Текст книги "Московский бестиарий. Болтовня брюнетки"

– Да что ты прицепилась к Вике? – рассердилась я. – Если бы не она, я бы вообще не полетела ни на какую Майорку. Она хорошая подруга, ты просто плохо ее знаешь.

– Да, как же, – усмехнулась Лера, – только, когда эта Виктория тебя разочарует, смотри не плачь. И жаловаться ко мне не беги!

До вылета оставалось три дня. В моем паспорте многообещающе зеленела шенгенская виза, в моем чемодане лежали новые дорогие наряды, в моей голове роились планы один жизнерадостней другого.

Еще семьдесят два часа, и мои ноги, обутые в легкие сандалии, ступят на потрескавшийся от жары асфальт далекого города Пальма-де-Майорка. А потом… белоснежная яхта, оранжевое солнце, коктейли с бумажными зонтиками… Кожа пахнет солью, волосы красиво кудрявятся и развеваются на ленивом южном ветру… Кто знает, может быть, моя непосредственность вскружила голову Большову и он планирует всерьез за мною приударить. За мной еще ни разу, ни разу не ухаживал миллионер, я даже не представляла себе, как это может выглядеть. Может быть, каждое утро я буду находить на своей подушке ветку свежих орхидей, а, может быть, на ланч мне будут подавать диадемы с брильянтами, а может…

…Розовый дурман моих самых смелых надежд был нарушен телефонным звонком.

– Александра Кашеварова?

– Да, это я.

– С вами говорят из офиса Дмитрия Яковлевича.

– Большова? – непонятно зачем уточнила я. Ничего себе, может быть, миллионер решил время не тянуть? Сейчас вежливая секретарша уточнит адрес, по которому можно доставить дары, и что мне в таком случае делать? Принять подарок или на всякий случай сделать вид, что меня не трогают материальные блага?

– К сожалению, ваш билет аннулирован, – бесстрастно сказала секретарша.

Я даже не сразу поняла, о чем это она.

– Что… То есть как это?

– Мои соболезнования. Вы никуда не летите.

– Но… Почему?

– У Дмитрия Яковлевича поменялись планы.

– То есть… Поездка состоится, просто позже? – Наконец дошло до меня.

– Девушка, поездка состоится в назначенное время, – в усмешке секретарши мне почудилась легкая издевка, – но только без вашего участия. Всего доброго!

Наверное, я так никогда не узнала бы, почему г-н Большов так резко изменил свое ко мне отношение. Если бы в конце августа не произошло вот что.

К тому времени заноза разочарования перестала больно саднить. Я почти забыла о козырной карте, которую судьба преподнесла мне всего на одно мгновение, перед тем как отнять обратно навсегда. Жизнь вошла в привычную колею: я ходила на работу, встречалась в кофейнях с друзьями, покупала недорогие маечки в подземном переходе на Пушкинской, а редакционным барышням врала, что это «Прада».

И вот однажды томилась я у памятника Пушкину в ожидании Лерки – кажется, мы собирались пойти в кино. И вдруг окликает меня смутно знакомый женский голос, хриплый и низкий:

– Саша! Кашеварова!

Я не сразу узнала высокую красавицу, которая приветливо махала мне рукой. Ее волосы цвета горького шоколада были заплетены в сотни африканских косичек, и на фоне утомленной жарой московской толпы она смотрелась экзотической птицей.

– Что смотришь так? Это же я, Алиса! Подруга Виктории.

– Надо же, – улыбнулась я, дежурно чмокая ее в напудренную щеку, – я тебя сразу и не узнала. Здорово выглядишь.

– Спасибо.

– Мммм… Ну а как там Вика? Все еще на меня дуется? С тех пор она мне так и не звонила.

– Да? – Алиса посмотрела на меня как-то странно.

– Ах да, ты же не знаешь ничего, – рассмеялась я, – ни на какую Майорку я не ездила! Понимаешь, в последний момент позвонила какая-то напыщенная курица из офиса Большова и сказала, что мой билет аннулирован. Я так и не поняла, что случилось. Пыталась сама дозвониться до офиса, но Большова ни разу не позвали к телефону.

В глазах Алисы, таких неправдоподобно синих, каких уж точно не бывает в природе, промелькнула еле внятная тень сочувствия. Я осеклась на полуслове.

– Что такое? – насторожилась я. – Ты что-то знаешь?

– Ничего особенного, – вздохнула она, – я думала, ты тоже в курсе… Вика-то съездила тогда на Майорку.

– Что? – изумилась я. – Ее все-таки взяли? Ну да, она же понравилась Большову… Но…

– А что непонятного, – криво усмехнулась Алиса, – тебе аннулировали билет, а ей взяли. Закон сохранения красоты на яхте.

– Но… почему? – недоумевала я. – Это из-за моего лишнего веса?

– Да нет у тебя никакого лишнего веса, – махнула холеной рукой Алиса, – просто… Виктория ездила в офис Дмитрия, у них был серьезный разговор. В том числе и о тебе, насколько мне известно. Вы ведь давно с Викой знакомы, так?

– Ну так, и дальше что?

– Вот она и предоставила Большову кое-какую информацию. Например, о том, что ты была любовницей Мясоедова.

Я нахмурилась, лихорадочно соображая. Да уж, такие авантюрные особы, как я, редко остаются непорочными девами, у меня было черт знает сколько романов, но все же… Все же я не в том возрасте, когда смотришь сквозь бывшего любовника и, хоть убейте, не можешь понять, кто этот тип, почему он так сально тебе улыбается. Так что я могла бы поклясться своими босоножками Lagerfeld, что никакого Мясоедова среди моих бывших мужчин не было.

Алиса расхохоталась.

– Не трудись, она просто все придумала. Мясоедов – конкурент Большова. У них давняя и стойкая аллергия друг на друга. Дмитрий рассердился, и тебя вышвырнули из списка, как дворняжку из приличного подъезда.

– Но почему она так сделала?

Алиса пожала плечами. Она больше не улыбалась.

– Я ее понимаю. Прости, но это не твой мир, а ее, Викин. Яхты, наряды, Большовы – все это ее жизнь, а не твоя. Для тебя это было бы развлечением, а для нее – насущным хлебом. Вику просто возмутило, что ее законный кусок хлеба вот так запросто достался тебе. И ты на нее не сердись, поставь себя на ее место. У тебя есть работа, какая-то устаканенная жизнь, а у Виктории? Она ищет свою гавань, кочуя от одного мужика к другому. Она бы просто сошла с ума, если бы осталась здесь, в Москве.

– Все равно странно, – нахмурилась я, – и мне странно, что ты ее оправдываешь.

– Да ладно тебе, – Алиса потрепала меня по руке, – между прочим, говорят, что на Майорке были дожди. А Большов проигрался в казино и ходил злой как черт… Слушай, знаешь что… А ведь в следующий понедельник будет кастинг у Кравчука. Он везет девушек в Мексику. Там будут и съемки, и вечеринки. Я пойду. Может, хочешь попробовать, раз в прошлый раз не повезло?

Краем глаза я заметила, что Лерка уже подошла к памятнику и теперь, нервно озираясь и периодически посматривая на часы, выискивает в толпе меня. На ней был красный сарафан и босоножки на высоком каблуке. Возможно, она могла бы сойти за Барби издалека, если бы не напряженная складка между бровями и хмурый взгляд. Еще бы – я знала, что у нее проблемы на работе. Лерка три раза подряд задержала сдачу материала, и за это ее лишили премии. А ведь она взяла уже в долг под премиальные и даже успела спустить все деньги на новые сапожки.

– Знаешь, а ты права, – сказала я, – это не моя жизнь. Я никогда вот так не смогу. И буду чужой на вашей яхте, даже если какой-нибудь Большов меня и возьмет ради смеха.

– Ну смотри сама. Так ты точно не пойдешь? – казалось, удивилась Алиса.

– Точнее не бывает… Что ж, была рада тебя повидать. Меня уже подруга ждет.

– Да и мне пора, – она поцеловала воздух возле моей щеки, – у тебя есть мой номер, если передумаешь, звони!

– Обязательно!

И Алиса ушла, а я еще некоторое время смотрела ей вслед – как она плавно покачивает обтянутыми юбкой бедрами, как непринужденно встряхивает волосами, как гордо и без ложного пафоса несет свою выстраданную диетами, выхоленную стилистами, ограненную дизайнерскими побрякушками красоту по пыльному городу.

В тот вечер мы с Леркой отправились в бар «Real McCoy», что в высотке на Баррикадной. В какофонии диско-грохота, пьяного смеха и разудалых возгласов мы планомерно уничтожали одну лимонную «Маргариту» за другой. Не знаю почему, но мне хотелось напиться, потерять чувство реальности. Чтобы мир бестолково плясал перед глазами, чтобы все лишние мысли, как стая всполошенных голубей, улетели прочь.

– Да не переживай ты так, – сочувственно покачала головой Лерка, – не стоит оно того.

– И все-таки какая же она стерва! – полупьяно возмущалась я.

– Не совсем так. Она Барби, я же тебя предупреждала. И ей все равно. Уверена, она даже не понимает, что поступила плохо. Просто играла по правилам, и все.

Над Москвой занималась ночь – душная, бархатная, пахнущая прелыми листьями. Девушки носили легкие босоножки и не пользовались пудрой, студенты лихо купались в фонтанах, мы с Леркой жадно глотали коктейли с мелкоколотым льдом, а где-то на другом конце Москвы блистательная Виктория мчалась по ночному проспекту в серебристом кабриолете очередного попавшегося на крючок поклонника. И невозможно было поверить, что через две недели наступит осень.

3. Бизнес-women

В облике Марины были лишь две детали, намекающие на ее принадлежность к хрупкой женственной породе, – очаровательные ямочки на щеках и мобильный телефон Vertu розового цвета. Ямочки были данностью, доставшейся в наследство от смешливой родительницы, – из-за них Марина смотрелась младше своих тридцати шести. А телефон подарил ей один из рекламодателей в честь заключения контракта – выбросить или передарить безумно дорогую безделушку не поднималась рука, и Марина, стесняясь несерьезного аксессуара, всегда носила его в сумочке.

Во всем же остальном она была словно вне возраста и вне пола. Ее отточенная безупречность граничила с безликостью. Короткая стрижка, раз в две недели обновляемая в Aldo Koppola, не имела ничего общего с кокетством, волосы были сдержанно-русыми, всегда тщательно прокрашенными.

Если она и пользовалась косметикой, то окружающие этого уж точно не замечали. Одевалась дорого и просто, ветреным итальянским шпилькам предпочитала практичный немецкий комфорт.

Марина была воплощением успеха, эталоном для любой девушки, которая мечтает не только выжить в суровом мире мужчин, но и оказаться на самой верхушке оного.

Главный редактор популярного женского журнала, совладелица крупного издательства; ее фамилия была на слуху, несмотря на то что Марину никак нельзя было назвать фигуранткой светской хроники. Настоящая self-made woman – за ее плечами не было ни могущественных родственников, ни пресловутой «волосатой лапы».

Будь она чуть женственнее и сексапильнее – непременно стала бы объектом черной зависти. На практике же такая особа могла стать разве что эталоном для подражания.

В редакции ее называли Железной Леди. Ее день был спланирован с точностью до одной минуты. При всем том в тщательно отредактированном рабочем угаре она оставляла место и для разумного эгоизма.

Марина была прирожденным потребителем – из манящего рекламными огнями многообразия ее цепкий придирчивый взгляд неизменно выхватывал лучшие образцы. Она покупала лучшие продукты, лучшую обувь, лучшие книги и лучших мужчин.

Да-да, мужчин тоже.

Нет, она не пользовалась услугами стриптизеров с набриолиненными волосами и жадными глазами или слащавых мальчиков из эскорт-агентств. Марина всегда выбирала мужчин от нее зависимых и щедро оплачивала их обожание.

Отношения, скрепленные веером стодолларовых купюр, казались ей куда более надежными, чем смутные романтические потуги ее немногочисленных подруг. Иногда она ненароком слышала, как редакционные девушки возбужденно обсуждали свои амурные приключения. Кто-то стеснялся к кому-то подойти, кто-то целовал кого-то в такси, кто-то с кем-то расставался навсегда («Девчонки? Как вы думаете, я не слишком рано ему позволила? Он мне еще позвонит?»). Периодически то Анечка из фотоотдела, то Наташа из бухгалтерии заливались слезами на чьем-то дружественном плече. Они выкуривали по три пачки ментоловых сигарет в день и кричали о своем разбитом сердце. В такие моменты Марина чувствовала себя биологом, внимательно наблюдающим в микроскоп за поведением и условными рефлексами примитивных одноклеточных.

Ее мужчины никогда не стали бы отменять приглашение на ужин в последний момент. Они звонили именно тогда, когда она ждала звонка, и ни минутой раньше или позже.

Так и жила.

График ее существования оттачивался на протяжении последних пятнадцати лет, когда она начала работать в журнале.

Как и многие продвинутые горожанки, Марина считала порочной практикой вываливать свои комплексы и дурное настроение на подруг. Да и не было у нее задушевных приятельниц, так уж сложилось исторически. Два раза в неделю она посещала модного психолога, Елену Андреевну, улыбчивую пятидесятилетнюю даму с добрыми глазами за толстыми линзами дорогих очков. Елена Андреевна тоже была self-made woman, поэтому Марина ее уважала и даже – вот странность! – немного побаивалась.

И вот однажды эта самая Елена Андреевна авторитетно заявила:

– Мариночка, а вы в курсе, что у вас депрессия?

– Что? – недоверчиво усмехнулась Марина. – С чего вы взяли?

На протяжении предыдущих полутора часов Марина рассказывала психологу о своих успехах, время от времени сверяясь с карманным ежедневником. О новых рекламодателях, принесших журналу кругленькую сумму (один из них, обладатель тугого пивного животика и состояния, измеряющегося миллионами, смущенно пригласил ее на ужин, Марину это позабавило). О новом любовнике, программисте Мише, похожем на Пирса Броснана. Марина собиралась подарить ему автомобиль – не класса люкс, разумеется, что-нибудь вроде подержанного «Фольксваген-Гольф». И даже – не удержалась, все-таки была женщиной, – о новом пальто, купленном в Столешникове. Казалось бы, умная психологиня должна была порадоваться за беспроблемную клиентку, принять полагающиеся сто долларов за сеанс, угостить зеленым чаем с имбирным печеньем и отпустить восвояси.

– Депрессия, – повторила Елена Андреевна, покачав тщательно причесанной головой.

– Не понимаю. – Марина захлопнула ежедневник и посмотрела на часы. Сеанс подходил к концу, через час у нее было назначено совещание.

– Вы молодец, никто не спорит. Но нельзя же отворачиваться от факта. Я профессионал, я же вижу.

– Но мне просто интересно – что конкретно натолкнуло вас на эту мысль?

– Можно я буду говорить прямо, вы не обидитесь?

Марина кивнула, немного обескураженная.

– Что натолкнуло на мысль, спрашиваете?… Ваши суетливые попытки казаться счастливее. А на самом деле вам противен жирный рекламодатель. Вы не любите своего Пирса Броснана и в глубине души считаете, что он не заслуживает машины, даже старенького «гольфа». Но он, видимо, на вас давит, так что вы решили оплатить покупку. Так легче. И вас не радует новое пальто. Вы устали, Марина. Хороший физиономист понял бы это и без ваших рассказов.

Марина удивленно уставилась на психолога.

– Я что, плохо выгляжу? – С утра она посетила косметолога и парикмахера.

– Отлично, как всегда, – успокоила Елена Андреевна, – но под вашими глазами круги. Вы не высыпаетесь. На вашем лбу морщинка. Нет-нет, не надо приподнимать брови, чтобы ее было не так заметно… Марина, вы же взрослый человек и не боитесь проблем. Так почему же вы поворачиваетесь к самой себе спиной?

Марина молчала.

– Вот скажите, вы ведь плакали ночью?

Она удивленно вскинула глаза. У этой тетки что, сканер вместо мозга? Марине даже немного не по себе стало. Потому что она действительно плакала – беспричинно, горько, недолго, перед самым сном. Пришлось даже принять капсулу снотворного. Сама Марина рассудила – раз она не может определить причину меланхолии, значит, все дело в разбушевавшихся гормонах. Женский организм – субстанция тонкая. Да мало ли что там могло случиться, зачем вообще об этом думать?

– У вас растерянное лицо, значит, я права. Вы плакали. Но не придали этому значения, потому что, как вам самой кажется, у этого срыва нет объективных причин.

– Что же вы мне посоветуете? – помолчав, спросила Марина. – При том, что объективных причин и правда нет. Я довольна своей жизнью и ничего не хотела бы менять.

– Это вам так кажется, – ласково улыбнулась Елена Андреевна. – Марина, если так будет продолжаться, то через полгода вы попадете в больницу. С нервным срывом. Я в этом уверена. Разве когда-нибудь я ошибалась насчет вас?

Марина посмотрела в окно, на танцующих по тонким веткам ворон. Елена Андреевна не ошибалась никогда, именно поэтому Марина и остановила на ней свой выбор.

– Что же мне делать?

– Бросить все и съездить отдохнуть. Как давно вы не были в отпуске? Два года?

– Два с половиной, – припомнила Марина, – но сейчас это никак невозможно. Столько работы, не могу же я бросить все.

– Подходящего момента, чтобы бросить все, у вас не будет никогда, – покачала головой психолог, – не с вашим характером. В общем, я вас предупредила. Или вы немедленно берете билет на самолет, или потом проблем будет куда больше. И времени на восстановление вам потребуется уйма.

Марина решила отправиться в Сочи. Елена Андреевна права – подходящего времени для отпуска у нее не будет никогда. Она сама выбрала такую жизнь.

Странно, но никто в редакции не удивился, когда она объявила о предстоящем недельном отсутствии и переложила свои обязанности на своего заместителя.

И вот спустя два дня обутые в ремешковые сандалии ноги Марины коснулись потрескавшегося асфальта в аэропорту города Адлера. Целую неделю ее дни будут состоять сплошь из свободного времени – это было так дико и странно. Марина даже не знала, чем себя занять. Есть море, есть пляж, есть тысяча милых прибрежных ресторанчиков, есть рынок со свежей черешней, есть шикарный салон красоты в «Рэдиссон-Лазурной», где она остановилась. Ничего, она что-нибудь придумает. Просто расслабится и не будет брать в голову никакие внешние обстоятельства.

Марина и не подозревала, что некто свыше уже разложил на ее счет причудливый пасьянс.

С Антоном она познакомилась в первый же вечер столь непривычного для нее ничегонеделания. До заката просидела на пляже, бездумно глядя на микроскопические белые лодочки на горизонте, потом приняла душ, подкрасила губы, нашла симпатичный ресторанчик на самом берегу.

Он подошел, когда она расправилась с нежнейшей форелью и приступила к многоэтажному десерту из взбитых сливок и мороженого.

– Простите, что беспокою… Вы так красиво едите. Просто захотелось вам сказать.

Марина вскинула голову и возмущенно посмотрела на нарушителя спокойствия. Но он улыбался так обезоруживающе и застенчиво, что гневные слова застряли в ее горле. Антон не был похож на курортного плейбоя в классическом понимании этого слова. Не чувствовалось в нем и вальяжной наглости, свойственной пляжным мачо. Да и выглядел он именно так, как ей нравилось, – Марина всегда была неравнодушна к высоким, атлетически сложенным блондинам. У него было простое русское лицо, дочерна загорелое, умные глаза фантастической степени синевы. Будто бы эти глаза вобрали в себя само море, чтобы никогда его наружу не выплеснуть.

– Меня зовут Антон.

– Марина. Вы местный?

– Так точно. – Он продолжал неловко переминаться у ее столика, не решаясь присесть без приглашения.

Марине это показалось трогательным.

– Сам не знаю, зачем я к вам подошел… Просто, наверное, никогда таких женщин не видел.

Марина нахмурилась – она не уважала мужчин, в арсенале которых попадались дешевые уловки соблазнения.

– В каком смысле? Оглянитесь вокруг, почти все девушки в этом ресторане моложе и красивее меня. Это не кокетство.

– Вы не поняли, – поморщился Антон, – даже не знаю, как объяснить. В общем… Нет, не могу. Что-то в вас такое есть… У вас решительные губы и беззащитный взгляд. – Он покраснел.

Марина рассмеялась – ну ничего себе!

– Ладно уж, садитесь. Заказать вам что-нибудь?

– Вы с ума сошли? Это я вас об этом должен спрашивать, – возмутился он, – хотите, порекомендую вам отличное вино? Что вы пьете?

– Что-то французское или якобы французское, – неопределенно махнула рукой Марина.

– С ума сошли?! Приехать в Сочи, чтобы пить поддельное французское вино?!

Он махнул рукой официанту и что-то вполголоса ему скомандовал. Марина с любопытством за ним наблюдала – непривычная к мужской инициативе, она чувствовала себя немного не в своей тарелке.

– Вы надолго приехали?

– Только на неделю. Работа, дела.

– Семья, дети? – настороженно поинтересовался он.

Умилившись его непосредственности – интересно, сколько этому чуду природы лет? – Марина расхохоталась.

– Я не замужем.

Вид у него был удовлетворенный, будто бы отсутствие кольца на безымянном пальце ее правой руки автоматически давало ему какую-то надежду на совместное будущее. Глупо-то как!

Вино, порекомендованное Антоном, оказалось божественным. Расслабленно откинувшись на спинку соломенного кресла, она смаковала сладкие терпкие капли и задумчиво изучала Антона из-под пришторенных ресниц. Он что-то рассказывал. О себе, как водится. Был моложе ее на три года. Владел двумя коммерческими палатками на набережной. Жил с родителями в собственном домике близ Адлера. У них в саду росли черешня и абрикосы.

Марина рассеянно слушала, а сама думала о том, что мудрая Елена Андреевна оказалась, как всегда, права. Всего полдня на томном побережье, и все ее существо словно наполнили волшебным живительным эликсиром.

– А хочешь, покажу тебе фонтан? – вдруг спросил Антон.

– Что?

– Ты не слушала? – Он, казалось, не расстроился совсем. – На заднем дворике ресторана есть потрясающий фонтан. Один местный скульптор сделал. Его даже собираются перенести на набережную.

Марина, пожав плечами, поднялась – фонтан так фонтан.

А дальше…

Она была не какой-то легкомысленной девчонкой, чье сердце всегда открыто приключениям. Но то ли соленый ветер, тонко пахнущий водорослями и жасмином, подействовал на нее как опьяняющий эфир… То ли Маринина женская сущность, крохотным комочком затаившаяся под бетонными слоями привычных ей масок, взмолилась о пощаде…

Короче, она и сама не поняла, как так вышло, – но на заднем дворике ресторана, у кипариса с художественно обрубленными крыльями, руки Антона вдруг с хозяйской бесцеремонностью проникли под ее просторный балахон. И ответом этим нахальным, загорелым дочерна рукам была вовсе не звонкая пощечина, а полуобморочный Маринин поцелуй.

Все произошло прямо там, на согретой оранжевым солнцем земле. Ее босоножки от Гуччи небрежно валялись у обломков давно сломанного фонтана вместе с его растоптанными резиновыми шлепанцами. Ее белый балахон – теперь весь в траве и земле – был похож на саван восставшего из могилы вампира. Вдыхая терпкий запах его соленой обветренной кожи, Марина с удивлением осознала, что никогда ничего подобного не чувствовала.

Ничего подобного. Никогда.

– Замерзнешь. – С ловкостью Тарзана Антон привел себя в вертикальное положение и подал ей руку. В тусклом свете луны он казался темнокожим.

Марина поднялась с земли, голая и счастливая. Одеваться она не спешила, ей нравилось чувствовать кожей прохладный ласкающий ветер… и его восхищенный взгляд. Марина могла без ложного кокетства сказать, что для тридцати шести лет фигура у нее была идеальная. Хорошие гены плюс железная воля – стопроцентный рецепт успеха. Три раза в неделю – свидание с фитнес-тренером, сауна и мужеподобная массажистка с сильными руками инквизитора. Результат – гладкая, без единого сомнительного бугорочка кожа.

– А хочешь, пойдем на море? – предложил Антон. – Не боишься ночного моря? У меня и лодка есть.

Марина рассмеялась – господи, что же она творит? Тридцатишестилетняя, столько всего повидавшая, а ведет себя как девчонка.

Ну и что? Ну и наплевать на всех!

– Пошли. – Через голову она надела платье. – Море так море. Я готова на все.

То была волшебная неделя. Марине и самой не верилось, что все это происходит с ней. Она никогда, никогда раньше не встречала таких мужчин. Может быть, Антон не был так развит интеллектуально, как ее прежние любовники. Но отсутствие каких-то знаний с лихвой компенсировалось фонтанирующей искренностью, бурлящей молодостью, беззастенчивой жаждой жизни.

Когда Марина думала о возвращении в Москву, ей почему-то становилось страшно.

На секунду она представила, а что было бы, реши она навсегда остаться в этом пропахшем морем и абрикосами беззаботном раю? Она могла бы купить домик у моря, на холме, – один из добротных кирпичных особнячков, своей позитивной аккуратностью радующий взгляд слоняющихся туристов. Много ли надо средств, чтобы обеспечить себе пожизненную провинциальную приморскую леность? Вовсе нет – на ее счетах крутится солидная сумма, а потом она могла бы вложить деньги в какой-нибудь небольшой бизнес, нанять грамотного управляющего…

Они с Антоном обвенчались бы в белоснежной церкви у самого моря, и на ней было бы кружевное платье со шлейфом длиною в несколько метров… И букетик жасмина в волосах. Может быть, когда-нибудь у них появились бы дети – такие же свободные и беззаботные, как Антон. Марина всегда относилась со снисходительным презрением к тем, кто плывет по течению и прожигает жизнь, вместо того чтобы карабкаться вверх. А теперь она с удивлением и даже некоторым испугом осознала, что бессмысленный пожизненный гедонизм, должно быть, понравился бы ей. Выбросить будильник, неспешно завтракать в постели горячими булочками из кондитерской на набережной. Валяться на пляже, читать хорошие книги в тени раскидистых яблонь, колесить на стареньком велосипеде по утомленному жарою городку, рвать черешню в собственном саду и есть ее, облизывая пальцы…

Почему она раньше никогда не задумывалась о том, что в жизни может быть иной смысл? Что есть нечто более важное, чем совещания, летучки, верстки, безмозглые корреспонденты, требовательные рекламодатели, фуршеты, банкеты, жесткий график… Еще четыре весны – и в графе «возраст» она напишет пугающую цифру «сорок».

Свежее козье молоко, пачка полураскрошенного «Юбилейного» печенья, загорелое плечо, на которое можно голову положить, и море – вот, оказывается, составляющие ее истинного счастья. А она – дура, дура! – почти до сорока дожила и даже об этом не догадывалась.

Позвонили из редакции – очередные проблемы с рекламщиками. Слетело сразу три рекламных блока, надо срочно искать замену или занять место некоммерческой статьей.

– А что «Cool-косметикс»? – устало спросила Марина. – Можно дать им 20 %-ную скидку, для них это хороший шанс.

– Думают, – вздохнула Алла, ее ассистент. – Марина Петровна, вы же общались с этим Бажовым, президентом «Cool». Мне кажется, у вас получилось бы. Если вы были бы в офисе, уверена, что они подписали бы контракт.

– Ясно, – ответила Марина, про себя прикидывая, сколько времени займет доставка ее разморенного любовью и жарой тела в аэропорт. – Ладно, вечером буду.

В этот момент к ней подошел Антон. Сгоревший нос, белозубая улыбка вполлица, в руках какие-то яркие буклеты, которыми он размахивает перед ее носом с видом триумфатора.

– Что это? – одними губами прошептала Марина, не отстраняя трубку от уха.

– Билеты в дельфинарий, – полушепотом ответил он, – завтра с утра пойдем. Я узнал, после сеанса можно будет поплавать с дельфинами! Представляешь?!

Его глаза светились и казались почти синими. Тридцатилетним мальчишкой – вот кем он был.

Ни в какой аэропорт Марина в тот день так и не поехала.

Неделя пролетела как одна минута. Шоколадный загар прочно въелся в Маринину кожу. На третий день знакомства Антон пришел в ее люкс с объемистой спортивной сумкой на плече.

– Все равно мы не расстаемся, – обезоруживающе улыбнулся он, – так будет удобнее.

Марина сначала растерялась. Чего она только не перевидала, однако опыта совместного проживания с мужчиной у нее до сих пор не было.

Тем не менее на практике все оказалось не так страшно. Четыре совместных дня – и они не просто парочка, лобызающаяся в темном кинозале, а семья… Как в стихотворении «Сто часов счастья, разве этого мало?».

Когда-то это должно было случиться. Час икс, о котором было известно заранее, все равно застал ее врасплох. Скомканный влажный купальник небрежно упакован в чемодан, администратор отеля вежливо спрашивает, когда она освободит номер для уборки… Если решаться на перемену, то только сейчас. Другого подходящего момента не будет. Она вернется в Москву, с головой нырнет в затягивающий водоворот будничных дел, яркость воспоминаний померкнет, и она опять станет той, кем была последние двадцать лет, – женщиной, карабкающейся наверх.

Завтракали в кофейне на набережной. Антон уничтожал одно пирожное за другим, а у Марины не было аппетита. Упускаемый момент щемящей занозой ныл в груди. Она все думала, как бы заговорить с ним об этом. Правильно ли он поймет, чувствует ли он то же самое? Нельзя забывать о том, что он из породы крепконогих курортных Тарзанов и каждые две недели в его городке сменяется девичий ассортимент. Толпы возбужденных отпуском девушек, готовых на все, многие из которых куда моложе и красивее ее самой… Может быть, Марина для него лишь фотовспышка в нескончаемой череде легковесных романов?

Она усмехнулась – надо же, дожила на старости лет. Рассуждает, как какая-нибудь неуверенная в себе редакционная Наташка.

И вдруг Антон сказал:

– Марина, нам надо поговорить. Я все сижу и думаю, что через два часа тебе придется уехать в аэропорт. Ты поцелуешь меня на прощание, и больше мы не увидимся.

Она смотрела на него недоверчиво. Марина не привыкла к мужской инициативе и была удивлена, что он снял с ее плеч непосильную ношу трудного разговора.

– Это неправильно, – покачал головой Антон, – так не должно быть. Может быть, для тебя это просто курортное приключение, но я…

Он осекся и посмотрел на нее вопросительно. Марина улыбнулась и накрыла его ладонь своей – поразительно, они даже думают об одном и том же. Она уже хотела вывалить на него весь груз накопившихся размышлений, утопить его в бездонном море розовых фантазий. И про домик из красного кирпича рассказать, и про черешневый сад, и про детей, здоровых и вечно загорелых, и про длинный шлейф итальянского свадебного платья, который будет красиво развеваться на теплом ветру, а потом пропитается соленой влагой…

– Я хочу переехать в Москву, – сказал Антон.

Марина растерянно заморгала.

– Что?

– В Москву, – повторил он, решительно сжав губы, – послушай, у меня есть план. Я ведь давно мечтаю из этого захолустья смыться.

– Захолустья… – повторила она как завороженная. – И что же это за план?

– Есть у меня товарищ один, он давно уже в Москву перебрался. У него сеть продуктовых ларьков возле метро. Он давно говорил, что ему нужен партнер!

– Ларьки у метро, – усмехнулась Марина, – с чего ты взял, что тебе будет интересно этим заниматься?

– Интересно, неинтересно… Мой товарищ как сыр в масле катается. И очень давно зовет к себе.

– Ну а с какой радости он предложил тебе партнерство? – удивилась Марина. – У тебя ни экономического образования, ни денег…