Текст книги "Чао, Италия!"

Кризис по-итальянски

Я злобно смотрю на Луиджи. Он в третий раз продает мне, знаменитому российскому журналисту, неработающий итальянский компьютерный кабель. Хотя, я не уверен, что он знает, что я такой уж знаменитый. Италия прелестна тем, что про Россию там знают только то, что там холодно, поэтому возможно, что в этой части мои претензии к Луиджи излишни.

Но проблема не в том, что кабель не работает, такое бывает. Проблема в длинной очереди от меня до Луиджи. Всем что-то надо, но все покупают любую ерунду по два часа. И я стою в этой очереди в четвертый раз.

Толстая тетка уже давно купила лампочку, но у кассы обсуждает своего зятя.

Зять, конечно, плохой. Он, этот зять, мог сам выкрутить эту лампочку и купить новую у Луиджи. Но он работает в «Алиталии», сегодня у них митинг протеста, и он побежал туда, чтобы стоять с транспарантом. А у нее, когда встала на стул выкручивать лампочку, закружилась голова и она чуть не упала. Эта большая политика, эти профсоюзы и этот Берлускони, они все вместе приведут к тому, что она таки когда-то упадет со стула. И это будет скоро, при таком правительстве.

Луиджи терпеливо слушает. Это у него такой бизнес – слушать. То есть, часть бизнеса.

В крохотном магазинчике, состоящем из одной комнатки и подсобки, они с братом торгуют электротоварами. Луиджи – восемьдесят два, его брату Кармине – семьдесят пять. Луиджи, как более старший, пользуется большим доверием, поэтому каждый, кто купил что-то хотя бы на евро, рассказывает ему какую-то историю. Этим процессом возмущаюсь только я, а все остальные внимательно слушают и, в особо драматичных местах, обсуждают всей очередью.

– Пять метров кабеля на полтора и набор отверток, – кричит Луиджи в никуда.

Вместо ответа из подсобки слышен грохот лестницы. Это Кармине залезает под потолок, чтобы достать набор отверток для следующего покупателя – молодого парня – красавца, как будто с обложки модного журнала.

Он стильно одет и его лицо покрыто дивным загаром. Мне даже непонятно, как он может оскорбить свой вид, когда ему в руки сунут отвертки и «кабель на полтора».

– Как дела, Федерико? – спрашивает Луиджи.

– Нормально, – сексуальным баритоном отвечает Федерико. – Давай отвертки и я побежал.

– Вы тоже бастуете?

– Нет, волосы пока растут, – говорит Федерико загадочную фразу.

Бросив кабель и отвертки в модный пакет, он удаляется, что для меня означает, что теперь братья займутся мной.

– Маттео! – радостно кричит мне Луиджи, переиначивая на итальянский лад имя Матвей. Кричит с таким видом, как будто не он три раза давал мне бракованный кабель. – Я заказал тебе двадцать метров нового немецкого кабеля. Кармине, Маттео пришел!..

В подсобке что-то приветственно загрохотало.

– Ваш Путин встречался с нашим Берлускони, – подмигивает Луиджи. – Я хотел посмотреть по телевизору, но дочь переключила на «Большого брата». Там грандиозный скандал, все спят со всеми непосредственно в прямом эфире. Дочери это страшно интересно. Да, так о чем наши премьеры договорились?

– Не знаю, – хмуро говорю я, демонстрируя обиду. Мне не до шуток. Я приезжаю в этот магазинчик четвертый раз, он на другом конце города. Чудесная итальянская торговля позволяет тебе купить в сетевом магазине электроники только стандартные куски кабеля по три метра, других цифр простой итальянец не знает. А мне нужно двадцать метров одним куском. А литр бензина стоит полтора евро.

– Я думаю, что они говорили о кризисе, – коротко говорю я. Я говорю коротко, чтобы быстрей уйти. – Сейчас везде кризис.

– Почему везде, – удивляется Луиджи. Он поворачивается к подсобке. – Кармине, у нас с тобой есть кризис?

– На полу нет, – кричит Кармине, – может на полке?..

– Он плохо слышит, – поясняет Луиджи. – А почему, Маттео, у меня должен быть кризис?

Я самодовольно надуваюсь от собственного авторитета, поскольку провел сотни передач по этому поводу.

– У тебя должен быть кризис, Луиджи, потому что ты когда-то брал кредиты. Ты решил расширить свой магазин, я в этом уверен. Но покупателей у тебя теперь меньше, потому что в мире падение спроса. Теперь у тебя меньше доход и ты уже не можешь отдать кредит банку. Наверное, ты на грани разорения, Луиджи, и даже думаешь сократить свой персонал.

Я тычу пальцем в сторону подсобки.

– Тебе придется уволить брата! – злорадно добавляю я. – Потому что есть законы экономики.

Луиджи поворачивается к подсобке.

– Кармине, ты хочешь, чтобы я тебя уволил?

– А ты что, мне начальник? – кричит брат.

– Вот видишь, Маттео, – Луиджи разводит руками, – я даже никого уволить не могу. Там более брата, с его склочным характером.

– Тогда вы закроетесь, – хмыкаю я. – Вам некуда сбывать ваши лампочки и не будет денег заплатить за них поставщикам.

– Маттео, – проникновенно говорит Луиджи, придвигаясь ко мне и опираясь на кассу. – Я хочу объяснить тебе, как я работаю. Моему магазину сорок восемь лет, и за это время я не брал ни одного кредита. Расширяться мне некуда, за стеной квартира. Я знаю, сколько лампочек в неделю у меня покупают, и больше чем надо их в магазин не завожу. Если у той синьоры сгорела лампочка, то она придет ко мне, не будет же она сидеть в темноте, не так ли? Всех покупателей я знаю по именам. Все это называется мелкий бизнес. У вас, в России, ведь есть такой?

– Мало, – неопределенно бормочу я.

– А у нас много, – игриво продолжает Луиджи, – у нас им заняты все. А потом я иду к Федерико, к тому, который брал отвертки. Он парикмахер и он меня стрижет. Волосы растут, несмотря на кризис. И я плачу ему деньги. А потом мы с ним идем в магазин и покупаем хлеб и платим за него. Потом идем вечером в ресторан. И все платим за пиццу. Понимаешь, Маттео, в чем разница? Мы продаем не воздух, а то, без чего нельзя жить. А это недорого стоит, и это все покупают. Вот и вся наша экономика. Так почему у меня должен быть кризис?!

Семь покупателей за мной аплодируют монологу Луиджи. Он кланяется, приложив руку к сердцу, как Паваротти.

Я смотрю на лица их покупателей. Следов измождения и голода на них нет.

Внезапно Луиджи меняет свой тон на суровый.

– Единственный кредит, который я в своей жизни взял, – это твой немецкий кабель, потому что итальянский, видите ли, тебе, Маттео, не подходит. И если ты этот кабель не возьмешь, то он зависнет у меня навсегда. Он никому больше не нужен, потому что дороже. И вот тогда мне придется начать думать про увольнение брата…

Он кладет кабель у меня перед носом.

– С тебя – старый кабель и два евро, и еще сорок четыре цента доплаты.

В магазине воцаряется тишина. Семь покупателей сверлят меня взглядом, ожидая, не захочу ли я погубить своей безответственностью сорокавосьмилетний лампочно-отверточный бизнес братьев.

Я выдерживаю красивую паузу, тяжело вздыхаю и молча открываю кошелек.

– Кармине, у нас в магазине честный русский! – кричит в сторону подсобки Луиджи. – Ты не уволен!..

О пользе открытий

После вступления и трех рассказов, где я попытался окунуть вас в атмосферу моей ежедневной бытовой жизни в Италии, пора познакомиться с тем человеком, без которого дальнейшее повествование было бы невозможным.

Я уверен, что в жизни каждого из вас, особенно в детстве, был дом, который открывал для вас мир.

Постарайтесь напрячь память, и вы обязательно вспомните, что любили ходить к кому-то, где все было иначе, чем у вас дома.

Возможно, там стояли какие-то необычные книги.

Либо висели странные и загадочные картины.

А возможно, там на столах лежали какие-то предметы, которыми сам хозяин не пользовался уже много лет, но к которым хотя бы притронуться было вашей самой большой мечтой.

И в этом воспоминании не будет ничего обидного для ваших родителей. Никто и никогда не сможет повесить, поставить и положить в одной квартире все самое интересное, поэтому, когда ты совсем маленький, приходится в исследовательских целях путешествовать к соседям и что-то там случайно разбивать.

Когда вы становитесь постарше и уже путешествуете дальше соседней квартиры, то начинаете открывать для себя не столько новые предметы, сколько личности, характеры и явления.

Причем, иногда за это счастье вам даже платят.

Закончив школу и будучи совсем юным, я часто бывал в одном доме, где стены во всех комнатах были уставлены книжными шкафами.

Наверное, тысяча томов книг смотрели на меня корешками с незнакомыми названиями.

Мы с хозяином пили чай с какими-то сушками, и он шутливо жаловался, что платит своим балбесам-сыновьям по десять рублей, чтобы они прочитали очередную книгу.

– А вы много читаете? – спросил меня хозяин.

– Немного, – честно признался я. – Я кандидат в мастера спорта по академической гребле среди юниоров, много тренируюсь и очень устаю. А когда я ложусь спать, то тоже читать не могу – сразу засыпаю.

– Хорошо, а если я дам вам прочитать одну хорошую книгу и заплачу за это десять рублей, вы прочтете? – спросил хозяин, пристально глядя на меня. – Это очень важная книга, ее должен прочитать каждый.

Я задумался.

Я не понимал, где найти время, чтобы читать, разве что в автобусе, когда еду домой на свой дальний жилмассив.

Но десять рублей в те времена – это был сильный ход, и я согласился.

– Вот и хорошо, – обрадовался хозяин. – Деньги я дам вам вперед, а вот и книга. Не удивляйтесь, она пока опубликована только в журнале, но возможно именно так вам ее будет удобнее читать.

Я взял деньги и книгу, сел в автобус и поехал домой.

Открыв журнал, я начал читать удивительную историю, в которой были какие-то странные персонажи и все было написано непривычным языком. Но книжка, в общем, была интересной, и я даже не вышел на своей остановке, решив сделать автобусный круг, чтобы еще почитать.

Автобус трясло, но я читал и книга все больше захватывала меня.

Снова доехав до своей остановки, я опять остался в автобусе и поехал на новый круг.

И это повторялось снова и снова.

Закончилось все довольно непросто: мои глаза болели от тряски, меня высадили в автопарке поздно ночью, поэтому пришлось взять такси и заплатить двенадцать рублей, добавив к десяти подаренным еще два своих.

Но зато я прочитал за один вечер и ночь «Мастера и Маргариту» Булгакова в ее первом журнальном варианте.

Наверное, это единственный в мире случай, когда за чтение этой книги платили.

Но вернемся к Италии.

Мои наблюдения показывают, что любая новая страна начинается с ближайшего супермаркета и хорошей компании. Я покупаю в супермаркете побольше вкусной еды и иду к соседям знакомиться. Замечено, что хороший кусок сочного мяса и большая бутылка вина резко увеличивают количество друзей.

Конечно, в том случае, если вы не «офисный хомячок».

Одного моего приятеля, программиста, типичного «офисного хомячка», пригласили работать в Америку на хороших условиях.

Он встал со своего места в московском офисе, попрощался с начальником, сел в самолет, прилетел в Америку, вошел в новый офис, поздоровался с новым начальником, сел на точно такой же стул перед таким же компьютером и начал работать.

А потом он рассказывал мне, что ему так же скучно, как и в России, что английский учить просто некогда. – Да и Америка, – сказал он, дожевывая гамбургер, – самая обычная неинтересная страна.

Что касается меня, то мое знакомство с Италией началось отнюдь не с восхищенных вздохов в каком-то музее, а со скандала в супермаркете. Продавец не знал английского, а я итальянского. Тем не менее, мы плодотворно поругались по поводу вопроса, где найти гречку, которую, как выясняется, итальянцы не едят, но едят мои дети. И какой именно сорт колбасы, из десятков, лежащих на прилавке, можно купить, не умерев от ощущения, что ты проглотил паяльник, ибо излишний перец в колбасу итальянцы бросают не думая.

Некоторые читатели этой книги, особенно чувственные девушки, могут презрительно надуть губки – представляете, он в Италии, но в первую очередь думает не о том, чтобы, обливаясь слезами, броситься грудью на могилу Феллини, а думает о какой-то колбасе.

Таким чувственным девушкам я рекомендую обзавестись двумя капризными детьми, которые не вылезают из холодильника и все время что-то жуют. Этих двух малюток-кровопийц, с первой минуты пребывания в новой стране, нужно чем-то кормить. Причем не фастфудом, потому что если у них заболит живот, то ты даже не знаешь адрес ближайшего врача. Кроме того, у тебя нет местной страховки.

Однако мой рассказ о доме, в котором для меня открыли Булгакова, в этой книге неслучаен.

Какое имеет значение, кого для себя открывать – лишь бы был нужный дом!

Великолепный Букалов

Еще в Москве мне порекомендовали: когда приедешь в Рим, обязательно загляни к Алексею Букалову.

Имя Алексея мне было знакомо – он много лет работал корреспондентом ИТАР-ТАСС в Риме и я часто слушал его репортажи об Италии и Ватикане. Пару раз мы разговаривали по телефону, а один раз он даже был в моей передаче.

Хотя мы виделись мимолетно, он произвел на меня впечатление человека компетентного, умного и отлично знающего Аппенины.

Особо мне понравилось, что когда мы завершили программу и я с ним прощался, он дружески хлопнул меня по плечу и сказал: «Если судьба приведет вас в Рим – добро пожаловать!»

И когда судьба действительно привела меня в Рим, то я решил заглянуть к Алексею в гости, если он только предусмотрительно не сбежал, случайно узнав, что мне нужно срочно задать ему приблизительно пять тысяч вопросов. Эти вопросы начинались с темы о сортах необжигающей колбасы и заканчивались не менее важной темой о наличии в Риме интеллектуальной русскоязычной прослойки, с которой можно выпить коньяку, посидеть на римской кухне и посудачить о том, что из-за забастовки аэропорт опять закрыт, а за стоянку в неположенном месте опять выписали непомерный штраф.

Перед визитом я заглянул в подробную биографию Алексея Михайловича. Она внушала несомненное уважение.

Как выяснилось, он родился в Ленинграде в 1940 году, закончил МГИМО, Дипакадемию и шестнадцать лет находился на дипломатической работе. Потом перешел в журналистику, сотрудничая с журналами «В мире книг» и «Новое время» В Италии он с 1991 года, так что знает ее досконально. Он замечательный писатель, у меня была его книга «Пушкинская Италия», которая начиналась удивительной фразой: «Пушкин в Италии никогда не был. Сей бесспорный факт, казалось бы, должен сразу перечеркнуть весь замысел этой книги…».

Кстати, именно эта фраза, в свое время, примирила меня с мыслью, что я, ничего не знающий об Италии, собираюсь о ней писать.

Но, из биографии выяснилось, что у Алексея Букалова есть еще несколько книг, доселе мне неизвестных, о Пушкине, об Африке, а что касается Италии, то есть даже фильм об истории создания Буратино-Пиноккио.

Прочитав биографию Алексея, я еще раз с грустью осознал свою малозначимость и попросил жену погладить костюм.

Мы тщательно причесали детей на пробор, строго приказали им вести себя прилично и отправились знакомиться.

Здание ИТАР-ТАСС в Риме представляет собой большую виллу, в одной из частей которой и живет сам Алексей Букалов с женой Галиной.

То, что мы попали в нужное место, я понял сразу.

В первую же секунду, войдя в их квартиру, я вспомнил ту самую старую историю из юности про «Мастера и Маргариту». Мне показалось, что я вернулся на добрые сорок лет назад.

На улице жгло солнце, но в просторных комнатах с огромными окнами, выходящими в сад, было прохладно и полутемно.

В центре главной комнаты, возле камина, стояли уютные диваны и большой низкий стол, заваленный журналами, газетами и бумагами. Телевизор бормотал в углу что-то итальянское, но его никто не слушал – кстати, чисто русская традиция.

На стенах висели фотографии и картины.

Многочисленные небольшие столики были уставлены сувенирами, очевидно подаренными хозяевам и дорогие их сердцу.

В одной из частей большой комнаты был широкий проем со ступенькой, за которым был, собственно, рабочий кабинет Алексея. Там тоже стояли мягкие диваны и большой рабочий стол.

И именно этот рабочий стол немедленно приковал мое самое пристальное внимание.

Клянусь, что ничто в мире не может рассказать о человеке больше, чем его рабочее место, за которым этот человек проводит часть своей жизни, а Алексей проводит за этим столом большую часть своего дня. Я в этом убеждался впоследствии неоднократно.

Что бы мы ни делали, о чем бы ни говорили, Букалов внезапно вставал и шел к этому столу посмотреть на новостную ленту, которая безостановочно ползла по экрану компьютера. Это признак настоящего журналиста – он не мог допустить, чтобы какое-то событие прошло мимо него. И не имело значения, что данное событие произошло в Японии. Ведь если в Японии утром упала биржа, то через несколько часов она может упасть и в Риме, и надо готовиться к реакции Берлускони.

А если в Латинской Америке случилось землетрясение, то обязательно на это прореагирует Римский Папа, ибо, согласно последним данным, прирост католиков в этой части света только за один год перевалил за миллион.

Я еще по слухам знал, что вижу перед собой потрясающего профессионала, но как о человеке мне о нем рассказал именно его рабочий стол.

Стол был завален бумагами. Их было много, они были разных размеров и цветов: белые бумаги из принтера с текстами распечатанных новостей, маленькие цветные бумажки с какими-то напоминаниями самому себе, например, кому-то позвонить. Справа и слева лежали стопки книг с закладками. Рядом стояли несколько небольших контейнеров с ручками. Это важная деталь: ручек должно быть много, потому что в самый нужный момент они, конечно же, не пишут.

Между всем этим изобилием предметов стояли фотографии близких – взрослых и детей.

Картину дополняли какие-то брелки, спутанные провода от телефонов, пара настольных светильников и гудящий компьютер.

Но была еще одна деталь, благодаря которой я мгновенно понял: Букалов – свой!

Эта деталь – домашняя пыль.

Все предметы на столе были слегка покрыты простой домашней пылью.

Но я хочу пропеть гимн этой пыли, потому что она значит для меня гораздо больше, чем любые рассказы о хозяевах.

Я бывал в десятках домов, где столы сияли чистотой и полировкой, вазы были протерты до блеска, а упавшая бумажка мгновенно подбиралась. В таких домах я восхищался мастерством уборщицы, но ничего не понимал о хозяевах.

Согласитесь, что может сказать о хозяине чистый протертый стол? Только то, что у него есть чистая тряпка, педантичная жена и измученная домработница.

Но если ты, как минимум, поменял жену и наконец расположил на столе свои любимые и нужные вещи, чтобы они постоянно находились у тебя перед глазами, то ровно через неделю перед тобой возникает дилемма – как это все протереть от пыли.

Это чисто мужская проблема, но я говорю о ней смело, потому что на самом деле это не проблема чистоты, а важный вопрос твоего душевного комфорта.

Ты понимаешь, что стол протереть надо, но знаешь, что это кошмарная операция – добрую сотню каких-то предметов, мятых листиков, затупленных карандашей и непишущих ручек ты должен поднять, протереть и положить на место. Причем ты не можешь доверить эту процедуру никому – даже любящая жена все поставит обратно не так или, не дай Бог, выкинет бумажку, на которой записан важнейший телефон, который может изменить твою жизнь и дать возможность заработать миллион долларов. И вы давно бы их заработали, если бы помнили, чей это телефон и куда подевались оторванные вами две последние цифры.

И ты мужественно начинаешь искать этот клочок с утерянными цифрами. Поэтому ты откладываешь генеральную уборку со дня на день, выслушиваешь от близких замечание, что у тебя на столе раскардаш, а потом совсем отчаиваешься, потому что оказываешься перед выбором: либо нужно очистить стол и рассовать предметы и бумаги по ящикам и доставать их по случаю, но тогда ты раб этого стола, либо…

Поэтому ты принимаешь важное философское решение – пусть все стоит так, как стоит, ибо никто не знает, сколько жизни каждому из нас отпустил Господь, и лучше смотреть на чуть пыльные, но дорогие вещи, чем на пустой, но чистый стол.

Душевный комфорт важнее комфорта бытового, не так ли?

Да, это мое, чисто мужское рассуждение.

И я не думаю, что женщины согласятся со мной.

Но от них я этого и не жду.

Так вот, я посмотрел на рабочий стол Букалова и понял, что нашел родственную душу, относящуюся к жизни с необходимой долей небрежности.

Последующее рассмотрение рабочего кабинета только укрепило это мнение.

Вокруг, до потолка, стояли книжные полки, забитые книгами, о которых мечтает любая библиотека – книги на разных языках, разной тематики.

Еще на одном столе стояли большой крутящийся глобус и настоящий патефон со старинной пластинкой.

Хозяин покрутил ручку и поставил иголку на диск.

Из недр аппарата заиграл хриплый оркестр и какая-то певица запела романс. Пластинка крутилась неравномерно, и романс был похож на завывание собаки на Луну.

Дети, увидев диковинный агрегат, завизжали от счастья, получили по конфете и немедленно приступили к разгрому букаловской квартиры.