Текст книги "Как мы ориентируемся. Пространство и время без карт и GPS"

А что, если восприятие того, что ты заблудился, тоже определяется культурой? Что, если GPS – это устройство, предназначенное для определенных состояний, обусловленных культурой, и для людей, лишенных возможности получить и непосредственные впечатления, и общие знания о каком-либо месте? Конечно, GPS может использоваться и используется для решения самых разных задач, зачастую творческих или помогающих спасти жизни людей. Например, участники проекта Confluence стремятся сфотографировать все места на земном шаре и используют GPS, чтобы их отыскать. GPS помогает сирийским беженцам пересекать Средиземное море и находить убежище в Европе. Многие люди используют спутниковую навигацию для исследования мест, куда они, возможно, никогда не смогли бы отправиться, не будь у них GPS. Навигационные приборы мгновенно снабжают нас огромным количеством накопленных знаний. Но, что еще важнее, они не требуют от нас хранить информацию в своей памяти, а именно это до недавнего времени требовалось для успешной навигации.

Через много лет после того, как мы заблудились в Нью-Мексико, я поняла, как чувствуют себя некоторые потерявшиеся люди и насколько необходим для них такой инструмент, как GPS. На севере Австралии я познакомилась с пожилой женщиной из племени джаун, Маргарет Кэтрин. Ей было уже за восемьдесят, но все детство она кочевала вместе с семьей в окрестностях реки Манн. Однажды я спросила ее, что она делала, когда терялась в буше. Рассмеявшись, она взяла мой блокнот и нарисовала, как термитники всегда ориентированы по оси север – юг, как звезды указывают направление ночью, как все скалы, деревья, теснины и холмы были созданы ее предками, путешествовавшими по миру во Время сновидений. Их маршруты и ориентиры запечатлены в песнях, которые Маргарет учила и запоминала всю жизнь. В этом месте, которое казалось мне однообразной пустыней, лишенной каких-либо отличительных признаков, она просто не могла заблудиться – это был ее дом.

Впоследствии Кен Макрури, изучавший иннуитских собак и искусно управлявший собачьей упряжкой, описывал похожий уровень глубокого знания местности у иннуитов. Проведя несколько десятилетий вместе с охотниками в Канадской Арктике, он отмечал: «Они не могут заблудиться. И собаки не могут, никогда. Пятнадцать или двадцать лет назад, когда люди начали сбиваться с пути, старые иннуиты отказывались верить, что это правда. Они не представляли, что такое возможно»[12]12
  К. Макрури. Личная беседа. 14.06.2016.


[Закрыть].

Антрополог Томас Видлок объяснял мне, что люди склонны рассматривать навигацию с точки зрения западной культуры, когда некто пытается нанести на карту неизведанную территорию. За годы путешествий с бушменами по пустыне Калахари он, наверное, ни разу не сталкивался с тем, чтобы они не знали, где находятся. «Вы уезжаете на выходные в национальный парк Йеллоустон, и вам требуется найти дорогу в незнакомом месте, которое вы считаете диким. Нам, западным людям, очень трудно не считать универсальным свой подход “давайте завоюем мир”, – говорит он. – Попытка нанести на карту территорию, с которой вы еще не знакомы, – это на самом деле очень специфическая историческая ситуация. Этот навык полезен империалистам, стремящимся основать колонии. GPS – также очень полезный инструмент для путешествия по незнакомым местам». Но стремление исследовать неизведанное – это «совсем не такой тип мышления, как у аборигенов Австралии, бушменов или северных народов, – продолжает Видлок. – Они не стремятся колонизировать мир и захватить места, в которых никогда не были. Они мобильны, но в ограниченном смысле, в границах более или менее определенного космоса. Они не заходят на неизведанные территории. Они делают нечто совсем иное»[13]13
  Т. Видлок. Личная беседа. 26.07.2016.


[Закрыть].

Я решила поговорить с людьми, которые практикуют «нечто совсем иное». Многие из этих уникальных практик были забыты или утрачены в результате культурной ассимиляции, угнетения и исчезновения языков. В современном мире исчезают местные культуры, меняются и создаются новые границы, сокращаются маршруты или открываются абсолютно новые. Двигатель внутреннего сгорания, скорость движения по проложенным дорогам, картография, GPS, колонизация – все это изменило методы навигации, которыми пользуются люди, будь то на американском Среднем Западе или на островах в южной части Тихого океана. В некоторых местах я находила людей и организации, которые считают возрождение практик традиционной навигации частью самоопределения и сохранения культуры. Беседуя с ними, я надеялась лучше понять ценность и значение этих практик в нашу эпоху сверхмобильности или даже испытать то, что Робин Дэвидсон считает настоящим путешествием: «Взглянуть на мир иначе, хотя бы на мгновение»[14]14
  Davidson Robyn. Desert Places (1996). P. 146.


[Закрыть].

Не существует термина, способного охватить все разные процессы и системы навигации у людей. Антропологи, нейробиологи и психологи продолжают спорить о процессах, определяющих, что и как мы делаем, и в книге я исследую их дебаты. Впрочем, я думаю, что наиболее полно суть явления передает такое понятие, как нахождение пути. В общем случае нахождение пути – это использование и организация сенсорной информации из окружающей среды для понимания того, в каком направлении нам двигаться. Географ Реджинальд Голледж определял нахождение пути как «способность определить маршрут, запомнить его и пройти по нему по памяти туда и обратно, приобретая знания об окружающей среде»[15]15
  Реджинальд Голледж, цит. по: Guiducci Dario and Burke Ariane. Reading the Landscape: Legible Environments and Hominin Dispersals // Evolutionary Anthropology: Issues, News, and Reviews 25, № 3 (May 6, 2016). P. 133–141. doi.org/10.1002/evan.21484.


[Закрыть]. В более глубоком смысле это понятие предлагает новый способ осмысления нашей связи с миром.

Четыреста лет назад французский философ Рене Декарт пытался объяснить восприятие человека и начал с теории о том, что душа может находиться в непосредственном контакте только с мозгом, но не с миром за пределами нашей головы. Согласно декартовской модели, восприятие – процесс механистический, и мы представляем внешний мир в своем разуме потому, что он являет собой образ, созданный посредством физиологического процесса. Это основа картезианского дуализма – идеи о том, что сознание нематериально, а разум и тело фундаментально отделены друг от друга. Прошло несколько столетий, прежде чем была опровергнута научная догма о том, что восприятие есть результат мыслительных операций.

Американский психолог Джеймс Гибсон, родившийся в 1904 г., интересовался зрительным восприятием, но его не устраивало предположение о дуалистическом различии между двумя мирами: материальным и ментальным. Изучая водителей и летчиков, Гибсон пришел к выводу, что восприятие и поведение представляют собой единый биологический феномен, а люди и животные напрямую воспринимают свое окружение в акте познания или посредством контакта с ним. Человек – это не разум, помещенный в тело, а организм, который является частью окружающего мира. Гибсон назвал свою теорию экологической психологией, и она привела к новому пониманию навигации.

Гибсон описывал процесс навигации как составление схемы окружающей среды из движущегося наблюдательного пункта. При перемещении из одного места в другое у человека формируется оптический поток того, что Гибсон назвал превращениями, совокупностью связанных последовательностей, в которой мы видим то, что может быть поворотом дороги или вершиной холма. Эти превращения связывают перспективные виды, открывающиеся нашему взору. Превращения и возможности дают нам информацию, необходимую для управления движением и навигации. «Органом зрения принято считать глаз, связанный с мозгом, – писал он в работе “Экологический подход к зрительному восприятию” (The Ecological Approach to Visual Perception). – Я же собираюсь показать, что органом зрения является система, в состав которой входят глаз, голова и тело, способное передвигаться по земле. В этой системе мозг – всего лишь один из ее центральных органов. В том случае, когда нам не мешают, мы можем свободно рассмотреть то, что нас заинтересовало, подойти к этому предмету, обойти его вокруг, рассмотреть его со всех сторон и отправиться дальше. Такое зрение я буду называть естественным»[16]16
  Gibson James J. The Ecological Approach to Visual Perception (2014). P. xiii. [Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприятию / Пер. с англ. Т. М. Сокольской; общ. ред. и вступ. ст. А. Д. Логвиненко. М.: Прогресс, 1988. С. 24.]


[Закрыть]. Позднее Гибсон отверг идею существования в мозгу когнитивной карты и для описания пространственной навигации использовал термин нахождение пути. Разум неотделим от окружающей среды, а восприятие от знания; нахождение пути – это способ прямого восприятия, предполагающий объединение в реальном времени восприятия и движения. Свою книгу «Чувства как воспринимающие системы» (The Senses Considered as Perceptual Systems) он посвятил «всем, кто хочет искать себя»[17]17
  Gibson James J. The Senses Considered as Perceptual Systems (1983). P. 321.


[Закрыть].

В настоящее время немногочисленная группа антропологов и психологов приняла из экологической психологии Гибсона модель навигации, в которой поиск пути считается малоизученным аспектом нашего повседневного материального бытия в пространстве. А поскольку именно через поиск пути мы получаем доступ к окружающему миру и выстраиваем согласованные действия по отношению к реальности, этот поиск особенно важен сегодня, когда нас так и тянет все время смотреть вниз, на всякие устройства с аппаратами, а думаем мы только о своем индивидуальном бытии. Теперь я считаю, что поиск пути – это деятельность, которая способна привлечь наше внимание к местам, укрепить нашу связь с ними.

В эпоху социальных перемен и экологических нарушений возможность воссоздания связей с окружающей средой кажется невероятно важной. Но есть и прагматические соображения. Нейробиология не только открывает разнообразное и прекрасное влияние гиппокампа на жизнь человека, но и показывает, что может произойти, если мы неосмотрительно примем технологию, из-за которой снизим активность этой части мозга и будем использовать гиппокамп лишь для выполнения пошаговых инструкций. Растущее число исследований, раскрывающих тайны восприятия пространства, а также памяти и старения, указывает на серьезные неврологические последствия пассивности гиппокампа: со временем может уменьшиться его объем, и это неблагоприятно скажется на нашей способности решать пространственные задачи. Например, группа ученых из Университета Макгилла в Монреале в серии исследований, проведенных в 2010 г., показала, что тренировка памяти и ориентации в повседневной жизни увеличивает объем серого вещества в гиппокампе, а вот недостаточное использование этих функций может способствовать развитию когнитивных расстройств у людей пожилого возраста. Атрофия гиппокампа связана со множеством проблем, в том числе с болезнью Альцгеймера, посттравматическим стрессовым расстройством, депрессией и деменцией. (Одна из исследователей, Вероника Бобот, рассказала корреспонденту газеты Boston Globe, что больше не использует приборы спутниковой навигации для определения маршрута.) Могут ли пошаговые инструкции GPS в долговременном плане оказывать слабое и потенциально негативное влияние на нашу жизнь? Исследований, предназначенных для прямой проверки этой связи, не проводилось, но научные данные указывают на возможность того, что со временем полный переход на технологию GPS повысит риск нейродегенеративных заболеваний.

Тем временем исследователи, изучающие развитие ребенка, все чаще рассматривают способность к исследованию, к самостоятельной игре и самостоятельному передвижению как важные аспекты когнитивного созревания, усиливающие память и способность строить модели психического состояния и для себя, и для других. Однако свобода и возможность передвижения детей во всем мире, от Японии до Австралии и от Европы до Америки, все больше ограничиваются такими факторами, как избегание риска и сокращение доступа к улице. Для людей из «поколения смартфонов» путешествие без GPS становится таким же неудобным в повседневной жизни, как письмо от руки или обращение к энциклопедии в поисках информации.

Гарри Хефт, специалист в области экологической психологии, работавший с Джеймсом Гибсоном, говорил мне, что его раздражают современные студенты. «Я почти не преувеличиваю: они не могут найти дорогу, если у них нет GPS. И к тому же меня тревожит еще один аспект: они и истории почти не знают. Для меня история очень важна: она дает мне почувствовать, где я нахожусь. Не думаю, что они получили хорошее историческое образование, и я не понимаю, как они определяют свое место в мире. GPS – лишь маленький пример. Меня беспокоит, что у моих студентов нет ориентиров. Думаю, это основа бытия: человеку необходимо чувствовать, где он пребывает»[18]18
  Г. Хефт. Личная беседа. 14.03.2017.


[Закрыть]. Тристан Гули, британский писатель и приверженец «естественной навигации», говорил мне, что исчезновение традиций ориентирования и их замена современными технологиями указывают на культурное и философское обеднение. «Когда мы находим путь по GPS вместо ориентиров, доступных в самой природе, мы обесцениваем опыт путешествия», – считает он[19]19
  Т. Гули. Переписка с автором. 11.05.2015.


[Закрыть].

Антрополог Тим Инголд рассматривает современные высокотехнологичные средства передвижения с их постоянным стремлением к большей эффективности и удобству как дальнейшую коммерциализацию нашей жизни. «Мы хотим двигаться все быстрее и быстрее, потому что думаем, что в это время ничего не происходит, – говорит он. – В этом есть и политический аспект: современное путешествие – это условие развитого капитализма. Время, проведенное в самолете, – это упущенная возможность, ведь его можно было бы потратить на другое, например – на зарабатывание денег». Инголд, который преподает в Абердинском университете в Шотландии, много писал о роли движения в жизни человека. Он говорил мне: «Жизнь – это движение, которое происходит в реальном времени, и это следует ценить»[20]20
  Т. Инголд. Личная беседа. 30.03.2016.


[Закрыть].

Возможно, идея о том, что каждая поездка, прогулка, исследование, экспедиция, миграция, путешествие и одиссея, которые могут занимать минуты, часы или годы нашей жизни, исполнены смысла, – это романтическая фантазия, пронизанная ностальгией по воображаемой старине, по давно минувшей эре кочевничества, пеших прогулок и паломничества.

А может, нахождение пути – это столкновение с тем чудесным фактом, что мы есть и что мы живем на этом свете? Может, оно требует с вниманием оглядеться вокруг, вовлечься и мыслями, и чувствами в окружающий мир, будь то дикая природа или город? И может, оно даже зовет вспомнить о том, как мы любим свободу, исследования и родной дом?

Часть I
Арктика

Последнее бездорожье

Британскому каперу Мартину Фробишеру потребовалось пять лет подготовки и 56 дней плавания, чтобы в 1576 г. «открыть» Баффинову Землю в Арктике. 440 лет спустя реактивный Boeing 737, преодолев разницу широт в 23 градуса, доставил меня туда за 12 часов. С борта самолета я не могла разглядеть город Икалуит: белые облака были столь густыми и низкими, что я увидела аэропорт, только когда шасси самолета уже почти коснулись взлетной полосы. Крепость из желтых блоков, похожих на кубики LEGO, – это самый оживленный аэропорт на землях иннуитов, территории Нунавут на востоке Канадской Арктики; за год он принимает около 100 тысяч пассажиров – в два с лишним раза меньше, чем нью-йоркский аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди за день. Мы спустились по металлическому трапу навстречу ледяному ветру, швырявшему нам в лицо мокрый снег. Внутри я стояла у одинокой ленты для багажа и смотрела, как пассажиры ждали, пока из самолета выгрузят гигантские сумки-холодильники с замороженными продуктами, закупленными в Оттаве. Меня уже предупреждали о ценах на еду в Икалуите: пакет апельсинового сока стоит 20 долларов, а томатный соус на вес золота. Я с трудом подняла свой вещмешок, до отказа набитый сухофруктами, вяленым мясом и пакетиками супа, закинула на плечо и пошла к ждавшему меня в холле Рику Армстронгу, тридцатипятилетнему жителю Арктики и директору Исследовательского института Нунавута. Армстронг любезно пригласил меня поселиться в его спальне для гостей. Я забросила сумки в кузов его пикапа, и мы поехали по улицам города.

Икалуит, расположенный на берегу широкой бухты рядом с устьем реки, раньше был исходным пунктом для охоты на северных оленей. С наступлением лета люди, стремясь добраться до кочующих оленьих стад, уходили отсюда примерно на сто километров в каменистую тундру, взяв с собой собак, нагруженных мясом и другой провизией. Сегодня стада северных оленей не столь многочисленны, а город полон легковых автомобилей и грузовиков, несмотря на то что самая длинная дорога проходит из одного его конца в другой. По словам Армстронга, поездка по ней занимала 20 минут. Большинство улиц были грунтовыми, и лишь немногие имели название. Адрес определялся по номеру, присвоенному в порядке возведения домов с момента основания города в 1942 г.

Фробишер отправился в Арктику на поиски легендарного Северо-Западного прохода. Бывший капер, он не слишком хорошо владел искусством навигации и сам себя называл «плохим учеником»[21]21
  McDermott James. Martin Frobisher: Elizabethan Privateer (2001). P. 133.


[Закрыть]. Его обучение состояло из краткого шестинедельного курса у английского алхимика и математика Джона Ди, который также занимал должность королевского астролога. Ди предсказывал наступление апокалиптического нового мирового порядка на основе английского протестантизма, в котором королева была воплощением короля Артура, а он сам – воплощением Мерлина, ее мудрого советника, наделенного магической силой и надзиравшего над Британской империей.

С помощью Ди Фробишер приобрел самые совершенные средства навигации, доступные на рынке XVI в.: два десятка компасов и непонятные предметы с латинскими названиями: Hemispherium, Holometrum Geometric и Annulus Astronomicus. Ди научил его пользоваться параболическим компасом, измеряющим магнитное склонение, то есть разницу между направлениями на магнитный и истинный север, и деревянным инструментом под названием баллистелла, измерявшим высоту солнца или Полярной звезды над горизонтом: так можно было вычислить широту судна и определить, насколько южнее или севернее экватора оно находится. Что касается долготы, координаты на оси восток – запад, тут Фробишер мог опираться только на навигационное счисление пути, оценивая направление и пройденное расстояние, поскольку до того момента, как один английский часовщик все же сумеет понять, как определять долготу в море, должно было пройти еще 200 лет. Для своих вычислений Фробишер взял на борт 18 «часовых» склянок. Моряки бросали в воду лаг, привязанный веревкой к кораблю, по склянкам измеряли время, по нему оценивали скорость, а по ней, в свою очередь, подсчитывали расстояние, пройденное кораблем, и определяли его положение на оси восток – запад. И наконец, Фробишер по совету Ди приобрел карту земного шара Герарда Меркатора, первую, на которую были нанесены локсодромии – спрямленные навигационные пути, спроецированные на плоскость карты.

Я выбрала Арктику потому, что за последние четыреста лет ее ландшафт практически не изменился – как и за тысячу лет до этого. Это одна из последних территорий без дорог на нашей планете. В нескольких сотнях метров от города здесь уже нет домов, фонарей, автомобилей, железнодорожных веток, указательных знаков, вышек сотовой связи – только лед, снег, скалы в самых разных, переменчивых сочетаниях. Большинство обычных навыков навигации в этом окружении оказываются почти бесполезными. GPS работает до тех пор, пока не разрядится аккумулятор, и прибор может без всякого злого умысла вести вас по опасным маршрутам – на непрочный морской лед или в эпицентр снежной бури. Магнитное поле стремится выгнуть стрелку компаса вниз. Даже естественные ориентиры ненадежны. Летом исчезают звезды. Зимой солнце всходит на юге и заходит на севере. И путник не может доверять Полярной звезде: за полярным кругом вы уже на севере. Со сменой сезонов меняется и внешний вид ориентиров – снег накапливается, лед тает.

Тем не менее на протяжении нескольких тысяч лет иннуиты прекрасно себя чувствовали в Арктике: они были бесстрашными путешественниками и охотниками. Какие тайные умения в поиске пути позволили им этого достичь? «Когда приключение не идет к нему, эскимос отправляется на его поиски», – писал в XX в. антрополог и писатель Жан Малори в своей классической книге «Последние короли Туле»[22]22
  Malaurie Jean. The Last Kings of Thule: A Year Among the Polar Eskimos of Greenland (1956). P. 202.


[Закрыть]. Малори описал первые встречи европейцев, таких как Фробишер, и иннуитов как встречи между «так называемой развитой цивилизацией» и «анархо-коммунистическим обществом»[23]23
  Malaurie Jean. Ultima Thulé: Explorers and Natives of the Polar North (2003). P. 146.


[Закрыть]. Но столкнулись и два способа воспринимать пространство: друг другу противостояли те, кто стремился завладеть им, и те, кто стремился его узнать. Иннуиты выжили в экстремальных условиях окружающей среды, досконально изучив ее географию. Пешком, на нартах или каяке они добирались до мест охоты и стоянки, менявшихся в зависимости от сезона, – точно так же, как делали их предки, мигрировавшие в Арктику через Берингов пролив. Перемещение и связанные с ним знания были необходимы для выживания, что было непростой задачей в этих предельно сложных и постоянно меняющихся условиях.

Археолог Макс Фризен, специализирующийся на Арктике, полагает, что образ жизни первых обитателей арктических широт, пришедших сюда приблизительно в 3200 г. до н. э., вероятно, отличался от образа жизни всех прочих этнографических групп «необычайно высоким уровнем мобильности и активного исследования ранее неизвестных мест»[24]24
  Friesen Max. North America: Paleoeskimo and Inuit Archaeology (Encyclopedia of Global Human Migration). https://www.academia. edu/5314092/North_America_Paleoeskimo_and_Inuit_archaeology_Encyclopedia_of_Global_Human_Migration_.


[Закрыть]. К 2800 г. до н. э. эти палеоэскимосы добрались до Центральной Арктики, а еще через несколько сотен лет – до севера Гренландии. Они передвигались пешком и на каяке, но преодолевали огромные расстояния, чтобы охотиться на морских млекопитающих, овцебыков и северных оленей с помощью гарпуна, а также лука и стрел. Приблизительно в 1000 г. до н. э. к первопроходцам присоединились неоэскимосы – их также называют представителями культуры Туле, – которые искали гренландских китов и металлы, строили большие, обтянутые шкурами лодки и запрягали в нарты нескольких собак. Подобно палеоэскимосам, эскимосы культуры Туле могли перемещаться на огромные расстояния; более того, превосходили первых в искусстве навигации. Если миграция палеоэскимосов через Арктику заняла несколько столетий, то, по мнению Фризена, некоторые племена эскимосов культуры Туле, прямые предки современных иннуитов, могли преодолеть эти пространства за одно поколение.

Мне говорили, что до сих пор сохранились круги для шатров, оставленные культурой Туле (камни, предназначенные для крепления шатров из звериных шкур в тундре), старые запруды на реках, где ловили рыбу, и пирамиды из камней, служившие для хранения мяса или рыбы – или для указания на то, где находятся припасы. Некоторые стойбища использовались на протяжении нескольких столетий и приобретали особый запах, на который могли ориентироваться охотники, прокладывая путь. Нитью, связующей поколения, служил ландшафт. «Даже кладбища и то, что оставили предки, – рассказывает Лео Уссак, житель полуострова Кудлулик. – Каллунаат [белый человек] чувствует то же самое при виде старой хижины предков – вот почему у каллунаат на юге есть музеи. Так чувствуют иннуиты, когда отправляются на охоту и видят то, что оставили наши предки»[25]25
  Лео Уссак; цит. по: Milton Freeman Research Limited. Inuit Land Use and Occupancy Project: A Report (1976). P. 192.


[Закрыть].

Невероятно, но факт: случаи масштабной миграции иннуитов, как у их прямых предков, представляющих культуру Туле, наблюдаются и в нашу эпоху. Последняя из известных миграций из залива Камберленд на Баффиновой Земле в гренландскую Ииту произошла в 1863 г.; ее задокументировал полярный исследователь иннуитского и датского происхождения Кнуд Расмуссен. Маршрут проходил через острова, фьорды, открытый океан, а возглавлял переселенцев шаман Куитларссуак, который, по всей видимости, слышал от китобоев о других иннуитах, живущих за морем. Куитларссуака так это поразило, что он загорелся идеей найти этих иннуитов и подтвердить их существование. Затем он убедил 38 мужчин и женщин отправиться в путешествие вместе с ним. Они снарядили десять нарт, нагруженных охотничьим снаряжением, каяками, шатрами и одеждой из шкур, и отправились в дорогу. Каждый раз, когда перед ними возникало препятствие, душа Куитларссуака взлетала в небо, чтобы с высоты птичьего полета обозреть местность и найти самый лучший путь. После шести лет непрерывного движения путешественники добрались до Ииты и встретились с инууитами, живущими на севере Гренландии; поселившись там, они обменивались инструментами и вступали в смешанные браки с местным населением. 50 лет спустя Кнуд Расмуссен в своих знаменитых путешествиях встречался с членами той экспедиции и их детьми.

В свой первый вечер в Икалуите я оделась потеплее и отправилась на южную окраину города, прокладывая путь через стайки маленьких детей, игравших в снежки или гонявших на велосипедах. Рядом с большинством домов стояли снегоходы – один, два, а то и три, – а также камутиик, открытые нарты, в которые раньше запрягали собачьи упряжки. В наше время их корпус изготавливают из фанеры, а полозья – из прочного пластика. Вдоль изогнутого берега бухты я дошла до дороги, ведущей к туристическому центру Униккаарвика, где проходил фестиваль канадского кино. Люди брали пакетики с соком и пластиковые стаканчики с попкорном. Я села на пол перед чучелом моржа и стала смотреть фильмы. Автором сценария и режиссером одного из них была Найла Инукшук, молодая женщина из Честерфилд-Инлет, поселка с населением в триста человек на западном берегу Гудзонова залива. В основе ее фильма лежит старинная инууитская легенда, пересказанная в стиле современного фильма ужасов. Юноша отправляется на охоту и останавливается на ночлег рядом с покинутым иглу, нарушая табу. В наказание злой дух убивает собаку, а затем приходит за самим охотником. Зрители вскрикивали от страха и восторга, следя за напряженной и кровавой кульминацией.

Я вышла из туристического центра поздно вечером, в половине десятого, но над Икалуитом разливался голубоватый свет, достаточно яркий, чтобы видеть все вокруг. Назад я пошла вдоль старого кладбища на краю города и остановилась рассмотреть несколько десятков деревянных крестов, торчавших из мерзлой земли. К западу, на крутом склоне холма, сияли фары снегоходов, на которых подростки гоняли вверх-вниз по твердому насту. Еще дальше, к заливу, где впервые высадился Фробишер, простирался морской лед, а напротив меня находился массивный полуостров Мета-Инкогнита, что в переводе с латинского означает «неизвестные пределы» – так его назвала королева Елизавета, и это название по сей день украшает современные атласы и Google Maps. Мои мысли вернулись к финалу фильма Инукшук. «Земля не меняется, – говорил голос за кадром. – Сегодня у тебя есть красивые вещи, но ты не должен от них зависеть. Если завтра ты их лишишься, сможешь ли ты жить на Земле? Сможешь ли охотиться?»[26]26
  Brachmayer Scott, Innuksuk Nyla, Stewart Craig. Kajutaijuq, Short, Action, Drama, 2015. http://www.imdb.com/title/tt3826696/.


[Закрыть]

Соломон Ауа – сказочный исполин.

Он крушит камни голыми руками, чтобы сделать алмазы. Когда он смеется, спутники слетают с орбиты. Его кровь используют для вакцин от гриппа. Легенды о его грубой силе привели к тому, что его прозвали «арктический Чак Норрис», а его подвиги стали мифическими, так что жители Нунавута придумали для него хештег, #awafeats. Ауа совершал подвиги еще в то время, когда покинул свой инуксук, традиционное каменное жилище, на Луне и приветствовал там Нила Армстронга. Да что там! Подвиги были и тогда, когда по велению Ауа белый толстяк с Северного полюса начал развозить подарки детям всего мира! Но и в реальной жизни свершения Ауа столь же невероятны. Он может за 40 минут в одиночку построить иглу. Однажды он вместе с братом отправился охотиться на плавучие льдины – туда, где встречаются океан и морской лед, – и их снегоход провалился в трехметровую трещину в льдине. На ветру, скорость которого достигала 80 километров в час, они сделали парусник из своего камутиика, используя брезент и весла, и скользили по льду, пока их не спасли.

Поэтому я была немного удивлена, встретив невысокого человека с румяными щеками и седеющей бородкой, обрамляющей лучистую улыбку. Я пожала морщинистую руку Ауа, счастливо избежав травмы, и мы сели в кабину его светло-голубого пикапа. Я сказала, как рада удаче, – мне удалось встретиться с ним в разгар охотничьего сезона, связанного с непрерывными странствиями. Вычислить время посещения Нунавута было очень непросто. Мне требовалось попасть сюда, когда морской лед все еще сковывает залив, поскольку в противном случае я не смогла бы отправиться на охоту. Годом раньше сильный южный ветер привел к тому, что лед продержался на несколько недель дольше обычного, но теперь я опасалась, что все будет с точностью до наоборот: лед сойдет в самом начале весны и я приеду слишком поздно для каких-либо путешествий. Быстрое изменение климата сделало прогнозы в Арктике практически невозможными. Но мой приезд каким-то образом пришелся на самый подходящий момент: морской лед был толстым, а температура держалась ниже нуля, так что лед оставался твердым и подходил для быстрого передвижения на снегоходах и нартах.

Но я не понимала, что эти идеальные условия сильно осложняли поиски охотников. Жителей Икалуита охватила настоящая лихорадка. Солнце едва успевало садиться, как вновь запрыгивало на небо, словно йо-йо. Свет пронизывал все, не угасая ни на минуту. Похоже, в городе никто не спал. Со дня на день могли прилететь гуси, пришло время охотиться на куропаток и ловить рыбу. Тюленей было великое множество. Следующий шанс выйти на охоту представится только через несколько месяцев после того, как растает снег. Помня об этом, я позвонила Ауа, хранителю традиций и уважаемому лидеру общины, и робко спросила, сможет ли он уделить мне тридцать минут, чтобы рассказать о том, как находит дорогу в тундре. Он искренне рассмеялся: «А тридцать лет у вас есть?»

Мы поехали в его любимый ресторан с подходящим к случаю названием, «Приют навигатора», и устроились за пластмассовым столом. Ауа заказал только чашку горячего черного чая, сказав мне, что дома на ужин его ждет традиционная еда, которую он очень любит, – сырое мясо: тюлень, рыба, кит или морж. Потом он начал рассказывать. Он сказал, что если я хочу разобраться, как иннуиты находят путь на местности, то должна понять: большинство людей просто любят путешествовать, а иннуиты должны. Эта необходимость означает, что они иначе воспитываются: с юного возраста их постоянно учат – на практике – искусству путешествия и выживания. «Я родился в землянке, – сказал Ауа. – Мой отец учил меня так: если было трудно, спрашивал: “Что будем делать?” Я думал, что он должен найти выход, но отец спрашивал меня: “Что ты будешь делать?” Он знал, как поступить. Он знал, где находится. Но хотел, чтобы я думал и учился»[27]27
  С. Ауа. Личная беседа. 10.05.2015.


[Закрыть].

Ауа, один из одиннадцати детей в семье, вырос в Митиматалике (бывшем Понд-Инлет), деревне, которая была названа в честь охотника, погибшего в бурю на дальней оконечности Баффиновой Земли, в восемнадцати градусах широты от Северного полюса. Уроки, которые преподал ему отец с помощью непосредственного наблюдения и опыта, были особенно важны для обучения навигации. Ауа рассказал мне одну историю. В девять лет он вместе с другими мальчиками отправился по морскому льду на охоту за тюленями. Когда они были километрах в пятнадцати от берега, туман сгустился, и им пришлось возвращаться, пока видимость не упала до нуля. Отец управлял снегоходом, а мальчики ехали сзади в камутиик. Через какое-то время отец остановился. «Вы знаете, как мы попали в это место?» – спросил он. Мальчики признались, что не следили за маршрутом. «Мы не знали, где находимся», – вспоминал Ауа. Отец продолжал расспрашивать. Где было солнце, когда они ехали к месту охоты? Где они видели тени на земле? Были ли они темнее с одной стороны? «Так он нас учил. Задавал вопрос, – рассказывал Ауа. – Мой отец никогда не хотел, чтобы я ходил в начальную школу. Очень не хотел».