Текст книги "Конец всех песен"

Глава девятая
ПРОШЛОМУ ОТДАНО ПРЕДПОЧТЕНИЕ, БУДУЩЕЕ ПОДТВЕРЖДЕНО

Необъятная равнина, над которой они летели, была устлана тусклым зеленым ковром. Затем показались аллейки, расположенные с небольшими промежутками по периметру окаймлявшего центр событий полукружья. Джерек выбрал одну из них. Кипарисы, пальмы, тисы, бузина, сосны, мамонтовые деревья по обеим сторонам аллеи промелькнули перед ним. Их разноликость возвещала о том, что Герцог Квинский верен своим былым манерам. (Джерек удивился бы, увидев что-либо иное). Прежде чем они успели рассмотреть остальное, послышалась музыка.

– Вальс! – воскликнула миссис Андервуд (строгой простоте дневного платья она предпочла великолепие небесного шелка и роскошь белоснежных кружев, оборочек. На ней была шляпа с огромными полями, кружевной узор перчаток нежно облегал ее изящные ручки, в которых она держала бело-голубой зонтик). – Это Штраус, мистер Карнелиан?

Джерек вальяжно развалился в кресле, перебирая цепочку часов. Твидовый костюм, «сшитый» с ее помощью, тщательно подобранный жилет, башмаки и даже кепи, чуть затеняющее его лицо – все это безукоризненно сидело на нем.

– Вашей фигуре позавидовали бы всюду, – сказала на примерке Амелия, немного смутившись после своих слов. Джерек покачал головой:

– И в столице, и в провинции.

– Я плохо знаком с древней модой.

– Лорд Джеггед оценил бы. Надеюсь, он там! Джерек поигрывал вересковой трубкой, которая, как казалось миссис Андервуд, придавала ему зрелый и мужественный вид.

– Он наговорил много лишнего на прощанье, – сказала она. – И вряд ли раскаивается в своих словах. Я помню, как однажды брат девушки, которую я знала по школе, составил нам компанию во время каникул… Он относился ко мне надменно, и я думала, что не нравлюсь ему. Под конец он отвез меня на станцию, по дороге не проронив ни слова. Мне было неловко, я чувствовала себя обузой. Я вошла в поезд, он остался на платформе. Когда поезд тронулся, он побежал рядом с ним, зная, что мы больше не увидим друг друга. Он покраснел, как малина, когда выкрикнул те слова, – она стала изучать серебряный кончик своего зонтика.

Джерек увидел на ее губах мягкую улыбку – все, что он мог увидеть на ее лице, закрытом полями шляпы.

– Какие слова?

– О! – она взглянула на него лукаво. – Он сказал: «Я люблю вас, мисс Ормонт!» – вот и все. Он признавался в этом, потому что мы расставались навсегда.

Джерек засмеялся.

– И, конечно, шутка состояла в том, что вы не были этой мисс Ормонт. Он перепутал вас с кем-то другим?

Его удивило, почему и тон, и выражение ее лица вдруг изменились, хотя она, казалось, оставалась веселой. Она снова занялась зонтиком.

– Моя девичья фамилия была Ормонт, – сказала она – Когда мы выходим замуж, мы берем фамилию нашего избранника.

– Великолепно! Тогда я могу однажды стать Джереком Андервуд?

– Вы дьявольски хитры в методах преследования своих целей, мистер Карнелиан. Но меня не поймать так легко. Нет, вы не станете Джереком Андервудом.

– Ормонт?

– Мысль забавная, даже приятная, – она оборвала себя, – даже самый ярый радикал никогда не предлагал, к моему сожалению, такие изменения! – улыбаясь, она проговорила. – О дорогой! Какие опасные мысли вы внушаете в своей невинности!

– Я не обидел вас?

– Когда-то вы могли сделать такое. Меня шокирует, что я не шокирована. Какой плохой женщиной я оказалась бы сейчас в Бромли!

Он с трудом понимал ее, но не беспокоился об этом. Откинувшись на спинку кресла, Джерек зажег вересковую трубку (познаний Амелии было недостаточно, чтобы раскурить ее по-настоящему). В позолоте солнечного сияния, в гармонии небес с воздушным нарядом его возлюбленной Джерек находил ни с чем несравнимое очарование. На других аллеях он заметил экипажи – они спешили к эпицентру торжества. Причудливая копия Герцога Квинского – на красном плюше гигантской громады вычурные золотые вензельки – только продолжала его опыты в области девятнадцатого столетия.

Джерек коснулся ее руки.

– Вы узнаете это, Амелия?

– Оно невероятно огромное, – край ее шляпы поднимался все выше и выше, кружевная перчатка коснулась подбородка. – Смотрите, оно исчезает в облаках!

Она не узнавала. Джерек намекнул:

– Но если бы это было поменьше…

Она склонила голову к плечу, все еще всматриваясь ввысь.

– Какое-то американское здание?

– Вы были там.

– Я?

– Оригинал находится в Лондоне.

– Не кафе «Роял»?

– Разве вы не видите? Он взял декор от кафе «Роял» и добавил его к вашему Скотланд-Ярду.

– Штаб-квартира полиции с красными плюшевыми стенами!..

– Герцог почти приблизился к простоте. Не кажется ли вам оно невыразительным?

– Тысяча футов высотой! Это самый длинный отрез плюша, мистер Карнелиан, который я когда-либо могла видеть! А что там, на крыше, – облака сейчас разошлись, – более темная масса?

– Черная?

– Вроде, голубая.

– Купол. Да, шляпа, какую носят полицейские. Она, казалось, задохнулась.

– Конечно…

Музыка становилась все громче. Миссис Андервуд была озадачена.

– Мелодия слишком медленная и растянутая для вальса? Может, ее играют на индийских или арабских инструментах? Во всяком случае, очень похоже на восток. К тому же, слишком высокие звуки.

– Это записи из наших Городов, – предположил Джерек. – Они старые, вероятно, испорченные. Значит, они не подлинные?

– Нет, они не из моего времени.

– Вы лучше не говорите это Герцогу. Он будет разочарован.

Пожав плечами, она согласилась.

– Эта музыка начинает раздражать меня. Надеюсь эта пытка не будет продолжаться целый вечер? Что это за инструменты?

– Электроника, или что-нибудь подобное… Вам лучше знать…

– Откуда?

– А-а…

Возникла некоторая неловкость, и какое-то время оба старались найти новый предмет для разговора, чтобы вернуть то настроение расслабленности, которым они наслаждались до сих пор. В широкой темной арке плюшевого Скотланд-Ярда стремительно скрывались экипажи всевозможных конфигураций, позаимствованных из технологии или мифологии эпохи Рассвета. Джерек увидел медленную лошадку, старательно галопирующую в воздухе; владелец экипажа в форме буквы «Т» сидел на месте пересечения длинного вертикального бруса с коротким горизонтальным. Затем Джерек услышал особые звуки, характерные для овечьих ножниц, но прежде, чем он успел что-либо рассмотреть, звуки исчезли. Некоторые экипажи развивали сногсшибательную скорость, другие, наоборот, ехали чинно и степенно, как большое серо-белое авто, очень похожее своими очертаниями на лондонского голубя.

– Съехался весь свет! – изрек Джерек.

Амалия поправила оборки. Музыка изменилась, их окружили звуки медленных взрывов и чего-то, ползущего по песку, когда их аэрокар оказался в огромном холле, предназначенном для стоянки экипажей. Разодетые фигуры плыли от своих экипажей к дверям дворца. Их голоса вызывали громкое эхо.

– Королевский вокзал просто карлик перед этим залом! – воскликнула миссис Андервуд. Она восхищалась разноцветной мозаикой на стенах и арках. – Трудно поверить, что этого не существовало столетия.

– В некотором смысле, да, – сказал Джерек, отдавая должное ее попытке возобновить беседу. – В памяти Городов.

– Оно было создано одним из ваших Городов?

– Нет, они слишком одряхлели для этого, но в их памяти осталось многое из истории нашей расы, они могут многое посоветовать. Вы узнаете интерьер?

– Он напоминает мне свод гигантского готического собора. Не думаю, чтобы я знала оригинал, если он существует. Вы не должны забывать, мистер Карнелиан, что я не знаток. Я не знаю очень многого из жизни моего мира, мой лондонский опыт довольно скуден. В Бромли я вела спокойную жизнь, а мир там очень мал, – она вздохнула, когда они покидали аэрокар. – Очень мал, – повторила она почти неслышно.

Она поправила шляпу и вскинула голову, восхищая Джерека своей грациозностью. Несмотря на грусть, Амелия излучала тепло и полноту жизни. Джерек поколебался долю секунды, прежде чем предложил ей свою руку, но она взяла ее с готовностью, улыбаясь, ее печаль прошла, и вместе они поднялись к дверям наверху.

– Теперь вы рады, что пришли? – пробормотал он.

– Я решила веселиться, – сказала она ему.

Тут она судорожно вздохнула от изумления, не ожидая той сцены, которую увидела, когда они вошли. Все здание было заполнено плавающими платформами и галереями, поднимающимися все выше и выше, и на этих платформах и галереях беседовали, ужинали, танцевали и развлекались гости Герцога. Некоторые парили от одной галереи к другой. Высоко-высоко над ними самые далекие фигурки были настолько крошечными, что фактически их нельзя было увидеть. Неуловимо изменяясь, свет становился то ярче, то темней, насыщая цвета любого возможного оттенка и тона, дополняя костюмы гостей, диапазон которых простирался от самых простейших до самого гротескного. Возможно, благодаря какой-то искусной манипуляции акустикой зала, звуки голосов понижались и повышались волнообразно, но не были настолько громкими, чтобы заглушить какую-либо отдельную беседу, и миссис Андервуд восхищала гармония этого бесконечно разнообразного хора. Вдоль стен стояли люди, пожелавшие отрегулировать поле тяготения по своему вкусу. И поскольку высота зала стала для них длиной, тела их были расположены под прямым углом к остальным гостям.

– Все это напоминает мне средневековую живопись, – сказала она. – Итальянскую, наверное? О небеса! Дом моего отца… хотя перспектива лучше, – поняв, что лепечет что-то невразумительное, она умолкла со вздохом, глядя на Джерека с выражением удивления собственной растерянностью.

– Значит вам нравится? – предупредительно спросил он, хотя заметил, что ей не скучно.

– Это чудесно!

– Ваша мораль не оскорблена?

– Сегодня, мистер Карнелиан, я решила оставить всю свою мораль дома, – она снова засмеялась над собой.

– Вы прекрасны, как никогда, – восхитился он. – Вы просто прелестны.

– Тише, мистер Карнелиан. Вы делаете меня самодовольной. Наконец-то я чувствую себя сама собой. Дайте порадоваться этому. Я разрешу, – улыбнулась она, – случайный комплимент, но буду благодарна, если вы прибережете страсть признаний для вечера.

Он поклонился, разделяя ее веселое настроение.

– Прекрасно.

Но она стала богиней, и он не мог не удивляться. В его глазах она всегда была прекрасной, достойной восхищения женщиной. Он боготворил ее за мужество, за противостояние его среде. Она покорила общество, которое всего несколько месяцев назад угрожало попрать и уничтожить ее личность. В ее позе была решимость, легкость, чувство уверенности, объявляющее любому то, что всегда чувствовал в ней он – и он гордился, что его мир увидит в ней женщину, способную одолеть любые невзгоды. И поскольку между ними уже существовало взаимное понимание, он знал, чего ей это стоило, он знал источники, из которых она черпала силы. Джерек впервые осознал глубину своей любви к ней, и теперь, хотя он всегда чувствовал, что она любит его, он был убежден, что ее эмоции не уступают его собственным. Подобно ей, ему не требовалось никаких объяснений в любви – ее поза сама по себе была признанием.

Они начали восхождение.

– Джерек!

В прозрачном откровении шелков перед ними предстала Миссис Кристия, Неистощимая Наложница, в облике пухленькой посетительницы кафе «Роял».

– Вы, наверное, Амелия? – спросила она миссис Андервуд и посмотрела на них обоих.

Миссис Андервуд улыбнулась в знак согласия.

– Я слышала обо всех ваших приключениях в девятнадцатом столетии. Я так завидую вам, вашей эпохе, она мне кажется чудесной, как раз такой, какую я хотела бы посетить. Это не мой костюм. Его придумала Миледи Шарлотина, но ей не идет. Он подлинный, Амелия? – она крутанулась в воздухе как раз над их головами.

– Греческий?… – заколебалась Амелия Андервуд, не желая возражать. – Он очень вам подходит. Вы великолепно выглядите.

– Я имела бы успех в вашем мире?

– О, определенно. Во многих слоях общества вы были бы центром внимания.

Миссис Кристия просияла и наклонилась, чтобы мягкими губами поцеловать щечку миссис Андервуд, бормоча негромко.

– Вы сами выглядите чудесно. Вы сделали это платье или перенесли с собой из эпохи Рассвета? Оно, должно быть, настоящее.

– Оно сделано здесь.

– Все равно оно прекрасно. У вас есть преимущество перед нами всеми. Ты тоже, Джерек, выглядишь настоящим джентльменом, героем эпохи Рассвета. Такой мужественный! Такой желанный!

Рука миссис Андервуд чуть сжала локоть Джерека, что привело его в экстаз. Но Миссис Кристия тоже была чувствительна.

– Не я одна завидую вам, Амелия, – она позволила себе подмигнуть, – или Джереку. Вот идет наш хозяин!

Герцог Квинский был солдатом. Но никогда еще не было туники настолько глубоко красной, как та, которая была надета на нем, и таких золотых пуговиц, и столь ярких эполет, и зеркально-сверкающих начищенных ремня и сапог. Его рука в белой перчатке покоилась на эфесе шпаги, украшенном кисточкой. Он отдал салют и поклонился.

– Вы оказали мне честь своим присутствием, господа. Джерек обнял его.

– Вы основательно подготовились, дорогой друг. Вы такой статный!

– Все натуральное, – объяснил Герцог с гордостью. – Мне помогли некоторые путешественники с военными познаниями. Да, кстати, вы слышали о моей дуэли с Лордом Кархародоном?

– Лорд Кархародон? Это так же трудно представить, как если Монгров в один прекрасный день станет общительным, как Гэф… Лошадь. Что могло выманить этого мизантропа из его крепости?

– Дело чести.

– В самом деле? – сказала Амелия Андервуд. – Оскорбление и пистолеты на рассвете?

– Я оскорбил его. Не помню, как. Но потом меня мучили угрызения совести. Мы поладим на шпагах. Я тренировался целую вечность. Вся ирония в том…

Его прервал Епископ Тауэр в вечерней одежде, полностью скопированной с мистера Гарриса. Его красивое, немного аскетическое лицо, обрамлял воротник, возможно, более высокий, чем было принято в 1896 году. Ему не нравился черный цвет, поэтому пиджак и брюки были зеленого цвета, жилет – коричневого, рубашка – кремового. Галстук гармонировал с зеленью пиджака и высоченного цилиндра на голове.

– Веселый Джерек, вы скрывались слишком долго! – его голос был слегка приглушен воротником, почти закрывающим рот. – И ваша миссис Андервуд! Мрак исчез. Мы снова вместе!

– Я не выйду за рамки приличия, похвалив ваш костюм, Епископ, – последовало движение ее зонтика.

– Комплименты-это цвет нашей беседы, дорогая миссис Андервуд. Мы получаем удовольствие от лести, мы питаемся похвалой, мы проводим наши дни в поисках комплимента, который заставит павлина в нас распустить перья и сказать: «Смотрите, я украшаю мир». Короче, роскошная бабочка в голубом, вы можете сказать мне комплимент, вы его рке сказали. Я хочу отплатить вам тем же. Вы прекрасны. Ваши черты лица, с которыми немногие из нас могут сравниться, не просто привлекают глаз – они не отпускают его. Вы-самое красивое создание здесь. Ивы должны посвятить нас всех в секреты моды. Джерек свергнут со своего трона!

Она одобрительно приподняла бровь. Его поклон чуть не стоил ему шляпы. Он выпрямился, увидел знакомого, и снова, поклонившись, отплыл прочь.

– Позже, – сказал он им, – мы поговорим! Амелия с изумлением в глазах наблюдала, как епископ Тауэр поднялся к ближайшей галерее.

– Какой разговорчивый священник, – сказала она. – У нас, в 1896 году, есть епископы, похожие на него.

– Почему вы умолчали об этом, Амелия? Это было бы лучшим комплиментом.

– Мне как-то не пришло в голову, – она поколебалась, ее самоуверенность исчезла на секунду. – Вы не находите меня развязной?

– Ха! Вы стали законодательницей мод. Вашего доброго мнения ждут все. Вы наделены властью и по рождению, и по воспитанию. Епископ Тауэр сказал истину. Ваша похвала согрела его.

Он собрался сопровождать ее выше, когда Герцог Квинский, беседовавший с госпожой Кристией, повернулся к ним.

– А вы давно вернулись в Конец Времени?

– Всего несколько часов назад, – ответила она.

– Значит вы оставались в 1896 году? Тогда расскажите, что произошло с Джеггедом?

– Разве он еще не вернулся? – она посмотрела на Джерека с некоторой тревогой. – Мы слышали…

– Вы не встретили его снова в 1896 году? Ясчитал, чтоон отправился именно туда, – нахмурился Герцог Квинский.

– Может, он и там, – сказал Джерек, – только мы были совсем в другом месте. В самом Начале Времени.

– Лорд Джеггед Канари исчезает все чаще и чаще, – пожаловался Герцог Квинский. – Никто не спорит, что он непревзойденный маэстро софистики, но он так запутывает загадки, что они перестают развлекать.

– Он мог затеряться во времени, – встала на защиту Джеггеда Амелия. – Если бы нам не повезло, мы до сих пор были бы там.

Герцог Квинский сочувственно воскликнул:

– Конечно, о, дорогая. Эта болтовня о Времени начинает раздражать меня. Я вам не Лорд Джеггед с этими его пристрастиями к абстрактному. Вы знаете, каким скучным я могу быть.

– Что вы! – сказал дружелюбно Джерек. – Даже в вашей пошлости есть своя прелесть.

– Надеюсь, – ответил он со скромностью, – тебе понравилось здание, Джерек?

– Это шедевр.

– Более сдержанно, чем обычно.

– Намного.

Глаза Герцога засияли.

– Какого арбитра мы сделали из тебя, Джерек! Это за старые заслуги или за последние нововведения?

Джерек пожал плечами.

– Я не думал над этим. Но Епископ Тауэр заявляет, что искусство обрело нового лидера, – он поклонился миссис Андервуд.

– Как вы находите мой Роял-Скотланд-Ярд, миссис Андервуд? – серьезно спросил Герцог.

– Грандиозное зрелище, Герцог! – казалось, ей доставляет удовольствие ее новое положение в свете.

Герцог блаженствовал.

– А что интересного в Начале Времени? Вы принесли нам что-нибудь новенькое?

– Да, есть кое-что, – сказал Джерек. – Моллюски, знаете, папоротники, скалы, корзиночки, водяные скорпионы, Центры времени. Так, наберется по мелочи на скромную вечеринку.

– Вам, наверное, есть что порассказать! – вернулась Миссис Кристия. – Приключения, да?

К ним стали приближаться остальные гости в ожидании интересной истории.

– И довольно занятные, – с вызовом сказала Амелия Андервуд, хотя тон ее смягчился, когда она оказалась в кругу всей честной компании. – Нас подстерегала там масса неожиданностей.

– Но это же восхитительно! – закричала Миссис Кристия. – Вы на редкость завидная пара!

– И храбрая к тому же, чтобы не испугаться западни и мести времени, – сказал Герцог Квинский.

Гэф Лошадь-в-Слезах наклонился вперед.

– Браннарт говорил нам, что вы обречены. Пропали навечно. Даже уничтожены.

Худощавый Доктор Волоспион в черном колышащемся плаще и черной широкополой шляпе, с глазами, мерцающими в тени, сказал мягко.

– Конечно, мы не верили ему.

– Хотя путешественники во времени исчезали из нашего заповедника с поразительной быстротой. Совсем недавно я потерял четырех Адольфов Гитлеров, – Сладкое Мускатное Око был великолепен в рубашке, феске, панталонах и высоких узорчатых сапогах. – Среди них, я уверен, был настоящий. Правда, довольно старый…

– Браннарт утверждает, что эти исчезновения лишний раз доказывают, что время разорвано. – Вертер де Гете, мрачноватый сицилийский разбойник, внешности которого слегка противоречили завивающиеся усы, поправил свой капюшон. – Он предупреждает, что мы стоим на краю хронологической бездны, в которой скоро окажемся все, независимо от наших желаний.

Мрачное высказывание Вертера повергло собеседников в уныние, и неловкая пауза повисла в воздухе, пока Амелия не нарушила ее.

– У него есть некоторые основания так думать.

– Напротив! – добродушно рассмеялся Герцог Квинский. – Вы – живое отрицание эффекта Морфейла!

– Я думаю, нет, – она сначала скромно посмотрела на Джерека, чтобы он сказал что-то, потом подытожила. – Как я понимаю, это утверждение Браннарта Морфейла имеет один недостаток – в нем нет целостности. Его теория – лишь капля в море, есть другие, тоже подкрепленные доказательствами.

– Превосходный вывод, – сказал Джерек. – Моя Амелия имеет в виду, дражайший Герцог, что мы узнали много интересного в Начале Времени. Оказывается, многие ученые, кроме Браннарта, занимаются природой времени. Я думаю, он будет рад нашей информации. Он не одинок в своих поисках.

– Вы уверены в этом? – спросила Амелия, сверкнув глазами на его недавнее «моя» (хотя без явного неудовольствия).

– Почему бы и нет? Она пожала плечами.

– Я встречалась с этим джентльменом только однажды, да и то при довольно драматических обстоятельствах. Конечно…

– Он будет сегодня здесь? – спросил Джерек у Герцога.

– Приглашен, как и весь свет. Но ты же знаешь его. Он явится поздно и будет ворчать, что мы вынудили его против воли.

– Может быть ему известно, где Лорд Джеггед, – он осмотрел зал, будто упоминание имени могло заставить появиться одного из тех, кого он больше всего желал видеть. Многих он узнал, даже Лорд Кархародон был здесь (или один из его двойников, вместо него), демонстрируя стиль а ля незнакомец, даже Вертер де Гете, поклявшийся когда-то не посещать вечера. Хотя последний член Триумвирата Мизантропов, Лорд Монгров, мрачный гигант, в честь которого был устроен этот праздник, не показался до сих пор.

Рука Амелии все еще была в его руке. Она потянула ее, привлекая его внимание.

– Вы опасаетесь за Джеггеда? – спросила она.

– У меня нет никого ближе, хотя он и кажется дьявольски хитрым. Боюсь, что его постигла та же участь, что и нас. Или еще более трагическая?

– Нам не дано этого узнать, даже если это так. Джерек выкинул эту мысль из головы, считая, что, как гость, не должен выглядеть мрачным.

– Смотрите! – показал он. – Там Миледи Шарлотина. Она заметила их сверху и теперь плыла вниз в своем золотом одеянии с этими трепещущими рюшечками и розочками, с этими бисеринками и бусинками.

– Благополучное возвращение героя и героини состоялось. Это финальная сцена? Не пора ли звонить в колокола и петь песни о вновь обретенном спокойствии? Я не уловила всех перипетий вашей интриги. Расскажите же мне быстрее обо всем, мои милашки!

Миссис Андервуд сухо заметила.

– История еще не закончена, Миледи Шарлотина. Многие загадки остаются еще не открытыми, многие нити не сплетены вместе, на ткани явно не виден узор… и, возможно, никогда не будет виден.

В недоверчивом смешке Шарлотины не было обиды.

– Чепуха! Это ваш долг – найти разгадку как можно скорее. Жестоко держать нас так долго в неведении. Если вы будете тянуть время, то потеряете аудиторию, мои дорогие. Сперва появится критика отдельных моментов, а затем – вы не можете так рисковать – пропадет интерес. Но вы должны рассказать все мне, чтобы я могла судить. Дайте только общие детали, если хотите, и пусть сплетни приукрасят историю за вас.

С теплой улыбкой Амелия Андервуд начала рассказывать об их приключениях в Начале Времени.