Текст книги "Высокая ставка"

Почти в то же самое время у Сэла появился интерес к немолодым состоятельным женщинам и тотализатору. Он ставил сорок против одного. Отец его был заядлым игроком, если можно назвать заядлым игрока, делающего двухдолларовую ставку. Сэл теперь предпочитал женщин богатых. Он пришел к этому путем долгих размышлений. Женщинам он нравится. Очень нравится. А у них бывают деньги. И немалые. Чаще, чем у молодых. И он начал волочиться за немолодыми женщинами. Боже, надо же что-то делать! Ему уже двадцать шесть, для шоу-бизнеса многовато. Четыре последних года он провел в настоящей дыре, Санто был его менеджером на протяжении десяти лет, казалось, лучшие годы позади. В двадцать шесть лет! Именно так он все объяснил Руфь Валлачински, первой немолодой женщине, с которой закрутил роман. Она была маленькая, толстая и по какой-то непонятной Сэлу причине любила заниматься сексом перед огромным зеркалом.

Она посоветовала Сэлу сменить менеджера. Но Сэл долго не соглашался, как пациент, который знает, что болезнь неизлечима, но не может проглотить лекарство. Что он будет делать без Санто? Санто для него больше, чем родной отец, вечно пьяный или обкурившийся.

– Слушай, – говорила Руфь. – Я буду твоим менеджером. Ты уже знаешь, как хорошо я могу тобой управлять. – И они смеялись словно дети. – Серьезно, – настаивала она, знавшая всех деятелей шоу-бизнеса в Нью-Йорке. Деятелей театра. Деятелей звукозаписи. Деятелей телевидения. Всех этих влиятельных евреев из Манхэттена, которые управляют индустрией развлечений. Она покрутится среди них, проведет переговоры, разрекламирует его. Она рождена для этого. Разве она не из Манхэттена? Разве ее там не знают? Конечно, придется вложить капитал в этот продукт, как она говорила, чтобы сгладить все шероховатости. Чтобы сделать его презентабельным для нью-йоркской публики. Новые костюмы, новые фотографии, кое-какие предварительные мероприятия. Может быть, какое-нибудь шоу, подготовленное специально для Сэла, чтобы раскрыть все его таланты.

– Тебе нельзя ехать в Нью-Йорк недоделанным, ты сам понимаешь, хотя к тебе это и не относится, дорогой. – Она рассмеялась. Смех у нее был грудной, низкий. – В общем-то ты в порядке, но Бродвей тебе не Бурбон-стрит. Совсем даже не Бурбон-стрит. Непрофессионала они сожрут с потрохами, милый. – Она улыбалась ему. – Подумай, как здорово звучит: Нью-Йорк, а вот и Сэл Д'Аморе со своим менеджером Руфь Валлачински. Какой дуэт! Какая пара! Весь город на уши встанет. На уши. Вот так, дорогой, проведи языком здесь, лизни меня, Сэл. Поверни немного голову, малыш, а то я не вижу. Я хочу посмотреть!

Сэл выполнял каждое ее желание, а потом набрасывался на нее, на ее пышное тело. Руфь объявила, что возвращается в Нью-Йорк и там поговорит с юристами, подготовит все предварительные контракты. «Все должно быть оформлено, милый. Не зря же я еврейка». И пока ее не было, Сэл собрал все свое мужество и пришел сюда, к Санто, в этот самый кабинет, и сделал то, что считал нужным. Он очень терпеливо объяснял Санто, что вместе они уже сделали все, что могли, что времена меняются, и шоу-бизнес тоже, что ему нужен кто-то со свежими перспективами, с капиталом, чтобы вложить его в «продукт», и так далее и тому подобное. Выслушав Сэла, Санто даже обрадовался такому повороту событий. Он больше не в ответе за Сэла. За его карьеру. За его провал.

Сэл возвращался домой, напевая под нос, с необычайной легкостью на сердце. Перед ним была жаркая, влажная Эспланаде-авеню. Весь мир был перед ним, как растянувшаяся в постели блондинка. Казалось, лошадь, на которую он поставил пятнадцать против одного, рвется к финишу, на десять корпусов впереди остальных. Нью-Йорк, Нью-Йорк. Город такой великий, что его название следует повторять дважды. Улицы вымощены золотом, как говорили сицилийцам дома. Новый чертов Йорк. Сэл столько слышал о нем. Гринвич-Виллидж, Бродвей, Пятьдесят вторая улица, где девятнадцатилетний Майлз пытался завоевать славу Берда. Пеппермаунт-Лодж, где был изобретен твист. Сентрал-парк, Виллидж-Вангард. Впервые в жизни он будет делать все по высшему разряду. Никаких забегаловок на площади Таймс. Никаких ночевок на автобусных остановках, о которых ему рассказывали нью-орлеанские ребята. Нет уж, Руфь говорила, что у нее квартира на Пятой авеню. Авеню с окнами на пруд. Впрочем, не все ли равно. Весь город будет у его ног, а потом, когда богатые евреи услышат его песни, они станут в очередь, чтобы подписать с ним контракт, предложат ему мешки с деньгами, лимузины, наконец, своих женщин. Уж об этом-то он позаботится. Руфь должна понять, что их отношения будут чисто деловыми. И она поймет. Он уверен. Боже, эти женщины станут виснуть у него на шее. У рок-звезды должен быть определенный имидж. И такая толстая, неуклюжая любовница, как Руфь, хоть она и менеджер, не вписывается в этот имидж. К тому же что значит редкий секс между двумя друзьями? Особенно если эти друзья собираются переписать музыкальную историю шоу-бизнеса. Его слава превзойдет «Битлз». Никак не меньше. А Руфь станет его Брайаном Эпстайном. Его полковником Томом Паркером. Она откроет перед ним все двери на Олимп. Лестница в рай. Весь мир услышит его музыку. Танцуя под нее, даже не знающие английского будут подпевать. Женщины в далекой России станут сходить по нему с ума. Незнакомые девушки украсят стены плакатами с его изображением и будут мечтать перед сном о сексе с ним. Его песни полюбят миллионы людей. Миллионы.

Сэл напевал последнюю написанную им песню, гордо шагая по Эспланаде, он улыбался девушкам, самоуверенно кивал приятелям. Жизнь была прекрасна.

* * *

Естественно, Руфь Валлачински больше не появлялась. Через неделю он позвонил в справочное бюро Манхэттена узнать номер ее телефона. Ему сказали, что у них есть номера сотни женщин по фамилии Валлачински, из которых некоторые даже Р. Валлачински, но нет ни одной по имени Руфь.

Сэл подождал еще неделю. И запаниковал. Снова позвонил в справочную Манхэттена и после милой беседы убедил оператора дать ему телефоны всех Р. Валлачински. «Это, конечно, не по правилам, ну ладно, чего уж...» – сказала телефонистка с бруклинским носовым говором.

Ни одна из Р. Валлачински не была Руфью. Никто даже о такой не слышал, хотя некто Роджер Дж., судя по всему, гомосексуалист, вспомнил, что у него была тетя Руфь. Но она умерла в семьдесят первом, может, в семьдесят втором. Только фамилию носила Сильверу, по мужу Оззи Сильверу, и уехала жить в Кливленд. Ой, Боже, жить? Ведь она же умерла, правда? Умерла в Кливленде. А вас как зовут? Я не расслышал. Вы не приедете в наш город? Я так много слышал о Нью-Орлеане.

К началу третьей недели Сэл был уже в бешенстве. В справочном бюро Манхэттена устали от его звонков.

Сходите в вашу центральную библиотеку, посоветовал заведующий. У них есть телефонная книга Манхэттена. Она есть в каждой центральной библиотеке.

Почти через месяц после того, как Сэл дозвонился или пытался дозвониться до каждого с фамилией Валлачински во всех пяти районах Нью-Йорка, он вынужден был признать, что остался ни с чем. К тому же наговорил с отцовского телефона на двести тысяч, и телефонная компания отключила его телефон. С тех пор Джо Д'Аморе числился в телефонных справочниках вместе с одной из своих сестер.

От Руфи не было ни слуху ни духу. Сэл наконец понял, что его провели и что нет никакой Руфи Валлачински, а если и есть, то живет она не в Нью-Йорке. Все разговоры с женщиной, называвшей себя Руфью Валлачински, о славе и успехе, сексе и известности, музыке и деньгах были сплошной болтовней, настоящей дешевкой. Сэл, конечно, был вне себя. Разочарование, как комариный рой, застило ему глаза. Придется забыть о своих мечтах. По крайней мере, на время. Сэл испытывал не только разочарование, но и удивление. Значит, есть в нем что-то, что толкает женщину на подобную ложь. И значит, его можно надуть. «Вот здесь, милый, лизни меня».

Сэл чувствовал себя обворованным и в то же время ощущал нечто похожее на гордость. Оказывается, у него есть что красть. И Сэла не покидала уверенность, что у него будет еще не одна Руфь. Их будет много. Очень много. Фактически он ничего не потерял, кроме своей детской наивности и еще покровительства Санто Пекораро. Но Санто за все эти годы ничего особенного не сделал для его карьеры. Кроме того, они остались друзьями. Сэл в этом не сомневался. И он был прав. Санто – верный друг и ни разу не напоминал Сэлу о Руфи Валлачински. Так же, как о Сэнди Тернер, Билли Уортингтон, Алексисе Константин, Ванде Максуэлл, в общем, ни об одной из целого списка стареющих женщин, к которым, как все считали, влекло Сэла. Элегантно одетые, с кристальным взглядом и плотно сжатыми губами, женщины, все как одна, помогали Сэлу достичь заслуженной славы.

Сэл гордо знакомил их с Санто, а тот еле заметно улыбался и смотрел сквозь них, словно не видел, словно это были призраки.

И конечно, очень скоро они все исчезли.

* * *

– Что будешь пить? – Кэт принесла две глубокие тарелки, наполненные каватони с томатным соусом и ароматными фрикадельками. В одной лежал толстый ломоть итальянского сыра, прямо на плоской, старенькой терке. По комнате распространился сильный аромат свежего сыра и острого соуса. Кэт поставила тарелку с сыром на стол перед мужем и повернулась к Сэлу.

– Ты что будешь есть? Сядь, ради Бога. – Она кивнула на потертые кожаные кресла. – Я принесу выпить. Что бы ты хотел?

– Кэт, ради Бога, я не голоден.

– Расскажи это еще кому-нибудь, Д'Аморе. – Свободной рукой она толкнула его в кресло. – Может быть, тебе не нравится, как я готовлю? Не нравится? – Она сверкнула глазами, уверенная, что это не так, и Сэл это знал. Как обычно бывает при подобных женитьбах, Кэти очень быстро в совершенстве постигла искусство итальянской кухни. Все женщины семьи Пекораро вынуждены были это признать.

– На, держи, Д'Аморе. – Она протянула ему тарелку и, не возьми он ее, наверняка поставила бы тарелку ему на колени. – Ну, что будешь пить?

Сэл поднял на нее глаза:

– Хорошо бы яду. У тебя нет?

Глаза у Кэти слегка округлились, и она взглянула на Санто. Потом перевела взгляд на Сэла и тихо спросила:

– У тебя неприятности, Д'Аморе? Может, тяпнешь виски? – Она ласково провела рукой по его еще влажным волосам. Совсем как Ванда.

Сэл несколько раз переспал с Кэт, давно, еще до того, как она встретила Санто, когда она «гуляла сама по себе». В то время это для них ничего не значило, но с годами как-то сроднило их. Санто, разумеется, ничего не знал.

– "Джек Дэниелз"?

Сэл кивнул:

– Отлично, Кэт, спасибо.

Она пошла к двери, провожаемая взглядами обоих мужчин. Года не лишили Кэт Балу грациозности, как это обычно случается с бывшими стриптизершами, которые быстро стареют и полнеют. Даже беременность и роды не испортили ее гибкой фигуры, стройных ног, упругой груди.

Когда Кэти вышла, Санто отложил сигару и принялся тереть сыр.

– Что скажешь? – Санто грустно, по-отечески посмотрел на Сэла.

– Санто, послушай!

Санто покачал головой, стряхивая тертый сыр с пальцев в тарелку с каватони.

– Зачем? Ведь ты меня не слушаешь. Никогда. На, держи. – Он протянул терку и ломоть сыра Сэлу. Сэл поставил тарелку на стол.

– Эй, – сказал Санто, взяв вилку. – Ешь давай. Мне плевать, что там у тебя.

«Боже мой», – Сэл взглянул на свои часы: было 7.08.

– Ты что, на самолет опаздываешь? – спросил Санто.

«Это идея, – подумал Сэл, – может быть, мне выйти отсюда, доехать на такси до аэропорта, сесть в самолет и смотаться ко всем чертям. Но куда? И чем заплатить за билет? Вандиными ста тридцатью двумя долларами? Боже мой!»

Санто уже вовсю работал челюстями, поглощая свое каватони. Вдруг он заметил, что ест в одиночку.

– Ешь, ради Бога!

– Санто!

«Поесть – это такая радость, а тут всякие проблемы», – думал Санто.

– Не волнуйся, – стал он успокаивать Сэла, – мы что-нибудь придумаем. Спасем твою шкуру.

– Ты не понимаешь, Санто.

– А что тут понимать? – Санто продолжал жевать, но с лица постепенно исчезала веселость. – Ты проигрался в очередной раз. – Он указал вилкой на своего младшего друга. – А ведь я тебе сто раз говорил.

Кэти принесла стакан виски и банку пепси-колы, посмотрела на нетронутую еду Сэла и дала ему стакан прямо в руки. Пепси-колу поставила перед ним на стол.

– Спасибо, милая, – сказал Санто жене, которая вопросительно на него посмотрела, и по его тону все поняли, что это приказ уйти. В обычных обстоятельствах Санто не позволял себе ничего подобного. Она молча повернулась и гордо вышла.

Санто залпом осушил стакан и когда поставил его на стол, кубики льда звякнули о стекло. Санто перестал есть, какое-то время смотрел на Сэла, потом вздохнул и вытер губы ладонью.

– Ну ладно, сколько?

Сэл смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова. Он не мог назвать нужную сумму. Санто ему не поверит. Он и так не верит.

– Ну что ты там бормочешь? Язык проглотил?

Сэл не мог говорить, не мог пошевелиться. Все происходящее казалось неправдоподобным. Утром он был обладателем восьмидесятитысячного выигрыша. А сейчас он зомби. Ходячий мертвец.

– Ну, какого черта, – взревел Санто, склонившись над тарелкой, как собака. – Говори, сколько тебе надо.

Сэл не сводил глаз с пустого стакана. Ему хотелось еще выпить.

– Сэл.

– Санто, – быстро проговорил Сэл, – прежде, чем я тебе это скажу, ответь мне на один вопрос.

Санто жевал фрикадельку.

– Ответь на вопрос, пожалуйста.

Сэл наклонился над столом, отодвигая в сторону тарелку с остывшей едой. Санто посмотрел на нее голодными глазами, заканчивая очередную фрикадельку.

– Санто, ты веришь в меня?

Санто перестал жевать и так и застыл с куском во рту.

– Что за вопрос!

– Ответь мне.

– Да, верю. И готов поставить последние пять долларов, если от этого зависит твоя жизнь.

«Зависит твоя жизнь». Сэла поразили эти слова.

– Я не об этом, Санто. Я хочу знать: ты веришь в меня? В мой талант?

Санто с недоумением смотрел на Сэла.

– Какого черта?

– Я серьезно. Ты веришь в мой талант? В мой голос? В мою музыку?

– Что за дурацкие вопросы? Ты же знаешь, я всегда считал тебя лучшим из всех белых певцов, которых мне когда-либо доводилось слышать, и сказал тебе об этом давно. Иначе я не стал бы тратить на тебя столько денег и времени. И я был единственным, кто не хотел с тобой переспать. – Произнеся эту длинную речь, Санто с облегчением вновь принялся за каватони.

Сэл еще ниже склонился над столом.

– Слушай, Санто. Как раз об этом я и говорю.

Не отрываясь от еды, Санто подозрительно посмотрел на него.

– Что? Ты хочешь со мной переспать?

– Нет, Санто, послушай!

– Я слушаю. – Он старался не замечать нетронутой еды на тарелке Сэла. Эту битву он проиграл.

– Санто, сколько стоит моя карьера?

Санто перестал жевать и уставился на него. В этот момент он был похож на бладхаунда: сплошные складки и морщины и чисто сицилийское презрительное выражение лица.

– Сэлли, ты о чем?

– Послушай. Сколько составит половина моего заработка за всю оставшуюся жизнь?

Прежде чем ответить, Санто отодвинул в сторону свою пустую тарелку и посмотрел на тарелку Сэла, словно спрашивая: «Будешь есть или нет?» Сэл покачал головой. Тогда Санто пододвинул его тарелку к себе и принялся тереть твердый крошащийся сыр.

– О каких деньгах идет речь, Сэл?

– Именно об этом я и спрашиваю.

Санто отложил терку и взял со своей тарелки вилку.

– Я правильно тебя понял? – Он махнул вилкой в сторону Сэла. – Ты хочешь, чтобы я продал половину того, что ты заработаешь за всю оставшуюся жизнь. По биржевому принципу.

Сэл с энтузиазмом кивнул.

– Да, сколько это, по-твоему?

Санто покачал головой и ткнул вилкой в тарелку, накрутив на нее макароны. От тарелки поднимался пар. Санто обмакнул макароны в кроваво-красный соус, поднес вилку ко рту и замер.

– Сэл, я не знаю, как это сделать. Тебе нужен юрист, тебе...

– Ты знаешь. И никакой юрист нам не нужен. Сядь на телефон, обзвони старых знакомых. Позвони тому пижону из «Электры».

– Сэл, он уже лет десять как помер.

– Тогда еще кому-нибудь. Любому, кого это может заинтересовать.

– Я не знаю, кого это может заинтересовать.

– Ради Бога, Санто!

– Сэл, что мне их, родить, что ли? Я сейчас занимаюсь устройством свадебных приемов. Дней рождения. Я ушел из большого шоу-бизнеса четверть века назад. Все, кого я знал, либо умерли, либо в больнице. Но не в этом дело. Помнишь, я не смог тебя протолкнуть.

– Санто, у меня неприятности.

– Думаешь, я не понял?

– И мне нужна твоя помощь.

– Что я должен сделать?

– Я же сказал. Послушай меня наконец. Пусть какой-нибудь проклятый биржевик знакомый тебе даст мне денег в качестве аванса, а я подпишу бумаги на получение им половины всех моих будущих доходов. От пластинок, кассет, выступлений, всего. Отдам половину прямо сейчас.

Санто жевал все медленнее и медленнее и в конце концов совсем перестал двигать челюстями, положив вилку на край тарелки. Он поводил пальцами над ароматным паром, исходящим от еды, и оценивающе посмотрел на Сэла. Затем после долгой паузы проглотил и сказал:

– Сэл?

– Санто, ведь...

– Сэл, посмотри правде в глаза.

– Не морочь голову.

– Тебе нечего продавать.

– Но я же чертовски талантлив, Санто, – закричал Сэл, вскакивая с кресла, – и ты это прекрасно знаешь. У меня – настоящий талант. – В его голосе звучала страсть.

Санто сделал рукой останавливающий жест:

– Сэл, Сэл...

– Ты должен это сделать! – с жаром продолжал Сэл, со слезами на глазах. – Ты должен. Ты же сто раз говорил, что во мне что-то есть. Что я талантлив, что у меня классные песни.

– Ты прав, дружище, – осторожно подбирая слова, сказал Санто твердо и спокойно. – Ты многого мог бы достичь. Но этого не случилось. Может быть, я виноват, может быть, ты, или вообще никто. Но посмотри, черт возьми, на факты. Тебе сколько лет? Тридцать восемь? Тридцать девять? Думаешь, на рынке острая нехватка сорокалетних рокеров?

– Не неси чепухи, Мику Джаггеру – сорок пять. А сколько Джону Хелли? Стиву Уандеру?

– Сэл, – взмолился Санто, – они были юнцами, когда выпустили первые хиты. Все возможно, когда за спиной у тебя пара хитов. Но нельзя вернуться туда, где никогда не был.

Сэл смотрел на Санто добрые полминуты. Казалось, гнев на его лице рассеялся, как табачный дым в ночном клубе.

– Санто, – произнес он тихо, – ты должен мне помочь. Должен подсказать, где взять наличные. Мне нечего продать, кроме своих песен и голоса. – Он снова сел в кресло и посмотрел на Санто. – Ты должен мне помочь.

Санто опять принялся за еду. Крупные лицевые мускулы под оливковой кожей пришли в движение.

– Ты все-таки подлец, – стал по-отечески он ворчать. – Хватило ума прийти и орать тут. Сколько раз тебе говорил, что еще никто не добился успеха в Нью-Орлеане. Сколько раз говорил, что нужно ехать в Лос-Анджелес. Наш город – настоящая дыра. – Он энергично бросил в рот, похожий на пасть, еще каватони. – Этот город – кладбище шоу-бизнеса. Старые музыканты приезжают сюда умирать. Не говорил я тебе? Это кладбище старых артистов. Но ты умнее меня, верно? Тебе не нужны мои идиотские советы. Ты сам все решил. Поверил, что какая-то старая шлюха сделает тебя звездой? Тебе было не до меня, старого Санто Пекораро. Верно? Ты ублажал старуху. Скажи, что это не так? Что я вру?

Сэл не отвечал, только смотрел в горящие глаза Санто.

– А теперь, я смотрю, ты возомнил о себе. У тебя больше нет времени заниматься карьерой. Ты только можешь работать в баре, чтобы расплатиться с долгами. Играть на свадьбах. А потом пойти на ипподром и проиграть все, что заработал за ночь. Ты что, думал, слава сама к тебе придет и пригласит на танец? Или ты хотел выиграть ее на ипподроме за двухдолларовую ставку? Или попасть на вершину славы, трахая женщин?

Сэл молчал.

Санто подобрел от звуков собственного голоса и чувствовал себя вполне уверенно, читая проповедь Сэлу. Ему и раньше приходилось не раз это делать.

– Разве я не предупреждал тебя от чрезмерного увлечения ставками? Разве не говорил, что на скачках играют одни неудачники? Я без конца повторял тебе это.

– Ради Бога, Санто...

– Нет уж, черт возьми! Дай мне все сказать. Раз явился и просишь то, что ушло навсегда, да еще с идиотской идеей собрать таким образом денег, наберись терпения и выслушай все до конца.

Сэл откинулся в кресле и бросил взгляд на часы: 7.22. «Как бежит время! Словно песок в песочных часах...»

Санто снова перестал есть, но тарелку не отодвинул.

– Да, это верно. Достичь ты мог очень многого. Среди белых певцов и композиторов я не встречал никого талантливее тебя. Грандиозный успех тебе был обеспечен. Но ты лентяй, дружище. Напишешь песню за час, а заработать не хочешь! Смотрел на меня как на кретина, если я советовал тебе изменить немного припев. Ты же гений, черт тебя возьми! Дюк Эллингтон, Пол Маккартни, Рэй Чарльз, Коул Портер – в одном лице!

– Санто, у меня мало времени.

– Заткнись! Молчи и слушай! Я еще не все сказал. – Санто схватил со стола банку пепси-колы. – Знаешь, я до сих пор считаю, что ты можешь многого достичь, но, выражаясь языком игроков, я на тебя не поставил бы. И знаешь почему? Не потому, что твоя музыка устарела. Вовсе нет. Допустим, сейчас все пишут на синтезаторах. Музыка компьютеров. При всем желании ты не найдешь сегодня в хит-парадах стоящей мелодии. Все популярные певцы сидят на морфии. И все-таки ты и сегодня мог бы достичь очень многого. Но не достигнешь. И знаешь почему? Потому что человек не меняется, Сэл. Ты – разгильдяй! Разгильдяем и останешься. Ты променял свой талант на выпивку, сигареты, кокаин, покер, скачки, пытался всего добиться легким путем, без усилий. Мужик, который ищет спасения на ипподроме и у богатых старух, не мужик. Мужик, который... Эй, ты куда?

Уже у самых дверей Сэл обернулся. В его глазах стояли слезы.

– Очень мне надо сидеть здесь и слушать, как ты распекаешь меня, будто последнюю шавку! Как ты ругаешься.

Санто удивился и не на шутку встревожился.

– Сэл, прости меня. – Он показал на кресло. – Садись, дружище. Я не хотел.

– Ты просто не понимаешь! – кричал Сэл, облокотившись на стол. – Я влип по уши. По уши! У меня сейчас нет ни минуты. Даже на то, чтобы сидеть здесь и слушать, что я за дерьмо!

– Хорошо, хорошо! – Санто протянул ему руки. – Я счастлив тебе помочь. Потому и хотел показать, как низко ты пал.

– Поверь, Санто, я сам это знаю. И не надо мне говорить.

– Ну, ладно, – примирительно произнес Санто.

Процедура наставления выполнена, теперь пора оказать отеческую помощь.

– Не волнуйся! – Он подцепил вилкой несколько макаронин и, подняв, стал изучать. – У меня есть счет в банке, о котором Кэти не знает. На яхту копил. Но зачем она мне? – Он отправил в рот макароны. – У меня там три тысячи. Потом решим, как ты мне их отдашь. – Он задумчиво жевал. – Сколько тебе нужно?

– Сто восемьдесят тысяч, – выпалил Сэл с сильно бьющимся сердцем.

Санто перестал жевать и уставился на него. Потом усмехнулся:

– Я серьезно, Сэлли. Сколько, скажи!

– И я серьезно. Сто восемьдесят тысяч.

Улыбка медленно сползла с лица Санто.

Впервые в жизни, отметил про себя Сэл, Санто оставил еду.

– Сто восемьдесят тысяч? – медленно произнес Санто, делая паузы между словами.

Сэл кивнул.

– Долларов?

Сэл снова кивнул.

Санто умолк, и лицо его с выражением недоверия стало похоже на карнавальную маску, а голова ходуном заходила.

– Не может быть, Сэл, – выдохнул он.

– Хотел бы я, чтобы слова твои оказались правдой.

Санто во все глаза смотрел на него. Потом наконец заговорил, почти шепотом.

«Как сквозь сон», – подумал Сэл.

– Как же ты умудрился проиграть такую кучу денег?

Сэл пожал плечами.

– Это было непросто.

Санто кивнул:

– Представляю. – Оба сидели, уставившись друг на друга. – Расскажи, я хочу знать.

Сэл достал сигарету, спички и прикурил.

– Я переставлял ставки у Малыша Джонни. – Санто ахнул. – Поимел с этого навар. Все шло хорошо, пока...

– Постой. – Санто поднял руку. – Я что-то не понял. Ты хочешь сказать, что стащил у Джонни Венезия сто восемьдесят тысяч долларов? Да?

– Именно так.

– Боже! – В голосе Санто было отчаянье. – На этот раз ты по-настоящему влип.

– Я пошел ва-банк. И проиграл.

Санто принялся грызть свою уже потухшую сигару.

– Когда это случилось?

– Пару часов назад.

– Братья Венезия уже знают?

– Узнают в десять часов, когда Альберт Кастилья придет в бар «Спортивная жизнь» и потребует свой четвертьмиллионный выигрыш.

Санто неподвижно сидел в кресле, жуя кончик сигары, и испытующе смотрел на Сэла. И Сэл впервые за весь день почувствовал себя таким одиноким. Он знал, что Санто всеми силами постарается вытащить «своего мальчика» из этой истории. Если кто-то и мог найти выход из создавшейся ситуации, так это был только Санто Пекораро.

Несколько минут Санто мусолил свою сигару, не сводя глаз с Сала и постукивая пальцами по ручке своего кресла, затем наклонился к нему.

– Ты мне вот что скажи, – спросил он мягко, – задумывался ли ты над тем, что если ты проиграешь, то никогда не расплатишься? Ведь ты не зарабатываешь и трехсот долларов в неделю.

Сэл всплеснул руками.

– Санто, я никак не мог проиграть.

Здоровяк умудрился понимающе кивнуть и в то же время неодобрительно покачать головой. Он подошел к одному из шкафов, выдвинул до отказа набитый ящик, достав рукой до дна, пошарил.

– Санто, – взмолился Сэл, – помоги! Я в отчаянье.

– Чересчур ты красивый, – сказал Санто, возвращаясь к столу со старым железным ящичком, принадлежавшим еще Карло-боксеру, отцу Санто. Тяжело опустившись в кресло, Санто подобрал полы халата и вытащил из кармана связку ключей.

– Слишком красивый. Твои родители, видно, очень старались, когда тебя делали. – Он открыл маленьким ключом ящичек. – Только о мозгах твоих не позаботились. – Санто вытащил из ящика не то кожаный мешочек, не то кошелек, вынул из него пачку купюр и, быстро пересчитав, положил на стол перед Сэлом.

– Тысяча шестьсот долларов, – объявил он, – все, что у меня есть.

Сэл перевел взгляд на Санто.

– Санто, они меня не спасут.

И снова Санто Пекораро по-отечески покачал головой.

– Ты придурок. Они тебя очень даже спасут. Сейчас положишь эти деньги в карман, поймаешь такси, доедешь до аэропорта и сядешь на любой рейс, чем дальше уедешь, тем лучше. В Анкоридж, на Аляску или в Фэйрбэнкс можно без паспорта. Сойдешь с самолета, переменишь имя, сделаешь пластическую операцию, женишься на эскимоске и никогда больше не вернешься сюда. – Санто умолк и снова принялся жевать сигару.

Сэл с минуту смотрел на Санто, затем пододвинулся к нему и спросил:

– Надеюсь, ты шутишь?

– Только насчет эскимоски. Все остальное совершенно серьезно.

– Я не могу просто так убежать, – сказал Сэл и тут же подумал: «Разве не об этом я мечтал последние три часа?»

– Хочешь не хочешь, а придется, если дорога жизнь. Выбора нет.

Сэл наклонился к Санто:

– Поговори с Венезия. Может, договоришься с ними?

– Договорюсь о чем?

– Не знаю, – взмолился Сэл. – Я полагал, ты что-нибудь придумаешь.

– Что я могу придумать?

– Боже, Санто, я...

– Послушай, – резко перебил его Санто, – обрисую тебе положение. – Он вынул изо рта сигару и выплюнул кусок обмусоленного табачного листа. – Ты должен им сто восемьдесят тысяч долларов. Но ста восьмидесяти тысяч ты не заработаешь за всю свою проклятую жизнь. Чем же будешь расплачиваться? – Сэл хотел ответить, но Санто рта не дал ему раскрыть. – Расплатиться с ними ты можешь только одним. Знаешь чем?

Сэл знал, но промолчал.

– Своей кровью. И если хотя бы на минуту у тебя появилась надежда, что они не явятся за расплатой, значит, ты глупее, чем я думал.

Сэл едва заметно кивнул.

– Им надо будет окупить ставку Альберто Кастильи. Сто восемьдесят тысяч – большие деньги. Малыш Джонни Венезия не отдаст сто восемьдесят штук просто так. – Санто ткнул мокрым кончиком сигары в узкую грудь Сэла. – Они тебя поймают и убьют. Вне всякого сомнения... И меня тоже, если узнают, что я помог тебе бежать из города, дал денег. – Он указал на лежавшие на столе купюры. – Сто восемьдесят тысяч – солидная сумма. Для кого угодно. – Он снова сунул сигару в зубы. – Бери деньги, садись в самолет и лети отсюда подальше, через год-другой позвонишь мне, тогда что-нибудь придумаем. А сейчас немедленно смывайся. – Санто так резко встал с кресла, что из-под халата выглянула поношенная красная майка с надписью БРО БРИДЖ, ЛУИЗИАНА – МИРОВАЯ СТОЛИЦА ЛОВЛИ РАКОВ.

Обойдя стол, Санто сгреб со стола все купюры и отдал их Сэлу:

– Бери деньги и сматывайся.

Сэл поднял на него глаза полные слез.

– Санто, я не могу уехать из Нью-Орлеана. Я ни на день его не покидал. – По его щеке бежала слеза. – Куда я поеду? Куда? Я нигде никого не знаю.

Санто с размаху шлепнул Сэла ладонью. Тот откинул назад голову, и рука его инстинктивно поднялась для защиты.

– Не надо! – испуганно крикнул он, видимо подумав о том, что этот шлепок ничто в сравнении с тем, что его ожидает.

– Слушай меня, сопляк, – заревел Санто, нависая над Сэлом, – слушай меня, потому что я хочу спасти твою чертову шкуру. На этот раз ты здорово залетел, неужели не понимаешь? Ведешь себя будто дитя малое. Ждешь, что придет мама и уберет за тобой. Тебе сейчас никто не поможет. Будь хотя бы раз в жизни мужчиной. Ты должен заплатить за то, что натворил. Сейчас же мотай из города, а то, клянусь тебе, утром братья Венезия вырежут твое сердце и скормят своему питбультерьеру. – Он схватил Сэла за руку и принялся стаскивать с кресла. – Бери деньги и мотай отсюда. Сейчас же.

Сэл изо всех сил пытался вырвать руку из цепких пальцев Санто и умолял:

– Позволь мне остаться здесь, Санто. Спрятаться у тебя на несколько дней, пока чего-нибудь не придумаем. Пожалуйста. Мы непременно придумаем.

Санто еще сильнее вцепился в руку Сэла и, обдав его запахом чеснока, рванул к себе.

– Ты знал, с кем связывался. И это твои проблемы. Не взваливай все на меня и мою семью.

– Санто...

– Все Венезия сумасшедшие. Им ничего не стоит убить человека. Им на все плевать. Помнишь, что они сделали с Джо Зито, когда узнали, что он стукач? Пристрелили ублюдка в его же собственном доме во время завтрака; пробили ему башку, потом и старуху мать кокнули. Почти слепую. Ей было шестьдесят семь. Венезия все такие. Они хуже арабов. Мне надо думать о Кэт и детях.

– Санто...

– Если ты решил спустить жизнь в сортир, это твое дело. – Он сунул деньги Сэлу в кулак и повел его к дверям. – И не проси меня рисковать семьей из-за собственной глупости.

– Санто, я не знаю, смогу ли я...

– Ты должен. У тебя нет выбора. – Санто вытащил Сэла в длинный коридор с высоким потолком и поволок к выходу.

– Хоть сейчас будь разумным, Сэлли.

Неожиданно дверь в квартиру Санто открылась, и на пороге появилась Кэт Балу. Мужчины уставились на нее. Кэт быстро оценила ситуацию и поняла, что здесь что-то не так, что-то неладно.