Текст книги "Политический человек. Социальные основания политики"

Модели голосования в Австрии во времена Первой республики[245]245
  Формально Первая республика существовала в Австрии в 1918–1938 гг. – Прим. перев.


[Закрыть] похожи на те, что наблюдались в Германии, хотя резко отличающаяся ситуация на австрийской политической сцене препятствует точным сравнениям. Перед 1930 г. австрийский электорат разделялся на три основные группы: Социал-демократическая партия обеспечивала себе приблизительно 40 % голосов; консервативную и клерикальную Христианско-социальную партию поддерживало в общей сложности примерно до 45 % электората; и намного меньшие либеральные пангерманские партии набирали в общей сложности от 10 до 15 % голосов. В основном нас здесь интересует как раз Volkspartei, Народная партия, поскольку она проводила либеральную антиклерикальную политику, которую продвигали и германские либеральные партии центристского толка. В Австрии к этой политической линии добавлялась сильная прогерманская ориентация, которая после 1918 г. была привязана к либеральным традициям, наблюдавшимся тогда в Германии. Поддержка Народной партии до 1930 г. включительно исходила в большой мере от внушительного по своим размерам антиклерикального сегмента городских средних классов плюс от протестантского и еврейского меньшинств. В течение 1920-х годов Volkspartei входила в антимарксистскую правительственную коалицию с Христианско-социальной партией. В 1930 г. она разорвала отношения с этой последней – в значительной степени из-за своих возражений против явно антипарламентских мер, которые проталкивали лидеры Христианско-социальной партии и так называемый Heimwehr (отряды самообороны, буквально «союз защиты родины»), ее частная армия. Чтобы сохранить демократические процедуры и защитить их от нападок клерикальных сторонников авторитаризма, д-р Иоганнес Шобер, лидер народной Volkspartei[246]246
  Ранее начальник венской полиции. – Прим. перев.


[Закрыть], сформировал коалицию с другой пангерманской антиклерикальной группировкой, сельской по своему духу, которая носила название Landbund (Земельный союз) и «выступала в поддержку… закона и порядка, а также за… парламентское правление»[247]247
  Walter B. Simon, The Political Parties of Austria (Ph. D. thesis, Department of Sociology, Columbia University, 1957, Microfilm 57-2894 University Microfilms, Ann Arbor, Michigan), pp. 28, 71.


[Закрыть]. Эта новая коалиция набрала в общенациональном масштабе 12 % голосов. На выборах 1930 г. указанный пангерманский альянс был, вероятно, наиболее близок к выражению демократической и антиклерикальной либеральной идеологии. Но в течение последующих двух лет большинство тех, кто поддерживал этот альянс, сделались сторонниками нацистской партии. Американский социолог Уолтер Саймон, который подробно проанализировал данные о выборах, проходивших в ту эпоху на территории Австрии, кратко и красочно сообщает о событиях указанных двух лет:

«Весьма существенно и даже многозначительно, что в ноябре 1930 года единый коалиционный список д-ра Шобера, который носил название «Nationaler Wirtschaftsblock und Landbund, Führung Dr. Schober» (Общенациональный экономический блок и земельный союз под руководством д-ра Шобера) и отстаивал “либеральный” германизм, получил свои голоса от электората, состоявшего в большой степени из избирателей, которым по истечении менее, чем полутора лет, предстояло переметнуться в движение Гитлера, а также из совсем других избирателей, принадлежавших к еврейскому среднему классу. Таким образом д-р Шобер преуспел в том смысле, что ему в последний раз удалось сплотить в одном лагере еврейский либеральный и антимарксистский сегмент среднего класса с другим сегментом того же класса – ориентирующимся на Германию и антиклерикальным. Обе названные группировки всt еще продолжали лелеять традиции славной революции 1848 года, в которой их прадеды боролись плечом к плечу против сил деспотичного авторитарного правления и за конституционное правительство. <…> К 1932 году почти все нееврейские избиратели, поддерживавшие указанный список, перешли на противоположную сторону и стали дружно голосовать за нацистов. Сам д-р Шобер летом 1932 года скончался, и городское крыло его бывшего единого избирательного списка конституировалось в качестве gross-deutsche Volkspartei (Великогерманской народной партии), которая 15 мая 1933 года примкнула к нацистам как аффилированная организация на условиях так называемого Kampfbundnis, или боевого союза»[248]248
  Ibid., pp. 322–323. Все утверждения по поводу источников голосования и переходов избирателей на сторону нацистов документально зафиксированы Саймоном в ходе весьма тщательного и трудоемкого анализа электоральной статистики.


[Закрыть].

Переход сторонников Великогерманской народной партии в лагерь нацистов нельзя объяснить как приспособление прогермански настроенных австрийцев к той тенденции, которая играла ведущую роль в Германии. Нацисты заполучили поддержку нееврейского сектора антиклерикального австрийского среднего класса более чем за год до того, как пришли к власти в Германии, и они заменили Народную партию (Volkpartei) в качестве крупной третьей стороны на различных провинциальных выборах, проводившихся на территории Австрии в 1931 и 1932 гг.[249]249
  Хотя антисемитизм и до 1918 г. составлял характерную часть пангерманского движения, gross-deutsche Volkspartei (Великогерманская народная партия), сторонники которой в 1932 г. пошли за нацистами и которая в 1933 г. формально объединилась с австрийскими нацистами, в религиозном вопросе оставалась либеральной. На протяжении 1920-х годов эту партию обвиняли в том, что она «чрезмерно симпатизирует евреям», и в 1930 г. ее избирательный список энергично поддержала газета Neue Freie Presse («Новая свободная пресса»), «орган либерального еврейского среднего и высшего классов». См.: Walter Simon, op. cit., p. 328.


[Закрыть]

Австрийскую политическую сцену наглядно иллюстрирует также специфический характер тамошнего консервативного, или правого, «фашизма». Христианско-социальная партия никогда не соглашалась с легитимностью демократических институтов Первой Австрийской республики; многие из ее лидеров и сторонников не могли даже помыслить о том, чтобы позволить марксистским атеистам из Социал-демократической партии занять место в правительстве, и в 1934 г. австрийский клерикальный консерватизм навязал стране диктатуру. Это была консервативная диктатура, и никакую политическую группировку не подвергали репрессивным мерам, если она не оставалась функционировать в качестве организованной оппозиции режиму. Социалисты и профсоюзы были запрещены, но смогли сохранить мощное подполье. В 1938 г., когда власть в Австрии захватили нацисты, различие между их диктатурой и предыдущей очень скоро стало очевидным: тоталитарно настроенные нацисты активно стремились если не управлять всем обществом, то держать его под жестким контролем; они быстро разрушили социалистическое и профсоюзное подполье и приступили к энергичному преследованию евреев, а также всех противников нацистских идей независимо от того, действительно ли те проявляли политическую активность или же тихо сидели и помалкивали[250]250
  Превосходное описание политических событий, которые привели к уничтожению Австрийской республики, см. в: Charles A. Gulick, Austriа from Hapsburg to Hitler (Berkeley: University of California Press, 1948).


[Закрыть].

Перед алжирским военным путчем мая 1958 г. послевоенная Франция оказалась свидетелем роста двух относительно крупных движений, на каждое из которых его оппоненты и явные противники навешивали ярлык фашистского, – это были голлистское Rassеmblement du Peuple Française (RPF – Объединение французского народа, ОФН) и L’Union de Défense des Commerçants et Artisans (UDCA – Союз защиты торговцев и ремесленников, СЗТР), более широко известный как движение пужадистов (по фамилии его лидера Пьера Пужада). Когда на выборах 1956 г. пужадисты обеспечили себе большое количество голосов (приблизительно 10 %) и временно заменили сторонников Шарля де Голля в качестве основных «правых» недругов Республики, это навело некоторых аналитиков на мысль о том, что Пужад унаследовал ту поддержку, от которой отказался де Голль, когда распустил ОФН и удалился в свое уединенное небольшое поместье Коломбэ-ле-Дёз-Эглиз ожидать, когда французский народ вновь призовет его.

Однако, как бы то ни было, идеологии этих двух лидеров, равно как и их движения, резко различаются. Де Голль – классический консерватор, человек, который верил в традиционные истины, разделяемые французскими правыми. Самыми разными способами он добивался того, чтобы дать Франции стабильный консервативный режим с сильным президентом. Защищая необходимость сильного руководителя страны, он следует традиции, которая во Франции отождествлялась в значительной степени с монархизмом и церковью. В своем призыве восстановить Францию де Голль никогда не противопоставлял интересы одного класса интересам какого-нибудь другого; ни он сам, ни его движение ни под каким видом не стремились завоевать поддержку средних классов, утверждая или хотя бы давая понять, что интересам этих классов угрожал крупный капитал, предприниматели и банки или же профсоюзы. Скорее де Голль отождествлял себя со всем, что двигало вперед Францию как страну, – с ростом эффективной крупной промышленности, с национализацией разных ее отраслей и предприятий, которая происходила в условиях его режима до 1946 г., и с укреплением государственной власти. Он также с нарочитой демонстративностью поддерживал все, что отождествляло его самого с Католической церковью. Де Голль напрямую вписывается в традицию сильных личностей, принадлежащих к консервативному правому крылу. Он добивался изменения политических институтов, чтобы сберечь и даже законсервировать традиционалистские ценности.

Доступные ныне материалы об источниках поддержки голлистов подкрепляют утверждение о том, что ОФН черпал свою силу из классических резервуаров консерватизма. Данные многих опросов указывают, что до 1948 г. ОФН на вершине популярности привлекло на свою сторону больше голосов тех, кто ранее голосовал за PRL – Республиканскую партию свободы (РПС) – или за modères («умеренных»), т. е. за французских консерваторов, чем приверженцев любой другой партии. В 1947 г. 70 % тех, кто заявлял, что они раньше поддерживали РПС, сказали о своем намерении голосовать за голлистов. Другим крупным источником тех, кто превратился в сторонников де Голля, были члены католического MRP (Народно-республиканского движения, НРД), которое хотя и придерживалось левых взглядов по целому ряду экономических вопросов, в течение некоторого времени после войны благодаря своему явно выраженному католицизму обеспечивало себе голоса многих традиционных консерваторов. В 1947 г. 54 % давних сторонников НРД стали поддерживать де Голля. Эта поддержка от партий, связанных с католицизмом и консерватизмом, вполне сопоставима с 26-процентной поддержкой голлистов среди тех, кто перед этим голосовал за Радикальную партию – традиционную либеральную и антиклерикальную партию среднего класса во Франции[251]251
  Sondages, February 16, 1948, p. 47.


[Закрыть].

Еще больше прямых свидетельств того, что поддержка голлистов носит в основе своей консервативный характер, содержится в результатах опросов за период, последовавший за временным самоустранением де Голля из политики и роспуском ОФН. В 1955 г. приблизительно половина (52 %) из числа тех, кто сообщил, что в 1951 г. голосовал за голлистов, заявили, что будут голосовать за отколовшуюся и как бы диссидентскую голлистскую партию URAS (Республиканский союз социального действия, РССД), но четверо из пяти тех, кто переключился от голлистов на другую партию, высказали намерение поддержать на выборах умеренных консерваторов[252]252
  Jean Stoetzel, «Voting Behavior in France», British Journal of Sociology, 6 (1955), p. 105.


[Закрыть].

Разнообразные данные многих опросов, собранные воедино в Sondages (французском центре опросов общественного мнения, проводимых местным Институтом Гэллапа), показывают, что самую мощную поддержку ОФН обеспечило себе от тех, кто в европейских странах обычно высказывается в пользу более консервативных партий, – от лучше обеспеченных, более религиозных, более пожилых и от женщин. У избирателей ОФН уровень образования был выше, чем у приверженцев любой другой французской партии (38 % из них имели образование выше неполного среднего); большее число сторонников ОФН перешагнули рубеж 65-летнего возраста; руководители промышленных предприятий, инженеры и бизнесмены поддерживали ОФН сильнее, чем любую другую партию; наконец, как и в случае иных католических партий, большинство ее избирателей были женщинами. Только 12 % сторонников ОФН указали, что не соблюдают никаких религиозных обрядов, в противоположность 40 % таких людей среди приверженцев радикалов[253]253
  Об этих данных сообщается на английском языке в работах J. Stoetzel, op. cit., pp. 116–119 и Philip Williams, Politics in Post-War France (London: Longmans, Green & Co., 1954), p. 446.


[Закрыть]. Sondages сообщал в 1952 г., что «ОФН – самая женская из всех партий. <…> [Профессиональные] категории, которые в ней преобладают и представлены шире, чем их пропорция в населении, – это работники умственного труда (белые воротнички), бизнесмены, менеджмент промышленных предприятий и инженеры».

Результаты, полученные в ходе опросов, не только демонстрируют консервативный характер сторонников де Голля, но также указывают, что эти люди, скорее всего, не стали бы доверять парламентским институтам, а также отдали бы предпочтение правительству сильной руки с большей вероятностью, нежели электорат любой другой крупной партии, за исключением коммунистов. Голлисты уступали только коммунистам и в пропорции своих членов, которые полагали, что при некоторых обстоятельствах их партия должна захватить власть силой, и в доле тех, кто горячо одобрял достижение прогресса посредством революции. Более значительная доля избирателей голлистов, чем приверженцев любой другой партии, включая коммунистов, была убеждена, что «некоторые партии или партию обязательно следует запретить», что только меньшинство «членов французского кабинета министров являются честными людьми», что «лидерские способности» и вожди той или иной политической партии важнее, чем ее доктрина либо программа, а также испытывала «полное доверие» к лидеру своей собственной партии[254]254
  Sondages, 14 (1952, No. 3) приводит детальный отчет о социальных характеристиках и мнениях сторонников различных крупных партий; именно оттуда и взяты данные, фигурирующие в двух предшествующих абзацах. Более поздний отчет о подобном опросе см. в: Philip Williams, Politics in Post-War France (London: Longmans, Green & Co., 1958, 2d ed.), pp. 452–454.


[Закрыть].

На выборах 1956 г., к крайнему удивлению многих политических обозревателей, у движения пужадистов уровень его поддержки повысился и превратил эту партию в важного игрока на политической сцене. Некоторые воспринимали пужадизм как самый свежий отклик наиболее авторитарных и антиреспубликанских элементов в составе французских правых сил на появившуюся возможность голосовать против демократии и республики[255]255
  См.: Georges Lavau, «Les Classes moyennes et la politique», в сб.: Maurice Duverger, ed., Partis politiques et classes sociales en France (Paris: Librairie Armand Colin, 1955), pp. 60, 76.


[Закрыть].

Что касается пужадизма, то фактически он, подобно нацизму в Австрии и Германии, был экстремистским движением, базирующимся на тех же социальных стратах, что и движения, которые поддерживают «либеральных центристов». Хотя невозможно знать, в какой мере это движение, окажись оно у власти, стало бы похожим на нацизм, его идеология напоминает идеологию нацистов и других экстремистских популистских движений среднего класса. Пужадизм обращался к мелкой буржуазии, ремесленникам, кустарям, торговцам и крестьянам – ко всем тем, кто яростно выступает против ужасающих, как им кажется, последствий воздействия на них современного индустриального общества. Это движение выступало против крупного капитала, против картелей и трестов, против марксистских партий, против профсоюзов, универмагов и банков, а также против таких проявлений государственного контроля над бизнесом, как социальное обеспечение и другие элементы государства всеобщего благоденствия, – ведь из-за них в стране поднялись налоги, платить которые приходится маленькому человеку. Но хотя пужадизм открыто и явным образом нападал сразу и на левых, и на правых, он прочно связывал себя с революционной республиканской традицией. Взывая к популистским чувствам, в частности пропагандируя идею, что правительством должны управлять и держать его под контролем конкретные люди, а не партии, Пужад вместе с тем хвалил французских революционеров, которые «не колеблясь отправили короля на гильотину», и требовал возрождения различных революционных институтов наподобие Estates-General (Генеральных штатов), куда можно будет в стиле 1789 г. подавать списки обид и жалоб, подготовленные местными ассамблеями граждан[256]256
  См.: Jean Meynaud, «Un essai d’interpretation du mouvement Poujade», Revue de l’institute de sociologie (1956, No. 1), p. 27, где обсуждается республиканская популистская символика в пужадизме; дальнейшую документальную фиксацию идеологии пужадистов см. в: других разделах указанной статьи, pp. 5—38, а также в книгах S. Hoffman, Le mouvement Poujade (Paris: Librairie Armand Colin, 1956); M. Duverger, et al., eds., Les élections du 2 janvier 1956 (Paris: Librairie Armand Colin, 1957), особенно pp. 61–64.


[Закрыть]. С атаками пужадистов на крупный капитал, левые партии и профсоюзы сочетались их нападки на евреев, а также националистическая защита колониализма[257]257
  Пужад даже публично давал деньги, чтобы поддержать крупную забастовку в Сен-Назере. См.: J. Meynaud, op. cit., p. 26.


[Закрыть].

Зависимость пужадистской идеологии во Франции скорее от антиклерикального либерализма, нежели от правой традиции, хорошо резюмировал британский автор Питер Кэмпбелл:

«Во всех своих разнообразных формах традиционные антидемократические правые круги настойчиво утверждали, что республика предала Францию; согласно точке зрения пужадизма, виноваты в этом политические деятели и администраторы, предавшие и республику, и тот честный народ, который она обязана защищать. Задача пужадистов состоит в том, чтобы снова победить и завоевать для Франции республику, действуя в духе Великой Революции 1789–1793 годов. Пужадисты требуют созыва новых Генеральных штатов с новыми cahiers (наказами), куда будут вписаны жалобы людей и их челобитные. <…> Пужадисты предпочли различным триадам крайне правых (вроде формулы маршала Петена “Труд, Семья, Отечество”) знаменитый девиз республики “Свобода, Равенство, Братство”, но они подчеркивали свою собственную, особую интерпретацию этого лозунга.

Преданность пужадизма Французской республике, а также принципам и символам Великой Революции позволяет отнести его к демократической традиции. <…> Тем не менее его психология очень близка к психологии фашизма, или, скорее, фашизма для масс – по контрасту с фашизмом для социальной элиты. В пужадизме присутствует тот же самый страх оказаться влитым в ряды пролетариата (страх, связанный с враждебностью и к организованным рабочим, которые стоят ниже находящегося под угрозой нижнего слоя среднего класса, и к тем социальным группам, которые стоят выше этого слоя), а также желание найти козлов отпущения (внутренних и внешних) и агрессивность по отношению к культуре, интеллектуалам и нонконформистам»[258]258
  Peter Campbell, «Le Mouvement Poujade», Parliamentary Affairs, 10 (1957), pp. 363–365.


[Закрыть].

Идеологические различия между голлизмом и пужадизмом необязательно свидетельствуют о том, что эти два движения представляют разные страты населения. Многие ученые аргументированно доказывали, что «существенное ядро пужадизма состояло в его «противостоянии [демократическому] режиму», так что он смог поглотить голлизм 1951 года»[259]259
  См.: S. Hoffman, op. cit., pp. 190 и далее, где обсуждаются различные гипотезы, которые были выдвинуты с целью объяснить внезапный взлет пужадистов.


[Закрыть]. Но даже беглый взгляд на карту Франции, куда нанесены результаты голосования за голлистов в 1951 г. и за пужадистов в 1956 г., быстро ставит эту теорию под сомнение. Сила пужадистов лежит большей частью в тех областях Франции, преимущественно на юге страны, где сторонники де Голля были слабы, в то время как голлисты были сильны как раз там, где население сопротивлялось натиску и посягательствам пужадистов. Хотя Пужад получил в целом по стране меньше голосов, чем де Голль, – 2,5 млн по сравнению с 3,4 млн, – во многих южных избирательных округах список кандидатов от пужадистов на выборах 1956 г. был гораздо сильнее, чем список голлистов на выборах 1951 г.[260]260
  Ibid., p. 193; детальный экологический анализ различных источников голосования за пужадистов см. в: François Goguel, «Géographie des élections du 2 janvier», в сб.: M. Duverger, et al.,eds., op. cit., особенно pp. 477–482.


[Закрыть] Сила голлистов сосредоточивалась в более зажиточных, промышленно развитых и экономически растущих регионах Франции, в то время как географическое ядро пужадизма размещалось в более бедных, относительно слабо развитых и экономически застойных департаментах.

В дополнение к такому экологическому свидетельству имеется значительный объем данных более прямых опросов или голосований, демонстрирующих, что пужадизм получал свою поддержку от традиционной социальной базы либерализма – антиклерикальных средних классов – и что это движение носило революционный, а не консервативный и охранительный характер. Опрос общенациональной выборки электората, проведенный в 1956 г. французским национальным институтом изучения населения, установил, что приблизительно половина тех, кто голосовал за пужадистов, не работали по найму, а были самозанятыми[261]261
  Это тот же самый опрос, о результатах которого сообщается далее в табл. I главы 7. Все указанные данные были вычислены на основании любезно предоставленных Аленом Жираром (Alain Girard) перфокарт исследования, которое проводилось указанным институтом.


[Закрыть]. Эти общенациональные результаты были повторены и уточнены при опросе, проведенном другим учреждением, французским институтом исследования общественного мнения, в первом округе Парижа и установившем, что 67 % голосов, поданных там за пужадистов, исходили от мелких бизнесменов или же ремесленников либо кустарей[262]262
  Жан Стотцель и Пьер Аснер подчеркивают, что успех пужадистов означал «вхождение в национальное собрание Франции большой группы представителей тех профессий, которые до сих пор были в нем представлены слабо; в опубликованном газетой “Монд” списке депутатов, избранных от Пужада, для 26 из 52 пужадистов указаны торговые профессии (10 торговцев, занимавшихся продовольственными товарами, 10 продавцов разнообразных промышленных товаров и 6 оптовых торговцев); остальные 26 депутатов были либо ремесленниками, либо владельцами сравнительно маленьких или средних по размерам предприятий плюс один школьный директор и два “студента”». Таким образом, официальные представители пужадизма, равно как и его социальная база, принадлежали к нижнему слою среднего класса. См.: Stoetzel and Hassner, «Resultats d’un sondage dans le prèmier secteur de la Seine», в сб.: M. Duverger, et al., eds., op. cit., p. 190.


[Закрыть]. В то время как опросы типовых выборок голлистского электората показали, что эти люди образованы лучше сторонников любой другой партии, у парижских пужадистов уровень образования оказался, напротив, ниже, чем у приверженцев любой другой партии, за исключением коммунистов. Их экономический статус, оценивавшийся самими интервьюерами, которые присваивали каждому из респондентов тот или иной статусный ранг, тоже был значительно ниже, чем у сторонников де Голля[263]263
  Эти данные выведены на основании таблиц, о которых сообщается в работе Jean Stoetzel and Pierre Hassner, op. cit., особенно pp. 236–242. Указанная статья отражает голосование в Париже с его диверсифицированной профессиональной структурой и многочисленными представителями среднего класса – как независимыми и самозанятыми лицами свободных профессий, так и получающими жалованье. В остальных статьях этого тома анализируются результаты выборов в других департаментах страны и указывается, что Пужада поддержали торговцы, ремесленники, а в некоторых округах и крестьяне. См., в частности, с. 316, 322–352, 369–395.


[Закрыть].

Эти данные полностью совместимы с интерпретацией, которую подсказывал экологический анализ, – что пужадизм был в основном движением самозанятого, т. е. работающего на себя, нижнего слоя среднего класса, а также мелкой буржуазии из экономически отсталых провинциальных территорий и тем самым сильно отличался от голлизма, поддерживаемого в 1951 г. той частью среднего класса, которая либо была вполне обеспеченной, либо жила в более развитых в экономическом отношении регионах Франции[264]264
  Конечно же, голлисты интенсивно вербовали себе также многочисленных сторонников из тех страт, к которым Пужад имел лишь ограниченный доступ; речь идет в первую очередь о бюрократии, работавшей в крупной промышленности, о менеджерах, инженерах, служащих и работниках умственного труда. «В тех немногочисленных экономически продвинутых департаментах, где пужадизм добился хоть какого-то успеха (например, в Изере), внимательное исследование показало, что этот успех достигался преимущественно в отсталых кантонах в составе каждого такого департамента». Maurice Duverger, The French Political System (Chicago: University of Chicago Press, 1958), p. 97.


[Закрыть].

Однако приведенные данные все еще не демонстрируют того, что пужадизм в основном обращался к традиционным «либералам»[265]265
  Морис Дюверже подчеркивает, что традиционные сторонники радикалов принадлежали «почти к тем же социальным группам, которые сегодня поддерживают Пужада, т. е. к владельцам маленьких магазинчиков и к ремесленникам или кустарям». Ibid., p. 98.


[Закрыть]. Чтобы получить такие свидетельства, мы должны обратиться к двум источникам – во-первых, к религиозным верованиям и религиозному поведению сторонников указанного движения и, во-вторых, к их мнениям по вопросам, которые связаны с приятием или отторжением традиционных французских семейных ценностей. Как указывают данные, о которых сообщается в табл. VII главы 7, к числу партий, которые получали непропорционально высокую поддержку от практикующих католиков, принадлежали католическое Народно-республиканское движение (НРД), консервативная партия независимых и голлисты, в то время как коммунисты, социалисты, радикалы и пужадисты избыточно представлены среди непрактикующих католиков, а также среди тех, кто не исповедует никакой религии[266]266
  Различные данные указывают на то, что среди пужадистов непропорционально много мужчин по сравнению с Партией независимых, с движением НРД и со сторонниками де Голля. Данные о фактических результатах голосования см. в: Claude Lelau, «La géographie des partis dans l’Isere», в сб.: M. Duverger, et al., eds, op. cit., p. 394; см. также: Jean Stoetzel and Pierre Hassner, op. cit., p. 236; данные о гендерном составе приверженцев голлизма см. в: Sondages, December 1, 1948, p. 223, January 16, 1949, pp. 16–18 and August 1949, p. 126, and 1952, n. 3, p. 24.


[Закрыть].

В ходе выборов 1956 г. (согласно уже цитированному опросу) консервативные независимые и голлисты получили примерно две трети набранных ими голосов практикующих католиков, в то время как только 35 % пужадистов и 29 % радикалов регулярно посещали церковь.

Ранее опубликованные данные из того же самого опроса, касающиеся установок по отношению к размеру семьи и ограничению рождаемости, т. е. к таким вещам, которые во Франции тесно связаны с религией и политическими взглядами, также подтверждают, что пужадисты с большей вероятностью напоминают по своим взглядами антиклерикальных представителей левого крыла, чем правых консерваторов (см. табл. III). Таким образом, когда респондентов разделили согласно партийной принадлежности, чувства избирателей пужадистов оказались похожими на чувства тех, кто голосовал за левые партии, в то время как у избирателей, поддерживавших социальных республиканцев[267]267
  Имеется в виду Республиканский союз социального действия. – Прим. перев.


[Закрыть], – группировку из «охвостья» голлистов во главе с Жаком Сустелем, которая оставалась лояльной по отношению к де Голлю после того, как тот ушел из политики, – социальные установки были близки к установкам избирателей НРД и партии независимых.

Таблица III

Зависимость между голосованием за определенную партию и установками по отношению к ограничению рождаемости во Франции^#, %

1 – Независимые; 2 – НРД; 3 – Социальные республиканцы (Сустель); 4 – СЗТР (Пужад); 5 – Радикалы; 6 – Социалисты; 7 – Коммунисты.

^# Alain Girard and Raul Samuel, «Une enquête sur l’opinion publique à l’égard de la limitation des naissances», Population, 11 (1956), p. 500. Размер полной выборки составлял 2432 человека.

В 1958 г. вслед за военным coup d’état (переворотом), возвратившим де Голля на пост президента Франции, сформировалась еще одна крупная политическая партия, которая всячески очерняла традиции парламентской демократии, – Союз в поддержку новой республики (СНР, UNR). Эта партия состязалась на первых выборах, которые происходили в Пятой республике, утверждая, впрочем с некоторой долей обоснованности, что именно она является голлистской партией par excellence (в полном смысле этого слова), поскольку ее возглавляли многие из тех, кто принимал активное участие в предшествующих голлистских движениях, в частности Жак Сустель и Мишель Дебре. Вышеуказанная новая партия обеспечила себе приблизительно 20 % голосов – это было меньше той поддержки, которой добивалось ОФН в 1947–1951 гг., но намного больше, чем Сустель обеспечил в 1956 г. проголлистскому Республиканскому союзу социального действия (РССД). Хотя никаких опубликованных исследований по итогам выборов 1958 г. не появлялось, результаты голосования, которые французский институт исследования общественного мнения сделал доступными на основании опроса, проведенного в феврале 1959 г., указывают, что голлизм образца 1958 г. опирался на те же самые относительно зажиточные и консервативные страты, что и более ранний голлизм ОФН и РССД, и у его сторонников мало сходства с теми, кто поддерживает популистского экстремиста Пужада. Как указывают данные, содержащиеся в табл. IV, менее одной четверти бизнесменов и других самозанятых людей, работающих не по найму, поддержали СНР – это значительно меньше, чем доля тех, кто голосовал за Пужада двумя с половиной годами ранее. И наоборот, СНР получил значительную поддержку от тех, кто по своей профессии или роду занятий принадлежал к «высшему классу», а также от белых воротничков, т. е. служащих и работников умственного труда. Причем, как и в ранее возникавших группировках, которые поддерживали де Голля, большинство избирателей новой партии составляли женщины и 54 % ее электората имели образование выше начального. Фактически избиратели СНР были в среднем намного лучше образованны, чем сторонники любой другой крупной партии, и эта ситуация резко контрастировала с пужадистами 1956 г., чье образование было хуже, чем у апологетов любой другой некоммунистической партии. К сожалению, пока еще нет никаких надежных данных по поводу того, каким образом голосовали в 1958 г. те, кто поддерживал Пужада в 1956-м. В ходе так называемого панельного опроса, который проводился Жоржем Дюпе (Georges Dupeux) из университета Бордо, искавшим ответ на указанный вопрос в течение самой избирательной кампании, этому исследователю не удалось получить полноценных откликов более чем половины лиц, у которых он брал интервью, но из числа тех немногих, кто назвал себя сторонником Пужада, только двое из одиннадцати голосовали за СНР.

Таблица IV

Партийный выбор избирателей из различных профессиональных категорий на первых выборах в Пятой французской республике^#, %

Занятие или профессия

^# Эта таблица и другие имеющиеся в тексте ссылки на выборы 1958 г. взяты из данных, которые любезно предоставили проф. Жан Стотцель и Луи Анжельби (Louis Angelby) из французского института исследования общественного мнения по результатам общенационального опроса французского электората, проведенного 17–26 февраля 1959 г. О более раннем опросе того же института, в ходе которого было собрано много данных об установках французского населения в момент рождения Пятой республики, сообщается в Sondages, (1958, n. 4), рр. 3—62.

^## Менее 1 %.

Идеологические признаки голлизма и пужадизма, а также социальные установки их сторонников говорят о том, что различие между консервативным (правым) авторитаризмом и либеральным (центристским) авторитаризмом, которое помогает в объяснении социальных корней нацизма, полезно и для интерпретации послевоенной французской политической жизни. Как консервативные, так и либеральные страты породили в этой стране крупные социальные движения, которые критически относились к парламентскому режиму Четвертой республики и которые были антимарксистскими, а также в высшей степени националистическими. Но одно из них являлось в своей основе консервативным, тогда как другое – революционным в популистском смысле.