Текст книги "Жестокая ложь"

Глава 14

– Селеста, ты просто великолепна в этом платье! Детка, я горжусь тобой!

Джонни понравился выбор, сделанный невестой. На церемонию обручения она приготовила не дорогое, но и не дешевое платье, прекрасно гармонирующее с природной привлекательностью Селесты.

– Тебе на самом деле нравится, Джонни?

Мужчина счастливо улыбнулся, и у нее перехватило дыхание. Какой же он красивый! Густые темные волосы, голубые глаза… На нем отлично смотрится дорогая одежда хорошего покроя. Не проходило дня, чтобы Селеста не задавала себе вопрос: «Как мне удалось заполучить такого парня?»

Габби, схватив тетю за руку, весело смеялась.

Джонни поднял девочку на руки и подбросил в воздух.

– Не волнуйся. Ты станешь главной подружкой невесты.

Габби завизжала от восторга.

Когда он поставил ее на пол, довольная Габби спросила:

– Можно мне жить с вами после свадьбы?

Селеста посмотрела на жениха. Глаза обоих светились жалостью.

Потом девушка опустилась на колени и крепко обняла племянницу.

– Ты сможешь приезжать к нам в гости.

Габби с серьезным выражением кивнула. Она поняла, что на самом деле тетя вовсе не горит желанием, чтобы племянница подолгу у нее гостила. За свою короткую жизнь девочка уже успела привыкнуть к тому, что люди то появляются, то исчезают. Все они рано или поздно бросают ее. Такова настоящая жизнь! С этим ничего не поделать. Приходится мириться. И на душе у Габби вдруг стало ужасно тоскливо. Она так хотела стать частью семьи тети Селесты! Она так хотела стать частью чего-нибудь постоянного!

Габби знала, что папа ее любит, вот только он все не приезжал, чтобы забрать ее от бабушки домой. А маму она вообще давно не видела. Мама, как говорили, была слишком занята.

Девочке казалось, что она совершила ужасный поступок, сделала что-то очень плохое, и теперь мама ее наказывает. Но она ведь ничего подобного не делала! Она из кожи лезла, чтобы быть хорошей девочкой. Габби старалась вести себя самым лучшим образом. Она надеялась, что сможет завоевать одобрение мамы и та заберет ее домой, но ничего не помогало. Было трудно, особенно из-за того, что Габби так до конца и не понимала, как следует себя вести. Она не знала, как можно завоевать любовь мамы. Она не понимала, почему мама отказалась от нее.

Бабушка ее любит. В этом Габби была уверена. Когда мама в очередной раз обижалась на нее, то всегда отсылала к бабушке. Это казалось особенно странным из-за того, что мама не единожды говорила, что квартира бабушки – настоящий свинюшник и она ни за что бы не позволила жить в ней даже своей собаке. Габби предполагала, что именно по этой причине ей не разрешают завести щенка, хотя девочка так об этом мечтала. Квартира бабушки, конечно, не отличалась той чистотой, что слепила глаза у них дома, но, как ни странно, у бабушки Габби жилось несравненно легче. Ей, по крайней мере, не приходилось соизмерять каждый свой шаг, боясь нарушить идеальный порядок и блеск. У бабушки она никогда не уписывалась во сне. Дедушка говорил, что это из-за того, что здесь внучка расслабляется и не боится матери, которая вечно ее третирует. Дедушка также говорил, что ее мама – высокомерная сука, которой нужен настоящий мужик, способный выбить дурь из ее головы. Ее папа – человек хороший, но ему следует проявить характер и не позволять жене садиться ему на голову.

Видя, как улыбается и смеется тетя Селеста, девочка и сама испытывала прилив радости. Она любила тетю Селесту и дядю Джонни. Почему мама совсем на них не похожа? Возможно, это из-за дяди Джонни. Ее мама все время пытается привлечь его внимание, но дядя Джонни сторонится мамы. Большинство людей стараются держаться от ее мамы подальше. Это Габби понять могла. Находясь рядом с матерью, она только и слышала от нее жалобы да критику.

Девочка постаралась отделаться от беспокойных мыслей и полностью отдаться радости от того, что происходило вокруг. В последнее время ее донимали разные тревожные мысли, и Габби не знала, как от них избавиться. Она изобразила на лице улыбку, хотя в глубине души испытывала потребность разрыдаться. Минуты настоящего, ничем не омраченного счастья выпадали не так уж часто. Каждый раз они словно бы подчеркивали тягучую грусть, которая постоянно жила у нее в сердце.

– С тобой все в порядке, золотце? – вглядываясь в блестящие от подступивших слез глаза племянницы, спросила тетя Селеста. – Почему ты плачешь? Глупышка! Ты живешь в своей семье, и все мы тебя очень любим.

Габби не могла рассказать тете, что лежит у нее на сердце, почему она так несчастна. Сейчас она чувствовала любовь и заботу близких людей, но страшилась, что однажды все может закончиться.

И вдруг девочка поняла, что совсем не хочет возвращаться домой. Здесь ей живется лучше.

Глава 15

– Ты не увезешь их отсюда, Синтия. Нет – и все тут!

Синтия перевела взгляд на отца и тяжело вздохнула. Все прекрасно знали, что на самом деле она не горит желанием забрать детей. Это была всего лишь игра, в которую они часто играли. Синтия притворялась, что ее одолевают материнские чувства, а ее родители притворялись, что отговаривают дочь забирать у них внуков. Это притворство было несколько утомительным, но пожилые люди считали за лучшее подыгрывать Синтии. Пусть дочь вернется домой с чувством, что сделала все от нее зависящее, чтобы вернуть себе детей, но, не желая разбить сердцá престарелых родителей, все же уступила их настоятельным просьбам. От этого притворства выигрывали обе стороны.

Мэри вступила в спор:

– Завтра мы едем с Габби на рынок. Потом нам надо будет отвезти ее на примерку. Платье на свадьбу почти готово. Это, конечно, неудобно, но, может, ты хочешь поехать с дочкой?

Синтия энергично замотала головой, словно мать предлагала ей совершить какой-то ужасный поступок.

– Нет! Спасибо! У меня и так дел невпроворот!

Это было еще одна составляющая игры. Синтия притворялась, будто настолько занята, что не может выкроить время на то, чем занимается большинство женщин. Даже поехать с дочерью на примерку платья было выше ее сил. При этом Синтия нигде не работала и не стала бы работать, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

– Им здесь хорошо живется, мама? Ты уверена?

Мэри едва могла сдержать сарказм, когда ответила:

– Конечно, хорошо, Синтия.

Молодая женщина окинула взглядом место, где выросла. Пол с местами облупившейся краской, старомодные обои… Синтию передернуло. Как этим людям вообще удалось ее здесь воспитать? Этот вопрос она часто себе задавала и не находила на него ответа. Всю свою сознательную жизнь Синтия недоумевала, как она, выросшая в этом свинарнике, научилась красиво одеваться, правильно вести себя за столом и вообще жить, не роняя своего достоинства. Детство виделось ей сплошным кошмаром. Это удивительно, что со временем она стала такой утонченной, изысканной особой. Синтия подозревала, что в числе ее предков были люди с благородной кровью, а она является носительницей этих здоровых генов.

Синтия взглянула на Габриелу и увидела собственную красоту, проявившуюся в чертах дочери. Она, конечно, милая девочка, но, к сожалению, нахваталась всякого от этих грубых людей. Ей нравятся чипсы и воздушная кукуруза. Дай ей волю, Габби дни напролет сидела бы, тупо уставившись в телевизор.

В доме постоянно воняло до отказа набитым мусорным ведром и полными окурков пепельницами, грязной посудой и сэндвичами с копченой свининой. Синтия ненавидела эти запахи с детства. С тех пор ничего не изменилось. Запах грязных рубашек отца и дешевых духов матери, казалось, въелся в стены квартиры. В газовой колонке постоянно пылал огонь, оставляя микроскопические следы сажи на стенах и дверях. Телевизор и радио вечно включены. Их шум ужасно действует на нервы. А еще ее родители не умели поддерживать разговор. Все их беседы сводились к обсуждению знакомых и друзей. Эти люди никогда не интересовались тем, что происходит в мире. Жить с ними – все равно что очутиться в бесконечной мыльной опере, вот только герои этих нескончаемых сериалов обладают индивидуальностью, а ее родители – скучны до омерзения. Ее мать дни напролет только тем и занималась, что пила крепко заваренный чай и курила сигарету за сигаретой. Смысл ее существования сводился к тому, чтобы посмотреть вечером новую серию «Улицы Коронации».

А ее младшая сестра подцепила жениха с деньгами и положением в обществе. Какая вопиющая несправедливость! Если бы она тогда не сглупила и еще немного подождала, то… Но прошлого не воротишь! К тому же раньше Синтия не сомневалась, что Джеймса ждет большое будущее. А теперь посмотрите, где она очутилась! Попала в долговую трясину с двумя детьми на шее. Если бы Джеймс выполнил свою часть соглашения, то сейчас она могла бы нанять няню или, по крайней мере, приютить у себя студентку-иностранку. И на ее плечи можно было бы переложить основное бремя работы по дому. Синтия зажмурилась, не в силах справиться с раздражением. Ей во что бы то ни стало нужно найти способ избавиться от дома и при этом немного заработать на сделке. Тогда они снова будут в состоянии двигаться вперед. Если она предоставит заниматься этим вопросом Джеймсу, то они почти наверняка встретят старость на этой трижды распроклятой улице… если, конечно, она сможет терпеть этого слабака рядом с собой так долго.

А вот Селеста выходит замуж за мужчину, которого ожидает блестящее будущее. Синтия воспринимала успех младшей сестры как личное оскорбление, как удар кулаком в лицо…

Отец громко пустил газы. Синтия поджала губы, прекрасно сознавая, что он сделал это намеренно, чтобы позлить ее. Отец любил ставить старшую дочь в неудобное положение тем, что называл «естественной человеческой физиологией». Если бы ближайшие дни не были расписаны у нее по минутам, Синтия назло отцу забрала бы Габриелу домой, преподав тем самым грубияну урок.

– Синтия! Оставайся на чай. К нам должен зайти Джонни. Можно будет пригласить Джимми. Соберемся все вместе в тесном семейном кругу.

Мама улыбалась, произнося эти слова, и вдруг до Синтии дошло, что Мэри не притворяется. Но ей пришлось отказаться. Перспектива увидеть Джонни и Селесту вместе совсем ей не улыбалась. У нее началась депрессия.

– Я бы осталась, мама, но у меня еще есть дела, – сказала она негромко и вымученно улыбнулась. – Возможно, как-нибудь в другой раз…

Мэри кивнула, удивляясь, что вообще предложила дочери такое. Мать видела, что Синтию съедает зависть. Она ужасно завидовала сестре. Мэри Каллахан все это понимала, но не спешила делиться своими наблюдениями с мужем. Джек воспользовался бы этим, чтобы лишний раз допечь дочь. Странно, но до тринадцати лет Синтия была его любимицей. А потом… Потом ужимки дочери, строящей из себя «благородную леди», перестали смешить ее родителей. Джек вдруг осознал, что старшая дочь не только стыдится, но даже презирает своего отца. Синтия вообще пренебрежительно относилась к членам своей семьи. Она не хотела быть похожей на окружающих ее людей. Синтия осталась католичкой только потому, что монахини накрепко вложили в ее голову католический символ веры. К тому же дочь прекрасно осознавала, что, отрекшись от веры, сожжет все мосты между собой и родителями. Джек Каллахан, несмотря на все свои недостатки, был ревностным католиком. Отступничество сделало бы дочь его личным врагом, а Синтия, несмотря на весь свой гонор и высокомерие, втайне боялась, что дверь в дом родителей закроется перед ней раз и навсегда. Мэри это отлично понимала. В глубине души их старшая дочь нуждается в них куда больше, чем они в ней.

Надевая пальто, Синтия заметила на лице матери тень грусти. Она не нуждалась в ее сочувствии! То, что она не согласна смириться с меньшим, чем то, чего заслуживает, не делает ее плохим человеком. Синтия считала себя борцом, всеми силами рвущимся к победе. Муниципальное жилье и жизнь от зарплаты до зарплаты никогда не были пределом ее мечтаний. Ничего, она разберется со всеми проблемами…

Когда ушла мама, Габби облегченно вздохнула. В ее присутствии даже воздух казался спертым. Девочка еще не понимала, почему это происходит, но вскоре ей суждено узнать, какое влияние некоторые сильные личности могут иметь на других людей.

Глава 16

Джимми ужасно устал. Это переутомление уже отражалось на его внешнем виде. И все из-за Синтии. Жена довела его до полного упадка физических и душевных сил. Его ужасно огорчало то, что никто из его друзей больше не приходит к ним в гости. Синтия могла приготовить вкуснейший обед, налить отменное вино, но высокомерный, холодный характер хозяйки дома заставлял людей держаться от нее подальше. Она была приветлива только с теми, кого считала представителями «высшего класса». К сожалению, эти люди, общества которых Синтия так страстно добивалась, видели ее насквозь, так что сторонились амбициозной истерички даже больше, чем люди одного с Синтией социального происхождения. В любой компании Синтия чувствовала себя чужой.

Сидя в тепле паба на Дин-стрит, Джимми Тейлор удивлялся тому, что так редко здесь бывает. Прикольное местечко. Здесь всегда было много людей. Со всех сторон слышался громкий смех. Джимми пришел сюда вместе с Джонни Паркером и его закадычными друзьями. Время бежало незаметно. Жених Селесты был отличным парнем. Его приятели Джимми тоже нравились. Он не понимал почти патологической ненависти, которую Синтия испытывала к Джонни и всему, что его окружает. Джимми знал, что его новый приятель не всегда был в ладах с законом, но это его не особо тревожило. Допив очередную порцию шотландского виски, Джимми ощутил, как тепло разливается внизу живота.

– Джимми, ну как? Проняло?

Глядя в улыбающееся лицо Джонни, он чувствовал, что ужасно благодарен ему за этот вопрос.

– Да. Прикольное чувство, приятель.

Усевшись возле Джимми, его новый товарищ потянулся через стол за своим стаканом, отпил из него немного и, закурив, знаком приказал бармену налить всем еще. Заказ выполнили через пару минут. Такая быстрота поразила Джимми. Джонни вел себя так, словно паб принадлежит ему.

– Слушай, Джонни! – обратился к нему один из их компании. – Ты слышал о Черном Микки?

Джонни Паркер утвердительно кивнул и равнодушно заметил:

– Он знал, на что идет. Я его предупреждал, а он меня не послушал. Если повезет, ему дадут восемнадцать, не меньше…

Остальные мужчины за столом глубокомысленно закивали головами. Разговор принял серьезный оборот.

– Во всем виновата его телка, – вмешался в разговор кто-то еще. – Она только и делала, что выкачивала из него деньги. Дура тратила не меньше конченого русского олигарха. Легавые быстро все просекли. Два БМВ стоят перед парадной дверью. Дети учатся в частной школе. А хозяин всего этого добра нигде не работает и вообще не имеет никакого официального дохода. Вот его и накрыли.

Джонни снова кивнул.

– Пять лет назад я на него работал. Тогда мы сорвали большой куш. В те времена я был еще молокососом, но уже знал, как надо вести дела. Я советовал Микки покупать дома и сдавать их в аренду, обзавестись магазином или кафе, короче, создавать видимость, что ты респектабельный бизнесмен, а он… Вы же его знаете? Он думал, что если прикормил нескольких продажных легавых из местного отдела, то обезопасил свое будущее. Чушь собачья! Черного Микки арестовали крутые ребята из бригады по борьбе с преступностью, а не местные придурки.

Джимми с удивлением вслушивался в разговор.

– Они свалились на него как снег на голову. Кто-то где-то проболтался или специально сдал Черного Микки для того, чтобы легавые не замели его за что-то помельче. Фараоны, если им надо, могут даже заплатить за важную информацию. В любом случае, без стукача здесь не обошлось.

Джонни неприятно рассмеялся.

– Ну, кто бы это ни был, не хотел бы я оказаться на его месте, когда это всплывет на поверхность. А рано или поздно об этом все равно узнают, и тогда стукачу не поздоровится. Таков закон улиц.

Тревор Карлинг, невысокий темноволосый мужчина с темно-голубыми глазами, придвинулся ближе и сказал:

– Надеюсь, я первым доберусь до суки. Он у меня долго будет умирать. Клянусь, через час мразь будет молить о быстрой смерти!

Мужчины зашлись хохотом.

Усмехнувшись, Джонни сказал:

– Ты за не вовремя возвращенную пятерку даже бабушку свою не пожалеешь, Тревор.

Голубоглазый мужчина зашелся гортанным хохотом.

– Я люблю мою старушку, а она достаточно умна, чтобы не брать у меня взаймы!

Джимми сидел, откинувшись на спинку стула. Разговор ему все больше и больше не нравился. И это те парни, которые приняли его в свою компанию и обществом которых он так дорожил еще пять минут назад?

От внимания Джонни не укрылась реакция Джимми на их болтовню.

Обняв будущего родственника за плечи, он, добродушно подмигнув приятелям, громко сказал:

– Баста! Это мой будущий свояк, и он прямее, чем пробор копа.

Тревор, наклонившись к Джимми, сказал, посмеиваясь:

– Сынок, помнишь плакат военного времени «Болтовня убивает»?

То, что Тревор не шутит, Джимми понял сразу же.

– Он надежный парень, наш Джимми.

Слова Джонни подействовали на всех успокаивающе. Теперь Джимми начинал понимать, почему его жена встретила известие о помолвке сестры в штыки. Хотя в делах, находящихся по другую сторону закона, он понимал не больше, чем теленок, все в поведении Джонни указывало, что этот парень далеко пойдет, а следовательно, и Селеста будет жить, что называется, в шоколаде. Это, судя по всему, и не давало Синтии спокойно спать по ночам.

Джимми видел, что Джонни Паркер не из тех, кого легко поймать. Ему не светит восемнадцать лет в каталажке. Он слишком хитер, чтобы дать копам себя обойти. А еще Джонни, несмотря ни на что, был отличным парнем.

Глава 17

– Джимми, с тобой все в порядке?

Джонни Паркер рассмеялся, наблюдая за тем, как Джимми опорожняет содержимое своего желудка на асфальт автостоянки. Он похлопал будущего родственника по спине и, когда тошнота немного отпустила страждущего, вытащил из багажника своего «мерседеса» пластиковую бутылочку с водой.

– Держи, приятель! Выпей, и сразу полегчает.

Джимми с благодарностью глотнул прохладной жидкости из бутылки.

– Обычно я столько не пью.

– Надеюсь, что так, а то посадишь себе печень.

Джимми улыбнулся, и Джонни задумался над тем, зачем этот сильный мужчина связал свою жизнь с такой стервой, как Синтия. Ответ, впрочем, был очевиден. Синтия – красотка что надо и умеет охмурять мужиков. Джимми попался на ее крючок, подобно миллионам мужчин до него, пойманным в силки, расставленные смазливыми суками. Только после свадьбы эти мерзавки показывают себя во всей красе. Мать Джонни и сама была той еще штучкой. Ее муж, отец Джонни, человек волевого характера, не всегда умел поставить ее на место. Она вливала свой яд по капле в уши мужу каждый день, пока даже его богатырское здоровье не выдержало. Джимми, должно быть, из таких же неудачников.

Будущий свояк присел на бордюр, глубоко вдыхая свежесть ночного воздуха. Мир наконец-то перестал плыть у него перед глазами. Слава богу!

– Сегодня все было просто отлично, Джонни. Надеюсь, эти стриптизерки умеют хранить чужие секреты?

– Не волнуйся, но я бы на твоем месте никому о сегодняшнем не рассказывал. Селеста, конечно, девушка широких взглядов, но у всякой широты есть свой предел.

Джонни закурил сигарету, глубоко затянулся и только после этого уселся на грязный бордюр возле своего нового приятеля.

– Она милая девушка, Джонни. Тебе повезло с Селестой.

– Знаю. В противном случае я бы на ней не женился.

Джимми тяжело вздохнул.

– Она очень добрая, наша Селеста. Моя Габриела души в ней не чает. С тетей она проводит намного больше времени, чем с матерью.

Джонни почувствовал горечь в голосе собеседника. И как ему не стыдно быть таким слабаком?

– Думаю, это не мое дело.

Джимми покачал головой. Конечно, быть тактичным неплохо, но под действием алкоголя в крови он испытывал сильнейшую потребность излить кому-нибудь душу. Он знал, что Джонни внимательно его выслушает, поймет и не обидится.

– Понимаю, но поговори со мной, пожалуйста. Только сейчас я до конца осознал, чего лишился вследствие своего долбаного брака. Ты сегодня встретился с приятелями, выпил немного, хорошо провел время, а я… Раньше я регулярно ходил с ребятами после работы в один из вест-эндских пабов. Так отпадно, как здесь, мы никогда не веселились, но все равно было очень здорово. Теперь все развлечения остались в прошлом. Синтия следит за каждым моим шагом. Она не хуже меня знает мое расписание. На работе дела тоже идут неважно. Войти в руководство фирмой мне не светит. По правде говоря, я вообще застрял на одном месте. Уже не помню, когда меня повышали последний раз. Говорят, что я не улавливаю общую направленность политики, которую проводит наша фирма. Мне приходится поздравлять людей гораздо младше себя, которые из моих подчиненных становятся моими начальниками. Мои дети живут у родителей жены. Что же касается моих родителей, то жена вообще отстранила их от воспитания малышей. Я не понимаю, как такое могло случиться со мной, и главное – я не знаю, как все исправить.

Джонни бросил окурок на асфальт и сразу же потянулся за очередной сигаретой. Он сочувствовал парню, хотя и понимал, что во всех бедах повинен, прежде всего, он сам. Его мать во многом была похожа на Синтию. Джонни собственными глазами видел, как трудно приходится мужчине, имевшему несчастье ее полюбить, поэтому затруднительное положение, в котором оказался Джимми, было ему вполне понятно. Джонни и сам когда-то попался на удочку к Синтии, воспылав сумасшедшей страстью к ее роскошному телу, но, в отличие от Джеймса Тейлора, вовремя разобрался в подловатом характере этой суки. Джонни ни на минуту не забывал о горьком опыте своего папаши, поэтому характер его избранницы Селесты представлял собой полную противоположность личности Синтии. Он знал, что ему не придется бороться с будущей женой за признанное главенство в их семье. Единственное, что Селесте нужно, – это его любовь и забота. Она будет верна ему до самой смерти.

– Послушай, Джимми, я понимаю твои проблемы, но, поверь, никто, кроме тебя, их не решит. Ты должен поставить ее на место, показать, кто в доме хозяин.

Джимми рассмеялся, словно его собеседник сморозил жуткую глупость.

– Легче сказать, чем сделать, Джонни! Синтия умеет забалтывать так, что невольно начинаешь верить тому, что она говорит. Моя жена тратит деньги так, словно я их печатаю. Мы много раз спорили на этот счет, и каждый раз победителем из спора выходила она. Синтия почти убедила меня в том, что не ее непомерные траты виной тому, что мы в долгах по самые уши. Виноват я, потому что не в состоянии заработать столько, сколько надо на выплату всех ее долгов.

Джонни знал, о чем идет речь и чем все это может закончиться.

– Послушай, Джимми! Тебе остается или продолжать выплачивать ее долги, хотя, насколько я понимаю, она будет бесконечно делать все новые и новые, или ты возьмешь верх над женой и заставишь себя уважать.

Джимми не ответил.

– Но есть и третий путь, – чуть тише добавил Джонни Паркер.

Собеседник посмотрел ему прямо в глаза.

– И какой же?

– Я могу предложить тебе работу по совместительству. Я знаю, что ты хороший бухгалтер и умеешь прибыльно инвестировать деньги своих клиентов.

Только закончив фразу, Джонни осознал, как себя подставил. Черт побери шотландский виски! После него Джонни Паркер всегда впадал в сентиментальное расположение духа.

– Серьезно? Я смогу неплохо на этом заработать?

Джонни понял, что его предложение стало ответом на потаенные молитвы будущего родственника. Теперь Джимми Тейлор готов был заключить сделку с собственной совестью.

– Если ты сможешь утаить бóльшую часть моих доходов так, чтобы и комар носа не подточил, то твое будущее – у тебя в шляпе, приятель. Но, прежде чем принять мое предложение, подумай о том, что тебе придется нарушать закон. Если тебя поймают, то посадят в тюрьму. Пойти на сотрудничество с полицией ты не сможешь, так как я работаю на очень крутых и безжалостных ребят, а они такого никому безнаказанно не спустят. Понимаешь? Подумай, хорошенько подумай, на что соглашаешься. Если ты нарушишь молчание, тебя убьют. Семейные связи для них немного значат. Скорее всего, они убьют нас обоих.

Джонни Паркер надеялся, что завуалированная угроза испугает будущего свояка и он поймет, что предлагаемая ему работа не из тех, на которые следует соглашаться.

Джимми, напротив, видел в своем собеседнике ангела-спасителя, который предлагает ему хорошенько подзаработать, выполняя то, чем он и так занимается. Отчаявшись во всем, Джимми тешил себя иллюзией, что если он станет работать на Джонни Паркера, то ничего плохого ему не грозит. В конце концов, он будет заниматься финансовыми вопросами и к преступной деятельности организации иметь лишь опосредованное отношение. Джимми Тейлор вычеркнул из памяти услышанные недавно разговоры, постарался забыть о том, деньги каких людей ему предстоит отмывать. Единственное, чего ему сейчас хотелось от жизни, – это сбросить с плеч непосильное долговое бремя и увидеть лицо Синтии, когда она поймет, что он справился…

– Спасибо, Джонни, но времени на размышление мне не надо. Я очень благодарен тебе за оказанное доверие, клянусь, ты не пожалеешь! Я буду работать по двадцать четыре часа семь дней в неделю, если понадобится.

Джонни поднял руку, призывая взбудораженного собутыльника к молчанию. Его будущий свояк, вполне возможно, знает о предстоящей работе куда больше, чем кажется на первый взгляд. Все может быть. Да и он десять раз проверит парня, прежде чем доверить ему по-настоящему крупные деньги.

– Не так быстро, приятель. Уходить с официальной работы не следует. Она будет твоим идеальным прикрытием. В глазах посторонних ты должен быть самым что ни на есть законченным мистером Респектабельность. Понятно? Работенку для меня будешь делать в свободное время. И, послушай, никому не трепись о нашем разговоре! Никому, особенно Синтии. Я возьму тебя на двухмесячный испытательный срок. Если справишься, можешь считать себя зачисленным в штат. Если по истечении этого срока ты решишь, что такая работа тебе не по нутру, смело говори. Мы разойдемся как в море корабли. Я понятно излагаю?

Джимми утвердительно кивнул, словно только сейчас окончательно осознал всю серьезность принимаемого решения. Джонни Паркер сомневался, что этот идиот сможет справиться со стрессом, который неизбежен при их работе. Но сказанного не воротишь. Придется теперь присматривать за этим чмом… Как будто у него нет других дел!