Текст книги "Гитлер"

В марте 1913 года Геринг сдал экзамены на аттестат зрелости и чуть позже – экзамен на офицерский чин. В январе следующего года был назначен лейтенантом в 4-ю роту 112-го баварского пехотного полка «Князь Вильгельм». В августе 1914 года его соединение стояло в Мулхаузе, неподалеку от французской границы. Герман довольно скоро удостоился Железного креста II степени, но уже в сентябре был отправлен в госпиталь в Метце, поскольку у него обнаружился суставной ревматизм. Госпиталь перевели во Фрибург-на-Бризгау, и здесь он свел знакомство с Бруно Лерцером, который посещал курсы авиаторов. Геринг решил последовать его примеру. Летом 1915 года он поступил в летную школу Фрибурга, сдал экзамены и в начале октября совершил свой первый полет. Ему пришлось сражаться с семью французскими самолетами, которые он сбил один за другим. Они с Лерцером скоро стали знаменитой парочкой; награды им вручал сам кронпринц. Геринг одержал еще немало побед в воздухе над французами и англичанами – над Верденом, Соммой и Эльзасом. О нем рассказывали легенды (многие довольно сомнительные). После поражения он отказался сдать свои самолеты врагу и привел их в Дармштадт. Потом он ненадолго приехал в Берлин, где остановился у другого знаменитого летчика Удета, после чего вернулся в Мюнхен к матери. Поскольку в Германии он оставался невостребованным, то решил попытать счастья в Скандинавии. И подал прошение о присуждении ему капитанского чина, обещанного еще во времена командования эскадрильей Рихтхофен. Положительный ответ пришел в июне.

Геринг отправился в Данию, оттуда – в Швецию, где завел множество друзей. В гостях у графа Эрика фон Розена он обнаружил множество камней с выгравированными на них свастиками; граф нашел их на острове Готланд. Там же Герман встретил свою будущую жену, графиню Карин фон Фок, по мужу фон Кантцов и мать маленького сына. Между ними завязался роман, длившийся 11 лет и вызвавший массу пересудов. Потом Карин развелась, но поженились они лишь в 1923 году – в январе в Стокгольме, в феврале – в Оберменцинге, близ Мюнхена. Между делом Герман поступил в университет, на факультет экономики и истории, но не сдал ни одного экзамена. Одной из причин этого послужило знакомство в 1922 году с Гитлером. Каждый нашел в другом именно то, чего ему не хватало: Гитлер – молодого уважаемого офицера, Геринг – преемника кайзера. Они обсудили, что нужно срочно делать, какие контакты завязывать. И скоро стали близкими друзьями. Гитлер поручил ему выполнять информационную работу в СА, руководство которой взял на себя в марте 1923 года.

Группа СА под командованием капитана Стрека существовала с лета 1920 года. Создавалась она для защиты мероприятий НСДАП против «марксистских нападок». При ней действовала секция физкультуры и спорта, в начале октября 1921 года получившая название «штурмового отряда» (Sturmabteilung, сокращенно SA). Вопреки своему официальному партийному статусу, группа подчинялась рейхсверу, поскольку набором в основном занимались люди из бригады Эрхардта (после путча запрещенной). Заправлял там бывший лейтенант флота Клинцш, помогали ему капитан Гофман и барон фон Киллингер.

Внедряя в СА Геринга, Гитлер стремился устранить влияние этих людей. Поначалу казалось, что это ему удалось, поскольку большая часть ставленников Эрхардта вышла из группы. Но оккупация Рура французами и бельгийцами, а затем разгоревшийся конфликт между Баварией и рейхом вынудили военные власти земли взять под контроль каждую организацию, способную быть полезной в сложившихся обстоятельствах Таким образом СА была сильно военизирована, назначено высшее командование, создан дивизионный штаб, определены пехотный и артиллерийский командиры. Бывшие кентурии сделались штурмовыми полками; появились роты пулеметчиков и артиллерийские полки. Все важные посты достались военным, а Гитлеру и его партии оставалось только «бить в барабан». Главный зачинщик этих пертурбаций Рем дергал за ниточки по заданию рейхсвера и «антиберлинских заговорщиков». Рем был капитаном Генштаба. Родился он в 1887 году в Мюнхене в семье инспектора железных дорог. Настоящий служака, с раннего детства он мечтал стать солдатом. Маленький, коренастый, во время войны он был трижды ранен и потерял половину носа. Весь мир он делил на солдат и гражданских: «Я солдат. И смотрю на мир глазами солдата». После войны он лез из кожи вон, чтобы получить важную государственную должность. В 1919 году присоединился к вольному отряду Эппа, потом стал заместителем начальника штаба 7-й дивизии рейхсвера. Прирожденный организатор, занимался созданием милицейских отрядов и устройством тайников оружия. С Гитлером его познакомил капитан Майр. Он был одним из немногих людей, с кем Гитлер был на «ты». Рем рано стал членом ДАП-НСДАП, с билетом за номером 623. Именно к нему обратился Гитлер, когда возникла надобность в охране.

В июне 1921 года правительство рейха издало указ о роспуске гражданской милиции. Рем моментально лишился всех своих военизированных организаций. Тогда НСДАП предложила ему место в СА. Но если Гитлер видел в СА инструмент для уличных потасовок и драк в помещении, Рем и люди Эрхардта расценивали группу как военную. Об этом несовпадении взглядов следует помнить, если мы хотим понять причину «ночи длинных ножей» (июнь 1934 года), когда группа СА была обезглавлена. Но в 1922–1923 годах Рем и Гитлер еще нуждались друг в друге.

В числе соратников первых лет необходимо назвать и Юлиуса Штрайхера, с 1923 года занявшего пост директора гнусной газетенки «Штюрмер», существовавшей за счет порнографического антисемитизма. Сын школьного учителя и сам учитель, он родился во Флейнхаузене, близ Аугсбурга. Во время войны служил в баварских частях в звании лейтенанта запаса и, несмотря на многочисленные нарушения дисциплины, получил два Железных креста – I и II степени. С наступлением мира принял участие в создании ДСП – Немецкой социалистической партии – и стал директором газеты «Немецкий социализм». Осенью 1921 года присоединился к Германской трудовой общине и переименовал газету в «Волю немецкого народа». В НСДАП вступил в октябре 1922 года. «Штюрмер» превзошел в низости и злобе даже «Остару» фон Либенфельса, которую Гитлер читал в Вене. Внешне Штрайхер выглядел отталкивающе – грубый, примитивный, но страшно энергичный. Многие члены партии просили Гитлера избавиться от него, но он их не слушал – методы Штрайхера казались ему действенными, а ярый антисемитизм последнего находил у него живой отклик.

Среди противников Штрайхера был аптекарь Георг Штрассер. Он родился в 1892 году в Нижней Баварии, в Гайзенфельде. Поступив волонтером в баварский артиллерийский полк, он заслужил два Железных креста – I и II степени. Затем присоединился к вольному отряду фон Эппа, где командовал штурмовым батальоном Нижней Баварии (его заместителем был Генрих Гиммлер, которого он в 1920 году пригласил вступить в Национал-социалистическую партию свободы). В НСДАП вступил в 1921 году и вскоре получил пост гауляйтера по Нижней Баварии. Этому представителю левого крыла партии предстояло сыграть видную роль после 1925 года.

Можно вспомнить еще множество персонажей. Например, военного фотографа Генриха Гофмана, который стал другом и фотографом Гитлера. Через него Гитлер в 1923 году познакомился в Байройте с Винифред Вагнер. Английская невестка мэтра завязала с Гитлером дружбу, от которой никогда не отрекалась, даже после смерти последнего. Также во время первой поездки в Байройт Гитлер свел знакомство с зятем Вагнера Хьюстоном Стюартом Чемберленом.

Круг его знакомств расширялся. Его принимал председатель правительства Верхней Баварии Густав фон Кар. Он встречался с Людендорфом, Вильгельмом Фриком – шефом политической полиции Мюнхена, симпатизировавшим НСДАП, шефом полиции Эрнстом Пенером. Все эти люди сослужили фюреру службу, когда началось его восхождение.

Краткий обзор самых близких к Гитлеру людей в первые годы его политической деятельности позволяет нам лучше понять его личность и дает представление об обстановке, в которой он начинал.

С большинством из них Гитлер знакомился в кафе – типично венская привычка. Первый круг составили люди, сильно отмеченные войной, для них она навсегда осталась «причиной всех вещей». Солдаты и офицеры, все они были люди закаленные, многие – горячие головы, не боявшиеся рисковать и не испытывавшие угрызений совести. Во второй круг вошли художники или неудавшиеся художники, мыслители или неудавшиеся мыслители, которых привлекал богемный образ жизни Гитлера; кое-кто из них купался в мистицизме, задававшем тон в «Туле». Третья группа была представлена социалистами-революционерами, которых светские связи Гитлера попросту шокировали. Но, если не считать Дрекслера и его друзей, среди них мелькало все меньше рабочих. Четвертый круг знакомых, гораздо более отдаленных, состоял из представителей национальной буржуазии, включая чиновников, мелких и средних промышленников и предпринимателей. Наконец, вокруг Гитлера вращалась – и это пятый круг – пестрая толпа недовольных всем на свете неудачников, привлекаемых «спектаклем», который он им показывал, и его обещаниями. Всех их объединял ярый национализм, пропитанный злобным антисемитизмом.

Осталось отметить всего одну особенность: только умение Гитлера четко разграничить эти круги позволило ему играть сразу несколько взятых на себя ролей – лидера, барабанщика, галантного кавалера и т. д., – при этом все время оставаясь центральной фигурой. Его личность немного напоминала калейдоскоп, каждому зрителю демонстрирующий новую картинку. Гитлер не только владел навыком разговаривать с людьми по-разному, он также имел множество лиц – приятеля, фронтового товарища, «маленького человека». Ему пока не хватало одного – респектабельной внешности, но для этого требовалось время. Но уже в эту пору он стал одеваться не так вызывающе и его манеры сделались менее неуклюжими.

После неудачной попытки поступить в венскую Академию изящных искусств, смерти матери и поражения в войне провал путча 1923 года стал четвертым событием в жизни Адольфа Гитлера, нанесшим ему тяжелую моральную травму. Из трех первых только в одном фюрер мог винить себя – он не смог посвятить себя архитектуре, потому что у него не было аттестата зрелости. Впоследствии он признавал, что таланта живописца у него не было, но хранил убежденность, что мог бы стать великим архитектором. Впрочем, он объяснял свой неуспех чужими происками – виноваты были несправедливое общество, режим Габсбургов и, конечно, евреи. В годы войны у него появилось много времени на раздумья, и он пришел к выводу: все зло – от ненавистного интернационализма. Пока он вместе с другими рисковал жизнью на войне, внутри страны действовали антинародные силы – марксисты и евреи, столкнувшие Германию в грязь и ставшие причиной ее военного поражения.

Начиная с Пазевалька, в его душе зрела глухая ненависть к предателям, желание покарать их и вернуть стране подобающее ей место. Он был такой не один. Правые националисты разделяли это устремление: демонтировать версальскую систему и вернуть Германии величие. Но, если между этими людьми не существовало принципиальных разногласий, они значительно расходились в понимании средств для достижения цели и выборе подходящего момента.

Мюнхенский путч похож на молнию, озарившую республику, разъедаемую разрушительными центробежными силами, и напоминал пародию на революцию, целью свергнуть правительство рейха или начать военную кампанию против французских оккупантов в Руре. Чтобы понять, как и почему вспыхнул Мюнхенский путч, необходимо проанализировать обстановку на трех разных уровнях – берлинская сцена, Бавария и Национал-социалистическая партия во главе с ее фюрером.

Общая обстановка

Оккупация Рура французами и бельгийцами 11 января 1923 года ускорила экономический, социальный, но главным образом финансовый кризис рейха. Чтобы надавить на Германию с выплатой задолженности по репарациям, президент Французского совета Реймон Пуанкаре решил занять Рур. Немецкий канцлер Вильгельм Куно – человек беспартийный, но пользующийся поддержкой «буржуазной коалиции», видел всего один выход из создавшегося положения – «пассивное сопротивление», то есть остановка производства в горнорудной и металлургической промышленности, а затем полное прекращение выплаты репараций (составлявших 132 миллиарда золотых марок), провозглашение незаконными всех указов, изданных оккупантами, и запрет выплачивать им пошлины и налоги. Французская инициатива сделала то, чего не могли добиться ни перемирие, ни Версальский договор, ни борьба за Верхнюю Силезию в 1919 году, – сплотила нацию в «священный союз». Даже так называемые веймарские партии – либералы, центристы и социал-демократы – осудили захватчика.

Однако за единым фасадом скрывались глубокие разногласия, продолжавшие отсекать левых от всех остальных партий. Синдикалисты и социалисты согласились с «пассивным сопротивлением» только ради того, чтобы воздвигнуть барьер на пути роста национализма; коммунисты поначалу придерживались своей прежней линии поведения: порвать с буржуазной политикой, заставить богачей выплатить репарации и с помощью СССР создать коалиционное рабочее правительство. В более конкретном плане они предлагали провести всеобщую забастовку. Но, так же как правых, их раздирали внутренние разногласия, которые с большим трудом пытался примирить Карл Радек – «око Москвы» в Берлине. Руководители партии выдвинули лозунг: «Бить Куно на Шпрее, а Пуанкаре – на Рейне». Позицию меньшинства высказала Клара Цеткин, представитель левого партийного крыла, феминистка и подруга Розы Люксембург: «Не завтра и не в светлом будущем, а уже сегодня, в бою с французским империализмом и немецким капитализмом, мы с непоколебимой верностью и неустанной энергией защищаем интересы великой нации трудящихся». Одновременно КПД попыталась перетянуть на свою сторону мелкобуржуазные элементы из реакционных и «фашистских» партий – этот термин как раз только что появился и имел большой успех. Попытки установить связь с французскими коммунистами не принесли результатов, с одной стороны, из-за отсутствия у французских рабочих интереса к Руру, с другой – из-за того, что немецким труженикам было слишком тяжело вести войну на несколько фронтов – во имя Интернационала, против французских захватчиков и против ежедневной нужды.

Но правые и центристские течения пассивное сопротивление должно было завести намного дальше, позволив наконец перейти к национальному возрождению, включающему в себя и укрепление военной мощи. По Версальскому договору армия Германии могла насчитывать не более 100 тысяч человек, но уже с 1920 года помимо регулярных войск начали создаваться отряды «черного рейхсвера». Их главным инициатором выступил генерал фон Зект.

С распространением кризиса в правых и ультраправых кругах, а также в армии все громче раздавались голоса в пользу диктатуры одного человека или директории. Военные видели в этой роли фон Зекта, в роли его помощников – группу экспертов и промышленников. Но «сфинкс», как его называли, стремился держать рейхсвер вне политики, сделав из него нечто вроде государства в государстве.

С момента вступления франко-бельгийских войск на территорию Рура численность немецких войск значительно выросла благодаря кредитам, открытым в рамках пассивного сопротивления. Армия получила 100 миллионов золотых марок и кредит на 300 миллионов для закупки оружия в Италии. Шла подготовка волонтеров, создавались отряды боевиков, способных вмешаться в дело в случае внутренних беспорядков; с 1923 года они превратились в отлично тренированные резервные части; формировались отряды обороны, призванные противостоять вторжению со стороны Польши или Чехословакии. От немецких земель требовали внести свой вклад в финансирование войск. Они реагировали по-разному, в зависимости от политической окраски местных правительств. Пруссия и Саксония, где правили социал-демократы, ответили отказом; Бавария дала положительный ответ.

Большинство населения воспринимало оборонительные мероприятия как предвестие новой войны, в том числе и потому, что сотрудничество между регулярной армией и нелегальными военизированными подразделениями вынуждало армию вступать на политическую арену. Фон Зект принял руководителей основных патриотических движений – генерала Людендорфа и Гитлера; судя по всему, их экстремизм не пришелся ему по душе. А вот встречаться с бывшим командиром знаменитого балтийского вольного отряда Росбахом он отказался наотрез. В конце концов Росбах очутился в Баварии, так же как капитан Эрхардт, чьи люди были замешаны в убийстве в 1922 году министра иностранных дел фон Ратенау, – он сам бежал из Лейпцигской тюрьмы до того, как его допросили. В сентябре 1923 года он командовал войсками на границе Баварии и «красной» Саксонии.

Экономическая и финансовая ситуация стремительно ухудшалась. Если в начале 1919 года инфляция имела свои положительные стороны, позволяя бороться с массовой безработицей, то теперь она достигла точки невозврата. Пассивное сопротивление обошлось в 3,5 миллиарда марок. В начале января 1923 года за доллар давали 7525 бумажных марок (курс на 4 августа 1914 года – 4,2 марки за 1 доллар); 1 февраля – 41 500 марок, 1 июля – 160 тыс. марок, 1 августа – 1 102 750 марок, 1 сентября – 91 724 250 марок. Даже самые дерзкие спекулянты, сколотившие себе на инфляции состояние, оказались под угрозой разорения. Цены окончательно сбесились, повсюду царили голод и безработица. В октябре – декабре 1923 года в стране насчитывалось 28,2 процента полностью безработных и 23,6 процента – частично занятых.

Нет ничего удивительного, что повсеместно вспыхивали беспорядки, особенно в крупных городах и на оккупированных территориях. Ситуацией немедленно воспользовались левые и правые экстремисты. Первые выступали против национализма, милитаризма и фашизма. Появились «пролетарские кентурии» – военизированные организации, в основном в Центральной Германии и в Рурской области. Прусский министр внутренних дел социал-демократ Зеверинг запретил их деятельность на всей территории страны. Правые экстремисты обрели второе дыхание. Немецкая партия свободы, основанная в декабре 1922 года, в феврале 1923-го поглотила Движение за великую Германию Россбаха, заткнув таким образом брешь, образовавшуюся в ноябре 1922 года в результате запрета Национал-социалистической партии в Пруссии, Бадене, Саксонии, Тюрингии и в Гамбурге. В день, когда французы входили в Рур, Петер фон Гейдебрек основал «Вервольф» («Оборотень») – группу из молодых солдат и ветеранов войны. Как и лига Оберланда, он занимался спортивным и нравственным воспитанием своих питомцев в духе volkishc – антикапиталистическом, антипарламентском и националистическом. Все эти движения открыто пропагандировали ненависть и отбрасывали всякую идею примирения между народами. «Ненависть у материнской груди. Ненависть в школе. Ненависть в церкви. Ненависть в казармах. Ненависть в сердцах. Ненависть в кулаках. Единая, великая, глубокая ненависть 75 миллионов немцев».

Перед подобными трудностями воля к сопротивлению выдохлась сама собой. В августе 1923 года кабинет Куно был замещен объединенным кабинетом под руководством Густава Штреземана – бывшего депутата от национал-либералов и президента ДВП. Возникла необходимость в правительстве «общественного спасения», поскольку к экономическим и финансовым неурядицам добавилась опасность отсоединения Рейнской области, Пфальца и даже Баварии.

Из ярого националиста Штреземан превратился в разумного социалиста. Он не видел иного решения, кроме как объявить 26 сентября 1923 года об окончании «пассивного сопротивления» и о вступлении в переговоры с Францией по поводу репараций. В июле 1924 года в Лондоне был заключен новый договор, ратифицировавший план Доса.

Финансовая катастрофа достигла кульминации; марка перестала быть конвертируемой. Центральный банк выпустил новую денежную единицу, обеспеченную золотом, – рентную марку.

Бавария

Приход к власти Штреземана и меры, предпринятые его правительством, послужили крайне правым предлогом для усиления смуты в Баварии. Возмущение баварцев достигло пароксизма во время «захвата Рура». Исключая сельских жителей, склонных к «бело-голубой» политике (цвета земли Бавария), население – мелкая и средняя городская буржуазия, широкие народные массы – высказывались за пангерманизм, расизм и антибольшевизм. Присутствовали и сепаратистские тенденции, поскольку баварская обособленность имела долгую историческую традицию. Самая мощная партия – БВП (Партия баварского народа), отпочковавшаяся от Католического центра, – призывала к федерализму; роялисты делали ставку на князя Зуппрехта Виттельсбахского, сына Людовика III. Большинство баварских политиков причисляли себя к «ячейке» немецкой буржуазии, призванной трудиться во благо возрождения рейха. Как мы уже имели возможность убедиться, эта земля стала прибежищем всевозможных экстремистов и врагов республики. В изобилии патриотических, военизированных и национал-активистских (термин, которым с одинаковым удовольствием пользовались и Эрнст Рем, и президент Баварского комитета Манфред фон Книллинг) движений следует выделить Ассоциацию патриотических организаций, лигу Оберланд и «Знамя рейха». По настойчивой просьбе Рема Гитлер после некоторых колебаний высказался за создание Трудового объединения патриотических боевых ассоциаций, чему посвятил длинную речь 19 апреля. В задачи объединения входило превратить Баварию в очаг немецкого возрождения посреди гнилого «марксистского рейха».

2 сентября движения, составлявшие ядро патриотических организаций, образовали Боевую лигу (Кампфбунд), впоследствии перешедшую под политическое руководство Гитлера и военное – подполковника Германа Крибеля. Наряду с этими крайне военизированными организациями существовала лига «Бавария и рейх», которую возглавлял доктор Питтингер. Исповедуя сепаратизм, она поддерживала тесные связи с австрийцами и французами, от которых получала финансовую помощь.

В подобной обстановке баварский правитель фон Лерхенфельд предпочел уклониться от исполнения закона о защите республике, принятого рейхстагом летом 1922 года и предусматривающего запрет на деятельность организаций, враждебно настроенных к республиканским институтам (вследствие чего в Пруссии и некоторых других землях была запрещена Партия нацистов – этот термин впервые появился в это же время). Напряженность между Баварией и рейхом немного ослабла в годы правления Куно, особенно после того, как Лерхенфельда сменил Киллингер. Куно даже нанес в Баварию визит, а один из его сотрудников встретился с Гитлером. Кроме того, оккупация Рура заметно изменила общий расклад. Отныне вопрос о противостоянии «националистическим элементам» больше не стоял на повестке дня, особенно с учетом того, что они пользовались поддержкой баварского шефа рейхсвера генерала фон Лоссова, с которым Гитлер регулярно виделся.

В конце 1922 года в Баварию перебрался Людендорф, что существенно укрепило позиции антиреспубликанских сил. Вокруг него формировалось ядро контрреволюции. В свою очередь, фон Зект прибыл в Мюнхен, чтобы лично убедиться в том, что здесь под видом «весенних сборов» вовсю идет повальная мобилизация. Он всецело одобрил меры, предпринятые фон Лоссовом ввиду укрепления рейхсвера, попутно дав совет не поддаваться ничьим влияниям. Он как в воду смотрел – если в намерения Гитлера отнюдь не входило уступить первую роль военным, он прекрасно понимал, что без поддержки армии не сможет ничего предпринять, и дальнейшие события показали, что в этом фюрер не заблуждался.

16 августа государственный секретарь рейхсканцелярии Гамм предупредил Штреземана, что формирование правительства может встретить в Баварии непредсказуемую реакцию:

«Подавляющее большинство населения Баварии видит в коалиции не прогресс, а препону к созданию энергичного национального правительства, составленного из сильных личностей и пекущегося об их политических и экономически интересах.

Кроме того, Гамм предвидел, что новый министр внутренних дел социал-демократ Зольманн не вызовет к себе симпатии, поскольку баварцы уверены, что он не понимает исторической природы немецких земель, крестьянско-буржуазного характера Баварии и ее христианской направленности».

Действительно, едва заняв свой пост, Зольманн составил пространный отчет, в котором перечислял «прегрешения» мюнхенского правительства. Он не только указывал на неисполнение закона о защите республики, но также подчеркивал, что баварское правительство всеми силами стремится выйти из-под контроля рейха. В качестве доказательства он приводил длинный список требований, оставленных Баварией без внимания; сообщал о продолжающейся деятельности чрезвычайных трибуналов (именуемых народными трибуналами), существование которых изначально допускалось только на время переходного периода. Кроме того, он обвинял баварцев в злоупотреблении параграфом 3 статьи 48 Веймарской конституции, дававшей немецким землям право в случае неминуемой угрозы самостоятельно предпринимать меры безопасности. Наконец, в Баварии не соблюдаются права человека, она стала «прибежищем политических преступников», явно стремится к автономии, если не полной независимости, тем самым противопоставляя себя рейху.

Во всем этом содержалась доля истины, как доказали последующие события: Гитлер захватил политическое руководство Кампфбундом и объявил о новых собраниях. Точно не известно, по какой причине – из боязни путча или вследствие отказа от пассивного сопротивления в Руре, – но 26 сентября баварское правительство объявило чрезвычайное положение, передав исполнительную власть фон Кару. Рейх ответил на это, объявив 27 сентября чрезвычайное положение на всей территории страны и вручив исполнительную власть министру обороны Гесслеру; в случае государственного кризиса судьбу рейха должен был взять в свои руки глава военной администрации генерал фон Зект. В тот же день «Фолькишер беобахтер» опубликовала статью, озаглавленную «Диктатура Штреземана – Зекта», в которой говорилось о том, что фрау фон Зект – обращенная еврейка. Это было первое звено в цепи событий, приведших к кризису.

Гитлер и НСДАП

Ко всеобщему изумлению, лидер НСДАП отказался присоединиться к единому фронту, выступившему с осуждением франко-бельгийского вторжения в Рур. 11 января, перед многочисленной толпой, собравшейся в цирке Кроне, он заявил, что следует поддерживать не лозунг «Долой Францию!», а лозунг «Долой ноябрьских преступников!». Поскольку пока нет оружия, чтобы воевать с Францией, следует вначале навести порядок внутри рейха. (Многие комментаторы увидели в этом заявлении признаки франкофилии Гитлера и подтверждение слухов о том, что он получал деньги из Франции. Несколько месяцев спустя Гитлер категорически опроверг эти слухи.)

Отказ поддерживать единый фронт был в первую очередь продиктован нежеланием Гитлера консолидироваться с теми, кого он почитал своими злейшими врагами, – марксистами и евреями, воплощением которых служила республика. С другой стороны, Ассоциация патриотических организаций представляла собой образование достаточно рыхлой структуры и без четкой политической программы – это была не партия, а некий сплав националистически настроенных группировок, лишенных единого руководства.

Гитлеру как никогда прежде требовалось доказать, что НСДАП – независимая сила, с которой необходимо считаться. В ноябре 1922 года он объявил, что в одной только Баварии в ней числится от 40 до 50 тысяч членов. Назначенный на 27–28 ноября съезд должен был подтвердить ее мощь.

На протяжении многих месяцев упорно циркулировали слухи о готовящемся путче. Баварское правительство, опасаясь, что Гитлер использует предстоящий съезд для его начала, запретило любые уличные манифестации. Гитлеру грозило потерять лицо перед членами партии и участниками штурмовых отрядов. Решение помог ему найти генерал фон Лоссов. Обеспокоенный волнениями в Мюнхене, он созвал своих офицеров для обсуждения положения дел. Многие из приглашенных, в том числе генерал фон Эпп, симпатизировали Гитлеру. Поэтому его тоже позвали на встречу, и лидер НСДАП в присутствии шефа баварской полиции дал честное слово, что никаких беспорядков на съезде не будет. Затем Гитлер вместе с Ремом отправился к главе правительства Верхней Баварии фон Кару, который пообещал ему свою поддержку. После этого он трижды побывал у префекта мюнхенской полиции Эдуарда Нортца и точно так же успокоил и его. Предполагалось, что пройдет 12 заседаний, все в закрытых помещениях. Попытка свести их число к шести провалилась в силу организационных причин. На Марсовом поле состоялось торжественное посвящение знамен. Гитлер произнес несколько речей, в которых высмеял правительство и всех тех, кто подозревал его в подготовке путча. Нацистам не нужен путч, заявил он, у них и так дела идут блестяще.

Отвергая идею присоединения к единому политическому фронту, Гитлер вовсе не отказывался от того, чтобы его штурмовые отряды проходили тренировку в казармах рейхсвера. Он даже съездил в Берлин, чтобы уговорить представителей других патриотических движений посылать своих людей в рейхсвер в рамках всеобщей мобилизации против Франции, проходившей под видом «весенних учений». Он соглашался сдать оружие, если рейхсвер выдвинет такое требование. Это и произошло 1 мая 1923 года.

В преддверии традиционных левых демонстраций Гитлер обратился к организациям Трудового союза с предложением подготовиться к этому дню. Он надеялся, что баварское правительство, опасаясь возможного путча, запретит левым партиям праздновать День труда. Правительство не поддалось на провокацию и санкционировало проведение демонстрации, ограничив шествие определенным районом города. Поэтому рабочая демонстрация прошла без всяких эксцессов в Терезенвезе. С другой стороны, фон Лоссов приказал представителям патриотических организаций сдать имеющееся у них оружие.

Таким образом, несмотря на речь Гитлера, произнесенную в цирке Кроне, этот день для него окончился неудачей. Геринг негодовал на фон Лоссова, обещавшего им свою поддержку и не сдержавшего слова, но Гитлер защищал генерала. Выяснилось, что накануне он получил письмо от министра обороны Гесслера, в котором говорилось, что члены рейхсвера не имеют права принимать участие в мероприятиях, проводимых политическими объединениями.

Рему в результате этого пришлось выйти из «Знамени рейха», передав свои полномочия капитану Зейделю. Кроме того, ему грозил перевод в Байройт, чего Рем не хотел, и он предпочел выйти в отставку.