Текст книги "Пуля для адвоката"

Глава 19

Сценаристы то ли решили взять выходной, то ли ушли бастовать в другое место. Пост охраны в «Арчуэй пикчерс» мы миновали без проблем. Нина Альбрехт сидела впереди, так что все пропускали нас без звука.

Было уже поздно, студия почти опустела. Патрик остановился на площадке прямо перед бунгало Эллиота. Он впервые оказался в Голливуде и ошарашенно глазел по сторонам. Я сказал, что он может походить и посмотреть, только пусть держит телефон наготове, ведь я не знаю, как долго продлится встреча с клиентом, а мне еще надо успеть к дочери.

По пути в бунгало я спросил Нину, можно ли пообщаться с Эллиотом не в офисе, а где-нибудь в другом месте. Объяснил, что у меня много бумаг, а стол в его кабинете маловат. Она ответила, что проведет меня в зал заседаний и сходит за боссом, пока я раскладываю документы. Я согласился. На самом деле проблема заключалась не в документах. Лучше встретиться с Эллиотом на нейтральной территории. Пока я сидел в офисе у его стола, он чувствовал себя начальником. Во время нашей первой встречи это было совершенно ясно. Эллиот любил всегда быть главным. Но сейчас командовать должен я.

Мы вошли в просторный зал с двенадцатью кожаными креслами, стоявшими вокруг овального стола. Под потолком висел прожектор, одну стену занимал большой экран. Другие стены пестрели постерами фильмов, снятых студией. Наверное, тех, что принесли больше всего прибыли.

Я сел в кресло и начал вынимать папки из сумки. Полчаса спустя я все еще рассматривал бумаги, когда дверь наконец отворилась и появился Эллиот. Я остался сидеть, даже не протянув ему руку. Затем указал на кресло напротив.

Нина вошла следом и поинтересовалась, нужны ли какие-нибудь напитки.

– Нет, спасибо, – ответил я прежде, чем Уолтер успел открыть рот. – Мы должны поработать на трезвую голову и поменьше отвлекаться. Я скажу, если что-нибудь понадобится.

На мгновение Нина остолбенела, услышав ответ от меня, а не от своего босса. Она вопросительно взглянула на Эллиота, и тот молча кивнул. Секретарша вышла, закрыв дверь. Уолтер сел в кресло.

Я выдержал паузу, прежде чем заговорить.

– Я вас не понимаю, Уолтер.

– Не понимаете? Вы о чем?

– Например, о том, что вы с таким жаром говорите о своей невиновности, а сами не воспринимаете ситуацию всерьез.

– Ошибаетесь.

– Неужели? Вы хоть сознаете, что, проиграв дело, прямиком отправитесь в тюрьму? И никаких залогов больше не будет, поскольку речь идет о двойном убийстве? На вас просто наденут наручники и посадят за решетку.

Эллиот подался вперед:

– Я прекрасно понимаю свое положение.

– Что ж, в таком случае постарайтесь больше не опаздывать на встречи. У нас полно работы и очень мало времени. Знаю, вам надо управлять студией, но теперь это уже не является первоочередной задачей. В следующие две недели у вас будет лишь один приоритет – ваш процесс.

Эллиот молчал. Видимо, его первый раз в жизни ругали за опоздание и объясняли, что надо делать. Наконец он пожал плечами.

– Ладно, – буркнул Эллиот.

Мы расставили все точки над «и». Да, мы сидели в его студии и за его столом, но лидером являлся я. Потому что будущее Эллиота зависело от меня.

– Отлично, – произнес я. – Прежде всего хочу узнать, можем ли мы говорить свободно.

– Разумеется.

– Но вчера это было не так. Ясно, что Нина прослушивает ваш кабинет. Вероятно, это годится для деловых совещаний, но сейчас мы обсуждаем ваше дело. Я ваш адвокат, и никто не должен слышать, о чем мы беседуем. Даже Нина. Ее могут вызвать в суд, чтобы свидетельствовать против вас. Не удивлюсь, если она окажется в списке свидетелей со стороны обвинения.

Эллиот откинулся в кресле и поднял голову.

– Нина, – попросил он, – выключи внутреннюю связь. Если возникнет необходимость, я сам тебе позвоню.

Он взглянул на меня и развел руками. Я одобрительно кивнул.

– Спасибо, Уолтер. Теперь мы можем приступить к работе.

– Для начала один вопрос.

– Давайте.

– Если я правильно понимаю, то могу сейчас сказать, что я не убивал, а вы ответите, что вам безразлично, убивал или нет?

– Это не имеет значения, Уолтер. Важно, что обвинение может доказать…

– Нет!

Эллиот хлопнул ладонью по столу. Звук был громким, как выстрел. Я чуть не подпрыгнул, но вовремя сдержался.

– Мне надоело это адвокатское дерьмо! «Не важно, что я сделал, важно, что можно доказать». Чушь! Вы что, не понимаете? Это важно для меня. Я хочу, чтобы мне верили, черт возьми! Чтобы вы мне верили. Плевать мне на улики. Я этого не делал! Слышите? Вы мне верите? Потому что, если мне не верит мой собственный адвокат, у меня нет шансов.

Я знал, что Нина вот-вот примчится в зал и спросит, все ли в порядке. Откинувшись в кресле, я молча ждал, когда она появится и Уолтер закончит свою речь.

Через минуту дверь открылась и на пороге возникла Нина. Уолтер резким жестом приказал ей удалиться и потребовал не беспокоить. Дверь закрылась, и он уставился на меня. Я поднял руку, призывая его к молчанию. Настала моя очередь.

– Уолтер, всерьез меня интересуют только два момента, – холодно произнес я. – Знаю ли я, чего хочет обвинение, и что я могу этому противопоставить. – Я постучал пальцем по папке с материалами следствия. – Сейчас я знаю, чего они хотят. В суде нас ждет лобовая атака. Обвинение полагает, будто у них есть и возможность, и мотив. Начнем с мотива. Ваша жена крутила роман с любовником, и вас это возмущало. Кроме того, двенадцать лет назад вы заключили брачный контракт и не могли развестись, не потеряв половину состояния. Убийство было единственным способом решить проблему. Теперь насчет возможности. Полиция знает, в котором часу вы в тот день выехали со студии. Она сопоставила время и утверждает, что в момент преступления вы вполне могли оказаться в Малибу. Значит, у вас была возможность убить жену. Обвинение надеется, что наличия мотива и возможности хватит, чтобы убедить присяжных и выиграть дело, несмотря на то что прямых улик почти нет. Моя задача – внушить присяжным, что у обвинения много дыма, но нет огня. Если у меня это получится, вы выйдете на свободу.

– Все-таки я хочу знать, верите ли вы, что я невиновен.

Я улыбнулся и покачал головой:

– Уолтер, честное слово, это не имеет значения.

– Для меня имеет. Так или иначе, но я должен знать.

Я развел руками:

– Ну хорошо, Уолтер, я скажу вам, что об этом думаю. Я изучил ваше дело вдоль и поперек. Каждую страницу я прочитал по два, а то и по три раза. Буквально только что я вернулся из дома, где произошло несчастье, и тщательно осмотрел место преступления. Я все это проделал и пришел к выводу, что убийство вполне мог совершить кто-то другой. Значит ли это, что я верю в вашу невиновность? Нет, Уолтер, не значит. Мне очень жаль, но я уже давно занимаюсь адвокатской практикой и, если говорить честно, очень редко встречал невиновных клиентов. Поэтому самое большее, что я могу вам сказать, – «не знаю». А если вас это не устраивает, то легко найдете адвокатов, которые скажут вам все, что захотите, и не важно, верят они в это или нет.

Я откинулся в кресле и стал ждать ответа. Эллиот посидел, обдумывая мои слова, побарабанил пальцами по столу и кивнул.

– Ладно, видимо, это и впрямь лучшее, на что я могу рассчитывать, – буркнул он.

Я украдкой перевел дух. Дело оставалось в моих руках. Пока.

– Но знаете, во что я верю, Уолтер?

– Во что?

– В то, что вы от меня что-то утаиваете.

– Я? Утаиваю?

– Да, есть нечто такое, чего я не знаю, но вы это скрываете.

– Не понимаю, о чем вы.

– Вы слишком самоуверенны, Уолтер. Можно подумать, вы не сомневаетесь, что вас оправдают.

– Конечно оправдают. Я невиновен.

– Это еще ничего не значит. Невинных людей порой сажают за решетку; к сожалению, это факт. Даже невиновные боятся правосудия. Считают, что в системе произойдет какой-то сбой, она сработает как машина, которая находит вину во всех подряд, виновных или нет. А вы не боитесь, Уолтер. Вот что странно.

– Не понимаю, на что вы намекаете. Почему я должен бояться?

Я смотрел на него через стол, пытаясь по лицу прочесть, о чем он думает. Существовала какая-то деталь, пропущенная мной в документах или находившаяся только в голове Винсента. Но Эллиот предпочитал о ней молчать.

На данный момент меня это устраивало. Иногда лучше не знать то, что знает твой клиент, – ведь если выпустить джинна из бутылки, обратно его уже не затолкнешь.

– Ладно, Уолтер, – кивнул я. – Поговорим об этом позже. А теперь начнем работать.

Не дожидаясь ответа, я открыл папку с бумагами и пробежал взглядом по своим заметкам, набросанным на внутренней стороне обложки.

– Версия обвинения имеет четкую стратегию, построенную на уликах и свидетельствах. К сожалению, этого нельзя сказать о версии защиты.

– Что вы имеете в виду? Джерри говорил, что мы готовы.

– Боюсь, что нет, Уолтер. Вам не хочется это слышать, но документы свидетельствуют об ином.

Я перебросил ему через стол пару листочков. Он взглянул на них, но не стал читать.

– Что это?

– Ходатайство об отсрочке дела. Джерри написал его, но не успел отправить. Совершенно ясно, что он хотел отложить начало слушаний. На документе стоят время и дата – это произошло за несколько часов до его гибели.

Эллиот покачал головой и отодвинул от себя бумаги.

– Нет, мы все обсудили, и он сказал, что дело будет рассматриваться в срок.

– Это случилось в тот понедельник?

– Да, в понедельник. В последний раз, когда я с ним общался.

Итак, один из моих вопросов прояснился. Винсент фиксировал все свои разговоры с клиентами и отметил, что беседа с Эллиотом в день убийства длилась целый час.

– Вы беседовали в вашем офисе или у него?

– По телефону. В понедельник днем. С утра он оставил мне сообщение, и я ему перезвонил. Нина может назвать вам точное время, если желаете.

– Это было в три часа. Он беседовал с вами об отсрочке?

– Да, но я заявил: никаких отсрочек.

Разговор длился час. Интересно, как долго Винсент и Эллиот спорили на эту тему?

– Почему он собирался отложить слушания?

– Ему было нужно время, чтобы лучше подготовиться и, вероятно, оплатить свои счета. Но я сказал ему то же, что и вам. Мы готовы!

Я усмехнулся и покачал головой:

– Уолтер, не вы здесь адвокат, а я. Я просто пытаюсь объяснить, что не вижу в вашем деле надежной стратегии защиты. Мне кажется, именно поэтому Винсент намеревался отложить дело. У него не было своей версии.

– Это у обвинения нет своей версии.

Меня начал раздражать Эллиот и его попытки изображать юриста.

– Давайте я вам расскажу, как это работает, – вздохнул я. – И простите, если вам все известно. Судебные слушания состоят из двух частей. Сначала выходит обвинитель и представляет свою версию. Мы можем ее оспаривать и возражать. Затем эстафета переходит к нам, и тут мы должны выставить своих свидетелей и нарисовать альтернативную картину преступления.

– Ясно.

– Изучив материалы дела, я понял, что Джерри Винсент полагался больше на первую часть процесса, чем на вторую. Существуют…

– Постойте, это как?

– Джерри сосредоточился исключительно на версии прокуратуры. У него имелся подробный план насчет опровержения ее улик и ведения перекрестных допросов по всем пунктам обвинения. Но в адвокатской части дела ничего похожего я не обнаружил. У нас нет ни алиби, ни других подозреваемых, ни собственной картины убийства – ничего. По крайней мере, на бумаге. Вот почему я сказал, что у Винсента не было своей версии. Он когда-нибудь говорил, как намерен строить линию защиты?

– Нет. Мы собирались это обсудить, но его убили. Джерри уверял, что он над ней работает. У него есть какая-то «волшебная пуля», и чем меньше я буду знать, тем лучше. Он хотел рассказать обо всем ближе к суду, но не успел.

Я знал это выражение. «Волшебная пуля» равносильна билету на свободу. Она означает, что у защиты есть важный свидетель или улика, которые выскочат в нужный момент на суде и гарантируют оправдательный приговор. Но если у Винсента имелась подобная «пуля», почему ее не было в досье? И почему в тот понедельник он собирался просить об отсрочке?

– А вы не догадываетесь, что это за «волшебная пуля»?

– Джерри лишь упомянул, что у него есть нечто такое, что сотрет прокуратуру в порошок.

– Тогда не ясно, зачем он хотел отложить дело.

– Я уже объяснял – ему нужно было время для подготовки. А может, он надеялся вытянуть из меня побольше денег. Но я ему заявил: когда мы делаем фильм, то назначаем дату и фильм выходит в срок при любых обстоятельствах. И суд тоже должен начаться без отсрочек.

Я сидел и кивал, слушая слова Эллиота насчет невозможности отсрочки. Но мои мысли крутились вокруг пропавшего ноутбука Винсента. Может, «пуля» там? Или Джерри записал свой план в компьютер, ничего не оставив на бумаге? И не из-за этой ли «волшебной пули» его убили? Не обнаружил ли он нечто такое, из-за чего его решили устранить?

Но сейчас было время работать с Эллиотом, раз уж он сидел передо мной.

– Что ж, Уолтер, у меня пока нет «волшебной пули». Но если ее нашел Джерри, то найду и я. Обещаю.

Я небрежно взглянул на часы, стараясь показать, что незнание ключевого момента в деле Эллиота меня не беспокоит.

– Хорошо. Давайте перейдем к альтернативной версии.

– В смысле?

– В том смысле, что у прокуратуры есть своя версия, а у нас должна существовать своя. По мнению обвинения, вы были расстроены неверностью жены и грядущими финансовыми убытками при разводе. Поэтому вы поехали в Малибу и убили жену и ее любовника. Затем вы избавились от орудия преступления – спрятали или выбросили в океан – и позвонили в Службу спасения о найденных трупах. Благодаря данной версии прокуратура получает все, что ей нужно, – мотивы и возможность преступления. Однако, если не считать СПЧ, подкрепить данную версию им нечем.

– СПЧ?

– Следы пороховых частиц. В плане улик это самый важный аргумент.

– Но тест дал ложный результат! – резко возразил Эллиот. – Я не стрелял ни из какого оружия. Джерри сказал, что привлечет к делу известного эксперта, который камня на камне не оставит от их доказательств. Какую-то женщину из колледжа Джона Джея[8]8
  Имеется в виду колледж уголовной криминалистики имени Джона Джея при Нью-Йоркском университете.


[Закрыть] в Нью-Йорке. Она даст показания, что анализы в лаборатории провели плохо и неточно, поэтому и результат был неверный.

Я кивнул. Мне нравился его уверенный тон. В суде пригодится.

– Да, доктора Арсланьян, – подтвердил я. – Она собирается приехать. Но это не «волшебная пуля», Уолтер. Обвинение выставит своих экспертов, и они заявят, что лаборатория сработала отлично и тесты абсолютно правильны. В лучшем случае мы добьемся ничьей. А мотивы и возможность останутся на месте.

– Какие мотивы? Я любил жену и ничего не знал про Рилца. Я считал, он педик.

Я предупреждающе вскинул руку:

– Сделайте одолжение, Уолтер, никогда не называйте его так. Ни в суде, ни где-либо еще. Если хотите сказать про его сексуальную ориентацию, говорите «гей». Хорошо?

– Да.

– Так вот, обвинение заявит, будто вы знали про Йохана Рилца, и предъявит множество доказательств и свидетельств, что развод с женой мог стоить вам ста миллионов долларов и даже потери контроля над студией. Оно вобьет это в головы присяжных, и они решат, что у вас имелись очень веские мотивы для убийства.

– Чушь.

– Да, и я надеюсь это доказать. Все черное можно сделать белым, и наоборот. Нас ждет жаркая схватка, Уолтер. Начнется перестрелка, удары посыплются на них и на нас. Мы постараемся отразить все выпады, но их наверняка окажется слишком много, и тогда нам придется прибегнуть к альтернативной версии. Надо дать присяжным четкое объяснение, почему убили этих двоих. Следует отвлечь подозрение от вас и перенести его на другого.

– Как тот однорукий парень в «Беглеце»?

Я покачал головой:

– Не совсем.

Я вспомнил фильм и телесериал, который показывали позже. Но там действительно присутствовал однорукий. А я говорил об отвлекающем маневре, о фальшивой версии, от начала до конца выдуманной защитой. Ведь все клятвенные уверения Эллиота в невиновности меня не убеждали, по крайней мере пока.

Раздался звонок. Эллиот достал из кармана телефон и взглянул на экран.

– Уолтер, мы работаем, – заметил я.

Он молча убрал телефон. Я продолжил:

– Итак, во время первой части судебных слушаний мы проведем серию перекрестных допросов, чтобы внушить присяжным одну важную мысль. Когда тест на СПЧ оказался положительным…

– Ошибочно!

– Пусть так. Как только в полиции решили, что тест оказался положительным, все остальные версии отбросили. Следствие сфокусировалось на одном-единственном подозреваемом – на вас. Полномасштабное расследование превратилось в узконаправленное. В результате многие аспекты остались без внимания. Например, Рилц жил в нашей стране всего четыре года. Ни один детектив не отправился в Германию и не выяснил, чем он там занимался и не было ли у него врагов, которые желали его смерти. Другой момент. Никто не проверил его прошлое здесь, в Лос-Анджелесе. Рилц был вхож в дома самых богатых женщин Голливуда. Простите за грубость, но разве он не мог трахать других замужних клиенток так же, как вашу жену? А значит, нажить себе врагов среди богатых и влиятельных людей в городе?

Эллиот промолчал. Я нарочно задал вопрос в грубой форме, чтобы посмотреть, как он на него отреагирует и будет ли это вязаться с его уверениями в том, будто он любил жену. Но Эллиот его просто проигнорировал.

– Понимаете, к чему я веду, Уолтер? Практически с самого начала подозревали только вас. А мы перенесем внимание на Рилца. И сомнения станут расти как грибы после дождя.

Эллиот задумчиво кивнул, глядя на свое отражение в полированном столе.

– Но это не та «волшебная пуля», о которой говорил Джерри, – произнес я. – К тому же напирать на Рилца довольно рискованно.

Уолтер вопросительно поднял брови.

– Прокуратура знает, чего им не хватает. Обвинитель уже пять месяцев назад понял, что мы можем повернуть в данную сторону, и, если у него есть мозги – а я уверен, что есть, – давно успел к этому подготовиться.

– Но ведь все можно найти в материалах следствия?

– Не всегда. Подача материалов – особое искусство. В бумагах редко можно отыскать то, что имеет важное значение и на что следует обратить внимание. Джеффри Голанц – профессионал. Он знает, что нужно показать публике, а что лучше оставить при себе.

– Вы знакомы с Голанцем? Работали с ним в суде?

– Незнаком и никогда не выступал против него. Но мне известна его репутация. Он не проиграл ни одного процесса. Счет примерно двадцать семь – ноль в его пользу.

Я взглянул на часы. Время шло быстро, и мне следовало поторопиться, если я хотел успеть к дочери.

– Надо обсудить еще пару вопросов, – сказал я. – Вы собираетесь давать показания?

– Разумеется. Как же иначе. Я должен очистить свое имя. Пусть присяжные услышат, что я невиновен.

– Понимаю и ценю ваш пыл. Однако выступление в суде – нечто большее. Вам придется объяснить, что произошло, и тут у нас серьезные проблемы.

– Плевать!

– Вы убили жену и ее любовника?

– Нет!

– Тогда зачем поехали в дом?

– Я ее подозревал. Хотел вывести на чистую воду, а парню дать пинка под зад.

– И вы думаете, присяжные поверят, будто владелец огромной киностудии вдруг решил все бросить и отправиться в Малибу, чтобы шпионить за женой?

– Я не шпионил. Просто у меня имелись подозрения, и я решил их проверить.

– С оружием в руках?

Эллиот хотел что-то ответить, но осекся и промолчал.

– Видите, Уолтер? Едва начав говорить, вы поставили себя в уязвимое положение, а это нам ни к чему.

Он покачал головой:

– Я все уже решил. Преступники не дают показаний. А я выступлю и брошу им в лицо – я невиновен!

Последнюю фразу Эллиот отчеканил, рубя ладонью воздух. Мне нравилась его решительность. Это выглядело убедительно. Вероятно, он произведет впечатление на суд.

– Ладно, – сказал я. – Мы подготовим вас к выступлению, но подождем до адвокатского этапа слушаний, а там посмотрим.

– Все уже решено. Я выступлю.

Его лицо начало наливаться кровью. Я сообразил, что надо сбавить тон. Мне не хотелось, чтобы Эллиот давал показания, но запрещать я не имел права. Решение должен принимать клиент, и если Эллиот потом заявит, что я не позволил ему выступить, то адвокатская коллегия набросится на меня как рой разъяренных пчел.

– Послушайте, Уолтер, вы влиятельный человек. У вас своя студия, вы делаете фильмы и ворочаете миллионами долларов. Я все это прекрасно понимаю. Вы привыкли, что все ваши приказы принимаются без разговоров. Но когда дело касается суда, босс – я, а не вы. Решения по-прежнему за вами, но я должен быть уверен, что вы меня слышите и относитесь к моим советам серьезно. Иначе говорить дальше не имеет смысла.

Эллиот с силой протер ладонями лицо. Ему было нелегко.

– Хорошо. Я понял. Мы обсудим это позже.

В его голосе звучало недовольство. Ему не хотелось идти на уступки. Никто не любит делиться властью.

– Прекрасно, Уолтер, – кивнул я. – Надеюсь, мы больше не будем возвращаться к этой теме.

Я снова взглянул на часы. Осталось прояснить еще несколько вопросов.

– Я хочу добавить пару людей в нашу команду. Это…

– Нет. Я уже сказал – чем больше адвокатов, тем хуже. Посмотрите на Барри Бондса[9]9
  Барри Бондс – известный американский бейсболист, обвинявшийся в приеме наркотических веществ, а также в лжесвидетельстве и противодействии закону.


[Закрыть]. Есть кто-нибудь, кто сомневается в его виновности? А адвокатов у него больше, чем товарищей по команде.

– Уолтер, вы не дали мне договорить. Адвокаты тут ни при чем. Обещаю, что в суде за столом будут сидеть только двое – вы и я.

– Тогда о ком вы?

– О консультанте по отбору присяжных и о человеке, который поработает над вашим имиджем во время выступления.

– Не нужен мне консультант. Похоже, вы просто хотите раздуть свой штат.

– Женщина, которую я найму, будет сидеть на галерее. Никто ее не заметит. Она профессионально играет в покер и умеет читать по лицам. Ее помощь нам пригодится.

– Нет, все это ни к чему.

– Вы уверены, Уолтер?

Я потратил минут пять, пытаясь его переубедить и растолковать, что отбор присяжных – важнейшая часть процесса. При наличии только косвенных улик надо брать людей непредвзятых и с широким кругозором. Для них то, что говорит прокуратура и полиция, не является чем-то заведомо правильным и неоспоримым. Я добавил, что и сам имею большой опыт в отборе присяжных, но все-таки лучше обратиться к помощи эксперта, умеющего оценивать людей по лицам и жестам. В ответ Эллиот лишь покачал головой:

– Ерунда. Я целиком полагаюсь на вас.

Я смотрел на него еще несколько секунд, а потом решил, что на сегодня хватит. Остальное можно обсудить позднее. Ясно, что Эллиот для виду признает меня боссом в юридических вопросах, а сам намерен жестко гнуть свою линию.

Проблема заключалась в том, что подобное отношение вело его прямиком в тюрьму.