Текст книги "Код доступа"

Часть вторая

10

– То есть как угорела? – растерянно переспросила Маруся, до которой почему-то никак не доходил смысл Катиных слов. – Насмерть?

В ответ в трубке зачастили короткие гудки.

Маруся секунды три стояла, недоуменно глядя на трубку, потом торопливо пристроила ее на рычаги телефонного аппарата и бросилась к дверям. Натянула сапоги, всунула руки в рукава пальто и стремглав выскочила из квартиры.

Серафима Панина обитала в частном секторе, примыкавшем к старой части города. Вроде бы не так уж и далеко от центра Чкаловска и ДОСа[2]2
  ДОС – дом офицерского состава.


[Закрыть], в котором жила Маруся. Но когда на счету каждая минута… Пытаясь поймать попутную машину, Маруся с отчаянием вспомнила, что кошелек остался в сумке, сумка – дома. Однако ей несказанно повезло: рядом тормознули видавшие виды «Жигули», за рулем которых сидел ее друг и коллега – прапорщик Саша Будаев.

– Товарищ военврач, вот так встреча! – весело воскликнул Саша, распахивая перед ней дверцу «Жигулей». – Куда это ты на ночь глядя, а, Маруся Васильевна?

– Чернышевского, двенадцать, частные дома. Где наша Катерина живет, знаешь? – ответила Маруся, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье. – И побыстрей, Саш, как ты можешь! С библиотекаршей Симой, у которой Катя квартирует, стряслось что-то…

– Не дрейфь, красавица, вырулим! – Будаев с явным удовольствием произнес их, можно сказать, кодовую фразу. – Домчу в лучшем виде, спасем твою библиотекаршу! А чего не спрашиваешь, где я эту машинку раздобыл? Не угнал, не бойся! Брат дал покататься. Алдар, помнишь его?

– Конечно, помню. Привет ему от меня…

Прапорщик Будаев водил – и водил, надо отметить, виртуозно – санитарный уазик, в народе именуемый «буханкой». Александр не раз выручал Марусю и по работе, и в ее первом расследовании. Однажды Маруся, Саша и молодой чкаловский следователь Янис Петраускас пустились на будаевской «буханке» в погоню за подозреваемым в убийстве Марусиной подруги Дануты и даже сумели настигнуть беглеца…

А с Сашиным двоюродным братом Алдаром Маруся познакомилась на полигоне, куда начгоспиталя Воронов отправил их с Будаевым обеспечивать в составе санитарного автомобиля стрельбы. Это было четыре месяца назад, а кажется, что в одной из предыдущих жизней…

На улицу Чернышевского Будаев домчал Марусю, как и обещал, в лучшем виде. И лишних вопросов, видя ее состояние, не задавал. Но, увидев отъезжающую от дома Симы «скорую», Маруся поняла, что в любом случае опоздала. Если Сима жива, первую помощь ей уже оказали. А если нет…

– Марусь, может, тебя подождать? – спросил Саша. – А хочешь, с тобой пойду?

– Спасибо, Саш. Но, думаю, мы с Катей сами справимся. Поздно уже, а тебе завтра рано утром на службу. Поэтому поезжай-ка домой.

– Слушаюсь, товарищ военврач! – козырнул Будаев.

Дверь дома, в котором жила Сима, оказалась распахнутой настежь. Как и все смотревшие на улицу окна. Маруся прошла через сени и очутилась в ярко освещенной комнате, которая, видимо, служила гостиной. По комнате гулял сквозняк. На диване, укрытая клетчатым пледом так, что торчал только заострившийся нос, лежала с закрытыми глазами Серафима. Возле нее, кутаясь в пуховый платок, сидела Катя.

– Как она? – с тревогой спросила Маруся.

– Пришла в себя! – успокоила ее Катерина. – Фельдшер «скорой» сказал, что легко отделалась. Легким испугом, как говорится. Хотя испугом отделалась скорее я, причем не таким уж и легким… Тут уже, по-моему, выстудилось все, можешь окошки позакрывать?

– А что вообще случилось? Катюш, по порядку можешь рассказать? – попросила Маруся, закрывая окна.

– У меня сегодня, как тебе известно, ночное дежурство, – поправляя на Симе плед, начала Катя. – Разнесла больным таблетки, работы особо не было, ну, я и решила книжку почитать. Полезла в сумку, а книжки-то и нету! Дома забыла. Ах, память моя девичья!

– Кать, а ближе к делу можно? – нетерпеливо перебила Маруся.

– Ты просила рассказывать по порядку, я по порядку и рассказываю! Решила я, значит, быстренько сбегать домой за книжкой. В дом зашла и сразу почувствовала неладное. В комнате дымка сизая плавает, с мороза сразу в нос шибануло. Вижу, Симка на диване лежит, бледная как стенка. Я к ней, давай будить, а она не просыпается! Я нашатырь ей под нос сунула. Она очнулась, закашлялась, за грудь схватилась, слова сказать не может… Признаки отравления угарным газом налицо!

– Кошмар… И что ты?

– Закутала Симку в плед, вытащила на крыльцо, она еле-еле ноги волочила. Вызвала «скорую», потом тебе позвонила, хорошо еще, что у Симы телефон проведен. Если б к автомату пришлось бежать, даже не знаю, как бы я успела… Потом окна-двери пооткрывала. А, еще позвонила в госпиталь, попросила меня подменить, какое уж тут дежурство! Кстати, в «скорой» сказали, что я все сделала правильно, – похвалилась Катя, – и что если б не я, то все могло закончиться гораздо печальнее.

– Конечно, правильно, Катюш, ты же у нас профессионал, – поддакнула Маруся.

– Каюсь, зря я тебя дернула, ты уж прости, Марусь, – повинилась Катерина. – Сдуру побоялась не справиться одна…

– Ты все сделала правильно, – повторила Маруся. – Но как Сима могла угореть? У тебя есть предположения?

– Печку видишь? – Катя кивком указала на голландскую печь, занимавшую угол комнаты. – Думаю, Сима задвижку печки закрыла раньше времени, когда дрова еще не прогорели. Или дымоход забился. Хотя дымоход чистили недавно…

– А раньше у нее такое случалось? – понизив на всякий случай голос, уточнила Маруся.

– Да кто ж ее знает, горемычную? – пожала плечами Катя. – На моей памяти она первый раз угорела.

– Не случалось такого еще ни разу, – подала из-под пледа слабый голос Серафима. – Я умею с печкой обращаться, с какого перепугу я стану шибер закрывать, пока дрова не прогорели?

– Симочка, ты как себя чувствуешь? – заботливо спросила Катя. – Тебе принести чего-нибудь? Чайку сладенького и горяченького хочешь?

– Сима, тебе лучше? – склонилась над пострадавшей Маруся. – Ты права, Катюш, надо напоить ее чаем. Сделаешь? Сима, приподняться можешь? Еще одну подушку подмощу, тебе так удобней будет чай пить.

Серафима, держа обеими руками кружку и прихлебывая пахнущий жасмином чай, рассказала, что пришла с работы, затопила голландку, поужинала. Затем села шить себе к новогодним праздникам платье, на столике у окна действительно стояла старенькая швейная машинка, вокруг которой были разложены разного размера и формы лоскуты голубого крепдешина. На точно таком же «Зингере» шили Марусины бабушка и мама, пыталась шить и сама Маруся – пока после нескольких не очень удачных проб и огромного количества ошибок не предпочла швейной машинке спицы и крючок…

От шитья Серафиму оторвал телефонный звонок. Дежурный из Дома офицеров сообщил, что в библиотеке, по-видимому, прорвало трубу, заливает первый этаж, а она, Сима, уходя, забыла сдать ключ.

– Я, конечно, в ужасе все бросила, дом заперла и помчалась туда. Бегу и представляю, что в библиотеке уже, наверное, по колено воды, а в воде раскрытые книжки плавают и страницами шевелят, словно плавниками, – Сима всхлипнула, Катя погладила ее по плечу. – Оказалось, что там не трубу прорвало, а в рукомойнике засорилось сливное отверстие, а кран почему-то открученным остался. То есть я могу предположить, почему… Сегодня в том крыле, где библиотека, полдня не было воды, и, когда я уходила, все еще не было. Я несколько раз проверяла, не появилась ли. Но каждый раз кран тщательно закручивала. Перед уходом с работы тоже проверила – и кран закрутила, честно! И печную задвижку я всегда вовремя закрываю, я же не безголовая какая-нибудь!..

– А с ключом что? Ключ ты почему забыла сдать? – допытывалась Маруся.

– С ключом вообще какая-то ерунда вышла. Я прибежала в Дом офицеров – и давай у себя в сумочке ключ искать. А его нет! Я говорю дежурному: посмотри, мол, повнимательнее, может, ты его просто не на тот крючочек повесил. Так уже было. Он глянул – точно! Висит мой ключик на крючочке от кладовой! Смотреть надо хорошенько, прежде чем на невинного человека наговаривать! Сам перепутал крючочки, а меня обвинил в том, что ключ не сдала-а-а-а!..

Опасаясь, как бы Сима не ударилась в рев, Маруся попыталась удержать ее в конструктивном русле.

– А потом, Сим? Потом что было?

– Вернулась домой, уставшая, расстроенная, присела на диван и задремала, видимо… А что было дальше, вы уже знаете… Что ж такое делается в последнее время?! – вдруг заголосила Сима. – Кругом одни неприятности! То пожар, то потоп, то угарный газ! Правду говорят, я не женщина, а тридцать три несчастья!

Маруся и Катя переглянулись, Катя за спиной у Симы состроила гримаску и развела руками: дескать, что есть, то есть, трудно отрицать очевидное. Но Маруся все же попробовала:

– Ну что ты, Сима! Это всего лишь стечение обстоятельств. С каждым может случиться. И кто тебе сказал про тридцать три несчастья? Лично я не слышала, чтобы тебя кто-нибудь так называл.

– Леня называл, – прошептала Сима.

– А Леня – это…

– Мой парень, – еще тише добавила Сима.

– Надеюсь, твой Леня тебя не только критикует, но и поддерживает, – дипломатично заметила Катя.

– Он поддерживает, – заверила Серафима, – Леня говорит, что намерения у него самые серьезные. Он мне недавно очень красивый гарнитур подарил…

– Какой гарнитур? Белье? Импортное?! – не удержалась Катя.

– Нет, что ты, – бледные щеки Симы порозовели, – сережки и колечко. Только для сережек у меня уши не проколоты, а колечко великовато оказалось. Я его в ювелирную мастерскую отдала, пообещали уменьшить… Думаю, Леня собирается мне предложение сделать. Возможно, как раз в новогоднюю ночь…

Последние слова Сима выговорила совсем тихо, почти шепотом. Марусе показалось, что она хотела еще чем-то поделиться, но, видимо, решила, что и так сказала слишком много.

– Поздно уже, – сменила тему Маруся. – Точнее, для ночи уже слишком поздно, а для утра еще слишком рано. Пойду-ка я домой. Девушки, вы как, можно вас вдвоем оставить? Лимит приключений на сегодня-завтра исчерпан?

– Надеюсь, исчерпан, – вздохнула Катя. – Но тебя, Марусь, мы никуда не отпустим. Ночью по нашему городу только призраки шляются! Переночуешь у нас, места всем хватит. Постелю тебе здесь, в зале, на софе.

– Конечно, Марусь, оставайся! – поддержала ее Сима. – И спасибо тебе большое! Ты настоящий друг!

Когда Катерина перед сном проверяла, надежно ли заперты окна и двери, Маруся вспомнила, о чем намеревалась спросить, да так и не спросила.

– А где у вас эта самая печная задвижка, которую, по твоей версии, Сима слишком рано закрыла? Здесь, в зале?

– Нет, в сенях. Там она, – махнула рукой Катя.

«Это всего лишь стечение обстоятельств, – думала Маруся, ворочаясь на не очень-то удобной софе. – Стечение обстоятельств, которое едва не обернулось трагедией. Что это еще может быть?»

В глубине души, правда, шевелился червячок сомнения, но мало ли что померещится в пятом часу утра после бессонной ночи.

Засыпая, она все же успела беззвучно произнести: «На новом месте приснись жених невесте». Этой забавной детской присказке научила Марусю бабушка. Как правило, на новом месте Марусе снилось много чего, но бабушкино заклинание не подействовало, увы, еще ни разу…

11

Иван Трофимович Полевой медленно, но уверенно шел на поправку. Когда у Маруси выдавалась свободная минутка, она забегала в палату к Полевому, чтобы поговорить с ним за жизнь: Иван Трофимович оказался очень интересным собеседником. Маруся в первую очередь интересовалась, продвигается ли расследование убийства друга Ивана Трофимовича, однако новостей пока было немного.

Зато Полевой с удовольствием рассказывал ей о своей работе следователем и о преступлениях, которые ему приходилось раскрывать. А дел всяких было немало.

В годы войны Иван Трофимович служил в СМЕРШе, а после Победы – в отделе по борьбе с бандитизмом Каунасского управления госбезопасности, занимался поимкой коллаборационистов-полицаев, принимавших участие в убийствах мирных жителей. Во время одной из операций по задержанию «лесных братьев» Полевого тяжело ранили…

В 1960 году он окончил Высшую школу МВД в Москве, после чего попал в Чкаловск, где от оперуполномоченного дослужился до начальника отделения уголовного розыска РОВД Чкаловска. Ушел на пенсию пять лет назад, в семьдесят первом, в звании полковника.

Маруся, у которой уже имелся собственный, пусть и небольшой, опыт распутывания преступлений, слушала Полевого, как сказала бы ее бабушка, «в оба уха». Некоторые случаи они даже разбирали, как, например, историю об убийстве пожилой учительницы.

– Труп восьмидесятилетней пенсионерки, бывшей учительницы, обнаружила ее родственница, обеспокоенная тем, что пенсионерка два дня не отвечала на звонки, – вспоминал Полевой. – В доме все вверх дном, тело лежало на полу в луже крови. Судебно-медицинская экспертиза заключила, что смерть наступила в результате проникающего сквозного огнестрельного ранения головы. По всем признакам – убийство с целью… как думаете, с какой?

– В доме все перевернуто? Видимо, что-то искали… Ограбление? – предположила Маруся. – Но странно, что в хозяйку дома стреляли. Нетипичные какие-то грабители, нет?

– Зрите в корень, Марусенька! – кивнул Иван Трофимович. – Пожилых женщин чаще душат – подушкой или, скажем, поясом. Могут также ударить по голове тяжелым тупым предметом. Стреляют редко, то есть это уже зацепка. Идем дальше. По словам близких, убитая не держала дома ни больших денег, ни ценностей. Да, она получала переводы от сына, который работал на Севере, но все средства клала на сберкнижку. Но убийца обшарил весь дом, значит, что-то искал. Следовательно, он…

– Был не из ее окружения, – подхватила Маруся, – иначе бы знал, что в доме искать бессмысленно.

– Вот именно! Мы начали проверять знакомых пенсионерки и постепенно сужать круг подозреваемых. Эта рутинная работа заняла немало времени, ведь в записной книжке убитой было несколько сотен телефонов – преимущественно бывших учеников. Мы с коллегами пересмотрели десятки выпускных альбомов! Криминалисты по изъятой с места происшествия пуле установили, что в женщину стреляли из револьвера системы «Наган». И что убийца тщательно стер все отпечатки. Кроме одного, о котором, наверное, попросту забыл… А потом сын убитой вспомнил, как незадолго до смерти мама рассказывала ему по телефону, что к ней якобы приходил один из ее учеников – просить прощения за шалость, которую она ему давно простила. Она назвала имя и фамилию. Странность была в том, что этот человек никак не мог навещать свою бывшую учительницу, он несколько лет назад погиб в автокатастрофе!

– К ней приходил кто-то очень похожий? – вздрогнув, спросила Маруся.

– Мы тоже так подумали! – снова кивнул Полевой. – Попросили художника по фотографии погибшего ученика нарисовать его повзрослевший портрет и стали этот рисунок показывать другим ученикам убитой. Сорок человек никого не узнали, но сорок первый сказал: «По-моему, это брат Лены Кравцовой…» Елена Кравцова, к слову, работала на почте…

– Подождите, Иван Трофимович, – Маруся заерзала от нетерпения, – можно я угадаю? Брат Елены от нее узнал, что старенькая учительница получает на почте большие денежные переводы от сына, и решил, что у нее в доме найдется чем поживиться?

– Верно! – воскликнул Полевой. – Этот братец тот еще фрукт оказался. При задержании устроил стрельбу, ранил нашего сотрудника. Но группа захвата быстро привела его в чувство… Экспертиза подтвердила, что именно из его револьвера была убита учительница. А второй убойной, прошу простить меня за такой каламбур, уликой стал отпечаток пальца, который он забыл стереть.

– Вы так и не сказали, где он его оставил…

– А вы угадайте. Сдаетесь? Не тушуйтесь, Марусенька, вы меня уже и так поразили своими дедуктивными способностями. Убийца оставил отпечаток на кнопке звонка у входной калитки. Такие вот ошибки преступников и помогают нам выводить их на чистую воду…

Гораздо менее охотно Полевой делился с Марусей воспоминаниями о войне, службе в СМЕРШе, противостоянии с немецкой разведкой и ловле вражеских шпионов и диверсантов.

– Разоблачение шпионов, добыча секретной информации – дело, как вы, Марусенька, понимаете, трудоемкое, – вздохнул Иван Трофимович. – Но и в таком деле случаются приятные неожиданности. Как-то, это было уже на подступах к Кенигсбергу, ехали мы по проселочной дороге на полуторке, и вдруг нам навстречу – немцы на легковушке. Мы открыли огонь по колесам, чтобы их остановить. Резина – в клочья, машину занесло, она чуть не перевернулась вверх тормашками. Дверцы пулями буквально изрешетило, а в лобовом стекле – всего две пробоины, водитель и оба пассажира целы и невредимы.

Кричим: «Хенде хох!» Немцы вылезли, двое подняли обе руки, а третий – только одну, а в другой – пухлый кожаный портфель. Выяснилось, что штабисты везли в бункер коменданта Кенигсберга подробные карты с системой обороны города. Эти карты нам очень пригодились…

Иван Трофимович помолчал и с усмешкой продолжил:

– Меня внуки часто спрашивали, какие трофеи я привез с войны. А я ничего особо и не привез. Немецкие спецотряды, отступая, минировали все, вплоть до каминных часов, велосипедов… Каждая вещь, которая могла привлечь внимание наших солдат, таила в себе угрозу здоровью, а то и жизни. Попадались даже авторучки-убийцы – с установленными внутри миниатюрными взрывными устройствами. Минировали и дверные ручки: берешься – а она взрывается. Нас учили распознавать такие ловушки. Помню, выдавали каждому по двадцать метров веревки и специальные крюки – открывать подозрительные двери…

В палату вошла Катя.

– Иван Трофимович, пора укольчик делать! – с улыбкой объявила она.

– Иван Трофимович, я пойду, – Маруся поднялась, – а вам нужно отдохнуть, утомили вас мои расспросы.

– Нисколько не утомили! – запротестовал Полевой. – Я же вам еще не рассказал о Семене, вечная ему память. Он воевал, был ранен, попал в плен, но сумел сбежать в 1945 году при бомбардировке Хайлишена, нынешнего Чкаловска. Его побег – отдельная история, причем совершенно потрясающая!

– С удовольствием послушаю, – заверила Маруся, – но в следующий раз. Отдыхайте!..

На следующий день, заглянув к Полевому, Маруся застала у него в палате незнакомого мужчину в наброшенном поверх кожаной тужурки белом халате. Посетитель чинно сидел на стуле, держа на коленях дерматиновую папку на молнии.

– Марусенька, это Коля… Николай Малышев, следователь, Чкаловское ГОВД, в прошлом – мой ученик, – пояснил Иван Трофимович. – Занимается делом об убийстве Семена. А я, стало быть, прохожу по этому делу свидетелем. Вот еще раз рассказал Николаю все, что знаю сам… Коля, это Мария Васильевна, моя спасительница и мой лечащий врач.

– Капитан Малышев, – буркнул следователь, пожимая Марусе руку.

– Очень приятно, товарищ капитан, Левкова Мария, – ответила Маруся. Статус ученика Полевого, пусть даже и в прошлом, сразу расположил ее к новому знакомому. Вот только непохоже, чтобы эта симпатия была взаимной… – И как продвигается дело? Известно уже что-нибудь?

– Это конфиденциальная информация, – сухо выговорил Малышев. – Мы не делимся ею со всеми любопытными. Вам известно, что такое тайна следствия?

Порывшись в кармане, он выудил оттуда большой носовой платок и промокнул высокий, с глубокими залысинами, лоб. При этом в палате отнюдь не было душно.

– Разумеется, известно, – смутилась Маруся, не ожидавшая такого отпора. – Извините, я вовсе не покушалась на вашу тайну… то есть не вашу, а следствия. Я только в том смысле, что если вдруг вам понадобится моя помощь, то…

– Спасибо, обойдемся без дилетантов, – отрубил Малышев. – Иван Трофимович, на сегодня мы с вами закончили. Поправляйтесь быстрее! Клавдии Матвеевне от меня поклон. Мария… э-э-э…

– Мария Васильевна я, – подсказала Маруся.

– Мария Васильевна, вы меня не проводите?

Стоило Марусе выйти вслед за ним из палаты, Малышев крепко взял ее за локоть и, приблизив губы к ее уху, тихо, но отчетливо произнес:

– Послушайте, доктор, – слово «доктор» из его уст прозвучало как-то пренебрежительно. – Я наслышан о ваших подвигах. О деле, которое вел Петраускас, в котором вы… отличились, до сих пор говорит весь город. Но я вам не мальчишка, у которого молоко на губах не обсохло. Запомните хорошенько: я вам совать свой нос куда не следует не позволю. И путаться у меня под ногами тоже. Вы, кажется, врач? Вот и лечите! А не в свое дело, в прямом и в переносном смысле слова, не лезьте. Надеюсь, вы меня поняли.

– А то что? – миролюбиво осведомилась Маруся.

– А то… увидите.

Он отпустил Марусин локоть, поправил сползающий с плеч халат, перехватил поудобнее свою папку и тяжело зашагал по коридору.

Маруся хмыкнула и пожала плечами.

– Напугал ежика голой попой, – вслед неприятному визитеру задумчиво сказала она.