Текст книги "Мертвый шепот"

Я не мог объяснить себе, что со мной происходит, и почему недавно появившаяся в деревне женщина вызывает у меня такой жгучий интерес. Да, Мейдж была очень красива, но ведь и Джесс отличалась необычайной привлекательностью. Нет, дело здесь было не только во внешности. Эта женщина обладала неким магнетизмом, который притягивал, завораживал и уже больше не отпускал.

Разумеется, едва моя супруга заснула, я направил свои стопы в сторону дальнего домика.

Там никого не оказалось.

Дверь была заперта на висячий замок. На маленьком грубо сколоченном столике возле крыльца я заметил лист бумаги, небрежно прижатый чёрной кружкой с недопитым чаем. Я взял листок в руки.

Это была схема местности, нарисованная чьей-то уверенной рукой. Старое кладбище обозначалось тремя крестами, по дороге к нему было отмечено несколько ориентиров типа старого дерева с толстенным стволом и длинной каменной гряды. Пожалуй, по этой карте я смог бы найти дорогу к погосту: прогуливаясь по окрестностям, мы с Джесс видели где-то вдалеке, в полях за подлеском, крючковатый вяз.

Итак, Мейдж собиралась пойти на кладбище. Но почему она не взяла с собой схему, чтобы сверять маршрут? Или она отложила поиски на потом?

Вряд ли.

Охваченный смутным беспокойством, я взял самодельную карту и отправился искать кладбище.

Найти его оказалось довольно легко. Кладбище располагалось не очень далеко, и дорога заняла у меня около получаса.

Ещё издали я увидел заостренные металлические прутья увитых плющом ворот. Мое сердце учащенно забилось, когда я, дойдя до них, потянул на себя дверцу.

Она протяжно заскрипела, нарушив безмятежную тишину и вспугнув двух ворон, которые с громким карканьем поднялись в воздух откуда-то со стороны могильных камней.

Мои ноги ступили на кладбищенскую землю. Пожелтевшая трава, росшая повсюду и высотой доходившая до колен, слабо колыхалась от лёгкого ветра. В некоторых местах в зарослях сорняков угадывались очертания упавших надгробий.

Я заметил свежую узкую тропинку и двинулся по ней вглубь кладбища.

В полной тишине шёл я мимо старых, поросших мхом плит с полустертыми надписями, мимо накренившихся каменных крестов с готическими округлыми верхушками. Здесь было очень много захоронений, и каждое надгробие, попадавшее в поле моего зрения, будто выстукивало в голове слова: “Они жили. Они умерли. Они забыты. Они никогда не вернутся”.

Никогда не вернутся?

Мне вспомнились вчерашние истории про мертвецов, вылезающих из могил, и я невольно поежился.

Кладбище было весьма обширно. Я миновал несколько раскидистых деревьев, облетающая желтая листва которых украшала потемневшие кресты, и, свернув в сторону, увидел Мейдж возле старого готического склепа.

Она стояла ко мне спиной и задумчиво водила кистью по холсту, установленному на этюднике. На ней было чёрное платье, на этот раз очень узкое, подчёркивающее привлекательные изгибы фигуры. Длинные медные волосы, поблескивая в дневном свете, волнами скатывались по спине.

Я тихо подошёл и заглянул за ее плечо.

Мейдж писала с натуры: на холсте красовались деревья, кресты и могильные плиты, но центральной фигурой рисунка являлся склеп, очертания которого ещё только начали проявляться на картине.

Несомненно, у нее был талант.

– Тебе нравится рисунок, Алекс? – спросила Мейдж , не оборачиваясь.

– Да. Почему ты решила, что за твоей спиной именно я?

Она повернула голову и посмотрела на меня затуманенным взглядом своих удивительных глаз:

– Я была уверена, что ты разберёшься в оставленной карте и придёшь ко мне.

Так вот оно что! Получается, схему нарисовала сама Мейдж, чтобы заманить меня сюда. Честно говоря, я не любил, когда моими действиями кто-то управлял, но сейчас даже не испытал раздражения.

– Дорогу на кладбище мне показал Эбб сегодня ранним утром. Через некоторое время я вернулась в дом, взяла этюдник, набросала для тебя карту и пришла сюда вновь.

Удивительно, но я почувствовал лёгкий укол ревности.

– Наверное, Эбб взял у тебя плату за услуги проводника?

В ее глазах мелькнули задорные искорки:

– Да, он хотел определенной платы. Но я дала ему денег и велела убираться.

Так вот почему старина Эбб был на взводе, когда я встретил его сегодня: рано утром он получил отказ. На минуту мне представилась картина: безлюдное место, здоровенный детина, явно страдающий от отсутствия в деревне молодых красивых женщин, и рядом с ним Мейдж в чёрном узком платье. Мейдж, чья макушка не доставала даже до плеча своего громадного спутника.

– Ты не побоялась идти с ним одна?

Она беспечно пожала плечами.

– Не побоялась. Кроме того, несмотря на показную храбрость, его смущает это старое пристанище смерти. Ну и хватит уже о нем. Лучше скажи, Алекс, что ты думаешь об этом склепе?

Склеп был внушительных размеров. Четыре узкие остроконечные колючие башни по углам двускатной крыши прокалывали своими верхушками холодный осенний воздух. Мох покрывал каменные потрескавшиеся стены, а над входом чернело маленькое круглое готическое окно. Тяжёлая дверь была тщательно заколочена досками.

– Мне кажется, он хранит в себе некую тайну, – ответил я.

Она отложила кисть, вытерла руки платком и, подойдя к одному из надгробий, любовно провела по нему пальцами.

– Старый склеп и старое кладбище всегда хранят немало тайн, и самая большая тайна – это смерть.

Смерть. Почему люди боятся собственной смерти? Да, в человеке природой заложен инстинкт самосохранения, но дело не только в этом. Смерть пугает своей неизбежностью. Для нее не существует деления на бедных и богатых, она не различает рас и национальностей. Она – единственное, чему не могут противостоять сильные мира сего. Она придёт за каждым из нас, к кому-то ожидаемо, а к кому-то внезапно.

Смерть во многом сильнее жизни. Право на жизнь предоставляется далеко не всем. Например, плод, погибший в утробе матери, лишён возможности появления на свет. А право на смерть есть у каждого живого существа, и от этого права невозможно отказаться.

Почему же человек так боится того, что неизбежно? Страх смерти вызван ее мрачной таинственностью. Что происходит после того, как человек умирает?

Христианская религия повествует о преисподней с вечными муками для грешников и райскими кущами для праведников. Сансара в индуизме предполагает переселение душ. Кто-то придерживается мнения о переходе в другое измерение. Скептики считают, что за смертью ничего не следует – одно только небытие. Некоторые люди верят в существование призраков – душ, не нашедших пристанища после смерти тела. Само количество версий относительно загробной жизни подтверждает то, что человечество до сих пор не разгадало эту загадку. И сколько бы не было мнений, нет ни одного доказательства того, что на самом деле происходит с человеком после окончания его земного пути. Никто не вернулся оттуда, куда забирает смерть. А страх неизвестности – одна из самых сильных человеческих фобий.

Я молчал, придавленный обрушившейся на меня философией смерти. Эта женщина впечатляла меня все больше и больше.

– А ты веришь в призраков? – наконец заговорил я, повторив вопрос, который задала мне Джесс позавчера.

– Несмотря на многочисленные посещения кладбищ, я ни разу не встречала ничего сверхъестественного. Но это ведь не означает, что призраков не существует. Кто знает, может, где-то они и водятся

– Вчера ты сказала, что веришь в подлинность историй, рассказанных местными.

Мейдж улыбнулась.

– Просто мне известно, откуда у них имеются в запасе такие рассказы.

– Известно?

– Да. Существует легенда об этом кладбище и о старом замке – замке, от которого на сегодняшний день не осталось и следа. Местные жители не знают этой истории целиком, им известны только фрагменты. Сама легенда появилась не в этой деревне: поселение основано около ста лет назад, а возраст кладбища насчитывает почти пять веков.

Эта история уходит корнями в прошлое одного канувшего в Лету села, которое раньше находилось по ту сторону кладбища. Кусочки легенды, вероятно, долетели оттуда до нашей деревни в 20-х годах прошлого века и начали обрастать новыми деталями.

Не стану утомлять тебя подробностями о том, как мне удалось собрать легенду целиком, но поведать ее я могу.

Я кивнул, и Мейдж, без каких либо колебаний усевшись на могильную плиту как на самую обычную скамейку, поманила меня к себе. Я устроился рядом с ней, ощущая под собой холод надгробного камня, и приготовился слушать.

***

– Несколько столетий назад милях в семи к западу от этого кладбища стоял черный замок. В нем проживал человек, которого называли Герцогом, хотя в действительности он таковым не являлся. Никто не помнил, откуда он появился в этих краях, и никто не знал, сколько ему лет, однако доподлинно известно, что жил он очень долго – столько, сколько не могут жить простые смертные.

Герцог имел обширные владения и, по слухам, был сказочно богат. Но второе было трудно подтвердить, потому что этот странный человек не имел никаких контактов с внешним миром.

На его лугах паслись стада, а на полях произрастали сельскохозяйственные культуры, но пастухов и крестьян никто не видел.

Герцог полностью находился на самообеспечении, не выходил за пределы своей территории и не общался с соседями. Наиболее любопытные и бесстрашные сельские жители, украдкой подобравшись к владениям герцога ближе к вечеру, могли увидеть его, в одиночестве прогуливавшегося среди огромных скрюченных деревьев, растущих возле замка.

Но вовсе не странная нелюдимость Герцога заставляла соседей – как крестьян, так и господ, – вздрагивать от одного упоминания его имени.

Герцог являл собой смерть.

Таинственные исчезновения, внезапная кончина крепких с виду людей – как правило, женщин, а также загадочные убийства – все нити этих мрачных событий вели к старому замку и его грозному обитателю.

Погибали торговые люди, бродяги, путники. Не каждый человек, проезжающий или проходивший невдалеке от владений Герцога, благополучно завершал свой путь. Многие пропадали, сгинув навсегда. Некоторых же находили задушенными или растерзанными. Местные жители, имевшие неосторожность находиться вдали от своих жилищ в ночное время, исчезали бесследно.

Дневной свет, впрочем, не служил защитой от сил зла, олицетворением которых являлся Герцог.

Бывало, молодых крестьянок, работавших в поле и отошедших в сторону от своих товарок, находили мёртвыми без видимых признаков насильственной смерти. То же самое происходило с теми, кто заблудился лесу.

Сельские эскулапы в этих случаях причиной смерти называли больное сердце, но местные шептались о том, что это Герцог высасывает у пойманных им людей жизненную энергию, чтобы укреплять свои силы и продлевать долголетие.

Бездыханными иногда находили крепких мужчин, при жизни пышащих здоровьем, но чаще всего жертвами становились женщины в возрасте от 17 до 50 лет, – видимо, именно слабый пол заключал в себе тот самый объем энергии, который требовался Герцогу.

Помимо этих злодеяний, одиозному хозяину замка приписывалось умение воскрешать мёртвых. Но воскрешение происходило не в полном смысле этого слова. Разум человека навсегда уходил вместе с наступлением его физической смерти, и то, что по призыву Герцога восставало из могил, являлось лишь безмозглой мёртвой плотью, готовой следовать за своим господином и механически выполнять все его приказы.

По легенде Герцог мог заставить свои адские легионы делать все, что угодно, но не мог справиться с одним – заткнуть им рты.

Мертвецы Герцога шептали.

Они были лишены возможности думать, и слова, произносимые слабо шевелящимися губами, были стихийны и бессвязны, но вместе с тем имели самое прямое отношение к прежней жизни усопшего человека.

Мертвецы, не отдавая себе в том отчёта, размеренно и механически нашептывали то, что волновало их до наступления смерти. Они называли имена людей, которые были дороги им при жизни, или, напротив, упоминали своих врагов. В шёпоте могла слышаться горечь по поводу каких-то вещей, что были ими сделаны или, наоборот, не сделаны. Они безостановочно шептали о детях, о родителях, о любви, об изменах, о болезнях, о весенних посевах, о деньгах. Шептали абсолютно все, даже те, у кого отсутствовал язык. В ночное время мёртвый шепот, напоминавший то шелест листвы при сильном ветре, то шипение огромного клубка змей, сливался в одну зловещую какофонию, заполняя покои замка.

Воскрешенные покойники, согласно легенде, служили двум основным целям.

Одни выполняли все необходимые работы по хозяйству и прислуживали в доме. Старухи с полувытекшими глазами и провалами вместо носа подавали хозяину еду. По лестницам замка скользили горничные с лицами, наполовину съеденными могильными червями. Постель Герцогу стелили молодые умершие женщины в белых саванах, – саванах, которые не могли скрыть следов разложения на груди. Запах тлена густой пеленой висел в замке, и шепот мертвецов струился по его покоям. Это было царство смерти – смерти движущейся и гниющей.

Другие же покойники ночами подкарауливали запоздалых прохожих и уничтожали их. Мертвецы этого сорта назывались охотниками и были ещё более безмозглы и примитивны, чем слуги, которые, по крайней мере, могли пользоваться орудиями труда. Считалось, что энергия людей, убитых охотниками Герцога, также пополняла его личную жизненную чашу.

Вместе с тем ряды как слуг, так и охотников приходилось периодически обновлять, ведь мертвая плоть со временем чрезмерно разлагалась или усыхала. Когда Герцог решал, что очередной прислужник исчерпал свой ресурс, он забирал у него данную ранее энергию, после чего труп становился трупом второй и последний раз. И хотя Герцог мог заставить двигаться даже лишённый мышц скелет, он предпочитал держать вблизи себя чуть более свежих, а значит, более крепких мертвецов.

Здесь, на этом самом кладбище, родственники усопших иногда обнаруживали пустые могилы. Покойники, поднятые из земли силой Герцога, отправлялись на его зов, чтобы пополнить ряды слуг или охотников.

Ужасающие истории, содержащиеся в легенде, рассказывают о том, как погребенный отец вернулся в село ночью и задушил собственную молодую дочь на глазах ее перепуганного ребёнка. Ребёнка, впрочем, он не тронул. Дети никогда не становились жертвами Герцога и его приспешников, так как у них не было достаточного количества энергии, да и на роль слуг они тоже не годились.

Рассказывали о том, как полуразложившийся труп молодой женщины напал на парочку, проводившую ночь на сеновале. Покойница успела разделаться только с мужчиной, своими почерневшими зубами разорвав ему горло, а девушке удалось сбежать. Вернувшись домой, она, трясясь от страха, рассказала, что на них напала ее подруга, год назад умершая от лихорадки.

Соседи поверили девушке и с рассветом отправились на кладбище.

Могила умершей год назад женщины с виду была нетронутой, но при раскапывании оказалась пуста. По-видимому, некоторые мертвецы, покинув свое пристанище, самостоятельно закапывали яму.

После этого случая соседи Герцога окончательно потеряли покой. Даже внезапная смерть в лесу страшила не так сильно, как мысль о том, что похороненный близкий человек однажды ночью может вернуться с недобрыми намерениями.

Наконец было решено предпринять меры, несмотря на тот страх, который десятилетиями не позволял простым людям решиться на уничтожение опасного соседа.

Поскольку все были небезосновательно уверены в том, что мертвецы Герцога действуют исключительно в ночное время, вылазку предприняли при свете дня. Около сорока человек – крепких мужчин – вооружившись вилами и топорами, выдвинулись в сторону зловещего замка. Видимо, они ожидали найти служителей зла в неподвижном состоянии в это время суток, а с самим Герцогом, на которого не распространялась светобоязнь, рассчитывали как-нибудь управиться.

Они сумели пробраться внутрь, но не нашли ни единой души – ни живой ни мертвой, хотя помещения выглядели жилыми.

Со страхом и любопытством исследовали замок эти отчаянные смельчаки. Всех их удивило то, что во внутреннем убранстве не было ничего зловещего. Должно быть, они ожидали увидеть голые каменные стены, забрызганные кровью, кучи человеческих костей на полу и отрубленные головы на шестах. Но ничего этого не оказалось. В комнатах и коридорах царил порядок, интерьер был самым обычным, а на кухне хранились свежие продукты. Покои Герцога можно было даже назвать уютными, если бы не ужасающий запах тлена, которым были пропитаны стены, и который вызывал страх, смешанный с рвотным рефлексом. Прочесав помещения и никого не обнаружив, люди выдвинули разумное предположение, что под замком существует подземелье, где мёртвые отсиживаются до наступления темноты.

Где находился в данный момент Герцог, установить не удалось, равно как и не получилось найти вход в подвал.

Осмелев и одновременно почувствовав лёгкое разочарование от того, что с истреблением мёртвых дьявольских отродий придётся повременить, визитеры решили отомстить Герцогу и устроили страшный погром. Ломались добротные столы, летели со стен картины в дорогих тяжёлых рамах, разбивалась посуда из тончайшего фарфора, разрывались в клочья бархатные портьеры.

Прихватив с собой наиболее понравившиеся предметы в качестве трофеев, группа вернулась в деревню, и каждый участник похода ощущал себя героем.

Остаток дня был проведён в обсуждениях случившихся событий, а после полуночи грянула катастрофа.

Посреди ночи селяне проснулись от воплей своих соседей, чьи жилища находились на окраине деревни. Крики были ужасны. Казалось, издающих их людей рвали на части.

Кто-то вооружился чем мог и бросился на подмогу, но большая часть населения малодушно забаррикадировалась в своих домах.

Под покровом темноты будто сама смерть размахивала стальной косой, снося головы перепуганным жителям. Из участников дневного похода до утра не дожил ни один. Огромный отряд мертвецов, посланный Герцогом, уничтожил их самих и всех взрослых людей, которые находились с ними в одном доме, а также тех, кто спешил к ним на помощь. Тела убитых были растерзаны или расчленены. Оторванные руки, ноги и головы валялись повсюду. Некоторым незадачливым героям вспороли животы и разбросали по земле вывернутые кишки.

Когда отсидевшиеся в жилищах селяне с наступлением рассвета наконец решились зайти в дома, где ночью творился ад, они едва не помешались от тех ужасающих картин, которые им пришлось увидеть.

Уверенность в том, что нападение было совершено именно мертвецами, а не, например, какой-нибудь странствующей бандой головорезов, была подкреплена рассказами детей, которым не посчастливилось находиться в непосредственной близости от участников набега на замок Герцога. Ни один ребёнок не пострадал от нападения, – во всяком случае, не пострадал физически. Вместе с тем несколько десятков детей остались сиротами, и другим жителям пришлось брать их на воспитание.

Горе надолго накрыло село чёрным платком траура. Сразу после ночной катастрофы пробовали обратиться к властям, но приехавшие из далёкого города стражи порядка провели расследование и пришли к выводу, что погибшие дружно сошли с ума и поубивали друг друга. На попытки поведать историю о нападении мертвецов, крутили пальцем у виска и советовали протрезвиться. Убитых похоронили, после чего представили закона убрались восвояси, а люди остались жить в ещё большем страхе, чем прежде.

После ночного кошмара исчезновений людей не было довольно долго: должно быть, Герцог в ту ночь смерти с лихвой напитал себя энергией забранных жизней.

Через время периодические убийства и пропажи жителей возобновились, однако новая попытка разделаться с герцогом была предпринята только через десять лет.

В этот раз решили отправиться ночью, чтобы застать мертвецов бодрствующими и сразиться с ними. К обычному вооружению из вил и топоров было добавлено огнестрельное оружие.

Сорок шесть отважных мужчин ушли в ночь, чтобы уничтожить гнездо Герцога. Из них домой не вернулся ни один. Они исчезли бесследно, и больше их никогда не видели: ни живыми, ни мёртвыми, ни ожившими.

После этого попыток сразиться с опасным соседом более не предпринималось. Местные смирились с внезапными смертями и раскопанными могилами, воспринимая это чуть ли ни как обязательную жертву в обмен на то, что Герцог не уничтожает село целиком, хотя это, как они считали, было ему вполне по силам.

Шли годы. Нападения случались все реже и реже, затем прекратились вовсе.

А потом Герцог умер.

Люди заметили, что в замке по вечерам не подсвечиваются окна, а скот зловещего соседа разбрелся по окрестностям. Все судили да рядили, куда девалось его тело, но никто не решался посетить замок с проверкой. Жители не были уверены в смерти этого страшного человека.

Через пару месяцев одно зажиточное семейство отправилось на кладбище в своей семейный склеп – как раз вот в этот – чтобы навестить покойных родственников. Внутри они заметили кое-какие

перемены – какие именно, доподлинно неизвестно. Однако хозяева склепа заявили о том, что сам Герцог и несколько его мертвецов обрели свой последний приют именно там. Никто не решился выкинуть обнаруженные останки непрошенных гостей из фамильной усыпальниицы. Было решено поставить точку во всей этой мерзкой истории, которая растянулась на столетия. Склеп тщательно заколотили, а на кладбище перестали производить захоронения. Замок Герцога был взорван и стерт с лица земли, а обломки разрушенных стен разнесли и раскидали по округе.

Поговаривали, впрочем, о том, что вместе с Герцогом сгинули не все его мёртвые твари. Некоторых он якобы не лишил жизненной энергии, и они ночами поджидали случайных посетителей, притаившись в могилах. После таких слухов на кладбище перестали ходить даже те, у кого там остались похороненными близкие люди.

Прошло много-много лет, и село постепенно прекратило свое существование. Новому поколению были нужны новые условия жизни. Молодые покидали это место, переезжая в города, а старые постепенно умирали.

Сейчас от этого села ни осталось ни камня, равно как и от разрушенного замка Герцога. Но зато до наших дней дошла эта мрачная легенда о повелителе мертвых и о мертвом шепоте, который теперь можно услышать лишь в шелесте опадающих осенних листьев.

Она замолчала, потом потянулась, как кошка и встала с надгробия. Я поднялся вслед за ней.

– Мейдж, – сказал я негромко, – не думаю, что ты приехала сюда только для того, чтобы написать картину.

Она приблизилась ко мне, ее глаза засверкали безумным блеском.

– Ты прав. Рассказывая легенду, я опустила некоторые детали. Например, описание внешнего облика Герцога. В найденных мной источниках они были крайне разрознены и противоречивы, что неудивительно, ведь его видели только издали. Вместе с тем почти все свидетельства указывают на то, что он носил на шее круглый амулет светло-зелёного цвета в чёрной оправе. Я должна найти могилу Герцога и забрать амулет!

Мейдж смотрела на меня в ожидании реакции на свои слова. Она была очень красива и вызывала у меня учащенное сердцебиение, несмотря на её явные странности. Я откашлялся.

– Если даже предположить, что легенда – не вымысел и Герцог действительно существовал, то все равно мне непонятна конечная цель поиска амулета. Может быть, ты решила, что именно в нем заключалась магия этого человека, и теперь собираешься с его помощью овладеть чёрным искусством?

Она неожиданно рассмеялась:

– Я что, похожа на женщину, которой хотелось бы уничтожать других людей для продления собственной жизни? И чтобы разлагающиеся мертвецы помогали мне готовить ужин по рецептам из кулинарной книги и вместо меня гладили постельное белье?

Я хотел ответить, что, да, похожа. Ведь странность и инфернальность Мейдж были налицо. Кто знает, что у нее на уме? Может, она и в самом деле разыскивает секрет вечной жизни. Но я сдержал себя и вместо этого задал другой вопрос:

– Если не это, тогда что? Ты думаешь, что этот мифический амулет – драгоценный камень?

Она покачала головой.

– Вряд ли он представляет особую ценность с точки зрения коммерции. В любом случае, мне это безразлично. Понимаешь, я не продаю, а коллекционирую вещи, связанные с давно умершими личностями, которые оставили свой след в истории. Предметов у меня не так уж много, но каждый из них мне безумно дорог. А амулет одиозного повелителя смерти, несомненно, станет венцом моей загробной коллекции!

Мейдж расправила плечи, медные волосы струились по ним, как красная вода. Она была прекрасна, и хотя я был почти уверен в ее ненормальности, мне все больше и больше хотелось быть рядом с ней.

– Каким же образом ты пополняешь свою коллекцию, Мейдж? Раскапываешь могилы?

– Бывает, хотя и крайне редко. Это ведь грязная работа. Проще переложить ее на кого-то другого. Ведь есть люди, которые готовы предоставлять подобные услуги за определенную плату.

– И тебе не совестно перед покойными?

Она пожала плечами:

– Нет, не совестно. Для мёртвых эти предметы уже ничего не значат. Прекратив свое земное существование, они не смогли забрать их с собой. Я же, обладая этими вещами, воздаю хвалу величию их прежних хозяев и чту их память. Если же умершие сильно этим недовольны, то я готова после своей смерти объясниться с ними в загробном мире – при условии, что таковой вообще существует.

Я немного помолчал. С одной стороны, все это было довольно кощунственно, с другой – я и сам интересовался кладбищами и мистическими историями, хотя и не верил в них. Мне было любопытно узнать, что ещё она расскажет.

– А у тебя есть что-нибудь с собой из тех самых предметов?

Мейдж погрузила руку во внутренний нагрудный карман, и, вытащив оттуда нечто небольшое, предъявила мне на ладони.

– Господи, Мейдж, что это?!

Она загадочно улыбнулась и пояснила:

– Это кусочек нижней челюсти одного великого писателя. Мой настоящий талисман! Я раздобыла его сама, хотя это было непросто. Хочешь узнать, чьи это очаровательные зубы?

Я кивнул, и она, приблизив губы к моему уху, произнесла имя. Я был ошарашен услышанным. В свое время я перечитал большое количество книг этого писателя, и он был одним из моих самых любимых. А теперь, если Мейдж не привирает, я смотрю на кусочки его зубов в ее ладони? Как такое возможно? У Мейдж точно не все в порядке с головой.

Она спрятала свой талисман и твёрдо произнесла:

– Завтра ночью я открою этот склеп, найду место упокоения Герцога и заполучу амулет. Мне будет нужно только одно – помощь сильного мужчины.

Я снова почувствовал укол ревности:

– И что же, ты позовешь с собой Эбба?

Она лукаво улыбнулась:

– Только если ты откажешься.

– Я пойду с тобой, – решительно заявил я, отметив про себя, что она отлично манипулирует мужчинами.

Мейдж подняла тонкую руку и провела по моей щеке кончиками пальцев. Прикосновение было лёгким, как будто маленькая бабочка задела кожу своими хрупкими крыльями. Я почувствовал, как кровь застучала у меня в висках.

– Ты такой милый, Алекс, – сказала она с улыбкой.

***

Вечером мы с Джесс ужинали в трактире. Я уныло ковырял вилкой тушеное мясо. Оно было великолепно приготовлено, но аппетит не появлялся. Джессика – она была в хорошем расположении духа – уплетала овощной салат и щебетала без устали, но я, поглощенный своими мыслями, не слушал ее, а только согласно кивал головой.

Внезапно Джесс замолчала, глаза ее засверкали недобрым блеском.

“Мейдж”, – подумал я и не ошибся.

Вошедшая в трактир Мейдж приветственно кивнула нам головой и почти прошла мимо, направляясь к дальнему столу, но Джесс остановила ее.

– Мы с мужем только что говорили о вас, – заявила она, – рассудите нас, пожалуйста. Мы поспорили, натуральный у вас цвет волос или вы пользуетесь краской. Алекс считает, что природный рыжий не может приобрести такой неприятный красный оттенок.

Я разинул рот от этой неожиданной лжи и уже хотел было опротестовать слова жены, но Мейдж опередила меня. Улыбаясь мягко и немного рассеянно, она ответила :

– Безусловно, я пользуюсь краской. Мои натуральные волосы – чёрные, и поскольку это самый пресный цвет на свете, приходится исправлять ситуацию.

Она улыбнулась ещё раз и продолжила путь к выбранному столику. Джесс, натуральная брюнетка, закипела от злости, приняв ответный удар Мейдж. Она вцепилась в кружку с горячим чаем и, как мне показалось, хотела метнуть ее в спину удаляющейся женщине, но тут же передумала и принялась лихорадочно пить.

– Какая дрянь! – произнесла она громко, не обращая внимания на то, что на нас уже стали поглядывать другие посетители.

– Тебе налили плохой чай, дорогая? – поинтересовался я.

– И ты туда же?! – в отчаянии Джесс всплеснула руками, на ее глазах выступили слезы. Мне стало совестно, и я забормотал слова извинения. Очередной вечер был испорчен.

***

Я плохо спал этой ночью. С Джесс мы помирились, едва легли в постель, но я с разочарованием понял, что уже не получаю такого наслаждения, как раньше. Кое-как справившись с поставленной задачей, я завернулся в одеяло и объявил, что хочу спать. Джесс не стала настаивать на повторе и отвернулась от меня, а я забылся сном.

Странные сновидения тревожили меня. Вокруг головы кружили призрачные тени. Их очертания то сгущались, то размывались во мраке ночи. Они находились в постоянном движении, и я не мог определить их форму и размеры.

Я просыпался, засыпал снова, и тени вновь начинали летать надо мной. Они не были агрессивны, но вызывали беспокойство. Проснувшись в очередной раз, я решил встать и попить воды. Пройдя в другой конец комнаты, я взял стакан, но внезапно мне почудился какой-то звук. Я замер и прислушался.

Звук исходил от входной двери. Сперва он был едва слышен, но вскоре стал явственнее и громче.

В дверь скреблись.

Я почувствовал липкие пальцы страха на своём сердце, которое заколотилочь быстро-быстро. Убеждая себя в том, что это просто местная кошка решила заглянуть к нам на огонек, я не двигался с места и лишь напрягал слух. Дыхание спящей Джесс у меня за спиной, поскребывания за дверью и громкие удары сердца в груди – три эти звука, казалось, заполнили все небольшое пространство дома.

Мне не хотелось включать свет, ведь я мог разбудить Джесс. Найдя в ящике стола свечу, я зажёг ее спичкой и медленно двинулся в сторону двери.

Поскрёбывания продолжались.

Я ещё не решил, что мне предпринять – попытаться прогнать кошку (если это была кошка) окриком через дверь или отпереть дом и впустить ее внутрь.

Страх не отпускал меня, пока я крался к двери. Вместе со страхом пришёл стыд. Я, взрослый мужчина, испугался из-за того, что какое-то животное возится у порога? Вероятно, тут виновата Мейдж с ее замогильными байками. Я наслушался их, и теперь мне мерещится черт знает что.