Электронная библиотека » Май Цзя » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Расшифровка"


  • Текст добавлен: 31 октября 2023, 15:53


Автор книги: Май Цзя


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +
5

В университете Н. ее называли не «госпожой», а «мастером» Жун, то ли из почтения к отцу, то ли из уважения к ее жизненному опыту. Она так и не вышла замуж, но не потому, что никогда не любила. Наоборот, любовь ее оказалась слишком сильна и причинила ей слишком много боли. Говорили, в юности у нее был поклонник, талантливый студент-физик. Он отлично разбирался в радиотехнике и запросто мог собрать трехдиапазонный радиоприемник за вечер. В годы борьбы с захватчиком, когда университет Н. стал центром сопротивления, почти каждый месяц целые группы студентов бросали учебу и уходили на фронт. Среди них был и ее возлюбленный. Первое время она часто получала от него письма, но потом весточки стали доходить все реже. Последнее письмо пришло весной 1941 года из Чанши. Он писал, что служит теперь в тайном подразделении и вынужден пока прервать все связи с близкими. Он заверял, что по-прежнему горячо любит ее и надеется, что она его дождется: «Любимая моя, – писал он трогательно и торжественно, – жди меня, и в день победы мы поженимся!» И мастер Жун ждала. День победы настал, война закончилась, но он так и не вернулся. Извещение о смерти не приходило. И только в 1953 году один человек, вернувшийся из Гонконга, принес ей весть: ее любимый давно уехал на Тайвань, женился, растит ребенка и просит ее строить свою жизнь без него.

Вот и все, чего мастер Жун дождалась за десять с лишним лет, горький финал ее истории любви, и нетрудно представить, каким этот финал стал для нее ударом. Десять лет назад, когда я приезжал в университет Н. расспрашивать очевидцев, она только-только ушла на пенсию, оставив пост декана математического факультета. У нее дома в гостиной висела семейная фотография, с нее и началась наша беседа. На фотографии были пятеро: впереди сидели Лилли-младший с супругой, позади стояли дети: мастер Жун в серединке, лет двадцати с чем-то на вид, с волосами до плеч; слева от нее младший брат в очках; справа – сестренка семи-восьми лет, волосы затянуты в хвостики. Тогда, летом тридцать шестого, они решили сделать фото на память – брат уезжал на учебу за границу. Потом началась война, и брат смог вернуться домой только после ее окончания. К тому времени в семье стало меньше на одного человека и один человек прибавился. Тяжело заболела и умерла сестренка, и вскоре после ее смерти, тем же летом, Лилли-младший привел домой Цзиньчжэня. Мастер Жун рассказывала:

[Далее со слов мастера Жун]

Сестра умерла на летних каникулах. Ей было всего семнадцать.

До ее смерти мы с мамой и не знали про Цзиньчжэня, папа прятал его от нас у директора шуйсимэньской школы. Обычно директор Чэн с нами мало общался, поэтому, хотя папа не хотел, чтобы мы услышали о Цзиньчжэне, он не просил Чэна, чтобы тот не выдавал нам его секрет. Но потом Чэн откуда-то узнал про сестру и пришел к нам домой с соболезнованиями. В тот день дома была только мама. Слово за слово, разговорились, Чэн упомянул про Цзиньчжэня, и папина тайна раскрылась. Пришлось папе все нам рассказать: про сиротство ребенка, его талант и просьбу Иностранца. Мама после смерти сестры сделалась очень чувствительной, ей стало так жалко мальчика, что она залилась слезами. Она сказала папе:

– Нашей Иньчжи больше нет, так пусть ребенок живет с нами, будет мне утешением.

Так в нашей семье появился Чжэнь-ди – то есть Цзиньчжэнь.

Мы с мамой звали его Чжэнь-ди – «братик Чжэнь», и только папа называл его полным именем. Чжэнь звал маму «матушкой-наставницей»[15]15
  Вежливое обращение к супруге учителя.


[Закрыть]
, папу – «господином ректором», а меня – «сестрой», словом, напутал все возможные обращения. Уж меня-то ему полагалось звать двоюродной тетей.

Честно говоря, поначалу Чжэнь мне совсем не понравился: он никому не улыбался, ни с кем не заговаривал, ходил вечно крадучись, точно какой-то призрак. К тому же у него было полно вредных привычек. Он часто рыгал за едой, не следил за гигиеной, вечером не мыл ноги, оставлял ботинки у лестницы, отчего в коридоре и столовой стояла вонь. В то время мы жили в доме, который перешел к нам от дедушки, маленьком коттедже в западном стиле. Мы все жили наверху, на первом этаже были только кухня и столовая, и каждый раз, спускаясь вниз поесть, я натыкалась на его вонючие ботинки, тут же представляла, как он будет рыгать за столом, и аппетит сразу пропадал. Конечно, проблема с ботинками разрешилась быстро: мама сделала ему замечание, и он стал каждый день мыть ноги и стирать носки, и стирал почище других. Вообще он был хорошо приспособлен к жизни, умел готовить, стирать, растапливать печь углем, даже шить, и с работой по дому управлялся лучше меня. Сказывался опыт – всем этим вещам он обучился еще в раннем детстве. А вот с его отрыжкой (а иногда и газами) справиться никак не удавалось. По правде говоря, он и не мог ничего с этим поделать: у него были серьезные проблемы с желудком, поэтому он и рос таким тощим и слабым. Папа говорил, Чжэнь испортил себе желудок настоями из грушевых цветков – может, для старика Иностранца настой и был лекарством, но разве можно было давать его ребенку? Чтобы вылечиться, он таблеток глотал больше, чем еды. Ел он совсем мало, у кошки и то лучше аппетит – мисочку риса зараз, не больше, но едва он принимался за еду, как начиналась отрыжка.

Как-то раз он пошел в туалет и забыл запереть дверь, а я не знала, что он там, и вошла. Я тогда напугалась, и этот случай стал для меня последней каплей – я потребовала, чтобы родители отправили его обратно в школьный флигель. Пускай он наш родственник, говорила я, но почему он обязательно должен жить у нас? Многие дети живут при школе. Папа промолчал, дал маме высказаться. Мама сказала: только взяли человека к себе и сразу гоним, нехорошо так. Если уж отсылать его обратно, то не раньше, чем начнется учебный год. Папа сказал: ладно, с начала четверти он будет жить при школе. Мама добавила: а по воскресеньям пусть приходит к нам, пусть считает это место своим домом. Папа согласился.

На том и порешили.

Но потом все опять изменилось… [Продолжение следует]


Однажды за ужином мастер Жун упомянула о газетной заметке, где говорилось о том, что в прошлом году многие регионы страны поразила небывалая засуха. В некоторых городах нищих на улицах стало больше, чем солдат. Мать вздохнула: что тут скажешь, двойной високосный, в такие года вечно что-то происходит, и достается больше всего простому народу. Цзиньчжэнь обычно помалкивал, и мать, пытаясь его растормошить, все старалась вовлечь его в разговор и потому спросила, знает ли он, какой год называют двойным високосным. Он помотал головой. Это такой год, объяснила мать, который считается високосным и по солнечному календарю, и по лунному.

– Ты знаешь, что такое високосный год? – спросила она, видя, что он не понял.

Он опять помотал головой. Это было в его духе – по возможности обходиться без слов. Мать снова пустилась в объяснения, рассказала про солнечный календарь, про лунный, про то, откуда берутся високосные годы. Цзиньчжэнь потрясенно уставился на Лилли-младшего, будто ждал, что тот подтвердит или опровергнет услышанное.

– Да, это правда, – кивнул Лилли-младший.

– Значит, я посчитал неправильно? – пробормотал Цзиньчжэнь, краснея. Видно было, что он вот-вот заплачет.

– Что посчитал? – не понял Лилли-младший.

– Сколько дней прожил отец. Я же считал по триста шестьдесят пять дней в году.

– Выходит, что неправильно…

Лилли-младший еще не договорил, а Цзиньчжэнь уже забился в рыданиях.

Он все рыдал и рыдал, ничьи уговоры на него не действовали, и только когда Лилли-младший стукнул кулаком по столу и сердито прикрикнул на него, он наконец затих. Но, хотя он замолк, слезы душили его все сильнее, и он яростно, точно одержимый, впился в колени ногтями. Лилли-младший велел ему положить руки на стол и напустил на себя самый строгий вид, хотя на самом деле, конечно, хотел его утешить:

– Ты что разревелся? Я даже договорить не успел. Сначала дослушай, а потом уже реви, если хочешь.

– Я сказал, что ты ошибся, – говорил Лилли-младший, – и, если мы отталкиваемся от концепции високосного года, так и есть. Но если мы посмотрим на это с точки зрения математики, еще надо проверить, ошибся ты или нет, ведь надо понимать, что в любых вычислениях допускается погрешность.

– Насколько мне известно, – говорил Лилли-младший, – если мы хотим все точно сосчитать, нужно учитывать, что Земля совершает полный оборот вокруг Солнца за триста шестьдесят пять дней, пять часов, сорок восемь минут и сорок шесть секунд. Откуда берутся високосные годы? Да все из тех же пяти с лишним часов – они прибавляются к каждому году, если мы считаем по солнечному календарю, поэтому раз в четыре года мы получаем год високосный, в котором триста шестьдесят шесть дней. А теперь подумай, прикинь в уме, как бы мы ни считали, по триста шестьдесят пять дней или триста шестьдесят шесть, все равно нам не избежать погрешности. Но эта погрешность допустима, нам без нее никак не обойтись. Словом, я что хочу сказать: погрешности в вычислениях неизбежны, не бывает абсолютной точности.

– Ты вот возьми и посчитай, – говорил Лилли-младший, – господин Иностранец прожил восемьдесят девять лет, сколько из них было високосных? Сколько их было, столько дней и прибавь, а потом сравни старое число и новое и посмотри, какая у тебя вышла погрешность. Обычно, когда мы имеем дело с десятками тысяч, допускается погрешность в одну тысячную долю. Если ты ее превысил, значит, ошибся. Ну-ка, проверь, допустимая у тебя погрешность или нет?

Иностранец умер в високосный год, на восемьдесят девятом году жизни, значит, полных високосных лет за его жизнь было двадцать два, не так уж много и не так уж мало. Прибавляем к результату в тридцать с лишним тысяч двадцать два дня и получаем погрешность явно меньше одной тысячной доли. Своими суровыми разглагольствованиями Лилли-младший пытался отвлечь мальчика, положить конец его самобичеванию. Мало-помалу Цзиньчжэнь успокоился…

[Далее со слов мастера Жун]

Позже папа рассказал нам про то, как Иностранец просил сосчитать Чжэня прожитые дни. Я вспомнила, как он горько рыдал, и, признаться, меня даже растрогала такая сыновья почтительность. В то же время я заметила, что его натуре свойственны и некоторая фанатичность, и хрупкость. Потом-то мы не раз наблюдали проявления этой фанатичной, беспокойной стороны его характера. Большую часть времени он оставался замкнутым, держал все в себе, терпел молча и мог снести почти что угодно, даже не подавая виду, – мало у кого встретишь такую выносливость. Но уж если его терпению приходил конец, если было задето что-то сокровенное, он быстро терял над собой контроль и реагировал слишком бурно, впадал в крайности. Примеров можно много вспомнить. Да вот хотя бы… Он очень любил мою маму и как-то раз тайком написал на бумаге кровью:


ОТЕЦ УМЕР, ТЕПЕРЬ Я ВСЮ ЖИЗНЬ ДОЛЖЕН СЛУЖИТЬ МАТУШКЕ-НАСТАВНИЦЕ.


Когда ему было семнадцать, он сильно заболел, долго лежал в больнице. Мама часто заходила в его комнату, чтобы взять для него то одно, то другое, вот и нашла этот листок. Он сунул его в блокнот, в карман обложки. Писал явно пальцем, крупными такими иероглифами. Даты не стояло, так что в каком году он это сделал, неизвестно. Судя по цвету крови и бумаги – в первые годы после переезда к нам.

Мама у меня была добрая, отзывчивая и с возрастом стала только мягче. К Чжэню она отнеслась так, как будто знала его еще в прошлой жизни, они как-то сразу поладили, понимали друг друга без слов, точно родные. Когда он переехал к нам, мама тут же, с первого же дня, стала звать его «братиком Чжэнем», Чжэнь-ди, уж не знаю почему, может, оттого, что только-только умерла сестра, и маме подспудно казалось, что дочь переродилась в теле Чжэня. После смерти сестры мама долго не выходила из дома, заперлась со своим горем в четырех стенах, по ночам ее мучили кошмары, то и дело что-то мерещилось, и только когда появился Чжэнь, ей мало-помалу полегчало. Вы, может, не знаете – Чжэнь умел толковать сны, что ни приснится, все мог объяснить, прямо колдун какой-то. А еще он верил в Бога и читал на английском Библию, притчи библейские наизусть знал. Думаю, в том, что мама более-менее быстро пришла в себя, во многом заслуга Чжэня: он толковал ей сны, читал вслух притчи. Кто теперь разберет? А уж как мама о нем заботилась, как ценила, всегда считала его за родного. Но никто и представить не мог, что его это так растрогает и он напишет те слова кровью. Недолюбленный он был, я бы сказала, рос без материнской любви, поэтому все, что делала для него мама: кормила, обшивала, пеклась о нем – все замечал, все ценил, вот со временем чувства и накопились, нужно было дать им выход. Способ он, конечно, выбрал необычный, но вполне в его духе. По-моему, у него была, как сейчас сказали бы, легкая форма аутизма.

И таких случаев много можно припомнить, но пока давайте вернемся к тому вечеру, про который я рассказывала, та история еще не закончилась… [Продолжение следует]


На следующий день, снова за ужином, Цзиньчжэнь вдруг сказал: високосных лет в жизни Иностранца было двадцать два, так что на первый взгляд кажется, что он ошибся на двадцать два дня; а на самом деле не на двадцать два, а на двадцать один. Что за нелепое заявление! Ясно же: раз двадцать два високосных года, значит, надо прибавить двадцать два дня, откуда двадцать один-то взялся? Даже мать засомневалась: уж не спятил ли Цзиньчжэнь? Но когда он объяснил, как пришел к такому выводу, все признали, что его слова разумны.

Лилли-младший ведь говорил, что для полного оборота Земли вокруг Солнца требуется триста шестьдесят пять дней, пять часов, сорок восемь минут и сорок шесть секунд, таким образом, каждые четыре года добавляется дополнительный день. Но ведь это не ровно двадцать четыре часа (если бы к каждому году прибавлялось по шесть часов, тогда было бы двадцать четыре). А сколько же? Меньше на одиннадцать минут четырнадцать секунд в год. Умножаем на четыре и получаем разницу в сорок четыре минуты пятьдесят шесть секунд. Значит, день, который прибавляется раз в четыре года, на самом деле неполный – короче на сорок четыре минуты пятьдесят шесть секунд. Эти минуты и секунды мы как бы искусственно присвоили. За двадцать два високосных года в жизни Иностранца такого «присвоенного» времени набирается шестнадцать часов, двадцать восемь минут и тридцать две секунды.

Иностранец прожил не ровно восемьдесят восемь лет, а восемьдесят восемь лет сто двенадцать дней. Дополнительное время, набежавшее за эти сто двенадцать дней, не учитывается в високосных годах, таким образом, каждый день следует считать не ровно по двадцать четыре часа: это двадцать четыре часа плюс почти минута, то есть сто двенадцать дней оказываются длиннее на шесть тысяч четыреста двадцать секунд, или один час сорок семь минут. Поэтому от шестнадцати часов двадцати восьми минут тридцати двух секунд отнимаем один час сорок семь минут, получаем «лишние» четырнадцать часов сорок одну минуту тридцать две секунды.

Иностранец говорил Цзиньчжэню, что родился в полдень; умер он в десятом часу вечера. Следовательно, к четырнадцати часам сорок одной минуте тридцати двум секундам можно смело прибавить часов десять, вот и выйдет один «лишний» день. Так Цзиньчжэнь мерялся силами с високосными годами – из-за них он недосчитался двадцати двух дней, а теперь отвоевал один день обратно.

Мастер Жун рассказывала, что этот случай поразил их с отцом: упорство, погружение мальчика в исследуемый предмет вызывало умиление и восхищение. Через несколько дней Цзиньчжэнь удивил их еще больше. Как только мастер Жун вернулась вечером домой, мать с кухни крикнула ей подняться скорее в комнату Чжэнь-ди – отец уже там и зовет ее тоже прийти посмотреть. Мастер Жун спросила, что случилось, мать сказала: Чжэнь-ди, кажется, изобрел какую-то математическую формулу, такую, что отец глазам не верит.


Итак, Иностранец прожил восемьдесят восемь лет сто двенадцать дней, и эти сто двенадцать дней не попадают в расчет по високосным годам; если мы условимся каждый день считать ровно по двадцать четыре часа, у нас останется неучтенное время длиной в один час сорок семь минут, то есть шесть тысяч четыреста двадцать секунд. Запишем их как мнимую величину: –6420 сек. Таким образом, когда наступает первый високосный год, мнимая величина равна уже (–6420 + 2696) сек., где 2696 секунд – мнимая величина самого високосного года, то есть 44 минуты 56 секунд. Ко второму високосному году мнимая величина достигает (–6420 + 2 × 2696) сек., и так далее до двадцать второго високосного года: (–6420 + 22 × 2696) сек. Всего двадцать три строки стройной арифметической прогрессии:

– 6420

– 6420 + 2696

– 6420 + 2 × 2696

– 6420 + 3 × 2696

– 6420 + 4 × 2696

– 6420 + 5 × 2696

– 6420 + 6 × 2696

……

– 6420 + 22 × 2696

Отсюда Цзиньчжэнь самостоятельно вывел формулу суммы членов арифметической прогрессии:

X = [(1-я величина + последняя) × количество величин] /2[16]16
  Стандартная запись формулы: Sn = [(A1 + An) × n] /2. (Примеч. автора.)


[Закрыть]

Проще говоря, он изобрел эту формулу…


[Далее со слов мастера Жун]

Допустим, сама формула не настолько сложная, чтобы ее нельзя было изобрести, теоретически ее может вывести каждый, кто умеет считать. Поразительно то, что он, ничего не зная о прогрессиях, вообще додумался ее выводить. Если я закрою вас в темной комнате и подробно опишу вещь, которую надо там найти, то вы, скорее всего, отыщете эту вещь, даже если в комнате будет ни зги не видно: всего-то и нужно, чтобы голова могла думать, ноги – ходить, а руки – щупать. Но если я не скажу, что́ искать, вероятность, что вы принесете мне именно то, что нужно, ничтожно мала.

Ладно бы это была простая арифметическая прогрессия, вроде «1, 3, 5, 7, 9, 11…», мы бы еще поняли, мы бы не так сильно изумились – но она такая сложная, запутанная! Представьте, что вы сами, без чужих подсказок смастерили какую-нибудь мебель. Конечно, мебель делали и до вас, но мы все равно восхитимся вашим умом и талантом. Если же и инструмент, и материалы вам попались вшивые – инструменты заржавели, вместо древесных плит – нераспиленное дерево, а мебель у вас все равно вышла отличная, мы восхитимся вдвойне. Чжэню достались цельное дерево и каменный топор… Понимаете теперь, как мы поразились? В это сложно было поверить, просто в голове не укладывалось!

Мы подумали, что в младшей школе ему делать нечего, и папа решил отправить его в среднюю школу при университете Н. Школа была в двух шагах от нашего дома, и, если бы мы выслали его в общежитие, его бы это сильно ранило, может, даже больше, чем если бы мы попросту его бросили. Так что папа оставил его у нас дома. Так он и жил с нами до тех пор, пока не начал работать… [Продолжение следует]

Дети любят давать друг другу клички. Стоит однокласснику хоть в чем-то оказаться непохожим на других, ребята награждают его прозвищем. Поначалу из-за большой головы Цзиньчжэня прозвали Башкой. Мало-помалу проявились его странности: например, если он видел вереницу муравьев, тут же принимался с упоением их считать; зимой повязывал на шею какой-то жуткий шарф из собачьей шерсти – говорили, шарф этот достался ему от Иностранца; на уроках не мог сдержать ни газы, ни отрыжку, класс уже не знал, смеяться им или плакать; домашние задания всегда делал в двойном объеме, сначала на китайском языке, потом на английском; словом, казался чудным, дурачком. При этом учился он превосходно и баллы зарабатывал чуть ли не выше, чем у всех одноклассников, вместе взятых. Поэтому кто-то придумал для него новую кличку – Гений-дурачок. В этой кличке отразились и его таланты, и его поведение, она и стыдила, и превозносила его, в ней заключались и издевка, и восхищение; все сочли, что прозвище подходит ему как нельзя лучше. Так оно и к нему и пристало.

Гений-дурачок!

Гений-дурачок!

Пятьдесят лет спустя, когда я наводил о нем справки в университете Н., многие не понимали, о каком Цзиньчжэне речь, но стоило мне упомянуть Гения-дурачка, как люди тут же его вспоминали – вот как укоренилась в их памяти кличка. Вот что мне рассказал старый учитель, который был когда-то классным руководителем Цзиньчжэня:

«Хорошо помню один случай: на перемене кто-то увидел в коридоре муравьишек и позвал Цзиньчжэня, мол, ты же у нас любишь считать муравьев, а ну-ка, сосчитай, сколько их тут. Я сам видел: Цзиньчжэнь подошел и буквально за несколько секунд сосчитал сотню с лишним ползающих туда-сюда насекомых! А еще как-то раз он взял у меня книгу – «Словарь пословиц-чэнъюев» и через несколько дней вернул. Я говорю: оставь себе, изучай[17]17
  Знание чэнъюей считается признаком образованности.


[Закрыть]
, а он мне: не надо, я уже все выучил. Он и вправду все чэнъюи в книге запомнил наизусть! Уж сколько у меня было учеников, а второго такого я не встречал – настолько же талантливого, влюбленного в учебу. Обычные люди и мечтать не смеют о подобной памяти, воображении, наблюдательности, умении так ловко считать, оценивать, делать выводы, резюмировать, о таких феноменальных способностях. Ему бы сразу идти учиться в старших классах, но директор не разрешил – кажется, господин Жун был против».

Господин Жун – это Лилли-младший.

Против он был по двум причинам. Во-первых, Цзиньчжэнь прежде жил в собственном изолированном мирке, и теперь ему необходимо было влиться в общество, чаще бывать со сверстниками; если поместить его в среду подростков куда старше его самого, это пагубно скажется на и без того замкнутом характере мальчика. Во-вторых, от Лилли-младшего не ускользнуло, что Цзиньчжэнь часто творит глупости: втайне от него и учителей пытается заново решить уже давно решенные научные вопросы, доказать то, что уже доказано, видимо, от слишком большого ума. Лилли-младший полагал, что ребенку с таким горячим стремлением к познанию требуется постигать мир постепенно, углубляясь шаг за шагом, чтобы в будущем не растратить впустую талант на исследование того, что уже изучено вдоль и поперек.

Однако вскоре выяснилось, что учителя с ним не справляются: своими трудными вопросами он часто ставил их в неловкое положение. В конце концов, Лилли-младшему пришлось прислушаться к педагогам и перевести Цзиньчжэня сначала на один класс выше, затем еще на один, и еще, так что к тому времени, когда его бывшие одноклассники перешли в старшие классы, он уже окончил школу. Несмотря на юный возраст, на вступительном экзамене в университет он набрал высший балл по математике, в рейтинге по общему количеству баллов среди абитуриентов провинции оказался на почетном седьмом месте и без труда поступил в университет Н. на математический факультет.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 3.8 Оценок: 6

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации