Текст книги "Чай со звездным сиянием. Книга 2"

– Ну, наш Большой Шэ вместе с парочкой коллег наложил на меня заклинание ограничения передвижения. Если я пересеку границу земли без их ведома – они сразу же узнают и по головке меня точно не погладят. Тут как получается: да, заклинание выявления лжи ничего не обнаружило, но оно работает довольно поверхностно, и, если ты будешь смешивать и искажать факты, в целом говоря правду – оно может и не распознать подвоха. Впрочем, думаю, вы в курсе. У нас же стараются никогда не полагаться на неподтвержденные слова. Пока этих двоих не поймали – некому больше доказать, что мне действительно угрожали и что я от них тоже пострадал. По одной из версий, я – возможный пособник преступников и наравне с ними обвиняюсь в покушении на жизнь и здоровье вот этого «молодого арикъялна». – Он скорчил рожу и ткнул в Кадера пальцем. – Так как это просто версия, а вы против меня ничего не имеете – меня пока решили никуда не забирать. Но ограничение наложили. Не самый гадкий вариант – я думал, хуже будет, особенно учитывая наши предыдущие встречи.

– С кем, с Шалимаром? Вы раньше общались? – опешил джинн.

– Вряд ли это можно назвать общением. «Мы раньше поцапались» – вот это да, довольно исчерпывающая версия.

– Когда ты успел с ним повздорить? – удивилась Эсси. – Ты это имел в виду, говоря о плохой репутации в Комитете?

– Да, я подразумевал эту историю. Она началась, когда я только приехал в Вену и решил осесть. Как водится, сдал экзамены, зарегистрировался. Только фамилию получил не случайную, как всем выдают. У меня оставалась часть денег, которые не ушли на уплату налога и заметание следов – там с предыдущим обликом одна не шибко приятная ситуация вышла, потом как-нибудь расскажу. Ну, я и решил посмотреть, есть ли в местной системе бреши. Тем более это был уже не первый раз, когда я за смену фамилии платил. Немаленькая сумма, немного убеждения – и мне дали возможность выбирать самому. Документы подбили по-тихому, информация не пошла дальше тех, кого я привлек. Все было бы мирно и спокойно, если б год спустя в Комитет не отправили нашего дотошного знакомого. Он поначалу помогал по мелочам, подай-принеси, а когда в Комитете работа закончилась, его послали в Совет – документы разбирать. То ли со скуки, то ли от того, что он такой педант, он вчитывался в них! И нашел в архивах документы с моей первой фамилией. С той, которую я должен был получить.

– Ого! Что-то явно пошло не так, – вскинул брови Кадер.

Лепрекон скривился.

– И ладно бы он поразмыслил, поворчал и положил документы обратно, так нет же! Умник нашел все остальные бумаги, связанные с этим событием, покопался в данных и вычислил в них ошибку, по которой можно было догадаться, что дело нечисто. Но, надо отдать ему должное, жаловаться он не побежал – не был уверен в своей правоте. Зато пошел прямиком ко мне – прочитать лекцию о том, что так делать нельзя, что я совершил серьезное административное правонарушение и что мне надо срочно явиться с повинной и заплатить штраф. А иначе ему придется сообщить обо мне лично, и тогда с меня спросят уже в два раза больше. Мол, я отказался сотрудничать с представителем Комитета, бла-бла-бла…

– Ну, вообще, он был прав, – спокойно заметил джинн. – Взяточничество и самовольный выбор фамилии или имени на время очередной человеческой жизни законом запрещены. А ты что ответил?

– Да знаю я! – сердито проворчал Дирк. – На самом деле, если бы он просто предупредил меня и на этом закончил, я бы, может, действительно сходил и заплатил этот штраф, раз он ему так дался. Тем более за личную явку отрицательную характеристику не пишут. Но он настаивал, даже пугать начал: если не придешь, я дальше под тебя копать буду, и в Комитете будут. Репутацию мне испортят, а то и еще что найдут, если постараются – где одно нарушение, там и два, и три. В конце он вообще чуть ли не тем, что на меня повесят еще что-нибудь со стороны, застращать пытался. Дурак неопытный был, и противный к тому же. Сейчас он вроде поумнел немного.

– И что в итоге?

– Я разозлился и прошелся по нему в ответ. Выяснил у знакомого, что он за коллегой ухаживает. Любит ее безумно, подарки, прогулки, счастливое будущее до гроба и все в этом духе. Ну, я ему и сказал, что, если он будет давить на меня, я тоже покопаюсь в его прошлом и расскажу о нем много интересного: ребятам в Комитете, и ей в том числе. А если прошлое совершенно заурядное – слухи тоже прекрасно портят отношения. Пара нехороших историй, и пожалуйста: уже и с друзьями в баре не выпьешь кружку, и в парк не сводишь свою подружку. Он поначалу напустился на меня, но после того, как я дал понять, что не шучу, струхнул, развернулся и ушел, сказав, что оставляет это на моей совести.

– Ну, я даже не знаю, – пожал плечами Кадер. – Как-то мерзко вышло с обеих сторон.

Дирк хмыкнул:

– А ты что хотел? Кстати, напоследок он еще пригрозил, что запомнил меня, и, если мне понадобится помощь в Комитете, а тем более – конкретно от него, то я могу на нее не рассчитывать. Я ему посоветовал проваливать и дальше в бумажках ковыряться.

– Тактичности и понимания вам обоим явно не хватило, – подвела итог Эсси.

– Может, и так, – тряхнул головой Дирк. – Я тоже запомнил его и ту встречу. Первые пару месяцев после нее так вообще ждал, что меня придут разносить за нарушение закона. Но он, видимо, всерьез испугался и так ничего и не рассказал. Мне приходилось после этого соприкасаться с Комитетом по разным бытовым поводам, но не с ним, да и на короткие сроки. А потом… Потом началось самое интересное. Прошло восемь лет, за это время он вырос до начальника, и тут я влипаю в передрягу именно в том регионе, за который отвечает его отдел. Умереть не встать!

Он нервно взъерошил волосы.

– Я побоялся заявлять в Комитет не только потому, что мне угрожали. Я посчитал, что Шалимар решит со мной поквитаться или проигнорирует. В том, что он не забыл про тот случай, я не сомневался, и оказался прав.

– Ну хорошо, допустим, тогда ты избегал Комитета. А сейчас-то что, ты же с ними полдня бок о бок провел?

– Ничего, – огрызнулся Дирк. – Шалимар сказал, будь я законопослушным арикъялном, он бы мне поверил по поводу шантажа. Хватило бы и того, что Кадер ко мне нормально относится и на обвинении не настаивает. А так он недвусмысленно намекнул: если они не найдут гарпий, следующим буду я, потому как доказательства того, что я участвовал в организации покушения, присутствуют, а касаемо остального – у них есть только мои слова. Не имеется никаких свидетельств того, что меня били, а то, что я носил шарф в доме, ни о чем не говорит – это же зима, мало ли кто шарф в помещении носит! Короче, дело труба, и если эти два гада таки сбежали, я, кажется, присяду. Ну, и штраф этот несчастный заплачу до кучи, чего мелочиться.

– Погоди, – остановила его Эсси, – а Уилл тут не поможет? Люди-свидетели тоже считаются, а он как раз видел тебя с гарпиями.

– Так в том и дело! Он видел меня с ними, но не то, как они меня бьют. Это лишнее доказательство того, что я был в сговоре, вот и все. Сейчас стоит помалкивать, иначе будет хуже. Большой Шэ прижучит меня, только повод дай. Единственный разумный вариант – попытаться самому поискать этих гарпий или, опять же, нашего загадочного автора писем, который является их нанимателем. Этим я и намерен заняться, потому что торчать в изоляторе, будучи невиновным, у меня желания нет. Если вы, кстати, еще не забросили эту идею, буду рад снова поработать с вами.

– Ну, мне-то все равно, у меня это, считай, контракт, который надо любой ценой выполнить, – усмехнулся Кадер. – Только, сделай милость, больше не устраивай никаких покушений и не посылай меня по сомнительным адресам. Конечно, говорят, что близкий враг лучше далекого друга, но, как по мне, самое лучшее – это близкий друг. Пообещай не крысятничать исподтишка. Идет?

И джинн протянул ему руку.

Дирк съежился от неожиданности и поначалу слегка отстранился.

– Ладно, ладно, – помрачнел он. – Не буду я ничего устраивать, во всяком случае, против вас. У меня еще сохранились остатки разума и, возможно, остатки совести, хотя за это я не ручаюсь. Я в такую дикую историю уже лет сорок не попадал, если не считать той, на которой мой четвертый человеческий облик закончился, будь он неладен. Поэтому в моих же интересах выплыть из этого болота.

Он оценивающе оглядел ладонь Кадера, кивнул и, наконец, пожал ее.

Эсси смотрела на происходящее с недоверием, и это не ускользнуло от взгляда лепрекона.

– Да ладно тебе! Работать в команде гораздо лучше – это дает возможность свалить ответственность на другого! – Дирк подмигнул ундине. – А еще я могу на досуге рассказать тебе, куда лучше деньги вложить или чем фьючерсы от форвардов отличаются.

– Выселю, – процедила Эсси в ответ.

– Не надо, – засуетился лепрекон. – Лучше подвинь поближе вон ту табуретку, а то они настолько мелкие, что для того, чтобы сидеть нормально, мне надо сидеть одновременно на двух.

– Точно выселю, – грустно вздохнула Эсси.

Глава двадцатая,
в которой все свыкаются с домашним уютом

 
Во всех краях, от норда и до веста,
Наивные обманываться рады.
Но мы-то знаем, дом – не просто место,
Дом – это счастье, свет и те, кто рядом.
 

Уилл был рад наконец-то увидеть семью. Он часто звонил им, многое рассказывал: и про учебу, и про места, в которых побывал, и даже про Кадера и Эсси (заклинание неразглашения запрещало упоминать только про арикъялнов и магию, а вот представить их как своих старших друзей, с которыми его якобы познакомил однокурсник, ему удалось) – но этого все равно оказалось мало. В первый день они говорили столько, что у Уилла заболела челюсть, а вдобавок к этому еще и плечи – сестренка повисла на нем, как летучая мышь на ветке, и не отпускала до самого ужина.

Отпраздновали Рождество – тепло, по-семейному, с традиционными пирогами и отцовским любимым красным элем. Привезенные Уиллом подарки привели в восторг всех без исключения, но больше других радовался отец, которому достался компас ручной работы с изображенным на крышке кораблем. Оказалось, что мастерская находится совсем рядом, в Гринвиче, а в Вену они приезжают поторговать перед праздниками.

Этот факт не остался без внимания, и загоревшийся энтузиазмом отец предложил всем съездить на гринвичский рынок. Его приключенческий пыл остудила мама, выяснившая, что часть магазинов закрыта на рождественские каникулы, но он не особо расстроился и предложил вместо этого поехать в Лондон.

Тут уже возразить было нечего, и Уилл с семьей успел побывать и в столице, которая после праздников гудела, словно высоковольтные провода. Он сумел найти пару интересных вещей в подарок для австрийских приятелей, проспорить сестре большой пакет цветных леденцов (если по-честному – Уилл поддавался) и даже заглянуть в самый старый в мире чайный магазин[13]13
  «Твайнингз» («Twinings») в Лондоне действительно считается старейшим из всех чайных магазинов – ему уже больше трехсот лет.


[Закрыть] – не зря же Кадер ему о нем рассказывал.

Джинну и остальным он писал каждый день, благо все три арикъялна с технологиями ладили прекрасно и, как выяснилось впоследствии, даже могли научить его парочке фишек. От них он узнал про беседу с Шалимаром, про то, что нападавших так и не нашли и что даже разговоры с остальными жителями городка почти ничего не дали. Это удручало, но не сильно – главное, что с его приятелями все было в порядке. Дирк и Кадер оправились: ладони у джинна зажили, а синяк на спине лепрекона перестал напоминать огромную лиловую кляксу.

После того как молодой человек увидел, насколько арикъялнов истощает магия, ему стало ужасно стыдно за то, что он в начале знакомства упрашивал Кадера зачаровать ему какую-нибудь безделушку, «чтоб эффектно было». Он очень надеялся, что сейчас, когда джинн только восстановил силы, ему не придет в голову опять колдовать ради дурацкой просьбы, захотев исполнить ее на Новый год.

К слову, о подарках! Уилл втихаря обсудил с Кадером и Эсси свой замысел по поводу Дирка и, получив одобрение, изрядно обрадовался. Не то чтобы он горел желанием вручить лепрекону нечто ценное (да и вообще хоть что-то), но перспективу безобидно поиздеваться упустить не мог.

Затею вернуться в Австрию к Новому году он так и не бросил, тем более что его друзей – ни Пола, уехавшего к брату в Манчестер, ни симпатяги Бекки, в чувствах к которой он так до конца и не разобрался, – не было в городе. Родители отнеслись к этому с полным пониманием: все-таки, когда тебе идет третий десяток, проводить зимние праздники вне семьи – нормальная практика, а Кэтрин поначалу жутко ныла, но после того, как Уилл пообещал приехать на пасхальные каникулы, сменила гнев на милость.

Так Уильям, проведя несколько невероятно спокойных дней с семьей, вернулся к арикъялнам.

* * *

В городке у озера было светло и спокойно. Он словно извинялся за произошедшее, постоянно подбрасывая то красивое утро с мягким снегопадом, то мерцающий солнечный день. Рождество у арикъялнов прошло тихо и скромно: после обещанного визита Шалимар с женушкой сбежали в Вену до января – по работе требовалось, а оставшегося дежурить Ника приютила разношерстная компания, собравшаяся на посиделки в доме у Берна. Вручение подарков было отложено до Нового года – все-таки Уилл просил, да и праздновать они привыкли именно в этот день.

Уилл приехал тридцатого вечером – почти под самый конец декабря. Половину следующего дня он отсыпался, а вторую половину – негласно соревновался с Дирком в том, кто съест больше коричных звезд и ванильных полумесяцев до наступления полуночи. Кадер раздобыл где-то финики и в дополнение к традиционным австрийским сладостям испек целую миску финиковых солнц – печенья, которое было одним из символов нового года в Аль-Маанде, Мурджане и еще нескольких пустынных Скрытых Оазисах. Джинн похвастался, что за их пределами этого лакомства почти не встретить, за исключением тех случаев, когда кто-то, побывавший или родившийся на востоке или юге, привозил с собой рецепт и готовил для друзей или на продажу.

Берна и Терезу пригласили в гости знакомые из Зальцбурга, а Николаса Кадер уговорил уехать к близким на пару дней, клятвенно заверив, что в его отсутствие ничего плохого не случится.

В этот раз он оказался прав: новогодняя ночь была приятной и веселой. За пять минут до полуночи они дружно вывалились из созданного Кадером и Дирком (хорошо, что их можно было открывать и вдвоем, тратя меньше сил) портала, расположенного между гаражами неподалеку от озерного берега. Внезапно всполошился кто-то на автостоянке, находящейся метрах в тридцати от них, но четверка приключенцев резво дала деру – тем более до полуночи оставалось времени в обрез.

И расцвел салют над озером, отражаясь в черной воде, и все смеялись и аплодировали, приветствуя новые дни, новый месяц и новый год.

Пусть он будет лучше предыдущего.

* * *

Уилл был счастлив неимоверно: ему все-таки достался магический артефакт. Абсолютно бесполезный, но красивый – впрочем, чего и следовало ожидать. Кадер успел зачаровать его еще в начале декабря, потратив на это несколько дней.

Снежный шар с Ратушной площадью был похож на большую каплю дождя, застывшую на постаменте из керамических шишек и елочных веток. И все бы ничего, но при встряхивании менялось не только положение белых крупинок, но и локация под стеклянным куполом. Вот тебе и магия!

– Вау! А сколько всего там городов? – полюбопытствовал Уилл, в очередной раз вызвав крохотную метель и щурясь при взгляде на сменяющиеся декорации. – Я вот уже видел Вену и Клагенфурт. А еще Лондон, Рим, Сидней, Дубай, Нью-Йорк и Рио-де-Жанейро. И еще, кажется, Токио.

– Двенадцать. Как месяцев в году, – отозвался Кадер, наблюдавший за молодым человеком не менее пристально, чем тот – за бураном в стекле. – А вот какие города остались – сам выяснишь, иначе неинтересно будет.

– Разве в Дубае бывает снег? – Уилл решил придраться к достоверности происходящего в шаре.

– Ну, во-первых, иногда случается. Вон, всего пару лет назад выпадал[14]14
  Это чистая правда. 2017 год в Аравийской пустыне выдался веселым.


[Закрыть]. А во-вторых, это, скорее, фантазия на тему того, что было бы, если бы во всех уголках Земли были снежные зимы.

– Ага, понял. Нет, это круто, серьезно! Я тебе уже говорил, но скажу еще раз: мне жутко стыдно, что ты все-таки решил его для меня заколдовать.

– Не переживай так. Это было не очень сложно, скорее, немного нудно. Зато полезный опыт.

– А что будет, если это увидят другие люди? Не может же, по логике вещей, быть столько локаций в одном маленьком шарике!

– Они увидят только Вену, – растолковал джинн. – Это как компьютер: базовые настройки доступны всем пользователям, а полный функционал – только администраторам.

– О да, быть админом стеклянного шара я всегда мечтал, – съязвил Уилл. – Погоди-ка! Это что, я?

Он указал на маленькую фигурку перед Ратушной площадью (под прозрачным куполом вновь возникла Вена) – точь-в-точь Уильям. Совсем миниатюрный – лица и деталей не видно, только силуэт. Те же куртка, штаны, шапка и даже цвет рюкзака.

– Да, – подтвердил Кадер. – Еще ты есть в Лондоне и Клагенфурте, что, думаю, можно не объяснять. И в Риме, потому что ты рассказывал, что ездил в Италию. Если побываешь еще в каком-нибудь городе из тех, что есть в шаре, – появишься и там.

Уилл промолчал просто потому, что ему было нечего ответить – все-таки не каждый день видишь такое. Но он был благодарен и восхищен, а это – главное.

Да и как тут не быть – в итоге ему досталось аж четыре подарка, хотя об одном из них знали только двое.

* * *

Эсси получила от Кадера заколдованную расческу-гребешок с узором, изображающим горный водопад, большой теплый шарф с созвездиями, менявший цвет[15]15
  Это был уже второй, подаренный ей Кадером. Первый был расписан им вручную – темно-зеленый, с ночным лесом и озером у его корней. Он грел в холод и давал прохладу в жару, но был скорее осенним, чем зимним. Этот же шарф был именно зимним, а созвездия на нем были вышиты мастером по эскизу Кадера. Цвет он менял в ограниченном диапазоне: все оттенки синего, черный, темно-серый и изумрудный в зависимости от желания хозяйки.


[Закрыть], и круглый, похожий на мячик кактус в горшке. Уилл долго наблюдал за ним в надежде, что он отрастит лапы и окажется кактусокотом, но магии в нем не было от слова «совсем». В очередной раз подтвердился препротивнейший жизненный закон – наши ожидания слишком часто расходятся с действительностью. Хорошо еще, если в лучшую сторону. Обычно как раз наоборот.

Дирку повезло немного меньше – его шутку про носки, которые никогда не теряются, запомнили и не преминули этим воспользоваться. Кадер действительно подарил ему заколдованные на избегание утери носки – все согласно пожеланиям. Уилл в довесок добыл пресловутую кружку-носок, вручив ее лепрекону со словами: «Сложно будет потерять». Он притащил ее с ярмарки, оставив взамен залог в четыре евро, но при этом считал, что он ее стырил – все в духе Дирка. Лепрекон, огрызнувшись пару раз, подчеркнул, что он не ворует, а «перераспределяет денежные средства», но подарки все-таки принял. Правда, на этом насмешки не закончились.

– Вы оба рехнулись! Ах ты, щенок мелкий! – грозился Дирк, но веселый блеск в глазах выдавал его с головой. – Я же говорил, что у тебя чувство юмора хуже, чем у тех, кто придумывает немецкие анекдоты про врачей, – это предназначалось уже Кадеру. – Просто вопиющее оскорбление, как по мне!

– А, по-моему, все прекрасно, – довольный Уилл разве что руки не потирал. – Мы долго думали, на кого ты больше похож, и в итоге не смогли решить. Разве ты не счастлив, что у тебя теперь два свитера вместо одного?

– С Гринчем и Скруджем Макдаком?! – топнул ногой лепрекон. – Неужели вы думаете, что более чем за пятьдесят лет существования этих персонажей они мне не надоели? Я же в Штатах жил, алло, умники!

– Так дело не в этом, – ухмылялся Уилл. – Дело в ассоциациях.

– В каких еще ассоциациях? – сдвинул брови Дирк.

Кадер безуспешно пытался стереть с лица улыбку, а его подопечный так вообще светился от гордости за удавшуюся шутку, но лепрекон поймал себя на мысли, что, как ни странно, ему даже не хочется съездить им по физиономиям.

– Ну смотри, все просто! Ты одновременно циничный предприимчивый любитель деньжат и угрюмый ворчун. И еще, возможно, ты как раз зе… зел… зеленый! – Уилл начал запинаться от распирающего хохота. – Не берусь утверждать с точностью, я твой истинный облик не видел.

– Очень остроумно, дорогуша, – процедил лепрекон, изо всех сил стараясь не поддаваться этому балагану. – Жаль, что тебе пришлось столько ждать, чтобы воплотить такую прекрасную идею с подарком. Я вот только одного не понимаю, мой британский друг: твои предки земли по всему миру захватывали, а ты с собой порой мозги захватить не можешь, когда из дома выходишь.

Молодой человек не поддался на эту провокацию. Лепрекон обменялся взглядами с Эсси: та тряслась от беззвучного смеха. Ну да, этого следовало ожидать. Все сговорились, и за свитерами небось она и ходила. Шутнички, будь они неладны.

Тут Уилл не выдержал и согнулся пополам, громко захохотав. К нему сразу же присоединились джинн и ундина. Собиравшийся осудить их Дирк почти выстоял перед волной всеобщего веселья, но потерял самообладание в конце и, наигранно отвернувшись от остальных, тоже засмеялся от души. На самом деле, смех у лепрекона был своебразный – однажды Уилл даже сравнил его с лаем заболевшей бронхитом гиены (хотя с этим он, пожалуй, преувеличил) – но главным в нем было то, что услышавшим его хотелось хохотать еще больше.

В связи с этим веселье растянулось минут на пять. Пытавшаяся отдышаться Эсси тихонько простонала, смахнув выступившие в уголках глаз слезы:

– Надевай давай.

Пока Дирк натягивал свитер, бледно-желтый, как лимонная меренга, Кадер достал откуда-то еще одну коробку – небольшую и лаконичную, без каких-либо бантиков и подписей. Эсси нахмурилась: «Ох и разбалуем мы этого жулика!»

– Это последняя. Тут уже без шуток. По-хорошему, не стоило дарить тебе ее после всего, что было, но решение было принято мной еще до тех событий. – Он внезапно посерьезнел. – Было бы нечестно отказываться от него. Надеюсь, хотя бы об этом я не пожалею.

Глаза джинна снова посветлели, когда пристыженный Дирк взял коробку и принялся ее открывать. Он стянул крышку и взволнованно ахнул, уставившись на содержимое.

Там лежала губная гармоника.

* * *

Время понемногу шло, текло, падало молоком с кошачьих усов, белыми крупинками с неба. День, другой, третий… Елку разобрали, маленькая рождественская ярмарка на Нойерплатц давно закрылась. А небольшому дому в городке у озера, казалось, все было нипочем. В глубине души Дирк хотел, чтобы зима стала суровее и снега намело по самую крышу – как порой бывало в России, где он жил в прошлом человеческом облике. Чтобы остались только уют и умиротворение, ароматная выпечка Эсси да горячий чай, который Кадер каждый раз заваривал в темно-синем чайнике с длинным носиком. И когда он только успел полюбить эту дурацкую труху из коробочек и пакетов?

По вечерам джинн и ундина пели, иногда к ним присоединялся Уилл – за компанию, а Дирк подыгрывал им на губной гармошке, не забывая перед этим извлечь пару жутких скрежещущих звуков прямо над ухом Кадера, подкравшись к нему со спины – чтобы жизнь медом не казалась. В первый раз джинн даже рухнул с дивана от неожиданности, к глубокой радости несостоявшегося музыканта, но потом привык и лишь изредка вздрагивал от особо резких трелей. Пели арикъялны, пел человек, и у Дирка внутри тоже что-то пело – робко, почти неслышно, боясь показываться на свет.

Поначалу он постоянно забивался в угол гостиной, доставал ноутбук и, внутренне ощетинившись, ждал, что все сейчас начнут дергать его по поводу и без. Ждал осуждения, насмешек и попыток морального давления с той же угрюмой решимостью, с которой проморгавший срок уплаты налога ждет начисления пени.

Но ничего не произошло. Нет, порой лепрекон ловил косые и недоверчивые взгляды от Эсси и Уилла, но было бы странно, если бы они отсутствовали. В остальном Дирка считали таким же полноправным гостем, как и других, болезненную тему лишний раз не поднимали, да и вообще, относились к нему, по его скромному мнению, слишком хорошо. Это время и это место оказались для него тем сочетанием, которое не только хорошо залечивает обычные раны, но и медленно, по чайной ложке исцеляет душевные.

* * *

Дом – это что-то сокровенное, защищающее. А чужой дом – место загадочное, наполовину отражение хозяина, наполовину живое, думающее существо. Эсси всегда с опаской пускала кого-то к себе, а поход в гости в одиночестве всякий раз был для нее поводом насторожиться.

Пожалуй, единственным не принадлежащим ей местом, где она чувствовала себя спокойно, был дом Берна. Даже небольшой квартирке Кадера она не доверяла в полной мере, причем сама не знала, почему: она не казалась враждебной. Приветливая, под стать владельцу, по-мужски небрежная (Кадер был довольно опрятен на работе и в гостях, но дома легко позволял себе вещи, валяющиеся не на местах), с кучей разномастных кружек, которые он тащил отовсюду, собственноручно сплетенным, а оттого очаровательно кривым и грубоватым ловцом снов в изголовье постели[16]16
  У аравийских и сахарских арикъялнов ловцы снов почти не встречались до второй половины XX века, пока путешественники из народа хутукаваса (люди-олени в индейской мифологии, сами арикъялны сократили это до простого «аваса») не принесли их в крупные Скрытые Оазисы, где они довольно быстро стали известны. При желании арикъялн может зачаровать ловец, и самый частый вид чар – «настройка» ловца на сны о родных краях, когда его хозяин находится вдалеке от них. Такие ловцы еще называют «походными». Именно таким был ловец Кадера – в цветах пряностей, от желтых оттенков куркумы до бадьяново-коричневого, с перьями, декорированными под удода, и маленьким глиняным верблюдом-подвеской – в первый год его пребывания в Вене. Потом он свыкся, перестал тосковать и снял чары, оставив ловец висеть в качестве памятного сувенира. А пустыня ему и без этого порой снится.


[Закрыть], и парой маленьких мозаичных восточных светильников, перемещавшихся по тумбочкам кривыми прыжками, как зайцы, петляющие по зимнему лесу. Эсси любила его дом, но бывала в нем очень редко. Она боялась, но не могла объяснить, чего. Явно не Кадера, которому она – пусть и понемногу, маленькими шажками – училась доверять. В нем не было ни грубости, ни нахальства, ни опасности. Но все же она ни разу за три года не осталась у него надолго. Кто она ему, чтобы постоянно торчать у него в гостях? То же самое относилось к ее коллегам по работе – теперь уже бывшей – в те немногочисленные разы, когда они звали ее на фильм и пирожные. Она постоянно вспоминала мать, ругавшуюся всякий раз, когда она в юности долго засиживалась у приятелей: заводилы-тролля, чьи родители решили провести пару десятков лет среди людей, похожей на нее саму темноглазой ундины и даже одной шустрой кицунэ. Со временем приятели выросли и уехали из этих краев, а из старых знакомых у Эсси остался только Берн, но осуждающий тон матери с ранних лет въелся в память и не покидал ее по сей день, хотя незадачливой родительницы давно уже след простыл.

«Легкомысленная! Ленивая! Они не друзья тебе, у тебя нет друзей! И к себе не вздумай их звать! Займись делами лучше!» – звенел ее голос на задворках сознания, и Эсси осуждала сама себя, всякий раз вежливо отказываясь от приглашений остаться еще на пару часов или дней. Ее что-то тревожило, но она не могла это объяснить. Наверное, дело было в том, что сложно чувствовать себя хорошо в любой компании, когда тебе долгое время внушали, что ты неудачница и другим не интересна, а значит, и водить дружбу они с тобой не могут. А еще эти вечные «если»! А если ей не понравится, если ее обидят, если ей будет тоскливо, если время окажется потеряно зря? В итоге почти каждое упоминание похода в гости превращалось в список вопросов, достойный передачи «Кто хочет стать миллионером?».

С ее домом дело обстояло не легче. Необходимость впустить к себе джинна на длительное проживание поначалу очень пугала. Но загадочные письма пугали больше, и ундина, заставив противный внутренний голос замолчать, пригласила Кадера жить у себя.

Конечно же, ничего страшного не случилось. Он не лазал по шкафам и полкам, не ходил по дому в грязных ботинках, не курил кальян, сидя на ковре, и даже не вешал на люстру выстиранные носки. Он рассортировал посуду в буфете (у Эсси никак не доходили руки это сделать), починил заедавшую дверцу обувного шкафа, и даже картина с горным водопадом, принесенная ею с какой-то ярмарки лет десять тому назад, перестала постоянно заваливаться набок. Кроме того, джинн всегда прислушивался к ее мнению, и она стала гораздо меньше переживать. Во всяком случае, не по каждому поводу.

А потом постояльцев еще прибавилось. Ладно Уилл, она сама позвала его. Было не очень вежливо заставлять его платить за жилье, когда у нее были свободные комнаты, и подвергать его возможной опасности, заставляя снимать квартиру. Он понравился Эсси еще за время декабрьских похождений, а своим возвращением и помощью окончательно себя зарекомендовал. Но ведь кроме него к ней переехал еще и этот настырный лепрекон! Был один гость, а теперь трое. Один был человеком, другой – из загадочных краев, до которых шесть часов лететь прямым рейсом, а третий так и вовсе проявлял бандитские наклонности. Жуть какая! Что бы ей на это сказала мать?

Но почему-то, чем больше проходило времени, тем ей было спокойнее. Дом перестал быть таким пустым и холодным, а все три временных жильца уважали ее право время от времени быть в одиночестве, и поэтому она не чувствовала себя неуютно.

Чуть позже Эсси даже поймала себя на мысли, что, если она однажды встанет и обнаружит, что они разбили ее любимую вазу, то с легкостью их простит. Да пусть хоть лопаткой для торта стены зашпаклевывают, лишь бы не уходили. Или, уходя, пообещали заглянуть еще. И чего она все это время боялась?

Нет, конечно, с периодическими перебранками этой троицы и веселым пением по вечерам аккуратный домишко порой превращался в вокзал (Кадер сказал, что в сук[17]17
  Нет, не в тот, который на дереве. Souk/sūq (арабск.) – рынок в арабских городах, синоним слова «базар».


[Закрыть] или попросту в базар), но это не делало его хуже. Напротив, это добавляло ему живости и теплоты, а Эсси впервые за много лет осознала, что люди и арикъялны вкладывают в понятие «дом».

Мы ведь все знаем, что это не просто место?

* * *

Уилл стоял на крыльце вместе с ундиной: они решили подышать свежим воздухом, пока ждали Дирка и Кадера из магазина. Арикъялны вернутся, разберут сумки, и можно будет пойти навестить Симона. Завтра еще предстоит встретиться с Анной, приехавшей буквально на днях – а то лепрекон уже всем плешь успел проесть по поводу бездействия как Комитета, так и их самих.

Ждать оставалось с полчаса. Уилл подумал о том, что приснившийся ему на отдыхе противный сон, заставивший вспомнить о мучавшей его проблеме, стоило бы обсудить с Кадером. Он ведь еще что-то хотел обсудить… Точно! Спросить Эсси!

Он оценил ситуацию: вроде ундина спокойна и вполне настроена поговорить. Правда, стоит ли вообще об этом спрашивать? Но ведь если он не узнает – так и будет мучиться. Надо рискнуть.

– Эсси? Что ты имела в виду, когда сказала, что… Что не хочешь снова быть ответственной за чью-то… смерть?

Уилл осекся.

– Если что, можешь не отвечать, – тихо проронил он. – Просто это не давало мне покоя с того вечера, и я должен был спросить.

Эсси резко погрустнела.

– Нет, я расскажу, раз уж ты спросил. Ненавижу это вспоминать и делилась этим только с сестрой, Берном и Кадером, но здесь нет ничего секретного.

Уилл насторожился. Он пристально смотрел на нее – встревоженную и печальную, как один из последних осенних дней.

– Моя первая жизнь среди людей и мой второй человеческий облик были во многом моей инициативой. Мать долго запрещала, но в конце концов сказала, что я неблагодарная дочь и могу катиться куда угодно, она мне в этом не помощник. На самом деле она никогда особо мне не помогала, поэтому я, хоть и боялась, все же решила попробовать. Я довольно поздно пошла в люди, как у нас говорят[18]18
  «Пойти в люди» – устаревшее разговорное выражение, означающее «пойти работать по найму». У арикъялнов это несколько более буквально воспринимается – пойти работать и жить полностью в человеческой среде.


[Закрыть]. Долгое время мы жили на наше арикъялнское пособие по безработице – не самое плохое, потому что мать нас двоих одна воспитывала, и на деньги, что она у периодически меняющихся ухажеров вытягивала. Но мне это надоело до жути, и я решила искать занятие по душе. Не хотела быть такой, как она, – вечно всех осуждающей, но при этом палец о палец не ударившей, чтобы сделать мир лучше. Идея пойти в медицину показалась мне неплохой. Тем более после того, как поработал с людьми, можно было вернуться в какой-нибудь из Скрытых Оазисов и там стать ассистентом кого-нибудь из наших докторов. Научиться работать с арикъялнами в истинном облике и с последствиями заклинаний.