Текст книги "Крылья"

Она услышала мягкие шаги, приближающиеся к дому, и посмотрела на стену чуть выше своей головы. Там была укреплена клавиатура сигнализации с большой красной кнопкой «тревога». Если она нажмет эту кнопку, зазвучит сирена. Отпугнет ли она мужчину? Кейси не знала. Где эта чертова полиция? Сколько времени прошло?

Она вдруг поняла, что больше не слышит шагов. Она осторожно приподняла голову, ровно настолько, чтобы выглянуть в нижний угол окна.

Мужчина шагал по аллее, удаляясь от дома. Потом он повернулся и двинулся к улице в обход дома.

Продолжая пригибаться, Кейси торопливо вернулась в столовую. Мужчина, стоявший на лужайке, исчез. Кейси охватила паника. Куда он девался? На лужайке появился второй мужчина. Он окинул дом прищуренным взглядом и отправился к машине. Первый мужчина уже сидел внутри на пассажирском месте. Второй открыл дверцу и сел за руль. Мгновение спустя у багажника седана остановился черно-белый патрульный автомобиль. Казалось, непрошеные гости удивились, но не стали ничего предпринимать. Полицейские осветили их фарами, из машины выбрался патрульный. Несколько секунд он разговаривал с мужчинами в седане, потом те выбрались на улицу. Втроем они поднялись на крыльцо дома.

Кейси услышала звонок и открыла дверь.

– Мэм, ваша фамилия – Синглтон? – спросил молодой патрульный.

– Да, – ответила она.

– Вы работаете в «Нортон Эйркрафт»?

– Да…

– Эти джентльмены из отдела безопасности «Нортона». Их поставили охранять вас.

– Что?

– Хотите проверить их документы?

– Да, – сказала Кейси. – Хочу.

Полицейский включил фонарь, и двое мужчин протянули Кейси свои бумажники. Она узнала жетоны службы безопасности «Нортона».

– Просим прощения, мэм, – сказал один из охранников. – Мы думали, вы знаете. Нам ведено каждый час осматривать дом. Вы не возражаете?

– Нет, – отозвалась Кейси. – Ничуть.

– Чем еще могу служить? – спросил полицейский.

Кейси смущенно пробормотала слова благодарности и скрылась в доме.

– Не забудьте запереть дверь, мэм, – вежливо произнес охранник.

* * *

– Да, у моего дома тоже стоит машина охраны. Мэри перепугалась до полусмерти. Что происходит, черт возьми? До подписания коллективного договора еще два года!

– Я позвоню Мардеру, – сказала Кейси.

* * *

– Вас всех охраняют, – объяснил Мардер. – Как только профсоюзы начинают угрожать кому-нибудь из группы, мы приставляем ко всем телохранителей. Не беспокойся.

– Ты говорил с Брэллом?

– Да, я все ему растолковал. Однако потребуется немало времени, прежде чем мои слова достигнут ушей рабочих. А до той поры за вами будут присматривать.

– Хорошо, – отозвалась Кейси.

– Это всего лишь мера предосторожности, – сказал Мардер. – И ничего более.

– Хорошо.

– Ложись спать, – посоветовал Мардер и дал отбой.

ВТОРНИК

Глендейл 5:45 утра

Кейси проснулась с головной болью еще до того, как прозвенел будильник. Накинув купальный халат, она вышла в кухню, включила кофеварку и выглянула в окно. Голубой седан по-прежнему стоял напротив дома, внутри сидели двое. Кейси привыкла совершать по утрам семикилометровую пробежку, чтобы взбодриться перед рабочим днем, но сегодня решила воздержаться. Она понимала, что не должна позволить себя запугать, но не видела смысла рисковать.

Налив чашку кофе, она устроилась в гостиной. Сегодня все выглядело иначе, чем накануне. Вчера дом казался уютным, сегодня – крохотным, беззащитным, затерянным в глуши. Кейси порадовалась тому, что Эллисон уехала на неделю к отцу.

Кейси уже доводилось переживать периоды напряженных отношений с профсоюзами и рабочими, и она знала, что угрозы обычно заканчиваются ничем. Однако следовало соблюдать осторожность. Одной из первых наук, которые Кейси усвоила на «Нортоне», была та, что цеха завода – суровый мир, куда более опасный, чем даже сборочный конвейер «Форда». «Нортон» оставался одним из немногих предприятий, где зеленый выпускник колледжа мог получать до 80 тысяч в год, разумеется, со сверхурочными. Такие рабочие места были редкостью, и их оставалось все меньше. На заводе шла яростная борьба за вакансии. Если профсоюзы решили, что китайская сделка будет стоит рабочим их мест, они вполне могли сорвать контракт, пустив в ход любые, самые жестокие меры.

Кейси сидела, опустив чашку на колени. Она вдруг осознала, что боится ехать на завод. Она отставила чашку и отправилась в спальню одеваться.

Выйдя из дома и усевшись в свой «Мустанг», она увидела второй седан, остановившийся у багажника первого. Едва «Мустанг» вырулил на улицу, первый седан тронулся с места и покатил следом.

Значит, Мардер приставил к ней сразу две группы охраны. Одна для наблюдения за домом, вторая – лично за ней.

Должно быть, ситуация куда серьезнее, чем она полагала.

* * *

Кейси въехала на территорию завода с чувством безотчетной тревоги. Первая смена уже началась; огромная стоянка была забита машинами. Она остановилась у пропускного пункта номер семь, седан не отставал. Дежурный жестом велел Кейси проезжать и, по-видимому, подчиняясь какому-то незаметному сигналу, пропустил седан следом, не опуская перед ним шлагбаум. Кейси подкатила к своей парковочной площадке у здания администрации. Седан остановился рядом.

Кейси вышла из машины. Один из охранников высунулся из окошка.

– Желаю удачи, мэм, – сказал он.

– Спасибо, – ответила Кейси.

Охранник махнул рукой. Седан покатил прочь.

Кейси оглядела огромные серые ангары. К югу от нее возвышалось здание номер 64, в востоку – номер 57, в котором собирали легкие машины. Здание номер 121, малярный цех. К западу вытягивались ряды ремонтных ангаров, залитых лучами солнца, поднимавшегося над горами Сан-Фернандо. Такой знакомый пейзаж; Кейси провела здесь пять лет. Но сегодня огромное пространство, безлюдное в этот ранний час, внушало ей тревогу. Она заметила двух секретарш, входящих в здание администрации. Больше ни души вокруг. Кейси остро почувствовала собственное одиночество.

Она передернула плечами, отгоняя страхи. Пора взять себя в руки и приступать к работе.

«Нортон Эйркрафт» 6:34 утра

Роб Вонг, молодой программист вычислительного центра «Нортона», отвернулся от видеомонитора и сказал:

– Очень жаль, Кейси. Мы получили РПД, но от него мало проку.

Кейси вздохнула:

– Только этого не хватало.

– Так уж вышло.

Впрочем, Кейси не удивилась. Регистраторы полетных данных редко работают так, как положено. В прессе и на телевидении отказы «черных ящиков» объясняют поломками при падении. После того как самолет врезается в землю на скорости более тысячи километров в час, отказ оборудования представляется чем-то само собой разумеющимся.

Однако посвященные полагают иначе. Все знают, что РПД очень часто не срабатывают, даже если самолет не разбился. Причина состоит в том, что ФАВП не требует проверки его работоспособности перед каждым полетом. На практике регистраторы полетных данных проверяют от силы раз в год. Результат вполне предсказуемый: чаще всего они не работают.

Об этом знают все: ФАВП, НКТБ, авиакомпании и производители самолетов. Несколько лет назад «Нортон» провел выборочный контроль РПД, находящихся в эксплуатации. Кейси принимала участие в работе комиссии. Было обнаружено, что полностью исправен лишь один прибор из шести.

Почему ФАВП требует оборудовать самолеты регистраторами, не требуя вместе с тем поддерживать их в рабочем состоянии? Этот вопрос зачастую становился темой долгих споров в барах авиапредприятий, разбросанных от Сиэтла до Лонг-Бич. Нередко высказывалось циничное мнение, будто бы никто не заинтересован в работоспособности прибора. В стране нахрапистых юристов и падкой на сенсации прессы надежная объективная информация о причинах аварии сулила производителю одни неприятности.

– Мы делаем все, что в наших силах, Кейси, – сказал Вонг, – но показания регистратора весьма противоречивы.

– Что это значит?

– Если верить записи, третья шина данных вышла из строя за сутки до происшествия и сигналы потеряли блочную синхронизацию.

– Блочную синхронизацию?

– Да. Видишь ли, РПД записывает данные циклически, так называемыми блоками. Допустим, мы зафиксировали скорость движения машины. В следующий раз это показание будет снято через четыре блока. Если значения скорости в двух последовательных блоках резко различаются, то данные теряют синхронизацию, и мы не можем восстановить картину полета. Взгляни…

Он повернулся к монитору и застучал по клавишам.

– Как правило, показания РПД позволяют создать трехмерную картинку. Вот самолет, готовый отправиться в путь.

На экране возникло изображение N-22, словно сплетенное из проволоки. На глазах Кейси ячейки «каркаса» заполнились, и, наконец, он принял вид летящего лайнера.

– Отлично. А теперь мы введем данные, записанные в РПД…

Изображение самолета покрылось рябью. Он вовсе исчез с экрана, потом мелькнул еще раз, опять пропал, а когда появился вновь, его левое крыло отделилось от фюзеляжа и повернулось на девяносто градусов. Фюзеляж с правым крылом скользнул в сторону. Потом пропал хвост, самолет словно растворился, возник опять и вновь исчез.

– Компьютер пытается построить изображение машины, – продолжал Вонг, – но в полетных данных то и дело встречаются разрывы. Крыло не согласуется с фюзеляжем, а он в свою очередь с хвостом. Самолет разваливается на части.

– Что же делать? – спросила Кейси.

– Нужно восстановить блочную синхронизацию. Но это потребует времени.

– Сколько? Мардер вцепился в меня словно клещ.

– Работа может затянуться надолго, Кейси. Разве что экспресс-анализатор…

– На этом самолете его не оказалось.

– Что ж, коли вы и впрямь застряли, я передам запись ребятам из группы тренажеров и переподготовки пилотов. У них есть классные программы. Может быть, им удастся быстрее заполнить пробелы и объяснить, что произошло.

– Но, Роб…

– Я ничего не обещаю, Кейси, – сказал Вонг. – Уж очень плохая запись. Мне очень жаль.

Здание номер 64 6:50 утра

Ричман встретил Кейси у здания номер 64, и они вдвоем зашагали к ангару по залитой утренним солнцем площадке.

– Ты прежде работал в отделе маркетинга? – спросила Кейси.

– Да, – ответил Ричман. – В ту пору мне не приходилось вставать в такую рань.

– Чем ты там занимался?

– Почти ничем. Эдгартон загрузил весь отдел работой над китайским контрактом. Сплошные секреты, посторонние не допускаются. Мне поручили небольшое юридическое дельце с «Иберией».

– Много путешествовал?

Ричман самодовольно ухмыльнулся:

– Только по личным делам.

– Как это? – спросила Кейси.

– Поскольку в маркетинге для меня работы не нашлось, я ездил кататься на горных лыжах.

– Забавно. Куда именно?

– Вы катаетесь на лыжах? – спросил Ричман. – Лично я считаю, что после Гштаада лучшее место для горных лыж – Солнечная Долина. В Штатах, разумеется.

Кейси поняла, что Ричман уклоняется от ответа. Они вошли в боковую дверь и оказались в ангаре. Кейси то и дело ловила откровенно враждебные взгляды рабочих. Атмосфера в цеху была натянутая, напряженная.

– В чем дело? – спросил Ричман. – На нас смотрят волком.

– Профсоюзы считают, что компания передает стапели Китаю.

– Что значит – передает?

– Они думают, что администрация передает производство крыла Шанхаю. Я спрашивала Мардера. Он ответил отрицательно.

Рев клаксона эхом отразился от стен. Прямо над их головами двинулся с места желтый потолочный кран, и Кейси увидела, как первый из огромных контейнеров со стапелями поднялся в воздух на полтора метра и повис на толстых тросах. Контейнер был изготовлен из армированной фанеры. Он был шириной с дом и весил около пяти тонн. С десяток рабочих шагали по обе стороны контейнера. Подняв руки, они поддерживали его, не давая раскачиваться. Контейнер двигался к боковым воротам, где его ожидал трейлер.

– Если Мардер сказал «нет», так в чем затруднение? – спросил Ричман.

– Они ему не верят.

– Вот как? Почему?

Кейси посмотрела налево, туда, где рабочие упаковывали остальные стапели. Огромные голубые конструкции обертывали вспененным пластиком, обвязывали и укладывали в контейнеры. Кейси знала, что без обвязки и амортизации не обойтись. Хотя высота стапелей составляла шесть метров, они изготавливались с точностью до двух тысячных сантиметра. Перевозка стапелей сама по себе была искусством. Она вновь оглянулась на контейнер, плывущий в воздухе.

Люди, обступавшие его до сих пор, куда-то исчезли.

Контейнер двигался, забирая вбок. До него оставалось менее десяти метров.

– Ого, – сказала Кейси.

– Что такое? – спросил Ричман.

Кейси уже тянула его в сторону.

– Беги! – крикнула она, толкнув Ричмана вправо, под прикрытие решетчатых лесов под частично собранным фюзеляжем. Ричман уперся. Было ясно, что он ничего не понимает. – Беги! – вновь крикнула Кейси. – Сейчас сорвется!

Ричман побежал. Кейси услышала позади хруст трескающейся фанеры, потом с металлическим звоном лопнул первый трос, и гигантский ящик начал выскальзывать из подвесной системы. Едва Ричман и Кейси укрылись под лесами, послышался еще один удар, и контейнер рухнул на бетон. Во все стороны со свистом разлетелись щепки. Контейнер с гулом повалился набок. По цеху пронеслось громоподобное эхо.

– Ради всего святого! – воскликнул Ричман, поворачиваясь к Кейси. – Что это было?

– Так называемая акция саботажа, – ответила она.

Со всех сторон сбегались люди – неясные фигуры в облаке поднятой пыли. Слышались вопли, крики о помощи. Взревела сирена аварийного оповещения. У противоположной стены Кейси заметила Дуга Доэрти, который скорбно качал головой.

Ричман бросил взгляд через плечо и выдернул длинную щепку, вонзившуюся ему в куртку на спине.

– Ну и дела. – Он снял куртку и осмотрел прореху, просунув в нее палец.

– Это было предупреждение, – объяснила Кейси. – Заодно они испортили стапель. Теперь его придется распаковать и отправить в ремонт. Это означает задержку на несколько недель.

Цеховые инспекторы в белых рубашках и галстуках подбежали к толпе, окружившей рухнувший контейнер.

– Что будет теперь? – спросил Ричман.

– Запишут имена и накажут виновных, – ответила Кейси. – Но толку от этого… Завтра повторится то же самое. Саботаж ничем не остановить.

– Это была угроза? – спросил Ричман, натягивая куртку.

– Угроза всем, кто ведет расследование, – подтвердила Кейси. – Откровенное предупреждение: берегите головы и почаще оглядывайтесь по сторонам. Как только кто-нибудь из нас появится в цеху, начнут падать гаечные ключи и происходить самые разные неприятности. Отныне нам нужно соблюдать осторожность.

От толпы отделились двое рабочих и зашагали к Кейси. Один из них, приземистый и грузный, был одет в джинсы и красную клетчатую рубаху. Второй, повыше, носил бейсбольную каскетку. Рабочий в красной рубахе держал в руках стальную подпорку для электродрели, помахивая ей словно дубиной.

– Э-ээ… Кейси… – пробормотал Ричман.

– Я вижу. – Кейси не собиралась выказывать страх перед цеховыми головорезами.

Мужчины продолжали мерно шагать. Внезапно перед ними возник инспектор с блокнотом. Он потребовал предъявить нагрудные знаки. Мужчины остановились поговорить с ним, продолжая сверлить Кейси взглядами поверх его головы.

– Они ничего нам не сделают, – сказала Кейси. – Через час их и след простынет. – Она вернулась к лесам и подняла с пола свой портфель. – Идем, – велела она Ричману. – Мы опаздываем.

Здание номер 64. Совещание ГРП 7:00 утра

Присутствующие со скрежетом придвинули кресла к столу.

– Давайте начинать, – сказал Мардер. – Профсоюзы начали акцию протеста с целью воспрепятствовать расследованию. Не дайте им себя запугать. Пункт первый: погодные условия.

Секретарь раздала присутствующим копии отчета диспетчерской службы лос-анджелесского аэропорта, отпечатанного на бланке с надписью «Федеральная администрация воздушных перевозок/Отчет об авиапроисшествии».

Кейси прочла:

«Погодные условия в районе происшествия во время его возникновения:

Боинг-747/R рейс JAL054 следовал тем же курсом, что ТР545, тремястами метрами выше и опережая его на 15 минут. Сообщений о турбулентности с борта JAL054 не поступало».

«Сообщение, предшествовавшее инциденту:

Боинг-747/R рейс UAL829 сообщил о незначительной тряске в точке с координатами 40°00 сев. ш. и 165°00 зап. д. на высоте 10 500 метров. Это произошло в 120 милях к северу от ТР545 за 14 минут до его появления. Других сообщений о турбулентности с борта UAL829 не поступало».

«Первое сообщение после возникновения инцидента:

AAL722 сообщил о продолжительной тряске в точке с координатами 39°00 сев, ш, и 170°00 зап, д, на высоте 10 500 метров. AAL722 следовал курсом ТР545, отставая на 29 минут. Сообщений о турбулентности с борта AAL722 не поступало».

– Спутниковые карты еще не прибыли, но я думаю, что погодные данные говорят сами за себя. Три самолета, находившиеся неподалеку от места происшествия с Пятьсот сорок пятым в одно с ним время, не сообщали о каких-либо аномалиях, если не считать легкой тряски. Я исключаю турбулентность как причину инцидента.

Все закивали. Никто не стал спорить.

– Какие будут замечания?

– Пассажиры и члены экипажа подтверждают, что панель с требованием пристегнуть ремни была выключена.

– Все ясно. Итак, с погодой мы покончили. Что бы ни случилось с этой машиной, турбулентность здесь ни при чем. Что показывает РПД?

– Данные регистратора противоречивы, – ответила Кейси. – Их продолжают изучать.

– Что дал визуальный осмотр?

– В салоне серьезные повреждения, – сказал Доэрти. – Снаружи самолет не пострадал.

– Передняя кромка крыла?

– Никаких неисправностей не замечено. Сегодня самолет перегонят сюда, я проверю направляющие рельсы и фиксирующие штифты. Но до сих пор все, кажется, в порядке.

– Вы испытали поворотные плоскости?

– Все в порядке.

– Органы управления?

– То же самое.

– Сколько раз вы их испытывали?

– После того как Кейси передала нам слова пассажиров, мы по десять раз выпустили и втянули каждую плоскость. Все нормально.

– Кейси, тебе удалось что-нибудь вытянуть из пассажиров и стюардесс?

– Да, – ответила Кейси. – Одна пассажирка упомянула о легком рокоте, доносившемся со стороны крыла. Он длился десять-двадцать секунд…

– Черт побери, – сказал Мардер.

– …после чего самолет чуть задрал нос и свалился в пике…

– Проклятие!

– …потом круто взмыл вверх и снова провалился. Это повторилось несколько раз.

Мардер свирепо взирал на нее:

– Хочешь сказать, опять предкрылки? У N-22 по-прежнему трудности с предкрылками?

– Не знаю, – ответила Кейси. – Одна из бортпроводниц сообщила, что капитан говорил о нештатном выпуске предкрылков и что ему пришлось бороться за управление с автопилотом.

– Господи. Еще и автопилот?

– Пошел он к такой-то матери, – подал голос Бэрн. – Он меняет показания каждые пять минут. Диспетчеру он говорит о турбулентности, стюардессе – о предкрылках. Готов спорить, своему начальству он доложит что-нибудь еще. Истина в том, что мы не знаем, что произошло в кабине пилотов.

– Очевидно, выпуск предкрылков, – сказал Мардер.

– Это еще не факт, – возразил Бэрн. – Пассажирка, с которой беседовала Кейси, сказала, будто бы рокот доносился со стороны крыла либо двигателей. Верно?

– Верно, – ответила Кейси.

– Но, взглянув на крыло, она не увидела предкрылков, хотя должна была заметить их, если бы они были выпущены.

– И это верно, – согласилась Кейси.

– Но она не могла видеть двигатели, потому что они расположены под крылом, – продолжал Бэрн. – Возможно, выдвинулась решетка реверса. На крейсерской скорости это вызвало бы заметный шум. За этим следует внезапная потеря скорости, возможен сильный крен. Пилот струхнул, попытался выровнять самолет, переборщил – и дело сделано!

– Чем подтверждается выпуск решетки? – спросил Мардер. – Повреждена турбина? Лопнули патрубки?

– Вчера мы осматривали их, – ответил Бэрн. – Но ничего не обнаружили. Сегодня мы исследуем двигатели рентгеном и ультразвуком. Если есть повреждения, мы их найдем.

– Ясно, – сказал Мардер. – Будем проверять предкрылки и решетки, но нам нужно больше данных. Что с ЭНП, Рон? Что показывает запись сбоев?

Все повернулись к Смиту. Под взглядами коллег он ссутулился в кресле, словно пытаясь втянуть голову в плечи. Он откашлялся.

– Ну? – спросил Мардер.

– Э-ээ… да, Джон. В памяти курсопрокладчика зафиксированы рассогласования сигналов от левого и правого предкрылков.

– Значит, предкрылки были выпущены?

– На самом деле…

– И самолет начал дельфинировать. Вытряхнул душу из пассажиров и погубил трех человек. Ты это хотел сказать?

Молчание.

– Господи, – заговорил Мардер. – Где были ваши глаза? Считалось, что с предкрылками покончено четыре года назад. И вы хотите мне сказать, что они продолжают доставлять нам неприятности?

Присутствующие молчали, рассматривая стол, сбитые с толку и возмущенные гневом Мардера.

– Черт побери! – рявкнул Мардер.

– Джон, не надо кипятиться, – послышался негромкий голос Ван Трунга. – Мы упустили из виду очень важный фактор. Автопилот.

Повисла долгая тишина.

– Что – автопилот? – осведомился Мардер, буравя взглядом Трунга.

– Даже если предкрылки выпущены на крейсерской скорости, автопилот без труда удержит самолет в равновесии, – объяснил Трунг. – Он запрограммирован таким образом, чтобы справляться с подобными ошибками. Предкрылки выпускаются – автопилот вводит необходимые поправки – пилот видит предупреждающий сигнал и втягивает предкрылки. Тем временем полет продолжается как ни в чем не бывало.

– Может быть, он отключил автопилот.

– Наверняка. Только зачем?

– Может быть, автопилот вышел из строя, – сказал Мардер. – Может быть, ты допустил ошибку в программе.

Трунг ответил скептическим взглядом.

– Такое бывает, – произнес Мардер. – Год назад автопилот «Шарлотты» компании «ЮС Эйр» ни с того ни с чего накренил машину.

– Да, – согласился Трунг, – но программа здесь ни при чем. Наземная бригада извлекла процессор курсопрокладчика для ремонта, и когда его устанавливали обратно, не до конца вдвинули в гнезда штыри разъема. Электрический контакт то и дело прерывался.

– Но стюардесса Пятьсот сорок пятого утверждает, будто бы капитан боролся с автопилотом за управление.

– Этого и следовало ожидать, – ответил Трунг. – Как только полетные параметры выходят за допустимые пределы, автопилот берет управление на себя. Обнаружив необычное поведение самолета, он считает, что им никто не управляет.

– Это отражено на записи отказов?

– Да. Запись свидетельствует о том, что автопилот каждые три секунды пытался перехватить управление. Полагаю, капитан противодействовал ему, считая, что сам должен вести машину.

– Но этот самолет вел хороший пилот.

– Именно поэтому я согласен с Кенни, – сказал Трунг. – Мы не знаем, что случилось в кабине.

Все повернулись к Майку Ли, представителю компании-перевозчика.

– Как насчет опроса пилотов, Майк? – спросил Мардер. – Это можно устроить или нет?

Майк вздохнул, напуская на себя философский вид.

– Видишь ли, я немало времени просидел на совещаниях такого рода. И каждый раз вину пытаются свалить на отсутствующих. Такова человеческая натура. Я уже объяснил, почему экипаж покинул Штаты. Ваша документация подтверждает, что капитан – первоклассный пилот. Возможно, он совершил ошибку. Но, вспоминая историю N-22 – речь идет о трудностях с предкрылками, – я бы первым делом проверил самолет. И как можно тщательнее.

– Мы это сделаем, – заверил его Мардер. – Мы обязательно это сделаем, но…

– Ни одна из сторон не заинтересована в шумихе, – перебил Ли. – Вы сейчас думаете только об отложенной сделке с Пекином. Я вас понимаю. Но «Транс-Пасифик» тоже ценный клиент. Мы уже купили десять машин и закажем еще двенадцать. Мы организовываем все больше рейсов и ведем переговоры об участии в перевозках на территории Штатов. Нам не нужен скандал в прессе. Ни о самолетах, которые мы у вас приобретаем, ни о наших пилотах. Надеюсь, я выразился достаточно ясно.

– Ясно как божий день, – сказал Мардер. – Я сам не смог бы выразиться лучше. Ребята, вы получили распоряжения. Выполняйте. Мне нужны ответы.

Здание номер 202. ГТПП 7:59 утра

– Рейс 545? – переспросил Феликс Уоллерштейн. – Весьма тревожный случай. Очень, очень тревожный.

Уоллерштейн был седой, необычайно учтивый мужчина. Он приехал из Мюнхена и руководил группой тренинга и переподготовки пилотов с истинно немецкой деловитостью.

– Почему тебя так встревожил случай с Пятьсот сорок пятым? – спросила Кейси.

Уоллерштейн пожал плечами:

– Потому что я не понимаю, как такое могло произойти. Это невозможно.

Они вошли в широкие ворота и оказались в здании номер 202. Над их головами возвышались два тренажера, имитирующие пилотские кабины самолетов, находившихся в эксплуатации. Они представляли собой переднюю часть машины, поддерживаемую сложной системой гидравлических подъемников.

– Вы получили запись РПД? Роб сказал, может быть, вам удастся прочесть ее.

– Я пытался, – ответил Уоллерштейн. – Но безуспешно. Я бы не стал утверждать, что это невозможно, однако… А что показывает экспресс-анализатор?

– На этом самолете ЭАД не установлен.

– Ага. – Феликс вздохнул.

Они приблизились к пульту управления – ряду мониторов и клавиатур, протянувшихся вдоль стены. Здесь находились рабочие места инструкторов, наблюдающих за действиями тренирующихся пилотов. Сейчас были заняты два тренажера.

– Мы предполагаем, что в полете могли выдвинуться предкрылки, – сообщила Кейси. – Либо решетка реверса.

– И что же? – спросил Уоллерштейн. – Почему это вас волнует?

– У нас и раньше были неполадки с предкрылками…

– Да, но они уже давно устранены. Вдобавок выпуск предкрылков не мог вызвать такое серьезное происшествие. Погибли люди… Нет, ни в коем случае. Предкрылки не виноваты.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Я покажу тебе. – Он повернулся к инструктору, сидевшему за пультом. – Кто сейчас ведет N-22?

– Ингрэм. Второй пилот «Нортвеста».

– Какая у него квалификация?

– Средняя. Около тридцати часов налета.

На экране монитора кабельной телесети Кейси увидела мужчину лет тридцати пяти, сидящего в кабине тренажера.

– Где он сейчас находится? – спросил Феликс.

– Сейчас посмотрим. – Инструктор посмотрел на свой терминал. – Где-то в центре Атлантики. Эшелон девять ноль ноль, скорость восемь десятых числа Маха.

– Отлично, – сказал Феликс. – Иными словами, он летит на высоте девять километров, скорость восемь десятых скорости звука. Тренировка продолжается уже давно, до сих пор все было нормально. Пилот расслаблен, может быть, чуть-чуть вяловат.

– Так точно, сэр.

– Отлично. Выпусти предкрылки.

Инструктор протянул руку и нажал на клавишу.

Феликс повернулся к Кейси:

– Следи внимательно.

Несколько секунд лицо пилота оставалось спокойным и равнодушным, потом он подался вперед, явно встревоженный, и окинул хмурым взглядом приборы.

Феликс показал на экран инструктора и ряд компьютерных дисплеев.

– Здесь ты видишь все, что видит пилот. На дисплее курсопрокладчика загорелся сигнал выпуска предкрылков. Он его заметил. Самолет тем временем чуть задрал нос…

Завизжали гидравлические подъемники, и нос корабля приподнялся на несколько градусов.

– Ингрэм, как и положено, проверяет рычаг управления предкрылками. Рычаг поднят и зафиксирован, стало быть, предкрылки выпущены самопроизвольно…

Нос тренажера по-прежнему смотрел вверх.

– Ингрэм принимает решение. Времени у него достаточно. Автопилот удерживает машину в равновесии. Посмотрим, что придумал Ингрэм. Ага. Он решил поиграть с управлением. Он опускает рычаг предкрылков, затем поднимает его, рассчитывая погасить предупреждающий сигнал. Однако все остается по-прежнему. Он понимает, что в системе возник отказ, но сохраняет спокойствие и продолжает размышлять. Что он делает?… Вводит в автопилот другие параметры. Опускается ниже, уменьшает скорость… все правильно. Нос самолета все еще задран кверху, но теперь он летит в более благоприятных условиях. Ингрэм вновь опускает рычаг предкрылков…

– Может быть, достаточно? – спросил инструктор.

– Вполне, – ответил Феликс. – Мы выяснили все, что хотели.

Инструктор нажал клавишу. Тренажер принял горизонтальное положение.

– Итак, – сказал Феликс, – машина вернулась к нормальному полету. Ингрэм фиксирует отказ, чтобы сообщить о нем ремонтной бригаде, и продолжает лететь в Лондон.

– Но все это время самолетом управлял автопилот, – заметила Кейси. – Что произошло бы, если бы Ингрэм его выключил?

– Зачем ему это? Машина набрала заданную высоту и крейсерскую скорость. Автопилот работает уже по меньшей мере полчаса.

– И все же?…

Феликс пожал плечами и повернулся к инструктору.

– Выведи из строя его автопилот.

– Так точно, сэр.

Послышался звук сирены. На экране было видно, как Ингрэм, окинув приборы взглядом, положил руки на штурвал. Сирена умолкла; в кабине воцарилась тишина. Ингрэм продолжал держать штурвал.

– Теперь человек ведет машину? – спросил Феликс.

– Да, сэр, – ответил инструктор. – Высота восемь восемьсот, скорость семьдесят одна сотая Маха, автопилот отключен.

– Отлично, – сказал Феликс. – Выдвигай предкрылки.

Инструктор нажал клавишу.

На системном дисплее пульта управления тренажером замигал сначала желтый, потом белый индикатор выпуска предкрылков. Кейси заглянула в соседний экран и увидела, что Ингрэм подался вперед. Он заметил сигнал индикатора у себя в кабине.

– Итак, – заговорил Феликс, – мы видим, что нос машины опять задрался, но теперь Ингрэм сам управляет самолетом. Он берет на себя штурвал… очень мягко, чуть заметно… прекрасно. И вот машина опять выровнялась. Вот видишь, – продолжал он, поворачиваясь к Кейси и пожимая плечами. – Что бы ни случилось с Пятьсот сорок пятым, предкрылки не виноваты. И реверс тоже. В любом случае автопилот внес бы необходимые поправки и справился с управлением. Говорю тебе, Кейси, это происшествие – сплошная загадка.

* * *

Наконец они вновь оказались под открытым небом, и Феликс подошел к своему джипу, на крыше которого лежала доска для серфинга.

– Купил новую доску, – похвалился он. – Хочешь взглянуть?

– Феликс, – сказала Кейси. – Мардер начинает бесноваться.

– Вот как? Пускай беснуется. Он любит покричать.

– Как ты думаешь, что случилось с Пятьсот сорок пятым?

– Так. Давай говорить откровенно. Аэродинамика N-22 такова, что, если на крейсерской скорости происходит выпуск предкрылков и пилот берет управление на себя, машина становится очень чувствительной. Ты должна помнить, Кейси. Три года назад ты сама изучала это ее свойство. Однако сразу после вашего расследования все просчеты в конструкции предкрылков были устранены.

– Это верно, – отозвалась Кейси, возвращаясь мыслями к прошлому. – Мы создали специальную комиссию, которая проверила все случаи потери устойчивости N-22, и пришли к выводу, что чувствительность приборов управления здесь ни при чем.