Текст книги "Последний койот"
Автор книги: Майкл Коннелли
Жанр: Триллеры, Боевики
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 7
Вернувшись в машину, Босх вытащил блокнот и пробежал взглядом свой списочек:
Конклин
Маккитрик и Эноу
Мередит Роман
Джонни Фокс
Он вычеркнул имя Мередит Роман и некоторое время внимательно смотрел на оставшиеся. Порядок, в котором они шли в списке, не совпадал с тем, в каком порядке он хотел с ними поговорить. Прежде чем пытаться подступиться к Конклину или даже Маккитрику с Эноу, нужно было раздобыть побольше информации.
Он вытащил из кармана куртки записную книжку и, достав из портфеля мобильный телефон, набрал номер Управления автомобильным транспортом в Сакраменто и представился лейтенантом Харви Паундзом. Назвав табельный номер Паундза, он попросил пробить Джонни Фокса. Дата рождения была записана у него в блокноте. В ожидании ответа он произвел в уме нехитрые подсчеты и получил, что Фоксу сейчас исполнился шестьдесят один год.
Ожидание между тем затягивалось, и он улыбнулся, представляя себе, как Паундз потом будет объясняться с начальством. В управлении не так давно ввели практику аудита обращений в службу предоставления информации. После того как в «Дейли ньюс» вышла статья о том, что полицейские повсеместно пользуются своими связями, чтобы по дружбе пробивать через Управление автомобильным транспортом нужных людей для дружественных репортеров и частных детективов, чьи наниматели не скупились на оплату издержек, новое начальство закрутило гайки и потребовало, чтобы все звонки и компьютерные запросы в службу информации управления регистрировались в специально введенной форме, в которой необходимо было указать для каждого такого обращения номер связанного с ним дела либо конкретную причину. Затем эти формы отправлялись в Паркер-центр и сверялись со списком выданных Управлением автомобильным транспортом за месяц сведений. Когда в процессе следующей такой сверки в списке появится имя лейтенанта Паундза, а соответствующей формы не окажется, ему придется объясняться с аудиторами.
Табельный номер лейтенанта Босх узнал из его служебного удостоверения, когда Паундз как-то раз опрометчиво оставил его приколотым к куртке, которую повесил на вешалку перед входом в кабинет. Он тогда на всякий случай занес номер к себе в записную книжку, решив, что когда-нибудь это может ему пригодиться.
Наконец вернулась служащая Управления автомобильным транспортом и сообщила, что в настоящее время на имя Джонни Фокса с датой рождения, которую сообщил Босх, никаких автомобилей не зарегистрировано.
– И частичных совпадений тоже никаких?
– Никаких, дорогуша.
– Лейтенант, мисс, – строгим тоном поправил ее Босх. – Лейтенант Паундз.
– Миз, лейтенант. Миз Шарп.
– Да уж, вам палец в рот не клади. Скажите мне, миз Шарп, сведения за какой срок хранятся в вашем компьютере?
– За семь лет. Еще вопросы?
– А как проверить записи за более ранний период?
– Никак. Если хотите заказать ручную проверку записей, пишите официальный запрос, лей-те-нант. Срок исполнения до четырнадцати дней. В вашем случае можете рассчитывать на максимум. Еще вопросы?
– Больше вопросов нет, но мне не нравится ваше отношение.
– Это взаимно. Всего наилучшего.
Босх захлопнул крышку телефона и расхохотался. Теперь информация о его обращении в транспортное управление точно никуда не денется. Уж миз Шарп за этим проследит. Скорее всего, фамилия Паундза будет первой в списке, поданном в Паркер-центр. Он набрал служебный номер Эдгара и застал бывшего напарника практически на выходе из участка.
– Гарри, что случилось?
– Ты чем-то занят?
– Нет. Ничего нового.
– Можешь пробить для меня одно имя? Я уже звонил транспортникам, но мне нужно, чтобы кто-нибудь порылся в компьютере.
– Э-э-э…
– Послушай, ты можешь или не можешь? Если ты беспокоишься из-за Паундза, то…
– Эй, Гарри, полегче. Что за муха тебя укусила? Я не сказал, что не могу. Назови имя.
Босх сам не понимал, почему отношение Эдгара так его взбесило. Он сделал глубокий вдох и попытался успокоиться.
– Джон Фокс. Джонни.
– Черт, да этих Джонов Фоксов как собак нерезаных. У тебя есть дата рождения?
– Да, есть.
Босх снова заглянул в блокнот и продиктовал Эдгару дату.
– Чем он тебе насолил? Как твои дела, кстати?
– По-всякому. Потом расскажу. Ты пробьешь его?
– Да. Я же сказал, что пробью.
– Ладно, у тебя есть мой мобильный номер. Если не дозвонишься, оставь сообщение на автоответчике на домашнем телефоне.
– Когда руки дойдут, Гарри.
– Погоди, ты же сказал, что ничем не занят.
– Ну да, но я все-таки работаю. Я не могу тратить все свое время на твои хотелки.
Босх на мгновение даже дар речи потерял.
– Знаешь что, Джерри, иди ты к черту. Я сам.
– Послушай, Гарри, я же не говорю, что я не…
– А я говорю. Ладно, все, проехали. Я не хочу подставлять тебя с твоим новым напарником или вашего бесстрашного начальника. Тебя ведь это смущает, да? Так что не надо мне этой лажи про работу. Ты ничем не занят. Ты собирался домой и сам прекрасно это знаешь. А, стой, или, может, не домой, а снова в бар с Бамси.
– Гарри…
– Все, давай, пока.
Босх захлопнул крышку телефона и некоторое время сидел неподвижно, дожидаясь, когда утихнет гнев, волнами исходивший от него, точно жар от решетки радиатора. Потом зазвонил телефон, который он все еще держал в руке, и Босху немедленно полегчало.
– Послушай, я был не прав, – произнес он в трубку, открыв крышку. – Все, проехали.
Последовало долгое молчание.
– Алло?
Голос был женский, и Босх немедленно смутился:
– Да?
– Детектив Босх?
– Да, прошу прощения, я думал, это другой человек.
– И кто же?
– А кто это?
– Это доктор Инохос.
– О! – Босх закрыл глаза и почувствовал, как гнев возвращается. – Чем могу вам помочь?
– Я звонила напомнить вам, что у нас завтра очередная сессия. В три тридцать. Вы приедете?
– У меня нет выбора, вы не забыли? И вам совершенно не обязательно каждый раз мне звонить, чтобы напомнить о сессии. Вы не поверите, но у меня есть ежедневник, часы и будильник. Я большой мальчик.
Едва успев договорить, Босх понял, что перегнул с сарказмом.
– Кажется, я позвонила в неудачный момент. Не буду…
– Да, именно так.
– …вам мешать. До завтра, детектив Босх.
– Всего доброго.
Он снова захлопнул крышку телефона и бросил его на сиденье машины. Потом завел двигатель и, выехав на бульвар Оушен-Парк, свернул оттуда на Банди-драйв и поехал в направлении шоссе номер 10. Уже подъезжая к виадуку, ведущему на шоссе, он увидел, что автомобили, движущиеся в восточном направлении, не едут, а едва ползут, а сам виадук забит машинами, ждущими своей очереди влиться в эту мертвую пробку.
– Твою ж мать, – выругался он в сердцах.
Он проехал по виадуку прямо, не выруливая с него на шоссе, потом свернул под эстакаду и по Банди-драйв доехал до бульвара Уилшир, после чего двинулся на запад, в направлении центра Санта-Моники. На то, чтобы найти место для парковки в окрестностях Третьей улицы Променад, у него ушло пятнадцать минут. После землетрясения он избегал пользоваться крытыми многоуровневыми паркингами и не хотел делать это сейчас.
«Ты не человек, а какое-то ходячее противоречие, – твердил Босх себе, наматывая круги по улицам в поисках свободного местечка для парковки. – Ты живешь в доме, который жилищная инспекция объявила готовым в любой момент сползти по склону холма, но при этом не желаешь пользоваться паркингом». Наконец ему удалось приткнуть машину у обочины напротив порно-театра примерно в квартале от Променада.
Самые горячие вечерние часы он провел, прочесывая три примыкающие друг к другу квартала, набитые уличными ресторанчиками, кинотеатрами и магазинами. Он зашел в «Кинг Джордж» на бульваре Санта-Моника, где, как он знал, любили бывать некоторые детективы из подразделения Западного Лос-Анджелеса, но никого из его знакомых там не оказалось. После этого он перекусил пиццей, купленной в уличном киоске, и стал наблюдать за людьми. На глаза ему попался уличный акробат, жонглировавший пятью мясницкими ножами. Босху подумалось, что он представляет, какие чувства жонглер при этом испытывает.
Он сидел на скамейке, глядя на текущие мимо потоки людей. Единственными, кто обращал на него внимание и останавливался перекинуться с ним словечком, были бездомные бродяги, и вскоре у него уже не осталось мелочи, которую можно было им дать. Босх чувствовал себя одиноким. Ему вспомнилась Кэтрин Регистер и ее слова о прошлом. Она сказала, что прошлое сделало ее сильной, но он знал, что источником спокойствия и силы может быть и печаль. Это был ее случай.
Он стал думать о том, что она сделала пять лет назад. У нее умер муж, она принялась подводить итоги собственной жизни и обнаружила прореху в воспоминаниях. Боль. Тогда она отправила ему открытку в надежде, что он, возможно, что-нибудь сделает. И этот план почти сработал. Он взял из архива дело, но у него не хватило силы, а может, слабости, чтобы открыть его.
Когда стемнело, он прошелся по Бродвею до «Мистера Би», нашел свободный табурет у барной стойки и заказал себе «глубинную бомбу»[3]3
«Глубинная бомба» – технология приготовления коктейля из пива и крепкого алкоголя, при которой рюмка с крепким напитком опускается в бокал с пивом.
[Закрыть] из пива с «Джеком Дэниелсом». На маленькой сцене в глубине бара играл квинтет. Солист вяло мусолил тенор-саксофон. Звучали последние аккорды «Do Nothing Till You Hear from Me», и Босх понял, что, видимо, пришел под самый конец представления. Саксофонист уже явно устал и не вытягивал. Звук получался смазанный.
Разочарованный, Босх отвел взгляд от музыкантов и сделал большой глоток пива. Потом посмотрел на часы и подумал, что если уйдет прямо сейчас, сможет добраться до дому без пробок, но остался сидеть. Он взял рюмку с виски и, опустив ее в бокал, от души отхлебнул ядерной смеси. Музыканты заиграли «What a Wonderful World». Петь ни один из них не вышел, но, разумеется, конкурировать с Луи Армстронгом не смог бы никто. Босха, впрочем, это не огорчило. Он знал слова наизусть.
От этих слов Босху стало еще более грустно и одиноко, но в этом не было ничего плохого. Одиночество было как тлеющий в мусорном бачке огонь, который сопровождал его большую часть жизни. Он жил так до Сильвии и сможет жить и дальше. Просто нужно время – и чтобы прошла боль потери.
За три месяца с тех пор, как она ушла, он получил от нее одну открытку – ту самую, из Венеции, – и ничего больше. Ее уход расколол его жизнь пополам. До нее работа всегда была для него устойчивыми рельсами, такими же незыблемыми, как закат над Тихим океаном. С ее появлением он сделал попытку уйти на другой путь – самый, пожалуй, отважный рывок за всю его жизнь. Но у него ничего не вышло. А теперь у него было ощущение, что он вообще окончательно сошел с рельсов. Внутри он чувствовал себя таким же рассыпавшимся на кусочки, как этот город. Разрушенным, казалось ему временами, на всех уровнях.
Он услышал женский голос, негромко напевавший слова песни, и, повернувшись, увидел в нескольких шагах от себя молодую женщину. Сидя на высоком барном табурете с закрытыми глазами, она пела – тихонько, практически про себя, но Босх все равно ее слышал.
Она была в короткой белой юбке с футболкой и в яркой жилетке, не старше двадцати пяти лет, и Босх был приятно удивлен, что она вообще знает эту песню. Она сидела очень прямо, закинув ногу на ногу и покачиваясь в такт саксофону. Запрокинутое лицо обрамляли темные волосы, а полуоткрытые губы делали его почти что ангельским. Босх подумал, что, совершенно растворившаяся в музыке, она просто прекрасна. Пусть, может и не самая чисто исполняемая, мелодия завладела ею, и он восхищался тем, что она позволила себе полностью отдаться моменту. У нее было лицо того типа, которое другие полицейские называли «непридельным». Такое прекрасное, что просто обречено было всегда служить защитой. Что бы она ни сделала и что бы ни сделали с ней, лицо будет ее счастливым билетом. Оно будет открывать перед ней все двери и закрывать их за ней. Оно позволит ей при любых обстоятельствах остаться не при делах.
Песня закончилась, и она открыла глаза и захлопала. До этого никто не аплодировал. А потом все в баре, включая и Босха, тоже начали хлопать – такой силой обладало «непридельное» лицо. Босх повернулся и сделал бармену знак повторить его заказ. Когда тот поставил перед ним бокал с пивом и рюмку с виски, он бросил взгляд в ту сторону, где сидела женщина, но ее уже не было. Он обернулся к входной двери ровно в тот момент, когда она захлопнулась. Упустил.
Глава 8
Домой он поехал через бульвар Сансет, чтобы прокатиться по городу. Машин было немного. Он просидел в баре дольше, чем планировал. Босх закурил и включил приемник на круглосуточный новостной канал. Передавали репортаж о том, что в Вэлли наконец-то открыли после землетрясения школу Грант-Хай. Ту самую, где преподавала Сильвия – до того, как уехала в Венецию.
Он устал, да и тест на алкоголь тоже, будучи остановлен, скорее всего, не прошел бы, поэтому, подъезжая к Беверли-Хиллз, сбросил скорость до разрешенной. Снисхождения от местной дорожной полиции ждать не приходилось, а ему сейчас вдобавок к временному отстранению не хватало только лишиться водительских прав.
На перекрестке с бульваром Лорел-Каньон он повернул налево и поехал по извилистой дороге, ведущей по холму наверх. Доехав до Малхолланд-драйв, он собрался повернуть направо на красный свет, но потом бросил взгляд влево, чтобы убедиться, что там нет машин, – и замер. Из зарослей кустов на обочине слева, где начиналась лощина, вышел койот и нерешительно поглядывал на проезжую часть. Других машин на дороге не было. Только Босх видел это.
Зверь был тощий и облезлый, измученный борьбой за выживание в городской черте. Туман, поднимавшийся из лощины, отражал огни фонарей и окутывал койота голубоватым светящимся ореолом. Некоторое время зверь пристально смотрел на машину Босха; красный свет светофора отражался в его глазах. На мгновение Босху показалось, что взгляд койота устремлен прямо на него. Потом зверь развернулся и исчез в голубоватой дымке.
Сзади требовательно загудел успевший подъехать автомобиль. Босх не заметил, как ему загорелся зеленый. Он махнул рукой в окно в знак извинения и повернул на Малхолланд, но практически сразу же съехал на обочину и, заглушив двигатель, вышел из машины.
Вечер был прохладный, и Босх, пока шел через перекресток к тому месту, где видел голубого койота, успел даже немного подмерзнуть. Он сам толком не понимал, зачем это делает, но страшно ему не было. Он просто хотел снова увидеть зверя. Остановившись на краю лощины, он заглянул вниз, в темноту. Теперь повсюду вокруг него была голубая дымка. Мимо проехала машина, и когда шум утих, он снова напряг слух и внимательно вгляделся в темноту. Но все было напрасно. Койот исчез. Босх вернулся к машине и поехал домой.
Позднее, уже лежа в постели с включенным светом после еще нескольких банок пива, он закурил последнюю на вечер сигарету и устремил взгляд в потолок. Он оставил свет гореть, но мысли его были о темной ночи. И о голубом койоте. И о женщине с «непридельным» лицом. Очень скоро все эти мысли вместе с ним самим уплыли в темноту.
Глава 9
Толком поспать Босху не удалось, и еще до рассвета он был на ногах. Последняя за вечер сигарета лишь чудом не стала последней во всей его жизни. Он уснул, так и держа ее в пальцах, и был разбужен резкой болью от ожога. Перевязав два пострадавших пальца, он попытался снова лечь спать, но у него ничего не получилось. Мешала пульсирующая боль и мысли о том, сколько раз ему приходилось расследовать смерти незадачливых алкоголиков, которые вот так же уснули с сигаретой в руке и в результате погибли в огне пожара. Интересно, что сказала бы об этом Кармен Инохос? Что это тоже симптом тяги к саморазрушению?
Когда сквозь плотные шторы начал просачиваться бледный свет, он наконец сдался и вылез из кровати. Пока в кухне варился кофе, он направился в ванную и заново перевязал обожженные пальцы. Накладывая свежую повязку, он бросил взгляд в зеркало и увидел, что под глазами у него залегли глубокие морщины.
– Черт! – выругался он себе под нос. – Что происходит?
Устроившись на террасе с тыльной стороны дома, он пил черный кофе и смотрел, как пробуждается сонный город. В утреннем прохладном воздухе терпко пахло эвкалиптами, которые росли чуть дальше в низине. За ночь с океана приполз туман, и в голубоватой дымке лишь смутно угадывались очертания холмов. Босх примерно час смотрел на то, как начинается утро, завороженный зрелищем, которое открывалось с террасы.
Лишь вернувшись в дом за второй чашкой кофе, он заметил, что на телефоне мигает красный огонек автоответчика. На нем оказалось два новых сообщения, которые, видимо, были оставлены накануне и которые он не заметил, приехав вчера домой поздно вечером. Он нажал кнопку воспроизведения.
«Босх, это лейтенант Паундз. Звоню вам во вторник, в пятнадцать тридцать пять. Должен уведомить вас о том, что на время вашего нахождения в административном отпуске и вплоть до прояснения вашего… э-э-э… статуса в управлении вы согласно пункту три дробь тринадцать правил внутреннего распорядка должны сдать служебную машину в гараж Голливудского отделения. У меня тут записано, что это четырехлетний «шевроле-каприс», номер один-а-а-три-четыре-ноль-два. Пожалуйста, немедленно свяжитесь с гаражом для возврата и проверки автомобиля. Неисполнение требования может привести к отстранению или увольнению. Повторяю, это приказ лейтенанта Паундза, время теперь пятнадцать тридцать шесть, вторник. Если какая-либо часть этого сообщения вам непонятна, обращайтесь за разъяснениями ко мне в бюро».
Судя по данным автоответчика, на самом деле сообщение было оставлено в четыре часа дня во вторник, видимо, прямо перед тем, как Паундз, закончив рабочий день, отправился домой. Да и черт с ним, подумал Босх. Все равно эта машина слова доброго не стоит. Пусть подавятся.
Второе сообщение было от Эдгара.
«Гарри, ты дома? Это Эдгар… Слушай, давай забудем про все, что сегодня было. Ладно? Я серьезно. Сойдемся на том, что я повел себя как мудак и ты повел себя как мудак, мы оба с тобой повели себя как мудаки, и на этом поставим точку. Ты мой напарник, и даже если окажется, что это уже в прошлом, я все равно многим тебе обязан. И если я когда-нибудь начну вести себя так, как будто я это позабыл, дай мне оплеуху, как сегодня. А теперь к плохим новостям. Я пробил этого Джонни Фокса по всем возможным базам. И везде по нулям. Национальный центр криминальной информации, Минюст, службу профилактики преступности, Управление по делам исправительных учреждений – все проверил. Он нигде не засветился. Похоже, он чист, если вообще жив. Ты говоришь, что на него даже не зарегистрирован ни один автомобиль, так что это либо не его настоящее имя, либо его уже нет в живых. Такие дела. Я не знаю, что ты затеял, но, если тебе понадобится что-нибудь еще, звони… И заезжай тоже, приятель. Я сейчас работаю с десяти до семи, так что ты сможешь застать меня дома, если…»
На этом сообщение обрывалось. Эдгар превысил разрешенный лимит времени. Босх перемотал пленку и налил себе кофе. После этого он вернулся на террасу и стал размышлять о том, где сейчас может находиться Джонни Фокс. Когда на него не нашлось никаких данных в Управлении автомобильным транспортом, Босх предположил, что Фокс может отбывать срок в тюрьме, где водительские права без надобности. Но Эдгар не обнаружил упоминаний о нем ни в базе Управления по делам исправительных учреждений, ни в любых других базах страны, куда заносились данные правонарушителей. Возможно, конечно, он исправился – ну или, как предположил Эдгар, был мертв. Босх, пожалуй, поставил бы на последний вариант. Таких, как Джонни Фокс, исправить могла только могила.
Альтернативой было идти в городской архив Лос-Анджелеса и искать там свидетельство о смерти, но без точной даты это было все равно что пытаться найти иголку в стоге сена. На это могли уйти недели. Босх решил, что сначала попробует прибегнуть к более легкому способу – отыскать его через «Лос-Анджелес таймс».
Он вернулся в дом и набрал номер журналистки по имени Киша Рассел. В отделе криминальной хроники та была новенькой и пока что пыталась пробиться. Несколько месяцев назад она сделала тонкую попытку завербовать Босха в качестве источника. Обычным среди репортеров способом сделать это было написать несколько статей о каком-нибудь пустяковом преступлении, которое совершенно не заслуживало столь пристального внимания. Однако в процессе они постоянно контактировали с детективами, что давало возможность постепенно заручиться их расположением и, если удастся, заполучить в качестве источников информации на будущее.
Рассел за неделю накропала пять статей об одном деле, которое расследовал Босх. Речь шла о домашнем насилии: муж, проигнорировав временный запрет приближаться к жене, которая от него ушла, заявился в ее новую квартиру на Франклин-авеню. Он притащил ее на балкон шестого этажа и скинул вниз, а затем сам сиганул следом. Во время работы над циклом она регулярно разговаривала с Босхом. Статьи получились глубокие и подробные. Это была хорошая работа, и Босх зауважал Рассел. Однако он понимал: она рассчитывает на то, что эти статьи и ее внимание станут тем фундаментом, на котором она сможет построить их дальнейшее сотрудничество. С тех пор не проходило и недели, чтобы она раз или два не позвонила Босху – поболтать, поделиться каким-нибудь слухом из жизни управления, полученным из других источников, и задать тот единственный вопрос, вокруг которого вертелась жизнь всех репортеров: «Есть что-нибудь интересненькое?»
Она сняла трубку с первого же гудка. Босх был удивлен, что застал ее в редакции в такую рань. Он-то собирался оставить ей сообщение на автоответчике.
– Киша, это Босх.
– Привет, Босх, как делишки?
– Да помаленьку. Думаю, ты обо мне уже слышала.
– Не во всех подробностях, однако знаю, что тебя временно отправили в отпуск. Но никто не рассказывает мне почему. Не хочешь поговорить об этом?
– Не очень. В смысле, сейчас не до того. Я хочу попросить тебя об одолжении. Если все получится, будет тебе материал для статьи. Я раньше работал с другими репортерами на таких условиях.
– Что нужно будет сделать?
– Прогуляться до морга.
Она простонала.
– Я имею в виду газетный морг. У вас в «Таймс».
– А, это уже лучше. Что тебе нужно?
– У меня есть одно имя. Оно давнишнее. Мне известно, что этот малый промышлял грязными делишками в пятидесятых и как минимум в начале шестидесятых. Но потом он исчез с радаров. Моя чуйка подсказывает мне, что он мертв.
– Тебе нужен некролог?
– Ну, я не уверен, что он из тех людей, чей некролог стали бы публиковать в «Таймс». Насколько я понимаю, он был довольно мелкой сошкой. Я скорее о том, что могла быть какая-то заметка, ну, если он умер не своей смертью.
– Ты имеешь в виду, если его замочили.
– Угу.
– Ладно. Я посмотрю.
Она явно была настроена рыть носом землю. Босх понимал: она рассчитывает, что, оказав ему эту услугу, тем самым укрепит их отношения и это окупится в будущем. Он не стал ее разубеждать.
– Как его звали?
– Джон Фокс. В обиходе Джонни. Последний раз он засветился в шестьдесят первом году. Он был сутенером. Человеческий мусор.
– Белый, черный, желтый или коричневый?
– Белый мусор, если можно так сказать.
– У тебя есть дата рождения? Это поможет сузить поиск, если в архивах обнаружится несколько Джонни Фоксов.
Он продиктовал ей дату рождения.
– Ладно, где тебя искать?
Босх дал ей номер своего мобильного телефона. Он знал, что она заглотит наживку. Номер отправится прямиком в список источников, который она хранила у себя на компьютере, точно золотые сережки в шкатулке. Ради того чтобы заполучить номер, по которому можно было связаться с ним практически в любое время дня и ночи, стоило покопаться в морге.
– Ладно, у меня сейчас встреча с редактором – я, собственно, только поэтому так рано и пришла. Но потом я займусь поиском. Я позвоню тебе, как только что-нибудь найду.
– Если вообще что-нибудь найдется.
– Ну да.
Повесив трубку, Босх закинул в рот горсть кукурузных хлопьев в сахарной глазури из коробки, которую достал из холодильника, и включил новости по радио. Газету он после землетрясения на всякий случай выписывать перестал: если бы Гауди, жилищный инспектор, вдруг без предупреждения явился бы рано утром и увидел торчащую из почтового ящика перед домом газету, он понял бы, что в доме, который он признал непригодным для проживания, кто-то живет. В новостях не оказалось ничего интересного. Во всяком случае, в Голливуде никого не убили. Он ничего не пропускал.
Его внимание привлек один репортаж, который передали сразу же после сообщения о дорожной обстановке. Осьминог из городского океанариума в Сан-Педро погиб после того, как, обвив щупальцем трубу, по которой в его аквариум поступала вода, выдернул ее из гнезда. Вся вода вытекла, и осьминог умер. Зоозащитники называли это суицидом, отчаянным протестом осьминога против жизни в неволе. Да уж, такое возможно только в Лос-Анджелесе, подумал Босх и выключил радио. Тут даже морские гады кончают с собой от безнадеги.
Он не спеша принял душ, постоял с закрытыми глазами под струями теплой воды. Уже после, бреясь перед зеркалом, не удержался от искушения и снова принялся разглядывать темные круги под глазами. Они казались еще более заметными и как нельзя лучше гармонировали с красными от вчерашних возлияний белками.
Босх положил бритву на край раковины и наклонился ближе к зеркалу. Кожа казалась бледной, как одноразовая тарелка из переработанного картона. Рассматривая себя оценивающим взглядом, он подумал, что когда-то ведь считался красивым мужчиной. Теперь это в прошлом. Он выглядел потрепанным жизнью. Возраст брал над ним верх, накладывая на внешность свой отпечаток. Он подумал, что напоминает одного из тех стариков, взглянуть на которых он приезжал после того, как их находили мертвыми в собственных постелях. В дешевых меблированных комнатах. В коробках из-под холодильников. Он куда больше напоминал себе мертвеца, чем живого человека.
Он открыл дверцу аптечного шкафчика, чтобы не смотреть на отражение, и, пошарив на стеклянных полочках, нашел пластиковый флакончик с глазными каплями. От души закапав в глаза, он полотенцем вытер с лица излишки и вышел из ванной. Шкафчик он оставил открытым, чтобы не смотреть снова на свое отражение.
Он надел свой лучший костюм, серый комплект-двойку и белую рубашку. Потом завязал малиновый галстук с узором из гладиаторских шлемов. Его любимый. И самый старый. Материал по краям уже расползался, но Босх упрямо надевал его два или три раза в неделю. Этот галстук он купил десять лет назад, когда ему впервые поручили расследовать убийство. Он закрепил галстук золотой булавкой с выгравированным на ней числом 187 – это был номер статьи Уголовного кодекса Калифорнии, в котором речь шла об убийствах. После этого он ощутил, как к нему возвращается собранность. Он снова почувствовал себя нормальным человеком, и к нему вернулась злость. Он готов был выйти в мир, и не важно, готов был мир принять его или нет.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
