Текст книги "Политический человек. Социальные основания политики"

Более бедные страты повсюду придерживаются более либеральных или левых убеждений по экономическим вопросам; они в большей степени одобряют мероприятия, характерные для государства всеобщего благоденствия, в частности установление более высоких размеров заработной платы, а также поддерживают прогрессивный подоходный налог, деятельность профсоюзов и т. д. Но когда речь заходит о либерализме, определяемом в неэкономических терминах, скажем о поддержке гражданских свобод, интернационализма и т. д., корреляция становится абсолютно противоположной. Более зажиточные слои более либеральны, более бедные в большей мере нетерпимы[140]140
  См. две статьи Дж. Смита: G. H. Smith, «Liberalism and Level of Information», Journal of Educational Psychology, 39 (1948), pp. 65–82; Idem., «The Relation of “Enlightenment” to Liberal-Conservative Opinions», Journal of Social Psychology, 28 (1948), pp. 3—17.


[Закрыть].

Данные опросов общественного мнения в целом ряде стран указывают, что низшие классы намного меньше привязаны к демократии как политической системе, чем городской средний и высший классы. В Германии, например, при обследовании, проведенном Институтом ЮНЕСКО в Кёльне в 1953 г., была опрошена систематическая выборка из 3000 немцев, которым задали следующий вопрос: «Думаете ли Вы, что было бы лучше, если бы существовала только одна партия, несколько партий или вообще не было бы никаких партий?» Результаты, проанализированные в соответствии с профессиональным статусом респондентов, говорят о том, что низшие страты рабочего класса и сельского населения с меньшей вероятностью поддержали бы многопартийную систему (этот показатель считается разумным индексом демократических установок в западных и вестернизованных странах), нежели это сделали бы средняя и верхняя страты (см. табл. I).

Сопоставимые результаты были получены и в 1958 г., когда аналогичный вопрос задавался общенациональным или региональным выборкам в Австрии, Японии, Бразилии, Канаде, Мексике, Западной Германии, Нидерландах, Бельгии, Италии и Франции. Хотя пропорция лиц, одобряющих многопартийную систему, изменялась от страны к стране, в рамках каждой страны низшие классы поддерживали ее с меньшей вероятностью[141]141
  Эти выводы основываются на пока еще не опубликованных данных, хранящихся в архивах и картотеках организации под названием World Poll («Всемирные опросы»); она учреждена фондом International Research Associates («Международные партнеры по исследованиям»), который спонсирует проведение сопоставимых опросов одновременно в целом ряде стран. Вопрос, задававшийся в данном опросе, звучал так: «Предположим, что здесь существовала бы политическая партия, соответствующая Вашей собственной точке зрения, – такая, которую Вы бы рассматривали как более или менее “свою” партию. Хотелось бы Вам, чтобы она была единственной партией в нашей стране, а всякие другие партии, кроме нее, отсутствовали или же Вы будете против такой однопартийной системы?» При этом были обнаружены аналогичные корреляционные зависимости между низким статусом и убежденностью в значимости сильного лидера.


[Закрыть].

Таблица I

Ответы различных немецких профессиональных групп по поводу предпочтительной партийной системы, %^# (только мужчины)

^# Вычислено на основании перфокарт, предоставленных автору Институтом ЮНЕСКО в Кёльне.

Опросы, проведенные в Японии, Великобритании и США и спроектированные с целью получить надежные данные об общих реакциях на проблематику гражданских свобод или прав разнообразных меньшинств, дали сходные результаты. При этом выяснилось, что в Японии и рабочие, и сельское население были настроены более авторитарно и проявляли меньшую заинтересованность гражданскими свободами, чем средний и верхний классы[142]142
  См.: Kotaro Kido and Masataka Sugi, «A Report of Research on Social Stratification and Mobility in Tokyo» (III), Japanese Sociological Review, 4 (1954), рр. 74—100; и National Public Opinion Institute of Japan (Национальный институт общественного мнения Японии), Report No. 26, A Survey Concerning the Protection of Civil Liberties (Tokyo, 1951).


[Закрыть].

В Англии психолог Ганс Айзенк (Н. J. Eysenck) нашел сопоставимые различия между людьми, которые по своему общему социальному мировоззрению были «практичными трезвыми материалистами», и теми, кто был «идеалистами и оптимистами». У первой группы обнаружилась тенденция проявлять нетолерантность к отклонениям от стандартных моральных или религиозных взглядов, а также придерживаться антинегритянской, антисемитской и ксенофобской точек зрения, в то время как «идеалисты и оптимисты» были снисходительны и терпимы к разнообразным отклонениям, беспристрастны и склонны к интернационализму[143]143
  См.: H. J. Eysenck, The Psychology of Politics (London: Routledge and Kegan Paul, 1954), р. 127.


[Закрыть]. Подводя итог полученных им результатов, основанных на шкале для измерения установок у сторонников различных британских партий, Айзенк сообщил, что «консерваторы, принадлежащие к среднему классу, в большей степени являются идеалистами и оптимистами, нежели консерваторы, принадлежащие к рабочему классу; либералы из среднего класса в большей степени идеалисты и оптимисты, чем либералы из рабочего класса; социалисты из среднего класса в большей степени идеалисты и оптимисты, чем социалисты из рабочего класса; и даже коммунисты из среднего класса являются идеалистами и оптимистами в большей степени, нежели коммунисты из рабочего класса»[144]144
  Ibid., p. 137; для ознакомления с критическим анализом методологии этого исследования, в котором поднимаются серьезные вопросы по поводу процедур, использованных в указанном исследовании, см.: Richard Christie, «Eysenck’s Treatment of the Personality of Communists», Psychological Bulletin, 53 (1956), pp. 411–430.


[Закрыть].

Свидетельства, полученные в результате различных американских исследований, столь же ясны, непротиворечивы и однозначны – низшие страты наименее толерантны[145]145
  См.: Arnold W. Rose, Studies in Reduction of Prejudice (Chicago: American Council on Race Relations, 1948), где приводится обзор литературы по данному вопросу, опубликованной до 1948 г. Несколько исследований показали ключевую значимость образования и независимо от него – воздействия экономического статуса, причем оба эти фактора играют основную роль для лиц с низким статусом. См.: Daniel J. Levinson and R. Nevitt Sanfоrd, «A Scale for the Measurement of Anti-Semitism», Journal of Psychology, 17 (1944), pp. 339–370 и H. H. Harlan, «Some Factors Affecting Attitudes toward Jews», American Sociological Review, 7 (1942), pp. 816–827, где содержатся данные об установках по отношению к одной из этнических групп. См. также: James G. Martin and Frank R. Westie, «The Tolerant Personality», American Sociological Review, 24 (1959), pp. 521–528. Краткое резюме целого ряда недавних исследований в области расовых отношений в США см. в: Melvin M. Tumin, Segregation and Desegregation (New York: Anti-Diffamation League of B’nai B’rith, 1957). & Co., 1955), p. 139. Значения для работников физического труда и для работающих на фермах были подсчитаны на основании перфокарт, которые любезно предоставил проф. Стоуффер.


[Закрыть]. В самом систематическом из них, основанном на общенациональной выборке из почти 5 тыс. американцев, Сэмюэл Стоуффер разделил своих респондентов на три категории: «менее толерантные», «среднетолерантные» и «более толерантные», – используя для этого шкалу, которая базируется на ответах на вопросы о таких гражданских свободах, как право на свободу слова для коммунистов, право на критику религии или на защиту национализации промышленности и т. п. Как демонстрируют данные, представленные в табл. II, толерантность растет одновременно с продвижением вверх по социальной лестнице. Только 30 % тех, кто занимается физическим трудом, принадлежат к категории «более толерантные» в противоположность 66 % для дипломированных специалистов и 51 % для владельцев той или иной собственности, менеджеров и чиновников. В США, как и в Германии или Японии, для фермеров характерна низкая толерантность.

Таблица II

Пропорция респондентов-мужчин, которые применительно к проблематике гражданских свобод принадлежат к числу «более толерантных»^#

^# Samuel A. Stouffer, Communism, Conformity and Civil Liberties (New York: Doubleday

Данные, полученные при опросах общественного мнения в тринадцати разных странах и показывающие, что низшие страты меньше привержены демократическим нормам, нежели средние классы, вновь подтверждаются исследованиями ученых, которые были в большей мере ориентированы на психологические аспекты и изучали социальные корреляты «авторитарной личности»[146]146
  См.: Theodore Adorno, et al., The Authoritarian Personality (New York: Harper & Bros., 1950). Заметим, что это оригинальное исследование дало по данному вопросу менее бесспорные результаты, чем многие из последовавших за ним публикаций. Да и сами авторы указывают (с. 178) на неадекватность своей выборки.


[Закрыть]. Многие исследования в этой области, результаты которых были недавно сведены воедино, показывают устойчивую увязку между авторитаризмом и принадлежностью к низшему классу[147]147
  Richard Christie and Peggy Cook, «A Guide to Published Literature Relating to the Authoritarian Personality», Journal of Psychology, 45 (1958), pp. 171–199.


[Закрыть]. По итогам одного из опросов, охватившего 460 лос-анджелесских взрослых, сообщается, что «среди рабочего класса содержится более высокая пропорция сторонников авторитаризма, чем среди представителей как среднего, так и высшего классов» и что среди работающих те лица, которые явным образом идентифицировали себя как принадлежащие к «рабочему классу», а не к «среднему классу», были более авторитарными[148]148
  W. J. McKinnon and R. Centers, Authoritarianism and Urban Stratification, American Journal of Sociology, 61 (1956), p. 618.


[Закрыть].

Одно недавнее исследование содержит дальнейшие подтверждения возможности отрицательной корреляции между авторитаризмом и невротическим состоянием у представителей низших классов. Вообще говоря, те, кто отклоняется от стандартов своей группы, с большей вероятностью будут невротическими личностями, чем те, кто им соответствует, так что если мы предполагаем, что среди людей с низким статусом авторитарные черты характера в той или иной мере стандартны, то более либеральные члены указанной группы должны также быть и более невротическими[149]149
  Слишком большая часть современных психологических знаний в этой области была получена в результате изучения популяций, которые наиболее удобны и доступны для академического исследователя, – университетских студентов. При этом часто забывают, что для этой весьма специфической и особо отобранной группы личностные синдромы и установки могут очень сильно отличаться от тех, что характерны для других сегментов всего населения в целом.


[Закрыть]. Как подчеркнули два психолога, Энтони Дэвидс и Чарльз Эриксен, там, где «эталонный стандарт авторитаризма достаточно высок», люди могут быть вполне уравновешенными и вместе с тем авторитарными[150]150
  См.: Anthony Davids and Charles W. Eriksen, «Some Social and Cultural Factors Determining Relations Between Authoritarianism and Measures of Neuroticism», Journal of Consulting Psychology, 21 (1957), pp. 155–159. В этой статье содержится много ссылок на релевантную литературу.


[Закрыть]. И тот факт, что в группах, принадлежащих к низшему классу, подобная ситуация часто имеет место, вполне соответствует гипотезе, что в таких группах авторитарные установки являются «нормальными» и ожидаемыми[151]151
  Наблюдается повышенная совместимость требований к членству в коммунистической партии и прошлой принадлежности к рабочему классу, как на то указывает открытие Алмонда, установившего, что в его выборке коммунистов какие-то невротические проблемы имелись у вдвое большего числа членов этой партии – выходцев из среднего класса, чем они обнаруживались в группе выходцев из рабочего класса, а это опять намекает на нормальность экстремистских политических взглядов и их конгруэнтность с принадлежностью к рабочему классу. См.: Gabriel Almond, The Appeals of Communism (Princeton: Princeton University Press, 1954), pp. 245–246.


[Закрыть].

Многие наблюдатели привлекали внимание к связи между низким социальным статусом и фундаменталистской или хилиастической (милленаристской)[152]152
  Члены секты хилиастов, или милленариев, верят в грядущее наступление тысячелетнего царства Христа на Земле. – Прим. перев.


[Закрыть] религией. Эта связь говорит о том, что экстремистская религия является продуктом тех же самых социальных сил, которыми порождаются авторитарные политические установки. С другой стороны, среди адептов либеральных протестантских церквей всегда преобладали представители среднего класса. В США это создало дилемму для либерального протестантского духовенства, у которого имелась тенденция к либеральности как в своих политических, так и в религиозных взглядах, и, следовательно, зачастую оно хотело распространять свое социальное и религиозное наставление среди низших слоев общества. Но при этом либеральные протестантские священнослужители обнаружили, что эти слои хотят таких пасторов, которые станут возглашать в своих проповедях об адском пламени и спасении души, а не опираться на современное протестантское богословие[153]153
  См.: Liston Pope, Millhands and Preachers (New Haven: Yale University Press, 1942), pp. 105–116.


[Закрыть].

В ранний период социалистического движения Энгельс заметил, что у первоначального христианства и у движения революционных рабочих[154]154
  Сам Энгельс называет его «современным рабочим движением». – Прим. перев.


[Закрыть]имеются «достойные внимания точки соприкосновения», особенно в завлекательных обещаниях о скором приходе «тысячелетнего царства» и в опоре на низшие классы[155]155
  См.: Friedrich Engels, «On the Early History of Christianity», in K. Marx and F. Engels, On Religion (Moscow: Foreign Languages Publishing House, 1957), pp. 312–320. [Ф. Энгельс. К истории первоначального христианства. М.: Политиздат, 1979.]


[Закрыть]. Недавно Элмер Кларк, глубокий исследователь и знаток малых сект в современной Америке, отметил, что такого рода секты, как и в эпоху раннего христианства, «рождаются главным образом среди бедняков, которыми религия пренебрегает». Он пишет, что в период, когда «бунты и мятежи бедняков носили религиозный оттенок, – а до недавних времен почти всегда так оно и происходило, – как раз и появились идеи о тысячелетнем царствии Христа, и… эти представления хорошо видны в большинстве мелких сект, которые следуют евангелистской традиции. Изначальное милленарианство – это, по существу, защитный механизм людей обездоленных и лишенных всякого духовного наследия; и вот в итоге, отчаявшись получить сколько-нибудь существенные милости через социальные процессы, они отвернулись от нынешнего мира, отказавшего им в своих благах, и стали видеть впереди его грядущее уничтожение в некоем космическом катаклизме, который возвеличит их и низвергнет богатых и могущественных»[156]156
  Elmer T. Clark, The Small Sects in America (New York: Abingdon Press, 1949), pp. 16, 218–219. Согласно Брайану Уилсону (Bryan Wilson), «ощущение беспросветного отсутствия всякой безопасности, статус, который отличается от статуса окружающих, чувство тревоги, культурная заброшенность толкают к мыслям о необходимости полного переустройства мира, что как раз и способны обеспечить секты, хотя бы отчасти. Те, кто не умеет вписаться в окружающую обстановку, могут составлять общины либо профессиональные группы или же просто быть отдельными рассредоточенными людьми, одними из тех, кто оказался в схожем маргинальном положении». См.: «An Analysis of Sect Development», American Sociological Review, 24 (1959), p. 8, а также монографию того же автора Minority Religious Movements in Modern Britain (London: Heinemann, 1960).


[Закрыть].

Эрнст Трёльч, видный историк сектантской религии, охарактеризовал психологический посыл фундаменталистских религиозных сект такими словами, которые вполне можно было бы с тем же успехом применить и к носителям экстремистских политических взглядов: «Это именно низшие классы, которые выполняют по-настоящему творческую работу, формируя общины и сообщества на чисто религиозном основании. Они в одиночку, без всякой посторонней помощи объединяют воображение и простоту чувств с привычками нерефлектирующего разума, с примитивной энергией и настоятельным ощущением необходимости действовать. И вот на одном таком фундаменте оказывается возможным создание не ограниченной никакими условиями авторитарной веры в Божественное Откровение, которая характеризуется простотой полнейшей приверженности и непоколебимой уверенностью. Только внутри такого рода братства есть место для тех, у кого существует ощущение духовной потребности и кто не обзавелся привычкой к интеллектуальному рассуждению, которое неизменно расценивает все на свете с относительной точки зрения»[157]157
  Ernst Troeltsch, The Social Teaching of the Christian Churches (London: George Allen and Unwin, 1930), Vol. 1, p. 44.


[Закрыть].

Свидетели Иеговы, численность которых в США измеряется сотнями тысяч, представляют собой превосходный пример быстро растущей секты, которая, «как и в прошлом, продолжает привлекать непривилегированные слои»[158]158
  См.: Charles S. Braden, These Also Believe. A Study of Modern American Cults and Minority Religious Movement (New York: Macmillan, 1949), p. 384.


[Закрыть]. Основная мысль в учении свидетелей Иеговы состоит в том, что Царствие Небесное вот-вот должно наступить: «Конец света и кончина этого мира близки. Армагеддон совсем рядом – это время, когда грешники будут низринуты и на земле воцарится теократия, или правление Господне»[159]159
  Ibid., p. 370.


[Закрыть]. Причем их организация, как и у коммунистов, является «иерархической и в высокой степени авторитарной. В методах управления этой сектой или в формировании политики данного движения как единого целого просматривается лишь минимальное демократическое участие»[160]160
  Ibid., p. 363. Можно высказать предположение, что, как и в авторитарных политических движениях, нетолерантный характер большинства сект является для их членов, принадлежащих к низшему классу, привлекательной особенностью, а вовсе не источником напряженности. Хотя нет никаких доступных нам систематических свидетельств в пользу такого предположения, оно помогло бы объяснить отсутствие в рамках этих сект какой-либо толерантности к любой фракционности и к бесконечным ересям, когда новые группировки оказываются столь же нетерпимыми, как и старые, поскольку расколы происходят обычно вокруг вопроса о том, чьи именно нетолерантные представления и методы должны возобладать.


[Закрыть].

Прямые связи между социальными корнями политического и религиозного экстремизма наблюдались во многих странах. В царской России молодой Троцкий распознал эту взаимозависимость и успешно вербовал первых пролетариев – членов Южнороссийского союза рабочих (революционной марксистской организации конца 1890-х годов[161]161
  На самом деле Южнорусский союз рабочих возник в Одессе в 1875 г. – Прим. перев.


[Закрыть]) из числа приверженцев религиозных сект[162]162
  См.: Isaac Deutscher, The Prophet Armed, Trotsky, 1879–1921 (London: Oxford University Press, 1954), pp. 30–31. [И. Дойчер. Троцкий. Вооруженный пророк. 1879–1921. М.: Центрполиграф, 2006.]


[Закрыть]. Как показывают недавние исследования, в Голландии и Швеции коммунисты сильнее всего в тех районах, которые когда-то были центрами фундаменталистского религиозного стремления к духовному возрождению. В Финляндии коммунизм и возрожденческое христианство зачастую оказываются сильными в одних и тех же областях этой страны. В бедных восточных частях Финляндии коммунисты очень внимательно следили за тем, чтобы не оскорблять религиозные чувства населения. Сообщается, что многие коммунистические собрания фактически начинаются там с пения религиозных гимнов[163]163
  См.: Sven Rydenfelt, Kommunismen i Sverige. En Samhallsvetenskaplig Studie. (Kund: Gleerupska Universitetsbokhandeln, 1954), pp. 296, 336–337; Wiardi Beckman Institute, Verkiezingen in Nederland (Amsterdam, 1951, mimeographed), pp. 15, 93–94; Jaako Novsiainen, Kommunism Kuopion Iää nisssä (Helsinki: Joensuu, 1956).


[Закрыть].

Из этого никак не следует, что религиозные секты, поддерживаемые элементами из низшего класса, обязательно или обычно становятся центрами политического протеста. На самом деле такие секты фактически часто оттягивают на себя то недовольство и фрустрацию, которые иначе потекли бы в каналы политического экстремизма. Главная мысль здесь состоит в том, что ригидный фундаментализм и догматизм привязаны к тем же самым основополагающим характеристикам, установкам и предрасположенностям, которые находят для себя другую отдушину в приверженности экстремистским политическим взглядам и движениям.

В своем превосходном исследовании источников шведского коммунизма Свен Риденфельт (Sven Rydenfelt) проанализировал различия между двумя социально и экономически сопоставимыми северными округами Швеции, Вестерботтеном и Норботтеном (Västerbotten, Norrbotten), в попытке объяснить относительно малое голосование за коммунистов в первом из них (2 %) и намного большее – во втором (21 %). Либеральная партия, которая в Швеции оказывает религиозному экстремизму намного больше поддержки, нежели любая другая из действующих там партий, была сильна в Вестерботтене (30 %) и слаба в Норботтене (9 %). Так как суммарное голосование за экстремистов было в обоих округах почти идентичным: 30 и 32 %, то Риденфельт пришел к заключению, что общая предрасположенность к радикализму существовала в обоих этих округах, где проживали некоторые из самых бедных, лишенных всяких корней и наиболее социально изолированных групп в Швеции, но что выражение этой коллизии в указанных административных единицах отличалось, принимая в одном округе религиозную форму, а в другом – коммунистическую: «Коммунисты и религиозные радикалы – в последнем случае это секты, принадлежащие к кругу пятидесятников, – как представляется, конкурируют за лояльность одних и тех же групп населения»[164]164
  См. обширную рецензию Филлипса Дэвисона на упомяную в предыдущей сноске книгу Свена Риденфельта, опубликованную в журнале Public Opinion Quarterly, 18 (1954–1955), pp. 375–388. Приведенная цитата находится там на с. 382.


[Закрыть].

Целый ряд разнообразных элементов вносят свой вклад в авторитарные предрасположенности у лиц, принадлежащих к низшему классу. Низкий уровень образования, слабое участие в политических или добровольных организациях любого типа, малый объем чтения, профессия, которая способствует изоляции, экономическая незащищенность и авторитарные семейные модели – вот некоторые из самых важных таких элементов. Они взаимосвязаны, но ни в коем случае не идентичны.

Существуют убедительные и непротиворечивые свидетельства того, что степень формального образования, сама по себе сильно коррелирующая с социальным и экономическим статусом, вдобавок еще и чрезвычайно коррелирует с недемократическими установками. Это отчетливо демонстрируют данные, извлеченные из исследования американского социолога Сэмюэля Стоуффера об установках по отношению к гражданским свободам в Америке, а также из опроса Научно-исследовательского института ЮНЕСКО о мнениях немцев по поводу многопартийной системы (табл. III и IV).

Эти таблицы показывают, что, хотя более высокий профессиональный статус в рамках каждого образовательного уровня, похоже, способствует большей терпимости, увеличение толерантности, связанное с более высоким образовательным уровнем, значительнее, нежели то, что связано с более высоким профессиональным уровнем, если другие факторы остаются постоянными[165]165
  В исследовании, основанном на общенациональной выборке американцев, сообщается, что образование не вносит никакой разницы в количество авторитарных ответов при замерах по шкале «авторитарной личности» среди рабочих, но факт наличия более высоких образовательных достижений сокращал число таких ответов среди представителей среднего класса. Наименее «авторитарными» показали себя хорошо образованные представители верхнего среднего класса. См.: Morris Janowitz and Dwaine Marvick, «Authoritarianism and Political Behavior», Public Opinion Quarterly, 17 (1953), pp. 195–196.


[Закрыть]. Недостаточное образование и низкое должностное или профессиональное положение, конечно же, тесно связаны между собой, и оба эти фактора образуют часть комплекса, приводящего к низкому статусу, который, в свою очередь, связан с недостатком или даже полным отсутствием толерантности[166]166
  Независимое воздействие образования даже в той ситуации, когда другие социальные факторы наименее благоприятны, обладает особой долгосрочной значимостью ввиду растущего образовательного уровня населения. Корнхаузер и его партнеры обнаружили, что работники автомобильной промышленности с восьмиклассным образованием были авторитарнее тех, кто получил лучшее образование. Дальнейшие данные об изменениях авторитарности в выборке лиц, принадлежащих к рабочему классу, см. в: A. Kornhauser, A. L. Sheppard, and A. J. Mayer, When Labor Votes (New York: University Books, 1956).


[Закрыть].

Группы лиц с низким статусом, кроме всего, менее склонны участвовать в формальных организациях, они регулярно читают меньше журналов и книг, обладают меньшим объемом информации о всевозможных публичных делах, реже голосуют и вообще

Таблица III

Зависимость между профессией, образованием и политической толерантностью в США, 1955 г.^#

Процентная доля в двух категориях «наиболее толерантных», %

Профессия

^# Рассчитано на основании перфокарт, любезно предоставленных Сэмюэлем Стоуффером из материалов его исследования, Samuel A. Stouffer, Communism, Conformity and Civil Liberties (New York: Doubleday & Co., Inc., 1955).

проявляют меньше интереса к политической жизни[167]167
  Исследования, показывающие воздействие различных социальных факторов вроде образования, статуса и дохода (они сами являются компонентами общего классового или статусного индекса), которые связаны с участием в политической жизни, резюмируются в главе 6 данной книги.


[Закрыть]. Доступные нам свидетельства со всей очевидностью говорят о том, что каждый из этих атрибутов связан с установками по отношению к демократии. Анализ германских данных, проведенный ЮНЕСКО в 1953 г., выявил, что на каждом профессиональном уровне лица, принадлежащие к добровольным ассоциациям, с большей вероятностью отдавали предпочтение многопартийной системе, чем однопартийной[168]168
  Данные, подсчитанные специально для этого исследования.


[Закрыть]. Результаты, полученные в Америке, также указывают, что сторонники авторитаризма «присоединяются или примыкают к намного меньшему количеству групп в своих сообществах» по сравнению с теми, кому авторитаризм чужд[169]169
  F. H. Sanford, Authoritarianism and Leadership (Philadelphia: Stevenson Brothers, 1950), p. 168. См. также: Mirra Komarovsky, «The Voluntary Associations of Urban Dwellers», American Sociological Review, 11 (1946), p. 688.


[Закрыть]. Кроме того, было обнаружено, что лица, которые плохо информированы по общественной проблематике, с большей вероятностью будут одновременно и более либеральными в экономических вопросах, и менее либеральными в неэкономических[170]170
  G. H. Smith, op. cit., p. 71.


[Закрыть]. Как лица, не участвующие в голосованиях, так и те, кто меньше интересуется политическими делами, проявляют намного больше крайней нетерпимости и ксенофобских настроений, чем люди, которые голосуют и питают интерес к политической проблематике[171]171
  G. M. Connelly and H. H. Field, «The Non-Voter, Who He Is, and What He Thinks», Public Opinion Quarterly, 8 (1944), p. 179; Samuel A. Stouffer, op. cit., passim и F. H. Sanford, op. cit., p. 168, а также. M. Janowitz and D. Marvick, op. cit., p. 200.


[Закрыть].

Таблица IV

Зависимость между профессией, образованием и поддержкой демократической партийной системы в Германии, 1953 г.^#

Доля лиц, отдающих предпочтение существованию нескольких партий, %

Образовательный уровень

^# Тот же источник, что и для табл. I на с. 122.

Согласно исследованию двух американских социальных психологов, Герберта Хаймена и Пола Шитсли, в состав «закоренелого ядра» тех, кого можно назвать «хроническими невеждами», входит непропорционально большая доля малограмотных людей из числа низших социально-экономических групп. Указанные лица не только абсолютно не информированы, но и «до них гораздо труднее достучаться, причем независимо от того, каков уровень или природа сообщаемой им информации». В этом еще одна причина сложного характера зависимости между образованием, либерализмом и социальным статусом. Неэкономический либерализм – это не просто следствие полученного образования и усвоенной информации; он также является – по крайней мере частично – базовой установкой, появлению которой активно препятствует социальная ситуация людей более низкого статуса[172]172
  См.: Herbert Hyman and Paul B. Sheatsley, «Some Reasons Why Information Campaigns Fail», Public Opinion Quarterly, 11 (1947), p. 413. Свежий обзор материалов по членству в добровольных ассоциациях содержится в работе Charles L. Wright and Herbert Hyman, «Voluntary Association Memberships of American Adults: Evidence from National Sample Surveys», American Sociological Review, 23 (1958), pp. 284–294.


[Закрыть]. Как указала американский психиатр Женевьева Напфер в своей многое раскрывающей статье «Портрет неудачника», «относительная экономическая бедность – это психологическая бедность: привычка к покорности, минимальный доступ к источникам информации, сильная ограниченность вербального общения, – которые… как представляется, порождают у индивида отсутствие уверенности в себе, а это еще более увеличивает нежелание лица с низким статусом участвовать во многих стадиях нашей культуры, которая в преобладающей степени представляет собой культуру среднего класса…»[173]173
  Genevieve Knupfer, «Portrait of the Underdog», Public Opinion Quarterly, 11 (1947), р. 114.


[Закрыть].

Названные характеристики отражают также, в какой мере низшие слои изолированы от действий, разногласий и организаций демократического общества, т. е. отражают изоляцию, препятствующую этим слоям в приобретении сколько-нибудь полного представления о хитроумности и сложности политической структуры общества, которая как раз и делает нормы толерантности чем-то понятным и необходимым.

В этой связи поучительно еще раз проанализировать в качестве экстремальных случаев те профессии, которые сильнее всего изолированы – в каждом смысле этого слова – от контактов с внешним миром, лежащим за пределами их собственной группы. В большинстве стран работники физического труда, занятые в тех «изолированных профессиях», которые требуют от них проживать в городах или зонах, где имеется практически всего одна отрасль промышленности, – шахтеры, работники, так или иначе связанные с морским транспортом, рабочие лесного хозяйства, рыбаки или стригальщики овец, – демонстрируют высокие уровни поддержки коммунистических взглядов[174]174
  Наибольшее количество сравнительных материалов доступно по шахтерам. Для Великобритании см.: Herbert G. Nicholas, British General Election of 1950 (London: Macmillan, 1951), pp. 318, 342, 361. Для США см.: Paul F. Brissenden, The IWW: A Study of American Syndicalism (New York: Columbia University Press, 1920), p. 74 и Harold F. Gosnell, Grass Roots Politics (Washington, D.C.: American Council on Public Affairs, 1942), pp. 31–32. Для Франции см.: François Goguel, «Geographie des élections sociales de 1950–1951», Revue française de science politique, 3 (1953), pp. 246–271. Для Германии см.: Ossip K. Flechtheim, Die Kommunistische Partei Deutschlands в сб.: Weimarer Republik (Offenbach am Main: Bollwerk-Verlag Karl Drott, 1948), p. 211. Доступны, кроме того, данные для Австралии, Скандинавии, Испании и Чили. Изоляция оказалась также связанной с дифференцированной склонностью к забастовкам в различных отраслях индустрии. Жесткие, неистовые забастовки, сопровождающиеся насилием и носящие характер массового недовольства и обиды на общество в целом, происходят чаще всего как раз в изолированных отраслях промышленности, и их истоки, вероятно, коренятся в тех же самых социальных коллизиях, что и те, что порождают экстремизм. См.: Clark Kerr and Abraham Siegel, «The Interindustry Propensity to Strike: An International Comparison», в сб.: Industrial Conflict, eds., A. Kornhauser, R. Dubin, and A. M. Ross (New York: McGraw-Hill Book Co., 1954), pp. 189–212.


[Закрыть].

Аналогично, как показывают все опросы общественного мнения, сельскому населению, т. е. и самостоятельным фермерам, и сельскохозяйственным рабочим, тенденция выступать против гражданских свобод и многопартийных систем присуща в большей мере, чем любой другой профессиональной группе. Обзорные исследования по результатам выборов указывают, что владельцы ферм принадлежат к числу самых верных и энергичных сторонников фашистских партий, в то время как во многих странах, в частности в Италии, Франции и Индии, сельскохозяйственные рабочие, бедные фермеры и испольщики либо издольщики поддерживали коммунистов даже сильнее, чем остальные работники физического труда[175]175
  Согласно Карлу Фридриху (Carl Friedrich), группы, занятые в сельском хозяйстве, являются более националистическими в эмоциональном смысле и потенциально авторитарными политически из-за того, что они в большей степени, нежели городские обитатели, изолированы от встреч с людьми, которые отличаются от них самих. См.: «The Agricultural Basis of Emotional Nationalism», Public Opinion Quarterly, 1 (1937), pp. 50–51. См. также: Rudolf Heberle, From Democracy to Nazism: A Regional Case Study on Political Parties in Germany (Baton Rouge, Louisiana: Louisiana State University Press, 1945), pp. 32 и далее, где обсуждается привлекательность нацизма для сельского населения Германии, и работу K. Kido and M. Sugi, op. cit., где содержатся результаты похожего опроса, проведенного в Японии.


[Закрыть].

Те же самые социальные условия ассоциируются и с авторитаризмом среднего класса. В числе профессиональных групп, которые проявили наибольшую склонность к поддержке фашистской и других экстремистских идеологий среднего класса, были помимо фермеров и крестьян мелкие бизнесмены из небольших провинциальных общин – иными словами, все это группы, которые тоже изолированы от «космополитической» культуры, а по уровню образовательных достижений находятся намного ниже любой другой группы, отличной от работников физического труда[176]176
  Статистические данные указывают, что все такие движения, как германский и австрийский нацизм, французский пужадизм и американский маккартизм, за пределами сельских территорий получали самую мощную поддержку от мелких бизнесменов из малых провинциальных общин, особенно от тех лиц из их числа, которые получили ограниченное образование. См. далее главу 5 настоящей книги.


[Закрыть].

Вторым и не менее важным фактором, предрасполагающим низшие классы к авторитаризму, является относительная нехватка у их представителей чувства экономической и психологической безопасности. Чем ниже кто-либо опускается по социально-экономической лестнице, тем большую экономическую неуверенность он там обнаруживает. Для работников умственного труда и служащих (белых воротничков), в том числе даже для тех из них, кому платят не больше, чем квалифицированным рабочим, занятым ручным трудом, вероятность того, что они будут страдать от напряженностей, создаваемых страхом потерять доход, заметно ниже. Исследования еще одной нестабильности, брачно-матримониальной, указывают, что она тоже связана с более низкими доходами и с ненадежностью того дохода, который у кого-либо существует в данный момент. Такая ненадежность, конечно же, обязательно повлияет на политические взгляды конкретного человека и на его установки[177]177
  В дополнение к тому чувству ненадежности и нестабильности, которое считается нормальным для представителей низшего класса и обычно сопутствует их существованию, возникают также какие-то особые условия и состояния, которые буквально с корнем вырывают этих или иных схожих людей из стабильной жизни их сообществ и разрушают социальные опоры их традиционных ценностей, делая подобных личностей их восприимчивыми к экстремистским или хилиастическим идеологиям, которые помогают им переосмысливать их мир. В главе 2 я уже обсуждал часть свидетельств, связывающих утрату непрерывности и неустроенность из-за потери укорененности, которые вытекают из быстрой индустриализации и урбанизации, с политическими взглядами рабочих в различных странах. Риденфельт в своем исследовании шведского коммунизма высказывает предположение, что «беспочвенность» и утрата корней – это особенность тех людей и профессий, для которых характерен высокий уровень голосования за коммунистов. См.: W. Phillips Davison, op. cit., p. 378. Энгельс в 1890-х годах также обращал пристальное внимание на тот факт, что хилиастические (милленаристские) религии и различные социальные движения, включая революционно-социалистические, привлекали всех, кто отклонялся от нормы или не имел своего места в обществе: «Все те элементы, которых высвободил, т. е. выбросил за борт процесс разложения старого мира, одни за другими попадали в сферу притяжения [раннего] христианства… [сегодня] в рабочую партию во всех странах проникают всевозможные элементы, которым нечего ожидать от официального мира или чья песенка в нем уже спета», F. Engels, op. cit., pp. 319–320. См. также: G. Almond, op. cit., p. 236 и Hadley Cantril, The Psychology of Social Movements (New York: John Wiley & Sons, 1941), Chaps. 8 and 9.


[Закрыть]. Состояние высокой внутренней напряженности требует немедленной разрядки, и она часто находит свое выражение во вспышках враждебности против некоего козла отпущения, а также в поисках краткосрочного решения, которое многим видится в поддержке экстремистских группировок. Одно из исследований указывает, что безработные менее толерантны к меньшинствам, чем те, у кого есть работа, и что нетрудоустроенные «лишние» люди с большей вероятностью становятся коммунистами, если принадлежат к рабочим, или же фашистами, если принадлежат к среднему классу. Те отрасли промышленности, где велика доля коммунистов, характеризуются, помимо всего, высокой экономической нестабильностью.

Ненадежность существования низших классов, отсутствие у них ощущения безопасности и те напряженности, которые проистекают из общей экономической нестабильности, подкрепляются у представителей этих классов специфическими моделями семейной жизни. В повседневной жизни тех, кто принадлежит к низшим классам, будь то дети или взрослые, присутствует много фрустрации и прямой агрессии. В исчерпывающем обзоре выполненных за последние двадцать пять лет многочисленных исследований, которые посвящены моделям воспитания детей в США, сообщается, что их «наиболее впечатляющим и бесспорным результатом» является «более частое использование телесных наказаний теми из родителей, кто принадлежит к рабочему классу. Напротив, средний класс [в сложных ситуациях] прибегает к аргументированным объяснениям, к изолированию детей и… к таким методам поддержания дисциплины, которые «ориентированы на любовь». <…> Родители, принадлежащие к среднему классу, с большей вероятностью не обратят внимания на проступки своего ребенка или как бы «не заметят» их, а когда они действительно решают прибегнуть к наказанию, то, скорее всего, не станут высмеивать свое чадо или причинять ему физическую боль»[178]178
  См.: Urie Bronfenbrenner, «Socialization and Social Class Through Time and Space», в сб.: под ред. E. E. Maccoby, T. M Newcomb, and E. L. Hartley, Readings in Social Psychology (New York: Henry Holt, 1958), p. 419. Социолог Эллисон Дэвис в сходном духе резюмировала результаты исследований, касающихся внутрисемейных отношений среди различных классов: «Низшим классам далеко не чужды такие методы, как обучение своих маленьких детей и подростков тому, чтобы набрасываться на кого-либо с кулаками или даже с ножом и всегда стараться бить первыми. В таких семьях и девочки, и мальчики подросткового возраста могут прямо в лицо обругать собственного отца последними словами или же в ходе всеобщих семейных свар либо драк напасть на него, воспользовавшись кулаками, палками или даже топором. Мужья и жены иногда затевают у себя в доме форменные генеральные сражения; жены добиваются от полицейских, чтобы те арестовали их супругов, а мужья, столкнувшись с тем, что их собственный дом оказался вдруг запертым, пробуют вломиться туда силой или же сжечь его дотла. Такие баталии на кулаках или же с помощью подручных средств либо даже оружия, равно как и избиения жен встречаются довольно часто, и во многих семьях из низшего класса рано или поздно происходит нечто подобное. Возможно, ни сегодня, ни завтра в конкретной семье ничего такого не случится, но, если наблюдатель остается там достаточно долго и хочет увидеть подобные эксцессы, что-нибудь в этом духе обязательно приключится». Allison Davis, «Socialization and Adolescent Personality», в сб.: под ред. Guy E. Swanson et al., Readings in Social Psychology (New York: Henry Holt, 1954), р. 528 (курсив в оригинале. – М. Л.).


[Закрыть]. Дальнейшая связь между такими жесткими методами воспитания детей и последующей взрослой враждебностью, сочетающейся с авторитаризмом, подтверждается результатами двух исследований в Бостоне и Детройте, в ходе которых обнаружено, что телесные наказания за агрессию, характерные для родителей из числа рабочих, имеют тенденцию скорее увеличивать, а не уменьшать агрессивное поведение детей[179]179
  Некоторое представление о комплексе психологических факторов, лежащих в основе авторитаризма низшего класса, дается в исследовании, где сообщается о зависимости между откровенной враждебностью к окружающим и авторитаризмом. См.: Saul M. Siegel, «The Relationship of Hostility to Authoritarianism», Journal of Abnormal and Social Psychology, 52 (1956), pp. 368–372.


[Закрыть].