Текст книги "Полуночная девушка"

Глава четырнадцатая

– Птера!

Эхо ворвалась в комнату Птеры. Все мышцы ныли. Она бежала от лавки Перрина до самого Гнезда, не обращая внимания на прохожих – птератусов и людей, – которых расталкивала, пока неслась по многолюдным переходам Астор-Плейс и Центрального вокзала, стремительно пролетая через порталы.

– Айви исчезла, ее похитили…

– Мы знаем. – В голосе Альтаира звенел металл. Эхо пробрала дрожь. Альтаир с Птерой стояли рядом и разговаривали. Птера перехватила отчаянный взгляд Эхо и настороженно уставилась на нее. На фоне теплых земных оттенков мебели в комнате Птеры коричневые и белые короткие перья Альтаира казались даже красивыми.

Эхо открыла и закрыла рот. Она догадывалась, что в обычных обстоятельствах сказала бы ей Птера: «Мух ловишь?» Но сейчас дело было из ряда вон выходящее. Птера с Альтаиром терпеть друг друга не могли, и он никогда не заглядывал к ней на огонек.

– М-м-м… – Временами Эхо казалось, что она не так уж и сообразительна, как ей хотелось думать. – Айви… ну… – Слова застыли у нее на губах.

Обогнув Альтаира, Птера подошла к Эхо, взяла девушку за руки и сжала их как-то уж слишком сильно.

– Я знаю. Альтаир мне все рассказал. Мы подозреваем, что это дело рук колдунов.

– Я заходила к Перрину, – выпалила Эхо, – там все разбито, повсюду стекло, все сломано… – Она высвободила руку, полезла в карман и выудила белое перышко, которое подобрала на полу лавки Перрина. – Вот что я нашла. – Жгучие слезы щипали ей глаза, но Эхо сморгнула их. Она не расплачется при Альтаире. Ни за что на свете.

Птера закрыла рот рукой, и обычно бесстрастное лицо ее исказило страдание.

– Айви, девочка моя…

– Мы считаем, что колдунов наняли дракхары, – заявил Альтаир и накрыл ладонью рукоять меча. Он никогда никуда не ходил без оружия. – Без веского основания никто не стал бы нападать на птератуса на Агоре. Колдуны известны своей жадностью. Их легко подкупить, да к тому же они отличаются жестокостью.

Эхо открыла было рот, чтобы ему ответить, но Птера ее опередила:

– Но зачем им Айви? Целителя никто и пальцем не тронет, да и ученика лекаря тоже.

Все из-за меня. Эта мысль камнем легла на сердце Эхо. Она сунула руку в карман и сжала кулон. Они забрали Айви из-за меня. Потому что у меня медальон, который им нужен.

И Эхо вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной, как тогда, когда впервые сбежала из дома. Птера потянулась было к ней, но Эхо отстранилась. Ей надо держаться, не для себя, так хотя бы для Айви. При мысли о том, что в погоне за жар-птицей дракхары явились к ним на порог, сердце у Эхо сжалось. Если Айви ранена или, того хуже, убита, да еще по вине Эхо, она никогда себе этого не простит.

– Хороший вопрос. – Альтаир произнес эти слова негромко, но с таким значением, что сердце едва не выскочило у Эхо из груди. – Я надеялся, что вы двое прольете свет на случившееся.

Птера и глазом не моргнула.

– Не понимаю, о чем ты.

– Не притворяйся идиоткой, – отрезал Альтаир, – тебе не идет. – Он шагнул к ним, и Эхо испуганно попятилась: до того он был высокий. Двухметровый воин, закаленный в боях. Перед ним и не такие, как Эхо, склоняли головы. Рядом с Альтаиром Эхо казалась себе хрупкой и уязвимой. А он продолжал, глядя Эхо прямо в глаза: – У меня в Гнезде больше ушей, чем вы думаете. И мне известно, что вы двое что-то замышляете за моей спиной. Вот я и пришел выяснить, в чем же дело. Это нападение не может быть случайностью. И если оно как-то связано с тем, чем вы занимаетесь, вы должны мне все рассказать.

Птера взяла Эхо за руку и оттащила от Альтаира.

– Эхо тут ни при чем. Оставь ее в покое.

Уголки рта Альтаира приподнялись в подобии улыбки, вот только в ней не было ни капли веселья.

– Если у вас двоих есть какие-то секреты, которые могут помочь спасти Айви и Перрина, я обязан об этом знать. – Он наклонил голову и посмотрел на Эхо поверх плеча Птеры. – Ты расскажешь мне все, что знаешь, дитя мое, или ночь в темнице развяжет тебе язык.

Птера отпихнула Эхо в сторону и встала между ней и Альтаиром. Эхо была невысокой, и Птера совершенно закрыла ее собой. Одну руку Птера завела за спину и сделала Эхо знак.

– Да как ты смеешь? – рявкнула Птера, отвлекая внимание Альтаира. Эхо сунула медальон ей в руку, и Птера молниеносным жестом спрятала его в складках платья. – За Эхо отвечаю я, а значит, она под моей защитой. И ты не имеешь никакого права являться ко мне и угрожать. Она еще ребенок и ни разу не нарушала закон.

– Не нарушала, говоришь? – холодно рассмеялся Альтаир. – Она воровка. Это знают даже птерята. Этой девчонке палец в рот не клади.

«Девчонке»… В третьем лице, как будто Эхо здесь нет. Сколько бы она ни жила среди птератусов, для Альтаира всегда будет чужой. Низшим созданием. Эхо вышла вперед и встала перед Птерой. Для этого ей потребовалась вся ее решимость.

– Как же быть с Айви? Что вы намерены делать? – спросила Эхо. Она не станет прятаться за спину Птеры из-за страха перед Альтаиром. Не сейчас, когда похитили ее друзей. Причем по ее вине. – И с Перрином?

Альтаир склонил голову набок. Глаза его горели гневом.

– Не понимаю, какое отношение к тебе, что бы ты там ни скрывала, имеют мои планы по спасению наших сородичей. Я не обязан перед тобой отчитываться. Если Птера считает тебя ребенком, так я и буду относиться к тебе как к ребенку. Беги, играй. – Альтаир повернулся к Птере. – Тебя это не касается.

– Нет уж, извините, судьба моих друзей меня еще как касается. – И Эхо, не успев сообразить, что делает, схватила Альтаира за руку и повернула его к себе лицом. Альтаир уставился на ее руку, которая казалась крохотной по сравнению с его мускулистой жилистой ручищей, и Эхо едва не вздрогнула под его тяжелым взглядом.

– Довольно, – процедил Альтаир, нависая над Эхо. С такого близкого расстояния его коричнево-белое оперение выглядело так же бесподобно, как и издалека. – Еще одно слово, и клянусь, я брошу тебя в миленькую уютную камеру. Мне плевать, ребенок ты или нет.

Эхо вперила в него взгляд и сжала кулаки. В детстве они с Айви залезали к Птере в шкаф и наряжались в ее длинные просторные платья, которые после этого частенько превращались в тряпки. Птера проводила с ними суровые воспитательные беседы и запрещала трогать свои вещи. Но все было напрасно, и Птера очень быстро поняла: если хочешь, чтобы Эхо что-то сделала, – запрети ей это. Альтаир же никогда ею не интересовался и этого не знал.

Эхо вздернула подбородок, подалась к Альтаиру, заглянула прямо в его оранжевые глаза, суровые и холодные, несмотря на мягкий свет факелов.

– Попробуй!

Глава пятнадцатая

Темница Крепости виверны была жутким местом. Каменные стены, покрытые вековой грязью, поглощали свет, так что Дориан шел почти на ощупь. В воздухе висел металлический запах с примесью влажности и гнили. Наверно, так пахнет пропитанный кровью мох. Дориан дышал ртом, чувствуя на языке привкус паленого мяса и жженых перьев. Танит всегда допрашивала узников с пристрастием.

Сначала он подошел к камере, в которую поместили хозяина лавки. Кажется, его звали Перрин. Дориан с трудом разглядел бедолагу, лежавшего ничком у дальней стены, Похоже, тот как упал после последнего допроса, да так и не вставал. Танит знала свое дело. Свет был такой тусклый, что Дориан не сразу увидел, как поднимается и опускается грудь пленника. Наконец тот глубоко вздохнул, с влажным хрипом втягивая воздух. Дориану стало его даже жаль: попасть в лапы Танит не пожелаешь и врагу.

Из камеры в другом конце темницы донесся лязг цепей. Девушка-птератус. Та, что просто подвернулась под руку. Она не соизволила ему сказать, как ее зовут. Интересно, удалось ли Танит узнать ее имя. Дориан подошел к двери камеры, стараясь ступать погромче в тревожной тишине темницы, чтобы своим внезапным появлением не напугать пленницу. Девушка забилась в угол камеры и сидела, обняв колени, но даже в темноте было видно, что бедняжку бьет дрожь. Белые перья были перепачканы сажей и кровью. Завидев Дориана, незнакомка напряглась.

Дориан сжал толстые железные прутья решетки.

– Как тебя зовут? – спросил он как можно мягче.

Девушка и головы не подняла. Дориан со вздохом полез в карман и достал ключ. Услышав, что дверь открывается, пленница еще теснее прижалась к стене, как будто хотела убежать, да некуда. Незнакомка опустила голову и задрожала.

Дориан опустился рядом с ней на одно колено.

– Я тебя не трону, – пообещал он. Едва ли пленница ему поверит, но он не знал, что еще ей сказать: уж очень жалко она выглядела.

Девушка исподлобья взглянула на Дориана. В ее больших черных глазах отражался огонь факела у дверей камеры. Она медленно моргнула и снова уткнулась лицом в колени.

– Как тебя зовут? – повторил Дориан. – Я не уйду. Надо же мне тебя как-то называть.

Девушка что-то еле слышно пробормотала.

– Как-как? – переспросил Дориан.

На этот раз она произнесла чуть громче, так что Дориан расслышал:

– Айви.

– Айви, – повторил Дориан. – Красивое имя.

– А вы что, добрый полицейский? – хрипло поинтересовалась пленница.

– То есть?

Девушка – Айви, напомнил себе Дориан, – подняла глаза и закашлялась. Изо рта у нее вылетели капельки крови и упали на грязно-белые перья на руках.

– Та блондинка с красными глазами была злым полицейским. А вы, значит, добрый. – Пленница снова закашлялась. – Как в кино.

Дориан понятия не имел, о чем она говорит, и решил не обращать внимания на ее слова.

– И сейчас вы скажете, что, если я во всем признаюсь, вы меня отпустите? – проговорила Айви, взглянув на него.

– Нет, – ответил Дориан. Врать ей не было смысла. Она, конечно, совсем девчонка, но не дура. – Я тебя не отпущу, но позабочусь о том, чтобы Танит не вернулась. Я могу защитить тебя от нее.

Девушка пристально посмотрела на Дориана, моргая, точно сова.

– Врете вы все, – тихо сказала она.

– Уж поверь, – Дориан поднялся и отряхнул колено, – не все дракхары чудовища. Вы ведь нас так называете, верно?

Он повернулся, спиной чувствуя ее взгляд. Девушка что-то проговорила, но так тихо, что Дориан не разобрал. Тогда он снова подошел и опустился рядом с ней на колени.

– Я не расслышал, – признался Дориан и наклонился к ней, но не слишком близко. Она была в кандалах, но у одного из колдунов, которые ее привели, на руке остался след от укуса. Айви не сдалась без боя.

Девушка откашлялась и спросила:

– Как вы его потеряли?

Дориан потянулся было к повязке на глазу, но спохватился и опустил руку. Пленница уже не дрожала: она пристально смотрела на него, и лишь желваки на скулах выдавали ее страх.

– Альтаир. – Дориан понятия не имел, знает ли она, кто это, но когда уголки ее губ приподнялись в невеселой ухмылке, у него в душе шевельнулась злость.

– Здорово. – Она сплюнула кровь. – Надеюсь, он его сохранил. Я слышала, он любит хорошие трофеи.

Не успел Дориан сообразить, что делает, как размахнулся и залепил девчонке пощечину, да так сильно, что пленница отлетела к стене. По щекам у нее потекли слезы, хотя она не издала ни звука. Ее снова охватила дрожь, на этот раз куда более сильная.

Дориана так и подмывало извиниться, но он пересилил себя. Не будет он унижаться перед пленной птерянкой. Он вышел из камеры, захлопнул за собой дверь, запер ее и покинул темницу, не удосужившись даже кивнуть огнедышащим драконам у дверей.

Когда он отошел на достаточное расстояние и запах крови и мха испарился, Дориан остановился и прислонился головой к шершавому камню стены коридора, приятно холодившему кожу. К горлу подступила желчь. На секунду показалось, что его сейчас стошнит. Эта слабость раздражала Дориана, и как он ни старался убедить себя в том, что так на него подействовало состояние пленницы, на самом деле прекрасно понимал: причина в нем самом.

Глава шестнадцатая

Тюремные камеры Гнезда освещались лишь тусклым светом факелов, висевших на стенах. Эхо на мгновение прижалась головой к стене. Камень был сырой, как будто на нем что-то росло. Или могло вырасти. Фу!

Девушка наклонилась вперед, положила руки на колени. От сидения на камнях ее знобило. От холодного пола камеры Эхо отделяло лишь драное одеяло в пятнах, о происхождении которых она предпочитала не задумываться. Обстановка вокруг была средневековая, и в ней не было того очарования, как на театрализованном представлении в Нью-Джерси, куда Эхо вытащила Айви, предварительно укутав подругу с головы до ног. Чтобы заплатить за проезд и билеты, Эхо пришлось выпотрошить с дюжину кошельков, но зато они ели индюшачьи ножки, а Зеленый рыцарь после турнира, одержав победу над Черным рыцарем, подарил Айви розу.

Пахло в камере тоже как в Средние века. Эхо никак не могла понять, откуда идет этот тошнотворный запах. То ли от пола. То ли от стен. То ли вообще отовсюду. Она глубоко вздохнула, но не почувствовала ничего, кроме запаха сырой земли.

«Петрикор», – подумала Эхо и бросила комочек земли в другой конец камеры. Запах почвы после дождя.

Без света было трудно определить, сколько прошло времени с момента ее заточения. Во всяком случае, сквозь решетку ее камеры дважды просовывали тарелку с хлебом и сыром и жестяную кружку с водой. Значит, она здесь всего несколько часов. Максимум сутки. А кажется, будто целую вечность. Ястребы, бросившие ее в застенок, ничего не сказали Эхо в ответ на ее расспросы. Не очень-то вежливо с их стороны. Даже Руби – и та бы ответила.

Эхо старалась не думать о тех местах, где было уютнее, чем здесь. Она вспомнила, как впервые в жизни спокойно заснула, зарывшись в гору подушек-думок в комнате Птеры, а та пела ей колыбельную про сороку и печаль. Вспомнила, как тепло было в «Мезон Берто», как она шутила с друзьями и чувствовала себя юной и неуязвимой. Вспомнила о Роуане. Что он о ней подумает? Он любит Альтаира. Уважает его. А Альтаир бросил ее в камеру. Опозорена ли она теперь в глазах Роуана? Мысль об этом причиняла ей боль, но не сильную. Как от пореза листом бумаги. Впрочем, она всегда всех позорит, и Роуан рано или поздно все равно бы это понял.

Эхо пожалела, что у нее нет бумаги. Когда пишешь, не так скучно. Она подумала, что написала бы, будь у нее ручка и лист бумаги. Тюремные мемуары. Или письмо. Но кому? Роуану?

«Милый Роуан, у тебя такой задумчивый взгляд, я хочу гладить твои перья всю ночь напролет…»

Не думать об этом.

Айви как-то заметила, что сарказм – ее инстинктивный метод самообороны. Но при мысли об Айви у Эхо болела душа, так что девушка старалась не думать о подруге. Хотя не думать о том, где сейчас Айви, что она делает, страшно ей или нет, все равно что запретить себе дышать. Даже если на какое-то время удастся отогнать черные мысли, задержать дыхание, рано или поздно мозг взбунтуется, легкие потребуют кислорода, и думы об Айви примутся мучить ее с новой силой. Айви одна. Айви страшно. Айви ранена. И все из-за Эхо и дурацкой жар-птицы.

Эхо шмыгнула носом и тут же пожалела об этом: уж очень жалобный получился звук. И жалкий. Эхо с детства умела плакать беззвучно, но мысль о том, что Айви мучается, а может, и умирает, а ее белые перышки перепачканы кровью, была невыносима. Эхо с силой прикусила щеку и заставила себя успокоиться. Слезами горю не поможешь, а вот мечом… Она поклялась всем богам, что проткнет насквозь любого, кто тронул ее подругу хоть пальцем.

Эхо вздохнула. Она сгниет здесь, однако, как ни странно, эта мысль отчасти даже утешала. Эхо прислонилась головой к холодной каменной стене, не обращая внимания на то, что та сырая. Наконец узницу сморил сон, и, засыпая, она молилась лишь о том, чтобы ей ничего не приснилось.

* * *

Эхо проснулась оттого, что кто-то тихонько стучал по прутьям камеры. Она резко выпрямилась, потерла лицо рукой, выгнула спину и поморщилась, услышав хруст. Сон никак не желал ее отпускать, но вскоре все же улетучился, точно дым на ветру.

– Э-э-эй! Эхо!

Эхо встала на четвереньки и прищурилась, стараясь разглядеть хоть что-то в темноте.

– Кто там?

Из темноты показалась фигура, едва видимая в полумраке, но эти коричнево-золотистые перья Эхо узнала бы все равно.

– Роуан, – выдохнула Эхо и схватилась за решетку. – Как же я рада тебя видеть.

На нем были такие же доспехи, что и на ястребах, которые бросили ее в темницу. Эхо ненавидела эти доспехи. Ненавидела блестящий новенький бронзовый нагрудник, кипенно-белый плащ на плечах Роуана и маленькие цепочки, свисавшие с эполет, – знак новобранца. Это был не Роуан. Он был не похож на себя. Война прокралась в жизнь Эхо и одного за другим отняла всех ее друзей.

Роуан просунул руки сквозь прутья решетки. Пальцы их переплелись. В карих глазах юноши читалась тревога. От его прикосновения у Эхо сладко замерло сердце. Он прислонился головой к решетке.

– Я узнал, что ты здесь, и пришел как только смог. Стражникам на входе сказал, что подменю их. Что стряслось?

«Не говори никому, – просила Птера. – Даже друзьям».

Эхо закрыла глаза и прижалась лбом к прутьям. Их с Роуаном лица были так близко, что почти касались друг друга. От него пахло горячим какао, и от этого запаха Эхо захотелось рассмеяться, расплакаться и голыми руками разломать стены камеры.

– С Альтаиром поругалась, – прошептала она. – Айви украли из-за меня. Не могу тебе сказать, почему. Хочу, но не могу.

– Не плачь. – Роуан высвободил руку и принялся утирать Эхо слезы. А она даже не заметила, как разревелась. – Мне ты можешь сказать все. Ты же знаешь.

Эхо покачала головой, и волосы рассыпались по плечам. Не могла она ему признаться. Клятва есть клятва, тем более данная Птере. Эхо кусала губы, изо всех сил стараясь удержаться, чтобы не выболтать тайну.

Тихий вздох Роуана взъерошил непослушные волоски у нее на виске.

– Все будет хорошо.

Эхо стиснула его пальцы, причем довольно сильно: Роуану, наверно, больно.

– Мы должны ее найти.

Роуан провел пальцем по ее костяшкам, словно пересчитывая бугорки и впадинки на руке Эхо, и от этой нежности ей снова захотелось плакать.

– Альтаир уже собрал спасательный отряд, – прошептал Роуан, его теплое дыхание приятно щекотало ей волосы. – Не волнуйся. Мы ее найдем.

Он держался так бодро, так уверенно. Эхо хотелось ему верить. Ей хотелось положиться на Роуана и бойцов, которые непременно вернут Айви, но жар-птица не выходила у Эхо из головы, не давала покоя. Эхо подвергла друзей опасности. Втянула их в эту войну.

– Ты не понимаешь. Это я во всем виновата.

– Но почему? Ястребы говорят, их похитили колдуны, скорее всего, нанятые дракхарами.

Эхо легонько стукнулась головой о прутья.

– Так и было, но… – она вздохнула, – они искали меня. У меня одна их вещь.

Роуан отстранился, убрал руки с решетки, сдвинул брови. Разделявшие их с Эхо сантиметры превратились в мили. Влажный воздух темницы холодил кожу Эхо, и Роуан уже ее не согревал. Спустя несколько мучительных минут он снова взялся за решетку и вздохнул с досадой.

– Какого черта ты вообще связалась с дракхарами? – спросил он.

– Это все Птера. Она послала меня найти жа… одну штуку, которая им нужна.

– И что же это за штука? – прошипел Роуан. В тусклом свете его глаза казались почти черными. – Если ты мне не скажешь, я не смогу тебе помочь.

Эхо замялась. Да пошло оно все к черту!

– Жар-птицу.

Роуан впился в нее пристальным взглядом. Пролетело несколько секунд, прежде чем он спросил:

– Это такая сказочная фигня, которая может все исправить, словно по волшебству?

Эхо горько рассмеялась.

– Ну да, сказочная фигня, – повторил она. – Можно и так сказать.

Роуан снова накрыл ее руки своими.

– Я серьезно… разве жар-птица – не выдумка?

– Я тоже так думала, – призналась Эхо. – Но, как видишь, она действительно существует, от нее многое зависит, она всем нужна, и я должна ее найти раньше дракхаров.

– Птера предупредила, что ты так и скажешь.

– Птера? Ты о чем?

Роуан достал из-под полы плаща черный сверток. Это был ее рюкзак.

– Птера попросила меня передать это тебе. – Роуан просунул рюкзак сквозь прутья решетки. – Она велела мне выпустить тебя, чтобы ты могла выполнить ее задание. Сказала, все, что нужно, в рюкзаке, в том числе и координаты еще двух предметов. Понятия не имею, что это значит, но ты, наверное, знаешь, о чем речь.

Эхо моргнула.

– И ты только сейчас мне об этом говоришь?

Взгляд Роуана смягчился. Он пристально посмотрел на Эхо и опустил глаза.

– Я должен был убедиться, что это действительно важно. Мне нужно было знать, что Птера не подвергает тебя опасности без достаточного на то основания. – Он судорожно сглотнул и продолжал, по-прежнему глядя себе под ноги: – Я не хочу, чтобы война затянулась. Не хочу, чтобы страдали ни в чем не повинные люди. И если жар-птица может положить конец этой бессмысленной бойне, то мы обязаны попробовать. – Он холодно усмехнулся. – Хотя в камере ты была бы в большей безопасности.

Эхо прижала рюкзак к груди, и ей казалось, что на плечи ей медленно, но верно опускается вся тяжесть мира.

– А как же Айви?

– Я позабочусь о том, чтобы Альтаир взял меня с собой. Я найду Айви. А ты найди жар-птицу. – Роуан вытащил из-за пазухи цепочку. На ней висел ключ. Он вставил его в замок и стремительно распахнул дверь, чтобы петли не заскрипели. – Только обещай мне кое-что.

– Все, что хочешь, – ответила Эхо, вышла из камеры и глубоко вздохнула. Она понимала, что это ей только кажется, но воздух по эту сторону решетки пах куда вкуснее.

Роуан запустил руки в волосы Эхо, привлек девушку к себе и прижался губами к ее губам с такой силой, что они стукнулись зубами. Поцелуй получился быстрым, неловким. У Эхо бешено стучало сердце. Роуан отстранился. Во взгляде его читалась такая решимость, какой Эхо прежде за ним не знала. Жизнь оказалась щедрее, чем Эхо могла мечтать. Роуан прижал руку любимой к губам и поцеловал подушечки ее пальцев. Кожа Эхо горела под его поцелуями. Когда Роуан заговорил, ей показалось, что она чувствует кожей каждый слог его слов.

– Обещай, что вернешься ко мне, – пробормотал Роуан, уткнувшись в костяшки ее пальцев. В его карих глазах блестели слезы.

Комок застрял у Эхо в горле. Ей пришлось собрать всю свою решимость, чтобы ответить ему:

– Обещаю.