудникам Департамента анализа и реагирования, не говоря уже о кротах в ДАР, которые работали на Новую Землю Обетованную, а то и хуже – на террористическую организацию Джона Смита. Вне сомнения, на углу Сорок второй и Лексингтон-авеню собиралась теневая армия.

При сложившихся обстоятельствах не оставалось времени разработать хоть что-то подобное плану. Одни намерения: сначала найти Каузена, а потом только надеяться, что Итан сумеет убедить своего прежнего шефа подчиниться здравому смыслу. Если убедить не удастся, то запасной вариант состоял в том, чтобы вырубить Каузена и похитить. В центре Манхэттена такое зрелище должно выглядеть довольно забавно.

На Лексингтон в этом месте было пять полос в южном направлении, сплошная движущаяся масса такси и автобусов. Купер промчался мимо «Дьюан Рид»[4]4
  «Дьюан Рид инкорпорейтед» – сеть аптек и мини-маркетов в Нью-Йорке.


[Закрыть], протиснулся между двумя туристами с камерами, выпрыгнул на улицу и отпрянул назад, чтобы избежать столкновения со стайкой школьниц. На тротуарах было много народа, а потому от Купера требовалось все его внимание, чтобы точно рассчитать движения. Его дар давал ему огромные преимущества в схватке один на один, но в толпе был бесполезен. Купер одновременно пытался предвидеть намерения каждого отдельного человека. Он скрежетал зубами и продолжал проталкиваться сквозь людской поток, пока неожиданно не оказался в свободном пространстве.

Слишком неожиданно. И слишком поздно.

В пяти метрах он увидел беспокойное сборище. В центре стоял, ссутулив худые плечи, мужчина с дергаными птичьими повадками. Доктор Эйбрахам Каузен, несмотря на все свои научные достижения, напоминал сумасшедшего бездомного, орущего на банкоматы.

У четырех человек, окруживших его, плечи были широкие. Эти люди смотрели на Каузена с напряженным вниманием. Костюмы на них были приличные, но не от-кутюр и скроены так, чтобы не выпячивалась наплечная кобура. Полевые агенты. И – сюрприз-сюрприз – среди них Бобби Куин, старый напарник Купера. А значит, Департамент анализа и реагирования здесь его опередил. Ненамного, но жизнь может измениться за…

«Сделать открытие Каузена достоянием гласности – вот последняя надежда предотвратить войну.

Убедить Бобби Куина, возможно, и удастся, но не исключено, что он здесь не по собственной инициативе.

И что тогда? Напасть на агентов ДАР, в том числе и на своего друга?

Они сейчас поглощены арестом Каузена. Если ты…

Черт побери!»

…считаные секунды.

Все случилось слишком быстро – Купер такой скорости в жизни не видел. Только что частота пульса доктора составляла семьдесят пять ударов в минуту (чуть повышенная, но объяснимая при таких обстоятельствах), а через мгновение она подпрыгнула до ста пятидесяти.

Купер хотел было выкрикнуть предупреждение, но даже начать не успел, как ученый выставил по два пальца каждой руки и вонзил их в глаза двух агентов, а затем, чуть ли не одновременно, нанес рубящие удары ребром ладоней по трахеям двух других и дважды ударил коленом в пах Бобби Куина. Схватка закончилась, едва успев начаться. Агенты попадали со стонами, хватая ртами воздух.

Эйб Каузен глубоко вздохнул. Пальцы его дрожали, из одной ноздри капала кровь. Тем не менее Купер ощущал в нем спокойствие. Каким-то образом, свалив четырех вооруженных профессионалов меньше чем за пару секунд, ученый сумел сохранить хладнокровие.

Но только до тех пор, пока не приковылял Итан и не остановился рядом с Купером. Стоило Каузену увидеть своего недавнего протеже, как поток эмоций захлестнул его – на его лице, сменяясь в быстрой последовательности, промелькнули радость, недоумение, подозрение, гнев.

– Вы с ними? – спросил он.

– Что? – тяжело дыша, проговорил Итан. – Нет, я… дело в том… он…

– Я сам по себе, доктор Каузен. – Купер раздвинул руки, держа их ниже пояса. – Но я здесь, чтобы помочь вам.

Мир вокруг них медленно осознавал то, что сейчас произошло у всех на глазах. Большинство народа поспешило прочь, но несколько человек подошли поближе, чтобы увидеть, как события будут развиваться дальше. Где-то охнула женщина. Купер ни на что не обращал внимания, он не сводил глаз с Каузена. Он не был чтецом, не умел по телесному языку узнавать тайные намерения. Но мысли Эйба вовсе не были тайными: он взвешивал, не прикончить ли ему их. Всех: агентов, Купера, даже Итана. Ясный и холодный, как нож, расчет, подкрепленный уверенностью. Он не сомневался, что сможет сделать это.

Но Эйб лишь развернулся и побежал.

Он спрыгнул на проезжую часть, и тут же заголосили клаксоны, завизжали покрышки. Таксист резко затормозил, его желтую машину занесло, и она врезалась в «хонду» в соседнем ряду. Эйб даже не замедлил бега, пронесся в каком-то шаге мимо автомобилей, столкнувшихся по его вине. Купер пустился следом, но из невыгодного положения, и когда достиг противоположного тротуара, между ним и преследуемым было уже метров тридцать. Он бросился в погоню, не отрывая взгляда от спины Каузена, протискиваясь сквозь прохожих, которых стало неожиданно много, целый поток людей появился из…

Черт. «Гранд Сентрал»[5]5
  Имеется в виду станция метро, сообщающаяся с одноименным вокзалом.


[Закрыть]. Эйб ринулся в дверь, уронив на землю женщину. Когда подбежал Купер, она поднималась со словами: «Ты что, совсем рехнулся? Вот псих» – и снова упала, опрокинутая налетевшим на нее Купером. Он пронесся по вестибюлю, вдоль витрин с выставленными в них планшетниками, мимо рекламы новой линейки костюмов от Люси Вероники, а оттуда – в потную прохладу главного зала.

И здесь его оглушило эхо тысячи голосов. Громкоговоритель натужно упрашивал: «Граждане! Мест в поезде Гудзоновской линии в северном направлении больше нет. Повторяю: мест в поезде Гудзоновской линии в северном направлении больше нет. Пожалуйста, пожалуйста, перестаньте напирать…» Все, казалось, пытались покинуть Манхэттен. Под звездным куполом основного зала очереди за билетами превратились в беспорядочные оравы. Их едва сдерживали облаченные в форму солдаты со штурмовыми винтовками на ремне. Информационный щит сообщал, что все билеты на отходящие поезда проданы. Но призыв диктора к гражданам, с билетами или нет, не напирать на платформы, звучал как глас вопиющего в пустыне. Толпа стала неуправляемой – она выла, пульсировала, воняла, все толкались и кричали, повесив на плечи сумки, прижимая к себе детей.

Толпу не любит никто, а Купер ее просто ненавидел. В толпе у него начиналось головокружение, в толпе он чувствовал себя потерянным. Среди людской массы его дар никогда не подчинялся ему, воспринимая импульсы и намерения всех одновременно. Попробуйте-ка сосредоточиться, когда собака воет, ребенок плачет, телефон звонит, радио орет. Только в данном случае ему приходилось иметь дело разом с тысячью собак, детей, телефонов и радиоприемников.

Он перевел дыхание, сжал и разжал кулаки. У стены стояла урна для мусора, и он забрался на нее, принялся оглядывать лица, сортировать их, пытаясь отыскать иголку в стоге сена. Солдат поблизости крикнул ему, чтобы он слез, но Купер, проигнорировав его, продолжил буравить глазами толпу…

И увидел его. Эйб кинул взгляд через плечо – оторвался ли он от преследователей, и Куперу удалось засечь его мелькнувшее лицо. Несмотря на толпу, ученый смог в два раза увеличить дистанцию между ними.

Невероятно. Масса людей представляла собой живую стену, они стояли плечом к плечу. Никто не мог просочиться между ними.

Не совсем так. Шеннон смогла бы.

Купер еще до того, как узнал ее имя, еще до того, как они спасли друг друга, до того, как стали любовниками, называл ее Девушка, Которая Проходит Сквозь Стены. Шеннон воспринимала людей как векторы, предвидела, когда вдруг появится брешь, могла предсказать места, которых другие будут избегать, чувствовала, когда люди столкнутся и замедлят всех вокруг. Она называла это способностью «перекидываться», и если Купер ненавидел толпы, то она в них чувствовала себя как рыба в воде, могла перемещаться свободно и невидимо.

Точно так же двигался и Каузен.

Ученый пристроился за падающим человеком, перетек, словно ртуть, через образовавшуюся пустоту, повернулся налево, остановился полностью, пока каким-то чудесным образом не возник просвет между двумя пихающимися женщинами. Он протискивался, подныривал под руки охранников, продвигался к дальней кромке хаоса.

Купер смотрел на него в поисках…

«Если ты не можешь его поймать, то хотя бы должен предугадать, куда он направляется.

Билеты на поезда из города распроданы, но подземка может доставить его почти куда угодно.

В городе сотни мест, где можно надежно спрятаться, в особенности когда кругом царит хаос.

Он за считаные секунды снес четырех агентов, но от тебя убегает.

Понял».

…решения. Купер спрыгнул с урны и двинулся туда, откуда пришел. Выбравшись из главного зала, он увидел, что толпа тут пожиже, и без труда выскочил на улицу, где чуть не столкнулся с Итаном, который сказал:

– Вы…

Купер мотнул головой и побежал на запад, а потом на север по Вандербильт-авеню. Если он правильно оценил ситуацию, то Эйб принял его за агента ДАР, ведь они с Итаном появились как раз в тот момент, когда Бобби Куин пытался его арестовать. Он, вероятно, предположил, что Купер – подкрепление. Возможно, один из многих.

Эйб Каузен был гением. Если он скрывался от ДАР, значит понимал: мобильность – залог успеха. Спрячешься – и департамент перекроет «Гранд Сентрал», просмотрит записи с вокзальных камер наблюдения, обыщет, если нужно, все помещения. Блокирует метро, остановит поезд, в котором он находится, и его вагон превратится в клетку. Уложишь одного агента – на его месте появится другой. Нет, если Купер был прав, Эйб как можно скорее попытается снова выбраться на улицу, а ближайший выход…

Да, именно там, где сейчас и появился ученый.

– Как я и говорил… – улыбнулся Купер, сделав шаг ему навстречу.

– Вот он! Человек с пистолетом! – завопил побледневший Эйб, показывая на него пальцем.

Купер понял, что это спектакль для солдат, которые вышли следом за Эйбом. Их было трое – молодые, взвинченные, пальцы на спусковых крючках штурмовых винтовок.

Потребовалось всего тридцать секунд, чтобы он с помощью своего старого жетона агента ДАР разрешил ситуацию.

Но к тому времени Эйбрахам Каузен уже исчез.

Глава 2

– Не понимаю, – сказал Итан чуть ли не в десятый раз. Они ехали в такси – не ехали, плелись в западном направлении.

– Неужели Эйб уложил столько народа? – изумлялся Итан.

– А вы что думаете – они поскользнулись на банановой кожуре?

– Я решил, что это сделали вы. Там ведь были агенты ДАР? Эйбу за шестьдесят. И он отнюдь не ниндзя.

Купер фыркнул. Для него убегающие люди не были в диковинку (по большей части, когда он их преследовал, они и пускались наутек), но на сей раз дела обстояли иначе. Купер ошибся в расчетах, а ставки были слишком высоки. Он вспомнил то мгновение, когда увидел, что частота пульса доктора буквально за секунду увеличилась вдвое.

«Управление эндокринной системой для изменения собственного уровня адреналина. Вероятно, и норэпиноферина для концентрации, а может быть, даже кортизола и окситоцина. При достаточном количестве этих веществ любой превратится в ниндзя».

– Черт побери, мы должны были догадаться! – воскликнул он.

– Догадаться о чем? Купер, что происходит?

– Ваш приятель исчез и превратился в сверходаренного.

– Что?

– Тот маленький проект, которым вы вдвоем занимались, магическое зелье, способное обращать нормальных в анормальных. Он, видимо, его и выпил.

Челюсть у Итана отвисла. Несколько секунд он сидел молча, устремив взгляд в никуда.

– Невероятно, – наконец произнес он, и его лицо расплылось в улыбке. – Это действует. Понимаете, данные лабораторных исследований были просто сногсшибательные, я в них и не сомневался, но мы не прошли стадии клинических испытаний.

– Похоже, Эйб не стал дожидаться результатов, – заметил Купер.

– Что вы можете сказать о симптомах? Мне важно знать, какие физические ощущения у него возникают. Как проявляется его дар? Вы не заметили никаких…

– Док!

– Да, извините, – рассмеялся прерванный на полуслове Итан. – Я просто… у меня случился оргазм в его научной разновидности.

– Попытайтесь глубоко дышать, – вздохнул Купер и потер глаза. – Вот что я могу вам сказать: его дар отличается многогранностью.

– Вы имеете в виду сопутствующие способности?

– Нет. Я говорю о том, что он в равной мере владеет многими способностями.

– Это невозможно. Ну, то есть у детей – безусловно. Именно поэтому тест Трефферта – Дауна применяется только после восьми лет. А до восьми сверхталанты представляют собой никак не регулируемые наклонности, которые проявляются в выявлении закономерностей то математически, то пространственно. Но по мере развития мозга…

– Вы меня не слышите, – отвернулся от окна Купер. – Я видел, как частота пульса Эйба удвоилась. Мгновенно. Значит, он управляет своей эндокринной системой.

– Ну и что? Приблизительно у тринадцати процентов сверходаренных наблюдается способность в той или иной мере управлять эндокринной системой.

– У двенадцати и двух десятых процента. Но вот что еще важнее. Он уложил четырех агентов. Вы что думаете, они не подготовлены к столкновению со сверходаренными, которые съехали с катушек? К тому же один из них был Бобби Куин. Я знаю, вы с ним не в ладах, но можете мне поверить: он лучший. Тут дело не только в управлении гормонами. А вот если Эйб наделен способностью физиолингвистики, то он, вероятно, сумел прочесть их телесный язык и предпринять ряд действий, основанных на их стойках.

– Такие способности могут сосуществовать, – сказал Итан. – Ваше моделирование базируется не только на физических симптомах. У вас обостренная интуиция.

– Но Эйб в «Гранд Сентрал» «перекидывался», как Шеннон. Он предвидел движения людей в толпе.

– Может быть, просто обнаружил проход?

– Не было там никакого прохода. Там даже вздохнуть было невозможно. А он шел, практически не снижая скорости. Он двигался и намечал пути отступления. Это все равно что решать квадратное уравнение и одновременно бежать марафонскую дистанцию.

Итан помолчал несколько секунд.

– Если вы правы…

– Именно так, – выдохнул Купер. – Я прав. И дело не только в том, что он наделен многими способностями, но и в их силе. У меня первый уровень, и я на тридцать лет моложе его. Но после того, что я видел сегодня утром, думаю, я бы не смог с ним совладать. А это означает, что, как ни посмотри, у доктора Эйбрахама Каузена нулевой уровень. И мне бы хотелось знать, откуда он у него появился.

Итан задумался:

– Мне нужно немного поразмыслить.

– Размышляйте.

За окном проплывал город. Тот самый Нью-Йорк, в котором Купер бывал бессчетное число раз. Но и совсем не тот же самый. Во всем чувствовалось тревожное напряжение, нервная дерготня. Америка способна выдержать удар, но в прошлом году на нее обрушилось множество сильнейших ударов. Взрыв в здании Новой фондовой биржи в марте, приведший более чем к тысяче смертей. Захват анормальными террористами городов Талса, Фресно и Кливленд, последний из которых сгорел дотла в ходе начавшихся беспорядков. Разрушение Белого дома и уничтожение семидесяти пяти тысяч солдат. И это не говоря об эрозии социального порядка: потрясение финансовых рынков, развал базовых служб, растущее недоверие к правительству, все более ожесточенный трайбализм.

Америка была способна вынести более чем один удар, но она пребывала в нокдауне, и свидетельства тому встречались повсюду. На перекрестках валялись пакеты с мусором, их черный пластик расходился по швам. Частные охранные структуры, вооруженные автоматическим оружием, охраняли роскошные апартаменты. Билборды рекламировали Мэдисон-сквер-гарден[6]6
  Мэдисон-сквер-гарден – спортивный комплекс в Нью-Йорке, игровая площадка хоккейных и баскетбольных команд.


[Закрыть] как «Приют для тех, кто чувствует угрозу». Ряды зданий словно смотрели на них глазницами окон, и Купер не сразу понял, что во многих из них нет стекол. Квартал, где прежде находились предприятия малого бизнеса, сгорел, стекла были выбиты, кирпичи почернели, внутри остались покрытые гарью руины. Граффити на покореженной откатной двери гласило: «МЫ ЛУЧШЕ, ЧЕМ КАЖЕМСЯ».

Купер вспомнил мелькание белого носка и задумался.

– Ну хорошо, – сказал Итан. – Но это только теория. Без каких-либо точных данных я не могу быть уверен.

– Ну, рискните.

– Ученые три десятилетия искали генетическую основу сверходаренных. Найти ее они не смогли, потому что ее там – в генетическом коде – не было. Наш прорыв состоял в том, что мы обнаружили эпигенетическую основу. Вот почему ответ так долго не давался – эпигенетика занимается экспрессией не самих генов, а ДНК. ДНК представляет собой сумму исходных составляющих, но из одних и тех же ингредиентов можно приготовить совершенно разные блюда, а в человеческой ДНК двадцать одна тысяча генов. Целая куча составляющих. Трудность состоит в том, чтобы обнаружить конкретную причину. Эйб называл это теорией трех картофелин.

– Да, вы мне рассказывали, – кивнул Купер. – Если причина появления одаренностей состояла в съедании трех картофелин подряд, то обнаружить такую причину нелегко, потому что мир велик. Но когда ты знаешь причину, то съесть три картофелины проще простого.

– Но тут есть одно «но». Природа хаотична. Эволюция представляет собой цепь случайных ошибок – мутаций, – которые позволяют победить в естественном отборе и начинают передаваться по наследству. Но вместе с ними передается и немало всякого мусора, который был когда-то ступенькой, а теперь превратился в балласт. Хотя вы и находите три картофелины, они имеют довольно уродливый вид. У них множество бугорков, неправильная форма. Мы же сделали нечто иное. Мы создали нашу сыворотку методом обратной инженерии, разработали генную теорию со строго определенными целями.

– Вы создали идеальную картофелину, – понял Купер. – Платоновский идеал картофелины.

– Это всего лишь мое предположение, – пожал плечами Итан.

– Но если вы правы, то Эйб не просто одаренный. Он являет собой образец максимальной сверходаренности. Может двигаться, как Шеннон, думать, как Эрик Эпштейн, планировать, как Джон Смит.

– Я… возможно.

Купер сделал глубокий вдох. Выдохнул.

– Что ж, тогда нам нужно поскорее его найти.

Нужный им дом располагался в Адской кухне[7]7
  Адская кухня – район Манхэттена, также известный как Клинтон. Свое название район получил из-за высокого уровня преступности с середины 1800-х до конца 1980-х годов.


[Закрыть] и представлял собой пятиэтажку без лифта. Улица была застроена домами из красного кирпича и засажена поникшими деревьями.

Когда они подошли к подъезду, Итан сказал:

– Я не знаю, кем этот парень приходится Эйбу. Не пустышку ли тянем?

– Если, кроме пустышки, у вас ничего нет, то тяните пустышку. Пока не придумаете чего-нибудь другого.

– Эйб очень замкнутый, – покачал головой Итан. – Я бы сказал, параноидально замкнутый. Винсент Лус – единственный человек из его личной жизни, о котором он упоминал.

Дверь подъезда оказалась заперта. Купер нашел нужную фамилию в списке жильцов и нажал кнопку вызова. Ответа не последовало.

«Что ж, всегда можно разбить стекло локтем, потом выломать внутреннюю дверь. Правда, шумновато. Или же можно…»

Итан Парк подошел к щитку и одновременно нажал пять кнопок. Через секунду раздался голос:

– Слушаю?

Нажав кнопку обратной связи, Итан сказал:

– Ю-пи-эс[8]8
  United Parcel Service – одна из курьерских почтовых служб в США.


[Закрыть]. Вам посылка.

– Вы шутите? Неужели так быстро…

Раздался звук зуммера и щелчок отпираемого затвора.

– Какой смысл в замке, если его может открыть любой безликий голос? – удивился Купер.

– Манхэттенский фактор, – ответил Итан. – Вы устанавливаете на дверь квартиры три защелки и цепочку, а потом вас начинает грызть одиночество. Я ведь когда-то жил здесь, помните? Посылка – не совсем чтобы приход друга, но лучше, чем ничего.

Они миновали щит с почтовыми ящиками, вышли к лестнице. На полпути им встретился человек, спешащий вниз, – явно встречать курьера Ю-пи-эс.

На пятом этаже горела тусклая лампочка, на полу лежал обшарпанный коврик. Одна из дверей висела полуоткрытой на разбитом дверном косяке.

– Черт!

Купер жестом показал Итану, чтобы тот встал за его спиной. Распахнув дверь, он увидел типичную манхэттенскую комнату: здесь, если у тебя длинные руки, ты вполне можешь приготовить обед, не вставая с дивана. На стенах приятных оттенков когда-то в аккуратных рамочках висели музыкальные постеры. Когда-то.

Теперь пол был усыпан битым стеклом и щепками. Сквозь порезы в диване торчала набивка. Содержимое полок было скинуто на пол, ящики вывернуты, занавески сорваны. Пианино повалено. Абажур лампы проткнут скрипичным смычком. Под ногами Купера хрустели всевозможные обломки.

– Боже мой, – проговорил Итан. – Вы думаете, это сделал Эйб?

Купер медленно развернулся, оценивая ситуацию. Разбитые тарелки, порванные занавески, расколотое зеркало. Он подошел к дивану и присел на корточки. Ткань воняла мочой. На подушке – кровавое пятно, довольно большое, но сконцентрированное в одном месте, словно человек, истекая кровью, лежал неподвижно.

«Или же его могли держать. Заставляли смотреть».

– Вот ведь идиот, – раздался голос. – Тебе же было сказано не приходить…

В дверях стоял широкогрудый парниша в джемпере с логотипом «Янкиз»[9]9
  «Нью-Йорк янкиз» – профессиональный бейсбольный клуб.


[Закрыть]. За ним – еще двое: один такой же вкрадчиво-благообразный, другой пониже, но коренастее.