Текст книги "Небесные глаза. Ретагор"

V

Ретагор почувствовал, что у него затекла рука, и он аккуратно подтянул ее к себе, отчего Арлетт слегка заворочалась, но не проснулась. Он поцеловал ее в затылок и, обняв, прижал к себе.

Луна ярко светила в открытое окно, но не из-за этого Ретагору не спалось. Тем более не от пережитой бурной и полной страсти любви, которая раскрыла его и Арлетт друг перед другом настолько, насколько это только возможно. Ретагор провел рукой по ее грудям, животу, опустился ниже, чувствуя, что его опять охватывает дикое желание. Он поцеловал ее в шею и, немного отодвинувшись, лег на спину. Сон не шел, хотя он понимал, что уже очень поздно, скорее даже очень рано. Его тело требовало покоя, сна, отдыха, но голову распирали мысли, они не давали ему успокоиться. Стоило ему закрыть глаза, он вновь видел лицо Харника, там во дворе, слышал вновь его слова, заново ощущал все свои переживания, чувство недоверия, восхищения и причастности к чему-то далекому, таинственному и опасному. Вновь он слышал его слова, сказанные тогда.

– Зло готовит наступление. Самое настоящее. Падет все, что мы, люди, создавали десятилетиями, столетиями, может быть даже человечество будет вовсе уничтожено, а если и нет, то будет прозябать в болоте нищеты и невежества, – заявил тогда Харник. – Нам трудно прогнозировать последствия. И еще труднее этому противостоять. Но надежда остается. Поэтому я должен возвращаться в Хунтехант как можно скорее. Но я хочу, чтобы ты пошел со мной. Мне одному не справиться. Я понял, что ты не особенно веришь всему, что я говорю, но я хорошо заплачу. Больше чем ты получишь за подобную работу…

Ретагор задумался. Он посмотрел на сидевшую Арлетт. Харник прав – он думал, что тот если и не помешавшийся на манускриптах фанатик, то по крайней мере сам вряд ли многое понимает из того, что говорит. Обтекаемые фразы, мифическое Зло, способное поглотить всё и вся… Вначале Ретагор думал, что Харник просто темнит, но потом понял, что тот сам толком ничего не знает. Возможно, что-то и было в этих древних письменах, но тогда почему о природе этого самого зла там практически нет ничего. Или эти, как Харник их называет, ученые сами ни в чем не разобрались? Так или иначе, в эти сказки сложно поверить.

– Вы правы, я не верю в это. Я не говорю, что не верю вам, напротив, похоже, что вы уверены в своих словах. Но вот смысла в них маловато.

Харник поднял руку, как бы останавливая его:

– И я об этом, и я об этом. Можешь мне не верить, не верить в мои предположения. Но я прошу тебя сопровождать меня. Если эти люди идут по следу, мне не сдобровать.

Надо признать, Ретагор раздумывал недолго.

– Хорошо, я согласен. Но с этого момента делайте, как я скажу. Итак,…

Когда он попрощался с Харником и ушел в сторону ворот, увлекая за собой Арлетт, Харник направился в противоположную сторону – туда, где находился Морур, когда было свободное время. Арлетт, увлекаемая Ретагором, молча вышла вместе с ним за ворота и только тут немного пришла в себя и остановилась.

– Я ничего не поняла, – сказала она. – Мне казалось, что его рассказ тебя заинтересовал. И вообще, что ты относишься к этому серьезно.

Он обнял ее и поцеловал.

– Он относится к этому серьезно, а мне необязательно. Возможно, что все эти бредни про какое-то Зло и выдумки, но то, что он в опасности – это реальность, – ответил он после этого, и Арлетт больше не стала ничего спрашивать.

Остаток дня они провели, гуляя по ярмарочной площади, наблюдая за представлением трубадуров, потом зашли в какую-то таверну перекусить и, наконец, вернулись в гостиницу Морура уже поздно вечером. Рангор и остальные уже были здесь, успели еще до их прихода поужинать и теперь ждали Арлетт, чтобы, учтиво попрощавшись с Ретагором, пуститься в обратный путь к себе в деревню. Ночевать здесь они не намеревались. И они были немного удивлены, когда она вежливо отправила их без нее, сказав, что вернется завтра, а сегодняшний вечер собирается провести с Ретагором. Рангор слегка скривил губы, но ничего не сказал, а Нектор и девушки толкнули друг друга локтями и громко и понимающе рассмеялись.

Арлетт задиристо вздернула подбородок, говоря всем своим видом, что готова дать отпор любому, кто что-либо скажет по этому поводу или по поводу ее легкомысленного поведения. Однако таковых не нашлось, и Рангор с кампанией, долго и горячо попрощавшись с Ретагором, отправились восвояси. Они же направились в сторону входа в гостиницу.

Они поднялись на этаж и направились по коридору. Подойдя к двери комнаты, в которой он ночевал накануне, Ретагор открыл ее, и они вошли. Арлетт остановилась посреди комнаты и повернулась к Ретагору лицом. Она сняла с себя легкую накидку и осталась в одной полупрозрачной блузке. Ретагор, сладко улыбаясь, смотрел на нее снизу вверх. Она подошла вплотную и, наклонившись к лицу, поцеловала в губы.

А теперь он лежал с открытыми глазами, не в силах заснуть, хотя чувствовал блаженную усталость, томность и потребность поспать. Мысли не давали мозгу отключиться. Комната уже не была освещена так ярко, как еще несколько минут назад, – видимо, луна склонялась низко над горизонтом на западе. Что же это такое со мной, подумал Ретагор.

– Все думаешь? – вдруг раздался полусонный голос Арлетт.

Ретагор от неожиданности чуть не подпрыгнул на кровати. Он вздрогнул и повернулся к ней. Она приподнялась и облокотилась о спинку кровати и серьезно, внимательно посмотрела на своего возлюбленного.

– Ты так и не заснул, дорогой, – проговорила она. – Вы планируете выйти на рассвете, тебе нужно поспать.

Она помолчала минуту.

– А знаешь, я очень удивилась, когда ты сказал, что согласен сопровождать его. Мне казалось, что ты вот-вот просто пошлешь его к черту.

Ретагор поднялся и сел на кровати.

– Мне самому так показалось, но в какой-то миг подумал, а почему нет? Зло – не Зло, какая разница, кто наниматель, а заплатит он неплохо.

– И все? – усмехнулась Арлетт. – Только деньги?

Ретагор пожал плечами:

– Может, и не только. Может, для успокоения души и совести. Если с ним произойдет что-то здесь, меня будет мучить чувство вины. Но вот когда он покинет… пределы моего обозрения, меня это больше не будет касаться. Ни он, ни его рассказ.

Но Арлетт покачала головой и вдруг заговорил совсем о другом.

– Завтра… сегодня ты проводишь меня до моей деревни, сделаешь несколько красивых обещаний и скроешься из виду навсегда. Послезавтра ты и не вспомнишь моего имени. – Арлетт говорила спокойно, почти бесстрастно, где-то в глубине ее голоса слышалась горечь, обида и будущие слезы.

Однажды, пару лет назад, при совершенно иных обстоятельствах один человек, безграмотный пожилой пастух сказал ему, что хоть у него внешность взрослого, сильного мужчины высокого роста и широкого в плечах, с руками, привычными к оружию и кулачному бою, внутри он еще неповзрослевший подросток. Почему-то сейчас он вспомнил этот эпизод. Потому что понял, что только подросток может жить и думать, как он, только сегодняшним, в крайнем случае, завтрашним днем. Арлетт увидела в нем тоже большого подростка, и то, что она говорила, как раз и подходило к тому образу, который в нем люди видели. Ему вдруг захотелось, чтобы это раз и навсегда закончилось.

– Я не хочу с тобой расставаться, Арлетт, – сказал он твердо. И он говорил искренне.

– И как это ты представляешь? – Что это в ее голосе – надежда?

– А что такое?

– По-твоему, я буду бродить по твоим лесам?

– Я устал от бродяжной жизни, – сумрачно сказал он. – Я хочу быть с тобой.

Арлетт молчала несколько минут. Ретагор тоже ничего не говорил – он ждал ее ответа, ее реакции.

– Знаешь, Ретагор, – наконец проговорила она. – Ты можешь поселиться со мной, но тебя всегда будет тянуть на волю, какой ты ее представляешь и знаешь. А я буду каждый день бояться, что этот день последний, когда ты со мной. И что, уйдя на охоту, ты больше не вернешься.

– Ты не оставляешь мне шанса!

– Ретагор, ты забываешь, что ты так и не заснул сегодня.

Он удивленно посмотрел на нее:

– А это при чем?

– При том, что тебя тяготят любые рамки. Даже стены дома, – сказала Арлетт с такой убежденностью, что Ретагор удивленно уставился на нее.

– С чего ты взяла?

– Я знаю.

Ретагор откинулся на подушки и нарочито громко засмеялся:

– Каждый, кому не лень, заявляет мне, что прекрасно меня знает. Даже получше меня самого!

– Ничего в этом смешного нет. Я, действительно, знаю. И дело не во мне или ком-то еще.

– А в чем?

– В ком. В тебе. Ты живешь, словно бы в каком-то тумане. Ты сам себя не знаешь, ты, мне кажется, вообще никогда не задаешься никакими вопросами.

– Почему же, бывает, что задаюсь. Как срезать путь или обойти болото?

Арлетт раздраженно махнула рукой, и покрывало спало с нее, обнажив высоко поставленные маленькие юные еще груди. Ретагор невольно перекинул взгляд, и она резко запахнулась вновь, слегка покраснев.

– Вот именно об этом я и говорю! Все тебе шутки.

Ретагор резко выпрямился и схватил ее за плечи:

– Я никогда не был серьезнее, чем сейчас, когда говорю тебе, что хочу остаться с тобой!

Арлетт встала и накинула на себя одежду, после чего обошла кровать и села с его сторону. Он подтянулся и сел, упершись спиной в стену.

– Я не знаю, сколько времени займет твой путь туда и обратно. Но я буду ждать тебя. Столько, сколько потребуется.

Он молча обнял ее, ее голова покоилась на его плече. Он хотел было что-то сказать, но вдруг раздался стук в дверь. Ретагор вскинул голову, Арлетт боязливо замерла. Стук повторился. Негромкий, деликатный, но при этом настойчивый. А следом тихий голос позвал:

– Господин! Это Морур. Нужно поговорить.

Ретагор за несколько секунд оделся и подошел к двери. Распахнул ее и увидел Морура на пороге. Тот был наспех одет и трясся от страха. Ретагор быстро оглядел коридор – никого, и затащил хозяина внутрь комнаты.

– Говорите.

Морур уставился на него, словно в первый раз в жизни видел. Похоже, что он испуган не на шутку, решил Ретагор.

– Господин, внизу двое человек, они спрашивали господина Харника, я ответил, что тот днем уехал, как вы приказывали, потом они спросили вас. Сказали, что знают, что вы здесь и чтобы я вас позвал, если мне дорога жизнь, – Морур говорил быстро. Странно было видеть этого всегда уверенного в себе человека в таком состоянии. Эти двое, внизу, монстры что ли какие-то?

Но вслух Ретагор этого не сказал. Напротив он постарался его успокоить.

– Не переживайте, я спущусь. – Он обернулся к Арлетт. – Соберись поскорее и будь в соседней комнате. – И вновь повернулся к Моруру: – В ней никого?

Тот покачал головой:

– Как договаривались…

– Тогда пошли.

Внизу за одним из пустых столов, почти в полной темноте сидели двое. Монстры-не монстры, но такие кого хочешь напугают, мелькнуло у Ретагора в голове, когда он бегло окинув их бородатые смуглые хмурые физиономии. Одеты они были в какие-то шкуры, на поясах висели кривые кинжалы. Опасный сброд, но точно не те, кого он оставил в лесу. Значит, их действительно целая банда.

– Плохо прячешься, – произнес один из глухим голосом. – Мы тебя нашли еще днем, но тогда еще не решили, что делать.

Ретагор встал перед ними, глядя снизу вверх.

– Если бы я прятался, никто бы меня не нашел. А прятаться от таких как ты я не привык, – голос его был ровным. Кого бы они не старались напугать, его напугать им не удалось.

Второй при этих словах зарычал и попытался встать. Первый одернул его жестом и посмотрел на Ретагора:

– Убивать тебя у нас нет приказа. Пока только поговорим.

– Говори.

– Уговор будет такой: ты выводишь нас на Харника, мы оставляем тебя в покое.

Ретагор не был удивлен. Он приблизительно этого и ожидал.

– Нет, уговор будет иной: оставляете меня в покое, и останетесь в живых. Что касается Харника, я понятия не имею, куда он направился.

Бородач с усмешкой покачал головой:

– Ты не понял. Мы знаем все, знаем, где живет твоя подружка. Ты можешь исчезнуть. На время. Но мы убьем сначала ее, потом тебя.

На лице Ретагора не дрогнул и мускул, хотя подобного он, признаться, не ожидал.

– Не мужское это дело угрожать такими вещами, – хмуро произнес он, пытаясь придать голосу оттенок сломленности. Пусть думают, что он поддался на шантаж. – Мужское дело драться, а не…

– Оставь свою мораль самому себе, – грубо оборвал его бородач. – Сейчас не время. Нам нужен Харник, чего бы это ни стоило. Не согласишься, зарежем девчонку.

Ретагор отвернулся, делая вид, что раздумывает, через несколько секунд повернулся к визитерам вновь.

– Ладно. В конце концов этот Харник лишь наниматель. Своя шкура дороже.

Бородач усмехнулся.

– Правильно, мыслишь, мальчик. В лесу бы так…

Ретагор деланно отмахнулся:

– Что было, то было. Короче, я приведу вас к Харнику. Но сначала заберу девушку и спускаюсь. Ждите на улице.

Бородач поднялся.

– За идиотов нас принимаешь? Ты останешься здесь, а вот он, – он махнул головой в сторону Морура, который все это время жался за стойкой, – приведет девчонку.

Ретагор кивнул:

– Будь по-вашему, – и добавил, обращаясь к Моруру: – Делайте, что они велят.

Морур отклеился от стены и направился к лестнице. Поднявшись на несколько ступенек, он повернулся посмотреть на Ретагора. Тот стоял, небрежно опираясь о стол, ха которым продолжали сидеть двое похожих на бродяг убийц. Когда через минуту он спускался по той же лестнице вместе с Арлетт, картина была совершенно иная: бородачи лежали без движения, а Ретагор направлялся как раз к лестнице.

– А, вот и вы, отлично. – Его голос немного дрожал. – Времени мало, нужно убрать их подальше, Морур.

Морур по-прежнему выглядел испуганно, но былая уверенность постепенно возвращалась к нему.

– Закопаем их на заднем дворе.

Когда через час они с Арлетт покидали гостиницу Морура через потайную калитку заднего двора, уже светало, поэтому они торопились. Ретагор лишь на несколько секунд задержался, чтобы сказать на прощание Морура:

– Если что, мы ушли вместе с теми двумя. Ничего больше вы не знаете, иначе…

– Не продолжайте! Господи упаси!

Еще минут через десять Ретагор постучал к окошко неказистого домика на окраине Велина. Им открыли, и они прошли внутрь. Тот, кто им открыл, даже не показался, так и исчез в каком-то коридоре. Из задней комнаты вышел Харник, он был одет по-походному, поверх камзола была наброшена неприметная накидка.

– Почему так рано?

– Планы изменились, – ответил Ретагор. – Выходим немедленно. Расскажу по дороге.

VI

Солнце зашло, небо стало темнеть, и Ретагор подумал, что пора остановиться на ночевку. Он взглянул на Харника и Арлетт и заметил, что его спутники к тому же сильно устали – Харник слегка подволакивал ногу, а Арлетт то и дело перекидывала мешок с одного плеча на другое. Ретагор огляделся по сторонам и приметил небольшую прогалину, вполне подходящую для ночевки.

– Сделаем привал до утра, – провозгласил он.

– Не откажусь, – пробормотала Арлетт, а Харник глубоко вздохнул.

Пока Арлетт раскладывала на траве подстилки, Ретагор достал топорик и нарубил веток для костра. Разжег костер, после этого принялся за установку двух отдельных палаток, которые они купили у бродячих артистов в двух днях пути от Велина. Костер разгорелся, Ретагор расшевелил угли и стал поджаривать на них мясо, нанизав его кусками на наточенные из веток палочки. Они молча поужинали, после чего Ретагор достал солидных размеров флягу и налил всем по стакану вина.

– Сколько мы сегодня прошли? – спросил Харник у него.

– Не менее восьми лиг, – ответил Ретагор, на миг задумавшись. Он взглянул на небо, там стали появляться первые звездочки. Скоро их станет очень много. Ретагор часто задумывался о том, что это такое звезды, почему они горят по-разному, но на эти вопросы никто не мог ответить.

– Не плохо, – сказала Арлетт усталым голосом. Она чувствовала себя разбитой уже четвертый день, с того утра, как они вышли из Велина под покровом ночи, взяв курс на запад.

Она старалась не вспоминать события той ночи, хотя это было трудно: все так и стояло перед ее глазами. Ретагор с окровавленным кинжалом, убитые точными и резкими ударами в грудь наемники, лежащие в неглубоких ямах, Морур, бледный и неразговорчивый, с комками земли на коленях, а потом – идти, идти, идти… Она помнила, что когда Ретагор решил сопровождать Харника, в голове шевельнулась шальная мысль, а не пойти ли с ними. Дома скажет отцу, что… Да-а, что-нибудь придумает. Зато приключения… и он рядом… Когда же все завертелось, судьба решила все за нее. И иногда она начинала обо всем жалеть.

– О чем задумалась? – спросил Ретагор.

Она подняла глаза. Посмотрела на него, такого крепкого, уверенного в себе, знающего, что и когда делать, и почувствовала себя ужасно глупо.

– Вспомнила, как ты отговаривал меня возвращаться к себе в деревню, чтобы пошла с вами, – отозвалась она.

Ретагор засмеялся. Его смех разорвал ночную тишину, словно нечто неподходящее к этому месту.

– Не выдумывай, – отозвался он. А потом добавил уже серьезно: – Я отговаривал тебя потому, что был риск, что к вам в деревню нагрянут, схватят тебя и убьют, а то и похуже. Я не меньше тебя хотел бы, чтобы ты была у себя дома, со своим отцом и братом, а не слонялась по лесам. Но выбора не было.

Арлетт кивнула. Грустно и безнадежно.

– Знаю. И потому мне так худо. Я даже не смогла предупредить их, что да как. Не представляю, каково им сейчас – ушла на ярмарку, осталась на ночь неизвестно с кем и пропала. Конечно, отец с Рангором пошли и, наверное, еще пару дней назад к Моруру, но он им ничего не скажет. Слишком боится.

Ретагор теребил в руке небольшую веточку, посмотрел вверх, над кронами деревьев, туда, к небу и хотел было сказать что-нибудь одобрительное, но его опередил Харник:

– Уверен, Морур нашел способ безопасно передать твоему отцу все, что тому следует знать.

Арлетт резко обернулась к нему. Харник сидел прямо на земле и задумчиво глядел в огонь.

– Уверены? Почему вы так уверены? Он решит, что это ловушка.

Харник усмехнулся и покачал головой.

– Не думайте, что Морура легко запугать или провести. Да, он малость трухнул в тот день, но он очень надежный и верный человек. Я в этом убеждался пару раз. К тому же он нам сильно обязан, и знает, что будь у меня возможность, я бы поручил ему сделать именно так – рассказать твоему отцу кое-что. Кое-что. Малость. Но которая бы его успокоила. Так что, да, я уверен. Как ты уверена в том, что отец, не дождавшись тебя на следующий день, вместе с тем человеком – как его, Рангор, да? – кинулся тебя искать и первым долгом у Морура, так и я уверен в том, что сейчас сказал.

– А почему вы четыре дня молчали об этом? Я извелась, как… как не знаю кто, – выдохнула Арлетт.

Харник удивленно посмотрел на нее.

– Я думал, это очевидно. Да и разговора об этом не было. Если ты и переживала, то внутри себя, нам-то ты об этом не говорила.

В этом он был прав. Даже когда они в своей палатке оставались с Ретагором наедине, она не делилась с ним своим беспокойством. А тот… Он наверное тоже думал, что это очевидно? Он не бездушный, нет, если бы я поговорила с ним, он бы меня успокоил.

– А тебя, что беспокоит? – услышана она голос Харника – он обращался к Ретагору. Тот смотрел на небо, казалось, что разговор Харника с Арлетт его совсем не интересовал. – Ты согласен со мной?

Ретагор посмотрел на него долгим взглядом.

– Согласен, дело совсем не в этом. Глупые мысли, так… мальчишеские бредни.

Харник выпрямился.

– Ага! Люблю бредни, в них всегда больше всего здравого смысла. Ну-ка, ну-ка.

– Всего несколько дней назад жизнь моя была бесцельна и пуста, день сменял день, – Ретагор говорил горячо, редко когда с ним такое бывало. – А сейчас все по-другому.

– Что по-другому?

– Не знаю, поймете ли вы меня. Может, все это неспроста. Анур нашел меня случайно, потом несколько я раз все могло пойти прахом, тебя, Харник, могли ударить не там, где были мы, нет-нет, слишком много совпадений… для совпадений.

Харник улыбнулся.

– Ты веришь в предназначение?

– Я не знаю, что это такое, но я верю в судьбу. Точнее, начал верить, – Ретагор говорил, не глядя на них, куда-то в сторону. Потом обернулся к ним: – А впрочем, ладно, не будем об этом.

Он поглядел на них, оценивая, сколько они выдержат. Четыре дня они шли по лесу, стараясь избегать открытых мест и изредка встречавшихся поселений. Они взяли с собой лишь самое необходимое, чтобы груз не задерживал их в пути. Тем более, что нанять повозку, ехать по дорогам было опасно. Любой встреченный ими пастух или охотник казался опасным. Еще в Велине, до побега, по совету Ретагора, Харник сменил свой изысканный и богатый костюм на балахон с капюшоном. А Арлетт была одета также, как и тогда, они повстречались. Ретагор уже на второй день заметил, что она сильно устает, потому что не была привычна к длительным пешим переходам. А сегодня и Харник начал сдавать. Но завтра это закончится. Завтра они дойдут до Мернера, там они купят повозку и на ней уже доберутся до Хунтеханта – этот план они составили с Харником уже давно.

Ретагор придвинулся к Арлетт:

– Устала?

– Хочется соврать, – улыбнулась она, – но если честно, то очень.

– Ничего, Арлетт. Завтра отдохнем. Завтра сделаем однодневный привал в Мернере, а дальше поедем на лошадях.

– Да. Ты говорил, я помню. Только это «завтра»… оно когда-нибудь наступит?

Ретагор рассмеялся.

– Конечно. Завтра наступит именно завтра – обещаю.

– Это хорошо, – сказала она и положила голову ему на плечо.

Харник тем временем допил свое вино, встал и, приблизившись к ним, присел рядом. У него было прекрасное настроение.

– Все, похоже, идет хорошо, – проговорил он. – А ты все время напряжен и, будто бы в тревоге. Что-то разве не так?

Ретагор покачал головой.

– Как раз наоборот. Все замечательно, и это меня немного пугает.

Харник хохотнул.

– Ты говоришь загадками.

Ретагор повернулся к нему.

– Когда в лесу так тихо и спокойно, как в нашем случае, жди беды.

– Но мы приняли столько мер, чтобы нас не выследили, – возразила Арлетт, – что, возможно, наш след действительно потеряли. Если вообще, было кому терять, – добавила он вполголоса.

Ретагор пожал плечами и пробормотал что-то вроде «Надеюсь», но в его голосе слышалось сомнение. После этого он обернулся к Харнику и произнес:

– Второй день хочу с вами поговорить относительно тех бредней, которые вы нам рассказали.

Харник вздрогнул, а Арлетт вспыхнула.

– Ретагор! – возмущенно воскликнула Арлетт. Как в любом человеке низкого сословия, у нее было врожденное уважение ко всему, что говорят люди знатные. – Как ты можешь так говорить?!

– Могу. Потому что по мне так: либо говоришь, как есть, либо не говори вовсе.

Харник помялся.

– Не совсем понимаю, о чем это ты.

Ретагор пристально поглядел на него:

– А мне кажется, прекрасно понимаете.

Он помнил, как два дня назад на дневном привале Харник вдруг заговорил о Зле. Он его именно так и называл – с большой буквы, подчеркнуто и, по мнению Ретагора, вычурно. «Много лет назад, много веков назад люди впервые познали Зло и начали бороться с ним, как могли. Зло никогда не выступало в открытую, оно действовало через своих пособников, которых люди боялись и старались нещадно истреблять. Какое-то время это помогало, но потом люди предались греху, самому, мне кажется, страшному греху – продажности, корысти, предательству. Настало время, когда люди истребляли друг друга ради наживы, ради власти, ради знатности и богатства. Зло ликовало. Даже стало казаться, что люди доведут дело до конца сами. Но появились те, кто понял, что этому следует положить конец. Господь наш не мог видеть это разнузданное сумасшествие народов и оставаться в стороне. Запомните, друзья мои, Зло, с которым мы боремся – это не то, что послано на нас Господом для нашего искупления, это Зло иного, чужеродного происхождения. Иисус погиб за наши грехи, его соратники ратовали за уничтожение фундаментов старого и создания нового, истинного мира. Но Зло оказалось сильнее, чем можно было предположить. И причина этого – в том, что люди стали сотрудничать с ним, некоторые даже не сознавая этого. Церковь сплотила вокруг себя тех, кто жаждал уничтожения Зла, но многие погибли, так же, как Анур, истинные бойцы, крепкие, надежные, верные делу. Вы не знаете этого, но однажды Церковь чуть не погибла, но сама по себе она не представляла Злу большой угрозы – Зло яростно желает уничтожить ядро борцов. Чтобы спастись, мы разбежались, но спустя некоторое время все вновь собрались вдали от всех, в удаленном месте и основали Хунтехант на месте древнего языческого поселения. Но обо всем этом я уже говорил. Нас и сейчас считают в тех краях колдунами и язычниками, мы не опровергаем этого мнения, напротив, нам это даже выгодно. Там мы изучаем древние свитки и манускрипты». Этот монолог тогда Ретагор и Арлетт выслушали молча, Арлетт со смешанным чувством заинтересованности и даже страха, а Ретагор – непередаваемым желанием прервать эти россказни или треснуть Харника по его физиономии, чтобы пришел в себя. Но тогда не было времени, да и желания, они хотели засветло дойти до леса, потому что передвигались по открытой местности, а Ретагор этого не любил. На следующий день тоже было не до разговоров – все так устали, что повалились спать, как только остановились на ночевку. Но желание «щелкнуть Харника по носу» у Ретагора не пропало, только усилилось.

Ретагор внимательно посмотрел на него:

– Неважный из вас, Харник, проповедник. Не хочу показаться грубым, но вы два дня назад нагородили столько глупостей, что и помыслить невозможно. – Он обернулся к Арлетт: – Во-первых, он не сказал нам ровно ничего нового – подобных теории о том, что в мире существует некое абстрактное Зло, которое управляет всеми недобрыми силами, полным полно. По мне, если такое и возможно, то порождение этого – Сатана и только. Но Харник говорит о некоем первородном зле. В чем его проявления? В человеческой ненависти, алчности, злобе, вражде? Ерунда – для этого человек сам по себе далеко не идеальное создание – прости меня Господь. Как оно выглядит? Армия нечисти? Почему да сих пор никто их не видел? И наконец, Харник, из ваших слов выходит, что этот ваш Хунтехант – единственный борец со злом. Зло почти разрушило Церковь, вы разбежались, потом собрались вновь и основали Хунтехант. Ваши слова. Несколько дней назад вы говорили, что Хунтехант был открыт фактически случайно и он вовсе не церковь Христова, а древний языческий храм. Ну и не говоря о том, что вам всем там не кажется, что изучением свитков и письмен трудно бороться с реальным злом, какого масштаба бы оно ни было?

Пока Ретагор горячо говорил, Харник улыбался, даже несколько снисходительно, что не укрылось от Арлетт. Это ей не очень-то понравилось – создавалось впечатление, что Харник над ними насмехается.

– Поразительно, – проговорил Харник, когда Ретагор остановился. – Поразительно. Ты проявляешь так много пылкости и рассудительности, хотя вроде бы просто выполняешь работу проводника за деньги. Похоже, что тебя мой рассказ сильно задел.

– Заденет, когда чувствуешь фальшь, – усмехнулся Ретагор и добавил: – А вообще-то вы правы. Не буду отрицать, что мне интересно, кто такой Анур, кто вы, что такое эти ваши тайны, за что я убил четыре человека. Да, мне любопытно, и мне кажется, что заслуживаю более достоверной истории.

Ретагор вскинул подбородок и прямо посмотрел на Харника.

– Все, что ты говоришь верно, но отчасти, – проговорил последний. – Хунтехат действительно, как я и говорил, был открыт почти случайно, найденные там манускрипты был большей частью прочитаны. Некоторые из них – просто повествовательные рассказы о прошлых временах, но есть и такие, которые говорят о древнем Зле, много более древнем, чем антихрист, чем любая религия на свете. Что касается роли Хунтеханта, то боюсь, мы единственные, кто может противостоять Злу. По двум причинам.

Харник замолк на несколько секунд, словно ожидая вопроса. Но оба его слушателя молчали. Он продолжал:

– Первая – в Риме практически все думают так же, как и ты, они ортодоксы, они не любят новых теорий, а еще меньше любят старые тайны. Но это не самое главное, напротив, в каком-то смысле это даже нам на руку – чем меньше на нас обращают внимания, тем лучше. Да и Рим любит требовать отчеты и доказательства, а нам это не всегда… хочется делать. Вы не представляете, насколько святые отцы требовательны к доказательствам, когда речь идет о чем-то нехристианском.

– А во-вторых?

– А вторая причина много более важная – если наши подсчеты и переводы верны, очаг находится именно в наших краях, – Харник договорил и посмотрел на Ретагора. Вид у него был, если не сказать, удрученный, то по крайней мере невеселый.

– Очаг?

Харник махнул рукой.

– Если я сейчас начну вам что-то объяснять, то вновь начнет обвинять меня в том, что несу ахинею, болтаю сказки. Можешь думать, что угодно, но сейчас мы в этом уверены, потому что пока мы занимались своими делами, Зло окрепло и готовит нападение.

– Вы говорите Зло, – задумчиво произнесла Арлетт, – но что оно собой представляет?

– К сожалению, у него слишком много форм. Одна из форм нами до конца не изучена – нам кажется – это исходит из манускриптов -, что существует некий центр, откуда по земле распространяется зло в самых различных его формах, несчастия, беды, умопомрачения, все это ведет к междоусобице, утрате человечеством прежних идеалов и целей. Это самая опасная форма Зла, поэтому именно ей мы уделяли наибольшее внимание. И именно этот очаг находится в сотне лига к северу от Хунтеханта, если конечно, мы не ошибаемся. Другие формы – воины Зла – представляют собой жуткие порождения, полулюдей, полузверей, некоторые просто звери, но наделенные разумом и желанием убивать. Эта нечисть собирается в большие группы, как мы их называем скумы, которые разоряют земли, убивают и не оставляют после себя ничего живого. Самое странное, как мне кажется, что они где-то содержатся, либо появляются ниоткуда, иначе люди чаще видели бы их. Они появляются и дают почву для сказок об оборотнях, вампирах, ведьмах, демонах, гоблинах и прочей нечисти.

– Отчего вы в этом так уверены? Вы видели хоть одного из них?

– В прошлом году некоторые из них напали на Хунтехант, – ответил с горечью Харник. – нет, они не знали о нас, по крайней мере, я надеюсь на это. Это было похоже лишь на бешеный набег, бешеный, но обычный. Мы убили многих, но и сами понесли потери. Мы изучили останки убитых тварей – это что-то невозможно кошмарное.

Харник вздохнул, видимо, вспоминая события, о которых рассказывал. У Ретагора вертелось на языке несколько вопросов, он все еще не верил во все это, но подумал, что с Харника на сегодня достаточно, пытать его дальше не стоит, и так слишком поздно.