Текст книги "Круг"

IV

46

Вывеска «Хрустального грота» – темно-синяя с узорчатыми золотыми буковками и россыпью звездочек и полумесяцев. Ванесса надеялась, что бутик Моны давно закрылся, прибавился к списку почивших магазинов. Однако стоило ей открыть дверь в торговый центр, как она тут же ощутила запах сигарет и благовоний. И вот она видит через окно витрины, что внутри «Хрустального грота» стоит очередь из трех покупателей. Мона, в том же джинсовом костюме, что и в прошлый раз, принимает пачку купюр из рук старика, который явно находится на границе между восьмьюдесятью годами и смертью.

Ванесса выплевывает жвачку так решительно, что та отскакивает от пола.

Зачем она сдуру упомянула «Хрустальный грот»? Да еще, поддавшись уговорам, пришла сюда?

Ответ может быть один. У них нет выбора.

Книга Узоров сказала, что им нужна эктоплазма, но, естественно, отказалась отвечать, где ее достать.

Ванесса ненавидит эту книгу, которая ведет себя как капризная старая тетка и утаивает всю нужную им информацию. Чего только Ванесса не делала со своим экземпляром – и трясла, и угрожала повырывать все страницы, если книга не покажет им, как разгадать секрет Густава и его двойника. Все безрезультатно.

По-прежнему только Ида может читать в Книге Узоров. Но перед директрисой, с которой они регулярно встречаются каждую субботу, она притворяется, что книга ничего ей больше не показывает. То, что Ида находит в книге, они обсуждают дома у Николауса.

Когда книга захотела, чтобы они начали тренировать свою энергию, Ида за пятнадцать минут объяснила им, что следует делать. Но зачем нужна такая тренировка, книга не сказала.

– Я тут ни при чем, – защищалась Ида. – Я просто читаю, что написано.

Мину пыталась приободрить их. Она сказала, что Книга Узоров наверняка знает, что им нужно. Что наверняка есть какая-то очень важная причина учиться этому.

Им ничего не оставалось, кроме как поверить на слово этой старой кляче-книге и попробовать выполнить ее задание, каким бы бессмысленным оно им ни казалось. Поодиночке они с завязанными глазами садились на стул в гостиной Николауса. И старались «увидеть», где в комнате находятся остальные.

Мину села на стул первой, но у нее совершенно не получилось почувствовать остальных. Она выглядела очень расстроенной, сняв с себя повязку. Ванессе было жалко ее.

У Иды с первого же раза все получилось великолепно, и она чуть не лопнула от гордости. Ей, наверное, страшно хотелось поаплодировать самой себе и колесом пройтись по комнате.

У Линнеи тоже получилось неплохо. Когда пришел черед Ванессы, она волновалась больше, чем ожидала. Мягкую повязку – пахнущий старыми вещами и шкафом шарф Николауса – туго стянули на затылке. Было неприятно чувствовать, что все смотрят на нее, а она никого не видит.

Сначала органы чувств обманывали ее. То ей казалось, будто кто-то хихикнул, то становилось так тихо, как если бы она осталась совсем одна.

Только когда Николаус посоветовал Ванессе расслабиться, у нее получилось: она почувствовала остальных. Сначала слабо, но чем больше она доверяла этому чувству, тем сильнее оно становилось. В конце концов сомнений не осталось. Ванесса безошибочно указала на всех, кто стоял в комнате.

Ванесса никогда бы не могла объяснить, как именно она это сделала. Она просто почувствовала присутствие всех Избранных каким-то доселе неизвестным ей чувством. Не обонянием, не осязанием, не слухом, не вкусом, не зрением. Это было что-то совсем другое.

Книга также научила их особому магическому варианту игры в прятки. Или в «маятник» – то единственное слово, которое могла придумать Ида, описывая правила в первый раз. Одна из Избранниц остается в гостиной Николауса, в то время как остальные идут в кухню, закрывают дверь между комнатами и садятся за кухонный стол. Затем разворачивают на столе чертеж квартиры Николауса. Водящий берет серебряную цепочку Иды и раскачивает ее как маятник над чертежом.

Ванессе выпало выполнять задание первой. Она взяла цепочку Иды, в то время как Линнея осталась ждать в комнате. Сначала серебряное сердечко просто висело на цепочке. Но когда Ванесса качнула цепочку, подобно маятнику, и мысленно сконцентрировалась на Линнее, украшение стало все быстрее крутиться по часовой стрелке над одной и той же точкой.

– Линнея стоит справа от журнального столика, – сказала Ванесса.

Николаус открыл дверь, заглянул в гостиную и подтвердил, что Ванесса права. «Маятник» не часто удавался Ванессе, но Линнею она почему-то находила всегда.

Конечно, поначалу это завораживало. Но прелесть новизны быстро исчезла. Книга настаивала на том, чтобы они повторяли это упражнение снова и снова, и не предлагала ничего нового. Разговоры Мину о том, что книга не только приемник, но отправитель информации, и то, что она показывает, очень важно, с каждой неделей звучали все менее убедительно.

Однако теперь, спустя два месяца, этот самый отправитель наконец сменил пластинку. Наконец им удалось узнать что-то, что может помочь им разгадать тайну Густава и его двойника.

Звякает колокольчик, Ванесса открывает дверь в «Хрустальный грот».

Звуки бряцающей арфы, льющейся воды и щебетания птиц доносятся из динамиков. Ощущение такое, будто кто-то бряцает на натянутых, как струны, нервах Ванессы.

Она чуть не сталкивается с Моникой из кафе «Monique», которая улыбается так широко, что глаза превращаются в щелочки. Ванесса не помнит, чтобы когда-нибудь раньше видела Монику улыбающейся. Моника прижимает к груди большой и шуршащий пластиковый пакет. На нем таким же витиеватым стилем, как на вывеске, написано «Хрустальный грот».

– Ванесса! Как приятно видеть тебя здесь! – говорит она и добавляет заговорщическим шепотом: – Правда, она удивительная?

Ванесса не сразу понимает, что Моника говорит о хозяйке магазина.

– Угу, – бурчит она. – Еще какая удивительная.

– Удачи, – говорит Моника и дружески стукает ее по плечу, прежде чем уйти.

Ванесса обращает внимание на то, что полки заполнены новыми товарами. Больше всего бросается в глаза пара огромных хрустальных фонтанов с дельфинами, застывшими над водой в озорной игре. Медный дракон, стоявший рядом с красной драпировкой, исчез. «Хрустальный грот» не только не закрылся. Бизнес явно процветает.

Ванесса ждет момента, чтобы остаться с Моной наедине. Она останавливается у полки с фарфоровыми ангелами и трогает ценник, приклеенный к самому большому из них. Это тот ангел, что понравился Линнее.

Дверной колокольчик снова звякает, когда последний покупатель выходит из бутика. Ванесса поднимает глаза. Мона по-прежнему стоит за стойкой и закуривает сигарету.

– Я полагаю, ты пришла не за тем, чтобы купить «ловца снов», – говорит она.

– Откуда вы знаете?

– Настоящие ведьмы не интересуются такой чепухой, – говорит Мона.

На лице Ванессы, должно быть, написано крайнее удивление. Мона ухмыляется во весь рот. Идет к двери, запирает ее и вешает табличку «Закрыто».

– Откуда вы узнали, что я ведьма? – говорит Ванесса.

– Я увидела это по твоей руке. Ну и зубы тоже показали. Хотя вообще-то знаки огама мне тогда были не нужны. Я достала мешочек, просто чтобы проучить одну девицу, которая задирала передо мной нос.

– Почему же вы ничего не сказали, когда гадали мне?

– Ты еще об этом не знала, и не я должна была рассказывать тебе об этом. Эта роль уже была, так сказать, занята.

– Но если вы увидели, что я ведьма, значит, и вы тоже…

– Идиотский вопрос, – перебивает Мона. – Разумеется, я тоже.

Когда Ванесса вызвалась сходить в «Хрустальный грот», она просто, что называется, ткнула пальцем в небо. Она думала, что Мона – обычная старуха, заколачивающая деньги на хрусталиках. Ну, может, мутная, но не опасная. Или, вернее, Ванесса надеялась на это, помня о том, что Мона ей нагадала. Если же гадание – правда, оно означает: «Пока, Вилле, привет, смерть».

Ванесса окидывает Мону взглядом, пытаясь понять, что ей теперь делать. Если Мона – ведьма, то какая? Знакома ли она с директрисой? Подчиняется ли Совету?

Ванесса осматривает бутик. Смотрит на хрустальные фонтаны. Думает об улыбке Моники. Моники, которая никогда не улыбается. Смотрит на красную драпировку. Смотрит на Мону-Лунный Свет, которая стоит рядом с ней в своем джинсовом костюме с бабочками и дымит сигаретой. Вдруг Ванесса все понимает.

– Вы их надуваете, – говорит Ванесса.

Мона поднимает бровь, но молчит.

– Вы, когда мне гадали, пытались сначала и со мной провернуть этот ваш фокус-покус, чтобы я поверила в ваши россказни. Я почувствовала что-то не то… и воспротивилась. Вот тогда вы разозлились и гадали уже по-настоящему.

– Я разозлилась, как только увидела тебя в первый раз, – говорит Мона. – Что касается гадания, то припоминаю, что ты не очень-то обрадовалась, услышав правду.

Она подходит ближе к Ванессе и выдувает большое облако дыма прямо ей в лицо.

– Ты думаешь, люди хотят слышать настоящие гадания? – спрашивает Мона. – Они хотят чувствовать себя счастливыми, уходя отсюда. Хотят обрести веру в будущее. В такой дыре им это необходимо.

– Благотворительностью занимаетесь? – иронизирует Ванесса.

– Разумеется, нет, – фыркает Мона. – Это бизнес. Довольный клиент возвратится обратно. Я никому не причиняю вреда.

В кои-то веки Ванесса благодарна занудным советам директрисы:

«Вы не имеете права использовать магию без разрешения Совета».

«Вы не можете использовать магию, чтобы нарушить немагические законы».

«Вы не должны раскрывать немагической общественности вашу магическую сущность».

– Мне интересно, что думает о вашей деятельности Совет, – говорит она. – Вы обманываете людей. Вы первая, кому удалось раскрутить свое дело за все время существования этого торгового центра. Весьма нескромно.

Мона собиралась затянуться, но ее рука остановилась на полпути.

– Чего ты добиваешься?

– Я хочу знать, на чьей вы стороне, – отвечает Ванесса. – Я не стану трепаться о ваших делах, если вы промолчите о моих.

Мона пялится на нее, словно пытаясь понять, принимать ли угрозу всерьез. Ванесса, не моргая, смотрит на нее. Мона перестанет ее уважать, если она отведет взгляд. В конце концов Мона фыркает, но Ванесса успевает заметить мелькнувшее в ее глазах под густо намалеванными бирюзовыми веками уважение.

– Ну ты и наглая. Мона-Лунный Свет не доносчица, так и знай. Но и на шею мне садиться никому не позволю. Запомни мои слова.

– Договорились, – говорит Ванесса. Она колеблется. – Мне нужно достать одну вещь. Есть ли у вас в магазине что-то кроме того, что выставлено на полках?

Мона прикуривает новую сигарету от старой и криво улыбается.

– Скажи прямо, что ты ищешь.

– Эктоплазму, – говорит Ванесса.

Мона ухмыляется и кивает, исчезая за драпировкой.

Ванесса пользуется случаем и отправляет сообщение Мину, дожидаясь, пока вернется хозяйка магазина.

«Эктоплазма у нас в кармане», – пишет она.

Остается только решить проблему с Анной-Карин.

Браслеты Моны бряцают по ту сторону драпировки. Выходя обратно, она держит в руке склянку из коричневого стекла, заполненную светлой густой жидкостью.

– Высший сорт, – говорит Мона, протягивая Ванессе банку.

Она теплая. Теплее, чем если бы просто хранила тепло руки Моны. Ванесса наклоняет склянку в сторону. Эктоплазма не двигается. Она выглядит как полузастывшее безе. Ванесса откручивает крышку и нюхает. Этот белый крем ничем не пахнет. Эквивалент звенящей тишины в мире запахов.

– Что это такое? – спрашивает Ванесса.

– Материя духа, – отвечает Мона.

– Это мне ничего не говорит. Как ее делают?

– Ее не делают. Она выделяется ведьмами, через которых говорят мертвые.

Ванесса вспоминает, как Ида парила в парке и из уголка ее рта сочилась белая жидкость. Поспешно вернув крышку на место, Ванесса крепко закручивает ее. Теплое содержимое банки дрожит.

– Что-то подсказывает мне, что ты трясешься от страха перед первым ритуалом, – говорит Мона.

– Кто сказал, что он первый?

Мона не отвечает, только хрипло смеется каркающим смехом и закуривает новую сигарету. Она могла бы посоревноваться в курении на скорость. Ванесса снова смотрит на банку. Ей не хочется задавать вопросы Моне, но никто другой на них ответить не может.

– И как использовать эти… слюни?

– Ну, как использовать, – говорит Мона. – Для слабой магии хватит кругов, нарисованных мелом или карандашом. Если ты в круглой комнате, то в качестве внешнего круга можно даже использовать стены. Но лучше всего энергию связывает экто. А уж если сильная магия да еще в комбинации с кругом, нарисованным карандашом, то держись!

– В каком смысле «держись»?

– А в таком, что от твоей хорошенькой головки ничего не останется.

В это мгновение Ванесса внезапно понимает, что страшно рада своему визиту в «Хрустальный грот». Они ведь действительно обсуждали возможности использования других средств, если не получится достать эктоплазму.

– Сколько вы хотите? – говорит Ванесса.

– Пять кусков.

– Пять тысяч?

Именно столько лежит у Ванессы в сумке.

Вряд ли совпадение, думает она. Не так-то просто торговаться с человеком, который обладает даром предсказания.

– А ты что, надеялась на молодежную скидку? Эту штуку за один сеанс не выплюнешь… Чтобы набрать целую банку, требуется время.

– Но неужели пять тысяч? Вы серьезно? – перебивает Ванесса, чтобы избавить себя от утомительного рассказа о подробностях сбора слюны.

– Если не согласна, жалуйся в Совет, – говорит Мона. – Они контролируют всю официальную торговлю эктоплазмой. Поэтому нам, продавцам, приходится увеличивать цену, чтобы окупить риски. Я уверена, ты знаешь, как это делается. У тебя бойфренд тоже ведь торгует, правда, кое-чем другим. Ты его, кстати, еще не бросила?

Ванесса не отвечает. Она выгребает из сумки десять скомканных пятисотенных купюр. Николаус хранил их под матрасом – в буквальном смысле слова.

Пять тысяч крон – столько денег Ванесса не держала в руках никогда в жизни. Мона забирает их не моргнув глазом. Очевидно, что для нее это обычная сумма. Она кладет склянку с эктоплазмой в один из своих шуршащих пакетов и протягивает Ванессе через стойку.

– Спасибо. Жду вас снова, – говорит она. – Приходите почаще за покупками, склад у меня теперь забит новыми товарами. Глобальная битва на границе миров открывает новые возможности для бизнеса.

– А тем, кто сотрудничает с демонами, вы тоже продаете? – говорит Ванесса.

Мона только улыбается и выдувает большое облако дыма через ноздри. Она напоминает старого дракона, сидящего у себя в пещере.

– Извините, совсем забыла, – говорит Ванесса презрительно. – «Мона-Лунный Свет – не доносчица». Единственное, что имеет для вас значение, это бизнес, да? Все покупатели хороши.

– Для блондинки ты неплохо соображаешь, – фыркает Мона.

Ванесса кладет пакет в сумку и молча идет к выходу.

– Над тобой по-прежнему висит n'Géadal, не забывай об этом! – кричит Мона ей вслед.

Только выйдя в пустынный торговый центр, Ванесса понимает, что сказала Мона. «Приходите почаще за покупками». То есть она знает, что их несколько. Но Ванессу уже ничего не удивляет.

– Несса!

Этот голос она не слышала уже три месяца. Ванесса оборачивается и видит маму, которая остановилась у входа в «Хрустальный грот».

– Привет, – говорит мама.

Мамины волосы стали светлей на несколько оттенков. Она одета в новую куртку. Эти маленькие знаки свидетельствуют о том, что жизнь идет дальше без Ванессы.

– Привет, – отвечает Ванесса.

Потом повисает тишина. Так много всего хочется сказать маме и так много причин, чтобы промолчать.

– Мне нужно идти, – говорит Ванесса.

Мама кивает.

– Увидимся, – отвечает она, как будто они две случайные знакомые, столкнувшиеся в городе.

Мама открывает дверь в «Хрустальный грот». Мимолетный запах благовоний – и она уже исчезла.

Ванесса смотрит ей вслед. В самом деле, а чего она ждала?

«Я скучаю по тебе».

«Прости меня».

«Возвращайся домой».

47

Анна-Карин слышит эхом разносящийся смех за спиной и останавливается как вкопанная в коридоре, ведущем в школьную библиотеку. Она стоит, уставившись в пол, пока компания девчонок не проходит мимо. К Анне-Карин опять вернулись ее старые привычки. Хотя сейчас девочки смеялись не над ней. Над ней теперь никто не смеется.

В первую неделю после пожара она отказывалась ходить в школу и вообще выходить за пределы хутора. Она проводила дни напролет у телевизора.

– Я думала, ты хоть немного любишь дедушку, могла бы хоть раз навестить его в больнице, – шипела мама.

Перепады настроения остались в прошлом. Мама снова вернулась к своему обычному недовольному «я».

В воскресенье в дверь позвонили. Анна-Карин сидела, положив ногу в гипсе на возвышение, с миской чипсов на коленях и не собиралась никому открывать. Но посетитель за дверью не сдавался и в конце концов сам пригласил себя зайти в незапертую дверь.

Элегантное появление Адрианы Лопес выставило гостиную в самом неприглядном свете. Хорошо хоть мамы дома не было.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Адриана Лопес, садясь в дедушкино кресло.

Анна-Карин молчала. Она решила не отвечать на вопросы директора. И никогда никому не рассказывать о том, что случилось в ту ночь. Никто никогда не узнает, что происшествие не было случайным. Что Анна-Карин поступила легкомысленно. И фактически сама виновата, что дедушка чуть не погиб. Во всяком случае, по словам мамы, прежним он уже никогда не будет.

В конце концов, директор устала от молчания Анны-Карин, поднялась и заявила, что надеется завтра увидеть ее в школе.

Когда директор была уже у дверей, Анна-Карин сказала:

– Я больше не использую свою силу. И не собираюсь этого делать никогда. Вообще никогда. Можете передать это Совету и остальным. Я буду держаться подальше от вас, так будет лучше для всех.

– Ты – Избранница.

Но Анна-Карин промолчала в ответ.

В первый день своего возвращения в школу она долго медлила у ворот, держа костыли под мышкой. Возненавидят ли теперь ее еще больше, чем прежде? Станет ли им известно, что эта вонючая деревенщина их обманывала?

Но вот мимо прошли Юлия и Фелисия в компании с Идой. И Фелисия с Юлией даже не посмотрели в сторону Анны-Карин. Не потому, что проигнорировали. Не потому, что притворились, будто она сделана из воздуха. Она и была из воздуха. Ее просто не увидели.

Только Ида заметила Анну-Карин. Она задержала на ней свой взгляд на несколько секунд. Потом притворилась, будто смеется словам Фелисии, и вот уже они все трое исчезли в облаке светлых волос и цветочных ароматов.

С тех пор прошло два месяца, и Анна-Карин стала привидением Энгельсфорской гимназии. Казалось, все воспоминания о ней стерты: и хорошие, и плохие. Даже учителя иногда забывают, кто она, не замечают ее поднятой руки, зачитывают ее имя в классном журнале с недоумением, как будто не могут понять, кто это.

Сейчас Анна-Карин торопливо заходит в библиотеку и робко оглядывается. Библиотекарь даже не поднимает глаз, когда девочка-привидение бубнит свое «здравствуйте».

Она проскальзывает за полки, там есть маленькая ниша, где Анна-Карин обычно сидит, не рискуя попасться никому на глаза. Она забирается с ногами в потертое черное кресло с учебником физики в руках. Последние месяцы она проводила за учебниками каждую свободную минуту, набивая голову фактами, только чтобы не думать о происшедшем.

– Привет, – слышит она голос Линнеи.

Анна-Карин даже не поднимает глаз. Наоборот, она опускает голову и закрывается волосами. Она уже сказала, что не желает с ними общаться. Сказала тысячу раз.

– Я останусь тут, пока ты не поговоришь со мной, – заявляет Линнея.

Тогда тебе придется подождать, думает Анна-Карин. Я упражнялась в молчании девять лет.

– Что ты делаешь? Ты не можешь так поступать. Ты нужна нам. А мы, думаю, нужны тебе.

Анна-Карин упрямо молчит. Но она удивлена. Линнея не похожа сама на себя. Обычно она заводится с полоборота, сразу раздражается, а тут стоит и терпеливо уговаривает Анну-Карин. Такое впечатление, будто она и вправду за нее переживает.

– Ладно, – вздыхает Линнея. – Есть новости. Хорошие.

– Какие? – бурчит Анна-Карин, втайне любопытствуя.

Линнея наклоняется к ней, понижает голос:

– Книга показала нам, как сделать эликсир правды, который мы должны попытаться впихнуть в Густава. И заставить его рассказать все о своем двойнике. Но чтобы изготовить эликсир, мы должны провести ритуал. Это магия классом выше того, что мы делали до сих пор. И ты должна быть с нами во время ритуала. Все зависит от нас двоих. Земли и воды.

«Ага, – думает Анна-Карин. – Линнее нужна моя помощь, вот она и притворяется, будто беспокоится обо мне».

– Нет, – говорит она. – Делайте без меня.

– Анна-Карин…

– Не трать время без толку.

Линнея роется в сумке.

– Я не уйду, пока ты нам не поможешь, – говорит она, достав иглу и зажигалку.

Анна-Карин подается назад в кресле. Линнея держит иглу в пламени зажигалки. Потом откладывает зажигалку в сторону и достает салфетку и маленькую пробирку.

– Если ты не намерена участвовать сама, нам нужна хотя бы твоя кровь. Книга сказала, что без тебя ритуал наложения кругов будет гораздо более рискованным, но твоя кровь в знаке силы немного поможет мне контролировать энергию. Хотя бы немного.

Анна-Карин не понимает и половины из того, что говорит Линнея. Остальные, должно быть, многому научились за это время.

– Мне нужно всего несколько капель, – говорит Линнея.

– Ладно, – соглашается Анна-Карин. – И ты сразу уйдешь.

Она протягивает левую руку. Ей совсем не больно, когда Линнея тычет кончиком иглы в ее указательный палец. Но когда она выжимает капли крови и собирает их в пробирку, Анна-Карин отворачивается. Линнея нажимает все сильнее, выдавливает еще несколько капель.

Наконец она вытирает палец Анны-Карин. Выкинув иглу и окровавленную салфетку в корзину для бумаг, она закрывает пробирку крышкой и кладет в сумку.

– Я понимаю, как тебе сейчас трудно после всего, что случилось, – говорит она, протягивая Анне-Карин пластырь. – Но нельзя думать только о себе.

– Много ты понимаешь.

– Конечно, я же никогда не страдала, – произносит Линнея с иронией в голосе. – Спасибо за помощь.

Линнея исчезает за полками. Палец дергает, и Анна-Карин заклеивает ранку пластырем. Она снова берется за физику и пытается читать, но не понимает ни строчки. Анна-Карин откладывает в сторону учебник, проклиная Линнею. Теперь придется искать новое укромное место.

* * *

– Меня бесит поведение Анны-Карин, – говорит Ванесса.

Мину сидит у стола Николауса. Он и кот только что ушли, оставив их в квартире одних. Мину немного жалко Николауса – ему придется провести целый вечер в торговом центре, пока они не доведут сегодняшний ритуал до конца. Книга Узоров очень настаивала на том, что никого, кроме Избранных, во время ритуала присутствовать не должно.

Мину мешает в пластиковой миске деревянной лопаткой, наблюдая, как кровь Анны-Карин растворяется в этом месиве, которое они будут использовать для начертания знака силы во внутреннем круге. Она мешает уже пятнадцать минут, руку сводит судорогой. «Размешивайте, пока тесто не станет однородным», – Ида сказала, что так было написано в книге, словно речь шла о рецепте какого-то пирога.

Помимо крови Анны-Карин и Линнеи, месиво состоит из эктоплазмы, земли с могил Элиаса и Ребекки, молока, скисшего в свете луны, и плевков Мину и Ванессы. Не хватает только слюней Иды.

– Осенью Анна-Карин королевой ходила по школе и фиг знает чем занималась, – продолжает Ванесса, – а теперь, видите ли, не желает ни в чем участвовать, и опять мы должны отдуваться. Как будто нам больше всех нужно.

– Я тебя понимаю, – говорит Мину. – Но я думаю, ей сейчас нелегко, после всего, что случилось. Я слышала, они вынуждены продать хутор.

О пожаре на хуторе было много разговоров. Ходили слухи, что мама Анны-Карин специально подпалила коровник, чтобы получить деньги по страховке.

– Но почему она избегает нас? – спрашивает Ванесса. – Мы же ей хотим помочь.

Мину тоже не знает, почему Анна-Карин упорно избегает любых контактов. Сначала она думала, что Анна-Карин пребывает в шоке от случившегося. Но теперь Мину уверена: Анна-Карин что-то скрывает.

– Мне кажется, что-то с этим пожаром не так, – говорит Линнея, заходя в комнату.

– Почему? – спрашивает Мину.

– Мне кажется, Анна-Карин темнит.

Линнея подходит к столу и бросает взгляд на пластиковую миску.

– Фу, гадость, – морщится она.

– Специально для тебя – пальчиковые краски, круто, да? – говорит Ванесса Линнее.

– Смените меня кто-нибудь, пожалуйста. У меня рука отваливается, – просит Мину.

Линнея берет миску и лопатку из рук Мину и принимается мешать. Мину откидывается на спинку стула и смотрит на нее.

Им предстоит впервые провести серьезный ритуал, и поскольку Анна-Карин отказалась принимать в нем участие, шансы на удачный результат минимальны. Теперь все зависит от Линнеи.

Входная дверь открывается и со стуком захлопывается.

– А вот и Ида, – сообщает Линнея без неприязни, но и без энтузиазма.

Под глазами у Иды темные круги, она шмыгает носом. У нее грипп, который ходит по школе, и вообще ей полагается сейчас лежать дома.

Не говоря ни слова, Линнея протягивает Иде миску. Ида кашляет и сплевывает прямо в нее. Линнея морщится и делает несколько круговых движений лопаткой.

– Ого, – произносит она.

Мину заглядывает в миску. То, что недавно было комковатой жижей, превратилось в гладкое красно-коричневое тесто.

– Наверно, пора приступать к делу, – говорит Линнея.

* * *

Немногочисленная мебель в гостиной Николауса расставлена вдоль стен. Жалюзи опущены. Все лампы выключены. Ида зажгла белые свечи-кирпичики, расставив их по комнате, по четыре в каждом углу. По какой-то причине ритуал нельзя проводить ни днем, ни при свете электрических ламп.

«Все это похоже на плохой фильм, где главные герои собираются устраивать сатанинскую мессу или оргию, или и то, и другое вместе», – думает Ванесса.

– Помните, – говорит Ида. – Когда ритуал начался, никому нельзя выходить из комнаты или переступать границу внешнего круга. Иначе все будет испорчено. Так что идите в туалет сейчас, если вам нужно. Я только схожу за таблеткой от головной боли…

Она исчезает в кухне.

Линнея стоит посредине комнаты. Волосы собраны в хвост, длинная челка убрана со лба. Ванесса видит, что Линнее страшно.

Тени от пламени свечей пляшут на стенах и на лицах девочек. Все чувствуют серьезность момента.

– Ну что, – кашляет Ида, входя в комнату. – Ты готова, Линнея?

– Да, – отвечает она тихо.

Ванесса отвинчивает крышку на склянке с эктоплазмой и протягивает банку Линнее. Та берет ее и цепляется за руку Ванессы.

– Если вдруг что-то пойдет не так… – бормочет Линнея.

– Все пойдет так, как надо, – отвечает Ванесса. – У тебя все получится. И мы все время будем здесь, рядом.

Линнея кивает и отпускает руку Ванессы.

Мину ставит пластиковую миску и пустую стеклянную баночку на пол у ног Линнеи. Если у них все получится, то по окончании ритуала баночка наполнится эликсиром правды.

– Удачи, – говорит она.

– Спасибо.

– Удачи, – бормочет Ида.

Линнея бросает быстрый взгляд в ее сторону.

– Спасибо, – отвечает она коротко. – Ну, поехали.

Ванесса, Ида и Мину становятся у стены. Противная Анна-Карин. Ей следовало бы быть здесь. Из-за нее Линнея вынуждена делать все одна. Для двоих ноша была бы легче, а риск ниже.

– Круг связывает нас, – говорит Ида.

Началось.

Линнея делает длинный, глубокий вдох. И окунает три пальца левой руки в чистую эктоплазму. Опустившись на колени, она медленно начинает рисовать внешний круг.

Ее пальцы оставляют за собой неестественно ровную полоску эктоплазмы на светлом паркете. Такое ощущение, что эта похожая на безе тянучка имеет собственную волю и сама собой ложится правильно.

Ванесса знает: нарисовать с первого раза круг так, чтобы он сомкнулся, нереально. Но именно это сейчас делает Линнея.

Когда круг смыкается вокруг Линнеи, Ванесса чувствует, как по телу проходит заряд боли. Тишина в комнате уплотняется. Слышно лишь дыхание Линнеи. Она встает, вытирая со лба пот. Она больше не видит их. Она целиком и полностью ушла в себя.

– Круг придает нам силу, – говорит Ида.

Линнея идет к центру круга. Она окунает руку в банку с эктоплазмой и начинает точно так же рисовать внутренний круг. Ее белая майка взмокла. Пот течет вдоль затылка, стекает на лопатки. С волос капает. Но капли высыхают, едва коснувшись паркета.

Когда внутренний круг смыкается, тело Ванессы снова пронзает боль, еще более сильная, чем прежде, – ломит все кости, больно даже зубы. Линнея распрямляется в полный рост, ее пошатывает.

– Знак силы, – шепчет Ида.

Линнея берет пластиковую миску, окунает руку в красно-коричневое месиво и начинает рисовать символы элементов воды и земли так, чтобы вместе они образовали знак.

По телу Ванессы бегут мурашки. Глухой звук, практически не воспринимаемый человеческим ухом, заполняет комнату. Барабанные перепонки болят. И что-то произошло с тенями.

Их стало больше.

Руки Ванессы ищут руки Мину и Иды, находят их. Или это их руки искали ее руки? Она не знает точно. Знает только, что это каким-то образом помогает Линнее.

Линнея ставит пустую стеклянную банку на знак силы и прижимает руку к отверстию. Ее быстрое дыхание слышно сквозь глухой звук. Мышцы руки напрягаются, спина изгибается, подобно спине кошки. Глухой звук вибрирует в крови Ванессы, нарастая и снова стихая, по стенам мечутся тени. Слышен шепот голосов на древних, всеми забытых языках. Воздух делается соленым. Грудь Линнеи вздымается все сильнее, сильнее, сильнее.

Вдруг Линнея отдергивает руку от банки и падает.

Огоньки свечей дергаются и почти гаснут. Когда они снова начинают гореть, посторонние тени исчезают. Глухой потусторонний звук смолкает, и в комнату начинают просачиваться голоса внешнего мира. В соседней квартире что-то говорит телевизор. Наверху бегает ребенок. Ванесса отпускает руки.

– Линнея?

Линнея не отвечает. Не двигается.

– Все закончилось? – спрашивает Мину.

– Подождите немного, – говорит Ида.

Ванесса вглядывается и пытается понять, дышит ли Линнея. Определить невозможно. Ее охватывает паника.

– Не нарушайте круг! – кричит Ида.

Но поздно. Ванесса уже рядом с Линнеей. Она падает на колени и наклоняется вперед, касается лица Линнеи своим лицом. И испытывает неимоверное облегчение, видя, как шевелятся губы Линнеи.

– Я здесь, – шепчет Ванесса и берет липкую руку Линнеи в свою.

– Ого, – слышит она голос Иды, – мы сидим тут уже два часа.

– Получилось? – слабым голосом спрашивает Линнея.

Ванесса смотрит на стеклянную банку, которую подняла с пола Мину. В ней на сантиметр налито мутной жидкости, ничуть не похожей на магический эликсир. Ванесса представляла себе эликсир в виде светящейся, подернутой переливающейся дымкой жидкости с волшебными блестками. А их раствор выглядел так, будто его зачерпнули с самого дна озера Дамшён вместе с глиной и илом.