Текст книги "Что скрывает прилив"

Глава девятая

Следом за Гэвином я захожу в лавку. Он исчезает в задней части помещения, отделенной занавеской. Я подхожу к прилавку, подпрыгиваю и сажусь на него, свесив ноги.

– Держи.

Я поворачиваюсь и ловлю небольшой узелок, который мне бросает Гэвин. Руки ощущают тепло, и я разворачиваю ткань. Внутри оказывается свежая хрустящая булочка с сыром. Когда я была маленькой, просто обожала такие. Я отламываю кусочек и роняю булочку на свои юбки, потому что струйка расплавленного сыра обжигает мне пальцы.

– Она горячая, – сообщает Гэвин, и я отвечаю ему хмурым взглядом.

– Спасибо, что предупредил.

Я дую на обожженные пальцы и, подобрав упавший кусок, медленно его съедаю.

Гэвин снова исчезает и возвращается с огромной корзиной, содержимое которой накрыто тканью. Потом он уходит и приносит вторую такую же. Оставляет обе корзины у двери, достает из одной булочку и, перебрасывая ее из одной руки в другую, подходит и садится рядом со мной.

– Откуда у тебя ключи от пекарни? – интересуюсь я с набитым ртом.

– Мари Кэмпбелл попросила, чтобы кто-нибудь сходил и вынул булочки из печи, потому что Ви Кэмпбелл куда-то пропал. Я вызвался добровольцем.

Ну конечно, он вызвался.

– Что ж, я рада, – говорю, закидывая пышный кусочек булки в рот.

– А я рад, что ты здесь, – искренне произносит Гэвин.

Я не знаю, как на это реагировать, поэтому просто запихиваю остаток угощения в рот. Нужно найти Рена и возвращаться домой. Я только собиралась спрыгнуть, поблагодарить парня и спокойно уйти, как он повернулся ко мне с хитрым выражением лица.

– Видишь ли, я не могу нести две корзины одновременно. Я надеялся, что ты поможешь. Тем более после того, как накормил тебя прекрасной булочкой с сыром.

Коварный маленький… я попалась прямо в его ловушку.

– Пойдем. – Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – Тебе достанется еще больше угощений. Мари расплатится со мной жареной свининой. Я и для тебя немного выбью. Ты же не откажешься от мяса, только что снятого с огня?

Это как сказать «нет» крошке-теленку. Он смотрит на меня своим милым, полным надежды взглядом и хлопает длинными ресницами.

«Откажись. Альва Дуглас, скажи «нет». Скажи «нет».

– Ладно.

Я спрыгиваю с прилавка и широкими шагами направляюсь к двери. Мы оба берем по корзине. Гэвин прилежно закрывает за нами пекарню, а затем ведет меня извилистым путем к площади. Я сразу начинаю потеть, а желудок сжимается от нервов. Прошло семь лет с тех пор, как я видела большинство из этих людей. Мне сложно представить себе, что я желанный гость на этом празднике.

– С тобой все в порядке? – бросает Гэвин через плечо.

Вместо того чтобы ответить, я сглатываю ком в горле. Кажется, что, когда мы вошли на площадь, все лица повернулись к нам.

В центре готовится огромный ритуальный костер. Вчера я видела, как его собирали. Подожгут его только после заката. Слева установлен Столб с порхающими на ветру лентами. Он ждет, когда появятся танцующие, возьмутся за веревочки, спеленают и убаюкают его. По периметру площади стоят прилавки, где продается ароматный сидр, виски, эль и березовое вино, а также сок для детей. Я высматриваю Рена, понимая, что он вряд ли окажется здесь, но надеясь, что, подобно мне, парень набрался смелости и пришел. Чем быстрее я увижусь с ним и извинюсь, тем скорее смогу вернуться домой. Однако его нигде не видно. Ни намека не светлую копну волос среди брюнетов, шатенов и рыжих. Ни взрыва дьявольского смеха, который заставляет стариков перекреститься.

В дальнем углу площади кузнец Йен Смит – не путать его с ужасным Ольдом Йеном – вращает вертел с громадной свиньей, пока мясник режет другую хрюшку на толстые куски и бросает их в корыто. Рядом, в конце этого конвейера, стоит Мари Кэмпбелл, жена пекаря, и начиняет мясом тающий запас булочек.

– Кажется, мы как раз вовремя, – беззаботно кричит им Гэвин.

Я не отхожу от парня. Не поднимая головы, следую за ним по пятам и стараюсь не попадаться никому на глаза ради нашего общего блага. Я держусь так близко, что врезаюсь ему в спину, когда он останавливается.

Гэвин весело оборачивается, забирает у меня корзину и передает ее Мари.

– Спасибо, парень, ты наш спаситель, – благодарит она, вытирая лоб фартуком. – Вот, держи.

Мари протягивает Гэвину булочку с мясом. Затем ее взор падает на меня, и она замирает с поднятой вверх вилкой.

– Альва помогла мне, – сообщает Гэвин, как будто не замечая напряжения, которое волнами исходит от жены пекаря. – Я обещал ей, что она тоже получит булочку.

Парень демонстрирует ей такую широкую и ясную улыбку, которая бы убедила кого угодно.

Правда, женщина все равно продолжает глазеть на меня. Я поднимаю подбородок. Хватит прятаться. Я чувствую взгляды окружающих нас людей, которые хотят увидеть, как поступит Мари.

Не отводя глаз, она начиняет еще одну булочку и протягивает ее мне.

– Спасибо, Мари. Ты очень добра, – произношу я.

– Для тебя я миссис Кэмпбелл, – резко отвечает она, отворачивается и злобно продолжает фаршировать булки, делая вид, что меня здесь уже нет.

– Пойдем. – Гэвин склоняет голову набок и кивком призывает меня следовать за ним.

Очевидно, решение Мари повернуться спиной и игнорировать мою персону распространилось на всех, потому что теперь никто в упор меня не замечает. Мы пересекаем площадь, огибая место костра. Сельчане окликают Гэвина, здороваются с ним, хлопают по спине, болтают. Их взгляды скользят по мне так же быстро, как масло по раскаленному ножу.

Подобное пренебрежение оказывается хуже, чем проницательные взгляды, и я яростно жую булку, вымещая на ней свою досаду. У небольшой деревенской тюрьмы я запрыгиваю на стену и начинаю сердито пинать камни ногами.

– Не обращай внимания, – говорит Гэвин, – они не желают тебе зла.

Ему повезло, что в этот момент у меня набит рот.

– Они просто не знают тебя, – продолжает он. – Ну же, Альва, ты понимаешь, как тут все устроено: все друг с другом повязаны.

Парень смотрит на меня большими несчастными глазами, и я смягчаюсь. В конце концов, он тут ни при чем.

– Все в порядке, Гэвин. Я понимаю. – Я оглядываю площадь. – Давай я схожу нам за сидром?

– Я сам схожу, – с готовностью предлагает он, и я вздыхаю.

Под этим предлогом я планировала отправиться на поиски Рена. С другой стороны, немного сидра, чтобы запить еду, не помешает. Возможно, он мне придаст немного смелости.

Гэвин спрыгивает со стены и удаляется в сторону залитой солнцем площади. Я понимаю, что все это время сидела в тени, и от глубины этой метафоры мне хочется рассмеяться. На другом краю площади я замечаю Дункана Страуда. Он машет мне рукой, я киваю в ответ и только потом обращаю внимание на того, кто стоит рядом с почтальоном.

Джайлз Стюарт. Он смеется, его аристократичное лицо обращено к небу, а зубы блестят – воплощение жизнерадостного, энергичного лидера. Работодателя. Мужа. Отца. Столпа, на который опирается общество.

«Он был влюблен в мою мать».

Это одна из причин – возможно, самая весомая, – по которой никто не поверил ему, когда Стюарт обвинил моего отца в убийстве. Все знали, что Джайлз неровно дышит к моей маме и обижен из-за того, что это не взаимно.

Я обо всей этой истории не знала, пока однажды днем он не заявился к нам.

Джайлз Стюарт впервые зашел к нам в дом, и то, что он специально поднялся в гору, чтобы повидаться с нами, казалось мне таким волнительным. Мало кто так поступал. Мама отправила меня в свою комнату и держала его на пороге. Я открыла окно, чтобы подслушивать. Это произошло накануне моего дня рождения, и я почему-то решила, что Стюарт, возможно, пришел, чтобы обсудить с мамой праздник. Очень надеялась, что он предложит устроить его в своем большом доме, в качестве сюрприза, я ведь намекала…

В те времена в пятницу вечером после школы я ходила к Гэвину на чай. Мы сидели вдвоем, а Джайлз – или, как я тогда называла его, мистер Стюарт – вился вокруг, задавал мне вопросы о маме и папе, о нашей жизни. Миссис Стюарт все это время стояла в стороне и робко молчала. Джайлз говорил, что для меня его двери открыты в любое время, что я Гэвину как сестра. Я тогда еще обратила внимание на то, что мама никогда со мной не ходила. Миссис Стюарт всегда провожала меня до моста, где меня забирал папа.

Однако Джайлз пришел вовсе не за тем, чтобы обсуждать мой день рождения. Он был обеспокоен тем, что моя мама снова беременна. Я слышала, как он сказал, что двое детей от Дугласа – это слишком. Что зря она полагается на удачу, а его любовь не безгранична.

Мама пыталась перебить гостя, но он не унимался. Твердил, что мог простить ее за то, что она вышла замуж за Лаклана Дугласа и родила меня, но с еще одним ребенком мириться не станет.

– Джайлз, я никогда ничего тебе не обещала. – Мама старалась говорить мягко; и я услышала интонации, с которыми она обращалась к больным или перепуганным животным. – У нас не было никаких договоренностей. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь.

– Мы просто не проговаривали их вслух, – настаивал Стюарт. – То, что было между нами, гораздо глубже всяких договоренностей и глупых обещаний. Посмотри на это место, – он жестом указывал на наш дом, – это лачуга. Ты не можешь быть здесь счастлива. Только не ты, с твоим происхождением. Я могу обеспечить тебе городской дом, сделать из тебя леди. – Она снова пыталась что-то возразить, но он поднял руки вверх. – Я знаю, что ты беспокоишься о своей репутации, но это напрасно. Никто не посмеет сказать нам ни слова, особенно теперь, когда построена и работает лесопилка. Я дам тебе все, что захочешь.

Тишина, а потом голос моей матери:

– Ты разве не видишь? У меня и так есть все, чего я хочу.

– Как? Как ты можешь довольствоваться этим?

– Джайлз, – на этот раз твердо произнесла мама, – ты должен знать, что я никогда не покину Лаклана. Никогда. Ничто в этом мире не сможет заставить меня уйти из этого дома и бросить свою семью.

Джайлз не забыл. Он еще вспомнит эти слова, когда мама исчезнет.

После этого разговора я перестала ходить к Гэвину на чай, оправдываясь тем, что дома нужна моя помощь. Мне не нравился голодный взгляд, которым смотрел на меня Джайлз. Словно медведь в клетке, поджидающий подходящего момента.

А теперь, сидя в тени у залитой солнцем площади, я наблюдаю, как этот мужчина смеется. И, будто почувствовав мой взгляд, он оборачивается и смотрит прямо на меня.

– Извини, что так долго. Там была очередь. – Гэвин снова занимает место рядом со мной.

На той стороне площади его отец видит это и хмурится.

– Знаешь, Гэвин, вообще-то мне пора, – говорю я. – Прости.

– Возьми хотя бы свой сидр.

– Почему бы тебе не…

– Мисс Дуглас.

Я замолкаю. Понятия не имею, как Джайлзу удалось так быстро пересечь площадь, но вот он, стоит чересчур близко. Рядом с ним Дункан с пивной кружкой в руке.

– Джайлз, – здороваюсь я как можно вежливее. – Дункан. – Ему я улыбаюсь.

Лицо Джайлза мрачнее тучи.

– Боюсь, но мне придется забрать у вас своего сына, мисс Дуглас, – произносит он тоном, в котором не слышится ни капли сожаления.

– Позволь я сначала допью, – спокойно отзывается Гэвин.

– Нет, сейчас, – настаивает мужчина, забирает у сына обе кружки и ставит их на стену.

В следующее мгновение Гэвин встает, а Джайлз кладет руку ему на плечо и уводит. Я вижу, что парень пытается повернуться и попрощаться, но отец только усиливает свою хватку и не позволяет ему этого сделать.

Дункан смотрит вслед удаляющейся парочке.

– Мне кажется или это было немного странно? – интересуется он.

– Джайлз недолюбливает меня, – поясняю я.

– Ну и дурак, – отвечает Дункан, и мои щеки заливаются краской, а он продолжает: – Боюсь, монахи в этот раз тебе ничего не передали.

Конечно, они ничего не передали; через несколько дней я сама к ним приеду. Но ему об этом не стоит знать.

– Они больше не хотят со мной работать, – произношу, пожимая плечами. – В прошлый раз прислали письмо, в котором поблагодарили за услуги и сообщили, что больше не нуждаются в моей помощи.

Дункан раздосадованно качает головой.

– Ах, Альва, мне так жаль. Ты столько лет усердно трудилась для них. Им должно быть стыдно, что они без предупреждения оставили тебя без работы.

– М-да. Но что я могу поделать? – качаю я головой. – Я передам им последнюю пачку текстов, и мне хотя бы за это заплатят. Во сколько ты завтра уезжаешь? – спрашиваю я как можно более непринужденно.

– Планирую после обеда. – Он опускает взгляд на кружку в своих руках. – Мне не захочется выдвигаться ни свет ни заря.

– Конечно, нет, – улыбаюсь я. – Примерно около часу?

– Да, где-то так, – улыбается в ответ Дункан.

– Хотя, – я тоже смотрю на свой сидр и поднимаю брови, – если я не принесу их к этому времени, не жди меня.

Не хотелось бы, чтобы почтальон дожидался меня, в то время как я буду, свернувшись калачиком лежать в его телеге, отчаянно желая поскорее отсюда уехать.

– Ну и правильно, – усмехается он. – Пускай остаются с носом за то, что так с тобой поступили. Поделом им.

Джайлз кивком головы подзывает Дункана к себе.

– Меня призывает хозяин дома, в котором я живу. Но, надеюсь, завтра встретимся.

– Хорошего праздника, – кричу я вслед почтальону, и он поднимает руку в знак благодарности.

– Ты диковинка, – раздается чей-то голос, как только Дункан отходит на безопасное расстояние, – только поэтому он заинтересован в тебе. То же самое касается Гэвина. Ты необычная.

Рядом со мной, задрав нос вверх, стоит Хэтти Логан.

– Я тоже рада тебя видеть, Хэтти, – отзываюсь я. – Спасибо за замечание. Обязательно запомню.

– Странная девочка с горы. В этом все твое очарование.

– У нее хотя бы есть очарование. – По другую руку от меня из ниоткуда возникает Рен. Он смотрит на площадь с видом человека, обозревающего свои земли и замечающего, что они бедствуют. – В отличие от некоторых присутствующих, которые сами по себе не завлекательнее овечьего шампуня от паразитов, только в два раза отвратительнее.

– Как будто мне не все рано, что думает обо мне сакс, – язвит Хэтти, последнее слово произнося как оскорбление.

– Цыц, злобная корова, – отвечает Рен, усиливая акцент, чтобы он был похож на грубый говор Хайленда, как у Ольда Йена.

Я смеюсь, а шея Хэтти наливается свекольно-красным цветом, и девушка раздраженно уходит.

Рен берет одну из оставленных Гэвином кружек с сидром и протягивает ее мне.

– Держи-ка. Не пропадать же добру, – замечает он. – Доброго праздника Самайд.

– И тебе. Спасибо, что заступился. – Я делаю глубокий вдох. – Рен… прости меня…

– Не надо, – прерывает он, – мы оба вели себя вчера недостойно, и если ты просишь прощения, то и мне стоит извиниться. А я совсем этого не хочу. Так что давай договоримся: мы просто ненадолго потеряли рассудок, но ничего страшного не случилось.

Однако его слова не приносят мне облегчения.

– Рен, мы не просто ненадолго потеряли рассудок. Я…

– На тебя мне тоже придется цыкнуть? Сказал же, забудь. Умей признавать свою победу. Или поражение. Или и то, и другое.

Я качаю головой и, обхватив кружку обеими руками, пью сидр, пока тот не заканчивается.

К этому времени начинает темнеть, и люди стягиваются к костру, ожидая, когда же его подожгут. Мы же остаемся в стороне от всех. Хотя впервые я не чувствую себя на обочине.

Думаю, в этом и заключается разница между тем, чтобы стоять в одиночку и стоять с кем-то.

– Хочешь еще выпить? – интересуется Рен, протягивая руку за моей кружкой.

– Ты еще не допил свой, – киваю я в сторону все еще стоящей на стене второй кружки.

– Я не люблю сидр, – говорит он. – Возьму себе что-нибудь другое.

– Ладно, – соглашаюсь я. – Ты все равно мне должен. Я заплатила Маку за твой яблочный сок.

Рен озорно улыбается, а его клыки впиваются в нижнюю губу, как будто он ее прикусывает.

– Так и было. Как насчет березового вина?

– Неси.

Парень уже собирается направиться к площади, но оборачивается.

– Закрой глаза и вытяни руки. – Я в недоумении приподнимаю брови. – Просто сделай это, – просит он.

Я следую его указаниям, вытягивая перед собой сложенные чашечкой ладошки и закрывая глаза.

Он кладет мне в руки что-то твердое и шепчет на ухо:

– Досчитай до десяти.

Слыша его удаляющиеся шаги, я начинаю отсчет и чувствую себя при этом глупо. Как только звук затихает, я перестаю считать и взвешиваю в ладонях то, что Рен так аккуратно в них вложил. Судя по шелесту, это бумага, я ощущаю, что в нее завернут небольшой предмет. Открываю глаза и заглядываю в коричневый пакет, который держу в раках. Он набит леденцами со вкусом еловых шишек.

Глава десятая

К тому времени, как Рен возвращается, мое лицо уже обретает свой привычный цвет, а сладости спрятаны в карман.

– Спасибо, – благодарю я и похлопываю по карману, не глядя парню в глаза, – за это.

– За мной оставался должок, если я все правильно помню. – Он протягивает мне деревянную чашу со сладким березовым вином. – Миледи.

– Спасибо. Еще раз.

Мы наблюдаем за тем, как на площади Джайлз Стюарт разжигает огонь. Скоро начнутся танцы. Гэвин стоит вместе с Корой, Джеймсом и Хэтти у Столба, поджидая момента, чтобы первыми схватиться за ленты и занять свои места. Хэтти держит за руку Кору, но в то же время накручивает свои рыжие волосы на палец и с неприкрытым обожанием смотрит на Гэвина. Он, кажется, этого не замечает, пока смеется над тем, что рассказывает ему Джеймс. Последний, в свою очередь, глаз не сводит с Коры, словно хочет убедиться, что она оценила его смешные шутки.

Но, судя по всему, она их даже не слышит, потому что то и дело украдкой поглядывает на Рена. Вот уже не думала. Кора Рейд, член одной из самых почтенных и старых семей Ормсколы, положила глаз на местную белую ворону. Мать заперла бы ее дома, если бы узнала. Не исключено, что это и есть одна из причин ее влечения.

– Ты не жалеешь? – спрашивает мой спутник.

– Не жалею о чем?

Я замечаю, как Кора хмурится, когда Рен наклоняется ближе ко мне.

– О том, что ты больше не часть этой толпы?

– Я никогда не была ее частью, – с ядом в голосе отзываюсь я.

Хотя, конечно, это не совсем правда. Когда-то мы были друзьями. Теснее всего я общалась с Гэвином, но несколько раз ходила пить чай к Коре и Хэтти. Я всегда чувствовала себя неловко на вершине этого треугольника. Однако в таком небольшом поселении, как Ормскола, выбора почти нет: ты либо свой, либо изгой. А еще здесь присутствует немного смущающая, но большая вероятность выйти замуж за одного из своих одноклассников. Приходится следить за тем, кто на ком женится, чтобы не допустить союзов между родственниками. Именно поэтому Дункан вызвал такой ажиотаж: он не приходится родней никому из нас.

– Была, – возражает Рен. – Ну… что скажешь?

– Да. И нет, – отвечаю я. Музыканты начинают настраивать свои инструменты, слышится теплое звучание фидели и грохот барабана. Руари Кросс собирается играть на волынке. – А ты? – интересуюсь я. – Ты не против, что тебя называют саксом?

– Да. И нет, – повторяет он за мной. – Это же правда, так ведь?

– Наполовину. Твой отец родом отсюда.

– Так ли это? Представь нас, если знакома с ним, – усмехается Рен. – Потому что, насколько мне известно, единственные представители семьи Росс в Ормсколе – это я и моя мама. Если, конечно, ты не встречала кого-то похожего на меня.

Мы оба смотрим на сельчан, собравшихся на площади у огня, который наконец разгорелся и теперь весело потрескивает. Мама Рена появилась здесь как раз перед тем, как родила сына, утверждая, что отец ее чада – местный. Однако мой друг прав: здесь нет и никогда не было Россов. И только Лиз знает правду об отце Рена, а женщина истово клянется, что он Росс из Ормсколы и именно поэтому она оказалась здесь.

– Думаю, – тихо продолжает Рен, – правда состоит в том, что моя ма встретила мужчину, который назвался Россом и сказал, что он из местечка под названием Ормскола. И когда он наигрался с ней, его и след простыл. Потом она узнала обо мне и отправилась его искать. Тем не менее я не могу объяснить, почему она осталась здесь. Но уж точно не потому, что тут дружелюбные соседи. – Он печально улыбается. – Эта деревня была бы последним местом, куда я пошел бы. – Он многозначительно смотрит на меня. – Скорее это место, откуда хочется сбежать.

Я не поднимаю глаз от чаши в руках.

Парень залпом допивает вино и ставит чашу на стену.

– Пойдем.

– Куда?

Рен хватает меня за руку.

– Мы идем танцевать у Столба. Два неудачника-изгоя.

– О нет, никуда мы не пойдем, – возражаю я, но он уже тянет меня в сторону площади. – Маррен, я не хочу танцевать!

– Еще как хочешь. – Он поворачивается ко мне и ухмыляется. – Просто представь их лица, когда придется подвинуться, чтобы освободить нам место. И не говори, что ты не мечтала об этом с детства.

Проливая по пути вино, я упираюсь и еле волочу ноги, пока Рен тащит меня к площадке, где все уже разбиваются по парам. Однако он прав, где-то в глубине души я хочу танцевать. Взрослея, я не могла дождаться, когда наступит моя очередь встать в круг вместе со старшими парнями и девушками Ормсколы с лентой в руке и музыкой в сердце. Я никогда этого не делала. И другого шанса у меня не будет.

– Нас просто не пустят, – протестую я.

– И кто нас остановит?

В свете сумерек Рен выглядит сумасшедшим, его голубые глаза горят восторгом. Словно он из другого мира, эльф или лесной дух, посланный, чтобы подтолкнуть меня на глупости.

– Рен…

Парень останавливается и жестом указывает на свою ногу.

– Ты считаешь, что я не смогу?

Он тоже вырос, наблюдая за танцами старших ребят. Бьюсь об заклад, Рен никогда не танцевал с ними.

И он прав. Все изведутся, как от зуда, если увидят, что мы принимаем участие в их драгоценных праздничных ритуалах, а не прячемся в тени. И мне не стыдно признаться в том, что у меня голова кругом от одной только мысли об этом.

– А к черту все, – говорю я, швыряю чашу на землю и подбираю юбки. Теперь уже я волочу Рена. – Давай покажем им, как надо.

Парень издает торжествующий вопль, и на этот звук оборачиваются те, кто стоит у края толпы. При виде нас, спешащих к площади, у них отвисают челюсти.

– Посторонитесь, дайте пройти, – объявляю я, протискиваясь между людьми. Вскоре мы стоим за Корой и Джеймсом, которые тянулись к лентам, но так и застывают как статуи. – Мы тоже участвуем, – сообщаю я и ловлю взгляд Роны Логан, матери Хэтти. С высоты своей роли – ведущей этого танца – она с ненавистью взирает на нас.

– Нет места, – тут же отвечает она.

– Я вижу две свободные ленты, – не раздумывая, парирую я.

– Я придерживаю их для… – женщина озирается по сторонам, пытаясь выбрать человека, который выручит ее, – для… ах, вот и они. Элин! – Миссис Логан выкрикивает имя своей старшей дочери. – Подходите скорее! Иначе займут ваше место.

За нашими спинами начинается давка, и Элин с Коннором Андерсоном, танцевавших в прошлом году в качестве молодоженов, проталкивают вперед. Я смотрю на вздымающийся под передником огромный беременный живот Элин, а затем на ее растерянное лицо.

– Разумеется, – я отступаю назад и жестом приглашаю их пройти, – после вас.

Коннор берется за ленту, но Элин тут же хлопает его по руке.

– Коннор, я не могу танцевать вокруг Столба. Я не вижу даже пальцев собственных ног, – шипит она. – Сам попробуй походить с этой ношей.

– Раз Элин и Коннор не участвуют, можно нам? – спрашиваю я.

– Есть и другие, кто дожидается очереди, – отвечает миссис Логан. Она крепко держит ленты, пытаясь высмотреть в толпе кого-нибудь, чтобы доказать это. Но тут вмешивается Гэвин.

– Маррен может занять мое место, если хочет. И я уверен, что Хэтти уступит Альве. Правда, Хэтти? Мы не против.

Девушка выглядит так, будто никогда в жизни она еще не была настолько против, но кивает и протягивает мне свою ленту, даже не взглянув на меня.

Пауза.

– Нет, – не выдерживает миссис Логан. Желая подарить своей дочери шанс сблизиться с сыном самого богатого человека в деревне, она швыряет мне ленты. – Ладно. Думаю, раз им так хочется, пускай забирают их.

Я хватаю ленты прежде, чем ведущая успеет передумать, и передаю одну Рену.

– Спасибо, – благодарю я, проскальзывая мимо нее, и следую за лентой к своему месту, понимая, что за нами наблюдает вся деревня. Неожиданно мне начинает казаться, что мы поступаем не совсем правильно.

Рен идет за мной, и мы становимся спина к спине.

– Мы совершили ужасную ошибку? – шепотом интересуется он.

– Думаю, да, – мрачно отзываюсь я. – Ты помнишь движения?

– Не-а.

– Я тоже. – Последний раз я повторяла их семь лет назад. – Главное, первым делом вытолкнуть из круга Хэтти Логан.

Парень смеется, начинается музыка, и барабан отбивает вступление. К моему удивлению, тело знает, что нужно делать. Мышцы помнят, а мозг нет. Я выбрасываю вперед левую ногу, потом повторяю то же самое с правой.

Я дарю Рену быструю улыбку, и мы начинаем вращаться вокруг Столба, поднимая ноги под ритм барабанов, огибая других танцоров то спереди, то сзади. Гэвин лучезарно мне улыбается, когда оказывается рядом, а Джеймс Баллантайн не обращает на меня никакого внимания. Но мне все равно, меня уже захватила радость танца. Я обхожу Рена и слышу, как он смеется.

С каждым кругом мы все ближе и ближе оказываемся к Столбу и все сильнее окутываем его лентами, которые переплетаются и становятся короче. Нам приходится быть осторожными, чтобы не врезаться друг в друга. На секунду перед моими глазами предстает видение того, что должно произойти. Слишком поздно, чтобы предотвратить это.

Хэтти Логан уступает место, позволяя обогнуть себя, но в последний момент ставит мне подножку.

И я спотыкаюсь.

Чтобы удержаться на ногах, я так крепко хватаюсь за ленту, что рискую вывихнуть себе плечо. В спину мне врезается Рен, от чего я лечу вперед и едва не впечатываюсь в Тэма Рейда, одного из братьев Коры, который проходит мимо.

Музыканты запинаются, однако я продолжаю танцевать, решительно настроенная не давать им больше повода глазеть и перешептываться. Этому действу я отдаю всю себя, фокусируюсь, сжимаю зубы, пока волынки не отыгрывают последние аккорды и танец не заканчивается. Жители деревни начинают свистеть и хлопать, а мы все кланяемся. Гэвин смотрит на меня с жалостью, а Рен подходит ближе. Возможно, чтобы я не набросилась на Хэтти и не убила ее.

Вдруг откуда-то с окраины площади слышится шум.

– Помогите! Мне нужна помощь! – доносится крик, и народ расходится, пропуская к центру шатающегося Фергуса Брауна, конюха с конюшни Баллантайнов.

Он сгибается пополам, пыхтит, силится что-то сказать.

– Что случилось? – выходит вперед Джайлз.

– Кто-то выпустил всех лошадей из стойл. Они исчезли.

Рен толкает меня локтем.

– Пора убираться отсюда, – шепчет он, пока Джим Баллантайн пробирается сквозь толпу.

– Что значит исчезли? – спрашивает Джим.

– Я услышал из домика конюха, как они испуганно ржали, и пошел посмотреть. Но когда добрался до конюшни, стойла оказались открыты, а лошадей не было. – Фергус выпрямляется и смотрит в глаза своему работодателю. – Забор сломан. Кто бы это ни сделал, он двигался прямо сквозь него, даже не утрудился зайти через ворота. Я шел по их следу до самого леса.

– Кто это мог быть? – сплевывает Джим Баллантайн. – Кто посмел?

– Идем, – говорит Рен и берет меня за руку. – Альва, начинаются неприятности, и нам лучше не маячить перед глазами.

Парень прав, и я позволяю ему увести себя с площади, где люди толпятся вокруг Фергуса.

Рен тащит меня до самого моста. Там мы останавливаемся и переводим дыхание. Некоторое время он стоит и смотрит на деревню, а затем поворачивается лицом ко мне.

– Послушай, Альва… вчера я говорил серьезно. Я хочу пойти с тобой. Я стану полезным, найду работу. И буду присматривать за тобой. – Когда мои брови ползут на лоб от возмущения, он тут же добавляет: – Знаю, что ты можешь и сама о себе позаботиться, но ты же знаешь, что люди могут попытаться воспользоваться тем, что девушка живет одна.

– И кем ты мне будешь, Рен? Моим защитником? Братом? Мужем? – интересуюсь я.

Парень явно спланировал этот разговор, пытался меня задобрить, и в памяти всплывает пакетик конфет со вкусом еловых шишек.

– Я не ожидаю, что…

– Я тебя кастрирую, если ты хотя бы подумаешь об этом, – не выдерживаю, выдергивая у него свою руку.

Я подхожу к нему вплотную, лицом к лицу, и понижаю голос. Напрягаясь, Рен смотрит на меня, и лунный свет окрашивает его силуэт в черно-белые оттенки.

– Послушай меня, Маррен Росс. Ты мне нравишься, но я не стану тебе женой и не буду ею притворяться. Если хочешь уйти из Ормсколы – уходи. Но ты не пойдешь со мной. Ты меня понял? – Он резко кивает. – Спокойной ночи, Рен.

Я пересекаю мост, оставляя парня провожать себя взглядом.

Я не собиралась оставаться в деревне до темноты и вскоре жалею о задержке, поднимаясь в гору к дому. Когда небо ясное, лунный свет довольно яркий, но светило то и дело заслоняют вереницы облаков, погружая меня во тьму и заставляя остановиться, пока не посветлеет и я не смогу снова видеть тропу.

Дважды мне чудится, что слышу шорох за спиной. Я поворачиваюсь, ожидая увидеть следующего за мной Рена, готового озвучить очередной аргумент. Однако тропа оказывается пустой, виден лишь костер на деревенской площади, который издалека кажется сияющей точкой.

И тут ко мне подкрадывается страх. Луги, горные духи… и многое другое, что может представлять опасность для девушки, находящейся одной в горах. И я не взяла с собой пистолет. Замечаю увесистый камень и подбираю его, благодарная за то, что у меня появилось какое-никакое оружие. Но все равно это длинный и пугающий путь, и впервые в жизни я испытываю облегчение, когда ступаю на ведущую к дому дорожку и вижу в окне золотой свет, подмигивающий, словно дружеское око. Конечно же, это означает, что мой родитель дома и он, соответственно, в курсе моего отсутствия. У меня начинает сосать под ложечкой, стоит только представить, насколько он будет зол.

Набираясь смелости и готовясь к последнему столкновению с отцом, я направляюсь к дому.

Отражение луны ложится ровной дорожкой на поверхность озера. Я останавливаюсь и в последний раз смотрю на этот вид, вдыхаю запах воды, растительности и грязи. Это похоже на сцену из сказки: все окрашено в оловянно-серый и черный цвета; камыши серебрятся в лунном свете; тени между ними вельветово-темные; в воде, сияющей так, будто прямо у поверхности спрятались сотни звезд, отражается небо.

«Я буду скучать, – думаю я, впитывая вид всем сердцем и сохраняя его там. – Желаю того или нет, но обязательно буду скучать». Я не тороплюсь, стараюсь запечатлеть мгновение в памяти.

Потом поворачиваюсь к дому и застываю на месте.

У входной двери стоит высокое белое, как кость, существо.