Текст книги "Гимназия Царима"

– Время сдачи вами оградительного щита, тэа.

– Щита?

– В конце следующего урока продемонстрируете мне идеальный по построению щит, и тогда можем не ходить к директору.

Я даже не сразу его поняла. Стояла, хлопала глазами, пока постепенно соображала, что мне предлагают спасительный шанс не вылететь с позором из академии, а остаться здесь, но впредь усердно заниматься. Конечно же, умей я строить защиту, и Лоран не получил бы ядовитых шипов в спину.

– Щита, – повторила я и, склонив голову, присела в положенном поклоне, невзирая на совсем неподходящий для этого наряд. – Благодарю, арис Лоран. Приложу все усилия, чтобы построить самый идеальный щит.

– Приложите, тэа. – Он слегка усмехнулся и добавил: – До свидания, Мариона, – а после направился в сторону, противоположную купальням.

Мгновенно возникшая тревога заставила меня устремиться следом.

– Арис Лоран, вы один пойдете искать это растение?

Защитник замедлил шаг и ответил:

– Растение уничтожено, но Архъана могут оставлять в земле множество побегов, напоминающих грибницу, а из них рождаются опасные отростки и ловцы, один из которых принес вас сюда. Необходимо найти все и уничтожить.

– Не ходите один!

– Одному проще, тэа, и безопаснее, – обернулся Эсташ, видимо, не чая уже избавиться от настойчивой гимназистки, а я чуть не врезалась в его грудь и быстро отшатнулась, вновь заметив в распахнутом вороте темно-золотистые линии. Пожалуй, лучше бы промолчала, чем вместо этого ляпнуть невпопад:

– У вас татуировка волшебная.

Тен Лоран, которого вполне могла утомить моя компания, хотя я бы ни в жизни об этом не догадалась, вдруг изменился в лице и негромко спросил:

– Что вы сказали?

Явную глупость, если судить по его взгляду. Я попятилась и остановилась, услышав:

– Объясните, Мариона.

И тон такой не терпящий возражений, что не ответить невозможно. Быстро и сбивчиво попыталась объяснить:

– Вы спросили, что такое делала, когда… но сама не знаю. Увидела случайно вашу татуировку, прикоснулась к ней, а потом вдруг… И вот…

Не успела заметить, когда Эсташ сделал быстрое движение и перехватил меня за талию, подтянув к себе. Растерялась и застыла, прикованная взглядом к его глазам. В темной глубине зрачков разгорались, постепенно заполняя светлую радужку, золотые искры и обращались в пламя. С безотчетным нарастающим ужасом я смотрела, не имея сил отвернуться. Ощутила, как озноб пробежал по коже, и, выбросив руки вперед, уперлась Эсташу в грудь, отталкивая, но он не шелохнулся, а, напротив, привлек еще ближе.

Мне казалось, золотое пламя перекинулось на кожу, заполнило голову, и стало так тягостно, а вернее, томительно: тянущая боль в груди, в сердце, внизу живота, невозможность вздохнуть и невероятно сложно совершить любое движение – даже отвернуться. Опасность, угроза и спровоцированная этими ощущениями острая, предвкушающая тревога в теле, что среди зарослей я наедине со взрослым мужчиной стою в короткой рубашке с порванным воротом, которая вновь сползла с правого плеча. И на это обнаженное плечо сейчас легла ладонь защитника. Никаких перчаток, никакого барьера из плотной материи, лишь чистый и пронзительный контакт кожа к коже, которого все приличные девушки обязаны избегать, а стоял Эсташ непозволительно близко. И когда его пальцы прошлись дальше вдоль шеи, остановившись на затылке и потянув голову вверх, пришлось встать на носочки. Хотя тиски его рук не причиняли боли, но он практически приподнял над землей, ловя мой взгляд, поскольку я все же пыталась увернуться. И тогда вокруг совершенно потемнело, я видела лишь пламя напротив, и едва достало сил прошептать:

– Пожалуйста, не смотрите так.

Он услышал и тотчас отклонился, а мне пришлось совершить поистине титаническое усилие, чтобы отвернуться, не выдерживая больше взгляда в сверкающие глаза нечеловека.

Облегчение накатило мгновенно, как будто разжались тиски. Стало свободно и легко дышать, а тен Лоран убрал ладони, глухо проговорив:

– Простите, Мариона.

Я дрожала, нервно пыталась вдохнуть, и он коснулся ладонью моих волос, легко погладил, мгновенно успокаивая. Дотронулся до лица и рук, проведя от плеч до запястий, слегка сжал и добавил:

– Еще раз простите, я ошибся. Возвращайтесь, пожалуйста, в башни.

И, круто развернувшись, мгновенно отдалился и ушел, затерявшись среди зарослей.

Я стояла некоторое время, глядя вслед, потом подняла руки, вновь ощутив в них легкое покалывание. Все ссадины, царапины и раны исчезли.

Глава 10
Истинный облик

Грея ладони о теплую кружку с чаем, я смотрела в окно, ожидая белоснежного голубка – посланника Аллара. Неугомонная Селеста уже умчалась к директору выяснять подробности появления на территории школы Архъаны, Доминика улетела в библиотеку, искать информацию о древнем плотоядном растении, только я осталась в комнате.

Успела вбежать сюда минуты за две до появления подруги, добравшись вперед гимназисток по укромной тропинке. Стоило присесть на кровать, как дверь сразу же распахнулась, являя взбудораженную Селесту.

– Маришка! Ты где была? – выкрикнула она с порога, но ответа не стала дожидаться, оглушив меня заявлением: – Не представляешь, что произошло на прудах!

– Что? – Мои опасения, связанные со все еще маячившим на горизонте исключением из любимой школы, всколыхнулись вновь.

– Мы переоделись и пошли купаться, Эсташ остался на берегу, а инспектриса вышла позже всех и увидела новые купашки. Я клянусь тебе, она позеленела! Особенно когда одна из девушек подплыла к лежанке и легла на нее. Ткань все так облепила, даже лучше, чем мы представляли, но дону едва удар не хватил. Она как закричит на весь пруд: «Тэа!» А после велела нам немедленно выходить из воды и принялась читать нотации. Эсташ все это время сидел у схода. Знаешь, в такой расслабленной позе и на нас даже не смотрел, только равнодушно осматривал берег. Мы даже заподозрили, будто купашки совсем никакого воздействия на него не оказали. И вдруг прямо на середине проповеди инспектрисы, когда она пыталась запретить нам купаться, он вскочил на ноги и оборвал ее на полуслове: «Ведите девушек в башни».

Я даже не поняла отчего, но мы все сразу послушались. Дона так долго распиналась, а Эсташ один раз сказал, и все рванулись к сходу, даже толкучка у ступенек приключилась. Не пойму сейчас, в чем причина. Может, оттого, что он всегда вежливый, не перебивает никого, особенно женщину, и вдруг такой приказ. Инспектриса совсем переполошилась, давай бегать туда-сюда: «Девушки, вы слышали, слышали?» – Она нас этими воплями насмерть перепугала. Мы тогда и растерялись, давай переглядываться, вдруг кто-то понял, что произошло, а Эсташ попросту исчез с берега. Даже уследить никто не успел, в каком направлении. И без него очень страшно стало. Некоторые девчонки даже расплакались, у меня самой сердце как у зайца колотилось. Боялись шелохнуться. Хорошо хоть дона себя в руки взяла, стала нас уговаривать, успокаивать, кое-как всех организовала.

Я слушала рассказ Селесты, представляя, что бы произошло, утащи кошмарный побег одну из моих подруг.

– Ох, Маришка, какой он властный бывает! У меня даже в груди ноет и дыхание сбивается, как подумаю. Такому мужчине не возразишь.

Угу. Я тоже сперва слушалась, не рассуждая, к своему счастью.

– Перед глазами так и стоит сцена, как он подходит ко мне и говорит: «Я хочу вас поцеловать, тэа». Я бы не смогла сопротивляться.

– Действительно, – буркнула ответ. – Но разве подойти и сказать – это властно? Властно, например, когда поймает невидимой сетью, подтащит к себе, а ты убежать не сможешь, потому что позади прозрачная стена. И вот он тебя к этой стене прижмет, чтобы точно не сопротивлялась, и поцелует.

– О!

Я высказалась, конечно, больше со злости, а когда прикусила язык, было уже поздно. Селесту нарисованная картинка так взбудоражила, что она в мечтательном экстазе чуть не досказала мне продолжение всей сцены, причем заканчивалась она вовсе не мирным расставанием и извинениями за причиненные неудобства.

– Ой, но ведь никто не может строить такие стены или создавать невидимые сети. Хотя не важно, потому что, если представить…

Уже вся красная от смущения, я решила прервать фантазии подруги, когда в комнату ворвалась Доминика с криком: «Девочки, девочки, у пруда обнаружили Архъану!»

– Кого? – мигом всполошилась Селеста.

– Не знаю еще, но это что-то очень страшное!

Тихий шелест бумажных крыльев за окном заставил меня вскинуть голову, и я увидела на подоконнике сложенного из белой бумаги голубка. С улыбкой протянула к нему руку, и птичка ласково клюнула в запястье, на котором тут же загорелись бледно-зеленые цифры, чуть ниже прежних, погасших до нужной поры. Они давали позволение навестить Олайоша в преподавательской башне через полчаса.

Чай у Аллара отчего-то казался мне вкуснее всех дорогих чаев, присылаемых в гимназию родителями. Может, дело было в особой атмосфере, в настоящем ритуале, начинавшемся с того, что учитель ставил маленький чайник на магическую горелку, а после снимал, едва в воде появлялись пузырьки. Насыпал в верхнюю часть заварника с мелкими дырочками душистую траву, потом сливал этот первый кипяток, а после снова добавлял воды и оставлял настаиваться. Я в это время расстилала на полу учительской старый плед, а Аллар передавал пухлые цветастые подушки, на которых мы и располагались, и небольшое пространство заполнял вкусный аромат. Разливать чай в крошечные глиняные чашки арис доверял мне, говоря, что это женское занятие и его сабен всегда этим занималась.

– У вас ручки изящные, – говорил он, – движения плавные и пальчики тонкие, в самый раз такую крошечную посудку держать. Мужчины что? Грубы, топорны, обхватят лапищей и как плеснут, мигом разольют половину, а здесь каждая капля на вес золота.

И вот так, устроившись напротив друг друга, мы потягивали мелкими глотками чай, наслаждаясь изысканным вкусом, и разговаривали.

В этот раз, доливая воду по третьему кругу, Олайош что-то добавил в заварник. Я успела рассказать ему о походе на пруд и нападении ловца, притащившего прямо в пасть к Архъане.

– Успокоиться тебе нужно, Маришка, – прокомментировал преподаватель, – это хорошее средство, безвредное. Видимо, ты, когда вышла из пруда, наступила на отросток. Эти твари их повсюду разбрасывают, тонкие, длинные, как волосок, тем и ловят своих жертв. Сами ловцы тоже удлиняться могут до нескольких километров от места роста, а силу их ты сама ощутила.

Ощутила. Синяки и кровоподтеки от крепких объятий зеленого побега остались на талии, там, где Эсташ ко мне не прикасался.

– Хорошо, ловцы мыслить не умеют, все приказы они от Архъаны получают. Благо она медлительная, соображает туго, и реакция оттого небыстрая, но лишь в случае, когда ведешь себя спокойно. Совладать с ней почти невозможно. У ловцов сила, а у этой яд. Знаешь, когда гвардиям командующего Этьена приходилось прорубать себе дорогу сквозь дикие леса, немало воинов погибло от похожей отравы, но вполовину слабее. Гибли мучительно, яд их изнутри переваривал.

– Ужасно! – Я закрыла руками лицо, представляя, что довелось перетерпеть Эсташу, пока он изгибался на земле от боли. – А как же защитники справляются?

– Они так созданы, Мариша. На яд их тело реагирует, сжигая всю отраву. Они и в остальном практически неуязвимы, например, очень стойки к девичьим чарам.

И Олайош добродушно рассмеялся.

– Честно, боялась, что вас опоили, поэтому Эсташ сменил вас в купальнях.

– Нет, дорогая. Это я сопротивляться не смог, у меня такой брони вокруг сердца нет. Слаб я, слаб. Прибежали юные прелестные создания, окружили, столько очарования излилось на меня одного. Умоляют: «Ну скажитесь нездоровым, арис Аллар, предложите ариса Лорана в качестве замены». Ох, не устоял я, Маришка. А Эсташу ведь все равно, он и согласился. Ему ваши искушения, что против гигантского панголина[6]6
  Гигантский панголин – огромный ящер, тело которого покрыто крупными роговыми ромбическими чешуями, налегающими, как черепица, друг на друга; лишь морда, брюхо, низ тела и внутренняя поверхность ног покрыты короткой жесткой шерстью. Чешуи подвижные, их задний край заострен.


[Закрыть] с ножичком для бумаги выйти.

– Как же они женятся – защитники? – тихо спросила, покрепче обхватывая чашку.

– По долгу.

– И совсем не любят?

– Как тебе объяснить? Привязываются, конечно, со временем, да и чувство долга в них очень сильно развито, семью они берегут, никому не позволяют обидеть. Ну а любовь – это, дорогая, если найдется женщина, которая всю его невозмутимость пошатнет, броню расколет, просочится на подкорку сознания и до сердца достанет. Объяснял ведь, что главное их предназначение – защищать, а любовь делает уязвимыми, потому так хорошо они против нее вооружены. Не люди они, Маришка, не люди, и женщин таких, особенных, если по правде, уж не сыскать. Однако вам, девушкам, что ни говори, а вы по-своему рассуждать будете. Пока вконец не разочаруетесь, не отступитесь.

– А что значит, когда у защитника вдруг взгляд загорается? Глаза светятся ярко, невозможно смотреть.

Аллар отстранил чашку, я заметила сжатые губы, но через минуту он снова благодушно улыбнулся как ни в чем не бывало и ответил:

– Это истинный облик защитника. Непривычный для нас, поэтому жутко пугающий. Немудрено в обморок упасть.

– Только если в них смотришь, – тихо согласилась я.

– Лучше не смотреть, – кивнул Аллар, а сам потихоньку снова подлил успокоительного в заварник, когда я на секунду отвернулась.

Проводив ученицу к выходу из башни, Аллар отправился прямиком в мужское общежитие. Верхние этажи занимали гимназисты, которым бегать по бесконечным ступеням было только на пользу, а преподаватели селились внизу, за исключением тен Лорана. Его комната располагалась под самой крышей, отдельно ото всех. Взглянув туда, куда уводила бесконечная на вид винтовая лестница, Олайош грустно вздохнул и начал свой долгий подъем.

На стук защитник отозвался спустя минуту, отворил дверь и, заметив взмокшего друга, без лишних слов впустил того в комнату.

– Что ж ты взобрался на такую высоту? – Аллар отер вспотевший лоб и устремился к узкому окну, чтобы выглянуть наружу и подставить лицо порывам ветра.

– Обзор хороший, – ответил защитник, пока Олайош обводил взглядом окрестности, высокие горы и ущелье, столь хорошо заметное с этой высоты.

Повернувшись к защитнику, Аллар громко хмыкнул, оценив, чем тот был занят.

– Ты научился чинить рубашки и пришивать к ним пуговицы?

– Чему только не научишься в походной жизни. – Друг и бровью не повел.

Олайош присел поближе, в единственное кресло в комнате, тогда как защитник предпочел заниматься своим делом, устроившись на стуле.

– Дал бы виновнице зашивать или, еще лучше, доне Стеар, которая тэа рукоделию обучает, она бы вмиг починила. К чему самому заниматься?

– Я попросил у доны белые нитки и несколько пуговиц, – ответил Эсташ и многозначительно повел головой в сторону стола, на котором стояли две коробки, доверху заполненные катушками, и три еще более объемные шкатулки с пуговицами всех цветов и размеров.

– Боюсь, теперь тэа нечем будет шить на своих уроках, – рассмеялся Аллар. – Ты бы сказал доне, что жуткая тварь порвала ворот. Клянусь, завтра же утром тебе вручили бы дюжину новых рубашек.

– Я погрешу против истины, Олайош, если сравню Мариону с жуткой тварью, – парировал тен Лоран.

Аллар на миг помрачнел, вспомнив о происшествии с любимой ученицей, а Эсташ расправил рубашку и придирчиво ее осмотрел.

– Заметно, – покачал он головой.

Приглядевшись, Олайош решил дать совет:

– Ворот был порван неровно, незаметно починить не выйдет. Завтра еще выходной, я как раз собирался в город, давай куплю тебе пару новых на смену.

– Благодарю, не стоит, – твердо отказался Эсташ, а Аллар вздохнул, поняв, что ненароком задел за больное. Директор говорил, что даже деньги за преподавание защитник велел переводить на семейный счет тен Лоранов.

«Гордость, гордость, – посетовал про себя Олайош. – Новой рубашки купить не на что, но он и пары монет не попросит. Ведь знает, что мне в долг ему давать оскорбительно, а просто так не возьмет. Вон и рубашку чинить не отдал, чтобы ему взамен новых не принесли».

Хитро прищурившись, Олайош снова оглядел сосредоточенного защитника, собравшегося пришивать последнюю пуговицу, и решил завтра же в разговоре с доной Стеар посетовать, как жуткое растение превратило форму Эсташа в настоящие лохмотья.

«Пускай попробует обидеть очаровательную женщину отказом и не принять собственноручно сшитый ею подарок», – усмехнулся он про себя.

– Не нравится мне твой взгляд, Олайош, – не поднимая головы, произнес тен Лоран, – что задумал?

Вот ведь внимательный какой!

– Я вот вспоминал, кхм, как моя сабен вещи чинила. Заклинание у нее хорошее было, дай минуту, сейчас вспомню. Погоди-ка, погоди… Вспомнил! Будет совсем незаметно.

И он вытащил из рук тен Лорана рубашку и что-то прошептал, проведя над воротом ладонями. Через секунду нити стали невидимыми, скрыв прежде заметный шов, только и пришитые пуговицы в тот же миг словно испарились.

– Видимо, ты все же подзабыл то заклинание, – задумчиво проговорил Эсташ, принимая рубашку назад.

– Ну, носить можно. На ощупь застегнешь, и готово.

Тен Лоран улыбнулся и вернул пострадавшую вещь на стол, пристально взглянув на вновь озаботившегося чем-то Аллара.

– Что тебя беспокоит?

– Да Маришка тут приходила…

– Я это уже понял, когда ты оговорился про виновницу.

– Ну, кхм, да. Ты же не рассказал никому, что Мариона там была. М-да, надо мне лучше следить за своим языком. Старею.

– Говори, Олайош.

– Знаешь, испугался, если честно. Ты же к девочке воздействие применил. А люди нестойкие, мне ли тебе говорить. Их истинный взгляд защитника с ума свести может, ничем после не излечишь. Маришка чистая душа, конечно, но ведь опасно, да и тяжело.

– Это было минимальное воздействие, я понимал риск.

– Понимал? – У Аллара отлегло от сердца – контролировал, значит.

– Я проверял, – негромко произнес тен Лоран, задумчиво рассматривая деревянную шкатулку.

– Зачем?

– Она странно отреагировала на символ защитника.

Олайош на минуту даже затаил дыхание, но не дождался продолжения.

– И как, как в итоге? – нетерпеливо спросил он.

– Испугалась, пыталась закрыться, просила не смотреть.

Отчего-то Аллару стало совсем тоскливо в этот момент, хотя он конечно же не верил, давно не верил.

– Напрасно все это, Эсташ. Понимаю, что невозможно смириться. Даже я, признаюсь, могу ощущать эту боль, хотя во мне крови защитника и на треть не наберется. Но их больше нет. Ни одной. Неужели ты все еще ищешь?

– Из века в век, мой друг, – бесстрастно ответил защитник, а Аллар снова тоскливо вздохнул.

– Ночью отправлюсь осматривать территорию школы. – Эсташ поднялся, давая понять, что тема закрыта. Составил вместе коробки и шкатулки и подхватил все одной рукой.

– Хочешь проверить на наличие еще каких-то паразитов?

– Если эти умудрились просочиться, нельзя исключать подобной возможности.

– А днем не лучше? – попытался возразить Аллар.

– Я немало повидал растительных хищников. Многих отметила сама природа, по ночам их выдает свечение.

– Тогда конечно. – Аллар тоже поспешно встал. – Я вот тоже хотел немного размяться, а ночью тишина кругом, благодать. Слышно хорошо, если кто громко чавкает. Начну, пожалуй, с мужских купален.

– Начни с женских, – посоветовал тен Лоран.

– Как бы не так, – хмыкнул Олайош, – ты там все осмотрел.

Глава 11
Приемный день

Видимо, благодаря успокоительному Олайоша я быстро уснула, но вот сны снились какие-то неясные, томительные, жарче самой жаркой ночи, а наутро я не могла их вспомнить. Возможно, сказалась изматывающая духота. Я сбросила легкое покрывало, разметалась на постели, а проснулась в насквозь промокшей от пота сорочке. Все тело ломило, однако кожа была прохладной на ощупь, во сне же почудилось, что каждую клеточку лижут крошечные языки пламени.

В этот выходной нас ожидала встреча с родителями. В гимназии был приемный день, и родственники не только учащихся, но и преподавателей могли приехать с визитом. В большом зале на первом этаже главной башни были расставлены стулья для посетителей. Инспектриса собрала наш класс и, выстроив ровными парами, повела девушек на встречу с родными.

Отца я отыскала практически сразу, он занял место в нише возле окна, где обычно поджидал меня каждый свой визит. Чинно прошествовав через половину зала, не смея позволить себе радостно кинуться ему на шею, я присела в церемонном поклоне.

– Ну, здравствуй. – Он наклонился и пощекотал пышными усами щеку. – Не скучала?

– Конечно, скучала! Как мама?

– Ей дальние поездки нелегко даются, потому и не взял в школу, оставил в гостинице отдыхать. В следующий раз приедет.

– У вас дела в Сенаториуме?

Отец многозначительно хмыкнул и вдруг вынул из кармана алую атласную коробочку.

– Смотри, дочка, какой я тебе подарок привез. – И, раскрыв крышку, извлек наружу алую слезу, похожую на застывшую на блестящей цепочке каплю живой крови. Она так переливалась и сверкала, что казалось, рубиновые искры падают прямо тебе в руки. С трепетом я дотронулась до теплого камня, а отец зашел мне за спину и застегнул украшение на шее.

– Наденешь на ужин в доме сенатора Орселя.

Ах, вот что за повод для такого невероятного подарка! Нужно поразить сенатора. Значит, Арто не соврал.

– А что, дочь, как у вас отношения с его сыном? Прежде он все тебя задирал.

– И сейчас задирается.

– Ну-ну… – Папа причесал пальцами усы и залюбовался мной.

– Какая красавица! Лучше всякой в этом зале. Такого сокровища только высокомерный гордец оценить не сможет. Видишь, даже до закоренелого задиры дошло.

– На что ты намекаешь? Я полагала, это все с нашими рудниками связано.

– Может, и с рудниками, – улыбнулся отец. – Только к чему всю семью на ужин приглашать, если можно приватной беседой в кабинете обойтись.

– Не знаю, – равнодушно пожала я плечами.

– А неплохая замена, правда, Маришка? Эти хотя бы не бедны. Пусть древним именем не блещут, но без богатой невесты родового поместья не лишатся.

– Объясни, пап?

– Только сегодня утром увидел статью в журнале. Собираются на торги дом тен Лоранов выставить. Древний такой особняк, старинный. Имущество описали и пустят с молотка, чтобы с долгами расплатиться.

– Как же это?

– А меньше нужно нос воротить. Да и Цахарис с ними, с гордецами. Расскажи лучше, что у вас нового в гимназии?

– У нас учитель новый по магической защите. – Почему-то эти слова отозвались дрожью в груди, и тяжело оказалось признаться отцу, что тот самый тен Лоран, глубоко обидевший отказом, теперь обучает его дочь.

– И кто? Хоть толковый?

– Эсташ тен Лоран.

– Тот самый?

Кивнула и опустила глаза, чувствуя непонятную вину. Ведь после решительного отказа я практически вешалась защитнику на шею и сама его целовала.

– Вон оно что…

В смущении отвела глаза и посмотрела на двери, как раз когда в них входил стройный молодой человек, чьи черты показались очень знакомыми. Высокий, подтянутый, с характерной осанкой и манерами, с аккуратно причесанными волосами цвета жженой карамели, ярко-синими глазами и более дерзкими, чем у брата, чертами лица. Я и секунды не усомнилась, что вижу перед собой младшего тен Лорана, в красивом темно-синем камзоле с серебряным шитьем. Юноша уверенно пересекал зал, провожаемый многочисленными взглядами. Секунду позже эти взгляды вновь переместились к дверям, поскольку в них появился Эсташ. Та же прямая спина, горделивая посадка головы, более чеканный шаг, более аристократические, правильные черты лица и непоколебимое спокойствие. Он со сдержанной улыбкой отвечал на приветствия, пока внимательно искал одного человека.

Когда они встали рядом, я вновь удивилась поразительному сходству, разве только Эсташ оказался немного выше, его волосы были на оттенок светлее, а глаза не отдавали яркой небесной синевой, больше напоминая морскую гладь. Некой порывистостью движений и горячностью во взоре младший тен Лоран сразу давал понять, кто из молодых людей является главой рода. На вид я бы дала брату Эсташа не более двадцати лет, он казался почти моим ровесником.

Уловив воцарившуюся тишину, нарушаемую лишь сдержанным перешептыванием, я поняла, что не одна уставилась на представителей старинного рода.

– Ишь ты, – подал голос отец, чем вывел меня из транса, – что значит порода!

Густо покраснев, повернулась к нему.

– Он? – безошибочно кивнул папа в сторону Эсташа.

– Да. Как ты угадал?

– Сразу видно, даже гадать не нужно. А тот красавец молодой, видимо, с нерадостными вестями явился. Помяни мое слово, Маришка, старший еще не в курсе, что поместье с молотка пойдет. Вот сейчас ему об этом и расскажут.

Я порывисто обернулась к защитнику.

Со стороны казалось, что братья ведут мирную беседу о погоде, так обманчиво расслаблены были их жесты и мимика. Хотя Эсташ все же владел собой лучше. Я поняла, что брат сообщил ему новость, по поведению самого брата, по вдруг охватившему младшего напряжению, а старший тен Лоран себя не выдал ничем. Юноша же словно покачнулся и, ища опоры, ухватился за плечо того, кто представлялся ему чем-то незыблемым в этом мире, с отчаянной надеждой, что он обязательно придумает и все решит. И Эсташ пытался, он сосредоточенно размышлял, устремив взгляд поверх голов всех присутствующих, не позволяя неожиданной новости, буквально выбившей почву из-под ног, себя оглушить. Я могла понять их обоих, потому что слишком хорошо знала это чувство и ясно помнила, как законники пришли однажды в наш дом и предупредили, что совсем скоро семья окажется на улице. Отец тоже помнил.

– Ишь как насторожились, – прошептал он, оглядев словно бы отвлеченно переговаривающихся посетителей.

Я почувствовала, что Эсташ с братом тоже понимали, как смотрят все вокруг, со смесью злорадства и высокомерного удовлетворения, замешенных на отвращении к бедности и том подобострастном преклонении перед защитниками, которое в последние годы приобрело почти карикатурный характер. «Мы вами восхищались, – говорило это чувство, – но вы всегда были выше людей, и вот теперь поделом вам. Однако, если вдруг одумаетесь, обратите на нас внимание, если попросите и чуточку унизитесь, мы вам поможем».

– Пап, это возможно решить?

– Если он чудом найдет где-то громадную сумму денег, – вновь кивнул на Эсташа отец.

– А если ссудить?

– Это сделка с совестью – брать, понимая, что такую сумму практически нереально выплатить. Однако на что не пойдешь под гнетом обстоятельств, но решает все глава рода. – Он вновь взглянул на Эсташа: – Хм, нет, точно нет. Этот на сделку с совестью не пойдет.

– Нет ничего хуже, чем оказаться на улице.

– Для них, видимо, есть.

Я снова краем глаза взглянула на братьев, и тут Эсташ скрестил кисти рук и сделал быстрое движение, словно провернул что-то вокруг безымянного пальца. Мне на мгновение почудился блеск, но стоило моргнуть, как все исчезло. Младший тен Лоран стоял, застыв как изваяние, точно не веря вынесенному защитником решению.

– Что он сделал? – тревожно зашептала я отцу.

– Я не понял – разве он что-то сделал?

Эсташ в этот миг положил руку на плечо брата и повел того через зал на выход. По дороге они снова улыбались, кивали, остальные улыбались им в ответ, жадно сверля глазами и пытаясь понять, свершилась уже казнь или ее удалось отсрочить.

– Кольцо! – Я потянула отца за рукав, шепча ему на ухо: – Невидимое посторонним кольцо.

– Что?

– Он отдал, по-видимому, родовое кольцо, более ничего не могло быть на пальце.

– Кольцо за поместье? Неужто настолько стоящая вещь?

– Если честно, не знаю. У Селесты семья владеет ювелирными мастерскими, она в этом разбирается и могла бы подсказать.

Я привстала на цыпочки, выглядывая в толпе подругу, и обнаружила ее поодаль, устроившуюся на стуле в правой части зала. Заметив, что Сеша до сих пор сидит одна, я потянула отца в ее сторону.

– Айн[7]7
  Айн – достойный, уважаемый; обращение к мужчине в высшем обществе.


[Закрыть] Эста! – Подруга тут же вскочила и приветствовала отца поклоном.

– Отчего вы одна? – ответил поклоном отец.

– Мама сегодня задерживается. – И девушка поскорее придвинула еще пару свободных стульев, радуясь возможности скоротать время за болтовней с нами.

– А скажите, Селеста, – отец снова огладил усы, – ваш род – это одна из самых известных ювелирных династий. Должно быть, и вы сами неплохо разбираетесь в украшениях.

Подруга польщенно улыбнулась.

– Отец брал в мастерские с детства. Могу сказать со всей уверенностью, айн, что Маришкино украшение не является подделкой под Слезу Филиппа Победоносного. Это оригинал.

Толкнув меня в бок, она страшным шепотом добавила: «И жутко дорогой».

– Благодарю. Хотя я конечно же в этом убедился заранее и хотел спросить об ином. До меня дошли разговоры о некой фамильной ценности одного рода, может, вы слышали?

– Какого?

– Родовое кольцо тен Лоран.

Сеша нахмурила брови:

– Ну, возможно, у них есть такое кольцо.

– Не слышали?

– Нет. Я знаю лишь о кольце Царима, который и положил начало роду. Выполнено из редчайшего материала, до сих пор не могут сказать из какого. Обладает невероятной магической силой. Но это и не украшение даже, это великая и ценнейшая реликвия. Оно давно стало легендой и, говорят, утеряно много веков назад.

– А какими свойствами обладало кольцо?

– В точности мало кому известно. О нем ходит слишком много слухов. Если вы интересуетесь, могу уточнить у отца. Но, поверьте, существуй оно по сей день, его владелец ни за что на свете не захотел бы с ним расстаться, а все богатейшие коллекционеры передрались бы за возможность его приобрести.

– Полагаю, и кражей не побрезговали бы, – усмехнулся отец.

– Владеть реликвией опасно, тем более настолько древней. Видимо, поэтому его надежно укрыли, а в итоге утратили совершенно уникальную вещь.

– Ну что же, – отец вдруг поднялся, – спасибо, Селеста. Как я рад, что подругой моей дочери является такая умная и прелестная девушка. Но мне уже пора. Проводишь, дочь?

Я поспешила следом за папой, а на языке так и вертелся вопрос: «Что ты задумал?»

– Неплохой подарок я сделаю тому, кто мечтает стать твоим мужем, Маришка, если подарю ему настоящую реликвию?

– Папа, постой…

– Нет-нет, стоять как раз не нужно. Мне бы поспешить и успеть к экипажу, на котором планирует ехать домой младший тен Лоран. Если я предложу ему стоимость целого древнего поместья и дам обещание сохранить сделку в тайне, как считаешь, он согласится?

Согласится ли человек отдать ценнейшую вещь в обмен на родной дом? Да стоит ли об этом спрашивать?

Я попыталась ухватить отца за рукав, затормозив тем самым его стремительное передвижение, но попытка не увенчалась успехом. Мы как раз достигли дверей, у которых дежурила инспектриса. Отец легко миновал строгую дону, приветствовав ее лишь наклоном головы, а мне повезло меньше.

– Тэа Эста! – Строгий оклик вынудил остановиться.

– Простите, дона, мне нужно проводить отца.

– Вы забываетесь, тэа. Это не ипподром и здесь не скачки. Вы в гимназии, где недопустимо нестись стремглав через весь зал, сбивая по дороге прочих гостей школы.