Текст книги "Комната ужасов"

Глава 7

Так они и не потрудились вернуться на чердак за последней лампой. Незачем. Подъемный механизм там, наверху. Но от мысли об этих грубых железках всем делалось как-то не по себе. Тема не из приятных. Однако сидит в голове у каждого из них, как иллюстрированная книжка с раком легкого на полке у заядлого курильщика. Появилась свобода. Никто не следит. Каждый делает что хочет. С тех пор как их независимые биоритмы смешались в один невнятный узор, все чувствовали себя какими-то полубольными.

Джейми вставал между шестью и шестью тридцатью, мылся и шел навестить кокон. Потом засыпал опять и просыпался, уже когда слышал, как Харвест готовит завтрак. В это время чувствовалось, что присутствие не требуется. Баунти, как правило, навещала после завтрака. Далее все ощущали, что неплохо бы предоставить Его самому себе до обеда. Векки проводила с ним часок, другой в середине дня, а с наступлением вечера приходил черед Боба с Роном. Никто не спрашивал никогда о графике посещений, но у Харвест задержались в памяти кое-какие отрывки из Эфраимового дневника. Что-то о «присутствии теплокровных».

Понуканиями, как и подкупом, Боб заставлял Вуди работать с ним на крыше. Старик пользовался наружной лестницей. Вдвоем они раскупорили долгие годы не использовавшиеся каминные трубы. Боб велел Вуди насобирать вязанку вишневых дров. Было еще довольно тепло, но желание растопить камин, как только появились дрова, казалось естественным. Китайское панно было сложено и спрятано. Притащили кресла и расположили их полукругом, поставили низкие столики. Боб приготовил креветки, авокадо и поднос с закуской, принесли орехи, чипсы и здоровенную коробку импортного шоколада – для дам. Серебряный поднос был уставлен ликерами и бокалами. Дамы все приоделись; Векки появилась в облегающем серебристом платье, Баунти – в чем-то этаком оранжево-ажурном, Харвест поразила Джейми изысканностью маленького черного платья с висюльками, подчеркивающими обнаженность кремовых плеч. Для костюмов было жарковато. Мужчинам пошли навстречу. Лосьоны и одеколоны, костюмные брюки и тщательно подобранные рубашки. Рону пригодилась вся сноровка, приобретенная по части разжигания огня за те шесть месяцев, что он был бой-скаутом.

Боб взял бутылку в руки. И вот – оглушительный выстрел шампанского: Рон зажигает свечи. Джейми опустил иглу на пластинку. Вино клокочет в наклоненной бутылке, языки пламени лижут дрова, царапающаяся старая мелодия жестокого танго затопила комнату.

Они танцевали.

Они закусывали.

Они болтали.

Они флиртовали.

Джейми знал источник этого пузырящегося ликования. Он находился рядом. Предчувствиями был полон воздух.

– Изумительно, правда? – выдохнула Харвест в плечо его дорогой рубашки. – Как будто праздник в честь чего-то.

– Или в награду за что-то, – предположил Джейми. – Я чувствую себя щенком, которого спустили с поводка.

Новые бутылки шампанского были откупорены.

– Не должен ли кто-то. прийти? – спросил Боб. Векки вскинула голову, точно принимая некое немое послание.

– Не думаю, – сказала она, – не сегодня.

Джейми нашел польку, и все закружились, закружились, пока не попадали в кресла. Баунти налила в блюдце креветочного соуса и поставила вниз, котенку.

– Любимчику? – усмехнулся Рон.

Она окунула чипс в креветки и поднесла к его губам. Он съел и заодно слизнул розовое пятнышко на ее пальце. Глянув для страховки в сторону отца, Баунти окунула теперь указательный палец и предложила это блюдо Рону. Воодушевленный наглостью брата, Джейми прикармливал Харвест шоколадками. Вид стекающего из угла рта черри-бренди заставил его податься вперед, но острый розовый язычок опередил его. Поленце взорвалось ливнем искр. Крушение его открыло шикарное ложе из сияющих углей. Боб поставил стакан и поднялся за новым поленом, но вдруг задержался. – Поможете, парни? – спросил Боб.

Они прихватили на кухне зеленый пакет для мусора и отправились наверх. Когда они вернулись, Баунти шевелила кочергой угольки.

– Маловато, – сказала она.

Боб ударил коричневым деревянным молоточком, который держал в руке, и ребята положили распираемую изнутри сумку на каминную плиту. Боб сунул туда руку и вытащил мерцающую бедренную кость.

Изрядное количество щепы пошло в ход, наконец сумку опорожнили. Когда дело было сделано, Боб еще раз выстрелил шампанским.

– Пора в постель! – Его голос гудел как-то душевно. – Убираться утром.

– Терпеть это не могу, – поджала губы Векки.

– Не волнуйся, Векки, – предложила Харвест, – я все сделаю. Ты будешь еще спать.

По широким ступеням они поднимались по двое. Боб одной рукой обхватил Векки, в другой была бутылка. «Одно хорошо, – думала Векки, – утром всего три постели убирать». Джейми разбудило солнышко. Чувство вины шевельнулось и отпустило. Сегодня навещать необязательно. Джейми не знал, почему сегодняшнее утро будет не такое, как все, но его переполняли предчувствия – как в раннем детстве, когда он еще не понимал, что такое Рождество. Он отодвинулся в сторону, туда, где уже не было тепла Харвест, и вскочил с кровати.

Пока юноша брился и принимал душ, Харвест приготовила на кухне легкий завтрак. Все ели, уткнувшись носом в тарелки. О прошедшей ночи никто не смел заикнуться. Баунти вышла из-за стола, не допив кофе. Когда она вернулась, в глазах у всех был один вопрос.

– Пора, – сказала девушка.

Все без лишних слов двинулись вверх по лестнице и через ложный чулан вошли в комнату. Сейчас она была освещена хорошо. Боб и Рон протянули удлинители к нескольким настольным и напольным лампам. Они стояли в кружок, созерцая длинный магический саван.

– Оно пошевелилось, – выдохнула Векки. Джейми вытянул шею. Что-то пульсировало в Его сердцевине. Прошло довольно много времени. В том месте, за которое Оно было подвешено, появилась складка, поползла медленно вниз по одной стороне и поднялась по другой. Оно сейчас напоминало подвешенную на нитке устрицу. Пульс был медленный и ровный. Харвест коснулась руки Джейми. Свисающий мясистый кончик раскрывался, словно ленивые губы любовника. Медленная, тонкая струя гноя с сукровицей потекла на пол. Векки тихонько хлопнула в ладоши:

– Какой нежный оттенок. коричневатый такой. Или, пожалуй, сероватый? – Вторая струя сукровицы протянулась параллельно первой, потом слилась с ней. На полу образовалась уже большая лужица слизи. Кожура дрожала, сокращалась. Баунти нашарила руку Рона и сжала изо всей силы.

Что-то такое выскользнуло из кожуры и плюхнулось в лужицу, как на подушечку.

– Ух-ты, как краси-и-иво! – вырвалось у Харвест. – Такой аккуратный маленький ротик, – прибавила Баунти, – круглый такой. А там изящные крохотные зубки, как кристаллические иголочки. Да так много! Ну разве Оно не очаровательно?

Боб склонился:

– Совершенно прозрачное. – У него сперло дыхание от благоговения. – Все Его маленькие органы видно. Видите, как маленькие сердечки бьются?

Джейми присел на корточки:

– Из киселика пальчики выросли, – ворковал и агукал он над новорожденным. Люди вышли из комнаты на цыпочках и осторожно прикрыли за собой дверь. У малышки тихий час. Векки поменяла бинт у Джейми на пальце.

– Заживает неплохо, – заметила она. – Отметина есть, но большого шрама не будет.

– Спасибо, ма. – Он слез с табуретки.

– Подожди минутку, я хочу с тобой поговорить. – Почему вот матери всегда так?

– Что «так»?

– Все с объявлениями. Мужчины просто говорят сразу, что хотят сказать, и все. А женщинам, матерям особенно, им надо объявить заранее, вот, мол, они собираются с тобой побеседовать. «Избыточность», как выражается Рон.

– Ты просто не хочешь поговорить со своей мамой, – сказала она обиженным голосом.

– Это разные вещи, ма. Мужчины спрашивают прямо: «Хочешь то-то? Есть у тебя то-то?» А женщины так начинают, будто знают, что ты будешь возражать. «Ты не хочешь того-то. У тебя нет того-то…» Почему всегда так, ма?

– У Харвест спроси. Я полагаю, она теперь женщина. – Векки сделала ударение на «теперь» и взглянула на сына, прищурившись.

Джейми отвел глаза, а потом посмотрел прямо и решительно: – О чем ты хотела спросить, мама?

– Ты избегаешь разговора на эту тему.

– Какую тему?

– Не будь таким упрямым, сын. Ты прекрасно знаешь, что речь идет о школе.

– Я кончил двенадцать классов, мама.

– А теперь пойдешь в тринадцатый. Обстоятельства изменились, но образование ты так или иначе получить должен. Ты и Харвест. Мы обсудили этот вопрос с Бобом и решили. Занятия начинаются на той неделе. Вы оба занесены в списки.

– А Рон с Баунти?

– Они старше и оба закончили тринадцатый. Для них это означало бы покинуть дом. Но они не могут. Им было бы трудно. В смысле.

– Я знаю, в каком смысле, ма. – Он обнял ее за плечи. – Все будет нормально? – Сын взглянул наверх, туда, где Комната.

– Я знаю, о чем ты. Мы считаем, что да.

– Я попробую.

– Спасибо, сын. Для меня это очень много значит.

Многое еще осталось недосказанным.

Бабье лето было в разгаре, жара стояла не по сезону. Тем не менее все кондиционеры были вынуты и окна без ставен открыли нараспашку. Насекомые ринулись внутрь. Жук метался какое-то время туда-сюда, а потом полетел прямехонько в Комнату. Редко бывало их достаточно в одно и то же время, живых, чтобы кому-то надоесть.

В ночь перед первым днем занятий Джейми встал сразу после полуночи. Котенка он обнаружил на кухне. Почесав ему под белым подбородком, юноша взял его на руки и понес осторожно наверх. Там опустил пушистый комочек на пол и открыл дверь в Комнату. Маленькое животное доверчиво просеменило внутрь.

Баунти обнаружила котенка утром. Животное отгрызло собственную заднюю ногу. Успело. Пока оставалось еще сколько-то крови в сосудах. Баунти поддела безвольное тельце ногой. «Страдала, видать», – думала девушка с каким-то даже удовлетворением. За ее спиной Оно щурило свои большие карие глаза. Баунти отчетливо слышала, как Оно мурлыкает. Баунти объявила на кухне, что пройдется с Джейми и Харвест до конца улицы. Школьный автобус должен подобрать их на Улице Кленов. Отец посмотрел вопросительно на нее, а потом в потолок.

– Ну-у. Все будет как надо, – успокоила она его. Трое молодых людей находились еще в пределах видимости в конце улицы, когда Баунти остановилась и зажала рот рукой.

– С тобой все в порядке? – спросил Джейми, обняв ее. Она кивнула:

– Идите. Пропустите автобус. Все будет хорошо. Они ушли. Прислоняясь к стволу, девушка обошла красавец клен, точно искала у него поддержки. Слезы выступили не сразу. А появившись, так и лились, пока глаза не стали сухими, а лицо мокрым. Через влажные ресницы ей все мерещилось усохшее тельце ее любимицы. Ее вытошнило. С пустым желудком, шатаясь, от дерева к дереву, Баунти поплелась к дому. Чем ближе она к нему приближалась, тем ее горе и ненависть к себе казались мельче, ерундовей.

Она вошла в дом через боковую дверь, насвистывая песенку. «Что ни говори, хорошо дома!» Джейми и Харвест, не задерживаясь, вернулись домой в четыре. Оба пришли усталые и расстроенные. Обычный первый день учебы. Сдвоенный. Новая школа для кого хочешь испытание, а когда еще и. Как выразилась Харвест: «Это как запрыгнуть на карусель посреди сеанса».

После ужина Векки пошла проверить, все ли там как надо, и, придя, доложила, что Оно «спит, как хорошо покушавший ребеночек». Чувствовалась какая-то легкость, радость, вроде той, что была в «день рождения», но меньше. Баунти подглядела, как Боб с Векки толкаются бедрами, пропуская друг друга на кухню. Она улыбнулась своим мыслям, представила, как Оно сейчас сладко спит. Девушки вернулись наверх «навести красоту». Они купались, мыли волосы друг другу, хихикали, поменявшись одеждой. Особенно Харвест восхитилась розово-охристым платьем Баунти, которое ей, младшей, но более рослой, было едва до бедер.

– Я одолжу, а? – вертясь перед зеркалом, спросила она сестру. Баунти подняла брови.

– Никогда не зажигай огонь, который не сможешь потом погасить, – предупредила она. – На себя посмотри, – ответила Харвест. Она придирчиво оглядела «крестьянскую» блузку без рукавов, которую примеряла Баунти. – Хочу накрасить ногти, – продолжила она, – пожалуй, внизу этим займусь.

Она выхватила сестрин маникюрный набор и помчалась вниз, не дожидаясь возражений. Все были в библиотеке. Боб корпел над одной из своих испещренных загадочными значками страниц, ребята листали книги. Векки просто сидела с огромным бокалом в руке. Харвест опустилась в кресло с нехарактерной осторожностью. Она поправила бахрому на платье и разложила маникюрные принадлежности на тяжелой, обитой кожей ручке. Войдя, Баунти наградила ребят долгим взглядом. Оба тайком рассматривали ляжки Харвест. Баунти подошла к креслу Рона. Она нагнулась к нему, опершись руками на ручки его кресла. Плечи ее сходились все ближе, выпячивая вперед грудь.

– Я могу чем-то помочь? – спросила она.

– Чуть попозже, может? – Рон кашлянул и покосился на Боба. Харвест пилила ногти пилочкой. «Неужели Баунти ни на минуту не может дать ей возможность побыть центром внимания. Ей ведь ничего не надо от Рона, что тут такого, если он на нее посмотрит. Все мужики смотрят же на Баунти, на ее здоровенные.» – Она перешла к следующему ногтю.

Рон выпытывал что-то у Боба насчет компьютеров. «Подлизывается, – думала Харвест, – после того как пялился на сиськи его дочери».

Голос Рона осекся. Все замолчали. Взгляды обратились к потолку. Разговор возобновился, и Харвест снова взялась за пилку. Она выпрямила пальцы левой руки, вся в созерцании собственных ногтей. Хмурясь, она постучала пилкой по ногтю на мизинце. Джейми наблюдал за ней через щелки прикрытых век. Она оставила палец в покое. Потом снова задумчиво постучала по ногтю и, похоже, решилась.

Харвест ввела острый конец пилки под свой похожий на миндаль ноготь и с силой надавила. Пилка вошла глубоко под ноготь. Джейми моргнул и открыл рот. И никаких звуков, только что-то вроде клокотания. Все посмотрели туда, куда смотрел перепутанный Джейми. Лицо Харвест перекосилось от боли. Слезы струйкой полились по лицу. Она молча поддела пилкой ноготь как рычажком, отрывая его от мясистого ложа. Потом посмотрела в их растерянные лица.

– Я думаю, нам надо завести другого котеночка, – сказала она.

Глава 8

Джейми с Харвест отправились с утра на пикапе Боба. После школы надо было сделать кое-какие покупки.

– Как палец? – спросил Джейми.

– Аспирин, бинт. – Она подняла палец. – Может, новый ноготь вырастет. – Товарищи по несчастью. – Джейми оторвал руку от руля. – Но у меня-то действительно несчастный случай.

– Ты уверен? – спросила девушка.

– Не думаешь же ты, что Рон нарочно?..

– Не думаешь же ты, что я нарочно?..

– Похоже, что нет. – Он нахмурился. – Я думаю, может, аптечку завести в доме? – О Господи! Я не могу больше! – Она опустила руки на колени, сплела пальцы, сжала. Первым уроком у Джейми была биология. Взглянув на учителя, юноша подумал, что родился под счастливой звездой: заплачено только за один семестр. У доктора Булвера был двойной подбородок, губы как два тонких ломтика непрожаренной печенки и грубые жилистые запястья, морщины бороздили лоб глубокими параллельными линиями, но идеально закруглялись над переносицей. В результате этого получалась как бы подкова и казалось, будто ишак лягнул учителя в лоб. В руке он сжимал указку, которой он имел обыкновение похлопывать по жесткой ладони. У Джейми сложилось впечатление, что этот джентльмен горько сожалеет об отмене телесных наказаний. Доктор Булвер откинулся на стуле, наблюдая за учениками из-под ресниц. Переводя взгляд с одного на другого, он поворачивался и наклонялся вперед всем телом, точно кости его шеи были намертво сплавлены между собой.

– Хорошая новость, ученички, – объявил он голосом, который был похож на шум перекатываемых прибоем булыжников. – У меня для вас есть задание, весьма деликатное. Особенно для леди.

Кто-то потянул за ниточки, привязанные к углам его рта, и Булвер улыбнулся. Указка с грохотом опустилась на стол.

– Вскрытие!

Голова Джейми наклонилась к парте, но глаза смотрели в сторону. Рыжеволосая девочка, сидящая через проход, побелела под слоем летнего загара.

– Мисс Эванс! – прорычал мистер Булвер. – Не вижу в Ваших глазах радости! – Локоны по бокам щек грустно повисли у рыжей, как пружины из сломанного будильника. – Вам известно средство от дурного настроения, мисс Эванс? – Булвер навел на нее острие указки.

– Да, доктор, – промямлила она.

– Итак?

– «Будь усерден и постоянно занят делом», – продекламировала она. Это был, видимо, не первый ее семестр с доктором Булвером.

– Замечательно. – Булвер натянул на лицо еще одну улыбку, дал ей соскользнуть обратно. – В чулане вас ждет столик. На столике – стеклянные банки. Вам известно, как называются эти банки? – Нет, доктор.

– Осознание своего невежества есть первая ступень к знанию, – произнес он нараспев. – Они называются «сосуды умерщвления», мисс Эванс. Сегодня вам предстоит умертвить двенадцать лягушек. Не сочтите за труд, мисс Эванс, прикатите нам столик и раздайте банки вашим братьям по невежеству, по одной на голову. И тогда мы начнем нашу бойню.

Джейми снабдили скальпелем, дощечкой, булавками, тарелкой, кисточкой, бактерицидной салфеткой, банкой и таблеткой. Ему было велено потесниться на скамейке, чтобы рядом могла сесть мисс Эванс. Крепкий юноша с коротко стриженными волосами цвета морковного сока раздавал с кислой миной маленькие пластиковые коробочки с вентиляционными отверстиями.

– Держи, сестрица, – сказал он, протягивая коробочку мисс Эванс.

– Брат? – спросил Джейми.

– Близнец, – улыбнулась она, – не во всем, правда.

– Слава тебе Господи, – ответил улыбкой Джейми. – А меня зовут Джейми. Джейми Халифакс.

– Вероника Эванс. А брат – Хэнк. Можешь звать меня Ронни. – У меня брат есть, Рон, Всегда его Ронни звали. Я лучше буду звать тебя Вероникой. Красивое имя.

Вероника зарделась и срочно занялась раскладыванием своих орудий. Булвер развернул цветную схему. Распяленная булавками лягушка. Непристойный вариант бабочки. Имелись там и разрезы сердца, легких и печени в увеличении. – Поскольку для большинства из вас это вскрытие первое, задание будет простым. Убейте ваше животное.

Прикрепите булавками конечности и сделайте надрез. Вычистите, пожалуйста, кишки, только кишки. Хирургия. Не лавка мясника и не рукоделие. Распяльте бестию. Определите и удалите следующие органы. – Он постучал указкой по схеме в целлофановой пленке. – Поместите их слева от себя на дощечках и сделайте правильные бирочки. Оценки будут проставляться за правильность бирок и за аккуратность. Готовы? Начали! Джейми налил предписанное количество воды в банку и открыл пластиковую коробочку. Там было ложе из мокрой, высохшей с краев травки и маленькая зеленая лягушка с двумя желтыми полосками на спине и коричневыми в крапинку ногами. Черные глазки смотрели на все и ни на что в отдельности. Джейми вспомнил жабу, ту, без глаз. Он залез рукой в коробку, а другой потер сзади, вверху шеи. Не достать, там, где чешется. Очажок тянущего, ненасытного раздражения был выше. И внутри.

Амфибия плюхнулась в сосуд умерщвления, вслед ей – таблетка. Джейми положил пинцет, закрутил плотно крышку банки. Подождал. Мягкое белое горло лягушки медленно пульсировало. Таблетка шипела за стеклом. Обсидиановые глаза лягушки покрылись поволокой, длинные задние ноги выгнулись и обмякли. Джейми поднес банку к распахнутому окну и, выставив на воздух, открыл крышку и наклонил банку. Невидимый яд вышел наружу. Вероника ждала своей очереди у него за спиной. Он слабо улыбнулся ей и пошел на место. Есля не считать веснушек, лицо ее имело цвет золы. Джейми распял свою лягушку булавками. Ему пришло в голову – не мысль, а так, намек какой-то – мол, надо бы попробовать лезвие на подушечке большого пальца. Он отмел эту мысль.

Крючкообразное лезвие вошло в раздутый мешок ниже лягушачьего рта, рассекло кожу. Джейми повел сталь вниз. Предполагалось, что разрез должен кончиться на анусе, но Джейми не мог понять где. Никакого отверстия не видно. Бесцветная жидкость вытекала из надреза, и растянутые, пришпиленные конечности бились в судорогах. «Гальваническая реакция», – подумал Джейми и взял кисточку.

Белесые моргающие веки лягушки дернулись, раскрылись. ОНО СМОТРЕЛО В ГЛАЗА ДЖЕЙМИ. Рассеченное надвое горло-мешок корчилось, словно вертикальный слюнявый рот: изувеченное существо пыталось квакать о своем несогласии. Джейми проглотил ком в горле, бросил кисточку и схватил скальпель. Точным и быстрым движением хирурга он направил лезвие между хлюпающими лжегубами прямо в мозг. Лезвие царапнуло изнутри хрупкий череп. Смерть животного вошла в пальцы Джейми, как пятно холодного света. Он чувствовал, как оно поднимается вверх по руке, проходит по плечу, входит в мозг. Всасывание. Кусочек смерти высосали и выплюнули в вонючую выгребную яму. Вероника кричала.

Джейми медленно повернулся всем телом. Капелька чистой жидкости свисала с кончика лезвия. Прошло какое-то время, прежде чем зрачки его поймали фокус. Вероника держала перед собой руки вверх ладонями. Она кричала и кричала: – Она живая! Живая!

Булвер, с лицом-пудингом, покинул свое место и приблизился к ним. Он ткнул лягушку Джейми изъеденным химией и никотином пальцем.

– Мертва, окончательно и бесповоротно, – произнес учитель. – Мертва в высшей степени. – Он посмотрел на Веронику, которая затихала понемногу, вся сотрясаясь от всхлипываний. – Глупая маленькая девчонка. Я прощаю. – Затем повернулся к Джейми. – Продолжайте!

Вероника сгорбилась под спасительной рукой обнявшего ее брата. Капля упала со скальпеля Джейми, оставив мокрое пятно на странице его блокнота. Он продолжил вскрытие. Зазвонил звонок, урок кончился. Джейми еще был стиснут в толчее при выходе из класса, когда удар точно над правой почкой свалил его с ног. Он рухнул на колени, ловя воздух губами, и ошарашенно поглядел вверх. Над ним сияло широкое прыщавое лицо Хэнка.

– Ты огорчил мою сестру, – прошипел рыжий, – мы еще встретимся. Попозже. Я хочу слегка попачкать твою тупую рожу.

Новая вспышка боли пронзила левую голень Джейми и отдалась в паху. Мочевой пузырь сжался. Вероника вогнала свой высокий каблук в мышцу. – Попачкать кровью, понял, ты, вонючка? От твоей рожи ничего не останется, когда он тебя сделает. Хэнк Эванс. Х.Э. Храбрость и Энергия. Он тебя сотрет в порошок!

Весь остаток дня Джейми хромал и корчился. По окончании занятий он прокрался мимо куч мусора, прутьев и семейных «седанов» на стоянке к машине Боба. Харвест не было. Он скользнул внутрь за руль и сполз вниз.

Он ждал долго, наконец осторожно приподнялся, ровно настолько, чтобы один глаз был выше нижнего края окна. Половины машин уже ее было. Группка школьников грузила непонятный агрегат в фургон, на черных боках которого красовались грубо намалеванные персонажи комиксов: Спайди против Тора, Чудо-женщина, одетая еще более скупо, чем задумали авторы, держала над головой вопящего Красного Черепа. Джейми почувствовал к ним прилив симпатии. Воодушевленный их присутствием, он выбрался из машины, распрямил ноги. Опять Харвест не видно. В затылке Нечто начинало проявлять нетерпение. Сделать дело и домой. Юноша вернулся в школу. Стены красного кирпича – новый лабораторный комплекс, дар местной фирмы «Пластик корпорэйшн». Кажется, женский крик. Оттуда, что ли? Он потрусил туда, пока не стал ясно различать звуки. Джейми притаился за углом. Два женских голоса. Харвест, мягкий, уговаривающий, и Вероники, насмешливый. Потом мужской голос. Противный, как протухший жир.

– Она его подружка. Такая же чокнутая. Как пить дать, тоже любит пырнуть лягушечку. – Вроде тебя, Лягушонок?

Джейми присел на корточки и выглянул одним глазом из-за угла. – Сначала ты, Хэнк.

Их оказалось четверо и Харвест. Вероника, Хэнк, коренастый мальчик с прямыми черными волосами, который и был, судя по всему, Лягушонком, и рослый парень, постарше. На нем были мотоциклетные ботинки, засаленные джинсы и черная рубашка с отрезанными рукавами, на бицепсе – татуировка с разъяренным быком. С безымянного пальца левой руки блеснул зелеными камнями перстень. Джейми видел всю сцену с неестественной ясностью, как из темного зала залитую светом прожекторов рампу. Бежевый свитер Харвест валялся на асфальте, в грязи. Черные отпечатки подошв подчеркивали мягкость его ткани. Харвест загнали в угол стены. Она сжимала ворот своей блузки. Нагрудный карман был разодран. Из дыры косо торчала ручка. Щеки пылали. Глаза были мокрые, но горели, в них был вызов. Девушка тяжело дышала.

– Из Кленового дома, – издевался Хэнк. – Знаешь про Кленовый дом, да? Колдуны! Колдуны с ведьмами. Хахаль твой – колдун, а ты – ведьма, так что ль? Мы про Кленовый дом все знаем. Там оргии! А? – Он повернулся к старшему товарищу. – Ясное дело. В Ридж-Ривер куча народу ходит, кто рожей на старого Эфраима похож. Девственницы туда – шмыг, а обратно – все как одна без целок. Беременные. Это ж старый похотливый козел, Эфраим этот. А папаша его и подавно. Блядство там, в этом Кленовом доме. А оргии – на Колдовском Холме, снаружи. Что там за дела в доме делаются? Никому не известно. Кровавые дела. Вроде как твой хахаль сегодня – маленькой лягушечке. Нам не нравится, когда люди обижают лягушек, правда, Лягушонок? Коротышка широко осклабился и облизал потрескавшиеся губы.

– Что мы делаем с ведьмами, а, Хэнк? – продолжал длинный. Рот его кривился от наползающих друг на друга передних зубов.

– Сначала надо проверить, как там с блядовитостью, – ответил Хэнк, – а потом. Нет, сначала посмотрим, как там у ней, порядок? – Он повернулся к старшему, одобрит ли?

– Валяй! – поощрили ломаные зубы.

Хэнк потянулся согнутыми, как крючки, руками к мягкому телу Харвест. «Помоги мне! – взмолился Джейми про себя. Он не молился с тех пор, как умерла бабушка. Да и тогда мало верил. Теперь он молился совсем другому Богу. – Я тебе ЧТО-TQ дам. Особенное! Только помоги Харвест, пожалуйста!» – Даже когда он умолял, посылая свои мысли вниз по тому самому непристойному стоку, что начинался где-то у основания черепа, даже и тогда Джейми не решался представить, что же он обещает. С затылка поверх головы дохнуло морозом. Он почувствовал, как короткие волоски на шее зашевелились. Знакомый мокрый холод пополз из головы, вниз по негнущейся шее, через все тело, до самых кончиков пальцев рук и ног. Он вышел из-за укрывавшего его угла кирпичной стены. Лягушонок и длинный повернули головы. Вероника тянула Харвест за запястье, в то время как ее брат выкручивал ворот блузки Харвест, явно собираясь рвануть его вниз, оголить ее драгоценную, сокровенную плоть.

– А, колдун, – прошептал длинный, – поучаствовать в представлении захотелось, а, колдун?

Вероника и Хэнк ослабили хватку. На свинцовых ногах Джейми подошел к ним и громко приказал:

– Отпустите ее!

– Заставь! – бросил вызов Хэнк. Вероника осталась с Харвест, а ребята стали полукрутом между Джейми и девушкой, которую ему предстояло спасать. В желудке у Джейми образовался лед, и где-то сзади – глаз.

– Отпустите ее, – повторил он. Хэнк сделал шаг к Джейми. – Ты колдун али ведьма? – осклабился рыжий. Он вытащил из кармана зажигалку и щелчком извлек из нее щелчком язычек пламени. – Тебе ведь известно, как мы поступаем с ведьмами? – Рука, несущая огонь, протянулась к лицу Джейми.

– Я – ведьма, – объявил Джейми, совершенно не зная, что сделает в следующий момент. К собственному удивлению, он вытянул обе руки вперед. Правая сомкнулась на руке Хэнка, сжав ее с силой, какой Джейми, он это знал, не обладал. Левая выставила согнутый мизинец и воткнула его в пламя. Младший Халифакс сказал без дрожи в голосе:

– Ведьмы больше не боятся огня, Хэнк.

Ноготь начал плавиться, а кожа и мясо – трескаться, чернеть. Жидкость выступила из трещин и зашипела на огне. Боль же была высосана: по ладони и дальше, по руке. Джейми чувствовал боль, но она текла отдельно, будто по каналу. Жидкость закипела и теперь брызгалась в языке пламени.

– Ты думаешь, что можешь причинить вред ведь ме? – спросил юноша чистым, спокойным голосом. Он отпустил руку Хэнка, на широкой тыльной стороне остались лиловые полосы.

Вероника отступила от Харвест и согнулась.

Блевотина вылезла из ее приоткрывшихся губ. Хэнк и Лягушонок пятились. В воздухе висела сладковатая вонь. Губы длинного прикрыли кривые зубы. Он повертел на пальце перстень и насупился. Потом резко кивнул Джейми, повернулся на каблуках и зашагал прочь.

Оставшиеся двое ребят последовали за ним, подхватив Веронику, у которой все не кончались судорожные спазмы.

Когда они скрылись из виду, Джейми рухнул на асфальт, кусая верхнюю губу, чтобы не дать крику вырваться наружу. Даже после того, как Харвест, найдя фонтанчик с водой, намочила носовой платок и перевязала саднящий палец, Джейми едва хватило координации для того, чтобы просто идти.

Она помогла ему сесть в пикап:

– Давай-ка лучше прямо домой.

– Нет! Надо сделать дело, – настаивал он.

Когда они подъехали к Приюту зверей, Харвест оставила Джейми в машине. Он сидел за рулем.

Харвест не умела править, и укачивал свою руку.

Два котенка мяукали и царапались в картонной коробке.

– Я взяла двух, – объяснила Харвест, – из-за сегодняшнего. Я имею в виду.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – проскрежетал зубами Джейми, – но этим, думаю, не обойдется.

Они доехали до железнодорожного переезда. Джейми напрягся: как медленно ни едешь, все время какая-то мелкая тряска. Пикап подпрыгнул на первом рельсе, и острый укол боли вызвал у Джейми слезы. Харвест сжала его колено, пытаясь помочь своей любовью и своей силой.

Второй рельс. Джейми сжался. Пикап помедлил, кашлянул, остановился. Джейми повернул ключ. Щелк. Повернул опять. Щелк.

Харвест торопила, теребя его бедро. У нее во рту все пересохло, язык, как ремень. Джейми посмотрел через боковое окно. Изгибаясь, бегут вдаль рельсы. Над заслоном кустов со стороны горизонта надвигается что-то черное.

– Поезд, – глухо сказала Харвест.

Раздался приглушенный двойной щелчок, на светофоре сзади них и впереди зажегся красный. Джейми снова повернул ключ. Ничего!

– Вылезай! – скомандовал Джейми. – Я попробую еще раз – и за тобой.

Харвест потянула за ручку двери. Ручка подалась, но дверь не открылась.

– Дай сигнал! – закричала она. Ничего не получи лось. Джейми начал колотить в дверь. По руке вниз пошли волны боли. Черный локомотив, беспощадно на правленный в их хрупкую машину, появился из-за по ворота.

Харвест ощкггила стекло. Слегка приоткрывшись, оно застряло. Девушка просунула руки в щель и отчаянно замахала. Джейми снова попробовал зажигание. Мотор кашлянул. Провернулся. Завелся! Они рванули вперед. Теплый воздух дернул зад машины. Раскалывающий голову свисток выражал неудовольствие их медлительностью.