Текст книги "Пророк"

Может, нужно было спросить…

16

Когда Адам вернулся, Челси была во дворе, сыпала в кормушку для птиц семена подсолнуха – половина падала на землю, на сухие листья, потому что она пыталась одной рукой удержать пакет с семенами, а другой – кормушку. Адам придержал кормушку и спросил:

– Какого черта? Это не могло подождать до утра?

– Одна птица умерла.

– Что?

– Я нашла ее на крыльце. Она ударилась об оконное стекло. Знаешь, так иногда бывает.

– То есть врезалась в окно. А не умерла с голоду.

Челси пожала плечами, не впечатленная его логикой.

– Все равно. Я подумала, что нужно наполнить кормушки.

На ней были только свободные спортивные брюки и майка на бретельках; выходя в холодную ночь, она даже не подумала надеть куртку. Обычное дело. Челси любила холод, стремилась к нему. Однажды зимним утром Адам нашел ее на крыльце, в джинсах и бюстгальтере, – она выдыхала воздух и наблюдала за облачками пара, которые вылетали изо рта. Когда он спросил, какого черта она тут делает, Челси просто улыбнулась и ответила, что это упражнение для прочистки легких курильщика.

Наполнив кормушку, она повернулась к нему.

– Где ты был?

– Разговаривал с братом.

– Правда?

Адам кивнул, глядя, как она стоит босиком на опавших листьях, а под майкой проступают соски, как это часто бывало, и почувствовал, как его переполняет желание. Но ведь такие вещи должны со временем заканчиваться? Этот подростковый прилив гормонов… Но почему-то не заканчивались – с ней. И если б он мог контролировать себя, когда был подростком, если б не забыл о своих обязанностях…

– Что тебе хотел сказать Кент?

– Ерунда. – Встретив ее скептический взгляд, Адам обнял ее.

– Просто хотел поболтать?

– Да. – Он поцеловал ее, и она ответила на поцелуй. Потом отстранилась.

– Что ему на самом деле было нужно, Адам?

– Сказать, чтобы я не нарывался на неприятности, – ответил он, запустил пальцы в ее шелковистые волосы, откинул ее голову назад, как она любила, и прижался губами к ее шее.

– Перестань, – сказала Челси.

– Перестать что? – прошептал он, проводя языком по ее ключице. Его ладони скользнули вниз, к ее бедрам, крепко прижали ее тело к нему.

– Пытаться меня отвлечь. Это не поможет. – Но голос Челси стал тихим и хриплым, и теперь она тоже обнимала его, впиваясь ногтями ему в спину, еще крепче прижимая к себе.

– Ты же хочешь, чтобы я переключил свои мысли на что-то другое. Так ты сказала прошлой ночью.

– В данный момент мне нужны вовсе не твои мысли. К ним мы вернемся позже.

Адам поднял ее, Челси обвила его ногами, скрестив лодыжки за его спиной, и он отнес ее в дом. Она была легкой, и он мог бы донести ее до спальни, но они торопились. Пол гостиной был ближе.

* * *

До спальни они в конце концов добрались. Лежали рядом, все еще тяжело дыша, мокрые от пота, когда она прижала ладонь к его груди и приблизила лицо к его лицу, так что Адам чувствовал дыхание, слетавшее с ее губ, и спросила:

– Что изменилось?

– Что ты имеешь в виду?

– Твое настроение. Я не жалуюсь, поверь. Но что изменилось?

«Цель, – подумал он. – Теперь я знаю, куда бежать». Но сказал другое.

– Ты просто мне нужна. Понимаешь? И не допрашивай меня.

Она молчала, пристально глядя ему в глаза.

– Обычно после разговора с братом ты бываешь напряженным. Сегодня не так.

– Может, потому, что я догадался сначала выпить. – Выпивка показалась ему чертовски привлекательной идеей; он встал, налил себе виски и вернулся в кровать.

– Давай попробуем еще раз, – сказала Челси. – Спрошу по-другому. Почему ты не говоришь мне правду?

Адам молчал. Она взяла стакан с виски из его руки, сделала глоток. Он смотрел на татуировку чуть выше ее бедер, в самом низу живота, который у женщины под сорок не должен быть таким плоским. Это был кошачий глаз, золотистый, с черным контуром. Челси ненавидела кошек. Любила собак, ненавидела кошек – и сделала татуировку в виде кошачьего глаза. По крайней мере, для нее в этом был смысл. Сказала, что ей просто нравится рисунок. Глаз имел над Адамом власть, и ему это не нравилось. Он знал, кто сделал ей татуировку – ее муж, – и глаз как будто следил за ним по ночам, постоянно напоминая, что он в постели замужней женщины и что Тревис Леонард когда-нибудь вернется. И что потом? Будет ли Адам затаив дыхание ждать, пока того поймают на угоне машины и он снова угодит в тюрьму на долгую отсидку? Замечательная у него жизнь. Просто замечательная, черт бы ее побрал…

– Ты не убивал девушку, Адам, – сказала Челси.

– Рейчел.

– Что?

– Называй ее по имени. Она не девушка, не тело в морге, она…

– Ты не убивал Рейчел, – повторила Челси, не давая его гневу вырваться наружу. Он закрыл глаза. Вытатуированный глаз никогда не закроется, но Адам мог закрыть свои.

– Знаю. Но я не помог.

– Огромная разница. И как ты собираешься с этим быть? Исчезнешь?

– Я не собираюсь исчезать. И позабочусь о том, чтобы он не исчез.

– Он?

– Тот, кто это сделал.

– Пусть этим занимается полиция.

– Я не хочу ее заменять. Мне нужно кое-что другое.

– Адам…

– Гидеон Пирс должен был оказаться в тюрьме в тот день, когда убил Мэри.

– Значит, теперь ты борец за справедливость, так?

– Если мне придется спустить курок, я предпочитаю, чтобы ствол был у него во рту, а не у меня.

Челси долго смотрела на него.

– Он будет и там, и там.

– Лучше, чем просто один из нас.

Указательным пальцем она подняла его подбородок и заставила посмотреть себе в глаза. В комнате было темно, и они могли обменяться не взглядами, а лишь мерцающими тенями.

– Обратись за помощью, Адам. Поговори с кем-нибудь.

– Я его найду.

– Это не та помощь, которую я имею в виду. Тебе нужно найти…

– Мозгоправа, священника, врача с рецептурными бланками… Да, я знаю, о чем ты.

Челси убрала руку от его лица, и на несколько секунд в комнате повисла тишина.

– Полиции не понадобится много времени, чтобы узнать, что ты задумал. И тогда у тебя начнутся проблемы.

– Знаю.

– Но все равно не можешь остановиться? Даже на несколько дней, даже просто для того, чтобы отступить на шаг и понять, что все это…

– Нет, Челси. Я не могу остановиться.

Адам забрал у нее виски и допил, а потом они молча лежали рядом, в темноте и тишине.

* * *

Теплое дыхание около уха, прохладная ладонь на груди. Шепот. Адам хотел ответить, но мозг цеплялся за хмельной сон и напоминал, что завтра будет болеть голова, что зря он так налегал на спиртное. Виски – отличное средство, которое сегодня помогло ему погрузиться в объятия сна, но утром придется платить по счету, причем с процентами.

Значит, спать. Зарыться глубже, в самую темноту.

Ладонь теперь переместилась на плечо, и у нее отросли пальцы, а на пальцах были ногти, которые впивались в него. Снова шепот, на этот раз громче, почти во весь голос.

– Малыш. Адам.

Он хотел отвернуться, но Челси трясла его за плечо, и на этот раз она победила – сон отступал.

– Не приставай, – сказал он – вернее, попытался сказать. Голос был хриплым и приглушенным.

– Это мать Рейчел.

Адам открыл глаза, повернулся и увидел, что Челси прижимает телефон к груди, на которую падали отблески с экрана.

– Что?

– Она звонила пять раз. В конце концов я ответила. Она хочет с тобой поговорить.

Адам сел. Похмелье уже наносило пробные удары, но в крови было еще слишком много алкоголя, чтобы выходить на ринг.

– Давай. – Он протянул руку. Голос у него снова сорвался, и Адам откашлялся, чувствуя во рту вкус последней сигареты. Челси передала ему телефон и слезла с кровати. Будильник показывал двадцать минут четвертого. Адам вышел из спальни в гостиную, где тьму немного рассеивали лампы, обогревавшие контейнеры со змеями.

– Алло. – Он был доволен своим голосом, который звучал чисто и достаточно трезво.

– Не хотела вас будить, – сказала Пенни Гути, – но если вы так же хороши, как ваши обещания, то вам плевать. Так что, может, это самое подходящее время для звонка. Самое то.

Ее голос нельзя было назвать внятным или трезвым.

– Нормальное время. Вы в порядке?

– Нет, не в порядке. Вы это серьезно?

– Простите.

Он молча ждал.

– На этой неделе я похоронила свою дочь. – Голос женщины напомнил Адаму ее глаза, налитые кровью.

– Знаю.

Пенни помолчала несколько секунд. Потом снова заговорила. Теперь она старалась – проход пьяного по канату над пропастью слов, с распухшим неповоротливым языком в роли шеста для балансировки.

– Вы же не шутили, правда?

– Правда.

– И сможете это сделать?

– Собираюсь.

– Вы правда собираетесь его найти? И убить?

– Да, я его убью.

Адам увидел движущуюся тень и понял, что Челси стоит в двери спальни и смотрит на него, но не повернулся к ней. Он смотрел на змей, на их шевелящиеся кольца, и ждал, что еще скажет ему мать Рейчел Бонд.

– Пообещайте мне кое-что еще, – продолжила она. – Пообещайте, что позвоните мне, если его найдете. Вы можете это сделать? Сказать мне?

– Я его достану, – сказал он. – И вы узнаете, когда это произойдет.

Пенни закончила разговор, не дав ему больше ничего сказать. Когда Адам повернулся к спальне, Челси уже исчезла, а дверь была закрыта.

17

Родни Бова арендовал дом в трех кварталах от больницы, где работал инспектором по техническому обслуживанию. Утром во вторник его не было дома, и Адам дважды обошел квартал, разглядывая каждую машину. Не стоило игнорировать, что полиция установила за ним слежку. Похоже, хвоста не было. И уж точно никто не мог видеть двор дома. Адам подошел к нему сзади, перемахнул через ограду и с помощью металлической рулетки открыл замок на раздвижной стеклянной двери.

Натянув латексные перчатки и методично осматривая дом, вскоре он довольно много узнал о том, кем стал Родни Бова за годы, прошедшие после того, как поджег «Кадиллак» своего отчима и исчез из коридоров средней школы Чамберса. Он увлекался скачками, любил порнографию и был склонен к импульсивным покупкам; в доме имелось большое количество тренажеров – весь этот хлам, который ночная реклама предлагает за 19,99 доллара – если вы купите прямо сейчас, то будете выглядеть, как «морской котик». Судя по разбросанным по дому фотографиям, у Родни Бовы был живот, как у беременной женщины в третьем триместре, так что ему, похоже, больше нравилось покупать тренажеры, чем пользоваться ими. Типичная проблема для тех, кто переключается с порнофильмов на ночную рекламу. Двадцать минут в день на этой бандуре, купленной по скидке, и у меня тоже будет такая женщина, на которую я только что смотрел…

Компьютер Бовы был защищен паролем, а Адам понятия не имел, как преодолеть даже простейшую защиту. Очень жаль, потому что компьютер мог оказаться полезным. Сначала он подумал, что нужно унести его и найти человека, способного взломать пароль, но в конечном итоге отказался от этой идеи – по крайней мере пока. В данный момент лучше никак не вмешиваться в жизнь Бовы. Адаму было нужно, чтобы тот чувствовал себя комфортно и безопасно.

Поэтому он на время забыл о техническом прогрессе и принялся перебирать стопки старых писем и бумаг, внимательно просматривая все, что попадалось под руку, в надежде найти нечто, указывающее на связь с Рейчел Бонд. Надежда уже начала покидать его, когда Адам наткнулся на выписку по карте «Виза» за июль месяц и увидел перевод 100 долларов исправительному заведению Мэнсфилд.

Он стоял на кухне Бовы и озадаченно смотрел на выписку, пытаясь понять цель перевода. Слишком мало для залога даже в тюрьме округа, а это федеральная тюрьма. Из нее вас не выпустят и за миллион, не говоря уже о сотне долларов. Потом до него дошло: тюремный магазин. На счет заключенного деньги можно перевести не только почтой, но и с банковской карты. Через много лет после выхода из тюрьмы Родни Бова пополнял счет в тюремном магазине, помогая кому-то из заключенных.

Кому?

В остальных выписках было то же самое – сто долларов каждый месяц, во всех счетах, которые сохранил Бова, то есть в течение последних двух лет. Удивительное постоянство. Удивительная преданность.

Выплаты прекратились в августе. Причин может быть только две: либо Родни Бова решил больше не присылать деньги, либо получатель покинул Мэнсфилд.

Конец лета, когда Рейчел начали приходить письма… Возможно, освободившийся заключенный какое-то время жил у Бовы. Возможно, работал вместе с ним и ездил на Шедоу-Вуд-лейн, чтобы уложить кровельную дранку на крыше.

– Кто это, Родни? – прошептал Адам.

Он аккуратно положил выписки на место, еще раз обошел дом, проверяя, что все осталось на своих местах, затем вышел, вернулся к машине и позвонил Пенни Гути, спросив, могут ли они увидеться.

– Отлично, – ответила та. Сегодня ее голос был трезвым, но безжизненным. – Посмотрите полицию по телевизору, как и все остальные.

– О чем это вы?

– Пресс-конференция, – ответила женщина. – Они хотят рассказать всем, как умерла моя малышка. Как ее убили.

* * *

На ней была толстовка с капюшоном, слишком большая, скрывавшая ее почти полностью. Должно быть, Пенни немного вздремнула, но по ней этого не было видно. Когда Адам вошел, включенный телевизор транслировал пустую сцену.

– Можете смотреть. Я не хочу, – сказала Пенни, ушла в ванную и закрыла за собой дверь.

Адам не стал идти за ней. Он сел на диван рядом с пледом с кровати Рейчел и стал смотреть, как на сцену поднимается Стэн Солтер, с мрачным видом поправляет микрофоны, бросает взгляд на свои записи, поворачивается к камерам и рассказывает подробности, до которых так жадна публика, – те подробности, которых, по его мнению, они заслуживают. Были времена, когда Адам мог понять смысл таких пресс-конференций: люди думают, что жертва трагедии – одна из них, и поэтому проявляют интерес и участие. Те времена давно прошли.

Но сегодня, когда речь шла о Рейчел Бонд, его интерес не отличался от интереса тех, кто воспринимал убийство как зрелищный вид спорта. Только он не был зрителем.

Отчет о вскрытии готов, сказал Солтер. Рейчел Бонд задушили – отметки на шее указывают, что использовался полиэтиленовый пакет, закрепленный скотчем. На месте убийства пакет не нашли, но полиция уверена, что он был прозрачным.

Адам задумался, пытаясь понять, что это значит. Чокнутый ублюдок хотел видеть, как она умирает. Это было для него важно – видеть. Не пистолет, не нож, не дубинка, никакой крови.

Просто медленный ужасный конец, последний вдох, в котором нет кислорода, внезапное исчезновение того, что считалось само собой разумеющимся: у тебя будет воздух, чтобы дышать.

У нее не было воздуха. Его отняли.

Солтер объяснил, что владелец дома не входит в число подозреваемых и что дом пустовал. Он сообщил, что Рейчел отправилась туда в надежде встретиться с отцом, которого не знала, и что кто-то притворился ее отцом, отправив ей несколько писем. Он сказал, что следователи изучают все зацепки, анализируют улики; дополнительную информацию они предоставят тогда, когда сочтут нужным. Адам нашел пульт дистанционного управления и выключил телевизор. Когда звук пропал, дверь ванной снова открылась и на пороге показалась Пенни Гути.

– Наслушались?

– Да.

Женщина вернулась в комнату, села на диван рядом с Адамом и завернулась в плед Рейчел.

– Я хочу, чтобы вы это сделали, – сказала она.

– Знаю. Но мне понадобится ваша помощь.

– Тогда скажите, что вам нужно.

– Вы знаете что-то еще, что они не говорили? Вас спрашивали, кого вы подозреваете?

– Спрашивали, есть ли у меня идеи. Нет. Никаких имен они не называли.

– Никаких вопросов о людях, которые сидели в Мэнсфилде с вашим мужем?

– Джейсон не был моим мужем. Не называйте его так. Я не ношу его фамилию.

– Они задавали вопросы о людях, которые сидели в Мэнсфилде вместе с Джейсоном?

Она покачала головой.

– Вам что-нибудь говорит это имя: Родни Бова?

Пенни нахмурилась, потом снова покачала головой.

– Нет. А что? Кто он?

– Просто парень, который мог пересекаться с Джейсоном, – ответил Адам. – Возможно, ничего больше. – Он не хотел, чтобы Пенни сосредоточилась на этом имени – еще рано, – и поэтому не сказал, что Бова был также связан с домом, где убили ее дочь. И просто спросил, видела ли она другие письма.

– Да. Только это они мне и показали. У меня есть копии.

Полиция хотела, чтобы она внимательно прочла письма, изучила, обдумала и сказала, не возникло ли у нее подозрений.

– Могу я на них взглянуть?

– Да. – Пенни вышла и вернулась с маленькой стопкой листов. – Это Джейсон, – сказала она, отделяя два письма и отодвигая пепельницу, чтобы разложить их на столе. – Я их узнала, сразу же. От каждой страницы разит этим говнюком.

Первое письмо было достаточно невинным.

Спасибо за письмо. Твоя мама, наверное, не знает об этом, правда? Готов поспорить, ты не слышала обо мне ни одного доброго слова, по крайней мере от нее, поэтому я уверен, что она не знает. Я рад, что ты превращаешься в такую чудесную девочку. Надеюсь, жизнь у тебя сложится. Не трать свое время, беспокоясь обо мне. Я бы не хотел, чтобы ты приезжала сюда, и не знаю, что такого я могу тебе сказать, чего ты уже не слышала от других. Я не горжусь собой, и мне жаль, что ты с детства вынуждена стыдиться отца. Но сделанного не воротишь, Рейчел, я не могу вернуться назад и все исправить, так что я просто скажу, что мне жаль и что ты должна думать о себе. Похоже, ты делаешь правильный выбор. Продолжай в том же духе.

Джейсон.

– Говнюк, – повторила Пенни.

Второе письмо было еще короче. Краткая благодарность, напоминание, что матери Рейчел не понравится их общение, повторная просьба не приезжать, а затем совет хорошо учиться в школе и быть осторожной с парнями.

Третье письмо, по мнению Пенни, было написано кем-то другим.

– Видите, здесь он начинает выглядеть искренним, – сказала она. – Джейсон не способен даже притвориться искренним. Ему на всех наплевать, и он не дает себе труда даже скрывать это.

Да, тон отличался, но совсем чуть-чуть. Никакой спешки, просто осторожное выстраивание отношений. Терпение – первое, что приходит на ум. Тот, кто писал от имени Джейсона Бонда, был очень терпелив.

В следующем письме содержался осторожный намек на возможность скорого освобождения.

Готов поспорить, что твоя мать тебе не сказала, и, возможно, тебе тоже не следует ей говорить. Мы с ней больше не увидимся. Я хочу, чтобы ты это поняла. Не ради меня, а ради нее.

Это была первая проверка. Если б Рейчел сама была повнимательнее или обратилась к кому-нибудь за помощью, то узнала бы, что он еще не имеет права на условно-досрочное освобождение. Но ее ответ, по всей видимости, не оставлял сомнений, что она ни к кому не обращалась, а приняла эту новость, не проверив ее.

Жаль, что нельзя прочесть писем Рейчел. Джейсон Бонд выбросил те два, которые получил, и это говорило о нем все, что нужно было знать Адаму. Остальные, возможно, сохранились – на самом деле вероятность этого довольно велика; похоже, ее убийца был из числа любителей сувениров, – но узнать, что писала Рейчел, не было никакой возможности. Только догадаться по некоторым ответам, но это будут всего лишь догадки. Вероятно, единственным, с кем она говорила на эту тему, был ее парень. И еще Кент.

Его брат упоминался в следующих письмах.

Я очень рад, что ты решилась написать, Рейчел. Это была очень хорошая идея. Передай футбольному тренеру, что я ценю его понимание, его поддержку. Немногие люди на это способны. Он – особенный человек.

– Мог бы мне сказать, – заметила Пенни. – Ваш чертов брат мог бы поговорить с ее матерью, прежде чем поощрять такие вещи.

Адам не стал спорить.

– Она кому-нибудь об этом рассказывала? Кроме Колина Мирса и моего брата? Кому еще она доверяла?

– Она должна была доверять мне. Но не доверяла, и это моя вина. Она знала, как я отношусь к Джейсону. Может, мне не следовало быть такой непримиримой? Может, я должна была… поймите, он ужасный человек. Я настрадалась от него больше, чем от кого-либо, – пока на случилось это. И я просто хотела… защитить ее. Я не хотела, чтобы у него была возможность причинить ей вред, а он обязательно это сделал бы. Но может, мне нужно было сказать: «Рейчел, давай навестим отца; давай поговорим, почему тебе нужно держаться подальше от этого человека»? Может…

Голос ее срывался, словно наполняясь слезами, и она опустила голову, теребя пальцами молнию на толстовке.

– Я могла бы ей это сказать, понимаете? Но она прятала письма. Знала, что мне это не понравится. Она всегда была такой, моя Рейчел, не хотела меня огорчать…

Адам увидел, как слеза упала на тыльную сторону ее ладони, но не сделал попытки успокоить женщину.

– Хотите правду? – Она вновь подняла голову; ее глаза блестели от слез. – В моей жизни много дерьма. Я слишком много пью, слишком много курю, не могу удержаться на приличной работе, не слежу за домом. Но кое-что я всегда делала хорошо, понимаете? Любила свою девочку. Может, многие так не думают, не считают меня хорошей матерью, но…

– Она вас любила, – сказал Адам. – Вы это знаете. Вы только что сами это сказали. Она пыталась вас защитить, а вы пытались защитить ее. Никто из вас не виноват, а то, что произошло между вами… вы просто старались заботиться друг о друге. Помните это, Пенни. Вам нужно это помнить.

Она вытерла слезы пледом.

– Я думаю, что все кончено. Внутри у меня пустота. Ничего не осталось.

Адам молчал. Ничего не кончено. Она будет так думать, пока холодный рассвет не застынет в ледяной воде озера Эри. Пенни плакала, а он зажег сигарету и молча курил.