Текст книги "Тропою духов"

Глава 5

К тому времени, когда солнце село за гору, Черный Ястреб достиг входа в Пещеру Священного Духа.

Он глубоко вздохнул – сердце стучало так громко, словно грохот орудий на земле Лакоты.

Пещера располагалась на узкой площадке у гребня холма, окруженного деревьями. Их ветви сплелись так густо, что нельзя было увидеть ни клочка неба. Вход в нее скрывался во мгле.

Он глубоко вздохнул, освобождаясь от неясного страха, тяготеющего над ним. Сделано все, что повелел Волчье Сердце. Он не ел целый день, пришел безоружным, без перьев и ожерелья из медвежьих когтей, надел лишь набедренную повязку из оленьей шкуры да старые мокасины. Волосы свободно рассыпались по плечам. Он шагнул в темный туннель, что уводил в глубь холма.

На мгновение Ястреб остановился в проеме, давая глазам привыкнуть к темноте, которая казалась чернее ночи. Он ожидал затхлости и сырости, но встретил лишь прохладу и благоухание.

Он сделал четыре шага вперед. Ноги в мокасинах ступали по земле бесшумно, но в ушах отозвался стук собственного сердца.

Ему случалось раньше испытывать страх, но это не было похоже на то, что пришлось изведать теперь. Лицо его покрылось холодным потом.

Успокаивая себя воспоминанием о том, что Волчье Сердце входил в Пещеру и возвратился, он сделал еще четыре шага. И еще четыре. Потом остановился в самой глубине Пещеры.

Развязав маленький мешочек из оленьей шкуры, висевший на поясе, он достал содержимое – горсть пыльцы – и бросил часть на восток, часть на запад, север и юг, а также Великому Духу и Матери-Земле. Покончив с этим, Ястреб высыпал остаток в мешочек и сел, обратив лицо к востоку.

Мгла, сомкнувшаяся вокруг него, была такой плотной, что казалось, будто до нее можно дотронуться. Высоко подняв голову, напрягшись, он неотрывно смотрел на восточную стену пещеры, молча умоляя Великого Духа даровать ему видение – открыть будущее. Этого требовал Волчье Сердце. Это поможет племени благополучно пережить грядущий год.

Снова и снова он возносил ту же молитву, перестав следить за ходом времени. И оно отступило. Мгла казалась живым существом. Она бросала ему вызов, охватывая со всех сторон, скользя по обнаженной коже.

Сжав руки, Черный Ястреб пристально вглядывался в восточную стену. Все его помыслы и силы устремились в будущее.

Медленно, так медленно – он решил, что ему это только мерещится, – бледный отсвет пал в темень Пещеры, и в тот же момент стали появляться образы. Они проявлялись все отчетливее, а мгла в пещере сгущалась. И тогда он ощутил что-то рядом и в себе самом.

Он снова услышал голос Волчьего Сердца, призывающий сосредоточиться на будущем и только на нем.

Черный Ястреб изгнал страх из сердца, и мягкий свет и образы стали отчетливее. Сейчас он уже довольно ясно видел Лакоту, узнал собственный вигвам и вигвам Волчьего Сердца. Снег покрывал землю, небо было низким и хмурым.

– Это зимний лагерь на Черных Холмах, – удивился он.

Теперь образы, казалось, наполнили Священную Пещеру, а он, похоже, стал одним из них. Черный Ястреб ощутил дуновение холодного ветра, вдохнул дым, и запах жареного мяса коснулся его ноздрей. Он почувствовал капли дождя, но дождь был голубым, сухим – и там, где дождь падал на снег, тот покрывался багряными пятнами.

Испугавшись, Черный Ястреб отскочил, а затем ощутил что-то теплое и мокрое на правом боку.

– Ax, – вскрикнул он, и образы растаяли, подобно морозным узорам под ярким весенним солнцем. Свет померк, воздух стал легче, и вдруг он ощутил пустоту и одиночество.

Вскочив, Черный Ястреб бросился вон из Пещеры – и поразился тому, что солнце стояло высоко над горой. Солнечный утренний свет показался необычайно ярким после пещерной мглы.

Он чувствовал слабость и головокружение, словно кто-то отнял у него все силы. Тут Ястреба пронзила внезапная боль в правом боку. Когда он бросил туда взгляд, то увидел кровавое пятно выше пояса. Но раны не оказалось.

В полном смятении он повернулся, чтобы взглянуть на вход в Пещеру, спрашивая себя о том, что же это означает. У входа он увидел Ее силуэт. Смоляные волосы сливались с окружающей мглой.

Женщина-Призрак.

– Не может быть, – прошептал он, снова увидев ее воочию сидящей на колеснице и протягивающей к нему руки. Глубокие голубые глаза молчаливо умоляли приблизиться. Дыхание холодного воздуха пахнуло из Священной Пещеры и пронизало его насквозь.

– Не может быть, – повторил он. Стараясь не бежать, повернулся и стал спускаться с гребня холма, где ни за что и никогда, конечно, не появится вновь.

* * *

Волчье Сердце внимательно выслушал рассказ Черного Ястреба о том, что случилось с ним в Священной Пещере. Он глубоко задумался, когда молодой воин поведал о дожде, что обратил снег в кровь.

– Были ли ты васичи в твоем видении?

–Нет.

–Но дождь был голубым, а снег стал багряным?

Черный Ястреб кивнул.

– Это худо, – размышлял Волчье Сердце, – я думаю, мы не пойдем к Пана Сапа, к Черным Холмам этой зимой. Голубой дождь – солдатские мундиры, алый снег – кровь наших людей.

Вэкэн Танка предостерегает нас о вторжении бледнолицых, – он кивнул, словно удовлетворенный собственным объяснением, – найдем другое место для зимовки…

– Всегда ли сбывается виденное в Пещере?

– Эй, да, если объяснено верно.

– Были ли когда-нибудь ошибки? Старик кивнул:

– Однажды – очень давно. Несколько видений за раз трудно истолковать верно.

– Как же знать, правильно ли теперь?

– Голубой дождь всегда говорит о нашествии бледнолицых.

– Быть может, алый снег означает поражение врагов?

– Возможно, – допустил Волчье Сердце, – но правильнее предполагать худшее. Видел ли ты что-то еще?

Черный Ястреб покачал головой:

– Нет.

– Может, больше ничего и не было…

– Я нарушил молчание Пещеры, ощутив струящуюся по телу кровь, – виновато признался Черный Ястреб, – и видения исчезли.

– Вах! Тогда надо вернуться. Видения не всегда являются в том порядке, в каком происходят события в жизни. Твое же связано с зимой, а сейчас только весна. Быть может, другое видение ожидает тебя там.

– Вернуться? – неохотно отозвался Черный Ястреб. – Когда?

– Завтра ночью, в полнолуние. Черный Ястреб кивнул. Он пойдет снова, раз Волчье Сердце требует, но не только по этой причине.

– Кровь на теле! Что это значит?

Волчье Сердце вгляделся в темное пятно на теле Ястреба. Он тщательно обследовал кожу под засохшей кровью – не только раны, даже царапины не было.

– Нет уверенности, – отвечал шаман. Черный Ястреб глубоко вздохнул.

– Женщина-Призрак была там, в Пещере, – произнес он, склонившись к шаману. – Что ей надо от меня? Почему она словно зовет меня взглядом?

Волчье Сердце покачал головой:

– Сейчас я не отвечу и на этот вопрос. Мне надо обдумать то, что явилось тебе в Священной Пещере. Мы поговорим об этом, когда ты вернешься.

Черный Ястреб кивнул, вскочил на ноги и покинул вигвам шамана.

– Ждать, всегда ждать, – думал он, спускаясь к реке и смывая кровь. Сколько же ему придется ждать, чтобы открыть тайну Женщины-Призрака?

Когда он вошел в вигвам, мать ждала его. Она приготовила еду, и воздух благоухал запахами жареного мяса бизона, тростниковым супом и крепким чаем. Она не стала расспрашивать его, но он чувствовал, как ей хочется узнать о случившемся в пещере.

Ястреб улыбнулся ей, слизывая жир с пальцев.

– Я в порядке, ина, – заверил он. – Давай поговорим завтра, а сейчас я пойду спать.

Винона кивнула. Материнское чутье победило женское любопытство. Она видела, как проголодался и устал ее сын.

Что же было в Священной Пещере? Видел ли он Женщину-Призрака? Что сулит будущее племени?

Глава 6

Пронзительный крик, в котором слышались ужас и боль, неожиданно прервал сон Черного Ястреба. Быстро вскочив на ноги, он схватил лук, колчан со стрелами и выбежал из вигвама. В одно мгновение окинул взглядом хаос, царивший вокруг. Поднимавшееся светило отбрасывало зловещую багряную тень на селение, так что все выглядело ненастоящим, словно во сне. Ненавистные всадники – солдаты в голубых мундирах врезались в толпу, расстреливая все живое. Люди, кони, псы – все становилось жертвами и добычей грабителей – Длинных Ножей. Воздух пропах порохом и кровью.

Гнев переполнял Ястреба. Он схватил поводья Вохитика. Ведь сейчас Красное Облако и Совет Старейшин племени находились в Вашингтоне, ведя переговоры о мире. Как это похоже на бледнолицых: протягивать одну руку, обещая мир, а другою убивать детей и женщин?

Поворачиваясь в седле, Черный Ястреб окидывал взглядом всю панораму битвы, отыскивая мать, но не мог найти ее в такой толчее. Вохитика становился на дыбы, видя кавалерийских лошадей, мчавшихся навстречу. С диким криком Черный Ястреб выпустил стрелу, ощутив настоящее торжество, когда она вонзилась в грудь врага.

Черный Ястреб очутился в гуще схватки, гнев переполнил его, когда он увидел малыша, затоптанного железными копытами лошадей. Узнал он и лучшего друга, Красную Стрелу, глубоко вонзившего томагавк в горло одного из бледнолицых. Увидал и еще одного ребенка, проткнутого штыком волосатого траппера [4]4
  Траппером называют в Америке охотника, добывающего пушных зверей с помощью капканов и ловушек.


[Закрыть].

Бешеный крик возмущения вырвался из горла Черного Ястреба, он поверг врага на землю. Краем глаза он видел одного из солдат. Тот боролся со скво Красной Стрелы.

Пришпорив Вохитика, Черный Ястреб сбил с ног бледнолицего. Он поймал благодарный взгляд жены Красной Стрелы и сразу же потерял ее из виду. Женщина схватила маленького сына и скрылась в убежище.

Черный Ястреб всматривался в толпу, все еще надеясь отыскать мать. Ноздри впитывали запах пыли и пота, страха и крови. Справа пылал вигвам. Глаза слезились от дыма и чада, его преследовал запах горелых шкур. В ушах звенело от шума битвы: лошади метались в панике, дети плакали, женщины пронзительно голосили – всюду стоны и смерть. И надо всем этим – ужас, воющий плач всей Лакоты.

Ястреб убил еще двух бледнолицых, прежде чем повернуть назад. Пронесясь через лагерь и повернув направо, он увидел Волчье Сердце, который шел к лесам, на восток от лагеря. Ястреб подъехал к шаману. Нагнувшись и обхватив старика, он поднял его на коня, усадив сзади. Ястреб намеревался отвезти старца в лесное укрытие, а потом вернуться в лагерь, чтобы отыскать Винону.

Но не успел Черный Ястреб высадить шамана, как, откуда ни возьмись, налетело трое солдат, преследуя их с дикими воплями.

– Держись! – воскликнул Волчье Сердце, – едем в Пещеру. Там мы будем в безопасности.

Юношу раздирали сомнения. Племя сражалось за свою жизнь, он жаждал быть с ними, но не мог сейчас рисковать жизнью шамана.

Черный Ястреб заставил коня бежать скорее. Он слышал звуки погони. Выстрелы были все ближе и ближе. Он почувствовал, как дернулось тело Волчьего Сердца, услышал звук выстрела. Ястреб вонзил пятки в бока коня, горячо уповая на то, что удастся уйти от погони.

Теперь они достигли холмов, взбираясь все круче и круче, отрываясь все дальше от выстрелов и криков преследователей и, наконец, увидели Священную Пещеру, раскрывшую им навстречу свою пасть, черную как ночь.

Опустив поводья, Черный Ястреб слез с коня. Не обращая внимания на протесты Волчьего Сердца, он взял его на руки, как малого ребенка, и поспешил в Пещеру.

– Оружие, – напомнил Волчье Сердце, когда они достигли входа, – ты не должен брать, его туда.

Воин колебался лишь мгновение, затем бросил лук и колчан на землю и направился в глубь Пещеры.

Там он опустил старика на землю. Тот тяжело дышал, и Ястребу пришлось поддерживать его.

Он напрягся, услышав голоса, и увидел у входа одного из бледнолицых солдат.

– Оставайся на месте, – спокойно предупредил Волчье Сердце.

– Мне надо было захватить оружие с собой, – вскинулся Черный Ястреб, – они настигнут нас здесь.

– Нет, – убежденно отвечал Волчье Сердце, – надо только смотреть и ждать.

«Голубой мундир» помедлил минуту, помаячив у входа на фоне гаснувших сумерек, и, обнажив штык, переступил порог и вошел в мрачную темноту.

Ястреб затаил дыхание. Он был так близок к смерти. Темнота окружала их. Схватка была неминуема, но, как ни странно, она не состоялась. Еще три шага – и солдат был в Пещере. Черный Ястреб впился взглядом в бледнолицего, едва различимого во мгле. Тишина царила недолго, потом со сдавленным стоном бледнолицый упал, как подкошенный.

Голоса у входа заставили юношу насторожиться. Он заметил двух других бледнолицых, заглядывавших внутрь и, очевидно, зовущих товарища.

Черный Ястреб нахмурился. Он жалел, что язык бледнолицых незнаком ему. Но и без слов было ясно, что васичи спорят – стоит ли входить в Пещеру. Было очевидно, что они встревожены исчезновением товарища. Посовещавшись немного, бледнолицые удалились.

– А теперь? – спросил он, обернувшись к Волчьему Сердцу, хотя и не видел старца в окутавшей их густой мгле.

– Подождем, пока они не уйдут.

–Я должен вернуться, – настаивал Черный Ястреб, не находя себе места, – быть может, я нужен людям.

– Нет, «голубые мундиры» убьют тебя прежде, чем ты доберешься до оружия. Ты принесешь больше пользы, будучи живым, нежели мертвым.

– Мне не следовало нарушать молчания в Пещере, когда мне явилось видение, – с горечью произнес Черный Ястреб, – если бы не я, мы знали бы об опасности заранее.

– Не обвиняй себя. Ты вошел в Пещеру. Для этого нужно огромное мужество. Ты совершил это.

Воин покачал головой. Люди гибли из-за его оплошности. Возможно, его мать убита «голубыми мундирами», пока он скрывается в Пещере, словно трусливый заяц.

–Я должен вернуться, – сказал он, обратив взор к выходу, – я вернусь, когда битва закончится.

– Постой.

Боль, прозвучавшая в голосе старца, заставила его остановиться и обернуться к шаману.

– Что?

– Тебе не следует винить себя в том, что произошло, – прошептал Волчье Сердце внезапно ослабевшим голосом, – еще не успеет сесть солнце, а людям уже будет нужен новый шаман. Помни все, чему я научил тебя.

– Танкасила! – Черный Ястреб со сдавленным стоном обнял Волчье Сердце. Он отказывался верить в очевидное, уже чувствуя теплую кровь, струящуюся по спине старого индейца.?

– Ты ничем не можешь мне помочь, Кетэн. Может быть, Вэкэн Танка направит тебя, пока мы не встретимся в лучшем мире.

–Пусть бог поможет и тебе.

Черный Ястреб проглотил ком в горле. Слезы душили его. Он опустил Волчье Сердце на гладкое песчаное дно Пещеры.

Шаман положил руку на ладонь Ястреба.

– С твоей матерью все в порядке, – сказал он. Его голос был слаб и едва слышен даже в безмолвии Священной Пещеры. – Кетэн, Женщина-Призрак явилась мне в сновидении, как раз перед вторжением солдат. Слушай ее. Придет время, и она укажет тебе путь.

Черный Ястреб прошептал имя шамана. Чувствуя, как силы уходят из рук старца, он видел, что глаза его потухли.

Вдруг Ястреб ощутил тепло, словно летний ветерок коснулся щеки. Он вздрогнул, спрашивая себя о том, что это такое – плод его воображения или душа Волчьего Сердца, вступившая на Вэнэги Тэсэка, Тропу Духов, |ведущую к Вэнэги Юати, Долине Душ?.. Долго сидел Черный Ястреб у тела старца. Волчье Сердце был частью его жизни. Сколько помнил себя Черный Ястреб, старик учил его, отвечал на все вопросы, сделал воином. А сейчас его нет больше – старика, достойного того, чтобы умереть здесь, в самом центре Священной Пещеры.

Справившись со слезами горя и отчаяния, он убрал волосы с лица покойного, скрестил застывшие руки на узкой груди старца, бережно закрыл глаза мертвого шамана.

Гортанными звуками, вложив в голос всю свою душу, он начал погребальную песнь в честь Волчьего Сердца, прося Великого Духа принять старого шамана и направить его стопы в мир Великой Тайны – Смерти.

Долго он сидел так, и ненависть к бледнолицым чужеземцам вскипала в нем, зажигая кровь жаждой мести.

Вскочив на ноги, Черный Ястреб бросился к выходу, решив вернуться в лагерь, но, услышав голоса, замер. Бледнолицые вернулись и ждали у входа, а он был безоружен. Он даже увидел свой лук, лежавший там, где его бросили, видел и Вохитика, мирно щиплющего траву, но не видел «голубых мундиров».

Вернувшись в Пещеру, Черный Ястреб прислонился к стене.

Какое-то время мысли его блуждали. Затем он вонзил взгляд в восточную стену, спрашивая себя, хватит ли у него сил вызвать Дух Пещеры теперь, когда он лишился поддержки молитв и заклинаний Волчьего Сердца.

Закрыв глаза, Ястреб пытался сосредоточиться на исходе битвы. Вместо этого он обнаружил, что думает о Женщине-Призраке и, казалось, слышит тихий голос старика – последние слова Волчьего Сердца: «Слушай ее. Придет время, и она поможет тебе».

Но Волчьего Сердца больше нет, и ему никогда уже не узнать этой тайны.

Черный Ястреб выпрямился, освободившись от видения – над ним витал Дух Пещеры.

Словно ведомый невидимой рукою, он повернул голову и увидел, как восточная стена пещеры засветилась и появился дом белого человека.

– Нет, – юноша тряхнул головой. Дух Пещеры закружил его, окутал, потащил за собой…

И он потерял сознание.

* * *

Черный Ястреб с трудом пробудился ото сна, мысли и тело его крепли медленно…

Он вспомнил о битве и бросился из Пещеры. Чуть помедлил у выхода и, ничего не услышав, вышел наружу.

Солнце вставало над Черными Холмами, освещая горные вершины на востоке, украшая небосклон сверкающим алым и золотым сиянием.

Ястреб стоял не двигаясь. Каждый мускул его тела был в напряжении. Но никто не стрелял. Ни души вокруг. Лишь мягкое дуновение ветра на вершине холма да шелест листвы.

Только теперь он заметил, что оружие исчезло. Коня тоже нигде не было.

Черный Ястреб перевел дыхание. Ненависть к бледнолицым захватчикам разрасталась в его сердце.

До сих пор он считал их странным племенем, народом, не ведающим истины, которую давно постигло его родное племя. Но сейчас он ненавидел их, и гнев его был безграничен.

Бледнолицые позвали Красное Облако в Вашингтон, чтобы заключить мир, а хотели войны; они убили Волчье Сердце; они украли у Черного Ястреба коня и оружие.

Он перевел дыхание, а затем стал спускаться с холма, спрашивая себя, остался ли кто в живых после этой ужасной битвы и не найдет ли он племя истребленным, а селение сожженным дотла.

Волчье Сердце уверял, что мать его жива. Подумав об этом, он перешел на бег. В его сердце страх сменялся надеждой.

Ястреб несся сломя голову по узкой оленьей тропе, ловко огибая колючие кусты, что покрывали холм. Вдруг что-то ударило его в правый бок, сбив с ног. Падая на землю, Ястреб услыхал звук выстрела.

Чуть позже за густым кустарником мелькнул и исчез огромный индеец.

Секунду Черный Ястреб с недоумением глядел на пулевую рану в боку над повязкой. Из раны хлестала кровь. Ястреб вдруг почувствовал холод и прижал руку к ране. Но там была только теплая кровь, что просачивалась меж пальцев.

Прижав руку к ране, он всмотрелся вниз и заметил высокого индейца в тугой белой оленьей куртке и черных штанах, который со всех ног бежал к нему по тропе. А за спиной индейца сквозь ветви деревьев виднелся дом бледнолицего человека. Первой мыслью Ястреба было «спрятаться!», – но ноги отказались повиноваться, и он упал навзничь, слабо застонав. Он падал, падал, падал в никуда.

Глава 7

Мэгги Сент Клер сидела возле кровати в спальне для гостей, не в силах оторвать глаз от лежащего в постели. Это было невероятно. Он как две капли воды был похож на воина, изображенного на полотне, что висело над камином.

Но этого просто не могло быть. Ведь тот воин существовал лишь во сне, много лет назад. Сколько же, подумала она, нахмурившись. Пять, шесть? Даже сейчас тот сон и страх, обуявший ее тогда, не изгладились из памяти. Она вспомнила, как конь воина, цокая копытами, настиг ее, а индеец, нагнувшись, поднял ее на коня. Вдвоем они умчались в ночь. Рука его обвилась вокруг ее талии, горячее дыхание обжигало шею – он вез ее в вигвам.

Пробудившись, она тотчас бросилась в студию и зарисовала человека из сна. Благо, образ того четко запечатлелся в ее сознании. С использованием зарисовки-эскиза Мэгги изобразила нескольких персонажей своих книг.

Сфотографировав законченные полотна, она послала их своему редактору Шейле Гудман. Та призналась, что индеец был красивейшим из мужчин, каких ей только приходилось видеть в жизни. Они единодушно решили, что индеец точь-в-точь походил на героя ее книги «Недозволенная страсть». Прекрасный индеец прочно занял место на обложках ее романов.

Мэгги бросила быстрый взгляд через всю комнату, туда, где лежали книги. Она чувствовала гордость создателя. Двенадцать историко-романтических новелл за шесть лет, а кроме того, четыре лучших бестселлера. И везде воин-индеец украшал обложку.

Мэгги снова взглянула на юношу. Как случилось, что он – точная копия того воина из ее сна? Что делал он в ее владениях, почти обнаженный, одетый лишь в набедренную повязку и мягкие мокасины? Слава Богу, что Бобби Бегущий Конь не убил его!

Мэгги вновь рассеянно бросила взгляд на индейца, отметив длинные черные волосы, прямые брови, орлиный нос и волевой подбородок. Кожа у него была цвета старой меди, гладкая и нежная с двумя бледными рубцами на груди и страшной раной на правом боку.

Она решила, что юноша прекрасно сложен. Фигурой он мог бы соперничать с Фабио [5]5
  Фабио – герой романов Джоанны Линдсей.


[Закрыть], великолепным итальянским прорицателем, изображения которого так часто появлялись на обложках книг Джоанны Линдсей. Те же широкие плечи и сильные руки, красивое и, вдобавок, волевое лицо.

Мэгги встряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Ведь это не роман, а действительность.

Будь он трижды красив и привлекателен, она не желала иметь дела ни с кем из мужчин. Однажды она уже была ранена любовью и не желала разбить свое сердце снова. К чему опять страдать!

Она бесшумно откатила инвалидное кресло и тихо покинула спальню.

Приблизившись к столу, что стоял в просторном кабинете, облицованном дубовыми панелями, она устроилась у компьютера, пытаясь сосредоточиться на любовной сцене романа. Она работала как раз над нею в ту минуту, когда Бобби ворвался в дом, оповестив, что подстрелил индейца. Мэгги тут же позвонила доктору в Старгис, но ей ответили, что доктора вызвали, он вернется только ночью. Мэгги сообщила слуге доктора о несчастье на ранчо и дала отбой. К счастью, ее домоправительница Вероника Маленькая Луна оказалась на ранчо, когда Бобби принес в дом незнакомца. Вероника обработала рану, заверив Мэгги, что юноша вне опасности, хотя и потерял много крови. Вероника предупредила ее, что ночью, возможно, его будет лихорадить, и выразила готовность остаться и ухаживать за раненым. Все же Мэгги отослала ее домой. Веронику ждали там муж-работяга и двое сыновей-подростков, а здесь Мэгги всегда могла рассчитывать на Бобби, жившего в домике для гостей. Его, при необходимости, можно было вызвать по телефону.

Мэгги усмехнулась. Бобби мечтал стать воином и не смог отличить человека от оленя!

Она устремила взгляд в голубой экран компьютера, но тщетно. Мэгги просто не в силах была перестать думать о мужчине в соседней комнате и не переставала спрашивать себя о том, кто он и откуда.

Вероника позвонила в полицию Старгиса и рассказала о случившемся. Час спустя шериф Линдсей Холистер выехал для расследования. Он допросил Бобби и пришел к заключению, что имел место несчастный случай на охоте. Шериф согласился с Вероникой, что во избежание осложнений лучше всего не трогать раненого.

Единственное, чем был озабочен Холистер, – тем, что личность индейца не удалось установить. В конце концов шериф решил, что краснокожий заблудился спьяна. Рано или поздно объявится кто-то из резервации, разыскивая следы пропавшего. Тогда полиция и установит его личность. Прежде чем вернуться в город, Холистер пробыл в доме остаток дня, приняв приглашение Мэгги на обед, затем задержался за кофе – и уехал, явно убежденный в том, что индеец просто заблудился.

Устав, Мэгги выключила компьютер и направилась в спальню. Раздевшись и облачившись в ночную рубашку, она принялась убирать волосы. Уже лежа в постели и глядя в потолок, Мэгги припомнила прошедший день. Внезапно на нее нахлынуло чувство одиночества.

Она закрыла глаза, сдерживая слезы. Два с половиной года пролетело со времени несчастья, превратившего ее в калеку, не способную самостоятельно передвигаться на ногах. Доктора уверяли, что это чисто физиологические явления, нет никаких органических поражений, и она могла бы ходить, если бы только хорошенько постаралась. Грешно, считали они, что она не делает должных усилий, чтобы встать с кресла. Грешно и малодушно. Ведь она не погибла, как Сюзи, она жива.

Мэгги разразилась рыданиями. Слезы градом катились из глаз. Тупые врачи! Неужто они думают, что ей нравится оставаться в ненавистном кресле?! Да разве она не пошла бы, если б могла?! Несомненно, она чувствовала вину. Ведь Сюзи погибла. Да и кто не ощущал бы вины, явившись причиной несчастья, оборвавшего жизнь младшей сестры?

Рыдания душили Мэгги. Она тогда так быстро неслась по дороге, смеясь какому-то пустяку, сказанному Сюзи, и тут под колеса лег крутой поворот. От души хохоча, она даже не заметила приближающегося грузовика, а потом было поздно. Мэгги резко вывернула руль вправо, чтобы избежать столкновения, почувствовала резкий удар – и, не справившись с управлением, они соскользнули с насыпи. И врезались в дерево. И Сюзи, которую никогда нельзя было заставить надеть пристежной ремень, выбросило из машины. Зная, что сестре необходима немедленная помощь, Мэгги ухитрилась выкарабкаться на дорожное полотно, стремясь остановить какую-нибудь машину, потом сознание покинуло ее. Очнулась она на больничной койке средь зеленых стен лечебницы. Там, в окружении врачей, она осознала, что сестры больше нет. Сюзи, девочка, любившая каток, танцы, теннис, наслаждавшаяся всеми радостями жизни, погибла в девятнадцать лет из-за легкомыслия старшей сестры. Фрэнк разорвал свою помолвку с Мэгги. Он даже не искал себе оправданий и не лгал, а сказал все напрямик, так доброжелательно, как только мог. Фрэнк сожалел, очень сожалел, но честно заявил, что не может даже помыслить о том, чтобы разделить жизнь с калекой, прикованной к инвалидному креслу.

Мэгги долго плакала, а затем бросилась в сочинительство, спасаясь от настоящего описаниями прошлого, скрываясь от собственных невзгод. Она зарабатывала, создавая фантастические ситуации, где подлинная любовь способна преодолеть всевозможные препятствия и где все счастливы до конца дней.

Спустя четыре месяца она переехала в Южную Дакоту, купив небольшое ранчо, расположенное в живописной местности на заливном лугу между Старгисом и Черными Холмами. Красивое место! Холмы овевались ветрами. Мэгги понимала, почему сиуксы мечтали вернуть их.

Мэгги казалось, будто Холмы живут собственной жизнью. Восемнадцать вершин возвышались на семь тысяч футов над землею – настоящий островок гор в мире прерий. Гряда хребтов тянулась на много миль. Она была без ума от сосен, осин, ясного голубого неба, бескрайних прерий. Все было овеяно дыханием ушедших времен. Она ощущала это всякий раз, глядя из окна на величественные черные горы вдали.

Исконные народы Лакоты называли их «Пана Сапа», что означает «Холмы, являющиеся в черном цвете». Их также называли «О’Онакезин», что значило «Приют», или «Вамакаогнака иканти», то есть «сердце всего живущего». По приезде на ранчо Мэгги дала объявление в местной газетке, ища помощников для ведения хозяйства. Девятнадцатилетний Бобби появился на другой же день. Мэгги наняла его сторожем. По словам парня, деньги нужны были ему, чтобы помочь брату, кроме того, сам Бобби намеревался поступить в колледж и изучать медицину. В этот же день она наняла и Веронику, прельстившись ее редкими качествами.

Заручившись помощью Бобби, наблюдавшего за ранчо, и Вероники, взявшей на себя хлопоты кухарки и уборку дома, Мэгги целиком посвятила себя сочинению романтических историй о белой красавице и прекрасном индейце. Она ни с кем не виделась, даже никогда не ездила в Старгис – небольшой городок в десяти милях южнее Медвежьей Горы. Вероника закупала все необходимое. Она же получала и отправляла почту.

Мэгги все больше привязывалась к этим местам. Некогда сиу и чейенны [6]6
  Индейские племена, проживавшие в Северной Америке.


[Закрыть] являлись сюда, к Пана Сапа, для священного ритуала Танца Солнца. Ей было приятно думать, что Спящий Буйвол, Бешеный Конь, Красное Облако, Горб и Талл когда-то посещали эти места, где теперь стоял ее дом. Холмы были неотъемлемой частью американской истории, которую делали выдающиеся люди своего времени – такие, как Капашити Джон, Вилд Билл Хискок, Джим Бриджер и обреченный генерал Джордж Армстронг Кастер.

Мэгги всегда восторгалась Старым Западом, а особенно индейцами. Ее трогали их наивные поверья и печалила их судьба.

Начав карьеру романистки, она считала естественным написать о сиу и чейеннах.

Возможно, почувствовав это и откликаясь на доброту души Мэгги, Вероника предложила обучить ее языку Лакоты, и Мэгги находила особую прелесть в том, чтобы изъясняться на древнем языке сиу.

Ее совершенно очаровали старые сказания Вероники, легенды, истории о ловком Иктоми, об Анктехи, который хватал людей и бросал на съедение диким зверям, об Иа, людоеде, поедавшем как зверей, так и людей. О, пусть бы тот явился и сожрал этого проклятого Фрэнка Вильямса!

Мэгги утерла слезы уголком простыни, решив раз и навсегда покончить с воспоминаниями. Мысли о Фрэнке и о том, как могла бы сложиться ее судьба, все еще причиняли жгучую боль.

Она сомкнула ресницы, заставляя себя расслабиться, думать о тихом синем океане, о шелесте ветра в бескрайних прериях, о нежном шепоте трав.

Но вместо этого, засыпая, она думала об индейце, лежавшем в комнате для гостей.

В ее грезах он мчался верхом, темноволосый, сильный, прекрасный, с глазами черными, как ночь, кожей цвета старой меди. Но теперь страх улетучился, и она не собиралась убегать.