Текст книги "Последний срок"

– Не скажу. Это только расстроит его. А если меня спросят, отвечу, что вы расследуете последний акт вандализма.

– Превосходно. И на что же покусились вандалы в последний раз?

– На мою машину. Написали на боку краской из баллончика: «Я люблю насильников детей». Те, кто живет по соседству, вышвырнули бы нас отсюда, если бы могли. Видите мужчину, который сидит напротив Клейтона? С повязкой на глазу?

Босх посмотрел и кивнул.

– Его поймали, когда он возвращался с работы и шел в наш центр от остановки автобуса. Местная банда – Т-Даб Бойз. Осколком бутылки они проткнули ему один глаз.

Гарри повернулся к ней. Он понял, что Анна имеет в виду банду латиноамериканцев, сформировавшуюся в районе Тахунга-Уош. Громилы из латиноамериканских уличных банд были известны своей беспощадностью и тем, что жестоко расправлялись с людьми с сексуальными отклонениями.

– Кто-нибудь арестован за это?

Анна иронически рассмеялась.

– Для того чтобы произвести арест, надо сначала заняться расследованием. Видите ли, ни один акт совершенного здесь вандализма или насилия не расследовался вашим управлением или другими органами.

Босх кивнул, не глядя на нее. Он знал, каково положение вещей.

– А теперь, – сказала врач, – если вопросов больше нет, я должна вернуться к работе.

– Вопросов больше нет. – Гарри кивнул. – Возвращайтесь, доктор Стоун, к своей благородной работе. А мы займемся своей.

9

Босх вернулся в управление из архива с кипой папок под мышкой. Был шестой час, и помещение оперативного состава почти обезлюдело. Чу отправился домой, что вполне устраивало Босха, – он и сам собирался покинуть работу, а дома изучить документы и диск с видеозаписью из «Шато-Мармон». Он уже укладывал папки в портфель, когда в помещение вошла Киз Райдер и направилась прямо к нему. Босх быстро закрыл портфель. Райдер не должна заметить, что документы в нем не касаются дела Ирвинга.

– Гарри, я считала, что мы должны быть на связи, – сказала она вместо приветствия.

– Будем, когда у меня найдется, что сообщить, – отозвался Босх. – И я приветствую тебя, Киз.

– Гарри, у меня нет времени на любезности. Шеф давит, а на него давит Ирвинг и все члены муниципального совета, которых он втравил в это дело.

– В какое?

– В то самое: они хотят знать, что случилось с его сыном.

– Я рад, что ты подставила плечи и взяла на себя эту ношу. Теперь следователи спокойно займутся работой.

Киз разочарованно вздохнула, и Босх, заметив на ее шее под воротничком блузки неровный шрам, вспомнил, когда ее ранили. Это случилось в тот последний день, когда она была его напарником. Он поднялся и взял со стола портфель.

– Уже уходишь? – удивилась Киз.

Босх показал на часы на стене:

– Почти половина шестого. Я заступил на службу в половине восьмого, а на обед потратил десять минут – поел на капоте машины. Считай как хочешь, но у меня два часа переработки, за которую город больше не платит. Поэтому иду домой, где больная дочь ждет, чтобы я накормил ее супом. Вот так, или собирай городской совет и пусть они выносят решение.

– Гарри, это я, Киз, почему ты так себя ведешь?

– Как так? Будто я сыт по горло тем, что в расследование впутывается политика? Признаюсь, у меня на руках еще одно дело: девятнадцатилетняя девушка изнасилована и убита на пляже. Ее тело объели крабы, но вот что странно – никто из муниципального совета меня не дергает по этому поводу.

Киз Райдер кивнула:

– Понимаю, Гарри, это несправедливо. Твой девиз: ценится каждый, или не ценится никто. И это кредо с политикой никак не вяжется.

Босх пристально посмотрел на нее. Киз смутилась.

– Что такое?

– Так это ты?

– Что я?

– Ценится каждый, либо не ценится никто. Ты превратила мою фразу в девиз и передала Ирвингу. А тот повел себя так, будто знал ее давным-давно.

Райдер удрученно покачала головой:

– Что за важность, Гарри? От Ирвинга явился человек и спросил, кто лучший следователь в отделе особо тяжких преступлений? Я ответила – ты. Но он пришел опять и сказал, что Ирвинг тебя не хочет из-за вашего прошлого. На это я ответила, что для тебя прошлое побоку, поскольку ты считаешь, что ценится каждый, либо не ценится никто. Вот и все. Если для тебя в этом слишком много политики, требую отставки в качестве твоего друга.

Босх посмотрел на нее. Райдер почти улыбалась, не допуская мысли, что он по-настоящему расстроен.

– Я подумаю и позже сообщу тебе.

Он вышел из своего закутка и направился по проходу.

– Подожди.

Гарри обернулся.

– В чем дело?

– Если не хочешь говорить со мной как друг, поговори как детектив. Что нового по делу Ирвинга?

Веселость исчезла из ее голоса, и лицо помрачнело. Киз начинала злиться.

– Мы ждем вскрытия. На месте преступления не обнаружено ничего такого, что позволило бы сделать конкретные выводы. Многое из того, что мы знаем, исключает несчастный случай. Мы имеем дело либо с самоубийством, либо с убийством. На мой взгляд, это скорее самоубийство.

Киз встала, подбоченившись.

– На каком основании отброшена версия несчастного случая?

Портфель Босха был набит папками. У него заболело плечо, и он переложил его в другую руку. Почти двадцать лет назад его ранили во время перестрелки в тоннеле, после чего ему сделали три операции, чтобы восстановить подвижность сустава. Пятнадцать лет плечо не беспокоило, но в последнее время стало снова болеть.

– Сын Ирвинга приехал в гостиницу без багажа. Снял одежду и аккуратно повесил в шкаф. Банный халат был брошен на стул на балконе. Он летел головой вниз, но не кричал – ведь ни один человек в отеле ничего не слышал. Он не пытался смягчить удар и не вытянул перед собой руки. По этим и другим причинам его смерть не кажется мне несчастным случаем. Если тебе нужно, Киз, чтобы это считали несчастным случаем, так и скажи. Только потом ищи себе другого следователя.

Райдер обиженно поморщилась.

– Как ты смеешь говорить мне такое? Я же была твоим напарником. Однажды ты спас мне жизнь. Разве я способна вовлечь тебя во что-то компрометирующее?

– Не знаю, Киз. Я пытаюсь выполнять свою работу, но вижу, что в этом деле слишком много интриг и политиканства.

– Не без этого, но тебя никто не подставлял. Шеф сказал тебе, что не собирается наживать на этом деле капитал. Я тоже. Я только хотела узнать, что у тебя нового, а в ответ получила… одно раздражение.

Босх понял, что его гнев и чувство неудовлетворенности направлены не на того человека.

– Если так, Киз, я верю тебе. И прошу прощения, что сорвался. Мне следовало понять: все, что связано с Ирвингом, обернется именно так. Пожалуйста, держи его подальше от меня, пока не получим результаты вскрытия. Это позволит прийти к какому-то заключению, и вы с шефом первыми узнаете о нем.

– Хорошо, Гарри, ты меня тоже извини.

– Завтра поговорим.

Босх уже собирался уйти, но вдруг вернулся и обнял ее одной рукой.

– Мир? – спросила Райдер.

– Конечно.

– Как твое плечо? Я заметила, как ты перекладывал портфель из руки в руку.

– Нормально.

– А что с Мэдди?

– Подхватила вирус, только и всего.

– Передавай ей привет.

– Непременно. До скорого, Киз.

Оставив ее, Босх отправился домой. Но, медленно продвигаясь с потоком машин по шоссе, с недовольством думал об обоих расследованиях. И досадовал на себя за то, что, поддавшись чувству, так обошелся с Райдер. Большинство копов, имея источник информации в центральном аппарате управления, ценили бы это. И он временами ценил. Но сейчас поступил с Кизмин несправедливо, хотя на это не было никаких причин. Надо будет загладить перед ней вину.

Босха тревожило и то, как он повел себя с доктором Стоун – так высокомерно отнесся к тому, чем она занимается. А ведь во многих случаях ценность ее работы выше, чем его. Она пытается предотвратить преступления. Старается делать все, чтобы люди не стали жертвами. А он держал себя с ней так, словно она сочувствует насильникам, хотя знал, что это неправда. Не многие в Лос-Анджелесе бьются за то, чтобы жизнь в их городе стала лучше и безопаснее. Стоун – одна из них, а он счел ее труд напрасным. Стыдно, думал Босх.

Достав телефон, он позвонил на мобильный дочери.

– У тебя все в порядке?

– Да, чувствую себя лучше.

– Мама Эшлин заглядывала к тебе?

– Обе заходили после школы, принесли кекс.

Утром Босх послал по электронной почте письмо матери подруги Мэдди и попросил о любезности.

– Тебе доставили домашнюю работу?

– Да. Но вот от этого мне точно не легче. Ты получил дело? Целый день не звонил, так что, думаю, получил.

– Извини, что не позвонил. А получил целых два дела.

Босх отметил, как ловко дочь уходит от темы домашней работы.

– Вау!

– Вот именно. Поэтому я немного задержусь. Заскочу в одно место, а потом сразу домой. Хочешь суп из «Джерри Дели»? Я буду неподалеку в Долине.

– Лучше куриную лапшу.

– Получишь. А если проголодалась, сделай себе до моего возвращения сандвич. И проверь, заперта ли дверь.

– Я все знаю, папа.

– И знаешь, где лежит «глок»?

– Знаю и умею им пользоваться.

– Вот это по-моему, девочка.

Босх разъединился и закрыл телефон.

10

Через сорок пять минут по загруженным транспортом улицам он вернулся в Панорама-Сити. Проезжая мимо дома на Буэна-Виста, Босх заметил свет за занавешенными окнами, где, как он предполагал, был кабинет, в котором он недавно побывал. И еще ему бросился в глаза проезд со стороны здания: он вел на огороженную стоянку за домом. На воротах висел знак, запрещающий вторгаться во владение, и по верху они были обвиты колючей проволокой.

На следующем перекрестке Босх повернул налево и вскоре оказался в переулке, который привел его к тылам зданий, выходящих фасадами на Вудман-авеню. Приблизился к автостоянке за Буэна-Виста и, подав к обочине, остановился у зеленого мусорного контейнера. Осмотрел хорошо освещенную стоянку, отметив, что ее окружает забор в шесть футов высотой. По его верху шли три ряда колючей проволоки. Рядом с мусорным контейнером Босх увидел калитку, но тоже обвитую колючей проволокой и запертую на висячий замок. Судя по всему, здесь тщательно соблюдали меры безопасности.

На стоянке он заметил всего три машины. Одна – четырехдверная с поврежденной краской на боку. Присмотревшись, Босх понял, что это не повреждение, а слой новой краски. На водительскую дверцу распылили не очень подходящий по оттенку белый аэрозоль, чтобы замазать граффити. Гарри догадался, что это машина доктора Стоун, которая до сих пор на работе. И еще он заметил, что на задней стене здания тоже смыты граффити. Рядом с дверью, на которой висели такие же предостерегающие таблички, как те, что он видел днем, к стене была приставлена лестница.

Босх заглушил мотор и вышел из машины.

Двадцать минут спустя, когда открылась задняя дверь и появилась доктор Стоун, он стоял, опираясь на багажник белой машины. Ее сопровождал мужчина. Заметив Босха, доктор Стоун и ее спутник остановились. Мужчина сделал угрожающий шаг вперед, но Стоун остановила его, положив ладонь ему на руку.

– Все в порядке, Рико. Это детектив, который приходил к нам раньше. – Она продолжила путь к своей машине. Гарри распрямился.

– Я не собирался пугать вас. Просто хотел поговорить.

Доктор Стоун замедлила шаг и обратилась к своему спутнику:

– Спасибо, Рико, с детективом Босхом мне ничего не угрожает. До завтра.

– Уверены.

– Да, благодарю.

– Тогда до завтра.

Рико направился к двери и своим ключом открыл замок. Дождавшись, когда он скрылся в здании, Стоун спросила:

– Детектив, что вы здесь делаете? Как вы сюда попали?

– Тем же путем, что громилы с краской. У вас проблемы с организацией охраны. – Он показал сквозь забор на зеленый мусорный контейнер. – Какой смысл в заборе, если рядом стоит штуковина, представляющая собой прекрасный трамплин для преодоления препятствия. Если я в моем возрасте сумел забраться сюда, то пятнадцатилетним пацанам это раз плюнуть.

Анна посмотрела на забор, и ее губы слегка изогнулись – ей стало ясно, что имел в виду Босх.

– Вы специально вернулись, чтобы проверить, хорошо ли охраняется наша автостоянка?

– Нет, я вернулся, чтобы извиниться.

– За что?

– За свое поведение. Вы занимаетесь благородным делом, а я держал себя так, словно вы сами – часть проблемы.

Анна была явно поражена.

– И тем не менее я не могу вам больше ничего рассказать о Клейтоне Пелле.

– Знаю. Но я здесь не для этого. Мой рабочий день кончился.

Она показала на «мустанг» по другую сторону забора.

– Это ваша машина? Как вы собираетесь к ней выбраться?

– Моя. А выбраться собираюсь так, как если бы был одним из членов досаждающей вам банды – воспользуюсь лестницей, которую вы так любезно предоставили тем, кто хочет перелезть через забор. Впрочем, хватит с меня акробатики. Надеюсь, вы откроете замок и выпустите меня?

Она обезоруживающе улыбнулась. Несколько прядей, выбившись из тщательно собранных на затылке волос, обрамляли лицо.

– К сожалению, у меня нет ключа от этого замка. Я с удовольствием посмотрела бы, как вы карабкаетесь, но могу подвезти.

– Отлично.

Босх сел на пассажирское сиденье ее машины, и они выехали через ворота на Вудман-авеню.

– Кто этот Рико? – спросил Гарри.

– Наш ночной дежурный. Работает с шести вечера до шести утра.

– Из соседей?

– Да. Хороший малый. Мы ему доверяем. Если что-то случается или кто-то ведет себя не так, он тут же звонит мне или директору.

– Прекрасно.

Они проехали по переулку, и Анна остановилась позади его машины.

– Беда в том, что мусорный контейнер на колесах, – сказала она. – Мы можем убрать его от забора, но контейнер точно так же можно подкатить обратно.

– Разве нельзя расширить ворота и держать контейнер внутри?

– Если мы внесем это предложение в бюджет, то получим одобрение года через три.

Босх кивнул. Бюрократия везде одна и та же – ее дело создавать бюджетный кризис.

– Тогда скажите Рику, чтобы убрал с контейнера крышку. Хулиганам не на что будет вставать. Это уже что-то даст.

– Попробуем, – согласилась доктор Стоун.

– И пусть Рико всегда провожает вас.

– Он так и делает. Каждый вечер.

Босх, взявшись за ручку дверцы, решил проверить свою интуицию. На пальце Анны не было кольца.

– Где вы живете? На севере или на юге?

– На юге. В Северном Голливуде.

– Я еду в «Джерри Дели» взять дочери куриной лапши. Давайте встретимся там и, может быть, поужинаем.

Она колебалась. Гарри видел ее глаза в свете тусклого отблеска приборной доски.

– Знаете что, детектив…

– Называйте меня Гарри.

– Думаю, Гарри, это не очень хорошая мысль.

– Вот как? Почему? Я говорил только о том, чтобы быстро перекусить сандвичами. Мне нужно спешить домой – везти суп.

– Потому что… – Анна запнулась и рассмеялась.

– Почему?

– Не знаю. Не важно. Хорошо. Встретимся там.

– Вот и славно. Тогда увидимся через несколько минут.

Босх вылез из ее машины и пошел к своей. Весь путь до «Джерри Дели» он смотрел в зеркальце заднего вида. Анна следовала за ним, но Босх не был уверен, что она не передумает и, скрипнув шинами, вдруг не свернет направо или налево.

Но Анна не передумала, и вскоре они сидели напротив друг друга за столом в отдельном отсеке. В хорошо освещенном зале Босх в первый раз рассмотрел ее глаза. В них застыла печаль, не замеченная им раньше. Возможно, это следствие ее работы: Анне приходится иметь дело с самыми низшими формами человеческой жизни – с хищниками, нападающими на малых и слабых. С теми, кого не терпит общество.

– Сколько лет вашей дочери?

– Тридцатого будет пятнадцать.

Анна улыбнулась.

– Она больна, не пошла в школу. А мне почти не удавалось проверить, как она там, – весь день был занят.

– Вы живете одни?

– Да. Ее мать, моя бывшая жена, умерла пару лет назад. И мне пришлось отказаться от одинокого образа жизни и начать воспитывать тринадцатилетнюю девочку. Это… интересно.

– Представляю.

Босх улыбнулся.

– Сказать по правде, мне нравится каждое мгновение, которое я провожу с ней. Она изменила мою жизнь к лучшему. Вот только не знаю, хорошо ли ей.

– Но ведь выбора нет. Так?

– Нет. В том-то и дело. Ей приходится жить со мной.

– Не сомневаюсь, она счастлива, даже если никак этого не показывает. Трудно понять девочек-подростков.

– Что правда, то правда.

Босх посмотрел на часы. Теперь его мучила совесть. Надо вернуться домой с лапшой хотя бы в половине девятого. Подошел официант и спросил, что они собираются пить. Босх попросил дать им то, на что уйдет меньше времени. Анна заказала половину сандвича с индейкой. А он – целый и еще суп.

– А вы как живете? – спросил он, когда они остались одни.

Анна сказала, что она уже больше десяти лет в разводе и с тех пор у нее была всего одна серьезная связь с мужчиной. Ее взрослый сын живет в районе Залива Сан-Франциско, но они редко видятся. Она привязана к своей работе в Буэна-Виста, где трудится четыре года после того, как решила, что в среднем возрасте ей пора круто изменить жизнь. Прежде ее медицинской специальностью был аутоэротизм. Год пришлось переучиваться, после чего она занялась теми, кто совершил преступления на сексуальной почве.

Босх заподозрил, что ее решение изменить специализацию и работать с самыми отвратительными членами общества – что-то вроде покаяния. Впрочем, мало зная ее, он не стал глубже в это вдаваться. Придется потерпеть: эту загадку он разгадает потом, если представится возможность.

– Спасибо за то, что вы сказали там, на стоянке, – улыбнулась Анна. – Большинство копов считают, что наших подопечных надо поставить к стенке и расстрелять.

– Ну, не без суда же.

Босх тоже улыбнулся, но она не увидела ничего смешного в его замечании.

– Каждый из этих людей – тайна. Я такой же детектив, как и вы. Пытаюсь понять, что с ними произошло. От рождения люди не насильники. Только не уверяйте меня, что вы так считаете.

– Не знаю. Я пришел к выводу, что мое дело – чистка. Мне известно, что в мире есть зло. Сам видел его. Но не знаю, откуда оно берется.

– Моя работа в том и заключается, чтобы выяснить это. Что случилось с этими людьми и заставило встать на такую дорожку. Если удается это выяснить, я могу им помочь. Если удается помочь, я действую на благо обществу. Большинство полицейских этого не понимают. Но после того, что услышала от вас сегодня вечером, решила, что вы понимаете.

Босх кивнул, смущенный тем, что скрыл от нее правду. Но Анна догадалась.

– Вы что-то недоговариваете.

Он удивился, что его так легко раскусили.

– Понимаете, я хочу загладить вину за свое поведение днем.

Анна нахмурилась, видимо, решив, что в приглашении на ужин есть какой-то подвох.

– Постойте, – быстро сказал Гарри, – это вовсе не то, о чем вы подумали. Я не лгал вам днем. Просто не сказал всей правды. Знаете, что за дело я расследую? С ДНК Пелла на теле жертвы? Убийство произошло двадцать два года назад.

Настороженность Анны сменилась замешательством.

– Понимаю, – продолжал Босх, – в этом мало смысла. Но это так. Его кровь обнаружили на теле девушки, убитой двадцать два года назад.

– Невозможно! Ему тогда было всего восемь лет!

– Знаю. Будем искать, не допустил ли кто-нибудь ляпа в цепочке – в лаборатории. Займусь этим завтра. Но я был обязан посмотреть на Пелла – ведь до того, как вы сообщили мне, что он гомосексуалист, он был идеальным подозреваемым. Правда, для этого ему еще следовало иметь доступ к машине времени или чему-нибудь в этом роде.

Подошел официант с заказом и супом в пакете. Босх сразу попросил счет, чтобы расплатиться и уйти, как только они закончат.

– И что вы хотите от меня? – спросила Стоун, как только они снова остались одни.

– Ничего. А вы что подумали?

– Стараетесь выпытать конфиденциальную информацию в обмен на сандвич с индейкой.

Гарри не понял, шутит она или говорит серьезно.

– Нет, просто думаю… мне что-то понравилось в вас. А я не так себя повел.

Анна долго ела молча. Он решил не давить на нее. Казалось, разговор об этом деле сковал их холодом.

– Во всем этом что-то есть, – наконец проговорила она. – Больше мне нечего сказать.

– Вам незачем идти на компромисс с собой. Сегодня я взял его досье в комиссии по пробации и контролю за условно-досрочно освобожденными. Там есть все заключения относительно его психики.

Анна фыркнула.

– Вы об оценках психиатров и инспекторов службы пробации на досудебном тесте? Их выводы не идут дальше подкожного анализа.

Босх предостерегающе поднял руку.

– Стоп, док. Речь вовсе не о том, чтобы принудить вас нарушить конфиденциальность. Давайте поговорим о чем-нибудь еще.

– Не называйте меня доком.

– Извините, доктор.

– Просто Анна.

– Хорошо, Анна. Так поговорим о чем-нибудь другом?

– О’кей, о чем?

Босх молчал, пытаясь сообразить, какую выбрать тему. Прошло несколько секунд, и они оба рассмеялись.

Но Клейтона Пелла больше не упоминали.