Текст книги "Небесные глаза. Ретагор"

Харник только здесь приоткрыл веки и, с трудом подняв голову, посмотрел Ретагору в глаза. Сначала казалось, что он его не узнал, но потом Харник произнес:

– А-а, это ты, дорогой друг…

– Не говорите, вас ударили по голове, вам не стоит даже шевелиться. Сейчас я посмотрю рану…

Он не договорил, Харник схватил его за запястье и потянул к себе:

– Они нашли меня. Не знаю, как они ударили меня по голове…

– Помолчите, – настойчиво проговорил Ретагор, пытаясь заглянуть Харнику на затылок и получше рассмотреть рану. Его беспокоило, раскроен ли череп или нет.

Но Харник опять заговорил. В его голосе чувствовалось торжество, почти радость, когда он зашептал Ретагору прямо в лицо:

– Они думают, что отобрали у меня ларец и бумаги! Но я перехитрил их. Я их перехитрил…

Вот, значит, как, подумал Ретагор. Что ж, это превосходно, хотя и непонятно, но теперь главное – это заняться раной этого человека, чтобы он там не говорил. А раз ларец не похищен, значит, и не зачем беспокоиться. По крайней мере, пока.

Ретагор поднял глаза и посмотрел на Арлетт, которая все так же и стояла, как вкопанная, не в силах ничего с собой поделать – зрелище оказалось для нее слишком впечатляющим.

– Арлетт, я попрошу тебя сходить в ближайшую таверну, попроси там воды. Или нет. Лучше просто возьми у них какую-нибудь посудину, воду я наберу из этой речки, в ней вода будет похолоднее, чем в таверне.

Арлетт коротко кивнула и побежала прочь, то и дело оборачиваясь. Ретагор вновь повернулся к Харнику, который понемногу начал приходить в себя и даже попытался протянуть руку и приложить ее к ране. Но Ретагор пресек эту попытку, сейчас нужно прежде всего промыть рану и, возможно, перевязать ее, если кровь не остановится. Но то, что Харник глядел теперь на него более осмысленным взором, его сильно обнадежило.

– Харник, вас не тошнит? – поинтересовался он.

– Немного. Я знаю, ты пытаешься выяснить, насколько сильным был удар, – проговорил он. Говорил он еще медленно, но определенно язык его не заплетался. – Это называется сотрясением мозга. Похоже, что у них не было намерений меня убивать, а лишь оглушить и отобрать ларец.

– Почему именно ларец? Может, это просто уличные грабители – их сейчас здесь, небось, полным-полно.

Харник покачал головой, но при этом поморщился от резкой боли.

– Уличные грабители среди бела дня? Нет. Если бы у меня срезали бы кошель, то ты был бы прав, но тут дело другое. Им нужен был именно ларец!

Ретагор задал вопрос, который мучил его уже долгое время:

– Вы сказали, что перехитрили их. Как?

– Тебе я могу открыться, Ретагор, – объявил Харник, подняв голову и глядя ему прямо в глаза. – В мешок Анура вместо ларца и других вещей, которые ты мне принес, я положил ненужный хлам.

– Значит, вы ожидали нападения? – удивился Ретагор. – Почему?

– На это я не могу тебе ответить, мой юный друг, – улыбнулся Харник. – Важно, что ларец они не заполучили, хотя очень хотели, раз убили Анура, потом выследили тебя и напали на меня.

Для Ретагора все более-менее становилось понятным. Однако его мучил один самый важный вопрос, но Харник еще прошлой ночью дал понять, что эту тему он обсуждать не будет. Поэтому он постарался поглубже «затолкать» этот вопрос и переключиться на более реальные и неотложные дела. Тем более что в этот момент подошла Арлетт, осторожно неся в руках небольшую глубокую лохань, наполненную воду.

– Я сама набрала воду, ничего? – неуверенно спросила она. – Я подумала, что нельзя терять времени.

– Ты поступила правильно, – успокоил ее Ретагор и повернулся к Харнику: – Если вы сможете подняться, может, немного отойдем в сторонку, а то здесь мы привлекаем внимание.

– Согласен, – бросил Харник и с помощью Ретагора осторожно поднялся на ноги. Голова у него еще кружилась, и он слегка покачивался из стороны в сторону, но выглядел уже значительно лучше, по крайней мере, был не таким бледным.

Ретагор повел Харника и следовавшую за ними Арлетт подальше от улочки, отыскал небольшой уступ, образованный проймой речки, поросший несколькими невысокими деревцами, расстелил свою накидку и усадил туда Харника. Тот с легкой улыбкой покосился на расстеленную накидку, но ничего не сказал.

Одного взгляда на рану оказалось Ретагору достаточно, чтобы понять, что с Харником ничего не серьезного. Оружие, которым его огрели по голове, лишь разрезало кожу, оставив, правда, заметный след, и вытекшая кровь уже успела запечься, но самое главное – череп был цел. Рана тем не менее побаливала, это было заметно по поведению Харника, пока Ретагор, как мог бережнее промывал ему рану, освобождая волосы от уже образовавшихся колтунов. Это заняло у него немного времени, при этом Арлетт внимательно следила за всеми его движениями, словно хотела запомнить их. Это несколько удивило Ретагора, но он воздержался от расспросов.

Когда все было закончено, Ретагор достал из кармана своих штанов чистый клочок льняной ткани и аккуратно протер рану. После чего спрятал этот платок обратно в карман, выплеснул воду из лохани обратно в реку и сел рядом. Арлетт немного постояла, потом тоже опустилась около него.

– Все в порядке, – проговорил Ретагор и стал отвязывать от пояса внушительных размеров флягу. Откупорив затычку, он протянул флягу Харнику со словами: – Хлебните.

– Вода?

– Вино. Не бог весть что, но вам не помешает.

Харник сделал несколько глубоких глотков, а Ретагор эти несколько мгновений изучающе смотрел на него. Сейчас он был совсем не похож на того надменного и строгого аристократа, каким встретил его прошлой ночью, но уже тогда, в ходе разговора, Ретагор разглядел в нем человечность. Теперь же, сидя на подстилке из накидки почти незнакомого ему человека с влажной еще головой, Харник больше походил на усталого пожилого человека, чем на строгого аристократа, в руках которого, возможно, сосредоточены судьбы многих людей, каким представлялся в самом начале. Даже вычурно богатый наряд тушевался рядом с этим видом поверженной слабости и усталости, сквозившей во всем его виде, позе и манере держаться. Ретагор заметил, что Арлетт тоже во все глаза смотрит на нового знакомого, точнее, незнакомого человека, потому что в суматохе Ретагор не успел их представить друг другу. В этом взгляде читался откровенный интерес и интригующее любопытство.

– Спасибо, – поблагодарил Харник, возвращая флягу Ретагору. Тот незаметно для Харника протер горлышко и предложил Арлетт. Но она отказалась, тогда он сам приложился к фляге.

Харник притронулся к ране, слегка скривил лицо, но, видимо, остался доволен, потому что улыбнулся и проговорил:

– Я забыл тебя поблагодарить, друг мой. Похоже, ты опять спас меня.

– Разве я уже спасал когда-то? – лукаво поинтересовался Ретагор.

– Вчера. Вчера ты спас не только меня, но и многих, не представляешь скольких. Хотя теперь, после смерти Анура, во мне горят сомнения.

– Сомнения? – спросила Арлетт. – Но в чем?

– Милое дитя, – обратился к ней Харник, пошевелившись, чтобы поменять позу. Теперь он согнул одну ногу в колене и положил на нее локоть, став похож на задорного пастушка. Только свирели не хватает, подумал Ретагор. А Харник продолжал: – Я не могу вам всего рассказать, но если говорить коротко, то эти люди вернутся, они уже наверняка поняли, что я обвел их вокруг пальца, и сделают новую попытку.

– Но кто они и почему вас преследуют? – спросил Ретагор.

Харник с сожалением на лице покачал головой. Ретагор понял, что этот вопрос по-прежнему табу.

– Ладно, думаю, с вами все будет в порядке, – проговорил Ретагор. —Я не знаю, где вы спрятали ларец, ведь грабителям он не достался, вы им подсунули хлам – вы сами сказали, но советую вам быть поосторожнее. – Он сделал движение, поднимаясь на ноги.

Но Харник с горячностью вскочил на ноги быстрее него, хотя было видно, что эти движения причиняют ему пусть уже утихающую, но боль.

– Подождите. Прошу вас, подождите.

Он обхватил Ретагора руками за плечи и слегка встряхнул. Но это выглядело не унизительно или оскорбительно, совсем наоборот, Харник выглядел растерянным и ищущим помощь.

– Я скажу вам кое-что. Немного, лишь то, что вы сможете понять.

Ретагор бросил взгляд на Арлетт, она слегка пожала плечами. Он повернулся к Харнику и сказал, что готов его выслушать. Но добавил при этом:

– Вообще-то, мы собирались пообедать. Может, составите нам кампанию, там и поговорим?

Харник с готовностью согласился. Ретагор был очень удивлен, видя, что такой человек чуть не трясется от страха, не отпускает его и, судя по всему, готов предложить ему нечто, что, по его мнению, может Ретагора заинтересовать. Только вот зачем ему это? Не проще ли нанять кого-нибудь для охраны. Да и вообще, почему такой человек, как Харник, путешествует в одиночестве, подвергая себя всевозможным опасностям? Но Ретагор оставил эти вопросы при себе и молчал, пока они втроем направились кружными путями к Моруру. Ретагор собирался сесть в первой попавшейся харчевне, но у Харник были, судя по всему, свои планы на этот счет, потому что Ретагор заметил, что он старательно выбирает наиболее оживленные улочки, приближаясь к центре Велина.

– Вы ведете нас куда-то конкретно? – не удержался он от вопроса.

– К Моруру, – коротко ответил Харник.

Ретагор внутренне кивнул. Он и сам об этом догадался. Видимо, только там Харник почувствует себя в относительной безопасности. Да и с Рангором они договорились встретиться именно у Морура. Ретагору было несколько неловко перед Арлетт за фактически испорченный день и пропавшие планы уделить этот незабываемый день друг другу. Он даже шепотом попросил у Арлетт прощения за это, то она лишь отмахнулась, сказав, что этому человеку явно нужна помощь, и нельзя бросать дело на полдороги, поэтому помочь ему важнее всего остального.

Через некоторое время, они входили в гостиничный двор, где им навстречу почти сразу же кинулся сам хозяин. Он на миг задержал взгляд на Ретагоре и, в особенности, на Арлетт, но ничего не сказал, а, выслушав просьбу Харника, проводил их к самому дальнему столику во дворе и с помощью одной из служанок стал накрывать на стол.

Харник разлил по бокалам принесенное вино, оказавшееся терпким сухим и необычайно вкусным, отпил большой глоток и повернулся к Ретагору и его спутнице.

– Я тоже только завтракал, поэтому, если не возражаете, сначала слегка перекусим.

Ретагор пожал плечами. Какая разница, все равно они собирались пообедать. Еще когда они вошли, он мельком оглядел двор, который из-за ярмарки был практически пустым, и не заметил никого из кампании Арлетт. Тем лучше.

Некоторое время за столом сохранялось молчание, только Ретагор с Арлетт перебрасывались короткими малозначимыми фразами. Харник заметно успокоился, и было заметно, что рана его практически не беспокоит. Он то и дело посматривал на своих молодых сотрапезников, но при этом ничего не говорил, молча поглощая ломти поджаренного мяса, принесенного служанкой, и запивая это вином. Ретагор попросил принести ему и Арлетт эля и получил целый кувшин. Если бы не ожидаемый разговор, предшествующие ему сегодняшние и вчерашние события, создавалось впечатление, что просто трое друзей или хороших знакомых обедают и полностью поглощены собой и яствами. Однако внутреннее напряжение все-таки чувствовалось, оно проявлялось не только во взглядах и несколько торопливых движения, но и беспокойном поведении Арлетт, которая то и дело посматривала на ворота гостиницы, словно ожидая прихода своих односельчан, возможно, чтобы сразу примкнуть к ним. Ретагор это заметил и даже тихонько сказал ей, что, если ей хочется, она может пойти еще раз пройтись по ярмарочным лавкам, пока он закончит еще не начавшийся разговор. Но она покачала головой, почти гневно сверкнув глазами, словно он хотел отстранить ее от важных дел и интересных событий, как бы подчеркивая, что она всего женщина, а значит, не может в этом участвовать. Ретагор внутренне улыбнулся и даже обрадовался: все когда-либо встреченные им женщины именно так бы и поступили, потому что круг интересов у них был узким, чего нельзя было сказать об этом молоденькой, но явно умной и решительной девушке. Может, поэтому я никем никогда всерьез не заинтересовался, а вот она… она совсем другая, не чета этим безмозглым дурам, подумал Ретагор.

– Я не знаю, как благодарить вас за ваше долготерпение, друзья мои, – неожиданно провозгласил Харник, который закончил свою трапезу и теперь, откинувшись на спинку скамьи, пристально посматривал на них. – Вы не проронили ни слова, хотя я знаю, что вам любопытно. Тем более, что сам это любопытство вызвал.

– Мне, конечно, любопытно, – ответил Ретагор, поглядывая на него жестким немигающим взглядом, – скрывать не буду. Но самое главное, что меня интересует, для вас, как я понял, тема закрытая. Так что… – Он развел руками. – Вы попросили вас выслушать, я готов. Если вам есть, что сказать.

– Еще как есть! А вы, барышня? Вам тоже интересно послушать, что же все-таки происходит?

– Господин, Ретагор рассказал мне то, что произошло, хотя, как я понимаю, кое-что от меня скрыл, – Арлетт искоса бросила на него ироничный взгляд. – Потом почти на моих глазах на вас нападают, вы говорите про какие-то тайны. Разумеется, мне любопытно.

Харник рассмеялся. Но глаза его оставались холодными и неподвижными.

– Я смеюсь только потому, что нахожусь в кампании таких замечательных людей, как вы. Но на душе у меня черно. Погиб мой друг, мой единомышленник, хранитель многих тайн и заветов, которые помогли бы в борьбе со злом.

– Злом? – переспросила Арлетт.

– Именно. Злом. Грубым, нечестивым, первобытным, неустрашимым злом! – Харник выдавливал из себя слова с яростью, ненавистью, какой Ретагор за два дня общения с ним ни в каком виде не замечал.

Шутки кончились, сказал он себе, этот человек говорит серьезно. Или не в своем уме. Хотя это вряд ли, слишком хорошо одет и слишком богат. Да и тогда, значит, Анур тоже был не в своем уме? Этого за ним не водилось.

– Я расскажу вам кое-что интересное, – со вздохом проговорил Харник. – Интересное и ужасное. Люди этого пока не замечают. Или не хотят замечать. Но очень скоро… если нам не удастся это предотвратить, люди почувствуют это на себе.

IV

– Что вы слышали про Хунтехант? – Голос Харника звучал по-деловому.

– Какое жуткое название! – воскликнула Арлетт. – Или это имя?

Харник придвинул к себе кувшин с элем и налил себе тоже. Потом посмотрел на Арлетт и покачал головой:

– Нет, это не имя. Это действительно название, а жутким вам показалось потому, что оно на древнем языке, знание которого очень ограничено. Очень ограничено, друзья мои. И Анур был из числа посвященных. Из тех, кто жил борьбой. Борьбой со злом.

– Вы уже несколько раз это повторили. Оставим пока эти громкие слова. Скажите лучше, так что это такое Хунтехант? – спросил Ретагор. Рассказ Харника увлекал его все больше и больше, хотя он и чувствовал, что наверняка тот многое недоскажет, либо он, Ретагор, многого не поймет. – Это город?

– Не совсем город, Ретагор. Не совсем. Это скорее замок, где живут избранные, – произнес Харник.

Ретагор решил было, что он над ними потешается, но вид у Харника был серьезным, более того, озабоченным. Казалось, он одновременно думает над чем-то, над какой-то заботой.

– Избранные? Кем избранные?

– Судьбой, предназначением, – ответил Харник. – Называйте, как хотите.

Ретагор деланно рассмеялся.

– Вы надсмехаетесь над нами!

– Ничуть. В ста лигах отсюда находится замок с небольшим поселением вокруг, в котором живу я и еще около полусотни ученых.

– Колдунов?! – воскликнула Арлетт.

Харник повернул к ней свое лицо:

– Мы не занимаемся колдовством, дорогая барышня. Мы не препарируем лягушек, не собираем всяких трав и не варим никакого зелья. Мы боремся со Злом.

– Но как можно бороться со злом? – спросил Ретагор, задумчиво. – С чем-то конкретно, с отдельными людьми – это понятно, но для этого нет надобности во всем, о чем вы говорите. Замок, полсотни, как вы сказали, ученых? Может, разъясните, чем вы занимаетесь?

– Разумеется. Иначе не вызвал бы вас на этот разговор. К тому же мне нужна твоя помощь.

– Об этом я уже догадался. Но сначала расскажите.

Харник придвинулся, положив локти на столешницу и сцепив руки.

– Зло! Зло существует. Оно бывает двух видов, двойной природы. Одно зло – это порождение людской ненависти и злобы, алчности и жажды власти и богатства. С этим злом люди борются, как могут, на протяжении всего времени своего существования. Или, напротив, сливаются с ним, превратившись в тех, кто делает этот мир хуже и опаснее. Но это человеческое зло – я говорю не о нем. Потому что есть иное зло, то, что порождено неведомой силой.

– Неведомой? – вставил Ретагор. – Дьявольской, вы хотите сказать.

– Никто этого не знает, – четким голосом возразил Харник.

– Но церковь…, – начала было Арлетт, которая тоже настроилась на разговор серьезно. От той бесшабашной девчонки, которая бегала по лоткам, не осталось и следа.

– Церковь может и ошибаться, – проговорил Харник, а заметив, что его собеседники изумленно переглянулись, явно не ожидая от ученого на вид человека подобной ереси, поспешил добавить: – Нет, не в том, что есть дьявол, или его нет. Вовсе нет. Дело в том, что мы полагаем, что многое, что люди приписывают козням Сатаны – этого низвергнутого ангела, порождено значительно более древним злом.

– Древним? – Ретагор нахмурился. Он начал чувствовать, что разговор принимает непонятный оборот, потому что Харник явно чего-то не договаривал. – Что может быть древнее…

– Погодите! Давайте я вернусь к своему рассказу, если позволите. Хунтехант основан не на пустом месте. Несколько десятилетий назад пятеро священнослужителей обнаружили странный монастырь, полуразрушенный и заброшенный. В церковных хрониках северо-западных земель не нашлось указания на этот монастырь, и монахи вместе с небольшим количеством помощников из числа местных жителей приступили к исследованиям этого места. Рим был извещен об этом, и было получено согласие. Каково же было удивление всех, когда под монастырем обнаружилось целое поселение, множество останков, но главное, большое количество свитков на непонятном языке и всевозможных реликвий и амулетов неизвестного назначения. Ничего из них не имело отношение к нашей святой вере.

Ретагор откинулся назад, на спинку стула. Странно. Очень странно. Только позавчера вечером, после ужина, когда Анур уже расположился на ночлег, а он сидел на берегу крошечной речушки, его голову вдруг посетили занимательные мысли. Они появлялись у него уже не впервые после того короткого путешествия из Гелла в один из неприметных городков на юге – он даже не запомнил его название, вместе с двумя довольно молодыми учеными, у которых было странное, на взгляд Ретагора, занятие – они увлекались исследованием прежних времен. Они называли это историей. Много говорили, сначала между собой, потом, когда их споры доходили чуть ли не до драки, они переносили свое красноречие на своего проводника, пытаясь склонить его к своему мнению. А тот хотя и многое не понимал из этих разговоров, однако обладая прекрасной памятью и живым умом, по крайней мере, многое запомнил. Настолько хорошо, что даже спустя много времени после этого стал ловить себя на мысли, что думает о том, что же было раньше, как люди жили в те времена, о которых сейчас уже нет никаких точных известий, разве что изустные предания, доверять которым можно далеко не всегда. Вот и позавчера, глядя на убаюкивающую черноту ночи, он почему-то вновь размышлял на эту тему.

– Ни для кого не секрет, что люди верили во что-то и до Спасителя, – прервал он Харника. – Поэтому: почему бы не существовать где-нибудь какому-нибудь языческому храму со всеми реликвиями и амулетами?

Харник перевел глаза на него и кивнул.

– Верно. Поэтому вначале никто и не придал особого значения находкам.

– Вначале?

– Именно. До тех пор, пока не были найдены манускрипты и изображения. Первые были написаны на языке, нам доселе неведомом, – тоже, в принципе, ничего странного и удивительного. Но вот изображения…, – Харник закатил глаза и покачал головой.

– И что с ними такого? – спросила Арлетт.

– Представьте себе, что все говорило о том, что манускрипты очень древние, как и все остальное. Такой вывод очевиден. Но вот на картинках были изображены различные, как бы выразиться… персонажи и всевозможное сатанинское отродье именно в том виде, каком мы привыкли их изображать. Понимаете?

Ретагор сложил руки на груди, как всегда делал, когда вел серьезный разговор.

– Вы будете удивлены, дорогой Харник, но и здесь я ничего странного не вижу. Просто следует сменить причину и следствие и тогда…

Харник рассмеялся и чуть не захлопал в ладоши:

– Вы схватываете на лету! Верно. Проще представить, что это мы, наши изобразители позаимствовали эти персонажи из древних манускриптов для придания противникам Бога некие образы. Но и тут не всегда гладко. Дело в том, что наряду с привычными уже нам изображениями Сатаны, чертей и прочей нечисти, были там и те, которые монахи видели впервые. Почему их нет в наших древних летописях? Ни описаний, ни изображений? Откуда такая избирательность?

На некоторое время воцарилось молчание. Ретагор покачивал головой, Арлетт смотрела на него, а Харник, судя по виду, был явно доволен тем, какое впечатление оказал рассказ на его новых знакомых.

– И что было дальше? – спросил наконец Ретагор.

Харник подлил себе новую порцию эля.

– Все документы были отправлены в Рим. Однако это произошло в неудобное для Папского престола времени. Но в удобное, как выяснилось, для нас, – добавил Харник, усмехнувшись. – Дело в том, что в это время полным ходом шла подготовка к избранию нового Папы. Поэтому какие-либо новые дела были совсем некстати. И поэтому документы со всем прочим были отправлены обратно для исследования. Вместе с целой группой священников. Постепенно фактически на месте старого храма была воздвигнута сначала церковь, затем целое поселение. И цель была одна – изучение найденных артефактов. Рим периодически получал отчеты о проделанной работе, но связь постепенно становилась все призрачнее и слабее. Прошло еще немного времени, и мы вовсе оказались предоставленными сами себе. И произошло это, признаюсь вам, друзья, отчасти не без нашего участия, – Харник довольно улыбнулся.

– В каком смысле? – спросил Ретагор.

Харник сцепил пальцы в замок и пристально посмотрел перед собой. На миг Ретагору показалось, что тот задумался, стоит ли продолжать разговор, но мягкий голос Харника раздался вновь.

– При очередном расширении Хунтеханта, точнее, его первого, основного корпуса, мы наткнулись на три ранее замурованные комнаты. Две из них удалось открыть, третью – нет, потому что там не нашлось ничего похожего на дверь, а ломать стену не решились.

– Почему? – вставила Арлетт. Последние слова явно ее заинтересовали. Ретагор скосил взгляд на нее и украдкой усмехнулся – как и большинство людей, ее больше всего занимают тайны и загадки.

– Тут, милая барышня, я не смогу ответить вам коротко, а чтобы ответить подробно… э-э, для этого нужно слишком много времени и слишком много внимания. Если понадобиться, к этому мы вернемся, ладно? Хорошо. Я продолжаю. Одна из комнат оказалась пустой, другая – на первый взгляд тоже. Но только на первый взгляд. В подполе мы нашли ларец…

– Ага! – не удержался от восклицания Ретагор. – Вот мы и добрались до ларца!

Харник немного растерянно моргнул:

– Д-да. Ларец. Ты его видел и знаешь, что открыть его невозможно. Посовещавшись, мы решили отправить его на экспертизу в Рим.

Ретагор шумно вздохнул.

– И в Рим отправился Анур, с которым затем я повстречался. Не так ли?

– Именно, – подтвердил Харник. – Кроме того, в его записях я нашел упоминания о том, что в Риме поняли, что собой представляет ларец, не больше нашего. А еще больше все запутывают слова Анура, которые он передал тебе перед смертью.

– «Теперь у вас есть, нужно найти дверь»? – задумчиво произнес Ретагор.

Харник кивнул.

– Я ума не приложу, что это значит.

Ретагор откинулся на спинку сиденья и внимательно посмотрел на своего собеседника долгим взглядом.

– Вы рассказали нам довольно интересную историю, – наконец проговорил он. – Однако не стоило этого делать, если решили утаить главное.

Арлетт резко вскинула на него лицо, с удивлением заглядывая в глаза. Но Ретагор даже не посмотрел на нее – его взгляд был устремлен на Харника. Тот, хоть и выглядел распорядительным и властным человеком, однако под взглядом этого простого на вид следопыта и проводника заметно изменился в лице, а когда заговорил, голос его слегка подрагивал.

– Утаить? Дорогой Ретагор, у меня и в мыслях этого не…

– Полно, Харник. Полно, – небрежным и примирительным тоном прервал его Ретагор. – Вы не сказали самого главного. Почему ларец так важен? Из вашего поведения я понял, что это так, но при этом вы говорите, что никто не смог его открыть и никто не знает, что внутри.

Харник на миг застыл, потом вдруг широко улыбнулся, а затем громко рассмеялся. Это произошло настолько неожиданно, что Ретагор и Арлетт невольно переглянулись.

– Вам что-нибудь нужно еще? – раздался вдруг над ними услужливый голос.

– Да, Морур, принеси нам еще кувшин сладкого вина, – веселым тоном проговорил Харник, и харчевщик удалился. Харник несколько мгновений глядел ему вслед, затем повернулся к своим собеседникам. Лицо его в этот момент, хоть и было улыбчивым, однако глаза уже не веселились и были серьезны.

– Знаешь, мой мальчик, – обратился он к Ретагору, – с каждой минутой я все больше убеждаюсь в правильности моего реше… Нет, об этом пока рано говорить. А что касается твоего вопроса, то отвечу тебе на него предельно коротко. У нас есть достоверные доказательства того, что этот ларец, его содержимое имеют огромное значение в предстоящей битве.

– Предстоящей? – переспросила Арлетт. – Вы нас пугаете!

– О нет, барышня, это не так! Вас, возможно, я и напугаю своими словами, но вот вашего друга напугать трудно. Очень трудно.

Ретагор тем временем выглядел задумчивым. И настороженным.

– Вы уверены в этом? В том, что битва близка? – задал он тревоживший его вопрос.

Харник кивнул.

– Более чем. Мы расшифровали некоторые записи и криптограммы, которые нашли в первом поселении. Все указывает на это.

Ретагор замолк. Он напряженно думал, но своими мыслями не делился. Он поднял голову – перед его глазами были зеленые ветви раскидистого дерева, под которым они сидели, слегка колебаемые легким ветерком. Опять это ощущение. Смутная тревога, предчувствие, беспокойство – оно не оставляло его в покое последние несколько недель. Почему, он не знал, и, как привык, стараясь не думать об этом, убегал от тревог. Но сейчас оно почему-то особо сильно.

– Тогда вам, – наконец прервал он наступившую тишину, которую не прерывали на Харник, ни Арлетт, – как можно скорее нужно вернуться в Хунтехант.

– Не спорю. – отозвался Харник, но в голосе прозвенела горечь, когда он добавил: – Только вот толку-то что? Ларец продолжает хранить свою тайну, как и прежде. И Рим никак помочь не может. Более того, из записей Анура у меня создалось впечатление, что там не особенно-то и верят во все наши предостережения.

Он вздохнул.

– Тем не менее, долг призывает меня в обратный путь, каким бы он бессмысленным ни казался.

Ретагор ничего не сказал. Но повел себя, по мнению Арлетт, немного странно. Посидев некоторое время в молчании, в течение которого Арлетт озабоченно оглядывалась по сторонам, а Харник задумчиво сидел, погрузившись в собственные, наверняка, невеселые мысли, Ретагор поднялся и, сделав им знак оставаться на своих местах, несколькими быстрыми шагами покинул двор гостиницы и исчез за воротами. Арлетт попыталась подняться, но Харник удержал ее за руку, добавив:

– Он велел нам оставаться здесь.

– Что-то вы не похожи на человека, который привык делать, что велят, – ухмыльнулась она. Она хотела пошутить, но слова прозвучали почему-то резко и грубо. Однако, вопреки ее мелькнувшему опасению, Харник не придал этому значения. Напротив, он рассмеялся, хоть смех и получился несколько вымученным и грустным.

И добавил:

– Вот здесь вы, барышня, правы, как никто. Только почему-то тон у Ретагора иногда бывает такой, что не хочется его ослушаться. Вам так не кажется?

Арлетт смущенно кивнула. Действительно, ее новый знакомый в какие-то мгновения ее просто пугал. Но мгновением позже вновь начинал походить на простоватого лесовика. Подобные метаморфозы происходили с ним довольно часто, и за проведенный с ним день и вчерашний вечер Арлетт даже начала к ним привыкать.

Она хотела было что-то сказать в ответ, но в этот момент в воротах показался Ретагор. Шел он спокойно и раскованно, из чего Арлетт сделала вывод, что, что бы ни заставило Ретагора столь быстро их покинуть, сейчас все в порядке. Ретагор сел на свео место и налил полную кружку эля.

– Что-то случилось? – спросил Харник. Легкая дрожь в его голосе выдавала тревогу и волнения. Было видно, что в этот момент он вспомнил ставший уже почти забытым эпизод с нападением на него.

Ретагор поднял на него глаза.

– Мне показалось, что в ворота заглянул один из тех молодчиков, которых я оставил в лесу живыми, – ответил он.

– Ага! – воскликнула Арлетт и добавила почти шепотом: – Значит, ты все-таки оставил там кого-то мертвым.

– Пришлось, – коротко ответил Ретагор и вновь повернулся к Харнику: – Хоть и оказалось, что я обознался, тем не менее факт нападения на вас говорит о том, что вас, да и меня выследили. И в любой момент возможно повторение попытки.