Текст книги "Свадьба на выбор, или Женихи в ассортименте"

Роман включил свет и легонько подтолкнул ее в спину.

– Ну как?

Она подняла голову и удивленно ахнула. Это была вовсе не жилая комната, а кладовка для… туфель! На десятках нарядных белых полочек были выставлены очаровательные женские туфли. А в центре комнатки стояло удобное кожаное кресло, видимо, для того, чтобы при желании можно было с комфортом примерить любой образец.

Десятки, сотни великолепнейших дорогих туфелек! Таких красивых, что дух захватывало. Это была комната мечты любой, даже самой капризной, модницы.

– Что это? – удивилась она.

– Мое маленькое хобби, – польщено улыбнулся Соколовский, – я же говорил тебе, в моем магазине нет байеров. Я сам предпочитаю ездить в Италию два раза в год и выбирать понравившиеся модели. А самые красивые я оставляю себе. Для личной коллекции.

– Но почему… почему здесь только женские туфли? – Яся схватила первый попавшийся сапожок, коричневый, из кожи аллигатора. – К тому же они все, кажется, одного размера. Ты что, женат?

– Нет, что ты, – испуганно возразил он, – а размер я оставляю тридцать седьмой с половиной. Не слишком маленький и не слишком большой. Это красиво.

– Это как раз мой размер, – ошарашенно вздохнула Яся.

– Я знаю, – улыбнулся Роман, – я же видел, как ты мерила туфли в моем магазине. Яся, я об этом мало кому рассказывал… Но у меня есть тайная мечта… когда-нибудь я хочу попробовать создать свою коллекцию обуви.

– Это замечательно! – вежливо воскликнула она, косясь в сторону сногсшибательных серебряных босоножек на высокой шпильке. – Конечно, тебе стоит попробовать! У такого ценителя не может не получиться.

– Хочешь их примерить? – перехватив ее взгляд, предложил он. – Если тебе понравится, я тебе подарю.

– Ну что ты, – смутилась она, – мне неудобно такие дорогие подарки принимать.

– Да брось! Мне давно пора обновить коллекцию. Меряй все, что хочешь. Садись в кресло. – Он нажал на ее плечи, заставил Ясю опуститься в кресло и подал ей босоножки.

Не мечта ли это любой женщины – чтобы ее привели в модный магазин и практически насильно велели выбрать все, что понравится. «Пусть я сегодня осталась без великолепного секса, зато хоть пополню гардероб!» – оптимистично решила Яся, скидывая свои собственные туфли, с которых и началось ее знакомство с щедростью Романа Соколовского.

Босоножки оказались ей впору, словно были сшиты именно на нее. Ну разве это не фантастика?

– Красиво, – хрипло сказал он, – дарю. А теперь меряй вот эти. – Он вручил ей красные остроносые «лодочки» несколько консервативного фасона.

– Они не в моем стиле, – покачала головой она, – вот если бы можно было примерить вон те сапожки…

– Сначала туфли! – не терпящим возражений тоном потребовал Роман.

– Ну ладно, – немного удивившись, согласилась Яся.

Как она и ожидала, красные туфли скорее могли украсить ножку школьной учительницы французского, которой хочется быть и скромной и утонченной одновременно. Ярослава же – возможно, в силу своего возраста – предпочитала обувь на внушительном каблуке.

Она хотела было, набравшись наглости, потребовать все-таки коричневые сапоги, но вдруг обратила внимание на выражение лица Соколовского. Цвет его щек был почти таким же красным, как те немодные туфли, что он так настойчиво ей подсовывал. Его волосы были взлохмаченными, дыхание – частым и мелким, как у собаки, а светлые глаза – абсолютно безумными.

– Тебе… нехорошо? – испугалась она.

– Нет, все в порядке, – пролепетал Роман, – Ярослава – ты просто божество!

Он вдруг упал перед ней на колени, раскинув руки в стороны:

– Еще ни с одной женщиной я не получал такого кайфа!

– Что ты… имеешь в виду? – Нехорошая догадка уже копошилась в ее голове, но все равно она, будучи девушкой оптимистичной, не могла до конца поверить, что это и впрямь происходит с ней.

В поисках элементарного fast-секса ее угораздило наткнуться на извращенца. Похоже, господин Соколовский получает удовольствие от созерцания женских ступней. И, конечно же, туфель.

– Я хочу еще. – Его глаза горели особенным, сумасшедшим огнем. – Пожалуйста, не отказывай мне. Давай вот эти. – Он резво вскочил на ноги, кинулся к полкам и сгреб в охапку целый ворох разноцветных босоножек и туфелек. – Это из последней летней коллекции. Мои самые любимые.

– Знаешь что, – она нащупала ногой свою собственную туфлю, – я, пожалуй, пойду.

– Что случилось?

Он разжал руки, и пятисотдолларовые туфли со стуком упали на пол.

– Ярослава, у нас же все так хорошо начиналось. И пусть это тебе сейчас кажется странным… Но потом ты привыкнешь! И потом, ты можешь забрать себе все, что тебе понравится, – в отчаянии он добавил, – навсегда!

– Понимаю. – Она поднялась с кресла. Все же впредь ей надо быть поосторожнее и не являться домой к едва знакомым мужчинам. Но кто же мог подумать, что невинный на первый взгляд Роман окажется таким чудовищем? Хотя будь она понаблюдательней, то, наверное, обратила бы внимание на тот факт, что она привлекла его именно в момент примерки туфелек. Они ведь даже почти не разговаривали. Он спросил, как ее зовут, потом сразу же подарил ей туфли, оставил свою визитку, они договорились созвониться – вот и все.

– У тебя такие красивые ноги, это такая редкость! И как раз мой любимый размер! Ярослава, я же, как Золушку, тебя нашел, по размеру туфельки. Ты не можешь вот так просто взять и уйти! Я буду на руках тебя носить!

– Давай как-нибудь в следующий раз, а? – вежливо улыбнулась она. – У меня что-то голова разболелась. Я бы могла как-нибудь прийти к тебе, мы бы вместе поужинали, а потом спокойно занялись бы твоими туфлями. – Она решила на всякий случай его не злить. Кто его знает, Соколовского этого. Может быть, у него дома есть не только потайной шкаф с женскими туфлями, но еще и пыточная камера.

– А это точно? – подозрительно прищурился он.

– Точнее не бывает, – подмигнула Яся, пробираясь в сторону прихожей, – я перемеряю все твои босоножки и сапоги!

– О да, – прошептал ей вслед Роман, – и я мог бы пить шампанское из твоих туфелек!

* * *

– Почему так? На прошлой неделе он клялся в вечной любви, говорил, что мы с ним будем воспитывать троих детей и в случае чего обещал отдать мне свою почку. А сегодня он назвал меня тупой овцой и запретил ему звонить, – визжала в телефонную трубку Алена, – появляется на людях в обществе какой-то дуры с нарощенными волосами. А я всю посуду уже от злости перебила! Ну что мне делать, что?!

– Хочешь, подарю тебе кофейный сервиз? – предложила Ярослава, шокированная. – Почему-то, когда я сняла новую квартиру и устроила вечеринку, все гости притащили в подарок посуду. Как сговорились.

– Если я не подлечу нервы, то скоро мне придется перейти на пластиковые стаканчики, – вздохнула Алена, – Ну почему они всегда так со мною поступают? Яська, ты же умная, скажи!

– Я в замешательстве, – честно призналась Ярослава, которая не любила выступать третейским судией в амурных делах подруг, особенно таких стервозных, как Алена, – если тебя это утешит, у меня у самой проблемы.

– Что такое? – заинтересовалась Алена. Она была из тех, кто чужие неприятности воспринимает в качестве панацеи от собственных психологических неурядиц.

– Депрессия, – вздохнула Яся.

– Банкир оказался подлецом? – У Алены был такой голос, словно она улыбалась.

«Ну что же она за человек такой? – подумала Ярослава. – На нее даже невозможно обижаться! Настолько примитивно ее злорадство».

– Если бы только он, – она вкратце рассказала Алене о туфельном маньяке.

Та хохотала как ведьма.

– Дай мне его телефон! Я как раз стоптала каблучки у своих «Дибреро». Мне не помешает обновка. Я согласна перемерять весь магазин!

– А если серьезно, Аленка, как же мне это все надоело, – призналась Яся, – иногда мне кажется, что я ущербная. Почему мне попадаются только мужчины… мягко говоря, со странностями?

– Ничего себе странность – подарил туфли за семьсот баксов, – присвистнула Алена. – По крайней мере он не такой ненормальный, как этот твой… бывший.

– Не напоминай, – поморщилась Яся.

Ее последние отношения были окрашены в сентиментальный светло-розовый цвет. На какой-то момент Ярославе даже показалось, что она наконец влюбилась. Во всяком случае, впервые в жизни она рискнула переехать в квартиру своего любовника со всеми своими вещами.

Его звали Максим Андрейчик, у него была внешность модели из рекламы мартини и манеры вечного двоечника. У него не было постоянной работы, зато имелось жизненное призвание. Он мечтал стать великим путешественником и отыскать-таки на исхоженном вдоль и поперек глобусе заветное белое пятно. У Андрейчика была цифровая видеокамера, с которой он в будущем надеялся объездить весь мир. Ну а пока ему изредка удавалось выбраться в местечко большей или меньшей степени экзотичности – например на золотые прииски ЮАР или в дебри латиноамериканских джунглей. Иногда отснятые материалы удавалось продать какой-нибудь телекомпании. Если эта телекомпания была иностранной, то на какое-то время он получал возможность пожить жизнью более чем обеспеченного человека. Тратил он все подчистую, копить не любил. А зачем откладывать деньги человеку, для которого выход в открытый океан на лодочке для спортивной гребли является не захватывающим приключением, а почти жизненной нормой? Каждый новый день он проживал как последний. Однажды он подарил Ярославе бриллиантовые сережки, а неделю спустя занял у нее денег, чтобы купить гречневой крупы.

Материальных ценностей для него не существовало. Он не привязывался к вещам и сочувственно вздыхал, когда Ярослава, кусая губы, на последние деньги покупала модные туфельки.

Это и раздражало ее и притягивало. Те четыре месяца, что они прожили вместе, были, пожалуй, самым необычным и захватывающим временем в ее жизни.

Ей казалось, что она влюблена. Но это обстоятельство не мешало Ясе время от времени ему изменять. «На стороне», с другими мужчинами, она могла вновь почувствовать под обутыми в туфельки на шпильке ногами твердыню предсказуемого кокетства. Ей было хорошо с Андрейчиком, но все равно она с удовольствием время от времени бегала на тривиальные ресторанные свидания. Потому что Максим ресторанов не признавал и считал их пустой тратой времени и денег. Также он не дарил ей цветов, чтобы не быть «как все». Собственно, он ей ничего, кроме вышеупомянутых бриллиантовых сережек, не дарил. Да и те были куплены после душераздирающего скандала, когда на день рождение он преподнес ей купленные на каком-то ремесленном рынке лапти. Почему-то ему показалось, что Яся оценит этническую обувку. Ну или хотя бы будет использовать ее в качестве домашних тапочек. А она вместо этого рассвирепела и запустила ему лаптем в лоб.

В общем, она ему изменяла – это факт.

Были у нее и постоянные любовники, и редкие случайные связи.

Но чаще других она встречалась с сорокадвухлетним бизнесменом Михаилом Полонским, спокойным, вальяжным и добрым, как мультипликационный бегемот.

Михаил Марленович Полонский был для нее человеком-отдушиной. Хотя, глядя на него, сложно было представить, что молодая красивая телеведущая ляжет с ним в постель, не получив предварительно в подарок «мерседес».

Внешне он представлял собою гибрид Боба Марли и главы ордены джедаев Йоды (если такое вообще возможно). На Йоду он походил ростом, плотненьким телосложением, широким лицом, в котором просматривались азиатские черты, спокойным буддийским разрезом глаз и зеленоватой бледностью. От главного же регги-идола планеты ему перепали по-африкански мясистые губы да буйные черные кудри с проседью, которые он завязывал в импозантный хвостик.

Когда Ярослава увидела его впервые, она с внутренним смешком подумала: «Вот любопытно, кто же спит с этим чучелом?» Она, конечно, понимала, что корыстных женщин – тысячи, но нельзя же любить деньги до такой степени!

До чего же она удивилась бы, если кто-нибудь сказал ей, что всего через неделю после знакомства, Полонский где-то раздобудет ее телефон и позвонит скучным вечерком, чтобы пригласить ее в тогда только открывшийся ресторан «Зебра». А ей как раз именно в тот вечер будет отчаянно нечего делать. Андрейчик уедет на тренировку по скалолазанию, а ее от спортивных залов всегда немного подташнивало.

Отгадайте с трех раз: что выберет молодая энергичная девушка с претензией на светскость: в гордом одиночестве распить бутылочку шабли за просмотром идиотского ток-шоу или поужинать с невзрачным мужчиной в таком ресторане, о котором можно будет потом с придыханием рассказывать подружкам?

Вот за тем самым, их первым, ужином и выяснилось, что Михаил Марленович Полонский – отличный мужик. Он не говорил пошлостей и глупостей, ни о чем с ней не договаривался (что может быть противнее торгующегося мужика, который пытается выгадать, какой степени близости он добьется, оплатив ужин в дорогом ресторане?).

Нельзя сказать, что Полонский был гиперостроумным, нельзя сказать, что их разговор лился рекой, словно они были знакомы полжизни, но все же рядом с ним было как-то хорошо. Впервые за последние несколько месяцев Ярослава расслабилась.

Поэтому, когда спустя неделю он пригласил ее на джазовый фестиваль, она с удовольствием согласилась. А потом она впервые позвонила ему сама… Они подружились. И когда в одно прекрасное утро Яся вдруг обнаружила себя проснувшейся в его постели, она ничуть не удивилась, не схватилась в ужасе за голову и не дала самой себе страшной клятвы столько больше не пить. Потому что это было само собой разумеющимся.

Секс с Полонским был таким же уютным и степенным, как и он сам.

Михаил Марленович знал, что Ярослава с кем-то там встречается и даже вроде бы живет вместе, но никогда этим подробно не интересовался. В свою очередь, она была в курсе, что у него есть девушка, модная галеристка по имени Оксана Дробашенко, с которой он общается уже несколько лет. Все были довольны, никто никого не ревновал.

В неведении оставался только Максим Андрейчик, но иногда Ясе казалось, что он настолько погружен в свои сумасшедшие идеи и несбыточные планы, что даже если бы она раскрыла перед ним все карты, он только равнодушно махнул бы рукой.

Тем временем их отношения становились все прохладнее.

Ее терпение лопнуло, когда Максим продал телевизор, видеомагнитофон и ее супернавороченный мобильник, а на вырученные деньги купил себе новую палатку из каких-то революционных материалов. Когда она принялась возмущаться по поводу телефона (который он, между прочим, без спросу стащил из ее сумочки), он с искренним недоумением протянул ей бэушный «сименс», купленный им на Митинском радиорынке за пятьсот рублей. Он так и не понял, кажется, почему она устроила скандал со слезами и битьем посуды. Пожав плечами, заявил, что у Ярославы психология обывателя, и ее проблемы кажутся ему слишком мелкими, чтобы обращать на них внимание.

После короткого совещания с Аленой и Викой было принято совместное решение, что с Андрейчиком пора завязывать.

* * *

Болезненным было их расставание, нехорошим. Если, правда, прилагательное «хороший» вообще применимо к процессу, когда двое людей, которые еще пару недель назад называли друг друга «зайками», пряча глаза пакуют чемоданы, чтобы навсегда разбежаться в разные стороны.

На следующий день после того, как Ярослава переехала, Андрейчик позвонил ей, чтобы попросить вернуться. Она знала, что такой звонок означал для него колоссальное моральное усилие. Такие люди, как Андрейчик, если уж с кем-нибудь прощаются, то, как правило, навсегда. Она не любила заново перечитывать уже знакомые книги. Что толку в сотый раз браться за, казалось бы, интригующее начало, если кульминационный конфликт известен наперед, да и хеппи-энда не предвидится. Поэтому и ответила «нет», постаравшись смягчить свою решительность экскурсами в популярную психологию. Лучше бы она, правда, этого не делала, потому что нет ничего хуже, чем услышать сочувственное: «Дело не в тебе, дело во мне». Сразу становится понятно, что дело как раз в том, к кому обращена эта жалостливая реплика.

Через две недели после разрыва они случайно столкнулись в фойе кинотеатра «5 звезд». Ярослава была с Аленой, а Максим – с какой-то восторженно улыбающейся девицей в оранжевом плюшевом пиджаке. Они вежливо поздоровались, и как одинаково заряженные ионы разлетелись в разные стороны зала. Когда Максим ловил на себе ее взгляд, он принимался демонстративно целоваться с хозяйкой оранжевого пиджака, которая даже не подозревала о своей роли пешки в этой психологической битве титанов, и была вполне счастлива.

Весь сеанс Яся и Алена обсуждали новую пассию Андрейчика. Алена была прекрасным собеседником в тех случаях, когда требовалось кого-нибудь злобно и пристрастно обсудить. Оказывается, пока Яся хлопала ушами, она успела заметить, что у девушки той дешевые пыльные ботинки, безнадежно кривые ноги и желтые зубы заядлой курильщицы. Ярослава не была докой в жанре сплетни, но и она несмело рискнула заметить, что в профиле «оранжевой» было нечто куриное. Алена горячо ее поддержала. К тому моменту когда на экране под лирическую музыку поплыли финальные титры, Яся была твердо убеждена в том, что Максим связался с этой кривоногой мымрой исключительно ради самоистязания. Потому что он до сих пор не может себе простить расставания с любимой женщиной. То есть Ярославой.

Но когда в зале зажегся свет, она покосилась в его сторону и увидела, как он что-то шепчет ей на ухо, а она смеется и смотрит на него – одновременно кокетливо и укоризненно. И зубы ее казались не такими уж душераздирающе желтыми. И вообще она была вполне ничего.

Алена в тот вечер предложила пойти в ночной клуб, но Ярослава сослалась на головную боль и отправилась домой. По дороге она купила в ларьке пачку ментоловых сигарет, чтобы курить их одну за другой, рассматривая старые фотографии. И когда она вопросительно заглядывала в довольные физиономии двух фотографических людей (один из которых в то же самое время где-то на другом конце Москвы наверняка подливал в стакан своей спутницы вина и одновременно гладил ее по коленке), в глубине ее души шевельнулось нечто, сильно смахивающее на сожаление. Но Ярослава бойко отогнала прочь это странное чувство. Сигарету выкурила, фотографии, посомневавшись немного, все же выбросила.

С тех пор прошло несколько месяцев. Ее жизнь вошла в привычную колею. Три дня в неделю она ходила на работу, почти каждый день обедала с подружками, почти каждый вечер бегала на свидание, почти каждую ночь спала с мужчинами. Какому-нибудь домоседу ее жизнь могла показаться завидно многообразной. Яся же не могла отделаться от ощущения, что она монотонна и бессмысленна. Потому что разными были только платья, рестораны и мужчины. По сути же каждый завтрашний день обещал оставить за собой то же чувство внутреннего неудовлетворения, что и вчерашний.

И вот в тот вечер, после телефонного разговора с Аленой, которой в очередной раз не повезло в любви, Ярослава снова полезла в коробку с фотографиями. Старенькая обувная коробка вмещала в себя почти двадцатичетырехлетнюю хронику ее жизни. Она не любила фотографироваться, потому что неподвижность кадра убивала две трети ее обаяния. Ее красота была не в чертах лица, а в мимике, пластике, звуке ее смеха. На карточках же неизменно проявлялась толстощекая девица с заплывшими глазками и намечающимся вторым подбородком.

Зато иногда она фотографировала своих мужчин. А потом с удовольствием, точно военные трофеи, разглядывала свидетельства своей популярности.

Десятки фотографий. Улыбающиеся и серьезные мужские лица. Кто-то симпатичный, кто-то пострашнее. У нее был короткий роман с мальчиком, профессионально исполняющим стриптиз. Он был чем-то похож на Бенисио Дель Торо, только, конечно, намного моложе. Женщины любого возраста от него с ума сходили, и Ясе нравилось выводить его в свет, точно дорогущую дизайнерскую сумочку. А потом он внезапно исчез из ее жизни, а она долго обрывала его телефон, думала, что случилось что-то. А много позже узнала, что он тогда банально переметнулся к одной из своих клиенток, бывшей супруге видного криминального авторитета.

У нее был шестидесятилетний профессор университета. Большинство окружающих считали его квазимодо, а вот Яся смогла разглядеть в нем изюминку, некую мрачноватую зрелую сексуальность.

У нее был профессиональный тренер по бодибилдингу. И балерун из авангардного театра. И темнокожий студент из Университета дружбы народов. Бард. Владелец сети привокзальных ларьков. Студент с философского.

А некоторые лица она и вовсе умудрилась позабыть. С ума сойти – ей всего двадцать три с небольшим, а она уже не помнит некоторых своих мужчин, чьи фотографии некогда были заботливо сложены ею в заветную коробочку!

Как-то глупо это все.

Ярослава убрала коробку на антресоли. Почему-то ей стало грустно. Обычно в таких ситуациях она выпивала грамм пятьдесят коняьчку, вызванивала кого-нибудь из подруг и отправлялась развеивать грусть-печаль по развеселым московским барам.

Но сейчас она инстинктивно чувствовала, что даже если в барах этих ей будет невозможно весело, то все равно это будет не панацея, а трусливый побег от действительности.

Интересно, а все эти мужчины из ее картонной коробочки помнят о Ясе? Хранят ли ее редкие фотоснимки, грустят ли иногда о том, что у них с ней не сложилось?

Какая ерунда!

Кто грустит – стриптизер, который променял ее на обвешанную бриллиантами увядшую кошелку, которая прячет варикозные ноги под брючками от Лагерфельда и не стесняется покупать мужскую любовь? Или профессор-квазимодо, который три месяца морочил ей голову, а потом женился на своей аспирантке, особе с внешностью старой девы из телевизионной пантомимы?! Или тренер по бодибилдингу, который нахваливал ее ягодичные мышцы, но сокрушался по поводу «недоработанных» квадрицепсов? Или студент-философ, который однажды занял у нее пятьсот долларов, и с тех пор она ничего о нем не слышала?

Или, может быть, банкир Семенов, ценитель продажной красоты и диких плясок у шеста? Или – три ха-ха – Роман Соколовский, король туфелек? Да она готова поклясться, что этот, последний, даже не запомнил, какого цвета у нее глаза (зато, наверное, может с точностью до миллиметра указать место, где она позавчера натерла ногу).

Что она делает со своей жизнью? Почему она умудряется превращать все в фарс, в калейдоскоп случайных связей с уцененными, не стоящими ее внимания персонажами.

Если кто-то из них о ней и вспоминает, то это разве что Максим Андрейчик. И, может быть, Михаил Марленович Полонский, которому она уже отменила четыре свидания. Почему так получается – она, умная, энергичная и хваткая девушка, упускает тех, кто действительно относится к ней тепло и серьезно, зато оставляет возле себя клинических идиотов и без тени сомнения отправляется на свидания с туфельными извращенцами?!

«Нет, надо срочно что-то менять», – сказала самой себе Ярослава Калинина.

И все-таки отправилась на кухню за коньяком.