Текст книги "Московский бестиарий. Болтовня брюнетки"

Мария Царева
Московский бестиарий. Болтовня брюнетки

В детстве я кем только не мечтала стать – и банально космонавтом, и романтично балериной, и даже цинично валютной проституткой. В итоге судьба распорядилась так, что стала я журналисткой и время от времени имею возможность примерить на себя все желаемые профессии.

Зовут меня Саша Кашеварова, и к своим «слегка за тридцать» я прочно осела в московском поколении single.

Посвящается моей мамочке, Королевой Наталье, с благодарностью за все-все и радостью, что я похожа на нее хотя бы внешне.

Я (Пролог)

В детстве я кем только не мечтала стать – и банально космонавтом, и романтично балериной, и даже цинично валютной проституткой. В итоге судьба распорядилась так, что стала я журналисткой и время от времени имею возможность примерить на себя все желаемые профессии.

Зовут меня Саша Кашеварова, и к своим «слегка за тридцать» я прочно осела в московском поколении single.

Что можно обо мне сказать?

Я не стерва, но и не пай-девочка. Самолюбование мне несвойственно, впрочем, самоуничижение тоже. В моем гардеробе семнадцать маленьких черных платьев. Я ненавижу, когда мне свистят вслед. Мечтаю о домике на берегу моря и питаю маниакальную нежность к десертам со взбитыми сливками. Не верю в женскую дружбу (редкие исключения лишь подтверждают правило). Не умею готовить. Моя излюбленная сексуальная фантазия – темнокожий мужчина, сложенный, как Деннис Родман.

Этот город полон одиноких девушек, таких как я. Мечущихся от беспринципного разврата к многомесячному катастрофическому отсутствию секса. Нокаутирующих апатию шоколадными кексами. Втайне мечтающих об идеальном мужчине и точно знающих, что таких на свете нет. С мазохистской сосредоточенностью рассматривающих в увеличительном зеркале очередную – черт бы ее побрал – морщинку.

Одиночество – вовсе не диагноз, а образ жизни, вполне удобный для особ с повышенным уровнем эгоизма.

Никто не диктует тебе, как поступить. Ты не чувствуешь себя круглосуточной участницей реалити-шоу «Идеальная женщина». Можешь сколько угодно носить трусы в горох. Или хранить на прикроватной тумбочке годовую подшивку «Космополитен», не опасаясь, что некто, презрительно приподняв правую бровь, спросит: «А ты никогда не пробовала стать блондинкой?… Судя по всему, тебе бы пошло!»

Делаешь, что хочешь. Общаешься, с кем хочешь. Спишь с мужчинами, когда хочешь (или когда хотят тебя, но это уже совсем другая история).

В конце концов, Наоми Кэмпбелл тоже не замужем, а ведь она на пару лет старше меня.

Москва гостеприимна к одиночкам, охотно берет их под свое обманчиво мягкое крылышко.

Не могу сказать, что я обласкана Москвой. Город, как хитрющий шулер, вечно подсовывает мне проходимцев и извращенцев, каждый день играет со мною в поддавки. Я трижды чуть не стала знаменитостью, несколько раз собиралась замуж за брачных аферистов; меня грабили на улице средь бела дня, приглашали сняться в порнушке; мои лучшие подруги не раз на практике оказывались алчными завистницами. Мне доводилось быть при поимке особо опасного преступника и самой однажды едва не загреметь за решетку. Меня черт знает сколько раз обманывали мужчины.

И все равно я этот город люблю.

1. Алкоголики (бар-серферы)

Кто из нас не топил, бывало, меланхолию в мутноватом бокале ледяного «Мохитос»? Кто не возвращался домой на рассвете, качаясь на шатких каблуках и мурлыча под нос: «Мой мармела-адный, я не права…»? Кто не склонял бледно-зеленую физиономию над фаянсовым омутом унитаза, мечтая излить в оный хмельную пену смутно припоминаемого вечера?

Тот июнь запомнился мне… прежде всего полным отсутствием четких воспоминаний. Мелькающие фотовспышки длинных ночей, повышающийся градус, двоящаяся в глазах реальность, люди со стертыми лицами и серое похмелье по утрам.

А началось все с того, что я неожиданно потеряла работу. Осталась ни с чем – как раз в то беззаботное время года, когда подруги, предвкушая законный отпуск, весело паковали в курортные чемоданы масло для интенсивного загара. В самый разгар сезона весенних распродаж и скидок на авиабилеты.

Будущее маячило передо мною огромным знаком вопроса. Я не умею откладывать деньги, у меня нет даже заветного конвертика на черный день. Экономлю на продуктах, чтобы купить вожделенные туфли, кто-то скажет «настоящая женщина», кто-то «настоящая дура». Так или иначе, в начале того июня моим финансовым запасом было несколько измятых пятисотрублевок плюс мелочь в кошельке.

И все.

Как назло все те, у кого можно было перехватить в долг, разъехались.

Неинтеллигентное гусарское решение проблемы пожарной сиреной сигнализировало в голове.

Напиться.

Нет, я не из породы экстремальных девушек, которые не пьянеют от бутылки виски, непринужденно матерятся и, залихватски цыкнув зубом, приглашают понравившегося мужчину к эротическому сближению. Просто то знойное лето само располагало к тому, чтобы отложить неприятности на потом. Расслабиться, забыть о проблемах – ну хотя бы на один-единственный вечер.

В баре «Real McCoy» на Баррикадной я встретила старого приятеля Мишаню. Когда-то мы трудились в одной редакции, он – фотографом, я – корреспондентом. Потом Мишаня неожиданно уволился и, поговаривали, спился. Не видела его лет пять, и вдруг улыбающаяся физиономия призраком прошлого материализовалась передо мною. Похудевший, загорелый, немного состарившийся и застенчиво пытающийся это скрыть – в ровном каштановом цвете его поредевших волос почудился химический отлив. Мне всегда было жаль мужчин, которые красят волосы. Но Мишаня – случай особенный. В его улыбке было столько оптимизма, что хватило бы на всех посетителей клуба.

– Ба, кого я вижу! Старушка Кашеварова!

– Мишаня! – недоверчиво выдохнула я. – Надо бы соврать, что ты совсем не изменился… Но, честно говоря, выглядишь так себе.

– Думаешь, ты стала королевой красоты? – подхватил он мой тон.

– Мне простительно, меня уволили, – я развела руками.

– Да ты что? На мели, значит?

– Вроде того.

– Тогда сегодня угощаю я. Не переживай, старушка, сейчас дернем по «Маргарите», потом переедем в «Help». Там отличные коктейли.

– Ты что, разбогател? – недоверчиво прищурилась я. В те времена, когда Мишаня был в поле моего зрения, он использовал любой предлог для отлынивания от работы и прочим гурманским удовольствиям предпочитал палаточное пиво с самодельными сухариками.

– А вот и нет. Просто у меня правильные друзья. Идем, познакомлю тебя с БББ.

– С кем?

– БББ! – торжественно повторил он. – Безумными Богатыми Бездельниками. Угощают они. А потом продолжим наш барсерфинг.

Безумными Богатыми Бездельниками он называл двоих невзрачных персонажей, тихонько распивающих в уголке и не обращающих внимания на чужое веселье в ритме латино. Надо сказать, Безумными они не выглядели – скорее скучноватыми. Богатыми тоже (на одном был затасканный спортивный костюм, на другом – грязная джинсовая куртка). Да и на Бездельников парочка не тянула – один сосредоточенно читал «Moscow Times», другой углубился в изучение карманного компьютера.

Я разочарованно обернулась к Мишане.

– А может, ну их? Поболтаем, а потом разойдемся по своим делам. Ну что я буду мешать вашей теплой мужской компании?

– Расслабься, – он крепко схватил меня за руку, – не обращай внимания на внешний вид, тебе они понравятся.

Вытолкнув меня вперед, он громко объявил:

– Мальчики, у нас гостья! Ее зовут Саша, и она хочет с нами напиться.

Как по команде они синхронно вскинули голову. Тип в джинсовой куртке при ближайшем рассмотрении оказался очень даже симпатичным, только непромытым каким-то. У него было смуглое лицо, нос с греческой горбинкой, подбородок, который принято называть волевым, полные темные губы и двухдневная небритость, появлению которой он был обязан скорее всего не моде на мачизм, а банальной лени.

– Герман. – Театральным размашистым жестом он прилип губами к моей руке.

– Влад, – представился второй, блондин лет тридцати пяти с блестящими залысинами и покрасневшим от духоты лицом.

Подоспевший официант грохнул передо мной поллитровую кружку с двойной порцией клубничной «Маргариты». Мужчины отложили газету и компьютер в сторону, и через какое-то время я с удивлением поняла, что предо мною – на редкость уютные собеседники. Они не пытались пошло острить, расспрашивать меня о наболевшем. Нет, мы обсуждали все что угодно, только не нас самих. Погоду за окном, модные московские местечки, одежду и филейные части тела окружающих девиц.

После полуночи у меня было запланировано хмельное возвращение домой, однако Мишаня настоял, чтобы я отправилась вместе с ними в бар «Help». Потом, к собственному удивлению, я обнаружила себя в «Огороде» – пили водку и закусывали ее прохладными кусочками сала. Потом плавно переместились в «Молли Гвинз». Потом…

Короче говоря, домой я попала только в восемь утра. Соседка по лестничной клетке, явно собравшаяся на работу, вырядившаяся в светло-бежевый плащ и туфельки на шпильке, посмотрела на меня, веселую носительницу мятой майки, укоризненно.

Следующим вечером за мною заехал Влад – к моему изумлению, у этого потертого мужичонки оказался новенький автомобиль БМВ.

– Думаешь, я маргинал? – усмехнулся он, перехватив мой удивленный взгляд. – Между прочим, у меня свой бизнес. Просто я временно отошел от дел, управляющего нанял. Хватит жить ради работы, пора и немного расслабиться.

– Значит, ты собираешься через какое-то время опять впрячься в трудовые будни? – недоверчиво поинтересовалась я.

– Не знаю… Просто живу как живется. Бар-серфинг – это философия, – с серьезным лицом провозгласил он, – мы в некотором роде путешественники. Никогда не задерживаемся в одном заведении больше чем на сорок минут. За ночь успеваем посетить минимум десять баров. Правда, девятый и десятый обычно запоминаются смутно.

Я понимающе усмехнулась:

– Вчера я потеряла чувство реальности в шестом!

– Везде нам рады, везде нас принимают как родных. Я заметил, что ты тоже из наших. Не у всех хватает выносливости жить в нашем стиле. Но вот увидишь, тебе понравится!

Черт возьми, он оказался прав! Не прошло и недели, как я стала в этой теплой мужской компании своей. Это было так непривычно – никто из них не пытался за мною приударить. Я словно забыла о своей женской сущности. Из любительницы каблуков, меховых горжеток и румян Chanel я как-то незаметно превратилась в непричесанное существо в джинсах и с неизменной бутылочкой темного «Гинесса» в руках.

Надо отдать им должное – пить они умели профессионально. Рассчитывали каждую капельку, чтобы из релаксирующих гедонистов с приятно затуманенным сознанием не превратиться в бледных неудачников, жалко блюющих в углу. Пили мы каждый день и помногу. Тем не менее я никогда не видела никого из них пьяным по-настоящему.

Правда, вот Мишаня один раз отличился – и жестоко за это заплатил.

Мишаня был убежденным гомофобом – один вид слащавых парнишек в обтягивающих разноцветных джинсах провоцировал в нем волну неконтролируемого отвращения. Давным-давно, когда мы еще работали вместе, в нашей редакции трудился некий Митяй, начинающий журналист. Свою очевидную голубизну он не то чтобы не скрывал – даже подчеркивал. Красил волосы и ресницы, носил сетчатые футболки и кожаные штаны, говорил, манерно растягивая слова, и безутешно страдал по какому-то Василию, о котором все уши прожужжал редакционным девицам. Мишаня, конечно, не проявлял к этому Митяю открытой агрессии. Но и за стол садиться отказывался, если за оным уже обедал манерный Митяй.

Мы с Владом и Германом над его гомофобией безобидно подтрунивали.

Однажды Мишаня что-то там не рассчитал с коктейлями – даже закаленный мужской организм не подразумевает, что в него будут вливать текилу вперемешку с белым вином. Мишаня пил-пил, а в какой-то момент тихо отключился, со стуком уронив голову на стол.

Переглянувшись, мы решили, что вечеринке пришел конец. Бросить легкомысленного товарища в переполненном баре не поднималась рука, хотя все были раздражены тем, что Мишанина неумеренность в выпивке положила неожиданный конец такому прекрасному вечеру.

Его бесчувственное тело мы с трудом погрузили в такси – чего нам стоило убедить подозрительного водителя, что наш друг не имеет обыкновения извергать свой богатый внутренний мир на обивку чужих автомобилей. Честь проводить горе-выпивоху до дома выпала нам с Владом.

Добрых полчаса заняла эвакуация Мишани из такси – в самый неподходящий момент он пришел в себя, решил, что вокруг одни враги, и принялся судорожно цепляться всеми возможными конечностями за дверцу автомобиля, сотрясая рассветную благодать нецензурной бранью. Таксист взял с нас по тройному тарифу, сопротивляться мы не решились.

Мишанина активность иссякла как раз в тот момент, когда надо было подниматься в квартиру. По закону жанра лифт не работал, а жил наш безрассудный друг ни много ни мало на восьмом этаже.

Кое-как мы доволокли его до квартиры. Трезвые, злые, уставшие – хотелось немедленно кого-нибудь убить, желательно не кого-нибудь абстрактного, а сладко посапывающего виновника наших бед.

Пораскинув мозгами, мы решили, что Мишаня заслуживает наказания. Запершись на кухне и выпив по чашечке отвратительного растворимого кофе, мы разработали план. Мне пришлось пожертвовать сетчатыми колготками и кружевными трусиками – хорошо, что с Владом у меня были теплые братские отношения, не подразумевающие даже намека на возможную близость. В моей сумочке нашелся ярко-малиновый лак для ногтей.

Похохатывающий Влад раздел Мишаню догола, а я тщательно накрасила ногти на его руках и ногах – о, как восхитительно смотрелся малиновый глянец на мозолистых лапах сорок четвертого размера! Потом мы натянули на мирно спящего друга трусы и колготки, влажной расческой я пригладила его волосы на прямой пробор.

Если мы о чем-то сожалели, то только об отсутствии фотоаппарата.

Сдавленно хохоча, мы покинули Мишанину квартиру.

На следующее утро я решила заботливо ему позвонить.

– Миш, как твои дела? Ты вчера так неожиданно отключился…

– Да… Я не помню ничего. Это вы меня до дома проводили?

Я изобразила изумление.

– Мы?! Нет, ты сам ушел, с каким-то парнишкой.

– С кем? – голос Мишани сорвался на фальцет, а я мысленно провозгласила: «Yessss!»

– Не знаю, мы думали, что это твой знакомый. Такой блондинчик, вы над чем-то смеялись, а потом ушли в обнимку… Кто это был?

Минутное замешательство, после которого Мишаня все же взял себя в руки:

– А, этот… Так, никто. Бывший коллега… Со мной все в порядке, не волнуйтесь.

– Точно? – настаивала я. – Встретимся сегодня вечером? Ребята собирались в «Петрович».

– Знаешь, что-то у меня насморк, – пробормотал Мишаня, – пожалуй, я сегодня не приду…

Сначала мы хотели не раскрывать Мишане секрет нашего мщения, но через несколько дней нам надоело смотреть на его кислую физиономию, и мы во всем признались.

Пожалуй, не буду докладывать о его реакции. Скажу только, что Мишанина обвинительная речь состояла сплошь из матерных слов.

Однажды мы, воспользовавшись пьяной рассеянностью Влада, в шутку перевели его наручные часы на восемь часов вперед. Мы знали, что утром ему в кои-то веки предстоит явиться в офис на короткое совещание.

В тот вечер мы, изменив канонам бар-серфинга, надолго зависли в симпатичном заведеньице под названием «Винный погребок». Терпкое абхазское вино лилось рекой (в том числе и на мои любимые белые брюки, впрочем, в последнее время я мало внимания уделяла внешней привлекательности).

Мы перевели часы и сами об этом забыли. А потом, в полтретьего утра, Влад вдруг с безумным видом вскочил с места, до полусмерти напугав официантку, которая опрометью бросилась прочь от нашего стола. Видок у него был еще тот – волосы всклокочены, лицо красное и потное, на голубой рубашке неряшливо расплылось огромное винное пятно.

– Вот черт, у меня же летучка! – Ни с кем не попрощавшись, он выскочил из-за стола.

Мишаня бросился за ним в попытке объяснить происходящее, но Влад его даже не слушал. Забыв в гардеробе пиджак, он на всех парах умчался в ночь…

…Мне нравился Герман. Было в нем что-то такое, притягательное. Его природную привлекательность сложно было разглядеть за нарочитой небрежностью – я подозревала, что неряшливость является его защитной реакцией на повышенное женское внимание. Уверена, если его сводить в дорогой салон красоты, одеть в Hugo Boss, то каждая уважающая себя девушка в поисках счастья сочла бы своим долгом претендовать на его эксклюзивную благосклонность.

Он был молчалив и оттого казался загадочным. В какой-то момент я заметила, что мой взгляд все чаще задумчиво останавливается на его лице.

И вроде бы я тоже была ему симпатична. Или, может быть, мне просто хотелось так думать, поэтому я и принимала ничего не значащие жесты дружеского внимания за мужской интерес. Герман приобнимает меня за плечи… Герман смеется над моей шуткой… Герман шутя целует меня в висок… Я не понимала этого мужчину. Было невозможно даже предположить, о чем он думает.

Как-то повелось, что о личной жизни мы почти не разговаривали. Тем не менее я знала, что Герман был женат и у него есть восьмилетняя дочь. Наша теплая компания встречалась каждый вечер, не делая различия между выходными и буднями. Вряд ли в таком режиме у него нашлось бы время на серьезный роман…

Однажды Мишаня отозвал меня в сторонку и заговорщицки прошептал:

– Не волнуйся, у него никого нет.

Я почему-то сразу поняла, о чем идет речь, но некая женская гордость заставила меня изумленно вскинуть брови.

– У кого?

– Да ладно тебе, думаешь, я слепой? У Геры…

– А с чего ты взял, что…

– Прекрати паясничать, Кашеварова, – скривившись, перебил он, – ты не переживай, ни Влад, ни сам Гера не заметили ничего. Но от меня ведь такого не скроешь… Давно заметил, как ты на него смотришь.

– Да? – немного растерялась я. – Ну и… что ты об этом думаешь?

– Не знаю… Но, честно говоря, вряд ли у тебя есть шанс.

– Почему? – опешила я. – Ты же сам сказал, что у него никого нет.

– Да, как полгода назад расстался с девчонкой, так пока никого и не завел. Только вот… Ты не обидишься?

– Отличная прелюдия, – мрачно хмыкнула я, – не обижусь, валяй. Я что, не в его вкусе? Он любит миниатюрных блондинок?

– Блин, какие же вы, бабы, все ранимые! Слова вам не скажи… Да не в твоей масти дело. Сань, ты же для него не женщина.

– А кто? – удивилась я.

– Собутыльник, – пожал плечами Мишаня.

– Ну ничего себе, – возмутилась я, – мне кажется, ты просто ревнуешь.

– Было бы кого, – подмигнул он, – ладно, поступай как знаешь.

– И поступлю, – заверила я, – вот увидишь, что-нибудь у нас да получится.

В итоге правы оказались оба – и Мишаня, и я. Вот как это получилось.

…Мы с Германом сидели на гранитном парапете набережной, над Москвой занимался сероватый рассвет. В руке я сжимала почти пустую алюминиевую баночку с убийственной смесью водка + дынный лимонад. Мишаня с Владом давно отправились домой, а мы решили прогуляться по предрассветному городу, чтобы утренний свежий холодок немного развеял опьянение.

Мы молча сидели рядом, и перед нами была река, вся в оранжевых солнечных бликах. Я решила, что более удобного момента не представится никогда. Он повернулся, чтобы что-то сказать, я порывисто приблизила к нему лицо и почувствовала на губах вкус его солоноватых губ (кажется, всю ночь Герман пил текилу). Мои глаза были закрыты, я не могла видеть выражения его лица – был ли он удивлен или сам втайне лелеял похожие намерения? Но на поцелуй ответил – это факт.

Целовался он умело – не агрессивно, не слюняво, в меру нежно, в меру напористо. Я чувствовала себя девственницей, чья невинность отсчитывает последние минуты.

Мое одиночество имело многомесячный стаж. Не знаю, как так получилось. Сначала закрутилась на работе, потом эта эпопея с увольнением, потом алкогольно-бессонный разврат – в общем, мне было не до налаживания личной жизни.

Я провела пальцами по его спутанным густым волосам, потом по спине. Пробралась под футболку – спина была липкой от пота.

И вдруг в какой-то момент я почувствовала, что он обмяк, словно субтильная барышня, растерявшаяся под напором опытных ласк. Я удивленно открыла глаза и обнаружила, что Герман… спит. Возмущенно отстранилась, но ничего не произошло – он продолжал сидеть с закрытыми глазами, уронив голову на грудь. Все же, видимо, он был более пьян, чем мне казалось.

Сонная прострация длилась минут пятнадцать, не больше. Это были самые длинные пятнадцать минут в моей жизни. Окончательно протрезвев, я наблюдала за расслабленным лицом мужчины, в которого еще несколько минут назад была почти влюблена.

Герман проснулся так же внезапно, как и отключился. Увидев, что я на него смотрю, он немного смутился и улыбнулся. Посмотрел на часы – ну надо же, уже половина восьмого!

– Скоро народ на работу пойдет, а мы тут с тобой сидим, – рассмеялся он. – Поймаем такси?

Вздохнув, я кивнула.

– Саш, а мне знаешь, что приснилось? Что мы с тобой целовались, – вдруг застенчиво признался он.

Я недоверчиво вскинула глаза – приснилось?

– Да неужели?

– Я и сам удивился. Ты только не подумай, что я тебя соблазняю… Надо же, чего только не привидится.

– Да уж… Ну ты в голову не бери, – с сарказмом посоветовала я, – я же для тебя наверняка не девушка… А собутыльник.

В его глазах танцевали рябые смешинки. Ладонью он растрепал мои волосы. От его рук пахло табаком, и мне вдруг захотелось с головой окунуться в пенную ванну. Как давно я не принимала ванну – неделю, две? В последние дни я, честно говоря, едва находила время на скоропалительный душ.

А Герман с тех пор, к слову, так меня и называл – Мадам Собутыльник…

Угнетающее похмелье плавно перетекало в возбужденное ожидание вечеринки, а оно в свою очередь в бездумный алкогольный угар. Так и жила. Наверное, в глубине души я понимала, что поступаю неправильно. Что не должна тридцатилетняя женщина спать весь день, наскоро собраться к полуночи и до самого утра путешествовать по питейным заведениям с тремя пофигистскими алкоголиками. А перед выходом по сорок минут лежать с чайными пакетиками на глазах, чтобы хоть как-то ликвидировать вошедшую в привычку припухлость.

Однажды вечером, спеша на тройственное свидание с Германом, Мишаней и бокалом чего-нибудь бодрящего, я была остановлена некой блондинкой, с первого взгляда незнакомой, похожей на модель. Блондинка сняла темные очки, богемно закрывающие половину точеного лица, и оказалась Юлькой, моей бывшей однокурсницей. Улыбаясь во всю ширину наполненного безупречным фарфором рта, она принялась разглагольствовать о том, как же приятно иногда встретить частичку собственной молодости. Юлька выглядела такой же юной, какой я ее запомнила. На ней были обтягивающие темно-синие джинсы и выглаженная белоснежная блуза с глубоким декольте. И пахло от нее новым ароматом Estee Lauder. Мне вдруг стало стыдно за свою непрокрашенную голову, мятую футболку и бледно-зеленый цвет лица. В последнее время я ленилась краситься, утешая себя тем, что румянец из тюбика никак не может конкурировать с естественной красотой (хотя, объективно говоря, в тот период я могла приглянуться разве что какому-нибудь некрофилу). Интересно, от меня хотя бы потом не пахнет – для полноты унижения?

– Ну расскажи, расскажи мне, – требовательно тараторила Юлька, – ты как? Где работаешь, за кем замужем, чем вообще занимаешься?

Мне стало так противно, что не передать словами. Успокоительный тренинг: я представила, как Юльку переезжает трамвай, и немного приободрилась. Вдох-выдох. Все нормально, Кашеварова.

– Я не работаю, не замужем, а занимаюсь в основном бар-серфингом.

На ее хорошеньком лице появилось озадаченное выражение – она явно не имела понятия о моем хобби и прикидывала, не упадут ли ее ставки в моих глазах, если она рискнет уточнить о смысле. Видимо, решила, что упадут, поэтому весело воскликнула:

– Здорово! А я интересуюсь дайвингом и картингом.

– С чем тебя и поздравляю. Ладно, Юль, мне пора.

– Да? – разочарованно выдохнула она. – А я думала, мы зайдем куда-нибудь выпьем кофе…

– У меня свидание. – Я подмигнула и, прежде чем Юлька успела придумать ответный аргумент, ловко скрылась в толпе.

Однажды утром случилось нечто настораживающее: я разлепила глаза и увидела над головою совершенно незнакомый потолок. Вчерашний вечер припоминался смутно: кажется, сначала мы пили текилу-бум в каком-то малоизвестном пропахшем пивом и потом заведении, потом я пыталась станцевать сальсу на барной стойке, из-за чего вежливые охранники настойчиво попросили нас удалиться, потом мы пытались пройти в «Галерею», но были жестоко осмеяны фейсконтрольщиками, потом меня кто-то запихивал в такси, а потом… Вот что было потом, я не помнила совершенно.

Совсем близко от меня послышался хриплый стон. Приготовившись к самому худшему, я медленно повернула голову и обнаружила в нескольких сантиметрах справа… Мишаню. Сонного, опухшего и абсолютно голого. Мы лежали на жесткой, неудобной тахте, застеленной черным бельем. Самое ужасное – на мне тоже не было одежды, а рядом, на подушке, валялся презерватив.

Я вскочила как ошпаренная. Мишаня даже испугался – его глаза из невнятных щелочек превратились в четкие окружности.

– Кашеварова, ты что? Кошмар приснился?

– Мишаня… – обреченно сказала я, – мы с тобой что… у нас что было?

Он сел на кровати и шумно почесал живот.

– Не помню. Ты была вообще никакая. Я предложил поехать ко мне, ты согласилась… А что, тебя это смущает?

– Мишаня, но… У нас что-то было?

По блудливой улыбке, которая расцвела на его лице, я поняла – надеяться на несостоявшуюся катастрофу бесполезно. Но Мишаня вдруг сказал:

– Если честно, я сам не помню. Может, было, может – и нет…

Все когда-нибудь должно случиться в первый раз. В том числе и секс, факт которого не установлен по причине пьяной отключки главных фигурантов. Я старалась смотреть на ситуацию с оптимистической Мишаниной точки зрения. Как ни в чем не бывало похохатывала, когда он мимоходом щипал меня за выступающие части организма, подыгрывала его истерическому веселью как могла. Но где-то в глубине души ядовитым растением прорастало набирающее обороты отвращение.

Наскоро позавтракав, я отправилась домой. А по дороге, в такси, твердо решила бросить пить.

Следующим вечером моя меланхолия вернулась на стартовую позицию: я была одна, трезва и безденежна. Если уж менять жизнь, то по полной программе. Сперва – генеральная уборка, потом – полный тюнинг в салоне красоты, ну и напоследок – поиск работы.

За несколько недель увлечения бар-серфингом моя и без того довольно захламленная квартирка превратилась в настоящий бомжатник. Под кухонным столом толпились пустые бутылки, раковина была наполнена посудой с отвратительно благоухающими остатками еды. Пушистая пыль осела на всех возможных поверхностях, одежда потихоньку перекочевала из шкафа на пол и теперь валялась в виде разноцветного мятого кома, с люстры отчего-то кокетливо свисал старенький бюстгальтер.

Нарядившись в выцветший старый сарафан и для большей убедительности повязав на пояс кухонный фартук, я мрачно оглядела поле битвы. Задумчиво походив вокруг куч мусора, я решила, что не знаю, с чего начать. Впрочем, довольно быстро меня осенило, что в холодильнике, кажется, оставался пакет белого вина, так что начать я в итоге решила с ободряющего бокальчика.

Не успела я пригубить вино, как в дверь позвонили.

Это еще кто?

В первый момент я почему-то подумала о Германе, но потом вспомнила, что никто из алкогольной троицы не знает моего адреса.

На лестничной площадке переминалась моя лучшая подруга Лера, у нее был крайне встревоженный вид.

– Лерка… – почти испуганно прошелестела я, впуская ее внутрь, – а ты разве не уехала?

Я уставилась на нее как на привидение, прикидывая – какое сегодня число? Дело в том, что Лерка уехала в Испанию на целых три летних месяца повышать языковой уровень в одном из частных колледжей Барселоны. Неужели уже столько времени прошло? Неужели лето кончилось, а я и не заметила?

– Я вернулась пораньше, – мрачно ответила она, подозрительно меня оглядывая. – Мне звонила Юлька.

– Какая Юлька?

– Самсонова. Наша с тобой бывшая однокурсница.

Я нахмурилась, припоминая. Ну да, именно с Юлькой я недавно случайно столкнулась на улице.

– Да? И что она тебе такого сказала, что ты прилетела обратно?… Ты проходи, чего мы в прихожей стоим. Но не обращай внимания на бардак.

Оказавшись в гостиной, Лера присвистнула.

– О боже… Что здесь было, вечеринка на сто персон?

– Да нет, – смутилась я, – просто до уборки руки не доходили…

– Так, Кашеварова, – Лерка смотрела на меня пристально и неприятно, – а ну рассказывай, что происходит. Когда я уезжала, ты была цветущей девицей… Не прошло и двух месяцев, как ты превратилась в бомжа. Надо же, а я ведь Юльке сначала не поверила… Думала, она из вредности на тебя наговаривает.

– Что тебе сказала эта курица? – возмутилась я. – Да мы разговаривали от силы пять минут.

– Она спросила, а Кашеварова, мол, спилась, что ли? Я удивилась: почему спилась. Она и рассказала, что встретила тебя на улице, ты выглядела так, как будто последние несколько лет не просыхала…

– Да нормально я выгляжу. – Я нервно провела ладонью по волосам.

– Ты действительно так считаешь? А ну пойдем! – Она крепко ухватила меня за руку и потянула обратно в прихожую, к зеркалу. Как будто бы я своего отражения не видела, честное слово! Как будто бы… О господи, кто это?

Рядом с цветущей, загорелой Лерой переминалось какое-то тощее бледное существо неопределенного пола. Сарафан висел на нем свободно, как на огородном пугале. На бледной коленке расплылось пятно бурого синяка. Под глазами залегли несмываемые тени. Скулы заострились, бледные губы обветрились, кожа на носу шелушилась…

– Ладно, красавица, – вздохнула Лера, вдоволь насладившись моим испуганным лицом, – давай-ка наведем здесь порядок. А потом ты мне все расскажешь.

Лерка переоделась в мой старый спортивный костюм, и мы ликвидировали бардак – заняло это часа полтора. Потом, проветрив квартиру и вскипятив чайку, взобрались с ногами на диван, и я вкратце обрисовала ей свои приключения, которые слились в одну высокоградусную ночь. Собственное повествование казалось мне почти юмористическим, однако Лера даже ни разу не улыбнулась.

– Ох, Кашеварова, – вздохнула она, когда я замолчала, – ты прямо как маленький ребенок. Стоит оставить без присмотра, так непременно во что-нибудь вляпаешься…

– Да ладно тебе… Я и сама понимаю, что была не права. Подумаешь, развлеклась немного. Вот Герман и Влад так все время живут, и ничего.

– Нашла на кого равняться, – фыркнула Лера, – у них, между прочим, насколько я поняла, есть бизнес и свободные деньги. А вот что есть у тебя, кроме мешков под глазами и дурной репутации?