Текст книги "Люди Волка"

8

Тусклый дневной свет лег на сугробы; резкие тени упали на изможденные человеческие лица – будто чьи-то темные пальцы щупали их. У входа в большую, сооруженную из снега хижину курился столбик дыма: кому-то удалось выкопать из-под снега немного мха и березовой коры. Дети, оседлавшие белые стены, пустились врассыпную, завидев вдали двоих – мужичину и женщину. Кричащий Петухом вышел им навстречу, сверкая единственным глазом, гневно задрав подбородок.

– Вороний Ловчий, – взмолилась Пляшущая Лиса. – Не делай этого. Ты же знаешь, он…

– Я уже говорил тебе. Я должен…

Кричащий Петухом зашагал им навстречу. Его морщинистое лицо горело в предвкушении расправы. Он встрепенулся, увидев кожаные ремни, стягивающие ее руки.

– Что это значит? – беспокойно спросил он. – Она ушла к Бегущему-в-Свете. Я поймал ее в пути, – мрачно произнес Вороний Ловчий, толкая ее к ногам мужа.

– Я… я не… – пролепетала она. Ее тошнило от страха. Кругом уже столпились люди. Широко раскрыв глаза, смотрели они на ее позор. Она шарила глазами по их лицам, как бы моля о сочувствии. Серая Глыба хотела было склониться к ней, но отпрянула назад. Не посмела. Старый шаман гневно сжал челюсти. Ткнув в Пляшущую Лису скрюченным пальцем, он спросил:

– Ты вздумала покрыть свой род позором, изменив мне?

– Нет, я просто сбилась с пути… Такая буря… «Зачем я лгу? Почему я не смотрю ему прямо в лицо? Пусть делает что хочет, пусть покажет себя во всей красе. Надо опозорить его больше, чем он – меня».

Вороний Ловчий побледнел. Вид у него был как у человека, против своей воли попавшего в совершенно непереносимое положение.

– Едва ли. Я нашел ее на тропе, по которой Народ пришел сюда. Она бежала обратно…

Гримаса боли исказила ее лицо: пережитая ночь вновь возникла в ее памяти.

– Я сбилась с пути! Я не знала, где я! Я не могла…

– Она шла обратно по твоим же следам, Кричащий Петухом, – сказал Вороний Ловчий, – и добралась до Мамонтового Лагеря.

– Лжец! – Внезапно она встретила его глаза. В них сквозила благожелательная насмешка. Заметив ее взгляд, он быстро отвернулся.

– Запирательство ей не поможет, – тихо сказал он. – Конечно, она все отрицает. Что ей еще остается. Но… но я прошу тебя, Кричащий Петухом. Возьми ее обратно к себе. Она не плохая женщина, просто растерялась, сглупила…

– Я не хочу назад! – закричала она. – Я его ненавижу!

Народ охватило смятение. Все смотрели на Кричащего Петухом. Здоровый глаз старика гневно буравил ее, а мертвый, белый, наполняла, казалось, слепая ледяная злоба. Шаман то сжимал, то разжимал кулак и вдруг со всей мочи ударил ее. Пляшущая Лиса коротко вскрикнула, как умирающий зверь. Она упала на колени, и ее стало рвать. Страшные судороги выворачивали ее пустой желудок.

Она с немой мольбой глядела на Вороньего Ловчего. А если обвинить его в насилии? Нет, все уже зашло слишком далеко. Кто ей поверит? Она опустила голову.

– Она пыталась бежать к моему недостойному брату, – сказал он тихо, словно эти слова доставляли боль самому ему. – Я привел ее обратно к мужу – туда, где ей подобает находиться.

– Встань! – Кричащий Петухом запрокинув ей голову, заглянув в полные слез глаза. Она попыталась встать на ноги, но голова закружилась, и она, не удержавшись на ногах, упала на спину.

– Отныне и присно, – заговорил ее муж, перекрикивая завывания Ветряной Женщины, – я отлучаю душу этой женщины от Блаженного Звездного Народа. Когда она умрет, тело ее закопают. И душа ее навсегда останется в земле среди корней, плесени и гнилости. Она покрыла позором наш род!

Лиса увидела, как ее старые друзья качают головами и расходятся по своим чумам. Некоторые из молодых женщин помедлили несколько мгновений, с печалью глядя на нее, – и тоже разошлись. Только Серая Глыба осталась – такая старая и хилая под своими мехами.

– Кричащий Петухом, – жалобно пролепетала старуха, – смилуйся над ней! Она еще такая молодая.

– Пошла прочь! – взвизгнул он, взмахнув в воздухе рукой. – Что, хочешь, чтобы я заколдовал твои ноги? Не сможешь ходить – не останешься с Народом.

Серая Глыба побледнела:

– Нет, но ведь ты…

– Так иди прочь поскорее!

Еще раз с печалью и жалостью посмотрев на Пляшущую Лису, она побрела к чуму.

Кричащий Петухом стал на колени. Его скрюченные пальцы вцепились в ее руку. Во взгляде его сверкала Угроза.

– Народ станет хихикать мне в спину. Скажут – собственную жену не смог удержать в повиновении…

– Раз в жизни о тебе скажут правду!

– Заткнись! – закричал он, толкнув ее так, что она с размаху ударилась затылком о лед.

Вновь подступили головокружение и тошнота. Она лежала на льду, чуя, как морозное дыхание Ветряной Женщины касается ее лица. Она услышала звук, какой бывает у камня, скользящего по слоновой кости. Это старый шаман доставал свой кинжал из ножен.

«Лучше уж умереть… Слышишь ли ты меня, Бегущий-в-Свете? Я, твоя возлюбленная, пыталась добраться до тебя… Не твоя вина… Не казнись понапрасну».

Открыв глаза, она увидела, как сверкнул при бледном дневном свете обсидиановый клинок Кричащего Петухом. Старик схватил ее за волосы. Она задержала дыхание; сердце ее беспорядочно колотилось, горло сдавила судорога страха.

И тут…

– Сновидец, – произнес Вороний Ловчий, схватив шамана за руку, занесшую нож. – Она оскорбила тебя, надругалась над твоим саном, унизила тебя перед Народом. Но сейчас ты поступаешь неверно…

– Прочь! – Кричащий Петухом побагровел. Он часто и глубоко дышал, не в силах совладать с душащим его гневом. – Я сотру ее с лица земли…

– Смерть – слишком уж легкое наказание.

– Это не твое дело!

Вороний Ловчий пожал плечами и отпустил дрожащую руку старика.

– В самом деле. И все же подумай. Если ты оставишь ее в живых, ты сможешь каждый день подвергать ее позору и унижению. Это кара похуже, чем прямо сейчас прервать ее страдания.

Речь его звучала так убедительно, была так спокойна… Но Пляшущая Лиса уловила отчаяние в его глазах. В руке его дрожало копье: в любую минуту он готов был пустить его в ход.

Старый шаман, обхватив подбородок рукою, молча глядел на свою распростертую на земле жену.

– Пусть живет отверженной? Вороний Ловчий кивнул:

– Она выживет, только если кто-то швырнет ей объедок. Или если она станет подбирать отбросы, как ворона.

– Да…

Лиса закрыла глаза. «И ты сможешь мучить меня когда пожелаешь».

– Муж! – взмолилась она. – Убей меня. Я не привыкла…

– Никто ей не подаст. Все голодают, – задумчиво сказал Кричащий Петухом, елозя пальцем по щеке, и на лице его появилось подобие кривой улыбки.

Вороний Ловчий тоже улыбнулся:

– Тогда она будет обречена на медленную смерть и…

– Живи, женщина! И ты увидишь, что тебя ждет, – промычал старик. Склонившись над ней, он зловеще прошептал:

– Не успеет Лунная Женщина один раз повернуть свое лицо, ты пожалеешь, что я не перерезал тебе горло.

Она равнодушно посмотрела на отдаленные пики, отливавшие темно-красным в лучах заката. Там сейчас Бегущий-в-Свете, он идет сквозь отверстие в исполинском леднике к лежащему за ним раю. Она представила себе его глаза, вспомнила нежность, с которой он смотрел на нее, – и душа ее заныла от боли.

– Я скажу Народу, – промолвил Кричащий Петухом. Она слышала, как он не торопясь удаляется прочь.

Прошло несколько минут. Наконец Вороний Ловчий громко вздохнул и склонился над ней. Он приподнял ее голову и повернул лицом к себе. Он так походил на Света… только в глазах – холодный блеск.

– Я уж думал, придется его убить. Но кажется, испытание позади. Сейчас надо…

– Какое испытание?

Он нахмурился, как будто сердясь на ее тупость:

– Разве я не говорил тебе? И нам это еще не раз предстоит. Но не сердись. У тебя будет вдоволь пищи, чтобы перенести все это.

– С чего бы это?

Выражение его лица смягчилось.

– Потому что я люблю тебя. И без тебя будет невозможно… – Он замолчал, задрал голову и, погрузившись в свои мысли, стал смотреть на укутанное облаками небо. – Я не знаю, что в точности произойдет… Но однажды ты мне понадобишься. Помни: твоя жизнь предназначена мне.

Она увидела его безумные и остекленевшие глаза, и ее охватила дрожь.

– Не беспокойся – сказал он. Он взял ее ладонь в руки, словно утешая испуганное дитя, и прошептал:

– Я сказал – я о тебе позабочусь.

Где-то в сугробах завыл волк. Ветер разносил по ветру его неутешный вой.

Вечернее солнце сияло мягким молочным светом. Ветряная Женщина рассеяла облака, и они легли на небе тонкими золотистыми полосами.

Порывы ветра пронзали людей до самых костей. На меховых воротниках сверкала изморозь. Темные круги лежали под глазами. А люди все шли вперед – к бесконечному ряду холмов.

Издающий Клич оглянулся. Люди шли длинной колонной, один за другим. Обрубленная Ветвь ковыляла в самом конце колонны, осторожно ступая на занесенные снегом камни. Впереди шло трое детей. А возглавлял шествие тот, кого теперь звали Волчьим Сновидцем. На плечах он нес копья. Сон вел его за собой – он был всецело в его власти.

Издающий Клич поглядел на Прыгающего Зайца. Его молодой родич выглядел таким усталым среди этой древней равнины! Соскабливая изморозь с мехового воротника, он волочил ноги, пытаясь уклониться от порывов ледяного ветра.

– Кричащий Петухом сказал – четыре недели… Еще четыре недели голодать!

Прыгающий Заяц горько поджал губы:

– Какая у нас добыча? Неужто всего три кролика с самого Мамонтового Лагеря?

– И это только первая неделя, – печально произнес Издающий Клич, глядя в спину Волчьему Сновидцу. – Может, стоит вернуться?

– Какая разница? – прошептала Зеленая Вода. – В Мамонтовом Лагере будет такой же голод.

Издающий Клич опустил глаза и не торопясь двинулся вперед. Он по опыту знал: до ночи им не добраться до вершины ближней гряды. Стыд жег его. Как это он успел так быстро усомниться в Волчьем Сне?

Шаг за шагом шли они к цели, осторожно поднимая ослабевшие от голода ноги. Лишние движения – лишняя трата сил…

– Духи, – тихо шептал Прыгающий Заяц, – Бегущий-в-Свете должен еще раз услышать Волка! Пусть он воспарит душой и еще запасется Вещей Силой!

– Ты все еще веришь в это? – спросил, тяжело дыша, Поющий Волк.

– А ты нет?

– Волк не мучил бы нас так, если бы мы шли за его Сном.

– Бросьте… Что-то же надо делать, – возразила Смеющаяся Заря. – Мы, женщины, и то не жалуемся… Мы бережем дыхание и идем. Вы, мужчины, берите с нас пример!

Все замолкли. Потом оглянулись и увидели: сквозь белоснежные облака пробивались серебристые лучи Отца Солнца, медленно опускавшегося за горизонт.

– Может, это и есть подтверждение нашей вере, – прошептала Смеющаяся Заря.

Издающий Клич поглядел на серое небо:

– Смерть от голода не худшая смерть… Бывает и похуже. Например, загниет зуб – и раздует всю щеку. А то еще воспалятся суставы – боль такая, что корчиться будешь и ни рукой, ни ногой шевельнуть не сможешь. Еще и так бывает – сломаешь ногу среди тундры и будешь себе валяться в снегу, пока тебя не сожрет Дедушка Белый Медведь. А помнишь Моржового Клыка? У него так распухли ноги, что не влезали в сапоги. Потом он стал мочиться кровью. А после…

– Хватит! – в ужасе закричала Зеленая Вода.

Ледяной Огонь проснулся среди ночи. Он слышал, как тихо сопят вокруг его соплеменники. А вверху шумел неуемный ветер, шевеля кожаные своды чума. Люди спали, укутавшись в кожаные плащи. В темноте видно было, как белыми облачками поднимается их дыхание. А он хмуро глядел в темноту, вдыхая запах моря.

Страшный сон. Он зачем-то шел на юг. А следом за ним – весь Род Белого Бивня. Люди были голодны, но верили в него. Он и сам не знал, не обманывает ли его какая-то загадочная Сила. И еще: когда он вел свой род вверх по склону холма, они стали глядеть в небо над ним, словно что-то там высматривая. И сам он тоже оглянулся, там, на склоне холма, и посмотрел на затянутое облаками небо.

И он увидел эти глаза: глаза Соглядатая! … Придя в себя, он попытался отбросить тревожные мысли. Но какой-то зов, похожий на охотничий, все отзывался в его мыслях. Он моргнул, зевнул и перевернулся на другой бок, пытаясь опять уснуть. Прошло несколько часов. Так и не сомкнув глаз, он накинул теплую парку и направился к пологу чума.

– Опять бессонница, Старейшина?

– Нет, Красный Кремень, мой старый друг! – Он помолчал, ежась от холодного ветерка, проникающего сквозь щель полога. – Временами мне кажется – я помаленьку схожу с ума.

Красный Кремень закутался в плащ и поворошил палкой присыпанные пеплом угольки догорающего костра.

– Что ж, ты опять пойдешь бродить среди ночи, словно призрак какой-то?

Ледяной Огонь пожал плечами. Красный Кремень склонился над ямой, пытаясь раздуть пламя из последнего светящегося уголька. Он подбросил в яму еще немного сухого мха, ивовых веток и сухих листьев.

– Если ты разожжешь яркий огонь, кто-нибудь наверняка проснется, – заметил Ледяной Огонь, указывая рукой на спящих сородичей.

Красный Кремень усмехнулся; при тусклом свете огня его улыбающееся лицо выглядело чуть-чуть потешным.

– Сомневаюсь… Они так долго слушали твою сказочку про Небесного Паука, который затянул в свою паутину Солнце и Луну, что теперь их ничем не разбудишь!

Ледяной Огонь опустился на шкуру в ногах у своего друга, осторожно поджав ногу. Он глядел на сверкающее желтоватое пламя.

– Ты же не собираешься помирать? Бывает, люди не могут спать, когда им конец приходит.

Ледяной Огонь опустил голову и тихо кашлянул.

– Пока еще нет.

– Что ж тебя так тревожит?

Он взял ивовый прут и поворошил огонь. С чего начать?

– Мне приснилась старуха… Ведьма. Я… – Он поморщился. – Я ее знаю. По крайней мере, чуял прежде, что она есть.

– Ты, старый кобель! Чуешь, значит, женщин? Нет, рано тебе помирать! Кто же тебе по нраву? Знаешь, у меня дочка, Лунная Вода. Совсем уже расцвела девица… Будет тебе славной…

– Ты дослушать-то хочешь до конца? – нетерпеливо спросил он.

– Извини… Мне показалось… Я просто подумал: может, если пошутить, тебе полегчает.

Ледяной Огонь положил ладонь на колено другу и долго молча сидел, не отрывая глаз от костра.

– Помнишь, я говорил тебе о женщине, что я настиг у моря много лет назад?

– Женщина из Рода Врагов, – сверкнул глазами Красный Кремень. – Как же, помню.

– Эта ведьма была там… Она все видела.

– Я думал, там, кроме вас двоих, больше никого не было…

– Никого и не было. Но я знаю, как это бывает, когда ведьма глядит на тебя. Это чувствуешь, как рукоятку копья в ладони. Знакомая вещь… Не надо глядеть на копье, чтобы узнать его. Ты и так все про это копье знаешь – и какой оно длины, и сколько весит. Так и ведьма – все знает на ощупь.

Красный Кремень почесал свое изборожденное морщинами лицо.

– Говоришь, она звала тебя? Может, даже заколдовала? Что ж, ее можно прогнать прочь, для этого есть особая Песнь. Может, удастся освободить тебя от всех этих видений, напугать ее, даже покалечить…

– Нет. – Ледяной Огонь поднял руку. – Там что-то еще было… Явилась какая-то Сила, которая вовлекла во все это ее… и меня. Что-то случилось…

Красный Кремень мрачно посмотрел на огонь. В его прищуренных глазах виднелись золотистые отблески.

– Ты ведь знаешь, у других родов дела идут скверно… Род Тигровой Утробы потерял в прошлом году часть земли. У Ледового Народа погибли в междоусобице сотни юношей. На западе от Великих Озер отогнали Род Круглой Подковы. Их начисто отрезали от Рода Буйвола. В конце концов нас всех сгонят со старых мест…

– Все в мире меняется. Нас уже недостаточно, чтобы оттеснять наших врагов.

– Это тебе твоя ведьма сказала? Ледяной Огонь кашлянул и потер тыльную сторону шеи.

– Это еще не все… Она зачем-то зовет меня к югу

– Что?

– Это как-то связано с тем моим Странствием-во-Сне – после того, как убили мою жену. Я много лет странствовал по труднопроходимым местам. Две недели я провел без пищи. Однажды я спал на каменной скале – такой высокой, что я сверху глядел на летящих птиц. На юге я увидел огромную ледяную стену, а дальше – свободную землю, полную зверей, но совсем безлюдную.

– Но на юге наши Враги, – заметил Красный Кремень.

– Сейчас – да. Но потом…

– Что же, нам отправиться в эту землю?

– Я не уверен. Сон был неясный… На следующий день я встретил женщину из Рода Врагов. Мы должны были с ней соединиться. Я… чувствовал, что это нужно. Это было, если хочешь, как исцеление. Ее длинные волосы так развевались на ветру… Морская вода омывала ее ноги. Во Сне это выглядело так: я подошел к ней и она улыбнулась. И мы любили друг друга там, на берегу моря, страстно любили, и я оставил в ней свое семя.

– Но это-то и вправду было! – Красный Кремень нахмурил густые брови.

– Да… И нет. – Ледяной Огонь содрогнулся и закрыл лицо руками. – Вдруг видение закончилось, и я заглянул… заглянул в глаза этого Соглядатая… Этой ведьмы. А женщина… я изнасиловал ее. Оставил ее на песке – измученную, плачущую… Так вот получилось: я хотел любить и оберегать ее, а причинил ей зло.

– И ты считаешь, что всему виной эта ведьма?

– Не знаю.

Красный Кремень поежился, снова поворошив костер прутом. Пламя ярко вспыхнуло и осветило чум.

– Что же потом?

– Я обернулся и увидел, что все роды идут за мной следом, отбиваясь от всяческих врагов.

– Этим Сон и кончился?

Ледяной Огонь мигнул и еле заметно пожал плечами:

– Нет. Увидев, что случилось на берегу моря, я убежал. Знаешь ли, попросту ноги унес от ужаса… А ночью у меня были кошмары… Один за другим. Эта женщина из Сна стояла и протягивала ко мне руки. В одной она держала кусок мяса. В другой – копье.

– Жизнь или смерть?

– Я понял это так. – Он обхватил подбородок рукой. – Потом я оглянулся и увидел, что море разбушевалось и собирается поглотить нас обоих. Я взял мясо, и женщина улыбнулась опять и сказала: «Ты и я – одно. Мы с тобой одно». Потом она взяла меня за руку и превратилась в большую птицу, Птицу Бури, и унесла меня на своих крыльях далеко к югу, в страну за белой стеной.

Красный Кремень чуть-чуть улыбнулся, на мгновение показав зубы.

– Вот почему ты всегда убеждал нас двинуться на юг, хотя по пути туда дичи все меньше.

– Каждый раз, когда я думаю об этом, дух во мне пробуждается. До сих пор. Только это спасает меня от спячки, держит меня на плаву… Будто та ведьма приказала мне повести все роды на юг.

Красный Кремень посмотрел на пламя костра, бросавшее отблески на перекрытия чума.

– Но другие роды не пойдут. Они скажут – в этом нет воинской доблести. Враги, что живут на юге, разбегаются сами, как чайки с обрыва.

– Знаю. – Ледяной огонь поглядел на озабоченное лицо друга. – Но что если я не смогу спасти свой народ прежде, чем море поглотит его?

– Тогда наш род пойдет к югу один. Одно-то можно сказать наверняка: этих трусливых Врагов, с которыми мы воевали, осталось мало, а будет еще меньше. В любом случае наш род рассеет их, как докучливых мошек.

Ледяной Огонь сомкнул мозолистые ладони.

– Может быть… Но мне привиделся один юноша. Высокий, гневный юноша. Я видел, как он кидает в нас копья, несущие смерть. Он вождь. Настоящий воин. Он…

– Продолжай.

– Я, может быть, должен убить его. Красный Кремень, не двинувшись с места, взглянул на него:

– Ну и что с того? Тебе разве не приходилось прежде убивать людей?

Ледяной Огонь поднял на него полные муки глаза:

– Я не знаю, смогу ли…

– Да отчего же?

– Мне… мне кажется, он – мой сын.

10

Волчий Сновидец с тревогой смотрел на заснеженную равнину. Несколько острых пиков нарушали ее однообразную красоту. Ветряная Женщина дула так яростно, что люди еле держались на ногах. Неутешительно выглядели эти места! В расселинах виднелись чахлые березы и ивы. Не раз и не два проваливались они в эти ямы, и немалых сил стоило каждый раз выбраться оттуда. Каждый шаг по скользкому льду надо было отмерять заранее – предательская ошибка могла стоить жизни. Упадешь, сломаешь ногу – и все, конец…

А ведь от него зависит судьба целого Народа! Бремя, которое он нес, было тяжелее мамонтовых бивней. Вкус волчьей крови стоял у него на языке, огонь вещего Сновидения вел его вперед. И это было на самом деле.

Эти мучительные дни все тянулись, а он старался убедить себя, что Волк не обманул его. Не мог же он так страшно играть с целым Народом. Бегущий-в-Свете не допускал такой мысли. Он стоял, опершись на копье, и глядел на разбросанные скалы, на окутанные снегом валуны.

– Опять Вещая Охота? – прошептал он, чувствуя, как приближается Пожиратель Душ, сын Долгой Тьмы, и ждет только конца этих кратких часов, когда Отец Солнце поднимется над горизонтом. – Я так устал, – добавил он. – Если бы я только мог лечь в снег и отдыхать – и пусть Долгая Тьма возьмет мою душу, пусть ее унесет в необозримые просторы Ветряная Женщина. Смерть – это покой… —Он сжал челюсти и заставил себя собраться с силами. – Трус!

Глубоко вздохнув, он из последних сил двинулся к вершине холма. Люди шли следом – голодные, осунувшиеся, с осуждением глядящие на него. Большинство их уже не верило в то, что ход через ледник и впрямь существует.

– Волк… – хрипло взмолился он. – Укажи мне путь! Он обернулся и увидел, что Издающий Клич и Прыгающий Заяц остановились и стали острой бизоньей костью раскапывать высокий, конической формы сугроб. Они строили хижину.

– Придется стать здесь лагерем? – прошептал он.

Он увидел Обрубленную Ветвь, и зрелище это наполнило его душу болью. Она ковыляла вслед за другими, сгорбленная, с потемневшим лицом, и в глазах ее стоял отблеск Сна.

Сжав кулаки, он пошел прочь от своих роющих снег товарищей – прочь от Народа.

Ветряная Женщина заносила его покрывалом снега. Кристаллики льда трещали у него под ногами. В гору, опять в гору, – долго ли еще идти по этим скалистым холмам? Холодные, пустынные, они походили на хребет ледяного чудища. Продутые ветром черно-синие скалы нависали над ним в подступающих сумерках.

– Так много ртов, Волк… – прошептал он. – И так мало пищи.

Когда лагерь исчез из виду, Бегущий-в-Свете опустился на колени, зачерпнув руками никогда не тающий снег.

– Неужели мой Сон был обманом? – обратился он к столпившимся Духам Тьмы. Склонив голову, он слушал, как они без отдыха снуют близ него, уже погружая свои щупальца в его душу.

Лунный свет ложился на склоны. Слежавшиеся гладкие сугробы отливали серебром. Кое-где виднелись прорытые в снегу желтоватые ямки – оттуда извлекали мох и березовые ветви, которыми люди отапливали свои ледяные норы. А сквозь рассеянные облака глядел вниз, на землю. Звездный Народ.

Пляшущая Лиса, согнувшись в три погибели, пряталась за выступом сугроба у входа в нору, прислушиваясь к суматохе, царящей внутри. Рыдания заглушали звуки отходной песни. Серая Глыба совсем ослабела, ее дряхлые кости уже не в силах были выдержать этого мучительного дня – долгих переходов, подъемов в гору и спусков по неровным каменистым склонам. Глубокая жалость томила Лису. Как хотелось ей войти внутрь, обнять старуху и прошептать ей в последний раз слова любви и почтения!

Но она – отверженная. Она не могла войти в человеческое жилье, если только кто-то милостиво не пригласит ее; а старуха наверняка уже слишком плоха, чтобы сделать это.

Она дрожала от холода, ее дыхание белым облаком стояло около рта. Порывы ветра ударяли ей в лицо. Ветряная Женщина доносила отзвуки зловещего волчьего воя.

«Почему ты не убежала?» – с яростью шептала она себе. На самом деле у нее были на то причины – она не могла без глухой злобы подумать о них. До Бегущего-в-Свете было уже чересчур далеко, и она боялась, что слишком долгая буря занесла оставленный им след. Да и потом, она не вправе сейчас была брать пищу из запасов Народа. Идти пришлось бы без еды и без оружия…

Пусто было у нее на сердце. Если бы только она догнала Бегущего-в-Свете! Он бы помог ей, утешил бы ее. Но сейчас эта мысль только делала ее борьбу за существование еще более невыносимой.

Внезапно пение в норе прекратилось.

Засунув окоченевшие пальцы под парку, она замерла, ожидая худшего. За спиной у нее раздались тихие шаги.

– Она была доброй женщиной, – грустно произнес Вороний Ловчий. – Жаль, что здесь нет Прыгающего Зайца.

Она вздрогнула:

– Может, я бы могла…

– Нет… – мягко отозвался он. – Они боялись, что твоя проклятая душа может помешать ей достичь Блаженного Звездного Народа.

Она обернулась и поглядела на него. Его суровые глаза сумрачно сверкали при лунном свете.

– Зачем ты пришел ко мне? Он пригнулся к ней, и она почувствовала кожей его тепло.

– Потому что я-то вижу все это иначе.

– Что?

– Мы с тобой скоро увидим погибель всего Народа. Если не помешаем этому…

– Вот как? – с ненавистью бросила она.

Из норы донесся вой, заглушающий звуки ветра.

– Умерла, – горько пробормотал Вороний Глаз. Она закрыла глаза, стараясь не думать о тех, кто умер прежде. Следующей будет Старуха Кого-ток. Она уже еле волочит опухшие ноги. Когда же все это кончится?

– Я положил к тебе в мешок чуть-чуть мяса. Совсем немного. Кое-что я снял с замерзшего бизона. Когда волки ушли, я успел счистить остатки мяса, пока не налетели вороны. Завтра я принесу кости. Там хватит мозга, чтобы еще какое-то время сохранить в живых парочку человеческих душ.

Она, не слушая его, не мигая глядела на вход в нору, вспоминая, как Серая Глыба оставляла ей крохи еды от своей доли на скудной трапезе Народа. Какая добрая была старуха! Она была из тех немногих, кто делился с ней пищей, временами ласково говорил с ней, порою помогал и на деле.

– Я буду скучать по Серой Глыбе, – печально прошептала Лиса. – Она никогда не забывала, что и мне порою нужно услышать доброе слово.

Вороний Ловчий опустился на землю и молча прислушался. Она знала, что ей еще придется заплатить за его доброту – когда он очередной раз распахнет ее плащ. В норе кто-то тихо всхлипывал. Пляшущая Лиса встала – окоченевшая, застывшая от горя. В то же мгновение вскочил на ноги Вороний Ловчий.

– Думаю, этой ночью ты опять придешь и изнасилуешь меня?

Он пожал плечами:

– Тебе же и поговорить не с кем. А я тебе не делаю больно. Теперь, после смерти Серой Глыбы, кто, кроме меня, скажет тебе хоть одно человеческое слово? Да и потом, я кормлю тебя. Ты сейчас, покрытая позором, питаешься лучше, чем прежде, когда была женой вождя.

– Я ненавижу тебя, ты знаешь. – Она пошла прочь.

– Я не враг тебе, Пляшущая Лиса.

– Кто ж ты тогда? Мой спаситель? Почему ты не позволил мне убежать? Силой привел меня обратно сюда?

Он не торопясь пошел за ней следом. Снег поскрипывал под мягкими подошвами его высоких сапог.

– Потому что я люблю тебя. Я не хочу, чтобы ты сгинула среди снегов. Ярость охватила ее.

– Ты не любишь меня! – Она сплюнула в снег, чтобы сильнее показать свою ненависть. – Я для тебя просто забава. И ничего уж тут не поделать!

Его внезапный безумный взгляд пронзил ее до костей. Он улыбнулся:

– Пусть так. Но, кроме меня, у тебя никого не осталось.

Она отступила на шаг:

– Да, уж об этом ты позаботился. Ты скрутил меня крепче некуда – все равно что надел на меня ошейник из мамонтовой кишки, как на хорошую ездовую собаку.

Он положил руку ей на плечо, как бы не замечая ее гнева. Слова его звучали гладко, как обкатанный временем обсидиан:

– Я еще раз повторяю тебе: я люблю тебя. Когда-нибудь ты это поймешь.

– Убери от меня свои ручищи! Но он еще сильнее обнял ее плечи.

– И ты нужна мне. Я – надежда Народа. Я видел это, понимаешь? Я пока… пока не могу увидеть это полностью, до конца. Но иди я отброшу Других назад, или они уничтожат наш Народ.

– Твои выдумки всем нам будут стоить жизни. Он тяжело вздохнул и пожал плечами. Закинув назад голову, он добавил:

– Ты можешь ненавидеть меня сколько тебе угодно. Но я рожден спасти Народ. Я… и еще один странный человек. Мы встретимся, и он даст мне что-то. Что-то, что изменит судьбу Народа… – Он протянул руки. – Я не знаю что. Только мой сын…

Она посмотрела на него, широко раскрыв глаза:

– За этим я и нужна тебе? Родить сына?

– Я не знаю точ…

Она оттолкнула его и наотмашь ударила по лицу. Он только потрогал щеку рукой и улыбнулся.

– Сон не имеет конца, но кое-что уже сбылось. Например, то, что я тогда нашел тебя прячущуюся в снегу. Я ручаюсь своей жизнью и жизнью всего Народа, что час придет и я встречу этого странного человека. Он похож… похож…

– Довольно! – оборвала его Лиса. – Ты сумасшедший! – Она отвернулась, чтобы не видеть, как Кричащий Петухом, а вслед за ним все племя с пением несут Серую Глыбу на вершину холма, посвящая ее душу Блаженному Звездному Народу.

Он сжал ее руку и посмотрел ей в глаза.

– Запомни, – произнес он. – Даже если для этого придется пожертвовать нами обоими, я спасу Народ.

Он отпустил ее руку, оттолкнув так, что она чуть не упада, и пошел петь вместе со всеми погребальную песнь по душе Серой Глыбы.

А Пляшущая Лиса поправила выбившиеся из-под капюшона локоны и глубоко вздохнула. Сжав зубы, она побрела к старым шкурам, под которыми проводила ночи. В сумке она нашла несколько полосок высохшего мяса. Ей все равно было, от кого они. Облизав губы, она впилась в мясо зубами, не обращая внимания на его горьковатый привкус.

В эту ночь Вороний Ловчий к ней не пришел.