Текст книги "Вирусы и эпидемии в истории мира. Прошлое, настоящее и будущее"

В течение этих мучительных недель город был похож на гробницу. Немногие отваживались выходить на улицу; вся коммерческая деятельность прекратилась. Роберт Блейксли, житель Нью-Йорка, приехавший в Мемфис поездом, чтобы помочь бороться с болезнью, описал для The New York Herald следующую ситуацию и разговор, состоявшийся у него по дороге от железнодорожного депо:

Город почти обезлюдел… Не прошло и пяти минут, как нам стало очевидным ужасное положение дел. Первое транспортное средство, попавшееся мне на глаза, было фургоном, груженым гробами, который объезжал город, чтобы собирать тела умерших. Так как это произошло в четырех кварталах от станции, можете себе представить, насколько быстро я осознал степень опустошения города. Через два квартала на тротуаре у лавки гробовщика лежали штабелями гробы, и нам пришлось пройти между ними. … Все были страшно напуганы, а молодой врач сказал мне: «Нужно обладать мужеством и чувством моральной ответственности, чтобы оставаться в этом месте. Сегодня вы разговариваете с каким-то человеком, а завтра вы узнаете, что он уже в могиле»³⁰.

Лето 1878 года было жарким и влажным. И, соответственно, вспышка желтой лихорадки оказалась настолько страшной, что врачи, ставшие свидетелями эпидемии, произошедшей пятью годами ранее, были уверены, что имеют дело с новым, более смертоносным штаммом желтой лихорадки. Возможно, в этом предположении они были правы. Даже афроамериканцы, обычно устойчивые к желтой лихорадке, страдали от нынешнего заболевания, как никогда ранее. Заразилось 11 000 человек, то есть, 77 % афроамериканского населения Мемфиса. Болели они также тяжелее, чем во время предыдущих эпидемий, и смертность была выше, составляя 10 %, хотя намного ниже, чем у белого населения, среди которых умерло 70 % (из 6000 оставшихся в городе погибло более 4000 человек).

Многие заболевшие умирали в одиночестве, в черной рвоте, являвшейся характерным признаком болезни. Смерть выкашивала целые семьи. Например, вдова миссис Барбара Флэк и все ее семеро детей в возрасте от 3 до 28 лет, скончались от желтой лихорадки. Монахиня, помогавшая ухаживать за больными, отметила следующее:

Телеги, нагруженные восемью-девятью телами в грубо сколоченных ящиках, стали обычным зрелищем. Я видела, как сестра милосердия остановилась и спросила у возницы, где проживает некий человек… Негр-возница просто ткнул кнутом через плечо в сторону наваленных позади него на телегу гробов и ответил: «Здесь он у меня, в том гробу»²⁷.

Главный хирург города, доктор Джон М. Вудворт из Морского госпиталя США, сообщал: «Сцены, разыгрывавшиеся здесь, более уместны на страницах какого-нибудь нашумевшего романа, чем серьезного медицинского журнала; но я сам наблюдал описываемые события».

У докторов было огромное количество пациентов, и они были физически и умственно истощены. Один из них написал: «Жаль, что нельзя укрыться в каком-нибудь тайном месте недель на шесть, где не нужно будет щупать пылающие от жара головы и руки, считать пульс. Вокруг одна лихорадка, лихорадка целый день, и я так устал. … Не знаю, что думать и как поступать. Со всех сторон только отчаяние и смерть»^28,29.

Пытаясь выяснить причину болезни и понять, как ее лечить, врачи провели около 300 вскрытий. Но после них они знали чуть больше, чем до них: «Можно говорить со знанием дела об эпидемиях и других формах болезни, но, когда оказываешься непосредственно в самом ее разгаре… Мы совершенно обескуражены своей беспомощностью и неудовлетворительными результатами лечения»^28,29.

Оказывалось, что желтая лихорадка не передается через прямой контакт от человека к человеку или с едой и питьем. Хотя предполагалось, что микробы могут вызывать это заболевание, попытки продемонстрировать возбудителя ни к чему не привели. Быть может, желтая лихорадка передавалась с вдыханием зараженного воздуха? При каких условиях, пока еще не идентифицированных, болезнь могла распространяться? Где были местные очаги проявления болезни и как был с ней связан теплый климат? В 1878 году на эти вопросы ответов не было.

Телеграф в Мемфисе поддерживал непрерывную связь с другими частями страны. Узнав о бедствии, штаты на севере, юге, востоке и западе быстро наладили снабжение города всеми необходимыми припасами и деньгами. Затем заболели и те, кто работал на телеграфе. Из 33 человек, работавших на телеграфной станции Мемфиса, 19 умерли.

Когда 18–19 октября начались заморозки и одновременно сократилось количество комаров, эпидемия желтой лихорадки быстро пошла на спад. Ее окончание было объявлено 29 октября. Беженцы вернулись домой искать могилы ушедших из жизни друзей и родных. На День благодарения Мемфис устроил массовый митинг для чествования героев, проявивших себя во время эпидемии, чтобы выразить благодарность нации за оказанную помощь и оплакать умерших. К началу эпидемии в городе оставалось меньше 20 000 человек, и из них более 17 000 заболели желтой лихорадкой. Из 14 000 афроамериканцев примерно 11 000 заразились, 946 умерли. Среди 6000 белого населения инфекцию подхватили почти все, из них погибли 4204 человека. Хотя эпидемия 1878 года сильнее всего ударила по Мемфису, по всему бассейну Миссисипи 100 000 человек заболели желтой лихорадкой, из них умерли от нее 20 000 человек²⁹.

В борьбе за сдерживание и предотвращение распространения желтой лихорадки можно выделить несколько групп охотников за микробами. Первая группа, представленная доктором Джоном Эрскиным, увековечивает память работников здравоохранения, отдавших жизнь, ухаживая за инфицированными больными. В Мемфисе во время эпидемии находилось 111 известных врачей, 72 из которых прибыли из других штатов страны. Все они в полной мере осознавали ожидавшую их опасность, но были полны решимости остаться. Большинство из них никогда раньше не болели желтой лихорадкой и поэтому не имели иммунитета от нее. Более 60 % из них отдали жизнь, ухаживая за больными во время эпидемии. Во вторую группу входили Джесси Уильям Лэзир, Джеймс Кэролл, Аристид Аграмонте и Уолтер Рид из Комиссии Армии США по борьбе с желтой лихорадкой, назначенные в нее в 1900 году и работавшие под руководством Рида. (Рисунок 5.3 на вклейке.) В этой группе Лэзир, Кэролл и Аграмонте подвергали свою жизнь опасности, ставя на себе эксперименты, документируя тот факт, что желтая лихорадка является трансмиссионной инфекцией, возбудитель которой переносился желтолихорадочным комаром от пациента к пациенту. Характерным представителем третьей группы был Макс Тейлер, успешно ослабивший вирулентность вируса желтой лихорадки и создавший штамм (17D), использованный для вакцинации, предотвращающей это заболевание.

Джон Эрскин родился в Хантсвиле, штат Алабама, в 1834 году и работал в сфере здравоохранения Мемфиса. В самый разгар эпидемии, когда в городе господствовали смерть и тишина, бесстрашие Эрскина, его неисчерпаемая энергия и неустанная работа по лечению заболевших желтой лихорадкой были отмечены его современниками. В те недели, когда в городе работали только врачи, сестры милосердия, гробовщики и могильщики, его считали лучшим представителем медицинской профессии. Выпускник Медицинской школы Университета Нью-Йорка 1858 года и хирург в армии конфедератов в Гражданскую войну, он вернулся в Мемфис в 1865 году и сыграл активную роль в борьбе с желтой лихорадкой во время эпидемий 1867, 1873 и 1878 годов. Его избирали санитарным инспектором города в 1873, 1876 и 1878 годах. Именно исполняя обязанности санитарного инспектора в 1878 году, оказывая врачебную помощь пострадавшим от желтой лихорадки, он заразился и умер. Несмотря на свирепствовавшую эпидемию, 50 выдающихся граждан города собрались и почтили его память. Одновременно с этим местные и национальные газеты воздали должное ему и его работе. В 1974 году город Мемфис назвал в честь Эрскина одну из своих библиотек, заполнив полки отчетами и описаниями эпидемий и побед над ними. В 1990 году Госпиталь Св. Иуды в Мемфисе вместе с городом учредил ежегодную премию за чтение лекций в его честь. Я имел счастье стать обладателем этой награды в 1993 году.

Через 20 лет после смерти Джона Эрскина, в последние годы XIX века, Рид, Лэзир, Кэролл и Аграмонте под эгидой Комиссии США по борьбе с желтой лихорадкой провели эксперименты на волонтерах в Гаване, чтобы идентифицировать источник желтой лихорадки^31–35. Их эксперименты ясно показали, что кровь больных желтой лихорадкой была заразна в течение первых трех дней, что желтолихорадочные комары, питавшиеся этой кровью, укусив больного в один из этих дней, могли затем перенести эту инфекцию с интервалом в 12 дней, а также, что возбудитель инфекции в плазме крови проходил через фильтр Беркефельда, а это означало, что это вирус, а не бактерия. Эти эксперименты также доказали, что желтая лихорадка не передавалась через фомиты (неодушевленные предметы или материалы, способные передавать болезнетворные микроорганизмы) и что дезинфекция одежды и постельного белья была не нужна, потому что болезнь не переносилась через контакт от человека к человеку. Благодаря этой работе Уолтеру Риду и его сотрудникам принадлежит честь доказательства того, что возбудителем желтой лихорадки является вирус. Комары усваивают вирусы, когда кусают и сосут кровь зараженного человека, а затем, после периода задержки, впрыскивают этот вирусы в кровь новых жертв, когда кусают их.

Уолтер Рид родился в местечке Белрой, штат Вирджиния, где его отец был священником Методистской церкви. В 17 лет он стал самым юным выпускником Медицинской школы Университета Вирджинии. Свое медицинское образование он продолжил в Медицинской школе Бельвю (сейчас – Медицинская школа Университета Нью-Йорка), в которой он получил медицинский диплом. Проработав несколько лет в разных больницах Нью-Йорка, он вступил в армию США и в 1875 году получил назначение помощником хирурга. Проведя следующие 15 лет на различных армейских постах, он взял отпуск для написания научной работы и отправился в недавно открытую Медицинскую школу Джона Хопкинса в Балтиморе. В этот период он познакомился с Уильямом Ослером, считавшимся самым блестящим врачом Соединенных Штатов, и занимался изучением патологии и бактериологии с Уильямом Уэлшем. Уэлш ранее учился в бактериологических лабораториях, только начинавших появляться в Европе благодаря наблюдениям Пастера и Коха. В 1893 году Рид был назначен куратором Музея армейской медицины и профессором бактериологии в недавно основанной Медицинской школе Армии.

В противоположность Риду, Джеймс Кэролл был личностью свободной и описывал себя как «ни на что не годного бродягу». Он родился в Англии, но в 15 лет уехал в Канаду, где жил в лесной глуши, пока не записался в армию США. Кэролл решил стать врачом, когда служил санитаром в Форт-Кастер, штат Монтана. Рид поддерживал его, и он сначала отучился в Медицинском колледже Бельвю в Нью-Йорке, а затем получил медицинский диплом в Медицинской школе Университета Мэриленда в Балтиморе. Затем Кэролл, так же как Рид, получил подготовку в области бактериологии и патологии в госпитале Джона Хопкинса вместе Уильямом Уэлшем. В 1897 году Кэролл стал лаборантом Рида. В тот же год, убежденный Джорджем Стернбергом, тогда главным хирургом Медицинского корпуса Армии, Рид сформировал комиссию по проведению исследований желтой лихорадки; и Кэролл стал его главным помощником.

Двое гражданских врачей Джесси Лэзир и Аристид Аграмонте учились в Медицинской школе Университета Колумбия в Нью-Йорке, но вышли из очень разных слоев общества и семей. Джесси Лэзир родился в 1866 году в состоятельной семье в Балтиморе. Получив как художественное, так и медицинское образование, он также путешествовал по Европе, где занимался изучением современных методов бактериологии. Получив медицинский диплом в 1892 году, он стал первым заведующим клинических лабораторий в Медицинской школе Джона Хопкинса и присоединился к Комиссии по борьбе с желтой лихорадкой именно в таком качестве. О нем отзывались как о «тихом, замкнутом и скромном» человеке. Второй врач Аристид Аграмонте, родился на Кубе и был привезен ребенком в Нью Йорк после смерти отца, убитого во время неудавшегося восстания с целью освободить остров от власти Испании. Его описывали как «энергичного и любопытного» человека, он работал бактериологом в Департаменте здравоохранения Нью-Йорка после получения медицинской квалификации. Аграмонте присоединился к Комиссии по борьбе с желтой лихорадкой в качестве гражданского патологоанатома, заведовавшего лабораториями Военного госпиталя № 1 в Гаване, и был главврачом отделения по лечению желтой лихорадки.

На Кубе желтая лихорадка носила эндемический характер и, соответственно, все страны, торговавшие с Кубой, оказывались в зоне риска. В 1898 году, когда разразилась Испано-американская война, главной заботой американской армии стала желтая лихорадка. Поэтому в 1900 году на Кубу была отправлена Комиссия по борьбе с желтой лихорадкой. Интересно, что в то время никто из четырех участников никогда не сталкивался с желтой лихорадкой и с заболевшими ею. Их первой задачей было подтвердить или опровергнуть утверждение итальянского патолога Джузеппе Санарелли, что возбудителем желтой лихорадки является бактерия, а именно Bacillus icteroides. Джузеппе Санарелли ввел вышеназванные бактерии пяти южноамериканцам, из которых трое умерли от желтухи. Хотя сделанное им заключение о том, что данные бактерии вызывают желтую лихорадку, принесло Санарелли известность и награды, Комиссия по борьбе с желтой лихорадкой доказала, что его идея неверна. Данные бактерии оказались лишь примесью, «пассажиром» в крови у больных желтой лихорадкой; причиной заболевания они не были. После опровержения теории Санарелли комиссия занялась исследованием правоты гипотезы Карлоса Финлея^36–38 о том, что переносчиками желтой лихорадки являются комары.

Карлос Финлей, сын шотландца и француженки, родился в Камагуэе на Кубе, Он поступил в Медицинский колледж Джефферсона в Филадельфии в 1853 году, в год, когда желтая лихорадка вызвала серьезную тревогу в городе. Этот эпизод, а также многочисленные случаи заболевания желтой лихорадкой на Кубе, заставили его сосредоточиться на изучении инфекции, создавая фундамент для дела всей его жизни. Закончив Медицинской колледж Джефферсона в 1855 году, с 1857 года он начал заниматься врачебной практикой в Гаване. В 1881 году Финлей официально представил свою работу «Комар гипотетически рассматривается как переносчик желтой лихорадки»³⁶. В этой статье он пришел к выводу о том, что, поскольку желтая лихорадка поражает эндотелий сосудов, кровососущее насекомое может быть промежуточным хозяином, отвечающим за перенос инфекции. Он описал три обстоятельства, необходимые для трансмиссии желтой лихорадки:

1) наличие больного желтой лихорадкой, в капилляры которого комар смог бы попасть своим хоботком и импрегнировать его вирулентными частицами в подходящую стадию болезни;

2) жизнь комара должна продлиться достаточно долго после того, как он укусит больного желтой лихорадкой человека, чтобы у него (комара) была возможность укусить другого человека, в котором болезнь будет воспроизведена;

3) и непременно должно совпасть то, что укушенные комаром-переносчиком люди были бы подвержены этому заболеванию^36–38.

Теория о том, что комар может быть причиной желтой лихорадки, не противоречившая другим медицинским и научным открытиям, высказывалась многими, но доказана никем не была. Например, в 1807 году Джон Кроуфорд из Балтимора опубликовал статью, в которой утверждал, что в возникновении заболеваний малярией, желтой лихорадкой и другими болезнями виноваты комары; в 1848 году Джошуа Нотт из Мобиле, штат Алабама, повторил это утверждение. Любопытно, что доктор Нотт, работая врачом-акушером, помог появиться на свет Уильяму Горгасу, который в 1900-х годах практически истребит комара – переносчика вируса желтой лихорадки на Кубе и других территориях в обеих Америках, включая место, где должен был строиться Панамский канал. В 1853 году Луи Бопертуи, французский врач, работавший в Венесуэле, тоже обвинял комаров в распространении желтой лихорадки и малярии. Тем не менее никто из этих врачей не смог экспериментально доказать эту гипотезу. Финлей же предпринял вполне реалистичный эксперимент. Во-первых, он поймал несколько диких комаров и дал им укусить пациентов с желтой лихорадкой, а после этого – людей, ранее не болевших желтой лихорадкой. Результаты, однако, не оказались убедительными. Хотя у пяти здоровых пациентов начались легкая лихорадка и болезненные ощущения, классической желтой лихорадкой они так и не заболели. И действительно, главный хирург армии США Уильям Стернберг, один из выдающихся микробиологов Северной Америки и организатор Комиссии по борьбе с желтой лихорадкой, полностью отверг эксперименты Финлея и его теорию о комарах-переносчиках. Проработав непосредственно с Финлеем на Кубе в первой Комиссии по борьбе с желтой лихорадкой в конце 1870-х годов, он глубоко уважал его труды, но поверить, что комары способны вводить в кровь людей что-нибудь вредное, не мог. К несчастью, авторитета и положения Стернберга было достаточно, чтобы сильно ослабить поддержку теории Финлея. И все же постепенно появлялось все больше свидетельств того, что насекомые действительно могли передавать болезни людям³⁸. В 1878 году Патрик Мэнсон обнаружил, что комары заражали людей паразитической болезнью – филяриозом. В 1892 году Теобольд Смит вместе с Фредериком Килбурном обнаружили, что клещи распространяли паразитическое заболевание скота, известное как «техасская лихорадка». В 1894 году Мэнсон продемонстрировал, что муха цеце вызывает у людей сонную болезнь, или трипаносомоз; и в 1896 году Рональд Росс из британской армии доказал, что комары переносят малярию.

У всех членов комиссии были разные точки зрения по поводу того, могут ли комары быть переносчиками желтой лихорадки, и только Лэзир из них четверых был в этом совершенно уверен. В то время не было никаких сведений, что помимо человека какие-либо животные были подвержены желтой лихорадке. Поэтому для проверки гипотезы о комарах-переносчиках комиссия решила ставить эксперименты на людях. Никто не горел желанием рисковать тем, что заболеет желтой лихорадкой, однако Кэролл, Лэзир и Аграмонте приняли в эксперименте прямое участие. Рид не стал. Для того чтобы исследование проходило под контролем, комаров вывели из яиц, предоставленных Карлосом Финлеем, чтобы исключить возможность их предыдущего контакта с людьми или какой-либо человеческой болезнью. В первой группе экспериментов Лэзир и еще восемь волонтеров подверглись укусам комаров практически сразу после того, как те покусали пациентов, больных желтой лихорадкой. Вот как это описал Аграмонте:

Каждое насекомое находилось в стеклянной трубке, отверстия в которой были закрыты ватными тампонами, так же, как обычно делают с бактериальными культурами. Когда верхнее отверстие трубки смотрит вниз, комар обычно летит к нижнему отверстию трубки (вверх), затем его быстро откупоривают и открытое отверстие помещают на предплечье или живот пациента; через несколько минут комар падает на кожу и, если голоден, тут же приступает к действиям; когда комар насытится, его заставляют, слегка потряхивая трубку, взлететь опять вверх, и отверстие без труда снова затыкают ватным тампоном³⁵.

Из девяти волонтеров никто желтой лихорадкой не заболел.

Следующим вызвался для эксперимента Кэролл: «Я напомнил доктору Лэзиру, что я был готов, и он наконец приложил к моей руке насекомое, которое покусало пациента с тяжелым приступом желтой лихорадки 12 дней назад… Я был полон решимости испытать солдатскую удачу». В ту ночь Кэролл написал Риду, который вернулся в Вашингтон: «Я заметил в шутку, что если что-нибудь и есть в этой теории о комаре-переносчике, то мне причитается хорошенькая доза, и так оно и вышло»^28,29.

Два дня спустя Кэролл испытал самые первые размытые симптомы желтой лихорадки, а через четыре дня симптомы стали очень серьезными, выражаясь в слабости, ознобе и подъеме температуры до 38,8 °С. В образце его крови никаких малярийных паразитов обнаружено не было, что исключало малярию. Аграмонте писал:

Не найдя никаких малярийных паразитов, он (Кэролл) сказал мне, что простудился, как ему кажется, на пляже; его горячечное состояние, красные с полопавшимися сосудами глаза, весь его вид, несмотря на попытки казаться веселым и беспечным, неописуемо поразили меня. Что это желтая лихорадка, ему даже в голову не пришло. Нас же с Лэзиром охватила паника, когда мы поняли, что у Кэролла желтая лихорадка³⁵.

Жизнь Кэролла висела на волоске. Он находился в бреду с лихорадкой и температурой, которая колебалась от 38,9 до 40 °С, все это сопровождалось жестокими головными болями, болью в спине, пожелтением белков глаз и всего тела. Однако через несколько дней температура стала нормальной, кровотечений же у него не было.

Облегчение, которое Рид почувствовал, узнав, что Кэролл пережил желтую лихорадку, описано со всем драматизмом в письме, посланном им из Вашингтона, где Уолтер Рид находился во время болезни Лэзира и Кэрролла:

7 сентября 1900 года

1:15 пополудни

Мой дорогой Кэролл,

Гип! Гип! Ура! Благодарение Богу за сегодняшние новости с Кубы: «Кэроллу намного лучше – прогноз очень хороший!» Я просто пойду и напьюсь в хлам!

Я правда не могу вспомнить случая, когда бы чувствовал такое облегчение, как то, которое испытал, узнав о Вашем улучшении! Более того, поверите ли? Доклад о тифозной лихорадке уже на пути в главный офис! Ну, черт побери, пойду и напьюсь дважды!

Благослови Вас Бог, мой мальчик.

С любовью,

Рид

Приезжайте домой повидаться с женой и малышами, как только сможете.

Это от укуса комара?³⁰

Из-за болезни Кэролл был настолько слаб, что через две недели еще не мог стоять и даже самостоятельно менять положение тела. Но проблема была в том, что за несколько дней до начала болезни Кэролл контактировал с больными желтой лихорадкой, поэтому не было ясно, была ли болезнь Кэролла вызвана только укусом комара или он оказался случайным, побочным фактором. По этой причине следующий эксперимент был поставлен на волонтере – рядовом Уильяме Х. Дине, который никогда раньше не был в контакте с инфекцией желтой лихорадки. В тот день, когда заболел Кэролл, Лэзир вдобавок к трем другим комарам посадил на предплечье Дина того же комара, который укусил Кэролла, чтобы обеспечить наибольшую вероятность передачи заболевания. Но у Дина желтая лихорадка проявилась в очень легкой форме. Тогда 13 сентября 1890 года Лэзир дал зараженному комару укусить себя еще раз. Через пять дней он почувствовал недомогание. По мере того как болезнь прогрессировала, у Лэзира начались желтуха, рвота кровью и помутнение рассудка. Всего через 12 дней после начала эксперимента Джесси Лэзир скончался.

Джеймс Кэролл писал: «Никогда не забуду выражение его глаз, когда видел его в последний раз живым, на третий или четвертый день его болезни»²⁹.

Вашингтон, округ Колумбия,

26 сентября 1900 года

Мой дорогой Кэролл!

За телеграммой майора Кина, сообщающей об отчаянном положении бедняги Лэзира, очень быстро пришла телеграмма, извещающая о его кончине. Мне не выразить мою скорбь по поводу того, как трагично прервалась работа нашего коллеги!

Я знаю, что Ваша скорбь так же глубока, как моя: он был храбрецом, и его потеря почти невосполнима. По моей просьбе генерал послал вчера телеграмму о сохранении записей Лэзира, которые, как он говорил, он вел по каждому случаю заболевания, вызванного укусами комаров. Изучите их внимательно и все сохраните.

Я выезжаю завтра в Нью-Йорк и попрошу Вас встретить меня с транспортом в начале улицы О’Рейли или у дока Военной верфи, если Вы сможете выяснить у интенданта порта, куда причаливает для высадки пассажиров «Крук», что должно произойти в среду 3 октября.

Если Ваши наблюдения таковы, как Вы с Лэзиром предполагали, мы должны опубликовать предварительную заметку, как только она будет готова к печати.

С любовью,

Рид⁴⁰

Теперь доказательств было достаточно. Желтая лихорадка переносилась комарами, а для того, чтобы вызвать заболевание, нужен был промежуток между тем, когда насекомое высосало зараженную кровь, и укусом не защищенного от болезни индивида. Это последнее обстоятельство объясняло провал экспериментов Финлея и первой попытки Аграмонте заразиться от укуса комара. Этот промежуток после того, как комар выпил кровь субъекта, зараженного вирусом желтой лихорадки, составляет 12–20 дней, за которые вирус проходит из пищеварительного тракта комара в его слюнные железы, откуда он уже может при укусе комара инфицировать следующего не защищенного от болезни индивида. Эти временны́е рамки совпадают с теми, которые наблюдал Генри Картер, врач Службы здравоохранения США, проводивший в 1898 году эпидемиологические исследования желтой лихорадки в двух деревнях на реке Миссисипи. Он пришел к выводу, что для стимуляции новых случаев заболевания желтой лихорадкой был необходим дополнительный инкубационный период примерно в две недели.

Итак, из четырех членов Комиссии по борьбе с желтой лихорадкой на Кубе один умер, а другой едва выжил. Однако их вывод о том, что комары играли роль хозяев-посредников при переносе возбудителя желтой лихорадки и что болезнь передавалась через укусы этих насекомых, не был принят повсеместно. Например, Washington Post от 2 ноября 1900 года, опубликовав гипотезу о распространении болезни через комариные укусы, сообщала: «Из всего несуразного и бессмысленного вздора о желтой лихорадке, когда-либо появлявшегося в печати – а его бы хватило, чтобы построить целый флот, – наиглупейшую вне всякого сравнения чушь можно найти среди аргументов и теорий, порожденных гипотезой о распространении желтой лихорадки комарами»⁴¹.

Чтобы выполнить строгие требования к чистоте научного эксперимента, были проведены дополнительные исследования, ясно доказавшие, что желтая лихорадка не передается контактным путем от человека к человеку или через фомиты, а только инъекцией крови зараженного индивида другим людям, не защищенным от этого заболевания. Кроме того, когда инфекционная кровь пропускалась через фильтр, предназначенный для задерживания бактерий, она продолжала оставаться болезнетворной, что указывало на ее небактериальную природу.

Вскоре после этого, 20 ноября, члены Комиссии по борьбе с желтой лихорадкой создали еще один экспериментальный лагерь на Кубе. Был введен строжайший карантин, и эксперименты проводились только на субъектах, никогда раньше не подвергавшихся заражению желтой лихорадкой. Названная Лагерем Лэзира (Camp Lazear) база была создана только для тех, кто считался подверженным заболеванию и никогда раньше с ним не сталкивался. Из пяти тестируемых волонтеров заболели четверо, но все поправились. Пятый подопытный, у которого болезнь не проявилась, был укушен комаром, который, как выяснилось впоследствии, не мог передавать инфекцию. Бесспорный вывод гласил: «К точности вычислений того, когда инфицирование индивида следует за укусом комара, добавить нечего».

Одним из положительных последствий этих исследований стало то, что Уильям Горгас, главный санитарный инспектор Гаваны, ввел меры по уничтожению комаров, что в 1900 году сократило количество случаев заболевания в Гаване с 1400 до нуля в 1902 году. Это повлияло и на строительство Панамского канала. Результаты работы Комиссии по борьбе с желтой лихорадкой сыграли большую роль в предотвращении заболеваний желтой лихорадкой среди огромного числа рабочих, необходимых для строительства мореходного пути через тропический Панамский перешеек для соединения Атлантического и Тихого океанов. Третье важнейшее последствие заключалось в том, что время невежества, суеверий и противоречий, касающихся желтой лихорадки и способов ее распространения, окончательно прошло.

Строительство Панамского канала было впервые задумано и предпринято Фердинандом де Лессепсом, родившимся в 1805 году в богатой семье, представители которой состояли на государственной службе^42,43. Считается, что его интерес к строительству каналов зародился в Египте в 1830 году, а стремление построить два больших мореходных канала через Суэцкий и Панамский перешейки приписывается скорее почти религиозному желанию прославить Францию великими достижениями, нежели какой-либо перспективе финансовой выгоды.

Для того, чтобы начать такой сложный проект, как строительство Панамского канала^42–45, Всемирная компания по строительству межокеанского Панамского канала (Compagnie Universelle du Canal Interoceanique) собрала средства для «Великого предприятия» (La Grande Enterprise) – величайшего финансового мероприятия, из когда-либо воплощенных на тот момент. Французские инженеры XIX века принадлежали к особой породе людей, и для них строительство канала было делом чести и гордости Франции и ее предназначением. В начале 1881 года примерно 200 французских и европейских инженеров и около 800 рабочих начали строить временные швартовки на перешейке, а также казармы, больницы и дороги. Они фактически начали прорубать путь через Панамский перешеек. Не зная ничего ни о причинах желтой лихорадки, ни о размножении комаров, они использовали большие лохани со стоячей водой в садах, под опорами казарм и больничными койками, чтобы помешать проникновению всюду муравьев. Эти сосуды с водой стали замечательной средой для размножения комаров. К концу 1881 года на перешейке уже работало более 2000 человек, и копка огромной траншеи началась. В 1882 году сообщили о приблизитльно 400 смертях, а на следующий год уже 1300 человек умерли от желтой лихорадки и малярии. В месяц умирало примерно 200 работников. Сообщения об уровне смертности в Панаме были настолько пугающими, что их замалчивали, чтобы убедить французских инвесторов в стабильности проекта и продолжать сбор средств на строительство канала с помощью выпуска ценных бумаг. Однако сообщения о смертях начали просачиваться во Францию, когда сыновья, отправлявшиеся осваивать великую стройку, не возвращались домой, потому что умирали на ней. Инженерные школы стали отговаривать своих выпускников от поездки в Панаму. Тем не менее выпускники-инженеры продолжали отвечать на призыв отправиться в это грандиозное приключение в Панаме, «как офицеры, спешащие в гущу сражения, а не трусы, бегущие от жизненных сложностей»⁴⁵. Проект, однако, становился все более сложным и опасным, когда к смертям от желтой лихорадки прибавились неожиданные землетрясения, оползни и обвалы. Например, в 1885 году из 17 только что закончивших обучение французских инженеров, прибывших в Панаму, лишь один выжил в первый месяц.