Текст книги "Истина"

Незнакомец

Эта женщина здесь, неподалеку.

Говорит по телефону. Пока что подожду.

Мальчика здесь нет.

Это хорошо.

Я нахожусь в кухне.

Выпиваю стакан воды.

Достаю продукты из холодильника.

Голода не испытываю, но все равно ем.

Жую. Глотаю. Действую.

Путь был долгим. Но все-таки теперь я здесь. Могу действовать. Дойти до самой сути дела.

Я чувствую себя сильным.

Что бы ни предпринимала эта женщина, ей не удастся разрушить мой план.

18

Я нашла его на кухне. Там, где обыкновенно читала газету и пила кофе, где варила варенье, намазывала Лео бутерброды, а по вечерам сидела с ним за столом и слушала о том, как прошел день в школе, какая учительница сморозила глупость, о новеньком, который вообще-то абсолютно нормальный парень, о том, кто кого на школьном дворе поколотил, кто из одноклассников уже обзавелся смартфоном и сколько голов он, Лео, забил.

Когда я вошла в комнату, незнакомец посмотрел на меня совершенно осоловело. Похоже, он принял душ и переоделся, еще влажные волосы блестели, он был одет в черные джинсы и черную футболку. Сидел, откинувшись на стуле и положив ноги на стол. Мне знакома эта поза. Так делают все мужчины, когда хотят занять пространство, показать, кто здесь главный. Перед ним стояла открытая бутылка пива из холодильника и лежала ветчина, которую тот уплетал прямо из упаковки. От запаха мяса (его принесла Мириам, еще совсем недавно заходившая на завтрак) мне сделалось дурно. Приблизившись к незнакомцу, я позабыла обо всем, что хотела выложить.

– Зара, – сказал тот ласково. – Присядь, наконец!

Он убрал ноги со стола и придвинул через стол ветчину, после чего снова сцепил за головой руки.

– Голодная?

Вообще-то не следовало бы отвечать, но, сама не зная почему, я сказала:

– Я не ем мяса. Так же, как и мой муж.

Человек рассмеялся.

– Вегетарианка с ветчиной в холодильнике, – съязвил он.

Но прежде чем я успела что-либо возразить, раздался звонок в дверь. Я облегченно вздохнула.

Самозванец вздрогнул, его глаза прищурились до щелок. Я как на крыльях поспешила к двери, чтобы впустить Барбару Петри. В коридоре налетела на сумку и чуть не споткнулась, подхватила, повесила в гардероб, одернула платье – и открыла дверь.

Барбара Петри, невзирая на жару за окном, выглядела с иголочки. Кажется, она относилась к тому типу людей, которые никогда не потеют.

– Госпожа Петри, спасибо, что так скоро пришли, – сказала я, протягивая гостье руку. – Заходите.

Пока мы направлялись в кухню, я пыталась привести в порядок мысли. Я знала: Петри тоже принадлежит к кризисному штабу, который занимался розысками Филиппа, и о котором сейчас вовсю трубила пресса – хотя Филипп так и не нашелся. Но фактом остается то, что ее отношения с мнимым Филиппом завязались не сегодня. Это она выходила с ним из самолета, сопровождала весь полет, а значит, знакомство их состоялось, скорее всего, уже за несколько дней. Она наверняка перелопатила целый ворох информации о моем муже, изучила его биографию и встретилась с ним при обстоятельствах в высшей степени эмоциональных, твердо полагая, что имеет дело с жертвой похищения, на долю которой выпало столько всего ужасного и которую теперь надобно окружить заботой. Интересно, как эти двое друг друга встретят.

– Он здесь, – сказала я, входя в комнату, и замолчала.

За кухонным столом сидел совершенно разбитый, изнуренный долгой дорогой мужчина. Он сидел, весь как-то обмякнув, улыбался Барбаре Петри едва заметной, но искренней улыбкой, и от этого казался слабым, почти хрупким. Пиво и ветчина словно испарились, только едва уловимый запах копченого мяса висел в воздухе.

– Барбара, – сказал он, и голос его звучал так слащаво, что меня чуть не вывернуло.

Он поднялся, медленно, словно страдая от боли. Сеточка морщинок показалась вокруг его глаз, когда он протягивал Петри руку, и та тоже улыбалась, видимо, совершенно сраженная его обаянием, его теплотой, всецело им очарованная. Тут я заметила, что и Барбара Петри была во всем черном, две черные фигуры против моей, в белом платьице. Настоящая шахматная партия. Сделав над собой усилие, я снова взяла ситуацию под контроль и проговорила:

– Присаживайтесь.

– Благодарю, – откликнулась Барбара Петри и села, повесив свою элегантную сумочку на спинку стула.

На секунду она повернулась к незнакомцу спиной. Тут же его ледяной взгляд резанул меня словно пуля, но когда Петри снова обратилась к нему, лицо сияло прежним радушием.

И вот мы сидим за столом. Барбара Петри во главе, незнакомец и я – друг напротив друга, по сторонам. В кухне тепло, через большое окно, выходящее в сад, лился солнечный свет, я посмотрела на улицу, и моему мимолетному взгляду предстала в натюрморте тихая летняя идиллия. Но вот в комнату влетел шмель, и я подумала: не так уж и тихо. Ворон, тем не менее, уже не видать. Я заставила себя вернуться к действительности.

Перед каждым стояли кофе и стакан воды. Мы как будто вели непринужденную беседу за чашечкой кофе. Во всяком случае, так могло показаться со стороны. Да и что тут особенно решать, дело-то верное и разрешится быстро: ведь он мне не муж. Какого черта понадобилось самозванцу в моем доме? Никакого посредника, честно сказать, и не нужно, нужен только человек, который выпроводил бы этого негодяя, чтобы я его больше никогда не видела и наконец-то могла жить своей жизнью.

Я наблюдала за тем, как незнакомец с невозмутимым видом заправил свой кофе изрядной порцией молока, бухнул три ложки сахара и основательно перемешал. И теперь маленькими глотками пил всю эту баланду, должно быть, невообразимо сладкую. Петри к черному кофе не притрагивалась и пила только воду, как птичка.

– Итак, давайте еще раз с самого начала, – сказала она. – Чем конкретно я могу помочь?

Взгляд Петри остановился на мне, и я почувствовала, будто сижу перед экзаменационной комиссией. Учащенное биение сердца, красные уши, страх ляпнуть что-нибудь не то, а ведь я все выучила назубок – слова, формулы, времена года.

Я подавила вздох сожаления: ей же изложили суть проблемы по телефону. Только, похоже, Петри нисколечки не хотела мне верить. Однако она здесь. А значит, отнеслась к моим словам серьезно. Я взяла себя в руки, они ни в коем случае не должны усомниться в моем благоразумии.

– Сперва мне хотелось бы вас искренне поблагодарить за то, что вы пришли, – сказала я. – Все получилось так быстро и без каких-либо осложнений, просто потрясающе.

Женщина одарила меня улыбкой, которая в ее глазах не отразилась. Что творится в этой головке? Я не спешила, осознавая, что сейчас особенно важно подобрать нужные слова. Несколько секунд рассматривала свои руки, – вот они, лежат передо мной на столе, взгляд скользнул по обручальному кольцу. У самозванца его не было, это привлекло мое внимание еще в машине. Я набрала побольше воздуху.

– Я понимаю, то, что вы сейчас услышите, прозвучит, наверно, совершенно невероятно. И я понимаю, мы с вами не знакомы и вам трудно судить, насколько мне можно доверять. Но уверяю вас, этот человек – не Филипп Петерсен. Он похож на Филиппа, не отрицаю. Но не до такой степени, чтобы я умудрилась их перепутать; это подтвердит вам каждый, кто знает Филиппа лично.

Незнакомец сидел неподвижно, молча уставившись в стол, один раз мотнул головой, словно не мог уразуметь, что за глупости я несу. Барбара Петри открыла было рот, но я предупредила ее. И так понятно, что она собиралась сказать. Дескать, личность «моего супруга», естественно, установлена, и ничего удивительного, что вся ситуация для меня как снег на голову. Такая реакция абсолютно нормальна, и она уже не в первый раз с подобным сталкивается. Мне меньше всего хотелось выслушивать эту официозную трепотню по второму кругу. И уж тем более не хотелось успокаиваться.

– Полагаю, мне не нужно вам говорить, что мой муж человек довольно высокого достатка. И вы наверняка понимаете: для преступных элементов факт этот особенно соблазнителен. А потому позволю себе выразить надежду, что к моему заявлению о том, что это не мой муж, а мошенник, отнесутся серьезно!

Какое-то время Барбара Петри, казалось, пребывала в замешательстве.

– Какой мне резон говорить неправду? – спросила я.

Незнакомец нарочито засопел, но ни я, ни Барбара Петри не обратили на это внимания.

– Хорошо, – согласилась Барбара Петри, не вдаваясь в детали. – Может, вы расскажете поподробнее о ваших сомнениях?

Краем глаза я увидела, что незнакомец оторвал взгляд от деревянного стола и посмотрел на меня.

– У меня нет на этот счет ни малейших сомнений, – заявила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. – Я уверена. Что тут еще доказывать! Это не мой муж! Так к чему, скажите, весь этот цирк? Тут нечего обсуждать!

Пальцы Барбары Петри потянулись к вискам, словно у нее разболелась голова и она собиралась снять боль массажем. Но, заметив свой невольный жест, она опомнилась и снова положила руки на стол. Я поняла, что явилась для Петри разочарованием. Допустим, она была готова мне поверить, но ей требовались доказательства.

Я вздрогнула, когда самозванец неожиданно взял слово.

– Вот ты заявила только что, будто всякий, кто меня знает, сразу поймет, что я не Филипп, – сказал он и перевел взгляд от меня на Петри и снова ко мне. – А что если кого-нибудь спросить? Кого-нибудь из тех, кто знает меня. Тогда ты успокоишься?

Я буквально теряю рассудок, когда этот человек мне тыкает, когда ведет себя так, будто мы друг с другом знакомы. Весь этот бред становится просто невыносимым.

– Ничто, ничто не заставит меня поверить, что вы Филипп Петерсен.

И это были не просто слова, это был настоящий плевок в лицо. Разумеется, он обо мне осведомлен, знает, что у меня нет семьи, что мы с Лео живем одни, подлец! Слова мои едва отзвучали, а я уже ощутила, что дала маху. Этот хитроумный негодяй только что сделал Барбаре предложение, и очень даже конструктивное, но я его отклонила. Я не решилась его принять, а значит, испугалась, и меня сочтут неправой.

– Но в принципе я, конечно, за, – поспешно поправилась я, обратившись к Петри.

На незнакомца я старалась не смотреть.

– Все равно, кого спрашивать, каждый подтвердит, что это не мой муж.

На несколько секунд воцарилась тишина.

– Хорошо, будь по-вашему, – наконец решилась Петри. – Кого вы предлагаете?

Теперь дело в шляпе. Чувство, похожее на облегчение, разлилось по мне. Почему я раньше об этом не додумалась? В чем же тогда загвоздка? Отец Филиппа умер, мать Констанция не в счет. Его прежних коллег я почти не знаю, но я знаю Иоганна! Улыбка облегчения озарила мое лицо, но в ту же секунду незнакомец спросил:

– Как насчет Иоганна?

В совершенном замешательстве я посмотрела на него. Он знает Иоганна? Откуда он его знает, с какой стати он в курсе?

– Кто такой Иоганн? – спросила Барбара Петри.

– Иоганн Кербер, старый друг семьи, после смерти отца взял меня под свое покровительство, – выпалил мошенник. – И Зара, я знаю, также ему доверяет. По крайней мере, доверяла раньше.

Внутри меня все оборвалось, разбилось на миллионы кусочков, но я не позволила ни одному выпасть наружу и наконец-то выдавила:

– Иоганн в отъезде. Он сейчас по делам в Китае. Я уже много раз пыталась ему дозвониться, хотела сказать, что Филипп жив, но мне так и не удалось с ним поговорить.

– Когда он возвращается? – спросила Петри.

– В офисе сказали: через три дня. Но я не могу ждать так долго!

– Нет, конечно, нет. Ведь упомянутый Иоганн, наверное, не единственный, кто может подтвердить личность вашего мужа.

– Это не мой муж, – упорствовала я.

Только не сдаваться, раздражают мои слова Барбару Петри или нет – до лампочки. Это не моя проблема, а ее.

– Хорошо, – сказала она. – Наверняка есть еще кто-нибудь, кто помог бы нам… – она помедлила, – разобраться в этом деле.

Я опять подумала о матери Филиппа, единственной родственнице, не считая нас с Лео, но та даже себя в зеркале не узнала бы. Никто больше в голову не приходил. Не было никого, кто знал бы его достаточно близко – ни в семье, ни на работе. Разумеется, имелись коллеги, с которыми он тесно работал. Но сумеют ли они удержать язык за зубами перед журналистами? И вообще, что за бред? Неужели моего слова недостаточно?

Я не отвечала, и Барбара Петри тяжело вздохнула. Кажется, она уже жалела, что пришла. Вдруг у меня во рту скопилась солоноватая слюна.

– Простите, я на секундочку, – прохрипела я.

Барбара Петри и самозванец молчали.

Я выходила из кухни с высоко поднятой головой, но как только скрылась из их поля зрения, как угорелая кинулась в ванную. Захлопнула за собой дверь.

Уже во второй раз за сегодняшний день я опустилась на колени перед унитазом и изрыгнула из себя резкие болезненные фонтаны. Потом сполоснула рот и уставилась на свое отражение, опираясь о край раковины. Глаза мои чернели от ярости.

Не со мной, подумала я. Ведь я уже натерпелась достаточно, и самого разного. Самого разного. Пожалуйста, не со мной.

Незнакомец

Расположить к себе других людей – пустяковое дело. Я сижу, согнувшись в три погибели. Так человек делается еще меньше. Не столь устрашающим. Подчеркивается его физическая усталость. Я потираю глаза, как будто они слипаются против моей воли, несколько раз моргаю, потом поднимаю взгляд и бесстрашно улыбаюсь.

Действовать. Избавиться от Барбары Петри, а там видно будет, что дальше.

– Что здесь происходит? – спросила она, понизив голос.

– Моей жене нездоровится, – ответил я неопределенно. – Я думаю, она сегодня пережила большое эмоциональное напряжение. Все, что ей нужно, это немного покоя.

Петри наморщила лоб.

– Похоже, вы не слишком удивлены поведением вашей жены.

– Увы, вы правы, – согласился я с тихим вздохом. – Меня это нисколько не удивляет.

– С ней уже такое случалось?

Я кивнул и уверенно соврал:

– Да. И не раз, к сожалению. Но вы не беспокойтесь. Я знаю, что делать.

Выражение лица у Барбары Петри непроницаемое.

– Я бы не хотела, чтобы вы брали на себя слишком много. Вам и самому нужен покой.

– Со мной все в порядке, – сказал я. – Я только об одном хочу вас попросить: обещайте никому ничего не рассказывать. Мне было бы очень неприятно, и Заре – как только она придет в себя – тем более.

В течение секунды Барбара Петри выдерживала мой умоляющий взгляд, но потом смягчилась.

Вот оно, сострадание. Хорошо.

– Само собой, разумеется, – ответила она и одарила меня легкой улыбкой. – Разумеется.

19

Мой взгляд неожиданно скользнул в сторону ванны, белоснежной как цветок лотоса, и в воображении вспыхнула одна картина. Мы с Филиппом принимаем ванну, на бортике – пиво для него, яблочный сок для меня. Я беременна, и мой живот горой вздымается над пеной. Филипп, дурашливый. Счастливый. Темные глаза, ямочки на щеках, в течение нескольких секунд вижу его как наяву: он делает глоток из бутылки, в то время как пена миллиардами пузырьков стекает по его груди и…

Почему мне это не пришло в голову раньше?

Я вышла из ванной и поспешила на кухню.

– Вы скучали по семье, но чего еще вам больше всего не хватало? – долетел до меня голос Петры.

– Шницеля и шнапса, – ответил незнакомец, и Барбара Петри рассмеялась.

Я оставила этого хитреца с ней наедине минут на пять, не больше, но он уже умудрился запудрить ей мозги.

Они как будто вели непринужденную беседу за чашечкой кофе. Меня захлестнула новая волна раздражения.

– Хотелось бы задать этому человеку несколько вопросов, – с ходу заявила я.

Вертикальная морщина прорезала лоб Барбары Петри. Она перевела вопросительный взгляд на мнимого Филиппа. Тот медлил.

– Думаю, это не такая уж плохая идея, – бросил он, и от его наигранного тона, якобы исполненного понимания, мне сделалось совсем тошно. – Может, Заре полегчает, если я отвечу на некоторые вопросы.

Он провел рукой по лицу:

– Я только смертельно устал. Вся эта нервотрепка, долгий перелет, джетлаг…

Он выжимал слова по каплям.

– Вы не обязаны этого делать, – сказала Петри с сочувствием. – Ваше желание сперва отдохнуть совершенно оправданно и законно. После всего, что вы пережили.

Упрека в ее голосе не услышал бы только глухой, и я очень хорошо поняла – относился он ко мне. Надо ее убедить, но я опять начала нервничать. Если этот человек знает об Иоганне, значит, он и о Филиппе осведомлен – и обо мне?

– Все в порядке. Это поможет делу – вот что главное.

– Ну хорошо, – согласилась Петри.

Самозванец смотрел на меня вызывающе. Я сделала большой глоток кофе, но, как ни тяни время, стратегию на ходу не разработать. И тогда я стала задавать прямые вопросы.

– День рождения Филиппа?

– Я родился 27 января, – выпалил незнакомец как из пистолета и самодовольно добавил: – В один день с Моцартом.

Ну, это элементарно. Узнать такое очень просто, только набери в Гугле. Но это еще только разминка.

– Когда родился Лео? – продолжила я допрос.

Негодяй улыбнулся, но и на этот вопрос ответил высокомерно.

– Мне все еще не верится, что его следующий день рождения мы отпразднуем вместе, – добавил он. – Я думал об этом каждый год, когда…

– Когда мы с Филиппом поженились? – перебила я, не позволяя самозванцу говорить о моем сыне.

Он посмотрел на меня как будто в замешательстве, но в конце концов ответил:

– В начале лета.

– Я хочу услышать число, – настаивала я.

– Господи.

Он испугался по-настоящему. Растерянно смотрел то на чиновницу, то на меня.

– Господи, я больше не знаю. Я… нет, знаю, но только не могу вспомнить. Я…

– Что было на мне в день свадьбы? – продолжила я, даже не думая ослаблять хватку.

Он плавал, и это хорошо.

– Где была свадьба?

– Я… – Он запнулся, опустил голову и нервно провел рукой по волосам. – Проклятие, я слишком устал.

– Какие песни звучали? – спросила я.

Незнакомец молчал.

«High and Dry» «Radiohead», думала я. Сначала имитатор Элвиса пел «Love Me Tender», а потом бэнд играл «High and Dry». Воспоминание окутало меня своей тенью, сдавило горло, но распускать нюни было непозволительно, не сейчас, не сейчас.

Барбара Петри вздохнула. Кажется, она начинала понимать бессмысленность всей затеи.

– Я думаю, достаточно, – заявила она.

– Нет! – крикнула я.

Петри встала, давая понять, что вся эта история ей порядком наскучила.

– Госпожа Петерсен, у меня такое чувство, что вас не переубедить, на сколько бы вопросов ваш муж ни ответил, – заявила она.

– Это не мой муж, – ответила я и тоже поднялась.

Тон мой и впрямь был слишком непримиримый, я сама это чувствовала, но у меня не оставалось выбора.

– Помогите! – попросила я.

Петри как будто задумалась. Потом едва заметно кивнула.

– Господин Петерсен, – наконец-то обратилась она к самозванцу, тот тоже теперь стоял. – Предлагаю вам для начала поехать со мной. До выяснения обстоятельств дела мы разместим вас в гостинице, а потом вы сможете…

– Нет, – возразил тот.

Петри удивленно подняла брови.

– Этот дом является фамильной собственностью уже на протяжении нескольких поколений, – заявил мнимый Филипп. – Сегодня я в первый раз за семь лет переступил его порог. И больше никуда не пойду и ни в какой гостинице спать не собираюсь.

Барбара Петри несколько секунд взвешивала услышанное, потом кивнула.

– Госпожа Петерсен, – в конце концов обратилась она ко мне, и в ее тоне зазвучали извиняющиеся нотки. – Не могли бы вы провести эту ночь в другом месте?

Я недоуменно на нее уставилась. Растерянности моей не было предела. Она вообще в своем уме? Неужели и впрямь считает, что я так запросто уйду из дома, а этот чужой человек останется?

– Нет, – отрезала я.

Гостья подавила очередной зевок и подвела черту:

– С учетом всех обстоятельств не думаю, что это хорошая идея, если оба вы останетесь здесь.

– Тогда уведите отсюда этого человека! – сказала я.

– Прошу вас, прислушайтесь к голосу разума, – начала Барбара Петри, но я не знала, обращены ли ее слова ко мне, к самозванцу или же к нам обоим, и потому отключилась.

Настало время выложить джокер.

– Я хочу увидеть родимое пятно, – заявила я.

Петри повернулась ко мне:

– Какое еще родимое пятно?

– У моего мужа на груди было родимое пятно, очень необычное и заметное, – разъяснила я.

Теперь-то он попался.

Кажется, Барбара Петри не совсем понимала, как лучше всего повести себя в этой ситуации.

– Даже не знаю, – обратилась она к незнакомцу. – Не могли бы вы…

– Пожалуй, с меня хватит, это зашло уже слишком далеко, – накинулся на нее тот. – Прикажете еще теперь и перед вами раздеваться?

Его глаза метнули черные искры.

– Пардон, – сказала Петри. – Не хотела задеть вас за живое. Я подумала, так, наверное, проще всего доказать вашей жене…

– Сегодня я впервые за семь лет ступил на немецкую землю, – перебил ее самозванец. – Я уже сорок восемь часов на ногах. Устал как собака.

Он почти сорвался на крик, лицо побагровело.

– И надеюсь, дамы поймут, что сейчас мне не до стриптиза.

Барбара Петри побледнела. В первый раз ей стало не по себе. Она забормотала невнятные извинения.

Проклятие.

В течение нескольких секунд царило молчание.

Думай, Зара!

– Я провожу вас до дверей, – произнес, наконец, незнакомец.

Барбара Петри, похоже, не знала, что делать.

Думай, Зара, думай!

Я видела, как повернулась Барбара Петри, собираясь идти, и тут меня осенило. Ну конечно же!

– Я настаиваю на генном тесте! – выпалила я и с торжеством отметила, как, открыв рот, смотрит на меня этот прохвост.

– Генный тест проводится только с добровольного согласия, – вставила свое слово Барбара Петри.

Я наблюдала за незнакомцем, он за мной, прошла целая вечность, и еще одна, и еще, после чего он сказал:

– Я согласен.