Текст книги "Крылья"

Кейси подкатила к стеклянному зданию администрации, расположенному в центре завода. Остановившись на своей парковочной площадке, оставила мотор включенным. Она увидела молодого человека, похожего на студента в своем пальто спортивного покроя, галстуке, брюках защитного цвета и дешевых башмаках. Кейси выбралась из машины, и парень робко махнул ей рукой.

Здание номер 64 6:45 утра

– Боб Ричман, – представился он. – Ваш новый помощник. – Он сдержанно, вежливо пожал Кейси руку. Она не могла вспомнить, к какой ветви семейства Нортон принадлежит юнец, но сразу поняла, что это за тип: денег куры не клюют, разведенные родители, дорогая школа, серенький аттестат и непоколебимое ощущение избранности.

– Я – Кейси Синглтон, – сказала она. – Садись в машину. Мы опаздываем.

– Опаздываем… – проворчал Ричман, забираясь в салон. – Еще нет и семи.

– Первая смена приступает к работе в шесть, – заметила Кейси. – Большинство сотрудников ГК работают по заводскому расписанию. Разве в «Дженерал Моторс» не так?

– Не знаю, – ответил Ричман. – Я сидел в юридическом отделе.

– Бывал в цехах?

– Бывал, но старался не задерживаться.

Кейси вздохнула, подумав, что грядущие шесть недель покажутся ей вечностью.

– В последнее время ты работал у нас в сбыте?

– Да, несколько месяцев. – Он пожал плечами. – Торговля мне не по душе.

Подъехав к зданию номер 64, в котором строили широкофюзеляжные самолеты, Кейси спросила:

– Кстати, какая у тебя машина?

– «БМВ», – ответил Ричман.

– Придется заменить на американскую, – сказала Кейси.

– Почему? «БМВ» ведь делают в Штатах.

– «БМВ» только собирают здесь, – объяснила Кейси. – Прибыль оседает за рубежом. Наши механики отлично чувствуют разницу, они состоят в одном профсоюзе с рабочими-автомобилестроителями. Они не потерпят иномарку на заводской стоянке.

Ричман выглянул в окно:

– Хотите сказать, с моей машиной может что-нибудь случиться?

– Наверняка, – сказала Кейси. – Нашим парням палец в рот не клади.

– Я подумаю, – пообещал Ричман, сдерживая зевок. – Господи, рань-то какая. Куда мы спешим?

– На совещание ГРП. Оно назначено на семь часов.

– ГРП?

– Группа расследования происшествий. Всякий раз, когда случается неполадка на одном из наших самолетов, мы обязаны выяснить причину и дать рекомендации для ее устранения.

– Как часто вы собираетесь?

– Дважды в месяц.

– Так часто?

Тебе придется учить его буквально всему.

– На самом деле, – сказала Кейси, – два раза в месяц – это не так уж много. В мире эксплуатируется три тысячи наших машин. Когда в воздухе так много птичек, бывает всякое. А мы очень серьезно относимся к обслуживанию клиентов. Каждое утро мы проводим селекторное совещание с сервисными представителями во всем мире. Они сообщают нам о всех задержках рейсов, случившихся накануне. Как правило, их вызывают второстепенные причины, например, заклинило дверь туалета или перегорела лампочка в кабине пилотов. Но мы собираем все данные в ГК, анализируем их и передаем результаты в службу материально-технического обеспечения.

– Угу. – Было видно, что разговор уже наскучил Ричману.

– Но время от времени случаются происшествия, требующие вмешательства ГРП, – продолжала Кейси. – Что-нибудь серьезное, затрагивающее безопасность полетов. Судя по всему, именно это произошло сегодня. Если Мардер назначает совещание на семь утра, можешь быть уверен: речь пойдет отнюдь не о пустяках.

– Мардер?

– Прежде чем возглавить компанию, Джон Мардер руководил программой разработки N-22. Значит, что-то случилось с самолетом этого типа.

Кейси припарковала машину в тени здания номер 64. Над ними вздымался серый ангар высотой в восемь этажей и длиной около двух километров. Асфальт у входа в здание был усыпан использованными затычками для ушей. Механики носили их, чтобы не оглохнуть от грохота клепальных молотков.

Кейси и Ричман вошли в боковую дверь и оказались в коридоре, проходящем по периметру ангара. Через каждые полкилометра в коридоре небольшими группами были расставлены автоматы, торгующие разнообразной снедью.

– У нас найдется минутка для кофе? – спросил Ричман.

Кейси покачала головой:

– В цеху запрещено пить кофе.

– Кофе под запретом? – простонал Ричман. – Но почему? Из-за того, что его выращивают за границей?

– Кофе способствует коррозии. Алюминий его не терпит.

Кейси распахнула еще одну дверь, и они оказались в сборочном цеху.

– Господи боже мой! – пробормотал Ричман.

* * *

В свете флуоресцентных ламп поблескивали огромные корпуса возводимых аэробусов. Под сводчатой крышей в два ряда выстроились пятнадцать машин на разной стадии готовности. Прямо перед собой Кейси увидела механиков, устанавливавших на фюзеляж люк багажного отсека. Гигантские цилиндры фюзеляжа окружала паутина подмостков. Позади фюзеляжа вздымался лес сборочных стапелей – колоссальных конструкций, выкрашенных ярко-голубым. Ричман остановился под стапелем и поднял лицо, изумленно разинув рот. Стапель был шириной с дом и высотой в шесть этажей.

– Потрясающе, – сказал Ричман и спросил, указывая на широкую гладкую плоскость:

– Это крыло?

– Это вертикальный стабилизатор, – ответила Кейси.

– Что?

– Это хвост, Боб.

– Это – хвост?

Кейси кивнула.

– Крыло вон там. – Она указала в сторону. – Его длина составляет шестьдесят метров, почти футбольное поле.

Рявкнул клаксон. Один из потолочных кранов тронулся с места. Ричман повернулся посмотреть.

– Ты впервые в наших цехах?

– Ага… – Ричман вертел головой, оглядываясь по сторонам. – Просто удивительно.

– Да, крупные машины, – отозвалась Кейси.

– А почему они все зеленые?

– Чтобы предотвратить коррозию, каждый элемент конструкции покрывают эпоксидным компаундом. Детали алюминиевой обшивки тоже красят, чтобы их не поцарапали во время сборки. Они тщательно отшлифованы и очень дорого стоят. Покрытие остается на месте до тех пор, пока самолет не поступит в малярный цех.

– Это тебе не «Дженерал Моторс», – заметил Боб.

– Еще бы, – отозвалась Кейси. – Автомобиль – жалкая букашка по сравнению с самолетом.

Ричман удивленно посмотрел на нее.

– Букашка?

– Посуди сам, – сказала Кейси. – «Понтиак» состоит из пяти тысяч деталей, его изготавливают за две рабочие смены. Шестнадцать часов. Пустяк. Но это чудовище… – Она указала на самолет, нависавший над их головами, – …это совсем другой зверь. Широкофюзеляжный лайнер состоит из миллиона частей, на его изготовление уходит семьдесят семь суток. Ни один продукт в мире не может сравниться сложностью с летательным аппаратом. И ни один продукт не обладает такой надежностью. Возьми «Понтиак», погоняй его день за днем и посмотри, что получится. Он развалится через несколько месяцев. Мы строим машины с гарантийным сроком двадцать лет, а срок их службы вдвое больше.

– Сорок лет? – недоверчиво спросил Ричман. – Вы делаете их такими прочными, что они летают сорок лет?

Кейси кивнула.

– В мире до сих пор летает немало N-5s, а их производство было прекращено в 1946 году. У нас есть самолеты, выдержавшие два срока службы, иными словами, восемьдесят лет. «Нортон» делает такие машины. «Дуглас» делает такие машины. Больше никто. Ты понял, что я тебе сказала?

– Ух ты! – произнес Ричман, с натугой сглотнув.

– Мы называем этот цех птицефермой, – сообщила Кейси. – Самолеты так велики, что истинные размеры скрадываются. – Она ткнула пальцем вправо, где вокруг самолета хлопотали несколько групп механиков, посверкивая карманными фонариками. – Кажется, здесь совсем немного людей, верно?

– Да, немного.

– Так вот, у этого самолета работают около двухсот человек, достаточно, чтобы обслужить целый конвейер на автозаводе. И это всего лишь одна стадия производства, а у нас их пятьдесят. В настоящий момент в этом ангаре находятся пять тысяч человек.

Ричман удивленно покачал головой:

– А кажется, будто бы здание вымерло.

– К сожалению, ты отчасти прав, – сказала Кейси, – Цех сборки широкофюзеляжных машин загружен всего на шестьдесят процентов мощностей, причем три аэробуса – белохвостые.

– Белохвостые?

– Так называют самолеты, на которые не нашлось покупателя. Мы строим минимальное количество, только чтобы не останавливать производственную линию, но заказов не хватает даже для этого. Тихоокеанский рынок расширяется, но теперь, когда Япония в кризисе, заказов оттуда почти не поступает. А страны других регионов стараются эксплуатировать свои машины как можно дольше. В нашем деле очень велика конкуренция… Нам сюда.

Кейси торопливо зашагала вверх по металлической лестнице, Ричман шел следом. Они поднялись на площадку, потом еще на один пролет.

– Все это я рассказываю тебе для того, – заговорила Кейси, – чтобы ты уразумел цели нынешнего совещания. Мы трудимся не покладая рук. Люди гордятся своей продукцией. И им не по нраву, когда что-нибудь не в порядке.

Они ступили на подвесную галерею, проходящую под потолком цеха, и двинулись в сторону комнаты с большим окном, которая словно свисала с крыши. Они подошли к двери. Кейси повернула ручку.

– А вот это, – сказала она, – наша боевая рубка.

Боевая рубка 7:01 утра

Кейси обвела помещение взглядом, стараясь увидеть его глазами Ричмана, впервые пришедшего сюда. Просторная комната для совещаний, серое ковровое покрытие, круглый пластиковый стол, кресла из металлических трубок. Стены комнаты увешаны бюллетенями, картами, схемами и диаграммами. Дальняя стена почти целиком сооружена из стекла, оттуда открывается вид на сборочный цех.

В комнате находились пять мужчин в галстуках и рубашках с коротким рукавом, секретарь с блокнотом и Джон Мардер в синем костюме. Кейси удивилась, увидев его здесь: Мардер редко удостаивал ГРП своим присутствием. Загорелый мужчина лет сорока пяти, с пронзительным взглядом и зачесанными назад гладкими волосами, Мардер был похож на кобру, изготовившуюся к броску.

– Это мой новый помощник Боб Ричман, – сообщила Кейси.

Мардер поднялся на ноги.

– Добро пожаловать, Боб, – сказал он, пожимая Ричману руку и улыбаясь, что бывало нечасто. Разумеется, Мардер с его тонким политическим чутьем был готов увиваться вокруг любого члена семейства Нортонов, даже вокруг племянничка, который вряд ли задержится здесь надолго, и все же у Кейси возникло ощущение, что Ричман – фигура более значительная, нежели она полагала сначала.

Мардер представил Бобу людей, собравшихся у стола.

– Дуг Доэрти, конструкция и механика… – он указал на тучного мужчину пятидесяти пяти лет, с отвислым животом, нездоровым цветом лица, в очках с толстыми стеклами. Доэрти неизменно пребывал в мрачном расположении духа; он говорил унылым монотонным голосом, и, о чем бы его ни спросили, отвечал в том смысле, что дела идут из рук вон плохо, но дальше будет еще хуже. Сегодня он пришел в клетчатой рубашке и полосатом галстуке. Должно быть, его выдернули из дома прежде, чем он успел увидеться с женой. Доэрти кивнул Ричману печально и глубокомысленно.

– Нгуэн Ван Трунг, авионика… – Трунгу исполнилось тридцать, он был подтянутый, опрятный и собранный. Кейси любила его. Все вьетнамцы, работавшие на заводе, отличались редким трудолюбием. Группа авионики состояла из программистов, отвечавших за математическое обеспечение бортовых компьютеров. Это было новое поколение служащих компании: молодые, хорошо образованные, с хорошими манерами.

– Кен Бэрн, силовые агрегаты… – Кенни был рыжеволос, его лицо покрывали веснушки, подбородок вечно выпячен вперед, готовый к драке. За грубость и вспыльчивость Кена прозвали Изи Бэрном.[1]1
  Easy Burn – «легковоспламеняющийся» (англ.)


[Закрыть]

– Рон Смит, электросеть и радиотехника… – Лысый застенчивый Рон нервно теребил торчащие из кармана фломастеры. Он был великолепным специалистом – порой казалось, что он удерживает в голове всю невообразимо сложную схематику самолета, – но отличался болезненной робостью. Он жил в Пасадене с матерью-инвалидом.

– Майк Ли, представитель компании-перевозчика… – Мардер указал на хорошо одетого мужчину с коротко остриженными седыми волосами, в голубом блейзере и полосатом галстуке. Прежде Майк был военным летчиком и закончил службу в чине бригадного генерала. Сейчас он представлял на заводе интересы компании «Транс-Пасифик».

– И, наконец, Барбара Росс, женщина с блокнотом… – Секретарю ГРП было всего сорок лет, но она растолстела сверх меры и относилась к Кейси с неприкрытой враждебностью. Кейси старалась не обращать на нее внимания.

Мардер жестом предложил Ричману садиться, и Кейси заняла место рядом с ним.

– Пункт первый, – объявил Мардер. – Кейси обеспечивает взаимодействие ГК и ГРП, и, вспомнив, как она действовала, когда ДФУ дали ОРВ, я решил, что отныне она будет нашим пресс-секретарем. Есть вопросы?

Ричман ошеломленно помотал головой. Мардер повернулся к нему и объяснил:

– В прошлом месяце рейсу Даллас–Форт-Уорт было отказано в разрешении на взлет. Синглтон как нельзя лучше уладила это недоразумение с репортерами, и будет общаться с ними в дальнейшем. Все ясно? Теперь к делу. Барбара…

Барбара раздала присутствующим стопки документов, пробитые скрепками, и Мардер продолжал:

– «Транс-Пасифик», рейс 545. N-22, фюзеляж номер 271. Вылетел из гонконгского аэропорта «Кайтак» вчера вечером, в 22:00. Полет продолжался без каких-либо отклонений от нормы вплоть до пяти часов сегодняшнего утра, когда машина, по утверждению пилота, попала в зону сильной турбулентности…

– Турбулентность! – как один простонали инженеры, качая головами.

– …сильной турбулентности, которая вызвала экстремальные колебания тангажа.

– О боже, – пробормотал Бэрн.

– Лайнер совершил аварийную посадку в Лос-Анджелесе, где его ожидали машины «Скорой помощи», – продолжал Мардер. – По предварительным данным, пострадали пятьдесят шесть пассажиров, трое погибли.

– Это очень серьезно, – уныло забубнил Дуг Доэрти, хлопая ресницами за толстыми линзами очков. – Теперь на нас навалится НКТБ…

Кейси наклонилась к Ричману и зашептала ему на ухо:

– Национальная комиссия по транспортной безопасности, как правило, берет на карандаш все происшествия, повлекшие за собой человеческие жертвы.

– Но только не в этом случае, – возразил Мардер. – Речь идет о зарубежном перевозчике, вдобавок инцидент случился в международном воздушном пространстве. НКТБ по уши завязла в расследовании колумбийской катастрофы. Мы думаем, они предпочтут закрыть глаза на наше дело.

– Турбулентность! – презрительно фыркнул Кен Бэрн. – Это подтверждается?

– Нет, – ответил Мардер. – Когда произошел инцидент, борт находился на высоте одиннадцать километров. Ни одно судно, побывавшее в том районе и занимавшее тот эшелон, не сообщало о каких-либо затруднениях с погодой.

– Что показывают спутниковые погодные карты? – спросила Кейси.

– Еще не поступили. Ждем.

– А пассажиры? Капитан оповестил пассажиров? Была ли включена панель, требующая пристегнуть ремни?

– Пассажиров еще не опрашивали. Но, по предварительным сведениям, объявления не было.

На лице Ричмана вновь появилась озадаченная мина. Кейси черкнула в своем блокноте и повернула его так, что Боб мог прочесть:

Турбулентности не было.

– Пилота расспросили? – произнес Трунг.

– Нет, – ответил Мардер. – Экипаж посадили в транзитный самолет и отправили домой.

– Замечательно! – воскликнул Кенни Бэрн, швырнув карандаш на стол. – Только этого не хватало! Заварили кашу и смылись.

– Прошу вас осторожнее выбирать выражения, – ледяным тоном произнес Майк Ли. – От имени перевозчика заявляю: мы вынуждены признать, что члены экипажа действовали ответственно. У них нет никаких обязательств перед нами, но, учитывая, что у гонконгской администрации воздушных перевозок могут возникнуть вопросы, они поспешили вернуться домой.

Кейси написала:

Опросить экипаж представляется невозможным.

– Нам э-ээ… известно, кто капитан? – робко спросил Рон Смит.

– Да, – сказал Майк Ли. Он сверился с блокнотом в кожаном переплете. – Некто Джон Чанг. Сорок пять лет, проживает в Гонконге, шесть тысяч часов налета. Капитан корабля N-22, принадлежащего компании «Транс-Пасифик». Весьма опытный пилот.

– Вот как? – осведомился Бэрн, подавшись вперед. – Когда его тестировали в последний раз?

– Три месяца назад.

– Где?

– Здесь, – ответил Ли. – Инструкторы «Нортона», на тренажерах «Нортона».

Бэрн откинулся на спинку кресла, недовольно фыркнув.

– Какие оценки он получил? – спросила Кейси.

– Самые высокие, – сказал Ли. – Можете проверить экзаменационные ведомости.

Кейси написала:

Ошибка пилота исключается (?)

– Как вы думаете, мы сможем его опросить? – заговорил Мардер, обращаясь к Ли. – Он согласится побеседовать с нашим сервисным представителем в «Кайтаке»?

– Я уверен, экипаж пойдет нам навстречу, – отозвался Ли. – Особенно если вы предложите вопросы в письменном виде… Полагаю, мы получим ответы в ближайшие десять дней.

– Хм-мм… – недовольно протянул Мардер. – Так долго…

– Если мы не опросим пилота, могут возникнуть затруднения, – вмешался Ван Трунг. – Инцидент случился за час до посадки, а регистратор переговоров в кабине фиксирует лишь последние двадцать пять минут. Иными словами, РПК бесполезен.

– Верно. Но у вас есть еще РПД.

Кейси написала:

Регистратор полетных данных.

– Да. РПД у нас есть, – отозвался Трунг. Однако в его голосе сквозило сомнение, и Кейси понимала, почему. Регистраторы полетных данных славились своей ненадежностью. В представлении большинства людей эти загадочные «черные ящики» скрупулезно хранят все тайны полета, но на самом деле они зачастую попросту не работают.

– Я сделаю все, что в моих силах, – пообещал Майк Ли.

– Что мы знаем об этом корабле? – спросила Кейси.

– Самолет новый, – ответил Мардер. – В эксплуатации три года. Четыре тысячи часов налета и девятьсот циклов.

Кейси написала:

Цикл = взлет-посадка.

– Когда в последний раз производились регламентные работы? – мрачно осведомился Доэрти. – Боюсь, нам придется ждать отчет несколько недель.

– В марте, по программе «С».

– Где?

– В Лос-Анджелесе.

– Иными словами, работы скорее всего были проведены качественно, – сказала Кейси.

– Да, – подтвердил Мардер. – Итак, для начала у нас три версии – погода, человеческий фактор и технические неполадки. Какая неисправность N-22 могла вызвать такое поведение машины, будто она попала в зону турбулентности? Неполадки в органах управления?

– Да, конечно, – уныло произнес Доэрти. – Например, выпуск интерсепторов. Предкрылков, – поправился он, взглянув на Боба, как будто новый вариант термина мог тому лучше объяснить, о чем идет речь. – Придется проверить гидравлику, приводящую в действие все поворотные плоскости.

– Авионика?

Трунг писал что-то в блокноте:

– В настоящий момент меня больше всего занимает вопрос, почему автопилот не перехватил управление. Сказать более определенно можно, лишь изучив содержимое РПД.

– Электроника?

– Вероятно, предкрылки были выпущены из-за замыкания в схеме, – ответил Рон Смит, качая головой. – Я имею в виду, такую возможность нельзя исключать…

– Двигатели?

– Да, двигатели тоже нужно проверить, – сказал Бэрн. – Если во время полета выдвинулась решетка реверса, машина потеряла бы устойчивость. Но в таком случае неизбежны повреждения турбины. Если они есть, мы их обнаружим.

В блокноте Кейси осталась запись:

Управление – выпуск предкрылков, гидравлика – выпуск предкрылков, авионика – автопилот, электроника – замыкание в схеме, двигатели – решетка реверса.

Причиной происшествия мог оказаться сбой практически в любой системе корабля.

– Вам предстоит немало потрудиться, – сказал Мардер, поднимаясь из-за стола и собирая бумаги. – Не стану вас задерживать.

– Какого черта, Джон, – подал голос Бэрн. – За месяц мы докопаемся до самой сути. Я совершенно спокоен.

– А я – нет, – отозвался Мардер. – У нас нет месяца. Только неделя.

В комнате поднялся шум:

– Неделя?

– Какого черта, Джон!

– Прекрати, Джон, ты ведь знаешь, что ГРП всегда требует месяц!

– Но только не сейчас, – сказал Мардер. – В прошлый четверг китайское правительство вручило нашему президенту Гэлу Эдгартону протокол о намерениях. Китай приобретает у нас пятьдесят N-22 и собирается заказать еще тридцать. Первые поставки – через полтора года.

В комнате повисла ошеломленная тишина. Присутствующие переглянулись. Слухи о крупной сделке с Китаем ходили уже давно. В выпусках новостей ее называли «решенным делом», но в компании «Нортон» этому не верил никто.

– Это истинная правда, – продолжал Мардер. – Полагаю, нет нужды объяснять вам, что это значит. Речь идет о заказе на общую сумму восемь миллиардов долларов. Четыре года работы с полной загрузкой производственных мощностей. Компания войдет в двадцать первый век, имея солидный финансовый фундамент. Это позволит модернизировать N-22 и приступить к созданию N-XX, широкофюзеляжной машины нового поколения. Мы с Гэлом согласны в том, что эта сделка – вопрос жизни и смерти для компании. – Мардер сунул бумаги в кейс и защелкнул замки. – В воскресенье я вылетаю в Пекин, чтобы встретиться с Гэлом и подписать протокол с китайским министром транспорта. Он наверняка захочет узнать, что произошло с Пятьсот сорок пятым. Если я не смогу ему ответить, он расторгнет договоренности и передаст заказ «Аэробусу». В таком случае я и компания оказываемся в глубоком дерьме, а все вы, сидящие за столом, теряете работу. Иными словами, будущее компании «Нортон» всецело зависит от результатов вашего расследования. Я не хочу слышать ничего, кроме ответов на свои вопросы. Они нужны мне не позже чем через неделю. У меня все. Увидимся завтра.

Он развернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Боевая рубка 7:27 утра

– Каков мерзавец, а? – сказал Бэрн. – Неужели он надеялся таким вот способом подвигнуть нас на трудовые свершения? Да пошел он к такой-то матери!

Трунг пожал плечами:

– Джон всегда так поступает.

– Как вам это нравится? – спросил Смит. – Я имею в виду, это ведь прекрасная, замечательная новость. Неужели Эдгартон и вправду подписывает договор с Китаем?

– Думаю, да, – сказал Трунг. – Завод понемногу оживает. Изготовлен дополнительный комплект стапелей для сборки крыла; его вот-вот отправят в Атланту. Думаю, Эдгартон действительно заполучил сделку.

– Он заполучил прекрасный повод надрать мне задницу, – заявил Бэрн.

– То есть?

– Может быть, Эдгартон и подписал договор о намерениях. Но восемь миллиардов долларов – завидный куш. «Боинг», «Дуглас» и «Аэробус» тоже постараются его хапнуть. Китайцы могут передать им заказ в самую последнюю минуту. Они то и дело выкидывают этот номер. Поэтому Эдгартон засуетился, опасаясь, что заказ сорвется и он будет вынужден оправдываться перед советом директоров. Что он сделает в таком случае? Обвинит Мардера. А что сделает Мардер?

– Свалит вину на нас, – ответил Трунг.

– Именно. Эта история с Пятьсот сорок пятым как нельзя им на руку. Если они получат пекинский контракт, они герои. Если не получат…

– …то в этом виноваты мы, – подхватил Трунг.

– Именно. Мы сорвали восьмимиллиардную сделку.

– Что ж, – сказал Трунг, поднимаясь на ноги, – коли так, пора взглянуть на этот самолет.

Здание администрации 9:12 утра

Харольд Эдгартон, новый президент компании «Нортон Эйркрафт», сидел в своем кабинете на десятом этаже и смотрел в окно, из которого открывался вид на заводские ангары. Эдгартон был крупным мужчиной, в молодости он играл в футбол защитником. Он был щедр на улыбки, но его глаза смотрели холодно, пронзительно. Прежде он работал в «Боинге», но три месяца назад его пригласили в «Нортон» налаживать сбыт продукции.

В кабинет вошел Мардер. Эдгартон повернулся к нему и нахмурился.

– Черт знает что такое, – проворчал он. – Сколько человек погибло?

– Трое, – ответил Мардер.

– О, господи, – сказал Эдгартон, качая головой. – Надо же было случиться такому именно теперь. Ты рассказал людям из ГРП о протоколе? Внушил им, насколько это важно?

– Да.

– Справитесь за неделю?

– Я сам возглавил группу. Мы все сделаем, – ответил Мардер.

– Как насчет прессы? – Эдгартон все еще продолжал беспокоиться. – Я не хочу, чтобы этим занимался отдел по связям с общественностью. Бенсон – тупица, репортеры терпеть его не могут. Инженеры тем более не годятся; они не в силах связать два слова…

– Я все улажу, Гэл.

– Ты? Я не хочу, чтобы ты общался с прессой. Тебя могут обвинить в предвзятости.

– Понимаю, – сказал Мардер. – Я поручил переговоры с прессой Кейси Синглтон.

– Синглтон? Дамочка из ГК? – переспросил Эдгартон. – Я просмотрел пленку, на которой она беседует с журналистами по поводу происшествия в Далласе. Согласен, эта Синглтон выглядит недурно, но ведь она прямая, как телеграфный столб!

– Именно это нам и нужно, не так ли? Честная, откровенная беседа в американском духе, никакой зауми. У Синглтон хорошо подвешен язык и есть голова на плечах.

– Они ей пригодятся, – сказал Эдгартон. – Если начнется шумиха, ей придется попотеть.

– Она все сделает, Гэл, – пообещал Мардер.

– Ничто не должно сорвать китайскую сделку.

– Все будет в порядке, Гэл.

Несколько секунд Эдгартон задумчиво смотрел на Мардера.

– Хорошенько уясни себе это, – велел он. – Мне плевать, на ком ты женат – если мы не подпишем контракт, многие окажутся на улице. Не только я. Полетит немало голов.

– Понимаю, – отозвался Мардер.

– Ты выбрал эту женщину. Она твоя протеже. Совет директоров об этом знает. Если она оплошает либо ГРП не справится с задачей, тебе несдобровать.

– Все будет в порядке, – повторил Мардер. – Я держу руку на пульсе.

– Да уж, постарайся, – сказал Эдгартон и отвернулся к окну.

Мардер вышел из кабинета.

Аэропорт Лос-Анджелеса Ремонтный ангар номер 21

Голубой мини-фургон пересек посадочную полосу и покатил к ремонтным ангарам лос-анджелесского аэропорта. Из задних ворот ближайшего ангара высовывался желтый хвост Пятьсот сорок пятого. Его эмблема сверкала на солнце.

Завидев самолет, инженеры принялись возбужденно переговариваться. Фургон въехал в ангар и остановился под крылом лайнера; инженеры выбрались из салона. Механики аварийной бригады уже приступили к работе. Надев брезентовые куртки и снаряжение, они ползали на четвереньках по крылу.

– За дело! – провозгласил Бэрн, поднимаясь по лестнице на крыло. Его слова прозвучали словно боевой клич. Вслед за ним на крыло вскарабкались остальные инженеры. Последним поднялся Доэрти. На его лице застыло подавленное выражение.

Кейси и Ричман вышли из автомобиля.

– Они все поднялись на крыло, – заметил Боб.

– Все правильно. Крыло – самая важная часть самолета и самая сложная. Первым делом инженеры осмотрят крыло, потом проведут визуальный осмотр салона. Нам сюда.

– Куда мы?

– Внутрь.

Кейси подошла к носу и поднялась по складной лесенке к дверце, расположенной чуть позади кабины пилотов. Приблизившись к входу, она почувствовала сильный запах рвоты.

– Господи, – сказал Ричман за ее спиной.

Кейси вошла внутрь.

* * *

Она заранее знала, что разрушения в первом салоне будут наименьшие, но даже здесь у нескольких кресел были сломаны спинки. Поручни были сорваны с мест и валялись в проходах. Багажные отсеки потрескались, их дверцы были открыты нараспашку. С потолка свисали кислородные маски, многих не хватало. На ковре и стенах виднелись пятна крови. Сиденья кресел были залиты лужами рвоты.

– Боже мой, – пробормотал Ричман, прикрывая ладонью нос. Его лицо побледнело. – И все это натворила турбулентность?

– Нет, – ответила Кейси. – Почти наверняка нет.

– Но почему пилот…

– Пока неизвестно, – сказала Кейси.

Она прошла вперед, к кабине пилотов. Дверца кабины была открыта и заклинена, панель управления на первый взгляд не пострадала. Судовые журналы и прочие документы исчезли. На полу лежал крохотный детский башмачок. Наклонившись, чтобы рассмотреть его, Кейси заметила застрявший под дверью комок искореженного черного металла. Видеокамера. Она выдернула ее из-под двери, и аппарат рассыпался у нее в руках – беспорядочная мешанина из электронных плат и серебристых моторчиков. Из треснувшей кассеты кольцами свисала пленка. Кейси сунула ее Ричману.

– Что мне делать с этой штукой? – спросил он.

– Держи у себя.

Кейси двинулась к хвосту, понимая, что там дела обстоят намного хуже. В ее голове уже начинала складываться картина происшествия.

– Нет никаких сомнений: самолет претерпел сильные колебания тангажа. Это когда нос машины то задирается кверху, то опускается вниз, – объяснила она.

– Почему вы так решили?

– Потому что пассажиров тошнило. Сильная качка вызывает рвоту.

– А куда девались кислородные маски?

– Люди цеплялись за них во время падения, – сказала Кейси. – У нескольких кресел сломаны спинки. Ты представляешь, какая сила требуется, чтобы сломать самолетное кресло? Они рассчитаны на шестнадцатикратную перегрузку. Пассажиры метались по салону, словно кубики в стаканчике. И, судя по разрушениям, это продолжалось довольно долго.

– Сколько?

– По меньшей мере две минуты, – ответила Кейси. «В подобных обстоятельствах две минуты – настоящая вечность», – подумала она.

Миновав разгромленную кухню в середине самолета, они оказались во втором салоне. Разрушения здесь были куда серьезнее. Сломанных кресел было намного больше. Потолок покрывала широкая кровавая полоса. Проходы были завалены обувью, обрывками одежды, детскими игрушками.

Уборщицы в синих комбинезонах с надписью «Нортон ГРП» укладывали вещи пассажиров в пластиковые мешки.

– Вы нашли фото – и видеокамеры? – спросила Кейси, обращаясь к одной из женщин.

– Пока только пять или шесть, – ответила та. – Две видеокамеры. Чего тут только нет. – Она сунула руку под кресло и подняла резиновый противозачаточный колпачок. – Вот, видите?

Осторожно переступая через кучи мусора в проходах, Кейси двинулась дальше. Толкнув дверь, она вошла в хвостовой салон.

Ричман с шумом втянул в себя воздух.

Казалось, по салону прошелся паровой молот. Кресла были буквально расплющены, багажные контейнеры свисали почти до пола, потолочные панели разлетелись на куски, обнажая электропроводку и серебристую теплоизоляцию. Повсюду была кровь; некоторые кресла пропитались ею насквозь и приняли темно-бордовую окраску. Унитазы в туалетных кабинках были вырваны с корнем, зеркала разбиты, шкафчики из нержавеющей стали распахнуты и покорежены.

Внимание Кейси привлекли шесть санитаров у левого борта. Они поддерживали на весу тяжелую массу, обернутую белой нейлоновой сеткой, которая свисала рядом с багажными полками. Санитары чуть переместились, сетка развернулась, и внезапно оттуда вывалилась мужская голова – серое лицо, разинутый рот, незрячие глаза, спутанные волосы.

– Ox… – пробормотал Ричман. Развернувшись, он зашагал прочь.

Кейси подошла к санитарам. В сетке висел труп китайца средних лет.

– Что-нибудь не ладится? – спросила она.

– Прошу прощения, мадам, – сказал один из санитаров. – Мы не можем его снять. Когда мы нашли его, он свисал с потолка. Крепко застрял левой ногой.