Текст книги "Незваные гости"

Глава 1

Китти видела, как пули пробили живот Мэри, видела пятна крови, выступившие на цветастом платье, которое она совсем недавно подгоняла для своей лучшей подруги, и почему-то первым делом подумала, что такое не починишь. Платье испорчено безвозвратно. И лишь потом явилась вторая мысль: кто-то обязательно должен убить подонка, который застрелил Мэри.

Они направлялись на встречу, мирные переговоры с представителями местного монашеского ордена, где не предполагалось никакой стрельбы. Всего-навсего собрать подати. Они никак не предполагали, что придется иметь дело с воинственными монахами, но ожидания разбились о действительность всего несколько минут и несколько трупов тому назад, когда монахи достали оружие из-под своих серых ряс. И что еще хуже, выхватывая свой шестизарядный, Китти услышала монотонное бормотание – это несколько монахов принялись молиться.

Она сунула револьвер обратно в кобуру. Конечно, она предпочла бы стрелять, а не заниматься чем-нибудь другим, но пули и заклинания очень плохо сочетались между собой. Эдгар, один из спутников Китти, кинул ей нож. Она поймала его и двинулась дальше, внимательно оглядывая окрестности. Двое монахов молились, еще с двоими сейчас разбирался ее брат Джек, а еще одного она упустила из виду, как только началась стрельба. Стрелять в молящихся не следовало, Джеку помощь не требовалась. А вот пропавший монах – тот самый, который застрелил Мэри, – должен был умереть немедленно. Ей предстояло выгнать или выманить монаха из убежища. Стрелять куда попало было бы глупо, поэтому она остановилась и стала медленно поворачиваться вокруг, высматривая свою добычу и ожидая, пока он сделает то, чего она ожидала от него.

Эдгар даже не пытался скрыть волнения. Когда Китти затевала что-нибудь дерзкое, он всегда тревожился, но, по правде говоря, если им доводилось поменяться ролями, она чувствовала себя еще хуже. Она решительно отвела взгляд от Эдгара и совсем было собралась шагнуть вперед, к полутемному ближайшему дому, как оттуда прогремел выстрел, и пуля царапнула ее за плечо.

– Вот я и нашла тебя, – прошептала она, когда в землю рядом с нею ударилась вторая пуля.

Выдав себя, монах вышел из дома, и она тут же кинулась к нему. Тот закрыл глаза; его голос вплелся в хор остальных монахов, взывавших о помощи к своему демону. Он бормотал все быстрее, и Китти, оказавшись рядом с ним, ощутила сопротивление воздуха. Похоже, мерзавец обладал способностями.

Китти вонзила нож в горло монаха и провернула лезвие. Нанося удар, она устремила свою волю в тело монаха, сосредоточившись при этом – чтобы ее слова стали ясными и четкими. Кровь монаха, брызнувшая ей на лицо и предплечье, обожгла ее.

Он открыл глаза, и Китти разглядела, как меняется их цвет, а это значило, что демон уже входит в его истекающее кровью тело. Монах не мог договорить заклинание, но Китти все же не успела помешать начать его. А ей меньше всего хотелось, чтобы в мертвом, залитом кровью теле монаха материализовался демон.

– Это магия, – сказала она.

Монах попятился от нее. Его губы продолжали беззвучно шевелиться. Китти сомневалась в том, что произнесенное неслышным шепотом заклинание сработает, но не собиралась проверять на практике, так ли это.

– Умолкни. – Она выдернула лезвие из горла монаха, всадила в его левый глаз и тут же молниеносно повторила это движение с правым глазом. – Ослепни.

Затем Китти высвободила нож. Монах начал падать на песок, а она вернула к себе свою волю и позволила жизни вытекать из ран.

Как только тело коснулось земли, она, собрав все свои силы, вонзила лезвие в грудь.

– Перестань жить.

Как раз в тот миг, когда она нанесла удар, сзади к ней подошел Эдгар. Его тень упала на труп, и Китти на мгновение захотелось попросить его помочь. Но она ничего не сказала, да и он не протянул ей руку, чтобы помочь подняться, – вероятно, потому, что, когда он поступил так в прошлый раз, она обругала его.

Китти осторожно поднялась на ноги; ее лишь слегка покачивало из-за доставшейся ей отдачи кровавой магии.

– Я в полном порядке, – солгала она, прежде чем он успел что-то сказать.

Эдгар не прикасался к ней, но оба отлично знали, что стоит он так близко, что успеет в мгновение ока подхватить ее, если она вдруг начнет падать. Она вовсе не была хрупкой и слабенькой, но мускулистый Эдгар мог бы без труда поднять ее на руках. Это, впрочем, совершенно не значило, что она хотела, чтобы ее поднимали в воздух. Способность самостоятельно держаться на ногах после магического действа была для нее немаловажным предметом гордости.

Она медленно обернулась к Эдгару.

– У тебя кровь на штанах.

– А ведь верно… – Он уставился на Китти, разгадывая ее умолчания и оценивая движение с той непринужденностью, которая дается многолетним опытом. – Все равно тебе еще рано куда-то идти.

Китти поджала губы. Из всех Прибывших она одна умела творить заклинания наподобие тех, которыми владели исконные обитатели Пустоземья, но после этого чувствовала себя так, будто все ее внутренности изодраны в клочья. Невесть что, выдернувшее их всех из своих мест и времен, во время перехода в этот мир заодно изменило ее. Сходства с туземцами Пустоземья у нее оказалось куда больше, чем ей хотелось бы, и в то же время она походила на них недостаточно для того, чтобы можно было колдовать без неприятных последствий.

Однако спустя несколько мгновений она все же легонько оперлась на него.

– Ненавижу заклинания.

– Тебе полегчало или ты научилась лучше скрывать боль?

– Какую боль? – делано удивилась она. Кратковременная утрата чувствительности, вызванная накалом схватки и колдовством, уже сходила на нет, и ее вдруг шарахнуло болью пулевого ранения, а ощущение ожога от крови, плеснувшейся ей на лицо и руки, тут же наложилось на острую резь в плече. Она почувствовала, как по щекам потекли слезы, но ей все же хватило ума не тереть глаза ладонями, на которых еще не высохла кровь монаха. Найти выход все же удалось: она склонила голову, и несколько выбившихся прядей волос, упав на лицо, скрыли слезы. Напрягая силы, чтобы не покачиваться, она наклонилась и вырвала нож из трупа. С преувеличенной тщательностью вытерла лезвие о серую тунику монаха.

Как она ни растягивала все эти действия, времени на то, чтобы скрыть боль, ей не хватило. Может, с кем-нибудь другим и сошло бы, но Эдгар относился к ней слишком внимательно и скрыть что-то от него было очень трудно. Когда она выпрямилась, Эдгар уже протягивал ей один из своих щегольских носовых платков.

– Нечего стыдиться, если нужно отдохнуть. – Он откинул волосы с ее лица и вытер слезы и кровь.

– Обойдусь, – буркнула она, но все же оперлась ладонью о его грудь. Боль пройдет. Раны заживут. Нужно только переждать.

О том, что ее трясет, Эдгар не стал говорить.

– С последними двумя разбирается Джек. А нам с тобой лучше будет переждать, пока я отдышусь.

Китти покачала головой. За Эдгаром много чего водилось, но вряд ли следовало верить, что он мог устать после схватки с несколькими монахами. Да и она не устала бы, не доведись ей колдовать.

– Джек на это ни за что не согласится. – Организм Китти пытался оправиться от последствий колдовства, и ее действительно слегка трясло. – Этих монахов мы видели, но ведь есть и другие. Джек сейчас прикажет отправляться.

Заметив, что дрожь, бьющая Китти, становится все сильнее, Эдгар обхватил ее рукой и прижал к себе.

– Наплевать на Джека.

Китти ткнулась головой в плечо Эдгара.

– Со мною все в порядке. Отдохну ночью в гостинице и к завтрему, когда нужно будет отправляться в лагерь, буду как новенькая.

Эдгар не стал спорить, но по его взгляду можно было безошибочно прочесть, что он думал обо всем этом. Будь Китти действительно не в состоянии ехать, она призналась бы в этом. Но до Виселиц она в любом случае продержится. А вот конфликта между двумя командирами их группы она допустить не могла. Постояв, опираясь на Эдгара еще несколько секунд, она шагнула в сторону.

Обернувшись, она увидела, что за ней наблюдают Джек и Фрэнсис. Фрэнсис стоял неподвижно и старался сохранить на лице маску невозмутимости, отчего сильно походил на настороженное, слегка потрепанное непогодами пугало. Он не замечал ни кровоподтека на виске, ни того, что опалил неряшливый хвостик, в который были собраны его волосы.

Китти ободряюще улыбнулась Фрэнсису и лишь после этого позволила себе перевести взгляд на брата. Каким бы ожесточенным ни оказался конфликт, какими бы ни были понесенные в нем потери – Джек всегда был непреклонен. Он был их предводителем, и для него это значило – думать о насущном. Выглядел он примерно таким же, каким Китти помнила его на протяжении большей части своей жизни, – как нечто среднее между проповедником и пройдохой. Сухопарое сложение помогало ему легко двигаться в драках, а младенчески голубые глаза придавали ему столь ангельский вид, что он вполне мог бы стоять за церковной кафедрой. Сейчас он внимательно рассматривал свою сестру.

Он держал на руках Мэри, и Китти заставила себя смотреть в глаза брату, а не на Мэри. Оттого, что она отводила взгляд от подруги, ей не становилось намного легче, но в Китти до сих пор сохранилась детская вера в то, что брат сумеет каким-то образом все исправить. Хотя он и обычно не мог сделать ничего такого, и, конечно, сегодня.

Она все знала без пояснений, но Джек все равно сказал вслух:

– Кэтрин, она мертва.

– Я сама догадалась. – Произнести эти слова, признать правду было больно, но прикидываться было бессмысленно. Мэри умерла. Теперь оставалось только ждать – и готовить месть. Китти подошла к Джеку, погладила ладонью волосы мертвой женщины.

В город они возвращались своеобразной процессией. Эдгар и Фрэнсис зорко следили за окнами горящего монастыря и высматривали укрытия, где могли бы скрываться враги. Монахи, правда, говорили, что в обители нет никого, кроме них самих, но ведь они же заявляли, что желают преломить хлеб в знак мира.

Тени начали сгущаться, и Китти подумала, что, пожалуй, они будут в большей безопасности, если останутся в монастыре, чем отправятся в сумерках по дороге, где можно столкнуться с чем угодно. Опасностей в этом мире существовало столько, что даже вспоминать их все не хотелось, и чем дальше, тем чаще казалось, что их группа вот-вот хватит через край.

– Мы могли бы переждать здесь ночь, – предложила она. – На закате вылезает много чудовищ, а ведь мы все устали.

– Нет, – ответил Джек. – Нужно отправляться.

Эдгар хмуро взглянул на Джека, но Китти сделала вид, будто ничего не заметила. Эдгар лучше всех знал, что сейчас она куда слабее, чем хочет казаться, но Джеку приходилось думать обо всех. А ей – выполнять решения брата.

Фрэнсис, как всегда, не участвовал в обсуждении. Он лишь посматривал на нее, пытаясь оценить на глаз, насколько она пострадала. Она знала, что к утру он принесет ей какую-нибудь микстуру, бальзам или мерзкий на вкус травяной чай. Не мог он без того, чтобы не испробовать любые снадобья, любой змеиный жир, которые оказывались у торговцев, да и сам все время пытался сварганить какие-то собственные лекарства. Многие из его кустарных медикаментов худо-бедно помогали, хотя по большей части они были столь отвратительны на вкус, что пациенты порой предпочитали страдать от собственных болезней или ран, но не принимать их.

– Эй, Фрэнсис? В Виселицах я с удовольствием воспользуюсь каким-нибудь из твоих растираний для расслабления мышц. – Она коротко прикоснулась ладонью к его предплечью, когда он остановился, подняла руку и стерла кровь с его виска. Затем она ласково потрепала его по щеке.

– Кэтрин, сегодня нам нельзя ночевать в гостинице. Это слишком опасно. Нам придется прямиком направиться в лагерь. – Оказалось, что Джек остановился одновременно с нею. Брат не собирался признаваться, что видит, насколько она вымоталась, но приноравливал к ней свой шаг, чтобы ей не пришлось говорить об этом.

Она улыбнулась ему. Добраться до Виселиц она смогла бы, но на то, чтобы пройти еще несколько миль до лагеря, сил могло не хватить.

– Нет, – возразила Китти, – мы вполне можем остановиться в Виселицах.

– Сейчас в гостинице нам будет небезопасно. – Джек не мог позволить совершить без крайней необходимости ничего такого, что вовлекло бы группу в излишний риск, даже ради сестры. – Как только попадем в Виселицы, уложимся и сможем выехать еще засветло.

– Завтра, – сказала она.

– Наверняка у братства здесь были и другие люди. За ночь мы успеем добраться до лагеря. В гостинице не…

– Я присмотрю за Кит, – перебил его Эдгар. – А вы с Фрэнсисом за ночь сможете доставить Мэри в лагерь.

– Но… – одновременно начали Китти и Джек.

– Кит необходимо отдохнуть, – бесстрастным голосом продолжил Эдгар.

– Мы должны держаться вместе, – возразил Джек.

Эдгар уперся в него суровым взглядом.

– Джек, мы уже подходим к Виселицам. У нас два варианта: или мы все останемся там, или разделимся. Пусть Кит и не хочет признаваться, но без отдыха ей не обойтись.

Джек пристально уставился на Китти; когда он так смотрел на нее, ее всегда подмывало солгать ему. Обмануть брата ей удавалось очень редко, но сейчас она чувствовала себя виноватой в том, что он оказался в затруднительном положении. Просто он не понимал, насколько выматывает ее любая магия смерти.

Прежде чем Китти сумела солгать, сказать, что она чувствует себя нормально и справится с ночным путешествием, что она не хочет расставаться с Мэри, что она вовсе не устала от полученной раны, ожога кровью и отдачи от заклинаний, Эдгар добавил своим до смешного убедительным тоном:

– Кит, Мэри умерла. В том состоянии, в каком ты сейчас находишься, тебе все равно не удастся сделать ничего полезного, ну а Мэри в любом случае не воскреснет раньше чем через шесть дней.

– Если вообще воскреснет, – вставил Джек.

Китти поняла, что он присмотрелся к ней и изменит свое мнение.

– Если вообще воскреснет, – согласился Эдгар.

Джек кивнул, и они в молчании двинулись дальше. Говорить, собственно, было не о чем. Мэри либо воскреснет, либо нет. Почему Прибывшие, если их убьют, иногда воскресают, а иногда – нет, не знал никто. Большинство из них воскресало по несколько раз, но никаких закономерностей относительно «почему» и «как» выявить до сих пор не удалось. Их убивали ядами, пулями, голодом и жаждой, распарывали животы и приканчивали еще множеством других способов, но довольно часто они вставали на шестой день, живыми и практически здоровыми, будто просто спали, – или не вставали.

Они молчали до самой развилки, на которой их пути должны были разойтись. Там Джек наконец-то заговорил.

– Может быть, Фрэнсису стоит пойти с ва…

– Нет, – отрезала Китти. – Ты несешь Мэри, и тебе еще далеко идти. Если что случится, ты не обойдешься без него.

– Будь осторожна. Прошу тебя.

– Как будто Эдгар позволит мне какие-нибудь неосторожности, когда я ранена, – заметила она с ободряющей улыбкой.

– А утром идите прямо в лагерь, ладно? – добавил Джек.

Китти хотела было сказать, что он бывает надоедлив в своей заботе, но сообразила, что он имеет полное право на подозрения, и лишь кивнула.

– Обещаю.

Ни Фрэнсис, ни Эдгар ничего не сказали, но она знала, что, если Джек начнет приказывать, оба безоговорочно послушаются. И, хотя она и не стала бы признаваться в этом вслух, она знала, что так и должно быть. Прожив столько лет в Пустоземье, она мало во что верила, но одна истина все же въелась в нее, словно религиозное верование: что ее брат заслуживает того, чтобы ему подчинялись. Она без малейшего колебания отправилась бы за ним хоть в ад. В Пустоземье обреталось бесчисленное множество совершенно невозможных существ и явлений. И единственной бесспорной истиной было то, что все пустоземцы считали Прибывших самыми неестественными существами, какие только есть в мире. Порой Китти казалось, что они правы.

Впрочем, нынче вечером они были всего лишь кучкой усталых бесприютных людей. Китти проводила взглядом Джека, который нес Мэри на руках, взглянула на Фрэнсиса, непрерывно смотревшего по сторонам в поисках возможной опасности. Оставалось надеяться, что к завтрашнему утру больше никто не погибнет – и что через шесть дней Мэри снова будет жива.

Глава 2

Когда Эдгар и Кэтрин на следующий день вернулись в лагерь, Джек уже завершил дополнительный обход и принялся рассуждать о том, не пора ли ему вновь отправиться патрулировать. Он вовсе не старался укрыться за делами от скорби – он просто не знал, следует ли скорбеть. Только через шесть дней он узнает, воскреснет она или нет. Если нет – в его жизни возникнет пустота. Между ними не было любви, но на протяжении нескольких последних месяцев они все реже и реже спали в разных помещениях.

Только этим и можно было извинить Джека за то, что он поместил Мэри в своей, а не в ее палатке. Он уложил ее в постель, в которой они спали вместе, и, покинув палатку – и лагерь, – отправился в обход. Вернувшись, он несколько часов проспал на полу, а с наступлением утра снова ушел на патрулирование. Она умирала не в первый раз, но за то время, как они стали… кем бы они ни стали друг другу, это случилось впервые.

Тело Мэри он укрыл одеялом, будто она просто спала. Он снял с нее окровавленное изодранное платье и заменил его ночной рубашкой, чтобы могло казаться, что она отдыхает. К сожалению, стакан с виски, который он держал в руке в столь ранний час, с потрохами выдавал слабость умиротворяющего самообмана, который он пытался соорудить. Она была мертва.

Предсказать, чья смерть окажется постоянной, а чья – временной, было невозможно. Он провел много недель возле постелей Прибывших, которые так и не воскресли, – но еще больше времени просидел у постелей тех, кто через шесть дней вставали и продолжали жить здесь, в Пустоземье, заимев от случившегося лишь несколько постепенно проходивших ушибов. Прожив двадцать шесть лет в этом новом мире, он так и не понял закономерности происходящего, не смог увидеть в этих событиях никакого смысла. Уроженцы Пустоземья не могли умирать и воскресать, эта странная возможность оставалась на долю Прибывших, родившихся в другом мире.

Доставая из шкафчика второй стакан, Джек услышал подле своей палатки возбужденные голоса. Он заранее знал, что сестра будет недовольна. Кэтрин, конечно же, ожидала увидеть Мэри в той палатке, которую они делили между собой, так что Джек нисколько не удивился, когда его сестричка, откинув клапан палатки, сердито уставилась на него.

– Тебе стало получше? – спросил он.

Его сестра ворвалась в палатку, остановилась перед столиком, за которым он сидел, и с ходу осведомилась:

– О чем, интересно, ты думал?!

Джек указал на свободный стул, но Кэтрин застыла на месте, уперев руки в боки и сжав губы в тонкую ниточку.

– Последнее время Мэри проводила здесь почти каждую ночь. И по-моему, правильно, если и сейчас она будет ждать здесь.

Кэтрин сразу успокоилась от этих слов и опустилась на стул напротив брата.

– Чтоб тебя, Джек! Неужели ты не мог позволить, чтобы хоть кто-нибудь помог тебе?

Он налил виски в стакан и подвинул к ней.

– Тебе стало бы легче от этого?

Его сестра вздохнула, громко выдохнула и лишь после этого ответила:

– Нет, но…

– Кэтрин, пусть все идет как идет. – Джек уставился в свой стакан, отхлебнул виски и покатал его во рту языком. Пойло было, конечно, не столь отвратным, как то, что подавали в калифорнийских салунах, но и к дорогим его нельзя было отнести. Он не мог припомнить, когда же ему в последний раз довелось выпить по-настоящему хорошего виски – или когда у него было столько денег, чтобы он мог позволить себе его купить. Оказавшиеся в Пустоземье Прибывшие по большей части работали или на правителя, или на каких-нибудь частных хозяев. И платили им очень даже по-разному. Несмотря на это, Джек гордился тем, что они работали ради блага Пустоземья. Вот только задания, которые им поручали, хотя и служили на пользу их миру, оплачивались крайне скудно, да еще и раздражали Аджани, властолюбивого деспота, медленно, но верно уничтожавшего Пустоземье.

– Братия не выказывала ровно никаких признаков недовольства до самого начала стрельбы, – сказала Кэтрин, заставив Джека отвлечься от мыслей о виски, финансах и политике.

– Я долго ломал голову и пришел к такому же выводу, – согласился Джек. Пусть смерть в Пустоземье не всегда оказывалась окончательной, но кое-что здесь было столь же предсказуемо, как и в родной Калифорнии. В частности, та непререкаемая истина, что переговоры не превращаются в перестрелку без веской причины – или предательства.

– И?.. – Кэтрин нетерпеливо барабанила пальцами по столу.

– Я хочу встретиться с правителем Соанесом; он пробудет в Ковенанте еще несколько дней. Мы должны еще заняться линдвурмами, но они подождут. – Джек искоса взглянул на Мэри. – Увижусь с правителем, вернусь, раньше чем пройдут шесть дней, а потом мы вернемся к работе.

– Ты же знаешь, что я не позволю тебе уехать в Ковенант без меня. – Кэтрин смотрела на него, потягивая виски и пытаясь сохранить невозмутимый вид.

Но Джек играл с нею в покер, самолично учил ее основам профессии, в частности тому, как управлять настроением игроков, и прекрасно понимал, что на самом деле она землю роет от нетерпения.

– Эдгар будет очень недоволен, если ты, на следующий день после того, как тебя ранили, уедешь без него. А мне нужно, чтобы он остался здесь.

Кэтрин пожала плечами.

– Так прикажи ему остаться.

– Если тебе придется колдовать, то в драке от тебя не будет никакого толку, – невозмутимо заметил Джек.

– А от тебя не будет толку, если дело дойдет до колдовства. Потому-то, Джексон, и должна поехать с тобой. Возражай не возражай, но взять простого стрелка будет недостаточно.

Джек уже пытался найти решение получше – пока выпивал в темноте рядом с мертвой любовницей, – но так и не нашел. Она была права. Стрелков у него хватало. Все Прибывшие, в большей или меньшей степени, пребывали на малопочтенной стороне общественной морали. Кэтрин некогда была игроком и заодно барышней легкого поведения, а сам Джек – игроком и убийцей. И первые несколько человек, попавших в Пустоземье вслед за Джеком и Китти, оказались того же сорта – готовые без колебаний спустить курок. Но по большей части такое отношение к жизни являлось следствием привычного им образа жизни или навыком, необходимым для того, чтобы выжить. Большинство из тех, первых Прибывших, умерло – или перешло на сторону Аджани. Ну а позднее сюда стали попадать люди двух основных разновидностей. Часть из них можно было назвать буянами или, допустим, головорезами, потому что именно эти качества обеспечивали им жизнь, но в основном народ имел моральные установки, хотя и слегка расплывчатые. Одной из общих черт для них всех было то, что никто из них, кроме Кэтрин, не был способен к магии.

Джек одним глотком допил содержимое стакана.

– Собирайся. Я предупрежу Эдгара.

Кэтрин молча кивнула, встала, подошла к кровати, поцеловала Мэри в лоб и вышла из палатки. Когда сестра скрылась из виду, Джек тяжело вздохнул. Ему действительно требовалась ее помощь, и они оба это знали. Но решение она должна была принять сама. Даже спустя столько лет, на протяжении которых он сначала растил ее, а потом жил вместе с нею в этом мире, его иной раз изумлял тот или иной выбор, сделанный ею. Он предполагал, что и он, и она будут чувствовать себя плохо, если им придется торчать в лагере, ожидая воскрешения Мэри, но, когда дело доходило до мнения Кэтрин или ее реакции на что-нибудь, трудно было заранее знать что-то наверняка.

Вскоре Джек и Кэтрин были готовы к походу через Висельную пустыню. До Ковенанта было два дня пути – если обойдется без осложнений, – так что они взяли воду, еду и патроны. Джек нес один спальный мешок – все равно спать можно будет лишь по очереди.

Когда они подошли к воротам ограды лагеря, Эдгар в упор взглянул на Джека и заявил:

– Если ее убьют, мне придется пристрелить тебя.

– Я знаю. – Джек кивнул ему и вышел за ворота, чтобы они смогли хоть немного остаться наедине.

Кэтрин, в свою очередь, фыркнула в адрес своего нерешительного возлюбленного и стремительно прошагала между ним и Джеком, громко пробормотав якобы себе под нос:

– Вот глупцы!

Если бы Джеку хоть на мгновение показалось, что он может в свое отсутствие доверить командование кому-нибудь другому, он взял бы Эдгара с собой, но никто другой не смог бы удержать группу в руках, когда командир в отъезде.

Путешествие через пустыню и крошечный городишко Виселицы они проделали по большей части в молчании. Это было одним из великих плюсов времяпрепровождения в обществе его сестры: в отличие от многих людей, большую часть из которых составляли женщины, Кэтрин терпеть не могла пустой болтовни. Весь этот день и почти все следующее утро они не разговаривали, вернее, обменивались только самыми необходимыми репликами. По пути они видели обвалившиеся шахты, голодающих жителей Пустоземья и шрамы, оставленные на земле равнодушной взрывчаткой. Джек за много лет уже вдоволь насмотрелся на следы, которые оставил в этом мире Аджани, но разрушения, возникающие из-за жадности Аджани, постоянно подкрепляли глубоко укоренившуюся в Джеке ненависть к этому человеку. Много крепких, здоровых людей становились калеками и гибли из-за того, что в горном деле все шире применялись опасные взрывчатые вещества, и происходило это ради погони за богатством, которой, до того как распространилось влияние Аджани, здесь не страдали.

У Джека сложилось представление, что до появления Аджани на шахтах работали в основном уроженцы тех мест. Горняки-аборигены применяли только натуральные способы добычи, они как будто щекотали землю, чтобы она отдавала им сокровища. Они никогда не добывали больше, чем требовалось для изготовления оружия или орудий труда. Они не рвали землю на куски ради создания запасов.

А потом большая часть шахт перешла к Аджани. Он покупал их, отбирал хитростью или просто захватывал. И теперь не приспособленные к подземным работам люди пробивали туннели, провоцировали просадку почвы и очень часто гибли в обвалах. Порожденные бумом горной добычи города́, такие как Ковенант, возникали, чересчур быстро росли и очень скоро превращались в очаги хаоса и насилия. А потом, сразу после того, как жила оказывалась выработанной, эти города умирали.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что Гаруда, самый влиятельный из кровососов Пустоземья, ненавидел Аджани со страстью, которая вполне могла соперничать с ненавистью Джека. Он не видел ничего дурного в прогрессе, эволюции общества, связанном с техническим развитием, но когда движущей силой прогресса становится алчность, разрушался естественный порядок всей местной жизни. Гибло живое, и истреблялось Пустоземье как таковое.

Когда на следующий день Джек и Кэтрин вступили в Ковенант, Джек так и не понял, считать спокойное путешествие благом или наоборот. Он втайне надеялся на какую-нибудь стычку, которая помогла бы взбодриться, и твердо знал, что и его сестра была бы не против того, чтобы дать разрядку эмоциям. Но даже просто устать от перехода было куда лучше, чем тосковать рядом с телом Мэри.

– Ни одного монаха не заприметил, – сказал Джек, когда они направились к резиденции правителя.

– Джек, никто больше не знал о переговорах. Если это не братия, значит, правитель… – Кэтрин не стала заканчивать фразу.

– Я понимаю, но не вижу в этом никакого смысла. – Джек вновь прислушался к мыслям, которые донимали почти на всем протяжении похода через пустыню. Он так и этак взвешивал их, пытаясь найти причину, по которой правитель Соанес мог бы отправить их в ловушку. Они работали на него почти все время своего пребывания в Пустоземье, вылавливали нарушителей закона и тех, кто находился в опасной близости к его нарушению. Случалось им просто передавать предупреждения, а также и выполнять более серьезные приказы.

– Возможно, здесь что-то личное. Монахи ведь никогда не были очень законопослушны, – задумчиво произнес Джек.

– Возможно, а с другой стороны – зачем? Мы же не ругали и не пугали их. – Кэтрин, судя по всему, думала о том же самом. – Если бы Соанес узнал о какой-то опасности, он должен был бы предупредить нас. А если нет, значит, братия в игре держит карты вплотную к жилетке, чтобы никто не подсмотрел.

– Ты только сама держи ушки на макушке, – понизив голос, сказал Джек, когда они подошли к двери приземистого выцветшего на солнце дома, по обе стороны которой стояли охранники.

Охранники не ожидали их, но поскольку с Джеком они были знакомы уже давно, то просто кивнули в знак приветствия. Один из них уставился на Кэтрин с куда более чем дружеским интересом, но вместо того, чтобы, как обычно, отшить его резкой фразой или каким-нибудь небрежным движением дать понять, насколько он ее не привлекает, Кэтрин лишь улыбнулась.

Джек открыл дверь и, когда сестра вошла, чуть слышно спросил:

– Что бы это значило?

– Подготовка почвы на тот случай, если нам понадобится еще одна пара глаз, – так же тихо ответила она.

Мысль о том, что им может понадобиться шпион возле правителя, очень не нравилась Джеку, но, к сожалению, он уже настолько проникся подозрениями насчет правителя, что не стал возражать. Внутри они немного подождали, пока один из следующей пары охранников ходил, чтобы известить правителя Соанеса об их при-бытии.

Когда они вошли в кабинет правителя, Джек пристально всмотрелся в этого уроженца Пустоземья, который много лет был в некотором роде его боссом. Он слишком много сидел за письменным столом и потому становился все массивнее и медлительнее в движениях. В отличие от многих своих земляков, Соанес старел примерно с той же быстротой, что и (по воспоминаниям Джека) обитатели того, другого мира. Когда они познакомились, вскоре после того, как Джек попал сюда, они были примерно ровесниками, но через двадцать с лишним лет правитель выглядел так, что его можно было принять за отца Джека. Прибывшие работали на него больше, чем на кого-либо другого, и Джек был уверен, что у них одни и те же цели – сохранять по возможности равновесие и предотвращать кризисы, которые порождало стремление Аджани к увеличению своего богатства и расширению влияния. А теперь Джеку приходилось гадать, не изменил ли правитель свою позицию.