Текст книги "Хранители мира. Дорога домой"

6. Теперь-то вы видите…. Вереск исчезает, а Щавелю пора проявить смекалку

Весь следующий день, сгибаясь под последними порывами ветра, наши путники шагали мимо полей для гольфа и пробирались сквозь чахлые рощицы, что окаймляли школьные площадки и стоянки машин. Путь был нелёгкий: после бури на земле валялись мокрые листья, обломанные ветки и сучья, каштаны, жёлуди, ягоды, орешки, старые птичьи гнёзда и мусор, разлетевшийся из городских баков.

Веспер легко трусил вперёд, а Лихач наслаждался свободой полёта после ночлега в подземелье, но маленьким человечкам приходилось брести по пояс в сыром месиве из обломков. Продвигались они медленно; к тому же Чердак был неопытным путешественником, что тоже не облегчало дела.

Ещё до заката друзья совершенно выбились из сил и были вынуждены остановиться.

– Но до реки остался всего час ходу! – воскликнул скворец, кувыркаясь в воздухе. – Давайте! Соберитесь!

– Я вот тебе сейчас соберусь, – мрачно буркнул Щавель.

– Что-что? – не понял скворец.

– Да ничего, Лихач. Не мельтеши.

– По-моему, надо устроить здесь ночлег, – сказал Вереск. – Мы все устали, вот и злимся. В таком состоянии немудрено наделать глупостей. Завтра встанем пораньше и найдём реку, а Щавель смастерит нам какую-нибудь лодку.

– Всё верно, – кивнул Мох. – К тому же я проголодался. Чтобы одолеть такой путь, надо питаться как следует!

– А можно я помогу вам с ужином? – спросил Чердак. – Давно хочу научиться готовить. В Улье мы обычно берём еду у людей. Остаётся только разогреть.

Веспер побежал ловить кроликов на ближайшем футбольном поле; Лихач устроился на ночлег в густых зарослях бессмертника; а Щавель и Вереск тем временем поставили четыре шатра: три покрытых шкурой летучей мыши, а четвёртый – пищевой плёнкой, добытой на складе, где раньше жил Чердак. Когда-то в эту плёнку был завёрнут сэндвич с тунцом; поэтому, несмотря на все усилия друзей, она до сих пор пахла рыбой. Хуже того: плёнка была совершенно прозрачная и, когда домовой спал у себя в шатре, его мог увидеть кто угодно! Шатёр защищал от дождя, но выглядел очень странно.

– Не очень удачная конструкция, а? – уже не в первый раз заметил Вереск, хотя теперь тон у него стал гораздо ласковей. – Хочешь, я построю тебе кое-что получше?

– Было бы здорово! – ответил Чердак, который только что впервые в жизни самостоятельно разжёг костёр и ужасно этим гордился. – Спасибо!

– Ты же знаешь, я люблю хитрые задачки! – объявил Вереск. – Эй, Щавель, пойдёшь со мной? Дохлая летучая мышь нам вряд ли подвернётся, так что нужна твоя смекалка. Надо найти такой материал, чтобы был тонким, но прочным. И чтобы не пропускал воду – или чтоб его можно было чем-то обработать…

Голоса друзей затихли вдали, и в лагере у трескучего костра остались только Мох с Чердаком. Вдвоём они приготовили похлёбку из мякоти каштана и ягод шиповника. Мох научил Чердака вычищать колючие семена из серединки шиповника и немножко рассказал о любимых блюдах тайного народца. Их рецепты столетиями передавались из уст в уста.

– Странно, – сказал Чердак, помешивая похлёбку в котелке. – Ты ведь наизусть помнишь баллады и легенды, которые сочинили ещё на заре времён, так? Но самые старые предания о домовых появились лишь после того, как мы поселились в Улье. Как будто наша история началась только тогда. Раньше я об этом не задумывался.

– Но домовые – одна из ветвей тайного народца, – заметил Мох. – Пока вы не поселились в Улье, у нас была общая история. Значит, наши баллады с легендами принадлежат и вам!

– Ну да, теперь мы это знаем, – сказал Чердак. – И всё-таки… Память о прошлом – это же очень важно, правда? Вот бы как-то добавить историю домовых к великим сагам и преданиям! Тогда всем было бы ясно, что и у нас есть своё место в мире…

В этот миг из темноты вынырнули Вереск со Щавелём. Они притащили огромный гриб-головач с плотной глянцевитой шкуркой. Тему истории друзья больше не поднимали. Однако Мох понимал, почему Чердак хочет, чтобы и его народец упоминался в легендах. Об этом стоило подумать как-нибудь в другой раз.

В ту ночь близкая зима объявила о себе первыми заморозками. Небо было ясным, и без пушистого одеяла облаков воздух быстро остыл. В ночной тишине на зелёных стеблях травы и на опавших листьях засверкали кристаллики льда, одевая их в серебро. Не все дикие цветы пережили эту ночь.

Лишь четыре маленьких шатра – три из шкуры летучей мыши и один из подкопчённой грибной кожуры – не покрылись инеем: ведь изнутри их подогревало дыхание маленьких путешественников. Когда они проснулись, иней уже почти растаял; но он напомнил друзьям, что тёплых дней осталось мало и времени терять нельзя.

Однако первый мороз был не единственным печальным сюрпризом той ночи. На рассвете Мох проснулся, услышав грустный, испуганный зов из соседнего шатра:

– Эй, кто-нибудь! Кажется… кажется, у меня пропали руки! – дрожащим голосом сообщил Вереск.

Чердак первым ринулся к его шатру.

– Ох, Вереск, бедняжка, – сказал домовой. – Можно войти? Как ты себя чувствуешь?

Веспер тоже пришёл утешить друга. Скворец Лихач взъерошил перья и спорхнул вниз со своего куста.

– От меня… от меня осталось только туловище, да? – спросил Вереск, выплывая из шатра в прохладу осеннего утра.

Мох шумно сглотнул. Страшно было смотреть, как любимые друзья понемногу исчезают, и не знать, увидишь ли их снова целиком.

– Туловище и голова, – сказал Чердак ободряющим голосом. – Подумай только: ты теперь можешь сделать любой жест, даже самый грубый, и никто не узнает!

– Да ладно тебе, хозяин, – вступил Лихач. – Не так уж всё и плохо. Ты пока ещё здесь, в Зелёном Мире, как и все мы.

– Но надолго ли? – уныло спросил Вереск.

– Значит, так, – сказал Щавель, словно принимая командование их маленьким отрядом. – Я собирался несколько дней строить нам отличную лодку вроде той, что смастерили ваши родичи, когда плавали по Шальному Ручью. Но теперь, похоже, у нас нет времени. Хороший изобретатель должен думать на ходу; вот этим я и займусь. Мох, ты готовишь завтрак. Вереск и Чердак, сворачивайте шатры. Лихач, ты лети вперёд и отыщи самый быстрый путь к воде. А я быстренько изобрету что-нибудь. Прямо сейчас.

Однако Мох застыл на месте, парализованный ужасной мыслью.

– Погодите-ка. Если у Вереска болезнь пошла дальше, то что же теперь с Дождевиком?

Друзья в страхе переглянулись.

– Храни нас Пан! – прошептал Вереск. – От Дождевика и так уже немного оставалось, он же первый начал исчезать. Что, если… если…

– Давайте не будем сразу думать о худшем, – сказал Чердак. – Может, отправим Лихача в Улей – пусть выяснит, как там дела. Хорошо ли, плохо ли, но знать-то надо, верно?

– Но Лихач понадобится нам самим, – сказал Щавель. – Плыть по реке без воздушной разведки очень опасно, особенно после вчерашнего дождя.

– По-моему, Чердак прав, – сказал Вереск. – Надо знать, что происходит. Придётся уж рискнуть и плыть без руководства.

– Ну так что? – спросил скворец, переводя взгляд с Вереска на Щавеля и обратно. – Куда мне теперь?

Четверо друзей молча переглянулись. Наконец Щавель кивнул.

– Лети в Улей, Лихач. Возвращайся поскорее и расскажи, как там Дождевик.

– Понял, хозяин, – кивнул скворец и взмыл в небо.

– Веспер, – сказал Щавель, – мне нужен помощник, чтобы собрать материал для лодки. Пойдёшь со мной?

Лис согласился, и парочка ушла, что-то серьёзно обсуждая.

Когда они вернулись, Веспер тащил в зубах пустую бутылку из-под газировки. Бутылка была большая, и лис держал её за самое горлышко, но она всё равно скребла по земле. Рядом шагал слегка запыхавшийся Щавель.

– Я всё время натыкался на эти штуковины, когда собирал мусор в Улье, – объяснил он. – Знаю-знаю, что вы скажете: это ненастоящая лодка и надо бы изобрести что-то посолидней. Но время поджимает, да и вообще так будет безопасней и…

Веспер разжал пасть, и все собрались вокруг бутылки.

– Надо просто проколоть в ней дырочки для воздуха, – продолжал Щавель. – Вереск, ты же справишься? Все дырки должны быть сверху, а нижнюю часть надо как-то уравновесить, чтобы не вертеться. И тогда…

– Погоди-ка, – сказал Чердак. – Ты хочешь, чтобы мы залезли внутрь?

– Вот именно! Я однажды запускал на ручье такую же, только поменьше. Она отлично подходит, если надо просто плыть по течению – вот как нам сейчас. А потом…

– Постой, Щавель, – вклинился Вереск. – А как же мы её остановим, когда доплывём, куда надо? Нас не вынесет прямо в море?

– Не должно бы…

– Не должно бы? Ну, знаешь ли!

– Почти точно не должно. Лихач говорил, что недалеко от вашего старого дома на Ясеневой улице поперёк реки лежит поваленное дерево. Оно нас остановит. Потом надо будет только придумать, как выбраться на берег.

– Ну что ж, решено, – вздохнул Вереск и повернулся к лису: – Ты уж не бросай нас теперь. Без тебя нам никак не справиться!

7. По воле волн. Друзья пускаются в опасное плавание

Мох чувствовал себя просто ужасно. Бутылка плыла вниз по течению, но время от времени её начинало крутить и мотать, а иногда даже переворачивало задом наперёд. Управлять ею было невозможно. К тому же пластиковые стенки были совершенно прозрачными, и друзья чувствовали себя словно на витрине: если бы кто-то из пешеходов на берегу решил присмотреться к речному мусору, то разглядел бы их во всех подробностях. К счастью, Весперу удалось зубами прикрутить красную крышку, а ряд отверстий, которые проделал Вереск, оставался над водой. Щавель рассудил: если наполнить нижнюю часть бутылки влажной землёй, утрамбовать её хорошенько и сесть сверху, посудина не перевернётся. Так оно и вышло.

– Мне плохо, мне плохо, мне плохо, – отчаянно простонал Чердак.

Он сидел, сгорбившись и плотно зажмурив глаза. Сам превозмогая дурноту, Мох подсел к нему поближе и постарался успокоить беднягу-домового, который и реку-то впервые увидал час назад. Плавать на самодельных лодках ему уж тем более не доводилось.

Вереск и Щавель напряжённо вглядывались в воду за стенками бутылки: высматривали опасные преграды. По их подсчётам, до упавшего дерева было ещё далеко; но ведь никто не знал, что ждёт впереди. Как и предсказывал Щавель, река разлилась после дождя. Чего только в ней не было: от полузатонувших магазинных тележек до обломанных ветвей и плавучих островков мусора и пены. Если бы бутылка зацепилась за что-нибудь посреди потока, Веспер не смог бы прийти друзьям на помощь. Пока они болтались в реке, лис мчался по берегу, преодолевая такие расстояния, какие маленьким человечкам не под силу было пройти пешком.

Река была гораздо шире Шального Ручья, с мутной водой – хоть её коричневатый цвет объяснялся илом, а не грязью. Вообще говоря, в ней водился разный речной народец: от камбалы до водяных улиток, рачков и крабов. На дне обитали ворчливые пресноводные моллюски. Там же лежали обломки старинных кораблей, и римские амулеты, и красные как кровь рубины, скрытые под илом, и глиняные трубки, белевшие, словно кости. Были там даже золотые монеты и кольца, которых когда-то недосчитались древние богачи. Теперь про них знала лишь огромная щука по имени Зубатка: больше двадцати кукушкиных лет охотилась она в тёмных речных омутах, подстерегая карасей, плотву, лещей и всякую мелкую рыбёшку, по неосторожности заплывавшую в её царство.

По берегам стояли большие красивые дома с лужайками, спускавшимися к самой реке. Там и сям серебристые плакучие ивы склоняли к воде длинные косы, роняя пожелтевшие листья. У некоторых домов были причалы с лодками и даже катерами, но, к счастью, в тот день никому из людей не захотелось пуститься в плавание.

– А нельзя ли нам плыть поближе к берегу? – дрожащим голосом спросил Чердак. – Мне как-то больше нравится с краю, а не там, где совсем глубоко.

– Мне тоже, – поддакнул Мох. – В середине течение быстрей. Что-то меня мутит.

– Извините, ребята, – сказал Щавель, поворачиваясь к парочке друзей: с перепугу те крепко держались за руки. – Понимаете ли, управлять этой штукой невозможно. Была бы у меня в запасе пара деньков – я бы приделал какой-нибудь руль. Но ведь время поджимало.

– А с закрытыми глазами не легче? – спросил Вереск.

– Пожалуй, – сказал Чердак, зажмурившись для пробы.

– Нет, так даже хуже, – простонал Мох и решил больше не смыкать веки.

В этот самый миг бутылка завертелась волчком. Пассажиры завопили и попытались упереться руками в её стенки. Вода захлестнула верх и попала внутрь через отверстия. Друзья промокли до нитки и всерьёз перепугались. Это было всё равно что кружиться на карусели – вот только никто не мог обещать, что карусель остановится, а все благополучно сойдут на землю.

– Держитесь! – крикнул Щавель. Бутылка выплыла из водоворота, попала на быстрину и горлышком вперёд понеслась вниз по реке, ближе к левому берегу.

– Все целы? – спросил Вереск. Из задней части донеслись жалобные вздохи: видимо, Мох и Чердак всё же усидели на месте.

– Жалко, что Лихач не с нами, – пробормотал Щавель. – Было бы гораздо спокойней, если б мы знали, что он сверху видит, куда нас несёт, и докладывает Весперу. А теперь, случись с нами что, Веспер и не узнает.

– Согласен, – сказал Вереск. – Но иногда всё идёт не так, как хочется, и с этим надо смириться. Мы в руках Пана – пусть уж лучше он присматривает за нами, чем какой-то болтливый скворец.

Пока они разговаривали, бутылка замедлила ход. Мох справился с дурнотой, а Чердак выпрямился и приоткрыл один глаз.

– Вот, уже лучше! – сказал домовой. – А можно мы теперь так и поплывём? Я бы не возражал.

Но ещё через пару минут бутылка попала в мешанину веток и листьев, скопившихся у самого берега. Она медленно развернулась поперёк течения и застыла на месте.

– Ой-ой-ой, – сказал Щавель.

– Ай! – сказал Вереск.

– Я не это имел в виду, – сказал Чердак.

Повисла долгая пауза.

– И что теперь делать? – спросил Мох.

– Подождём немножко, – предложил Вереск. – Надеюсь, течение опять нас подхватит.

И они стали ждать, сидя на сырой, утрамбованной земле и с надеждой поглядывая друг на друга.

Ничего не произошло. Ничего не происходило ещё очень долго.

– И что теперь? – наконец спросил Щавель.

– Почём мне знать? Это же твоя лодка, – ответил Вереск.

– Это не лодка, это… однокилевой катамаран, – объяснил Щавель. – И вообще, ты же у нас самый опытный путешественник. Вроде как.

– Здрасьте! А кто с утра начал всеми командовать? По-моему, ты назначил себя главным. Вот теперь и решай.

Мох начал волноваться, как и всегда, если рядом назревала склока. Дождевик сейчас сказал бы: «Ты же знаешь, что не виноват, если другие ссорятся. И не обязан их мирить». Но Дождевика с ними не было.

– Пожалуйста, не ругайтесь! Это ничему не поможет, а мне неприятно.

– Мох прав, – сказал Чердак. – Да и чего ругаться? Ясно же, что надо делать.

– Ясно? – в один голос спросили Вереск и Щавель, поворачиваясь с удивлённым видом.

– Конечно! – сказал Чердак. – У нас так было один раз. Мой кузен Брус застрял между прутьями бельевой корзины, когда пытался стащить носок. Чтобы освободиться, надо хорошенько поёрзать. Помогайте!

Чердак встал и начал молотить кулаками в прозрачную пластиковую стенку. Бутылка сдвинулась с места, но совсем чуть-чуть.

– Мох, давай ко мне!

Мох тоже встал и принялся колотить по стенке в такт ударам Чердака. Бутылка закачалась.

– Правильно! Давайте ещё! – заорал Вереск. – Мы двигаемся!

– Ну так иди сюда и помогай, – пропыхтел Мох.

– У меня есть идея получше! – сказал Щавель. – Надо прыгать. Всем вместе! Ну-ка, давайте. Раз… два… три!

Дорогой читатель, если б ты в ту минуту прогуливался у реки и случайно поглядел на воду, то увидел бы пластиковую бутылку с красной крышкой, которая ритмично покачивалась из стороны в сторону, потому что внутри прыгали четыре крошечных человечка, отчаянно что-то крича. К счастью, людей не было поблизости ни в тот момент, ни секундой позже, когда бутылка наконец отцепилась от плавучего мусора, развернулась так, что её снова подхватило течение, выплыла на середину реки и быстро унеслась прочь.

Внутри все пассажиры радостно кричали и скакали на земляном полу.

– Получилось! У нас получилось! – вопил Чердак.

– Нет, это у тебя получилось, – с гордостью сказал Мох. – Молодчина, Чердак!

– Да! Это была отличная мысль, – согласился Щавель. – Дождевик сказал, что ты нам пригодишься, – вот и пригодился.

– Спасибо, Чердак. Хорошо, что ты пошёл с нами, – с улыбкой добавил Вереск.

– Мы теперь на самой середине реки, – сказал Мох и секундой позже воскликнул: – Ой, смотрите!

Друзья поглядели наружу сквозь прозрачный пластик. Теперь бутылка была окружена мутной коричневатой водой, и берег, возле которого они недавно застряли, совершенно скрылся из виду.

– Ну что ж, по крайней мере, мы движемся вперёд, – с наигранной бодростью сказал Вереск. – Видите, как быстро?

– Очень быстро, – согласился Щавель. – Это же хорошо, правда? Нам и надо побыстрей.

– Да, конечно, – закивал Вереск. – Вот только…

– Ой, что это? – вскрикнул Мох. Впереди показалось огромное поваленное дерево. Через миг бутылка на полной скорости врезалась в него, от толчка отлетела назад, снова ударилась о ствол и наконец замерла недалеко от речного берега.

Увы, это был не тот берег. Несколько часов назад Веспер примчался к дереву и теперь высматривал бутылку, готовый сразу же вытащить её из воды. Но бутылку вместе с её пассажирами вынесло на другую сторону реки.

8. В ожидании помощи. Путешественники застряли… Где же Веспер?

Никто не хотел признать это вслух, но Мох был уверен: нынешняя переделка – самая опасная из всех, какие до сих пор выпадали им на долю. В разгар дня они сидели в прозрачной пластиковой бутылке, притёртой к стволу упавшего дерева. Их мог увидеть любой, кто вышел бы погулять к реке. Изнутри крышка не отвинчивалась, а укрыться от человеческих глаз было негде.

Как легко догадаться, для тайного народца самое важное – тайна. Маленькие хранители природы тысячи лет живут рядом с людьми, но попадаются им на глаза так редко, что в наши времена эти встречи считаются «просто выдумками». Это немалое достижение: ведь люди вечно хотят знать всё обо всём – и даже о том, что совершенно их не касается. А теперь четыре маленьких путешественника сидели в прозрачной бутылке у самого берега! Представь себе, как им было страшно.

– Надо просто дождаться Лихача, – снова и снова твердил Вереск. – Лихач вернётся из Улья, найдёт нас и свяжется с Веспером, где бы тот ни был. И если Веспер найдёт способ перебраться через реку, он нас спасёт.

Однако друзья прождали целый день до самых сумерек, а скворец так и не появился. Дважды по берегу мимо них проходили люди, о чём-то разговаривая своими громоподобными голосами. Оба раза четыре крошечных фигурки в бутылке съёживались и тряслись от страха – но прятаться было негде.

– Вот бы сюда заплыл Эдди, – жалобно шепнул Мох через некоторое время. – Выдра нам сейчас очень бы пригодилась.

– Да уж, это было бы настоящее везение, – кивнул Щавель. – Помните, как он выловил меня из Шального Ручья весной?

– Боюсь, что нам не может везти всегда, – сказал Мох. – И сейчас, похоже, не повезёт.

– А вдруг… вдруг с Лихачом что-то случилось? – тихонько спросил Чердак.

– Да ничего с ним не случилось, уверяю тебя, – сказал Вереск.

– Но со скворцами творится что-то неладное. Раньше в Улье были огромные стаи, я прекрасно помню! А теперь их гораздо меньше. Я боюсь…

– Прилетит, не волнуйся. Этот нахал нигде не пропадёт, – махнул рукой Вереск. – Надо просто подождать. Главное – самим продержаться. Мох, как у нас насчёт еды?

– Вроде неплохо, – сказал Мох. – Проверить?

– Давай. А теперь подумаем, чем бы прикрыться. А то ведь люди нас скоро заметят!

– Хм. Здесь слишком тесно, чтобы поставить шатры, – сказал Щавель. – Но что, если просто забраться под них? – предложил Щавель. – Тогда со стороны покажется, что в бутылке опавшие листья. До темноты так можно просидеть. Ведь в парке наши шатры никто не замечал, хотя людей там было много.

– Неплохая мысль.

– Чердак, а давно ты живёшь в Улье? – спросил Щавель, когда друзья замаскировались.

– Давно. Сначала, когда я там только поселился, Улья ещё не было. Но те времена я помню очень смутно. Теперь мне кажется, что я всегда был городской. А вот те, кто потом пришёл из деревни, очень по ней скучали. Долго привыкали к жизни в домах.

– Ты же когда-то был хранителем целого острова, да? – спросил Мох.

Ему нравилось, что друзья стали проявлять интерес к Чердаку. Ведь лучший способ узнать кого-то поближе – это выслушать его историю. Только слушать надо внимательно, задавая вопросы. Из таких бесед рождается доверие.

– Ну не то чтобы острова – скорей уж островка, – скромно уточнил Чердак, – посреди живописной речушки, которая впадала в большую реку. Долгое время мой островок не менялся – даже когда люди построили на берегу свои забавные хижины. И потом, когда ещё много-много людей приплыло из-за моря и появились каменные дома, амфитеатры и прочие сооружения. Я думал, так будет и дальше: ну кому может помешать островок? Но сначала на нём возвели деревянные жилища; потом большие, кирпичные; а потом люди загнали целую речку под землю – представляете? А без реки не стало и острова. Его поглотили улицы и кварталы. Тогда я и перебрался в людское жильё.

– Неужели тебе не хотелось уйти из Улья и поискать другой остров или ручей? – спросил Вереск.

– Нисколечко не хотелось, – ответил Чердак. – В Улье я чувствовал себя дома, хоть и потерял любимый уголок. Мой дом и теперь там!

– А почему же ты пошёл с нами? – удивился Вереск.

– Наверное… Послушал ваши рассказы и понял, что Зелёный Мир очень большой и живут в нём по-разному. Захотелось его повидать, а не сидеть на одном месте в одной и той же компании. А ещё мне понравилось то, что сказал Дождевик, когда мы встретились в первый раз – помните, в гостях у Шпиля с Гудроном? Про то, как хорошо было бы помочь природе. Мне нравилось быть хранителем островка. Хочу снова быть при деле.

Друзья согласно закивали: точно так же думал каждый из них.

За разговором они и не заметили, как начало смеркаться. Мху стало чуть поспокойней, хотя неподалёку сверкали огни прибрежного кафе с верандой, которая доходила до самой реки. Солнце уже село, но полной темноты можно было ждать лишь после того, как люди разойдутся по домам, а кафе закроется.

– Пожалуй, я бы чего-нибудь пожевал, а потом поспал, – сказал Вереск. – Мох, у нас есть еда, которую не надо готовить?

– Можно намазать желудёвый хлеб вареньем из тёрна, – сказал Мох. – О! Ещё есть копчёные стрекозиные ножки. Как раз всем по одной. Хотите?

– Спасибо, мне не надо, – сказал Чердак. – Еда у вас, конечно, вкусная, но к стрекозиным ножкам я ещё не привык.

В ту ночь, пока маленькие человечки дремали, покачиваясь в бутылке на воде, к реке прилетели первые стаи перелётных птиц. Из холодной Скандинавии примчались белобровики, невидимые в тёмном небе. Чердак проснулся от их пронзительных, тревожных криков и растолкал Мха. Друзья лежали рядышком и слушали звуки, которые домовой успел подзабыть за две тысячи кукушкиных лет жизни в Улье.

Началась великая осенняя миграция, когда миллиарды птиц устремляются на зимовку в тёплые места. В ближайшие недели нашим путникам предстояло увидеть немало дроздов, белобровиков и свиристелей – любителей боярышника, тёрна и прочих осенних ягод. За ними должны были прилететь лебеди и дикие гуси – «небесные гончие», которые когда-то унесли в кругосветное странствие кузена Морошку. На зимовье летели и обычные садовые птицы вроде чёрных дроздов; только эти путешественники родились в других краях, разговаривали с забавным акцентом и представляли жизнь совсем иначе, чем их местные собратья.

Летние гости – ласточки, славки, луни, соколы-чеглоки и смешные козодои – тоже потянулись стаями на юг. Наконец даже стойкие маленькие пеночки, первые птицы, которые прилетают в наши края весной, приготовились к долгому, опасному пути.

Осень – время больших перемен, тревожное для тайного народца. Всякий раз маленькие хранители природы надеются, что гости из дальних стран благополучно доберутся до наших берегов, и переживают за улетающих друзей. Осилят ли они своё героическое путешествие и вернутся ли на следующий год?

– Слушай, а скворцы на зиму улетают? – шёпотом спросил Чердак.

– Нет, они здесь круглый год, – ответил Мох. – По-моему, скворцы из других стран даже слетаются сюда на зимнюю конференцию. А что?

– Просто думал про Лихача. Надеюсь, он скоро прилетит.

– Я тоже, Чердак. Я тоже.