Текст книги "Её тёмные крылья"

Отсеивание

– Что это? – спрашиваю я. – Что со мной?

Я вновь прикасаюсь к губам, с ужасом глядя на то, как мои пальцы покрываются золотой пыльцой, прежде чем та исчезает. Но когда я снова смотрюсь в зеркало, золото по-прежнему на губах – яркая полоска под носом, резко контрастирующая с теплым медным сиянием кожи.

Подождите-ка…

Я уже видела подобное сочетание. Целовала кое-кого в медной маске и золотыми губами пять дней назад.

В ночь, когда умерла Бри.

«Это ее ты любишь?»

Я вспоминаю те слова, что сказал мне загадочный юноша, пока я наблюдала за танцами Бри и Али и делала вид, что не слышу его: ярость жужжала в моих ушах, словно пчелы, превращающие ненависть в воск и желание. Желание смерти.

«Он тот, кого ты любишь?»

«Или это она разбила тебе сердце?»

Его руки на моей талии, лице, волосах. Забавный поклон, прежде чем он оставил меня. А потом юноша исчез, а Бри умерла.

Каждый волосок на моем теле встает дыбом.

– Нет, – громко говорю я и трясу головой. – Нет. Этого не может быть.

Таинственный парень, мое желание, ее смерть. Гермес, посетивший меня; Лодочник, поприветствовавший меня. Загробный мир, Бри. И Он.

Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет.

Он был тем юношей. Вот почему я узнала голос, когда он сказал мне бежать.

Я целовала Аида. Мне нравилось целоваться с Аидом. А потом я увидела Бри и пожелала ей смерти.

И она умерла.

Мой желудок сводит судорогой, и я падаю на буфет позади меня, когда вся мощь того, что произошло – что я натворила, – обрушивается на меня, словно цунами.

Бри мертва из-за меня. Я сделала это.

Странное, тягостное чувство наполняет мою грудь, легкие наполняются медом, или маслом, или чем-то теплым и густым, насыщенным и вязким. Оно прилипает к ребрам, обволакивает мои внутренности, и я задыхаюсь, на секунду испугавшись, что тону, как она, но уже здесь, на суше.

Потом все утихает, и я снова могу сделать вдох, осознав, что это за чувство.

Удовлетворение.

Потому что она предала меня, и поглядите-ка, что с ней стало.

«Я сделала это».

Хорошо. Надеюсь, она будет глубоко несчастна. Надеюсь, будет рыдать ночи напролет, пока слезы не иссякнут. Пусть она останется одна, пусть ей будет столь же одиноко и неуютно, как было мне с тех пор, как они с Али кинули меня. Пусть знает, каково это – в одночасье лишиться мира, который ты знаешь и любишь, и прозябать во мраке и холоде. Пусть тоскует и оплакивает ту жизнь, что у нее была раньше. Пусть у нее останутся лишь воспоминания о том, как быть на солнце, как любить и быть любимой. Как доверять.

– Ты целовала Повелителя душ, – говорит сивилла, вырывая меня из моих мыслей. – На Тесмофории, я правильно понимаю?

Я забыла о ведьме. Повернувшись к ней, вновь прикасаюсь к губам, но теперь пальцы чистые – золото исчезло.

– В ночь, когда та девочка умерла. – Ее глаза пристально, не мигая, смотрят в мои.

Я вздрагиваю, чувство тревоги пробегает по моим плечам.

– Когда-то та девочка была твоей подругой. Вы приходили сюда вместе. Были неразлейвода.

Желудок скручивается в узел.

– Ага. Пока она не переспала с моим парнем у меня за спиной, – огрызаюсь я.

– И теперь она мертва.

– Полиция сказала, что это был несчастный случай.

Сивилла молча взирает на меня.

Люди постоянно загадывают желания, но те не сбываются. Люди молятся богам, просят милости, благословения и чуда, но чаще всего ничего не происходит. Я ни о чем его не просила – даже не знала, что передо мной стоит бог, – ничего не произносила вслух. Я только пожелала.

И я вовсе не имела в виду это буквально. Мне хотелось, чтобы ее унизили, бросили, сторонились. Чтобы ей пришлось переехать на другую сторону земного шара или навсегда запереться дома. Я имела в виду «смерть» ее социальной жизни. Не реальную смерть. Не «с-монеткой-на-губах» смерть. Хотя это не совсем правда. В тот момент я хотела, чтобы она была действительно, по-настоящему мертва. И я могу кому угодно лгать об этом, но только я знаю, что было у меня на сердце в то мгновение – и это была месть.

Но я и представить не могла, что месть свершится.

«Она украла у тебя Али», – яростно напоминаю себе. Но даже я понимаю, что это не одно и то же. Не имеет значения, догадывалась я или нет, что это случится на самом деле. Результат один. Бри утонула. Из-за меня.

Я поднимаю взгляд на сивиллу, чье лицо изменилось, постарев на десятилетия за считаные секунды, пока я мысленно отчитывала себя. Как будто то, что я сделала, наложило на нее свой отпечаток.

– Кажется, я совершила ошибку.

– Офигеть, – отвечает она и заходится резким каркающим смехом, от которого дребезжат окна и кастрюли.

Я с ужасом наблюдаю за ведьмой, пока она хрипит и пыхтит, пока слезы текут из глаз, струясь по морщинам на лице, словно по древним рекам, – она хохочет так, будто ничего смешнее в жизни не слышала.

– Над чем вы потешаетесь? Она мертва, потому что я этого пожелала. Что здесь смешного?

Это заставляет ее смеяться лишь сильнее.

– Минуту назад ты была довольная как слон, это читалось на твоем лице. Ты чувствовала себя оправданной, – удается вставить ей между приступами смеха, и я закрываю глаза, потому что слышать правду унизительно.

Мне бы сейчас сгорать от стыда. Я должна быть разбита и сожалеть о содеянном. Но это не так. Червоточина в моем сердце настаивает, что справедливость восторжествовала.

«Нет, это не так», – думаю с яростью.

«Так ведь?»

Я смотрю на сивиллу.

– Я не думала, что…

Выражение ее лица внезапно становится серьезным, как будто она и не смеялась вовсе, и мои слова обрываются.

– Конечно, ты не думала. Ну и кашу же ты заварила. Посмотри на себя, Несущая Смерть.

– Что мне делать? – Должно же быть что-то. Должен быть способ все исправить. – Могу я попросить его вернуть Бри?

– Он тебе не джинн, Кори Аллауэй. У тебя не осталось двух желаний, чтобы решить свои проблемы.

– И что теперь?

Сивилла фыркает.

– Теперь ты возвращаешься домой. Ты извлекаешь ценный урок – быть осторожнее со своими желаниями, особенно если поблизости крутятся боги, – и продолжаешь жить своей жизнью.

– И это все? – Идти домой. Поужинать с Мерри и папой, спросить, как прошла экфора. Пойти завтра или на следующей неделе в школу, сидеть рядом с Астрид и остальными ребятами, жаловаться на домашние задания, смотреть на пустое место Бри и делать вид, что это не моя вина. – А у меня не будет проблем? – спрашиваю я.

– Вот что волнует тебя? Проблемы?

– Нет, я просто… – Быть не может, что на этом все. Всегда есть последствия.

– Ты загадала желание, и оно было исполнено. Как по мне, так ты получила божье благословение. По крайней мере одного бога. – Она ухмыляется, и я краснею.

– Я не просила об этом. – Почему-то мне важно, чтобы она это знала. Я никогда не говорила об этом вслух. Никогда никому не молилась – уж точно не ему. – Я не целовала его, что выторговать услугу.

«Жалею ли я о своем желании?» – думаю я. Да, конечно. Разумеется, я жалею об этом.

«Серьезно?»

– Вы уверены? Уверены, что ничего нельзя сделать? – спрашиваю я, заглушая голос в своей голове.

Сивилла смотрит на меня так, как будто знает о моих мыслях, и подходит к столу, отодвигая вино и кипу бумаг, чтобы освободить место перед собой.

– Ладно. Давай посмотрим, какие у тебя есть варианты.

Ведьма достает из кармана колоду таро.

Первый и единственный раз я видела карты, когда мы приплыли сюда с Бри, и я захотела узнать, есть ли хоть какой-то шанс, что Али Мюррей обратит на меня внимание. Бри пошла первой, а я осталась ждать ее в саду, рассматривая все, что выращивала сивилла, чтобы потом воспроизвести у себя. Бри и пяти минут не пробыла в доме, вылетев оттуда с красными пятнами на щеках.

– Она мошенница, – только и сказала подруга. Она так никогда и не призналась мне, что ей предсказали.

Потом настал мой черед, и все было так же: тот же стол, те же потертые кремовые карты с затейливой голубой каймой.

Сивилла перетасовывает их с такой легкостью, на которую, кажется, ее скрюченные дряблые пальцы не способны, а затем с непринужденностью крупье раскладывает их полукругом.

В предыдущий раз она попросила меня держать вопрос в голове, пока вытягиваю одну карту.

– Выбери три. Три карты, которые тянутся к тебе, – говорит она в этот раз.

– Мне думать о чем-то?

– Пока ты не желаешь мне смерти, можешь думать о чем угодно.

Ведьма хихикает, и я краснею, протягивая левую руку над картами и медленно перемещая ее вдоль разложенной колоды. Я думаю о Бри, о Нем. Думаю о том, как он тянется к ней на пляже, о скорби, застывшей на его лице, и что-то сжимается у меня в животе. Он поцеловал меня, а затем забрал ее. Мои пальцы дергаются, и сивилла отводит мою руку в сторону, вытаскивая карту, которая находилась под ней.

– Продолжай.

Я делаю глубокий выдох, пытаясь привести мысли в порядок. Должно быть, оставив меня, Аид направился прямо к ней на озеро. Вкус моих губ еще оставался на его губах, когда он нашел Бри. Я представляю, как бог протягивает ей руку точно так же, как протягивал ее мне, представляю его улыбку.

Моя рука дергается так сильно, что я шлепаю по карте, и длинные пальцы сивиллы немедленно выхватывают и ее. Я закрываю глаза в последний раз.

Это не похоже на то, что сделал Али. Она мертва. Аид не предпочел ее мне, чтобы они могли сбежать или скрыться вместе. Бри умерла. Он забрал ее в Загробный мир, а я по-прежнему жива.

И все еще одна.

– Хватит! – выкрикивает сивилла.

Я открываю глаза.

Мой указательный палец вытянулся, указывая на карту. Я даже не почувствовала, как он двигался.

Сивилла тянется за избранной мной картой, и я отдергиваю руку, чувствуя тошноту. Я что, ревную бога к Бри?

Одну за другой ведьма переворачивает карты.

Тройка Мечей. Тройка Кубков. Справедливость.

Я не знаю их значений, но чувствую облегчение, не увидев Смерть, или Башню, или нечто еще, что не сулит ничего хорошего.

– Что это? Прошлое, настоящее и будущее?

Она качает головой.

– Нет. Мы пытаемся выяснить, что ждет тебя впереди. Карты олицетворяют тебя, твой путь и твои возможности.

– Они хорошие? – Я смотрю на нее.

– Карты не делятся на плохие и хорошие.

Я разглядываю все три. Тройка Мечей – это печальная женщина, держащая в руках птицу со сломанными крыльями, а три меча пронзают ее шляпу в виде сердца на голове. Это я. Разумеется, это я.

Я перехожу к Тройке Кубков: к трем женщинам в ярких платьях, украшенных драгоценными камнями, что поднимают тосты друг за друга. Мой путь. На секунду мне кажется, что это мы с Бри, празднуем маловероятное примирение, но их трое. Может, новые друзья? Эти женщины выглядят гораздо счастливее, чем та мадам с птицей, так что это мне по душе.

Теперь мои возможности. Справедливость в простом наряде держит в одной руке меч, а другой удерживает весы; ее лицо безмятежно. Свершилось ли правосудие, раз Бри теперь мертва? Или правосудие еще грядет?

– Что они означают? Все они? – показываю я на карты.

Сивилла, которая изучала карты столь же внимательно, что и я, поднимает голову, и я вздрагиваю, увидев перед собой лицо юной девушки, мою ровесницу с простодушным лицом и глазами ясными как хрусталь. И она улыбается. Растягивает губы в лучезарной улыбке, словно ей только что преподнесли лучший в мире подарок.

– Всякий процесс развития начинается в темноте, – отвечает сивилла. – От крохотной ромашки до могучего дуба. Все начинается во тьме.

– Ясно. – Я жду продолжения. – И что это должно значить?

Сивилла делано пожимает плечами.

– Я не могу сказать большего.

Я цепенею.

– Но… это была ваша идея. Я пришла сюда не для того, чтобы вы мне погадали.

– Тогда за чем ты сюда пришла?

– За советом. За ответами, – говорю я. – За помощью!

– И ты это получишь. Когда расплатишься по счетам.

Я трясу головой.

– Я принесла вам вино.

– Чтобы искупить вину за прошлый визит. Это тебе не простая подростковая драма, Кори Аллауэй.

Это намного, намного серьезнее.

– Вы шутите? – Когда она не отвечает, во мне вскипает кровь. – У меня с собой ничего нет. У меня вообще больше ничего нет! – огрызаюсь я, выворачивая карманы дождевика и вытряхивая содержимое. Семена рассыпаются по столу, а рука шлепает по деревянной поверхности. – Видите? Ничего. У меня ничего нет. Все, что у меня было, сгинуло. Боги, какая же я дура. Пришла сюда, считая, что вы единственный человек, к которому я могу обратиться за помощью, и не услышала ничего, кроме загадок и прочей несусветной чуши.

– Знаешь, твой характер тебя погубит. – Ведьма усмехается, сияя ровными белыми зубами.

– Почему вы не поможете мне? – кричу я и тянусь через весь стол, пока ее лицо не оказывается в дюйме от моего.

– Почему ты не поможешь себе? – невозмутимо отзывается она.

Мгновение я смотрю на нее. Затем смахиваю карты со стола и ухожу, и они кружатся вокруг меня словно ураган.

Обмол

Сивилла зовет меня, собака громко лает, но я бегу прочь из кухни, не желая больше слышать ни слова. Я должна была усвоить урок еще после прошлых двух визитов. Она сумасшедшая, жаждущая внимания карга, что меняет обличья и пускает пыль в глаза, создавая вокруг себя ареол загадочности, словно какая-то глупая…

Черт.

Я спускаюсь слишком быстро, поскальзываясь на ступеньках, и мои ноги взлетают выше головы. На какую-то ужасную долю секунды я зависаю в воздухе высоко над водой, и ни одна часть моего тела не касается земли. Затем мои пальцы нащупывают веревку на ограждении, и мне удается удержаться на ногах и не рухнуть вниз. Мне нужна пауза, чтобы отдышаться и унять шок, глядя на темное море, бьющееся о скалы.

Если бы я упала, мне пришел бы конец. Либо от переохлаждения, либо от удара о камни, либо от удушения – лишь вопрос в том, что убило бы меня раньше. И тогда я окажусь в Загробном мире. Я вздрагиваю.

Я продолжаю спуск, но на этот раз крайне осторожно переставляю ноги, обеими руками вцепившись в самодельные перила, пока не оказываюсь на безопасной поверхности причала.

Стоит мне прочно встать обеими ногами на землю, как мое спокойствие улетучивается. Я обжигаю пальцы о веревку, развязывая узлы и высвобождая катер от швартовки, а потом спешу на борт. Лебедка зловеще поскрипывает, пока я с яростной силой поднимаю якорь. Как только он появляется над водой, я вставляю ключ в замок зажигания, завожу катер и отплываю от пристани. Оглянувшись, я замечаю сивиллу, стоящую на склоне холма и наблюдающую за мной: на ее плечи накинута шаль, а волосы пушистым облаком обрамляют лицо древней старухи, словно десятки лет минули с моего побега. Она не машет мне на прощание, и уж точно не машу я, но ее взгляд провожает меня, пока лодка не огибает островок, скрывшись из виду.

В открытом океане я ускоряюсь, рассекая волны и размышляя о том, что делать дальше. Очевидно, что сивилла не станет или не хочет мне помогать. А больше мне обратиться не к кому.

И тут до меня доходит, что я оставила непенф у старухи, а значит, не смогу и забыть.

«Проклятье!» – кричу я в опустевшее небо. Снова. И снова. Колошматя кулаком штурвал катера, позволяя волнам боли расходиться по моей обожженной молнией руке, что злит меня только сильнее. Я хочу что-то ударить. Хочу растерзать на куски. Закопать. Убить…

Я останавливаюсь, в ужасе захлопнув рот ладонью. Что со мной не так?

Поставив катер на холостой ход, я прислоняюсь к бортовой стенке, обхватив себя руками, словно могу удержать свою ярость внутри как в клетке. Возможно, папа прав. Возможно, мне действительно нужна помощь.

Какая помощь предоставляется таким людям, как я? Терапия? Тюрьма? Я представляю, как вхожу в кабинет Деклана Мортайда с выставленными вперед руками и торжественно провозглашаю, что Бри мертва, потому что я этого пожелала. Картинка до того нелепа, что я фыркаю.

А затем ко мне вновь подступает страх.

Я должна быть разбита вдребезги, раздавлена грузом вины за то, что являюсь причиной смерти своей бывшей лучшей подруги. Но, стоя в одиночестве посреди моря, где некому напомнить мне об ответственности и не для кого разыгрывать драму, я понимаю, что врать бессмысленно. Бри мертва из-за меня. Пока я сидела с Астрид и распивала вино, которое не особо-то и хотела, она утонула.

И меня это не угнетает.

Меня подташнивает из-за того, что я не ощущаю себя виноватой. Чувств, которые должны быть, просто нет. Я словно потеряла не только Бри и Али, но и часть себя. Хорошую, лучшую часть… Оставив в душе лишь монстра.

Все из-за поцелуя.

И вот еще кое-что: я никак не могу сопоставить юношу, которого целовала, с созданием, проживающим в тени, окруженным ими, носящим их словно плащ. Не могу сопоставить прохладные соленые губы и нежные пальцы с образом настоящего бога – особенно этого бога.

Он должен был стать моей отдушиной. Частью ритуала. Поцелуй незнакомца и докажи, что выжила, что продолжаешь радоваться жизни. Все так извратилось.

Ничего большего и не предполагалось.

«Почему ты забрал ее, а не меня?»

Нет, я не имела это в виду. Мне действительно нужна помощь.

Катер покачивается на морских волнах, со всех сторон меня окружает один и тот же вид, а я валюсь с ног. Внезапно единственное, чего мне сейчас хочется, – это свернуться калачиком на дне лодки и ждать, пока это не закончится. Пока все, что во мне испорчено, не починится или не издохнет от голода. Я снова стучу по приборной панели, а волны в ответ разбиваются о борта судна, раскачивая его. Споткнувшись, я хватаюсь за руль, чтобы не упасть. Не могу вечно оставаться в море. Я завожу катер и медленно направляю его на запад, в сторону Острова.

Когда я вхожу в гавань, она все так же безлюдна, поэтому я оставляю катер Коннора на приколе, засовываю ключ обратно под руль и пробираюсь через город к дому, избегая людных улиц, но в последний момент меняю маршрут и поворачиваю к Линкейскому холму. Я делаю крюк, приближаясь к нему со стороны утеса, чтобы случайно не помешать похоронам и ни на кого не наткнуться.

Взбираться на холм по скальной тропе сложнее, чем по дороге, поэтому вершины я достигаю вся потная и разгоряченная и в изнеможении валюсь на землю. Я смотрю вниз на храм, затем на островное кладбище, на ряды заросших могил и старые мавзолеи. Людей там нет, но в дальнем левом углу виднеется холмик свежей земли, разделяющий старые захоронения и пустое пространство за ним. Мое сердце сжимается, потому что это значит, что все кончено. Я пропустила церемонию, а теперь все находятся на перидейпноне, поминают Бри.

Которая умерла. По моей вине.

Я встаю и смотрю в море через левое плечо, тайно надеясь увидеть Загробный мир и Аида на берегу, глядящего на меня. Но там нет ни того, ни другого, только бескрайний бушующий океан и бесконечное хмурое небо.

Существуют – ну или были раньше – способы призвать Аида и попросить его об услуге, но все они довольно мрачные. Поститься неделю, а затем съесть шесть семян асфоделиуса. Вырыть яму в земле, лечь в нее лицом вниз и трижды постучать. Взять невинного черного барашка и принести его в полночь – обязательно в полнолуние – в жертву в кипарисовой роще, призывая бога по имени, пока льется кровь. Ну, и по всей видимости, ждать, пока Аид не явится инкогнито на местный праздник, поцеловать его и пожелать что-то про себя. Этого, правда, в книжках не писали. А жаль, все могло случиться иначе.

Не думаю, что осилила бы недельный пост, да и слабо представляю себе, где достать семена асфоделиуса. К тому же я сомневаюсь, что на Острове найдется хоть один черный барашек, а даже если и был бы, вряд ли я смогла бы его убить.

«Лучшую подругу ты же убила».

Хватит.

Впрочем, что я скажу ему, если вдруг увижу? Попрошу вернуть Бри? Узнаю, почему он забрал ее? Спрошу, планировал ли он забирать меня, но передумал после поцелуя?

Последний взгляд через плечо. Ничего. Я поворачиваюсь, чтобы отправиться домой, и замираю.

На земле передо мной стоит одинокий нарцисс. Бело-желтый цветок, который мы с Бри прозвали «яичницей», когда он наконец появлялся по весне.

Но сейчас ноябрь. И я почти уверена в том, что секунду назад его здесь не было.

Я приседаю, чтобы рассмотреть его получше.

Это были любимые цветы Бри. Я выращивала их в своем саду, чтобы она могла поставить цветы в старые стаканы и бутылки из-под молока в своей комнате, пусть миссис Давмьюр и переживала насчет пыльцы, насекомых, летящих на аромат, и запаха застоявшейся воды.

Может быть, это знак.

Я протягиваю руку и срываю его.

Земля под моими ногами разверзается и поглощает меня.

Я выныриваю из воды, теплой и зеленой, которая хлещет меня по лицу. Подступает паника, и я начинаю барахтаться и дергать руками, пока не вспоминаю школьные уроки про выживание. Откидываюсь назад и плыву на спине, радуясь воздуху, попавшему под дождевик и удерживающему на поверхности, что не позволяет мне утонуть. Как Бри. Ботинки утягивают меня на дно, поэтому я медленно двигаю ногами, пока не дотягиваюсь руками до шнурков. Развязав их, я освобождаю ноги от лишней тяжести и делаю перерыв, чтобы поразмыслить, какого фавна тут происходит.

Пока волны омывают меня со всех сторон, я замечаю вдалеке хвойные деревья, и мой желудок сжимается, осознав, где я. Куда попала. Нарцисс по-прежнему зажат в руке, и я выпускаю его, надеясь, что меня затянет вниз и выплеснет обратно на Линкейский холм. Но вместо этого воды лишь подталкивают цветок к моей щеке, и я снова хватаю его.

Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на берег. Кажется, я смогу до него доплыть.

Мне приходится бороться с течением, чтобы подплыть к острову достаточно близко и нащупать ногами дно, а затем преодолеть крутой склон. Когда добираюсь наконец до берега, я вымотана, одежда отяжелела от воды и прилипла к коже. Падаю на гальку, и она впивается в мои ладони, колени и голени.

Затем слышу громкие шаги по камням. Они останавливаются позади меня, и я готовлюсь услышать его голос. К его ярости.

– Так-так-так. Мне стоило убедиться, что ты их проглотила. Впрочем, я ни за что бы не догадался, что ты заявишься сюда, даже если бы не проглотила. Тебе снова удалось удивить меня.

Я смотрю наверх и вижу лукаво улыбающегося Гермеса.