Текст книги "Мастер своего дела (сборник)"
Автор книги: Майкл Гелприн
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
Я протягиваю ему флеш-карту.
– Это – несколько тестов. Мне бы хотелось, чтобы вы их сделали в ближайшее время. У вас не должно возникнуть затруднений – некоторые из них на реакцию, некоторые на психическую устойчивость, несколько – на стандартные раздражители.
– Зачем, Патриция? Вы же говорите, что уже всё.
– Да, всё. Но, так или иначе, мне хотелось бы понять причину инцидента. Надеюсь на вашу помощь, Николай.
Он кивает и берет флеш-карту. Обещает сделать все, как я просила, и прислать результаты. Сам он не заинтересован в поисках причины отклонения – каюсь, из-за меня. Его энтузиазм мне невыгоден, а вот я очень хочу разобраться.
* * *
Николай – дисциплинированный человек. Конечно, после нашей работы у него прибавилось «отвязности», но убирать такое качество, как способность к самоорганизации, я посчитала невозможным. Все тесты выполнены, результаты аккуратно записаны. Никаких домыслов Николая, никакой больше паники. В сопроводительном письме он указал, что сейчас у него все в порядке, и поблагодарил за помощь. Сдержанно. Гораздо более сдержанно, чем ему свойственно.
В этот вечер я снова одна – мне необходимо понять Николая до конца. Ассистент Андрей мне тут не помощник, да и вводить его в курс дела – неоправданно долго.
Я сижу в кресле и просматриваю результаты. Мне жаль, что я не попросила его сделать это до второго сеанса, но он был в ужасном состоянии. Стучу по столу карандашом – Иван бы никогда не позволил себе такой ошибки. Мне не стоило идти на поводу у жалости.
Возбудимость – в пределах допустимого. Реакция на естественные раздражители – норма. Повышена физическая агрессия. Такие качества, как мнительность и конфликтность, теперь тоже выше нормы. Их неплохо бы снизить, но это не критично.
Так-так. Появилась склонность к мстительности, чего раньше не было.
По-хорошему мне бы стоило успокоиться и выкинуть этот случай из головы. Не могу. Что-то пошло не так, что-то неправильно.
Бегло просматриваю последние данные, не надеясь что-то обнаружить. И вздыхаю. Я слепая. Как я могла не заметить? Склонность к повышенной и беспричинной тревоге – выше нормы. Видимо, так было изначально, так осталось и теперь. Первый сеанс активировал это качество. Второй – временно отодвинул на задний план, но, боюсь, ненадолго.
Набираю номер:
– Николай?
– Да, Патриция, здравствуйте.
– Мы не могли бы встретиться еще раз?
– С какой целью? – Он нервничает. Раздражен. Готов на грубость.
– Это касается ваших тестов. Я проанализировала данные, и мне бы хотелось побеседовать с вами. Лично, разумеется. Когда вам удобнее – на этой неделе или на следующей? Я могу подстроить свой график под вас.
Колеблется:
– Если вы считаете, что это необходимо…
– Это бы очень помогло не только вам, но и мне.
– Хорошо, в среду вас устроит? Скажем, часа в три?
– Конечно. Я буду ждать вас, Николай.
* * *
Он выглядит прекрасно. Плечи расправлены, вместо джинсов – стильный костюм, волосы подстрижены по последней моде. Взгляд – решителен и слегка насмешлив. Киваю про себя: так это и должно происходить. Люди сбрасывают надоевшую роль, как змеи – старую кожу, и надевают на себя новую. Люди становятся теми, кем всегда хотели быть и кем могли бы стать только после мучительной и долгой работы над собой. Изменения в нем мне нравятся. Но этого недостаточно. Его качества больше не должны мешать ему.
Я теперь знаю, как помочь. И помогу.
– Николай, – начинаю я. – Как я уже говорила, я просмотрела ваши тесты. Есть еще кое-что, над чем нам с вами нужно поработать.
– Что именно?
– В вас есть кое-какие склонности, – решаю не темнить, – которые могут помешать вам в дальнейшем жить так, как вы хотите. Я знаю, как их устранить. Для этого необходим еще один сеанс.
– Но… вы ведь говорили, что достаточно будет только одного, а сейчас настаиваете на проведении третьего!
– Вы – очень необычный человек. Настолько необычный, что работать с вами оказалось интереснее и сложнее, чем со многими другими людьми. И я как врач обязана довести работу до конца. Я прошу вас довериться мне.
– Патриция, я знаю, что вы квалифицированный врач. Но сейчас я чувствую себя лучше, чем когда-либо раньше. Я понимаю, как сильно вы мне помогли, и очень вам за это благодарен. Но еще одного вашего вмешательства я бы не хотел. Я ведь могу отказаться?
– Конечно, можете. Это – ваше право. Но вы должны иметь в виду, что в будущем могут возникнуть осложнения. Мне бы хотелось избежать ненужного риска. А вам?
– А я готов рискнуть, – весело отвечает он и встает. – Еще раз спасибо вам за все, Патриция. Да, могу задать вопрос?
– Разумеется.
– А давайте встретимся в нерабочей обстановке? Скажем, мы могли бы поужинать вместе.
Улыбается. Я впервые замечаю в его поведении признаки того интереса, которого раньше не было. Я никогда не поддерживаю с пациентами личных отношений, но с ним – придется. Я должна уговорить его на третий сеанс, и, если для этого потребуется сблизиться с ним, я пойду на такое, хоть и без охоты.
– Что ж, это было бы чудесно, – улыбаюсь в ответ.
– Тогда я заеду за вами после шести. Надеюсь, у вас нет никаких дел сегодня вечером?
– Нет. Приезжайте.
* * *
Николай приносит мне цветы.
Я прошу его пройти в мой кабинет и подождать: необходимо привести в порядок бумаги, запереть сейф с обручами. Он устраивается в кресле пациента – видимо, по привычке – и рассеянно смотрит на меня. Его взгляд нервирует, хотя причин для беспокойства нет.
– Хочу спросить, Патриция, – говорит он.
Я вздрагиваю – задумалась.
– Спрашивайте.
– Со сколькими пациентами вы работали?
– Около тысячи.
– Тысяча человек! Должно быть, это тяжело.
– Не особенно.
– Но как же? Вам приходится вникать в чужие проблемы, которые вам наверняка кажутся мелкими. Вы с помощью ваших нимбов входите в душу к человеку и способны все там увидеть. А там может быть грязь. Разве это не тяжело?
– Скажу откровенно, Николай: сначала было тяжело. Сейчас – нет.
– Очерствели? – В его голосе сочувствие.
– Нет, – улыбаюсь я. – Повысила квалификацию.
– А вы сопереживаете тем, кто к вам приходит?
– Разумеется.
Это – неправда.
– Почему вы это делаете? Зачем?
Оглядываюсь. Губы Николая плотно сжаты, пальцы рук сцеплены, локти на коленях. Всем своим видом он стремится показать, как важен для него мой ответ. Его поза – нарочита, он старается произвести нужное впечатление. Он неискренен.
– Потому что люди, которые обращаются ко мне, приходят за помощью. Все они могли бы разобраться сами, но не знают, с чего начать. А я знаю. И помогаю им сформулировать вопрос и найти на него ответ. И я вижу, как после моей работы люди становятся другими. Никто еще не пожалел.
А вот это – почти правда.
– То есть вы уверены, что совершаете благо?
– Да. Но зла не хочу, – я шутливо поднимаю руки.
Николай не улыбается в ответ. Видимо, он Гёте не читал.
– Вы уникальный человек, Патриция. Скажите, а вы замужем?
– За работой.
– И вы думаете, что вам самой не нужна помощь?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я, в отличие от моих пациентов, всем довольна. Это – осознанный выбор. И другому человеку окажется трудно рядом со мной – я постоянно буду анализировать его.
– Спасибо за откровенность, – наконец-то улыбается он. – И за вашу помощь тоже спасибо.
Я позволяю себе расслабиться. Беру со стола обручи и несу их к сейфу.
– Могу я посмотреть их поближе? Никакого лечения, добрый мой доктор, только посмотрю.
Я пожимаю плечами и протягиваю ему обруч пациента. Он вертит его в руках. Спрашивает:
– Этот для кого? Для вас?
– Для пациента.
– А второй – для доктора?
– Конечно.
Он поднимает на меня глаза.
– Я пожалел.
Резко встает и надевает на меня обруч. Давление на виски, и…
* * *
Я падаю. Падаю вниз в черной пустоте. У меня нет тела, я – только абстрактная субстанция из фрагментов цифрового кода. Нули и единицы могут складываться в картинки или звуки, но это несущественно, потому что все можно легко стереть. Или изменить последовательность. Вычесть и прибавить. Я – глина. Я не сопротивляюсь – зачем? Все правильно, меня можно менять, наверное, я создана для этого.
В черноте вокруг меня что-то смещается: едва заметно, почти неосязаемо. Я спокойна. Я ничего не должна перемещать сама – другой лучше знает, как надо. У него есть Право Менять.
И тут я взмываю вверх. Чернота превращается в слепящее белое, и меня вытягивает, я длиной в километры. Мое тело разделяется на сегменты, появляются выступающие части. Это больно, это очень больно! Нет, не хочу! Меня не завершили! Верните черноту! Больно!
* * *
Открываю глаза. Надо мной – знакомый потолок, по которому носятся быстрые цветные пятна. Издалека доносится голос Николая:
– Я вижу, вы пришли в себя.
Сильные руки поддерживают меня, помогая сесть. Подносят стакан с водой ко рту. Мой язык – как наждачная бумага, шершавый и неповоротливый. Однако я уже осознаю себя. Пью.
И холодею. Он надел на меня обруч пациента. Он влез в мое сознание. Он…
– Что вы сделали? – хриплю я. Вода изо рта льется по подбородку на грудь, но мне все равно. – Что вы сделали? Что поменяли?
– Ничего особенного. Просто помог вам стать чуть ближе к людям, над которыми вы экспериментируете. Вероятно, вы теперь сможете лучше выполнять свою миссию. Или не сможете вообще.
Он вытирает мне губы и одежду салфеткой. Его прикосновения – нежны и приятны: так родитель прикасается к ребенку.
– Вы переделали меня, не думая. Не вникая, зачем я пришел к вам. Не проявив ни сочувствия, ни понимания. Вы просто влезли в мою голову и что-то поменяли – то, что считали нужным. Кстати, это не так сложно, как я полагал сначала. Ваше сознание оказалось очень интересным. И вы ведь действительно думаете, что помогаете! Так вот, вы сделали меня… стандартным. Воспользовались шаблоном, который применяете ко всем. Я был уникальным, а стал – никаким. Вернуть того меня назад вы не сумеете, да и не нужно. Но с другими – теми, кто к вам еще придет, – я такой ошибки сделать не позволю. Если играете в бога, то пусть он будет добрым.
– И что вы исправили во мне? – Я опустошена. Устала. Вот, значит, каково это – быть под воздействием коррекции.
– Скоро поймете, Патриция. Но клянусь: я ничего не убрал, только добавил. А сейчас я вынужден вас покинуть.
Машинально усмехаюсь:
– А как же поужинать вместе?
– Простите, – отвечает Николай. – Я не заказал столик.
Он выходит из моего кабинета и тихо закрывает за собой дверь. На кресле передо мной лежат мои обручи.
Николай ошибается. Я не играю в бога. Я – врач. И я буду делать мою работу.
Юрий Погуляй. Губители сфер
Игнат хмур, угрюм и похож на осеннее небо. Тяжелые тучи набухли у него под глазами, и уголки рта печально тянутся к земле. Лицо моего водителя совсем не располагает к душевной беседе.
Я тоже молчу. Смотрю на собирающиеся над вечерним городом тяжелые облака и на ритмичную работу автомобильных дворников. Квартал все ближе. Отсюда уже виден частокол его многоэтажек.
Игнат закуривает, жует сигарету обветренными губами, пускает струйку вонючего дыма, и я открываю окно.
Вместе со свежим воздухом внутрь врывается шум мокрых колес. Игнат включает радио.
«Новые приключения Инны Светозарной! Теперь и на мобильных сферах! Почувствуй себя героиней нового бестселлера…» – бодро оглушает меня реклама.
Скрип… Скрип… Скрип…
Я отстраненно слежу за «дворниками» и мысленно собираюсь.
* * *
У нужного дома Игнат достает свою сферу, не глядя на меня, расправляет провода, аккуратно раскладывает все эти проклятые датчики и чертовы разъемы, а затем методично, как ведущий чайной церемонии, создает единую конструкцию. Его работа закончена, он может подумать о досуге. Сейчас моя партия.
Когда я исчезаю в недрах фургона, он захлопывает за мною дверь, запирает ее и, покашливая, идет в кабину. Я знаю, что он сделает, после того как сядет на теплое сиденье.
Щелчок блокировки дверей. Два датчика на липучках к затылку. Один на лоб, три штекера в сферу. Один в прикуриватель. Кнопка «Пуск». Выбор режима. Отключение. Прощай, вселенная.
У меня все сложнее. Я забираюсь в прогретый саркофаг, который подключен к источнику питания более мощному, чем у мобильного варианта сферы. Соответственно должности, как говорится.
В табеле я прохожу как «эксперт по безопасности», ну а дальше подставьте как вам удобнее. Можно обывательское «сфер», можно бюрократическое «индивидуальных объектно-ориентированных конструктов». На зарплате это не отражается.
Кстати, я заходил в мир Игната. Он вечно пропадает где-то на залитых солнцем островах. У него своя хижина из тростника на золотистом пляже. Там никогда не бывает штормов, цунами, ураганов и дикарей-каннибалов. Он счастливый обладатель конструкта номер шесть, от Samsung. Демонстрационная, но все равно хакнутая версия.
Океан, вечное лето и пестрые джунгли, лишенные мириад ползающих, скачущих и частенько смертельно опасных гадин.
Наверное, это хорошо.
* * *
Ввожу в консоль параметры, подключаю усилитель. Разъем трещит, плюется искрами, и я в сто первый раз обещаю себе проверить его на досуге.
Ложусь в саркофаг. Перевожу консоль поближе к груди. В темноте слышно, как мягко шуршат кнопки пульта, как гудит внизу генератор. Перед «Вводом» на миг замираю и рефлекторно сглатываю.
Ну, понеслась.
* * *
От перехода у меня опять закружилась голова, словно я оказался во взлетающем самолете. А спустя пару секунд мое сознание прорвалось сквозь крышу фургона и повисло над машиной. Многоэтажки превратились в вытянутые к небу пчелиные соты, заполненные туманными пузырями конструктов. Десятки, сотни, тысячи потребителей сфер, запертые благами цивилизации в тесные когда-то квартиры. Но такие неудобства остались в прошлом. Теперь у каждого по простору. Своему, личному. И «пусть весь мир подождет».
* * *
Ладно, пора работать. Так, вдох, глаза закрыть. Понеслась, родимая! Что приготовил нам на сегодня первый мир? Это очень значимый шаг в начале смены. Если хорошая вселенная, то обход будет удачным. Ну и наоборот.
Шаг.
Меня тут же оглушила душная смесь секса, наркотиков и алкогольных паров. Ядреный самопал обывательского, измученного обществом мозга. К горлу подкатила тошнота омерзения. Нет, здесь губителей искать бессмысленно. Они хоть и ублюдки, но эстеты. В такую помойку никто со стороны по доброй воле не зайдет. Кто это, кстати? Лена Сыромятникова? Ох, девочка, не к добру твои фантазии.
* * *
Вообще я люблю свою работу. Но эти миры… Их столько! Они для меня как конфетти на ковре. Тысячи пестрых и бесполезных обрывков. И в каждом я, великий я, не ценнее километрового столбика на трассе. Это, знаете ли, досадно – быть элементом ландшафта. Но таковы особенности профессии. Для пользователя я скрипт. Один из тысячи ботов, записанных в конструкт. И дабы не нервировать клиента, я никак не должен проявлять свое присутствие. Так что я многолик.
Да-да, я вот тот солдатик в третьей фаланге, в шестом ряду, семнадцатый. Ну тот, с копьем. Все с копьями? Ой, ладно. Или нет, вон, видите того нечесаного бонда на пороге придорожной таверны. Почувствовали уважительный взгляд? Это тоже я. Так что можете забросить себе за спину два непременно двуручных меча. Как и полагается Конану Корнейчуку из Иваново.
А теперь я молоденький рыцарь, выезжающий на арену с платком леди Ивонны, древней соперницы Эстер Андреевой, скромной швеи с «Большевички». Моя задача – красиво пасть от руки ее, эстеровского, любимчика. Сэра $Userfavoritename$. Это ее мир. Ее конструкт. Неповторимый, отдаленный от прочих мир.
* * *
Вы все такие уникальные, честное слово. Но имя вам – легион. И понятное дело, что для кого-то существование подобных миров – это вызов. Вот почему я вместо похода в бар лежу в саркофаге и рыскаю по кварталу в поисках губителей.
* * *
Следующий конструкт – это помпезная готика в викторианском стиле. Бордовые напитки в узких бокалах. Черно-белая мешанина фраков и бледных, но лощеных лиц среди холодных колоннад и высоких потолков. Изящные дамы с красными губами и голодными глазами. И она – Олеана Пичугина. По-моему, какой-то тестер из подвальной конторки. Но здесь она невинная красавица на балу вампиров. Специально приглашенная, тщательно охраняемая влюбленным в нее красавцем-вурдалаком. Типовой конструкт от Myeyr, Inc.
Как-то раз мне довелось видеть такую вселенную после посещения губителя. Романтическая сказка обернулась кошмаром. Губитель стал затянутым в модный фрак кавалером и превратил царство невинного флирта и томительного «ожидания большего» в звериное изнасилование. А после еще совсем неэтично перегрыз бедной девочке глотку. Не было романтичных и нежных укусов, как в «сказке про Бэллу».
Очень некрасивая вышла история.
Губители переворачивают все с ног на голову, а потом еще и сжигают сферу, оставляя владельца один на один с реальным миром. Перед лицом недешевой экспресс-психотерапии для пострадавших от «вандализма» и покупкой нового конструкта – многие задумываются о том, стоит ли оно таких затрат. Так что некоторые губители считают себя спасителями.
* * *
Чужаков в мечтах Пичугиной я не нашел. Даже жалко стало. Какие-то миры, например такие, вызывают во мне личную неприязнь. И, несмотря на то что все почитатели сфер – это махровые эскаписты (боже правый, зачем думать о мелочах, когда есть абонентская плата за месяц вперед, пара клавиш, кнопка «Ввод», и ты уже звездный барон с собственной империей на краю галактики?), кое-кто из них достоин уважения, а кого-то нужно усыпить или стерилизовать.
* * *
Миры поскакали передо мною как в калейдоскопе. От смены декораций справа в виске толчками пробудилась тупая боль. Так, собраться с силами и не стонать. Не жаловаться. Работать! Потом, после обхода, можно будет дойти до полумертвого кабачка «Три таракана» и пропустить пару кружек пива с теми, кому сфера не по карману или кто не приемлет подобный вид досуга. Ну, или с такими же представителями меньшинства, как я, исключениями в статистике.
Как ведь бывает. Читаешь в инструкции: «При испытаниях лекарства у каждого тысячного обнаружены побочные эффекты: кровавый понос и смерть от чумки». И думаешь: «Какая ерунда! Мизерный шанс! Цифры на моей стороне!»
Но в моем случае цифры оказались перебежчиком в стан противника. Выяснилось, что у двух человек из тысячи волны мозга не синхронизируются с ядром сферы и потому попытка загрузить собственный конструкт вызывает только приступ головной боли.
Так я оказался одним из этих двух в тысяче. И теперь мне никогда не стать стержнем вселенной, но зато я могу беспрепятственно проникать в чужие миры и внедряться в программы ботов. И на моей работе, в охотничьем отделе «АРТ Индастриалс», такое умение ценят очень высоко. Ведь экспертом по поиску губителей может стать только тот, кто обладает их способностями.
Поначалу, конечно, было сложно примириться с «избранностью». Я ведь тоже человек, и мне тоже хотелось иметь собственный мирок. Создал бы себе заснеженную тайгу с домиком у реки и по вечерам после работы просто смотрел бы в замерзшее окно на оленей и пил горячий чай. Простенько и со вкусом, да? Но не случилось. Генетика.
Впрочем, я уже и не расстраиваюсь. Человек ко многому привыкает. Особенно за такие деньги.
Так, поехали дальше. Пьянка. Пропуск. Еще чей-то неинтересный конструкт. Пропуск. Какая-то «сталкерщина». Пропуск. Пропуск. Пропуск.
Стоп.
Информационное поле следующего мира оказалось изъедено червоточинами входов. Я остановился и оглядел место происшествия. Теперь лучше не спешить, теперь нужно быть аккуратным.
Потому что червоточина – это след нештатного проникновения. Знак, что здесь побывал губитель, и несложно догадаться, что раз оболочка мира напоминает кусок сыра «Маасдам», то не надо лезть сюда в одиночку.
Если у тебя в табеле не написано «эксперт». Зеленого салагу губители способны напугать. Но я-то профессионал.
Прорвав границу сферы, я ступил на каменную мостовую сказочного городка, и в следующий миг вокруг меня вспыхнул прозрачный куб, блокирующий возможность выхода из конструкта. Недавняя разработка нашего отдела. Ноу-хау охотников за губителями. Блокировка снимается только снаружи.
Я выругался. Вляпался, как пить дать вляпался по полной, профессионал хренов!
– Я Николай Быков, сотрудник «АРТ Индастриалс», эксперт по внедрению и оптимизации конструктов, – произнес я в надежде, что наткнулся на коллегу и недоразумение исчерпает себя в течение нескольких секунд. – Провожу инспекцию…
* * *
Тишина. Улица никак не отреагировала на мое появление. Настороженно глядя на прогуливающихся мимо нарядных ботов, я осторожно прощупал грани куба. Бесполезная трата времени, конечно, такие ловушки надежны, как увесистый лом.
– Ау? Есть кто живой?
У меня были данные о владельце этого мира. Киселев Константин. Инвалид по зрению. Производственная травма. Льготы на использование конструкта – есть. Тридцать два года, не женат, да и не будет никогда, скорее всего. Мог ли он поставить ловушку? Конечно же, не мог…
* * *
Стена напротив меня запузырилась и разорвалась, словно прогоревшая бумага. В проход тут же вошел рыжеволосый парень в шутовском наряде.
– Тятя! Тятя! Наши сети притащили мертвеца! – заявил он и озорно тряханул головой, отчего зазвенели бубенчики на его шапке. – Кого же бог нам послал? А? Кого поймала волшебная клеть Гэндальфа, а?
– Я сотрудник «АРТ Инда…»… – Слова оборвались, едва я увидел, что губитель пришел не один. Повезло так повезло. Вот откуда столько червоточин… А ведь я надеялся, что здесь поселился террорист-одиночка. Наивно, да.
– Это ищейка, – угрюмо пояснил рыжему один из его товарищей. Седая борода до пояса, жуткий синий колпак на голове. – Уходить надо.
Если губители собираются в группу, то это уже не рядовые маньяки. Это, считай, организованные террористы. Сознательно портящие жизнь простым пользователям. Я слышал истории о том, как с группировками губителей сталкивались другие эксперты. И ни одна из развязок мне не понравилась. Оставалось надеяться, что эти просто залетные. Если мне посчастливилось оказаться в мире, где бандиты основали базу и место для встреч, – то моя песня спета.
Чертова ловушка! Не будь ее – спеленал бы всех троих в момент. И не пикнул бы ни один. Кто слил информацию о последней разработке отдела, а? Неужели кто-то из наших?
– Уходить? И бросить все? – обиженно протянул рыжий. – Ты с ума сошел?
Я промолчал. Все-таки база. Черт. Сейчас мне лучше никого не злить. И так уже по уши в навозе.
– Его машина наверняка где-то неподалеку. Какой-нибудь фургон, чтобы его гроб перевозить. Типа твоего, Саш, – заговорил третий. Серолицый и невзрачный мужчина в просторном балахоне.
– И?.. – Седобородый хмуро посмотрел на меня.
– Что «и»? Мы тут наследили так, что он нас вычислит рано или поздно. У нас в принципе нет выбора, – зло произнес «балахон».
– Но мы же ничего плохого здесь не делаем! – неуверенно улыбнулся рыжий.
– У них свое мнение на этот счет, – фыркнул серолицый. – Караульте его. Я скоро буду.
Он исчез, и мне стало совсем не по себе. Судя по всему, он выгрузился из сферы…
– А куда он? – растерянно спросил шут. Улыбка с его лица исчезла.
Седовласый промолчал.
– Гэндальф? Ну куда он?
– Отстань, Петюня… – отмахнулся тот и подошел ближе к ловушке. Глаза его смотрели грустно и очень нехорошо.
– Что вы собираетесь делать? – спросил я.
– Бороться, – тускло сообщил он.
Я удивленно моргнул.
– Гэндальф, что вы задумали? – шут занервничал. Видимо, тоже почувствовал во взгляде приятеля недоброе.
– Он нас сдаст, если выберется. Он работает на них, Петюня. На пожирателей жизни.
– Ну так давай сожжем его батискаф и свалим. Велико дело. Найдем другое место.
– Не вариант, – не согласился с ним Гэндальф-Саша. – Это почти уникальная сфера. Хозяин – астроном в башне и не высовывается оттуда никогда. Звезды читает. Другие-то нет-нет да лазают по миру своему, детали сравнивают и меняют. Тебе хочется опять в подземельях прятаться и каждую минуту ждать, что хозяин тревогу поднимает?
– Ну а что ты предлагаешь?!
– Уничтожить. Как идеологического врага.
– Чего? – опешил я.
– Ты работаешь на пожирателей жизни. На кукловодов. Запихали людей по сферам своим – и жируют. А ты, ищейка, следишь, чтобы стадо послушно торчало в стойлах-конструктах и давало молоко, – зло сказал Саша.
– А ты сейчас разве не в сфере сидишь? – не выдержал я.
Седобородый кивнул:
– В ней. Но я здесь сижу, чтобы людям жизнь дарить. Чтобы они не кактусами на подоконнике торчали, едва с работы придут, а жили. Любили. Общались. Петюня, ты же это хорошо понимаешь, да?
Шут грустно кивнул.
– Не вижу разницы, – сказал я.
– Еще бы ты ее видел, ищейка.
* * *
Появился третий, холодно глянул в мою сторону.
– Машину его засек. Скоро подъеду и разберусь. – После этих слов он сразу исчез.
Ах ты… У меня на голове зашевелились волосы. Что значит «разберусь»? Проклятье. И Игнат в пляжной сфере торчит!
– Выпустите меня! – рявкнул я. Бросился вперед и наткнулся на край ловушки, которая хлестанула меня болевым импульсом по нервам. – Черт! Выпустите!
– Ага, запрыгала рыбешка на сковородке, – хрюкнул Саша. – Почуял запах гари, да?
– Саша. – Шуту явно было не до смеха. – Ну вас на хрен, что за ерунда? Я не подписывался на такое.
– Рано или поздно это бы случилось, Петюня. Рано или поздно пришлось бы тебе начать настоящую войну с ними. – Гэндальф остановился напротив меня. – Вот он, твой враг. Вот шавка, загоняющая примитивных людишек в миры нехитрых фантазий. Где все должно быть попроще и попонятнее. Где они не пустое место. Но ведь в реальности они становятся еще более пустым местом, Петюня.
– Саша!
– Что? Думаешь, наша миссия – только мечтателям реальную жизнь показывать? Она много шире, поверь мне. Мы на войне, Петюня! И мы должны в ней победить.
– Одно дело – придурков на землю возвращать, а другое дело – убивать людей, – неожиданно серьезно произнес шут. – Ты грань вообще видишь?
– На войне всегда есть потери, Петюня. Не разочаровывай меня. – Саша-Гэдальф не сводил с меня пристального взгляда, и я увидел, как его уголки губ возбужденно подергиваются.
– Так не пойдет, – сказал шут. – Давай поговорим, а? Только чтобы он не слышал.
Седобородый неохотно отвернулся от меня.
– Ну давай поговорим.
Губители отошли на несколько метров, и у них начался нешуточный спор. Петюня атаковал, потрясал руками, нервно подпрыгивал на месте, а Гэндальф лишь коротко мотал головой. Я же, седея с каждой минутой, всё ждал, когда мое сознание померкнет. Ждал, когда их третий подельник доберется до машины, прикончит Игната, а затем и меня.
Беседа закончилась неожиданно. Гэндальф сказал Петюне что-то резкое и, развернувшись, зашагал ко мне. Полы его мантии развевались за ним, как призрачные крылья. А мимо все шли и шли улыбающиеся боты.
Шут растерянно посмотрел на меня, потом на товарища и плаксиво скривил губы. А затем поник головой и побрел следом за Гэндальфом.
– Что, ищейка, Борг не добрался до тебя еще? – сказал мне Саша, остановившись у ловушки. – Дышишь еще?
Сердце билось как безумное. Мне конец. Меня больше не будет.
И тут шут, нагнавший приятеля, выхватил из воздуха широкий меч и одним махом срубил колдуну голову.
Саша, очнувшийся в своем саркофаге, наверняка удивился не меньше меня.
* * *
– Беги, ищейка. Ты мне враг, но не так с тобой бороться надо. – Петюня отключил ловушку, и я тут же набросил на него свой куб. Шут оторопело и обиженно раскрыл рот, но у меня не было времени что-либо объяснять. Его третий товарищ вот-вот мог появиться у моей машины.
Выход из сферы. Вселенский пылесос мгновенно засосал мое сознание в тело. Так, сколько у меня времени? Пребольно ударившись грудью о консоль, я выкарабкался из саркофага и забарабанил в перегородку, отделяющую кабину от кузова.
– Игнат! Игнат!
В прошлом месяце ему выдали лицензию и пистолет. Как раз для таких, более чем невероятных, случаев. Но сквозь узкое окошко я увидел, что водитель бездумно улыбается своему придуманному миру. Своим гребаным тропикам.
– Твою ж мать, Игнат! – заорал я.
Что делать? Вслушиваясь в мир за бортом фургона, я лихорадочно соображал. Решение пришло само.
В саркофаг. Консоль. Датчики. «Ввод». Где тут твоя сфера, Игнат?
Меня выбрасывает в воду метрах в ста от пляжа, на котором развалился загорающий водитель.
– Игнат! Выходи! Срочно выходи! Беда! – очень тяжело плыть и кричать одновременно, но у меня получается.
Водитель спит. Господи, он забирается в конструкт, чтобы спать на пляже? Чертов идиот. Проклятый чертов идиот!
– Игна-а-ат!
Несмотря на то что я нахожусь в виртуальном мире, мои руки и ноги гудят от борьбы с волнами, и потому я переворачиваюсь на спину.
– Игна-а-ат!
И тут я вижу в ярко-синем небе точку самолета. Черт. Это не он идиот. Это я идиот. Дотягиваюсь сознанием до облаков и вселяюсь в программу улыбающегося пилота.
Когда потерявший управление «Боинг» врезается в остров и размазывает виртуального Игната по песку, я выхожу из его схлопывающейся сферы и возвращаюсь в фургон. Маты вылетевшего из конструкта водителя для меня как песня ангелов.
– Игнат! – нелепо ору ему. – Красный код! Красный код! Машина! Убийца!
Слышу, как к нашему фургону подъезжает автомобиль, и мешком вываливаюсь из саркофага. Рассаживаю ладонь о какой-то хлам на полу и охаю от боли. Там, снаружи, раздается стук захлопнувшейся дверцы, и тут же в кабине бахает выстрел.
Замираю в ужасе. Все? Нет больше Игната?
– Ото ж ведь, – вдруг басит водитель и выходит на улицу. Повторяет: – Ото ж…
Лязгает запор фургона, открываются двери.
– Эк ты вовремя меня… – озадаченно говорит Игнат. За его спиной виднеется автомобиль с включенными фарами и тело в пятне света на асфальте. – Но жестко. Самолетом. Ну ты даешь. Это губитель, что ли? С автоматом вылез, представь?
Губитель… Точно…
– Покарауль, – приказываю ему я и лезу обратно в саркофаг. Ладонь неприятно саднит, когда я опираюсь на борт.
Консоль. Датчики. «Ввод».
Петюня сидит на мостовой за стеклянным кубом и плачет. Увидев меня, он всхлипывает и утирает нос рукавом. Но ничего не говорит. Боится. Рядом с ним ржут над чем-то сказочные стражники и снуют улыбающиеся горожане.
– Я бы отпустил тебя, – говорю ему, подходя. – Но у меня контракт.
– Я же тебя спас, – хнычет он. – Я же…
– А чего других-то не спасал? Но я обещаю, что твое содействие будет учтено при рассмотрении дела.
– Другие – они другие. Другие могут жить. Там. Не здесь, – тихо говорит он. – Они не понимают ничего, эти другие.
Вхожу в ловушку, кладу руку ему на плечо и считываю с образа шута все необходимые для задержания данные: идентификаторы сферы, имя, фамилия пользователя, дата рождения, адрес, социальный статус, потоковое видео с онлайн-камеры его прибора.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.