Текст книги "Другая сторона прощания"

Глава 8

Босх бросил взгляд на Флору. Та как-то странно смотрела на него.

– Гарри, ты в норме? – спросила она.

Не ответив, он поднялся на ноги и подошел к стойке.

– Флора, мне нужны записи о рождении за январь и февраль пятьдесят первого года, – сказал он.

– Хорошо, – кивнула Флора. – Фамилия?

– Не знаю. Не уверен, под какой фамилией записан ребенок. Посмотри «Дуарте» и «Вэнс». Дай ручку, я запишу.

– Держи.

– Ребенок родился в больнице Святой Елены. Вообще, мне бы хотелось взглянуть на все записи о рождении в больнице Святой Елены за первые два…

– В округе нет такой больницы.

– Ну, это не совсем больница. Это приют для матерей-одиночек.

– Значит, у нас записей не будет.

– Как так? Должны же быть…

– Это секрет. Родился ребенок, отдали другим людям. Новое свидетельство о рождении. Никаких упоминаний о Святой Елене. Ясно?

Босх не вполне понимал, о чем речь, хотя ему и было известно, что тайна усыновления охраняется множеством законов.

– То есть свидетельство о рождении выдается после усыновления? – спросил он.

– Именно, – ответила Флора.

– И в нем указывают только имена новых родителей?

– Именно так.

– И новое имя младенца?

Флора кивнула.

– А что пишут в графе «Родильный дом»? Врут?

– Пишут «Домашние роды».

Босх разочарованно хлопнул ладонями по стойке:

– Значит, я никак не сумею отыскать ее ребенка?

– Прости, Гарри. Не злись.

– Я не злюсь, Флора. А даже если и злюсь, то не на тебя.

– Ты хороший детектив, Гарри Босх. Разберешься.

– Ага, Флора. Разберусь.

Все еще опираясь ладонями на стойку, Гарри наклонился и попробовал собраться с мыслями. Должен же быть какой-то способ найти этого ребенка! Пожалуй, стоит съездить в приют Святой Елены. Да, других вариантов нет. В голову ему пришла новая мысль, и он поднял глаза на Флору.

– Гарри, я тебя таким не видела, – покачала головой она.

– Знаю, Флора. Извини. Не люблю оказываться в тупике. Будь другом, принеси пленки с записями о рождении за январь и февраль пятьдесят первого года.

– Уверен? За два месяца много детей.

– Да, уверен.

– Тогда ладно.

Флора опять скрылась в архиве, а Босх ушел в кабинку и стал ждать. Взглянув на часы, он понял, что, скорее всего, просидит за пленками до конца рабочего дня. Архив закрывался в пять часов вечера. А потом ему предстоит тащиться домой в Голливуд через центр Даунтауна в самый час пик, а это часа два или около того. Босх решил: раз уж он рядом с округом Ориндж, самое время написать эсэмэску дочери: вдруг у нее найдется время поужинать с отцом где-нибудь подальше от студенческой столовой Чепменского университета.

Мэдс, я в Норуолке, работаю над делом. Если есть время, могу заехать. Поужинаем.

Ответ пришел незамедлительно:

Норуолк? Это где?

Рядом с тобой. Могу забрать в 5:30 и привезти в 7:00, чтобы успела сделать домашку. Что скажешь?

На сей раз Мэдди задержалась с ответом – должно быть, прикидывала варианты. На втором курсе социальная и учебная нагрузка выросла в геометрической прогрессии, и Босх все реже виделся с дочерью. Он страшно гордился ее успехами, но иной раз ему становилось грустно и одиноко. Босх знал, что так будет и сегодня, если он не встретится с Мэдди. История Вибианы Дуарте – вернее, совсем незначительная ее часть, которую Босх сумел выяснить, – произвела на него гнетущее впечатление. Вибиана была лишь на несколько лет моложе Мэдди, и ее судьба была очередным напоминанием о том, что жизнь бывает беспощадна – даже к невинным душам.

Пока Босх ждал ответа от дочери, Флора нашла для него две микропленки. Положив телефон на стол, Гарри зарядил в аппарат катушку с пометкой «Январь 1951 года» и с головой окунулся в сотни документов, проверяя в каждом раздел больничных записей и распечатывая каждое свидетельство, где была строчка «Домашние роды».

Через полтора часа Босх добрался до 20 февраля 1951 года: решил расширить диапазон поисков на неделю после смерти Вибианы, сделав поправку на волокиту при выдаче свидетельства о рождении новым родителям. Он распечатал шестьдесят семь документов, в которых стояла пометка «Домашние роды», а в графе «Раса» было указано «латиноамериканец/латиноамериканка» или «белый/белая». У него не было фотографии Вибианы Дуарте, и он не знал, насколько смуглой была ее кожа. Нельзя было исключать вероятность, что ее ребенка усыновили как белого – под стать расе приемных родителей.

Выравнивая стопку распечаток, он понял, что совсем забыл про ужин с дочерью. Схватил телефон и увидел, что пропустил последнюю эсэмэску. Она пришла больше часа назад. Мэдди согласилась, но при условии, что в 7:30 сядет за уроки. В этом году они с тремя другими девочками снимали дом в нескольких кварталах от студгородка. Взглянув на часы, Босх понял, что был прав: он еле-еле успевал к закрытию архива. Он сбросил Мэдди короткое сообщение, что уже едет, отнес микропленки к стойке и спросил у Флоры, сколько должен за шестьдесят семь свидетельств о рождении.

– Нисколько, – ответила она. – Ты же полицейский.

– Ну да, но я этого не говорил, – произнес Босх. – Это частное дело.

Он вновь отказался ссылаться на свою должность в Сан-Фернандо. Когда речь заходила о поиске имен в полицейских базах данных, у Босха не было выбора. Но работа в архиве – совсем другое дело. Взяв бесплатные копии под ложным предлогом, он воспользовался бы служебным положением ради материальной выгоды. Отдача может прилететь такая, что мало не покажется. Он вытащил бумажник.

– Тогда пять долларов за штуку, – сказала Флора.

Утром Босх стал богаче на десять тысяч долларов, но цена все равно повергла его в изумление. Должно быть, он изменился в лице, ибо Флора улыбнулась.

– Понял? – сказала она. – Ты полицейский.

– Нет, Флора, это не так, – возразил Босх. – Можно заплатить кредиткой?

– Нет, плати наличными.

Нахмурившись, Босх выудил из бумажника сотенную купюру, которую носил в потайном отсеке на всякий пожарный случай. Добавил к ней деньги из кармана пиджака, пересчитал, заплатил триста тридцать пять долларов за копии, а остальные шесть баксов сунул обратно в карман. Попросил квитанцию, хоть и не планировал требовать у Вэнса компенсации расходов. На прощание помахал Флоре пачкой распечаток и вышел из архива.

Через несколько минут его «чероки» уже стоял на выезде с парковки. Там собралась очередь, ибо все – и служащие, и посетители – вышли из здания ровно в пять часов. Чтобы развеяться, Босх поставил компакт-диск с последним альбомом саксофонистки Грейс Келли. Мэдди была по большей части равнодушна к джазу, но Келли ей нравилась. Если она выберет ресторан, куда нужно будет ехать на машине, пусть по дороге играет этот диск.

Но Мэдди заявила, что ужинать они будут в Старом городе. От Палм-авеню – улицы, где она жила, – до Старого города было рукой подать, и они с Босхом решили прогуляться. По пути Мэдди рассказала, что снимать отдельный дом с тремя подругами гораздо приятнее, чем ютиться в двухкомнатной клетушке общежития с одним туалетом на всех, как это было на первом курсе. К тому же теперь она жила рядом с той частью студгородка, где находился факультет психологии. В целом жизнь у Мэдди складывалась неплохо, но Босх волновался насчет ее безопасности. Палм-авеню не входила в зону покрытия университетской полиции, так что Мэдди с подружками оставалось надеяться на полицейское управление Оринджа, а толку от него было немного. В отличие от полиции университета, городские патрули реагировали на вызов как сонные мухи. Разница во времени отклика была ощутимой: не пара секунд, а несколько минут. Босха это изрядно беспокоило.

Местечко в Старом городе оказалось пиццерией, где ты, отстояв длинную очередь, забирал к столику свеженькую заказную пиццу – как говорится, с пылу с жару. Расположившись напротив Мэдди, Босх засмотрелся на ядовито-розовый оттенок ее волос. А потом спросил, зачем она покрасилась в такой цвет.

– Из солидарности, – ответила Мэдди. – У подружки мама болеет раком груди.

И увидела, что Босх ничего не понимает.

– Ты что, прикалываешься? – удивилась она. – Пап, сейчас октябрь: месячник осведомленности о раке груди. Ты же и сам все знаешь.

– Ах да, точно. Забыл.

Недавно он видел по телевизору футболистов «Лос-Анджелес рэмз» в розовой форме. Теперь до него дошло, что к чему. Хорошо, конечно, что Мэдди выкрасила волосы ради благого дела. Что еще лучше, эта краска, наверное, быстро смывается: ведь через пару недель будет уже ноябрь.

Расправившись с половиной своей пиццы, Мэдди уложила остатки в картонную коробку, объяснив, что это на завтрак.

– Ну, какое дело взял? – спросила она, когда они возвращались к дому по Палм-авеню.

– Откуда ты знаешь, что я взял дело? – спросил Босх.

– Ты же написал в эсэмэске. И еще на тебе костюм. Ну почему ты у меня такой параноик? Прямо как агент секретной службы.

– Да забыл. Ищу наследника.

– Как-как? Насильника?

– Наследника. Знаешь фразу «наследник престола»?

– А, ясно.

– В Пасадене живет один старик. У него куча денег. А мне поручено узнать, есть ли у него наследник, которому можно завещать все это богатство.

– Ого, круто. Кого-нибудь нашел?

– На данный момент у меня шестьдесят семь вариантов. Потому-то я и ездил в Норуолк. Искал свидетельство о рождении.

– Тоже круто.

Босх решил, что не стоит рассказывать Мэдди о судьбе Вибианы Дуарте.

– Только никому ни слова, Мэдс. Хоть я и не агент секретной службы, дело строго конфиденциальное.

– Типа мне есть с кем об этом разговаривать?

– Ну не знаю. Просто не выкладывай это в «Майфейс» или «Снэпчат», или куда ты там все выкладываешь.

– Пап, не смеши. У нас поколение визуалов. Мы не рассказываем о том, чем занимаются другие люди. Мы показываем, чем заняты сами. Делимся фотками. Так что не парься.

– Вот и славно.

Возле дома Босх спросил, можно ли войти, проверить замки и убедиться, что остальные меры безопасности соблюдены. Домовладелец еще в сентябре разрешил ему поставить дополнительные запоры на все окна и двери. Расхаживая по комнатам, Босх никак не мог отделаться от мысли о Моските. Наконец он вышел на задний дворик и убедился, что калитка деревянной ограды заперта изнутри. Он заметил, что Мэдди последовала его совету: выставила у черного хода собачью миску, хотя у девочек не было собаки – домовладелец запретил ее заводить.

Похоже, все было в порядке. Еще раз напомнив дочери, что нельзя спать с открытыми окнами, Босх на прощание обнял ее, чмокнул в макушку и сказал:

– Не забывай наливать воду в миску. Сейчас там пусто.

– Хорошо, пап, – обреченно произнесла Мэдди.

– Иначе от миски никакого толку.

– Хорошо, поняла.

– Умница. Куплю в «Хоум депо» пару табличек «Осторожно, злая собака». В следующий раз привезу.

– Пап!

– Ладно-ладно. Уже ухожу.

Еще раз обняв дочь, Босх направился к машине. Соседок Мэдди во время своего недолгого обхода он не видел. Это было странно, но он решил не задавать лишних вопросов. Боялся, что Мэдди начнет выговаривать: мол, не лезь в чужую жизнь. Однажды она уже заявила, что у подружек от его расспросов кровь в жилах стынет.

Усевшись за руль, Босх черкнул себе пометку: не забыть про таблички «Осторожно, злая собака», после чего повернул ключ зажигания и поехал на север, домой.

Пробки уже рассосались. Гарри был рад, что провел день с толком и даже успел поужинать с дочерью. Завтра утром он начнет сужать круг поисков Вибианы Дуарте и ребенка Уитни Вэнса. Его имя должно быть в одном из документов, лежащих на пассажирском сиденье.

Приятно было думать, что дело Вэнса сдвинулось с мертвой точки, но в глубине души Гарри чувствовал тревогу. Что-то подсказывало, что Москит уже высматривает новую жертву и готовится к очередному нападению. Где-то в Сан-Фернандо тикали часики. Босх был в этом уверен.

Глава 9

Утром Босх сварил кофе и выпил его на задней террасе, разложив на уличном столике распечатанные днем раньше документы. Изучая имена и даты, он быстро пришел к выводу, что сузить круг поисков не получится. Босх надеялся найти свидетельство, выданное с задержкой, но все без исключения документы были выписаны не сразу, а дня через три после рождения ребенка, а то и позже. Босх решил, что вернее всего будет как-то добраться до записей в приюте Святой Елены.

Задача была не из легких. Пробиться сквозь законы о тайне усыновления весьма непросто, даже вооружившись властью и жетоном полицейского. Босх подумал, не стоит ли позвонить Вэнсу, чтобы тот нанял юриста и подал запрос на доступ к записям об усыновлении ребенка Вибианы Дуарте, но пришел к выводу, что такая конструкция не взлетит. Подобный запрос – вернейший способ раскрыть планы Вэнса, а старик твердо намеревался сохранить все в секрете.

Вспомнив о статье из «Таймс», Босх решил дочитать ее до конца и отправился в дом за ноутбуком. Заодно отнес внутрь пачку документов, чтобы те не сдуло ветром в каньон.

В статье говорилось об эволюции приюта Святой Елены. В прошлом матерей спешили разлучить с детьми, теперь же работники приюта помогали девушкам вернуться в общество, не отказываясь от ребенка. В 1950 году слова «преждевременная беременность» звучали как приговор, но в девяностых все изменилось. У юных матерей-одиночек появился шанс на нормальную жизнь, а приют Святой Елены запустил несколько успешных проектов по поддержке неполных молодых семей.

В отдельном параграфе были собраны отзывы женщин: те рассказывали, как родня отвернулась от них, а в приюте им дали крышу над головой и, по сути дела, помогли выжить. В статье не было негативных отзывов. Не было и рассказов о том, как у девушек в буквальном смысле отбирали детей, чтобы отдать их незнакомцам.

Внимание Босха привлек последний параграф статьи. Гарри тут же сообразил, как взглянуть на дело под новым углом. Параграф начинался со слов женщины, оказавшейся в приюте в 1950 году. Родив ребенка, эта женщина прожила в приюте следующие пятьдесят лет.

Четырнадцатилетнюю Абигейл Тернбулл бросили на крыльце приюта с чемоданчиком в руках. Она была на третьем месяце беременности. Родители ее, люди глубоко религиозные, отказались мириться с таким положением дел. Отец ребенка отвернулся от нее. Ей было некуда идти.

Родив дочь, Абигейл пробыла с ней менее часа, после чего отдала ребенка чужим людям. Но ей по-прежнему было некуда податься. В семье ее не ждали. Ей позволили остаться в приюте при условии, что она будет выполнять черную работу: драить полы и стирать белье. Однако со временем Абигейл окончила двенадцать классов школы, а потом и университет, после чего стала выполнять в приюте обязанности соцработника: консультировать девушек, оказавшихся в тяжелой жизненной ситуации. В общей сложности Абигейл прожила в приюте полвека, пока не решила уйти на покой.

На праздновании столетнего юбилея Тернбулл, выступая с речью, рассказала историю о том, как долгие годы ее преданного служения приюту Святой Елены окупились стократно.

Однажды, когда я была в ординаторской, одна из сестер сообщила, что в фойе ждет женщина. Она пришла, чтобы узнать подробности собственного удочерения. Хотела выяснить, кто она по происхождению. По словам родителей, она появилась на свет в приюте Святой Елены. Я вышла к ней и сразу почувствовала что-то странное. Голос, глаза… Казалось, я знаю эту женщину. Я спросила, когда она родилась. Женщина ответила: девятого апреля тысяча девятьсот пятидесятого года. И я все поняла. Передо мной стояла моя собственная дочь. Я обняла ее, и вся моя боль, все сожаления – все это разом исчезло. Я поняла, что случилось чудо, ради которого Господь столько лет не отпускал меня из приюта.

В последнем предложении было сказано, что после выступления Тернбулл представила публике свою дочь, и все прослезились.

– Джекпот… – прошептал Босх, дочитав статью.

Теперь нужно было поговорить с Тернбулл. С момента публикации статьи в «Таймс» прошло восемь лет. Записывая имя, Босх надеялся, что эта восьмидесятилетняя женщина еще жива.

Оставалось понять, как побыстрее с ней связаться. Босх ввел имя в поисковик. Высветились ссылки на платные сайты родословных – по большей части обманки с недобросовестной рекламой. В «Линкедине», социальной сети с бизнес-уклоном, был профиль Абигейл Тернбулл, но вряд ли он принадлежал восьмидесятилетней женщине, которая нужна была Босху. Наконец Гарри решил отвлечься от цифровых изысканий и попробовать другой подход: Мэдди называла его «социальной инженерией». Открыв сайт приюта, он нашел телефонный номер и набрал его на смартфоне. Через три гудка женский голос ответил:

– Приют Святой Елены. Чем могу помочь?

– Ага, да, здравствуйте, – начал Босх, притворяясь, что нервничает. – Можно поговорить с Абигейл Тернбулл? Ну, если она еще у вас работает?

– Голубчик, ее давно уже нет здесь.

– О господи! То есть ей же очень много лет… Скажите, она не умерла?

– Нет, она жива, но давно ушла на покой. Не удивлюсь, если Абби всех нас переживет.

Босх увидел проблеск надежды. Раз Тернбулл жива, он ее найдет.

– Я встречался с ней на юбилее, – продолжил он. – Мы с мамой подходили поздороваться.

– Это было восемь лет назад. Позвольте узнать, с кем я говорю и по какому поводу вы звоните.

– Э-э-э… это Дейл. Я родился у вас в приюте. Мама всегда нахваливала Абигейл Тернбулл: говорила, какая она заботливая и как хорошо они дружили. Ну я уже сказал: мы приходили на юбилей, и я наконец-то с ней познакомился.

– Так чем могу помочь, Дейл?

– Вообще-то, я звоню по печальному поводу. Мама только что скончалась. Она оставила записку для Абигейл. И еще нужно сообщить ей, когда будут похороны, если она вдруг захочет прийти попрощаться. Я сделал карточку с приглашением. Не подскажете, как бы ее передать?

– Присылайте к нам в приют. Пометьте, что это для Абигейл. Мы все устроим.

– Ну да, оно понятно, но я боюсь не успеть – сами понимаете, третьи руки и все такое… Похороны уже в воскресенье. Вдруг приглашение не доставят вовремя?

После долгой паузы женщина сказала:

– Побудьте на связи. Я выясню, что можно сделать.

В динамике стало тихо. Босх ждал и думал, что разыграл все как по нотам. Две минуты спустя женщина вернулась:

– Алло?

– Да-да, я здесь.

– Только в порядке исключения: записывайте почтовый адрес Абигейл. Телефонный номер дать не могу, для этого требуется ее разрешение. Я только что звонила ей, но не дозвонилась.

– Что ж, мне хватит и адреса. Сегодня же отправлю письмо. Как раз придет вовремя.

Женщина продиктовала Босху адрес на бульваре Вайнленд в Студио-Сити. Записав его, Босх поблагодарил и тут же нажал кнопку отбоя.

Он взглянул на адрес. Совсем недалеко от дома: всего-то и нужно, что спуститься в Вэлли и доехать до Студио-Сити. В адресе был номер квартиры или комнаты, – наверное, Абигейл Тернбулл жила в доме престарелых. Не исключено, что, кроме обычных калиток и кнопок, там будет серьезная охрана.

Босх сходил на кухню, достал из шкафчика резинку и перехватил ею пачку документов. Он собирался взять их с собой – на всякий случай. Взяв ключи, он направился к боковому выходу, но тут в переднюю дверь громко постучали. Сменив курс, Босх пошел смотреть, кто к нему заявился.

На веранде стоял безымянный охранник – тот самый, что вчера провожал его в особняк Вэнса.

– Хорошо, что я вас застал, мистер Босх, – сказал он.

Взгляд его упал на пачку свидетельств о рождении. Босх машинально опустил руку и спрятал документы за левое бедро. Рассердившись на себя за столь очевидный жест, он резко спросил:

– Чем могу помочь? Я уже ухожу.

– Меня прислал мистер Вэнс, – сказал мужчина. – Он хочет знать, как обстоят дела.

Какое-то время Босх молча смотрел на него.

– Как вас зовут? – спросил наконец он. – Вчера вы так и не представились.

– Слоун. Начальник охраны поместья в Пасадене.

– Как вы узнали, где я живу?

– Нашел ваш адрес.

– Где нашли? Моего имени нет ни в одной адресной книге, а дом записан на другого человека.

– Мы умеем находить людей, мистер Босх.

Босх еще немного посверлил Слоуна взглядом, после чего сказал:

– Видите ли, Слоун, мистер Вэнс велел отчитываться только перед ним. Так что прошу меня простить.

Босх начал было закрывать дверь, но Слоун придержал ее.

– Вот это вы зря, – заметил Босх.

Слоун попятился и поднял руки.

– Приношу свои извинения, – сказал он. – Дело в том, что вчера мистер Вэнс заболел. Сразу после вашей с ним встречи. Сегодня утром он приказал мне узнать, удалось ли вам продвинуться.

– Продвинуться? В чем? – осведомился Босх.

– В деле, для которого вас наняли.

Подняв палец, Босх спросил:

– Побудете здесь минутку?

Не дожидаясь ответа, он закрыл дверь, сунул пачку документов под мышку и отправился к обеденному столу, где лежала карточка с телефоном Вэнса. Набрал номер, вернулся к двери и вновь открыл ее, слушая долгие гудки.

– Кому звоните? – спросил Слоун.

– Вашему боссу, – ответил Босх. – Вы предлагаете обсудить его дела. Хочу убедиться, что он не против.

– Он не ответит.

– В таком случае…

Телефон Вэнса, издав длинный писк, переключился в режим автоответчика. Приветственного сообщения не прозвучало.

– Мистер Вэнс, это Гарри Босх. Пожалуйста, перезвоните.

Босх продиктовал номер, коснулся иконки отбоя и вновь обратился к Слоуну:

– Одного понять не могу: с какой стати Вэнс прислал вас сюда, не сказав, на какую работу меня нанял?

– Говорю же, он заболел.

– Ну да. Тогда подождем, пока поправится. Передайте, чтобы он мне позвонил.

Босх прочел на лице Слоуна замешательство. Тот хотел сказать что-то еще. Босх ждал. Наконец Слоун разродился:

– У мистера Вэнса есть причины считать, что телефонный номер на карточке, которую он вам дал, уже небезопасен. Он хочет, чтобы вы отчитывались через меня. Я служу у него телохранителем уже двадцать пять лет.

– Что ж, пусть скажет мне эти слова при личной встрече. Когда выздоровеет, дайте знать, и я прискачу к нему во дворец.

С этими словами Босх громко хлопнул дверью, застав Слоуна врасплох. Тот снова постучал, но Босх уже тихонько открывал боковую дверь, ведущую к площадке для автомобиля. Он выскользнул из дома, так же тихонько открыл дверцу «чероки» и юркнул за руль. Как только завелся двигатель, Босх включил задний ход и стремительно выехал на улицу. У противоположной обочины стоял медно-красный седан. К нему спешил Слоун. Крутанув баранку, Босх сдал направо и рванул в гору мимо Слоуна – тот уже открывал дверцу своей машины. Теперь ему придется заехать на площадку возле дома, чтобы развернуться на узкой улочке. Дело небыстрое, и Босх успеет от него оторваться.

За двадцать пять лет Босх заучил все повороты Вудро-Вильсон-драйв наизусть, так твердо, что мог гонять здесь с закрытыми глазами. Вскоре он увидел знак «Стоп» у Малхолланд-драйв и, не останавливаясь, круто свернул направо – на дорогу, что змеилась вдоль горного хребта до Райтвуд-драйв. Босх то и дело поглядывал в зеркало, но не видел ни Слоуна, ни других преследователей. Еще раз свернув направо, он оказался на Райтвуд-драйв и помчался вниз по северному склону в сторону Студио-Сити. Выехал на бульвар Вентура и оказался в Вэлли.

Через несколько минут «чероки» остановился на обочине бульвара Вайнленд, у жилого комплекса под названием «Горный ветер». Старые обшарпанные корпуса стояли неподалеку от эстакады шоссе 101. Вдоль нее шла двадцатифутовая бетонная глушилка, но Босх подумал, что рев автомобильных моторов все равно гуляет по двухэтажному жилому комплексу не хуже горного ветра.

Что важнее всего, это не был дом престарелых. Абигейл Тернбулл жила в обычном многоквартирнике. Босху оставалось лишь выйти из автомобиля и постучаться к ней в дверь.