Текст книги "Справедливость. Как поступать правильно?"

В 2007 г. из мичиганской тюрьмы в возрасте 79 лет вышел Джек Кеворкян, врач, отсидевший восемь лет за введение неизлечимо больным и желавшим умереть людям смертельных инъекций. В качестве условия досрочного освобождения Кеворкян дал обещание не помогать больным в совершении суицида. На протяжении 90-х гг. Кеворкян (получивший известность как «Доктор Смерть») вел кампанию за принятие законов, разрешающих помогать при суициде, и практиковал то, что проповедовал, оказав помощь 130 людям, желавшим умереть. Кеворкяна обвинили, судили и приговорили как человека, совершившего убийство второй степени, лишь после того, как он дал интервью программе «60 минут» на американском канале CBS. В том же интервью было показано, как Кеворкян делает смертельную инъекцию человеку, страдавшему амиотрафическим боковым склерозом.

Оказание помощи при суициде в Мичигане, родном штате Кеворкяна, незаконно. Также незаконно подобное деяние почти во всех американских штатах, кроме Орегона и Вашингтона. Во многих странах оказание помощи в совершении суицида строго запрещено – и явным образом разрешено в очень немногих странах (наибольшую известность получило такое разрешение в Нидерландах).

На первый взгляд, довод в пользу оказания помощи в совершении суицида выглядит как практическое применение прописей либертарианской философии. С позиций либертарианства законы, запрещающие оказывать помощь желающему принять смерть, несправедливы по следующей причине: если моя жизнь принадлежит мне, я должен иметь право покончить с жизнью. И если я вступаю в добровольное соглашение с кем-то, кто готов помочь мне умереть, государство не имеет права вмешиваться.

Но коллизия с разрешением оказывать помощь при суициде не обязательно зависит от идеи о нашей собственности на самих себя и свою жизнь. Многие люди, выступающие за оказание помощи желающим умереть, не ссылаются на право собственности, а утверждают право на самоубийство во имя достоинства и сострадания. Эти люди говорят, что неизлечимо больным, испытывающим сильные страдания, следует предоставить возможность ускорить свою смерть, а не корчиться в мучениях. Даже люди, считающие, что на нас лежит общая обязанность сохранять человеческую жизнь, могут прийти к заключению, что в определенный момент требования сострадания перевешивают обязанность поддерживать жизнь страдающего больного.

В ситуации с неизлечимо больными либертарианское обоснование права на оказание помощи в совершении суицида трудно отделить от обоснования соображениями сострадания. Чтобы оценить нравственную силу концепции собственности человека на свою жизнь, рассмотрим случай оказания помощи при суициде человеку, который не был неизлечимо болен. Признаю, что случай этот странен. Но его фантастичность позволяет по достоинству оценить логику либертарианства в ее чистом, не затуманенном соображениями достоинства и сострадания виде.

В 2001 г. в немецкой деревушке Ротенбург случилось странное происшествие. Бернд-Юрген Брандес, 43-летний инженер-программист, откликнулся на рекламное объявление в интернете: некто искал человека, который хотел бы, чтобы его убили и съели. Объявление было размещено 42-летним компьютерщиком Армином Майвесом. Майвес не предлагал никакого вознаграждения и сулил только переживания, опыт. На сообщение откликнулось около 200 человек. Четверо из них посетили ферму Майвеса, побеседовали с ним, но решили, что это предложение их не интересует. Но Брандес, встретившись с Майвесом и обсудив его предложение за чашечкой кофе, дал согласие. Майвес убил гостя, расчленил его тело и положил упакованные в пластиковые пакеты части тела в холодильник. К моменту ареста «людоед из Ротенбурга» съел более 40 фунтов плоти своей добровольной жертвы, приготовив кое-какие части тела на оливковом масле и приправив их чесноком¹⁴.

Когда Майвеса судили, чудовищное преступление взбудоражило общественность и озадачило суд. В Германии не было закона, запрещающего каннибализм. Защита настаивала, что преступника нельзя было осудить как убийцу, поскольку жертва охотно приняла участие в собственной смерти. Защитник Майвеса утверждал, что его подзащитный виновен разве что в «убийстве по просьбе», то есть в форме оказания помощи при суициде, за что можно было получить, самое большее, пять лет тюремного заключения. Суд попытался разрешить головоломку, приговорив Майвеса к восьми с половиной годам тюремного заключения за убийство человека¹⁵. Но через два года апелляционный суд отменил этот приговор как слишком мягкий и приговорил Майвеса к пожизненному заключению¹⁶. В странном завершении этой отвратительной истории людоед, по сообщениям, в тюрьме стал вегетарианцем, потому что промышленное производство мяса бесчеловечно¹⁷.

Каннибализм с согласия готовыми быть убитыми и съеденными взрослыми людьми становится последним, предельным тестом для либертарианского принципа собственности на самого себя и вытекающей из этого принципа концепции справедливости. Это – крайняя форма оказания помощи в совершении суицида. Поскольку данный случай не имеет ни малейшего отношения к облегчению страданий неизлечимо больного человека, оправдать его можно только на основании того, что мы являемся собственниками своих тел и своей жизни и можем делать с ними все, что нам заблагорассудится. Если это либертарианское утверждение верно, запрещение каннибализма по согласию несправедливо и является нарушением права на свободу. Государство может наказывать Армина Майвеса не больше, чем оно может облагать налогами в пользу бедных Билла Гейтса и Майкла Джордана.

Глава 4. Рынки и нравы. Наемная помощь

Свободный рынок – это хорошо или плохо?

Многие наиболее острые дебаты о справедливости связаны с ролью рынков. Справедлив ли свободный рынок? Есть ли какие-то товары, которые не купить за деньги? Или за деньги такие товары не купить в принципе? Если это так, что это за товары и что дурного в их покупке и продаже?

Доводы в пользу свободных рынков обычно основаны на двух требованиях – свободы и благосостояния. Первое требование воплощено в либертарианском доводе в пользу рынков, который гласит, что разрешение людям участвовать в добровольном обмене уважает их свободу, а законы, вмешивающиеся в свободу рынка, нарушают личную свободу. Второе требование воплощено в утилитаристском доводе в пользу рынков, утверждающем, что свободные рынки способствуют общему благосостоянию: если два человека заключают сделку, выигрывают оба. До тех пор пока эта сделка улучшает положение обоих заключивших ее, не причиняя вреда кому-либо другому, она должна увеличивать совокупную полезность.

Люди, скептически относящиеся к рынкам, сомневаются в этих утверждениях. Скептики замечают, что рыночные решения не всегда настолько свободны, как это может казаться. Некоторые товары и социальные практики, как утверждают скептики, разлагаются или теряют свои полезные свойства, если их покупают и продают за деньги.

В этой главе мы рассмотрим моральность оплаты, которую получают люди за выполнение двух очень разных видов работы – за ведение войн и вынашивание детей. Размышление о правильных и неправильных аспектах рынка на этих двух вызывающих споры примерах поможет прояснить различия между ведущими теориями справедливости.

Что справедливее: призывать людей нести воинскую службу или нанимать их для этого?

В первые месяцы Гражданской войны в США торжественные митинги и патриотические настроения побудили десятки тысяч мужчин из северных штатов добровольно вступить в федеральную армию. Но поражение федеральной армии в битве при Булл-Ран и неудача предпринятой весной следующего года генералом Джорджем Макклелланом попытки взять Ричмонд вызвали у северян сомнения в скором окончании войны. Надо было набирать больше солдат, и в июле 1862 г. Авраам Линкольн подписал первый федеральный закон о призыве в армию. В Конфедерации уже действовала призывная система.

Призывная система вступала в конфликт с сутью американской индивидуалистической традиции, и в федеральном законе о призыве этой традиции была сделана поразительная уступка: любой призванный на военную службу, но не желавший служить человек мог нанять другого человека на службу вместо себя¹.

Призывники, искавшие заместителей, публиковали объявления в газетах, предлагая заместителям плату до 1500 долл., что по тем временам было значительной суммой. Закон о призыве, принятый в Конфедерации, также разрешал нанимать заместителей, что породило лозунг «Война богатых, в которой сражаются бедные», и эта жалоба отозвалась эхом на Севере. В марте 1863 г. Конгресс принял новый закон о призыве, в котором предприняли попытку учесть эту жалобу (по меньшей мере отчасти). Хотя новый закон не упразднял право нанимать заместителя, он предусматривал, что любой призывник мог заплатить государству 300 долл. пошлины и не идти в армию. Хотя коммутационная пошлина примерно равнялась годовому заработку неквалифицированного работника, указанное положение закона было ориентировано на то, чтобы цена освобождения от воинской службы оказалась в пределах досягаемости для обыкновенных рабочих. Некоторые города и округа субсидировали пошлину, которую выплачивали попавшие под призыв местные жители. А страховые общества позволяли своим клиентам выплачивать ежемесячную страховую премию по полисам, предусматривающим возмещение пошлины в случае призыва².

Хотя коммутационная пошлина была задумана как предложение освободиться от службы в армии по сниженной ставке, политически она оказалась более непопулярной, чем замещение, возможно, потому что выглядела как цена человеческой жизни (или угрозы гибели) и подкрепляла эту цену государственными санкциями. Газетный заголовок гласил: «300 долл. за вашу жизнь». Возмущение призывом и коммутационной пошлиной в 300 долл. привело к вспышкам насилия в отношении вербовщиков, прежде всего к бунтам против призыва, разразившимся в Нью-Йорке в июле 1863 г. Эти беспорядки продолжались несколько дней и привели к гибели нескольких сотен человек. На следующий год Конгресс принял новый закон о призыве, который ликвидировал коммутационную пошлину. Впрочем, право нанимать заместителя на Севере (но не на Юге) сохранялось на протяжении всей войны³.

В конце концов, в федеральной армии служило сравнительно немного призывников. (Даже после введения воинской обязанности армия в основном состояла из добровольцев, которые пришли служить за премию, выплачиваемую правительством, и из-за угрозы быть призванными.) Многие люди, чьи номера выпали при жеребьевках, либо бежали, либо были признаны негодными к воинской службе. Из примерно 207 тыс. человек, которые были призваны в армию, 87 тыс. военных получили коммутационную пошлину, 74 тыс. отказников нашли себе платных заместителей и только 46 тыс. солдат действительно служили⁴. В числе тех, кто нанял заместителей, сражавшихся вместо них, были Эндрю Карнеги и Дж. Морган, отцы Теодора и Франклина Рузвельтов и будущие президенты США Честер Артур и Гровер Кливленд⁵.

Была ли действовавшая во время Гражданской войны система справедливым способом направления людей на военную службу? Когда я задаю этот вопрос своим студентам, почти все отвечают: нет. Студенты говорят, что несправедливо разрешать состоятельным людям нанимать заместителей, которые будут сражаться вместо них. Подобно многим американцам, протестовавшим против системы комплектования армии в 60-х гг. XIX в., студенты считают эту систему формой классовой дискриминации.

Затем я спрашиваю студентов, отдают ли они предпочтение призыву на военную службу или современной армии, в которой служат только добровольцы. Почти все предпочитают добровольческую армию (таково же мнение большинства американцев). Но тут возникает трудный вопрос: если система комплектования армии, существовавшая в годы Гражданской войны, несправедлива (поскольку позволяла богатым нанимать других людей, которые и сражались вместо них), разве подобное возражение не применимо к добровольческой армии?

Конечно, методы найма заместителей тогда и ныне отличаются. Эндрю Карнеги пришлось искать себе заместителя и платить ему лично, а сегодня вооруженные силы рекрутируют солдат, которым предстоит сражаться в Ираке или Афганистане, и этим людям коллективно платим мы, налогоплательщики. Но остается вопрос: ведь те из нас, кто не желает служить, нанимают других людей, которые ведут наши войны вместо нас и вместо нас рискуют своей жизнью. Так в чем же разница с точки зрения морали? Если система, действовавшая в годы Гражданской войны, была несправедлива, то не является ли добровольческая армия также несправедливой?

Чтобы изучить этот вопрос, давайте отвлечемся от системы комплектования армии во времена Гражданской войны и рассмотрим два стандартных способа набора солдат – призывную систему и рынок.

В своей простейшей форме призывная система пополняет вооруженные силы, требуя, чтобы все годные к службе граждане служили. Или, если вооруженные силы не нуждаются во всех потенциальных призывниках, тех, кто будет призван, из общей массы призывников выбирают методом жеребьевки. Эту систему в США использовали по время Первой и Второй мировых войн. Во время войны во Вьетнаме в США применяли призывную систему, хотя эта система была очень сложной и изобиловала отсрочками, которые предоставляли студентам и людям, занятым в определенных специальностях, что позволило многим избежать участия в боевых действиях.

Призывная система питала оппозицию войне во Вьетнаме, особенно в студенческих кампусах. Отчасти в ответ на постоянные протесты президент Ричард Никсон предложил отказаться от призыва, и в 1973 г., когда США сворачивали свое присутствие во Вьетнаме, пополнение по призыву было заменено пополнением за счет только добровольцев. Поскольку воинская служба больше не являлась обязательной, военное ведомство повысило плату и увеличило другие блага для добровольцев, чтобы привлечь необходимое число людей.

Добровольческая армия (в том смысле этого понятия, в каком мы употребляем его ныне) означает пополнение армии через рынок, то есть так же, как нанимают сотрудников рестораны, банки, магазины розничной торговли и другие предприятия. Понятие «доброволец» становится неправильным, вводящим в заблуждение словом. Добровольческая армия – это не добровольная пожарная команда, в которой люди служат, не получая за свою службу денег, и не местная бесплатная столовая, сотрудники которой жертвуют своим временем. Военнослужащие являются «добровольцами» только в том смысле, в каком можно назвать «добровольцем» любого наемного сотрудника любой организации. Никого из этих людей не призывают на службу, и работу выполняют те, кто согласен выполнить ее в обмен на деньги и другие блага.

Споры о том, каким образом демократическое общество должно пополнять ряды вооруженных сил, достигают особого накала во время войн, о чем свидетельствуют бунты против призыва в годы Гражданской войны и протесты времен войны во Вьетнаме. После того как США перешли на комплектование вооруженных сил исключительно добровольцами, вопрос о справедливости направления на военную службу вышел из поля зрения общественности. Но войны, которые США ведут в Ираке и Афганистане, оживили общественные дискуссии о том, правильно ли то, что демократическое общество набирает солдат в свою армию через рынок.

Большинство американцев отдают предпочтение добровольческой армии. К призыву хотят вернуться очень немногие. (В сентябре 2007 г., в разгар войны в Ираке, судя по результатам опроса, проведенного компанией Gallup, обнаружилось, что 80% американцев выступают против восстановления призывной системы, а за восстановление этой системы выступают только 18% опрошенных⁶.) Но возобновление дебатов о добровольческой армии и призыве остро ставит перед нами ряд серьезных вопросов политической философии, вопросов личной свободы и гражданских обязанностей.

Чтобы изучить эти вопросы, сравним три способа комплектования армии, о которых идет речь: призывную систему, основанную на всеобщей воинской повинности, призывную систему, предусматривающую наем заместителей за плату (систему, существовавшую в годы Гражданской войны в США), и рыночную систему. Какая из них наиболее справедлива? Итак…

– Политика I. Призывная система.

– Политика II. Призывная система, допускающая наем заместителей за плату (система, существовавшая в годы Гражданской войны в США).

– Политика III. Рыночная система (добровольческая армия).

Доводы в пользу добровольческой армии

Если вы – либертарианец, ваш ответ очевиден. Призывная система (политика I) несправедлива потому, что она предусматривает принуждение, является формой рабства. Такая политика предполагает, что государство владеет своими гражданами и может распоряжаться ими, как пожелает, в том числе заставлять их сражаться и рисковать своими жизнями на войне. Рон Пол, член Конгресса США от республиканцев и ведущий либертарианец, недавно открыто провозгласил это. Возражая против требований восстановить призыв ради ведения войны в Ираке, Пол сказал: «Призывная система – это, просто и откровенно говоря, рабство. А 13-я поправка к конституции США запрещает недобровольное рабство. Человека, попавшего в армию по призыву, вполне могут убить в бою, что делает призыв очень опасной формой порабощения»⁵.

Но, даже если вы не считаете призыв эквивалентом рабства, вы можете выступать против него на том основании, что призыв ограничивает право человека принимать решения и тем самым сокращает совокупное счастье. Это – утилитаристский довод против призыва, утверждающий, что, по сравнению с системой, разрешающей наем заместителей, призывная система уменьшает благосостояние людей, поскольку мешает заключению взаимовыгодных сделок. К примеру, если Эндрю Карнеги и его заместитель хотят заключить некую сделку, то к чему препятствовать им в этом? Свобода совершать обмены, по-видимому, увеличивает пользу каждой из сторон, не уменьшая пользу других лиц. Таким образом, рассуждает утилитарист, система, существовавшая в годы Гражданской войны (политика II), лучше простой призывной системы (политика I).

Легко понять, как утилитаристские посылки могут поддерживать рыночную логику. Если вы исходите из того, что добровольный обмен улучшает положение обеих сторон, не нанося ущерба кому-либо другому, у вас есть отличный утилитаристский довод в пользу разрешения господства рынков.

Теперь можно увидеть это, если сравнить систему времен Гражданской войны (политика II) и комплектования армии за счет добровольцев (политика III). Те же доводы, которые приводят в пользу найма заместителей призывниками, можно привести и в пользу исключительно рыночного решения: если вы разрешаете людям нанимать заместителей, то зачем вообще кого-то призывать в армию? Почему просто не набирать солдат на рынке труда? Просто установите заработки и льготы на уровне, необходимом для привлечения требуемого числа соответствующих стандартам солдат, и пусть люди решают, возьмутся они за эту работу или нет. Никого не принуждают против воли служить, а те, кто хочет служить, могут решать, предпочтительна ли, с учетом всех обстоятельств, воинская служба по сравнению с другими возможностями.

Итак, с точки зрения утилитаристов, добровольческая армия, по-видимому, – лучший из трех вариантов. Разрешать людям свободно выбирать военную службу на основании предлагаемой за нее компенсации позволяет им служить только в том случае, если это соответствует их пользе; а те, кто не хочет идти в армию, не страдают от потери пользы в результате принуждения к службе в армии против их воли.

Утилитарист может вполне внятно возразить, заявив, что добровольческая армия обходится дороже армии, комплектуемой призывниками. Чтобы привлечь нужное число соответствующих стандартам солдат, плата военнослужащим и предоставляемые им льготы должны быть выше, чем в тех случаях, когда солдаты вынуждены служить. Так, утилитариста может беспокоить то, что большее счастье лучше оплачиваемых солдат будет нейтрализовано несчастьем налогоплательщиков, которым придется платить военным больше.

Но это возражение не слишком убедительно, особенно если альтернативой является служба по призыву (предусматривающая или не предусматривающая замену). Было бы странно на утилитаристских основаниях настаивать на том, что стоимость других оплачиваемых налогоплательщиками государственных услуг (вроде услуг полиции и пожарных) следует снизить, заставив случайно выбранных людей выполнять соответствующие обязанности за плату ниже рыночной. Или что стоимость содержания в порядке автомагистралей следует снизить, потребовав, чтобы какая-то выбранная по жребию категория налогоплательщиков выполняла дорожные работы самостоятельно или нанимала для выполнения этих работ других людей. Несчастье, которое станет результатом таких принудительных мер, вероятно, перевесит выгоды, извлекаемые налогоплательщиками из удешевления государственных услуг.

Итак, с позиций либератиранского и утилитаристского мышления добровольческая армия представляется наилучшим вариантом, система времен Гражданской войны в США занимает 2-е место, а призывная система оказывается наименее желательным способом комплектования вооруженных сил. Но против такой линии доказательства можно выдвинуть по меньшей мере два возражения. Первое возражение касается справедливости и свободы, второе – гражданской добродетели и общего блага.